– А вы в курсе о сроках? – спросил лысый, изобразив почтительную тревогу и наморщив ту часть лица, где полагается быть бровям.

– Да. Мне предоставили последнюю сводку о ее состоянии.

– Не то. Вторая директива.

– А, ну да. Как собираются северные облака?

– Быстро, – чуть не выкрикнул лысый. – Быстро и с очень дурным предзнаменованием. – Произнеся эти слова, как в плохом эпизоде из телесериала «Воины Будды», он открыл портфель, достал кипу компьютерных распечаток и вручил их Шефу. Тот поспешно углубился в бумаги, лицо его беспокойно напряглось. Торопливо просмотрев страницы одну за другой, он опять вернулся к первой.

– Данные точны?

– Боюсь, что да, – сказал лысый. Шеф снова просмотрел распечатки, будто выискивал мелкую ошибку.

– Блин, – выпалил Шеф.

– Вот и я о том же.

После этого я в сопровождении лысого вышел в тот же мрачный лабиринт инженерных тоннелей, по которому черт знает когда вели меня племянницы Шефа. Мне показалось, что откуда-то издалека доносится смех девчушек, в чем я, правда, не был уверен. В последнее время у нас бурный роман с неуверенностью.

Несколько изгибов и поворотов, и мы опять оказались у лифта-ловушки. Лысый нажал кнопку, и мы стали ждать. Через несколько мгновений над нами началась какофония, будто больной зверь спускался с небес, визжа все громче, пока визг не перешел в оглушающий рев, от которого отключались все остальные мысли и ощущения. С грохотом перкуссии лифт остановился перед нами, и дверь, немного посопротивлявшись, открылась. Лысый жестом поманил меня внутрь. Эх, я бы все отдал за лестничный пролет.

Лысый последовал за мной, и двери начали закрываться. Они почти захлопнулись, и тут в клаустрофобный ящик проникла крошечная ручка.

– Подождите! – умоляюще проговорил голосок. Лысый нажал кнопку на панели управления, и дверь снова расползлась.

Нас догнали племянницы в тех же броских малиновых кимоно. Племянницы, как обычно, хихикали. Жизнь явно прекрасна, если ты маленькая девочка. Ну, судя по всему.

– Что случилось, пончики вы мои сладенькие? – спросил лысый.

– Дядя сказал, чтобы этот странный человек взял с собой вот это, – сказала одна, а другая протянул а, ручку и передала ему видеоигру. Лысый осмотрел игру и расплылся в улыбке.

– Блеск, – сказал он. – Большое спасибо. Суперфантастика! – Девчушки рассмеялись и умчались прочь. Дверь лифта с визгом захлопнулась.

– Вы же знаете, как с этим обращаться? – спросил лысый, впихивая видеоигру мне в руки.

Я осмотрел прибор: может, простая карманная видеоигра умеет превращаться в оружие шокового действия, инфракрасный прибор, хоть что-нибудь посерьезнее видеоигры? Никакого скрытого устройства я не нашел.

– И для чего эта штуковина? – спросил я.

Лысый нахмурился:

– Вы не знаете? А я-то думал, вы продвинутый и все такое. – В голосе пробивалась паника.

– Вроде видеоигра.

– Очень хорошо, – сказал он с заметным облегчением. – Это «Геймбой».

– И для чего он?

– Для видеоигр, – в голос опять вкралась тревога. Лифт тронулся, и, пока мы неслись вверх к выходу на поверхность земли, стоял сплошной шум.

Я внимательно рассмотрел мужчину, лишь когда мы вышли из здания посреди типичного безымянного района Токио. И как я раньше не заметил?

Лысый был Человеком в Шляпе – только без волос, усов и даже бровей. Мы прошли к его машине «ётаё РЗ-5», припаркованной под табличкой ТОЛЬКО ДЛЯ ____________________.

Все сходится. Я подождал, пока мы сядем в автомобиль, и спросил:

– Вы проиграли пари или как? – когда он знаком велел мне пристегнуться.

Может, он не понял, о чем я, или пропустил мимо ушей. Я не отставал:

– Волосы. Проблемы?

– Просто их надо было сбрить.

– И брови с усами тоже?

– Да.

Мы промчались по переулкам и, опасно сманеврировав, влились в поток движения. Я вспомнил, что Человек в Шляпе, когда у него были волосы, носил еще очки, и понадеялся, что они были просто бутафорией, потому что сейчас он их не надел.

– Куда мы едем? – спросил я. Вообще-то я не ожидал, что он ответит.

– Нужно отвезти вас в безопасное место. Теперь полиция вряд ли про вас забудет. Вы наворотили дел. – Он покачал головой.

Я мог бы ему напомнить, что это они выкрали меня из тюрьмы и похитили полицейского. Или что я оказался в тюрьме только потому, что меня допрашивали по поводу убийства, которое, скорее всего, они и совершили. И тем не менее он был прав. Дел я наворотил.

– Какое сегодня число? – спросил я. Я уже которые сутки не видел ни газет, ни телевидения.

– Двадцать третье.

Сегодня финальные бои по спаррингу среди юниоров-инвалидов на международном чемпионате по боевым искусствам. Я пропустил почти весь турнир, завтра он закончится. Может, легендарный Учитель Ядо явился лично, чтобы вручить приз по ката. Или, может, там вовсю бушевал скандал из-за слухов, что Йоко Ториката переспала с судьями. Кто знает? Со мной же приключилась история, не связанная с турниром, – история, в которую никто не поверит и которая не имеет конца. И пока не случилось ничего такого, что развлечет «Молодежь Азии».

Я вспомнил первый день турнира. Как будто другая жизнь.

– Вы играете в гольф? – спросил я, вспомнив условия, которые он мне когда-то предлагал.

– Не часто. – Он пожал плечами. – Когда есть возможность.

Это был, наверное, первый прямой ответ, который я от него получил. Я решил не искушать судьбу дальнейшими вопросами. Вместо этого я стал размышлять о своих скромных пожитках, оставленных в токийском городском полицейском участке. Бумажник, регистрационная карточка иностранца и паспорт. Часы, подаренные другом из «Сейко». Они были прототипом, остались от неудавшегося эксперимента под названием «Апокалипсис-2000» – оборудованные встроенным мобильным мини-телефоном, системой глобального позиционирования, счетчиком Гейгера, кардиомо-нитором, «Тетрисом» и кучей других наворотов, которыми я никогда не пользовался. Моя испытанная папка-гармошка с вырезками для непросветленных. Записная книжка с путаными записями, которые потом будут переработаны в журнальные статьи. И фото Сато и Флердоранж. Копы, наверное, озадачатся, но допросить им будет некого. Мужчина мертв, а женщина исчезла.

И кроме того, у копов остался мой пейджер. А значит, любой, кто попытается со мной связаться, попадет на них, и его тоже втянут в этот бардак. Набико – почти наверняка. Может быть, Хиро Бхуто и, вероятно, мама Маюми. Может, мой редактор в Кливленде и даже Сара. Они, вероятно, обескураженно покачают головами – мол, ну вот, опять влип.

Я надеялся, что все так и будет. Надеялся, что они сочтут это очередным злоключением их кудесника слова и любимца молодежи, вечно ищущего приключений на свою задницу. Ибо узнай они, во что я действительно на этот раз вляпался, тут же забьют тревогу и соберут ватагу репортеров, чтобы меня «спасать». А это ничего не даст.

Я попытался набросать разные сценарии, но трудно представить, что происходит в родном офисе. Никогда Кливленд не казался таким далеким.

Человек в Шляпе слился с машиной, а машина – с дорогой. Не успели мы выехать на автостраду, как другие машины засвистели мимо задом наперед, будто стояли на ленте транспортера с турбонаддувом, а мы мчались, обгоняя их, резко лавируя, точно боксер, уходящий от смертельных ударов. Казалось, Человек в Шляпе знал, когда полоса сбросит скорость, и секунды за три до этого ловко переходил на ту, что быстрее. А затем опять, набирая скорость, переходил на следующую, и при этом даже головы не поворачивал. Я был поражен.

– Где вы научились так водить? – спросил я, перекрывая рев остающихся позади автомобилей.

– Академия агрессивного вождения «Ётаё». – Он ухмыльнулся.

– Ни хрена себе.

– Выпуск восемьдесят первого года, – сказал он и показал левую руку с выпускным кольцом. Не успел я прочитать гравировку, как он опять положил ладонь на рычаг переключения скоростей. Несколько раз перевел рычаг, и автомобиль рванул сквозь дорожное движение, как накокаиненная мышь в лабораторном лабиринте. Ни один коп в мире его не догонит, а ведь машина – развалюха. Тут задумаешься.

– Знаете, я видел нашу подругу Флердоранж в лав-отеле «Ётаё»…

– Попытка засчитывается, – сказал он, покачав головой, которая вырисовывалась рельефом на фоне расплывчатой кляксы мира, что мчался мимо.

– В смысле?

– В лав-отеле «Ётаё»?

– Я там был.

– О боже. Боюсь, господин Чака, вам пытались всучить зайленка, – усмехнулся он.

– Какого зайленка?

– Ну, того самого. У меня был кузен, который однажды поехал в Америку. Где-то в Вайоминге за завтраком он услышал чей-то разговор про одного зверя, полузайца, полуоленя. Они говорили, какой он красивый, умный, злой и как на него трудно охотиться. Мой кузен привез с собой в Японию открытку с изображением этого чуда. Всем ее показывал и твердил, что такого зверья полно по всему Западу – в прериях и в горах тоже. В Америке-то мы никогда не были. Он рассказывал о них истории, которые услышал за завтраком. Он на этом звере просто зациклился. Попытался даже организовать охотничий тур с друзьями. Они собирались поехать в Америку и настрелять кучу такого зверья. В общем, он постоянно таскал с собой эту открытку и всем показывал. Однажды показал ее приезжему американцу, пареньку, который еще в школе учился. Парень, конечно, посмеялся. И сказал, что это туфта, зверя просто выдумали. Приклеили оленьи рога мертвому зайцу и назвали его зайленок. Так дурачили глупых жителей Востока, вроде моего кузена. Тот, конечно, был убит. Вот я и сказал, что вам всучили зайленка. Не очень приятно вам это говорить. – Судя по его улыбке, совсем наоборот.

– Во-первых, – сказал я, – это не зайленок, а джекалоп. Приделали крупному американскому зайцу рога антилопы и получился джекалоп. Джек-а-лоп. Во-вторых, его выдумали, чтобы дурачить людей не с того Востока – янки, а не японцев. Наивных иммигрантов с другого берега Миссисипи. И, в-третьих, лав-отель «Ётаё» действительно существует. И я там был.

– Не может быть.

– Может, – настаивал я. – Давайте поедем туда прямо сейчас, если хотите.

Он на мгновение задумался. Если он поддастся на мою провокацию, я буду весь день искать рекламные щиты с Шоном Пенном. И я был уверен, что шериф-сумоист не обрадуется моему скорому возвращению.

– Не-а, – к моему облегчению сказал Человек в Шляпе. – Нет времени искать отели-призраки.

– Как хотите, – сказал я. Мне начинал нравиться этот парень, не важно, кем он был. Теперь, держа меня за яйца, он стал благодушнее. Уж это я знаю наверняка: люди обращаются с тобой прилично, только если ты полностью в их власти или им что-то от тебя нужно. На данный момент и то и другое – про меня. Может, поэтому Человек в Шляпе так запросто со мной и трепался. Просто два парня в тачке, мчащейся по автостраде.

– Я голоден, – сказал я. И впрямь. Едой в подвале я не насытился. Может, все-таки стоило съесть «МускулБар».

– Хотите поесть?

– Если вы считаете, что это безопасно, – сказал я, будто мне все равно.

– Зависит от того, куда поедем, – сказал он. Затем сморщил лицо, как будто напряженно размышляет. Надеюсь, соображал он так же быстро, как водил, потому что, вспомнив о еде, я теперь только о ней и думал.

Мы внезапно пересекли все четыре полосы движения и рванули вниз по съезду с автострады. Человек в Шляпе сбросил скорость, двигая рычагом передач, как клюшкой в невидимой игре в хоккей.

– Вам «Лавбургер» нравится? – спросил он.

Ни один уважающий себя якудза в «Лавбургер» не зайдет. Полицейские – другое дело, но пришлось рискнуть. На счастье моего желудка, на стоянке не было ни души.

Внутри «Лавбургер» оказался абсолютно пуст – я такого ни разу не видел, но по мне – самое оно. Я взял молочный коктейль, чизбургер и маленькую порцию жареной картошки. Человек в Шляпе любил себя больше: выбрал хагбургер, куриные палочки и большую порцию кока-колы. Так как мой бумажник остался в свинарнике под названием полицейский участок, платил Человек в Шляпе. Мы взяли еду и сели за угловой столик, явно предназначенный для влюбленных лилипутов.

– И что, мы приедем и заберем Флердоранж? – спросил я с набитым ртом. – Да?

– Если бы все было так просто, – сказал Человек в Шляпе. Прежнего дружелюбия как не бывало. – Мы уберегли вас от лишней беготни, и это хорошо, а то у вас уже, кажется, крыша едет.

– Я шел к цели своим путем. – С сэндвичем я справлялся гораздо лучше, чем со всем остальным с самого приезда в Японию, но Человеку в Шляпе об этом знать не обязательно.

– Правда? – развеселился он. Вытер капельку «особого любовного» соуса в уголке рта. – Тогда перечислите три вещи, которые вы узнали об этой женщине.

Я мог бы сказать ему двадцать только о форме ее губ. Но ему требовались факты, так что я решил придерживаться их. А придерживаться было толком нечего.

– Она гейша…

– Вы это знали и раньше. Не считается.

– Ладно… Попробуем так: она знала Сато Мигусё и, вероятно, была с ним как раз перед его смертью.

Человек в Шляпе удивленно поднял брови. Как будто я пытался всучить ему зайленка.

– Ладно, это мне тоже трудно понять. Я знаю одно: она серьезно вляпалась. Ее ищут якудза.

– Маловато. – Он уже вовсю уписывал куриные палочки. Этот парень ел так же, как водил, – пряча неистовство под маской утонченной грации.

– Ямагама-гуми. Еще точнее – Квайдан. – Несмотря на мои надежды, имя его не впечатлило. Он безучастно посмотрел на меня, изящно запихивая куриные палочки в рот.

– Я его знаю?

– Многие годы он был одним из самых влиятельных гангстеров страны. Вы должны знать это имя, если только не просидели все это время в монастыре.

– Ну, тогда все понятно, – сказал он. Хотя мне ничего не было понятно. – И что этот Квайдан?

– Вы что, правда ничего об этом не знаете?

– Мне сообщают только то, что я должен знать, – сказал он. – В основном я довольно плотно занят другими делами.

– Типа?

– Наблюдаю за Флердоранж. Для меня это задача номер один. Меня с самого рождения готовили к быстро приближающемуся сроку. К моменту, когда она вернется. Вы кетчуп не могли бы передать?

Если он шутил, то никак этого не показывал. Макнув жареную картошку в кетчуп, как на конкурсе, он продолжил есть. Я ничего не понял, но решил подыграть. Кто знает, когда еще я найду такого разговорчивого собеседника.

– Если вы так хорошо подготовлены, я-то вам зачем? – спросил я.

– Она знает, кто я. Она меня чувствует. Как только я появляюсь рядом, она тут же дает деру. Это катастрофа. Вы себе даже представить не можете.

– Мне кажется, она уже дала деру.

– Нам известно, где она сейчас. Мы ее засекли. Я сейчас доем куриные палочки, и в путь. Это судьба. – Он возобновил процесс поедания. Школа пираньи-одиночки.

– Шеф сказал, что она регрессирует… – начал я, припоминая, что говорил Шеф перед тем, как я заснул.

– Шеф – это кто? – промычал он с набитым ртом.

– Человек в подвале. Куда вы меня отвели, помните?

– А, этот? Я его не знаю. До сегодняшнего дня никогда его не видел.

– Вы сами не представляете, что происходит, да?

Он ничего не сказал. И стал макать палочку жареной картошки в кетчуп. С каждым нырком у меня падало сердце. Я в руках идиота. Он ничего мне не скажет, потому что знает только то, что они сказали ему. Кем бы ни были эти «они». Он такой же, как я, и наши совокупные знания бесполезны, как одинокая палочка для еды. Та же тупая сила, что толкала меня с тех пор, как я сюда приехал, дергала за веревочки и его – видимо, с рождения. Он ничего не знает о смерти Синто, ничего о Шефе, ничего о Сато Мигусё, о якудза или даже обо мне. Может, он и о Флердоранж ничего не знает.

– Я знаю Флердоранж. Это моя задача, – сказал он, удовлетворенно пожав плечами, будто прочел мои мысли и не особо удивился. Он даже не оправдывался, хотя я долго сверлил его взглядом. Мне нравился этот парень. Правда нравился. Но ситуация хреновая, а сверлить взглядом здесь больше некого.

– Ладно, – сказал я. Я пожевал картошки, но уже набил живот сэндвичем, да и разговор к еде не располагал. Я должен был догадаться, что этот человек ничего не знает. С болтливыми всегда так. – Тогда вы, наверное, можете мне рассказать, что такое «Возврат к Невинности»?

Он пожал плечами:

– Ну, такое. Регрессия. Омолаживание. Обычный процесс. Как раз перед Тридцатилетним Сном Флердоранж умственно впадает в детство.

Он сказал об этом так, словно это само собой разумеется, типа поседения волос или образования животика. Так что теперь у нас бессмертная гейша с умственным регрессом перед наступлением Тридцатилетнего Сна. Потрясающе. Интересно, эти люди сошли с ума все одновременно или по нарастающей?

– Можно спросить, раз уж вы такой эксперт по этой гейше? – начал я. – У Флердоранж есть любимая песня?

Он посмотрел на меня так, словно это глупый вопрос, – может, вопрос и впрямь глупый. И заглотнул еще палочку жареной картошки.

– Есть. Вы ее наверняка не слышали, – снисходительно сказал он.

Нет, так легко он не отделается.

– Может, напоете? – спросил я.

– Перестаньте.

– Давайте, – сказал я, подтолкнув к нему пластиковый ножик. – Представьте, что это микрофон для караоке и устройте мне представление. Я с места не тронусь, пока вы не споете.

– Вы поедете со мной, как только я доем картошку, – сказал он.

– Ну да. «Это судьба». Проблема в том, что мы с вами тут один на один. И вокруг никого, кто бы заставил меня быть сговорчивым. А я довольно хорошо управляюсь со своими руками и ногами. Так что в итоге все закончится тем, что вы будете кашлять куриными палочками.

– Ну конечно. А потом кто-нибудь вызовет полицию, и вы опять окажетесь в тюрьме. Расслабьтесь, господин Чака. Доедайте картошку.

– Я просто хочу, чтобы вы спели! Слушайте – вы поете, а я вам отдаю свою картошку.

– Вы не успокоитесь, да?

– Я упрямый. – Я торжествовал. Мы сцепились взглядами. На самом пике.

– Отлично, – рявкнул он. – Но только один раз.

– Вам понадобится микрофон. – Я протянул ему пластиковый нож. Посмотрев на нож с отвращением, он отмахнулся. Затем украдкой глянул, не смотрит ли кто. Никто не смотрел. Он прочистил горло. И закрыл глаза.

Его голос звенел высоким фальцетом, и, не сиди я прямо перед ним, я бы поклялся, что пела женщина. И притом удивительно прекрасная исполнительница. В ее голосе нарастала задумчивая грусть, страсть, ненужность слов. Даже если не знаешь и слова по-японски, понимаешь, о чем песня. Я был изумлен. Это лучшее исполнение, какое я только слышал в «Лавбургере».

– Ну и ну, – пробормотал я. – Вы достойны быть гейшей.

– Давайте вашу картошку, – сказал он. Он был раздражен, или смущен, или то и другое – трудно сказать. Я толкнул оставшуюся картошку по столу. Человек в Шляпе молча принялся есть.

Этот момент напомнил мне сцену из военного эпического фильма Мигусё «Слава Тандзаки». Солдаты травят анекдоты в ночь перед крупным наступлением, во время которого многих, конечно, убьют. Уже поздняя ночь, их веселье и смех будят генерала. Он входит в казарму как раз в тот момент, когда местный острослов начинает очередной неприличный анекдот. Видя генерала, острослов замирает в страхе, бросается ничком на пол и начинает вовсю извиняться. Генерал приказывает ему встать: «Пожалуйста, расскажите анекдот, – говорит он. – Только обязательно хороший. Для многих из этих ребят он будет последним». Острослов, разумеется, больше ничего рассказать не может. Генерал ждет еще минуту и затем выходит из казармы, оставляя всех раздумывать о жизни и смерти до самого утра.

Вот так и в «Лавбургере». Песня что-то сделала с нами обоими, вдруг напомнила нам, что мы не просто два человека, которые только и знают, что гудят по ресторанам. Мы заняты очень серьезным делом, и никаким добродушием нас из этого не вытащить.

Но, если вдуматься, я не знал, правильно ли поступил генерал. Перебор самоанализа подрывает боевой дух. Нечего солдатам думать о смерти, когда они готовятся к встрече с ней.

Я подумал, может, разрядить обстановку – взять да и вылить на себя кетчуп с горчицей, изобразить Джексона Поллока.[71] Но другой одежды у меня не было, а Человек в Шляпе не из тех, кто эту выходку поймет. Так что я просто сидел и смотрел, как он ест, что было вполне приемлемо. Такое занятие хоть заряжено действием.

Пока он ел, я перебирал в уме все события, которые могли сейчас происходить в нормальном мире.

Главный инспектор Арадзиро, очевидно, сидит за столом, расстроенный, что опять приходится работать сверхурочно. Возможно, составляет отчет о моем побеге, а в это время его подчиненные рыщут по улицам в надежде схватить меня и заработать продвижение по службе.

Квайдан, вероятно, тоже дал своим парням задание найти меня. Может, послал парочку из них в «Пурпурную сеть» или как она там теперь называется после революций Бхуто.

Турнир подходит к концу. Набико, должно быть, до рассвета работает на съемочной площадке над фильмом о рыбках. Ихара втолковывает какому-нибудь неврастенику, что его жена наставляет ему рога, а сын подсел на наркоту, а его бандюганы плюют в потолок за фальшивой стенкой. Скандинавки с Дикого Запада натягивают платья дня очередного вечера в салуне «Ётаё». А Флердоранж где-то регрессирует – бессмертная и черт знает какая еще.

Я странно отрешился от всего этого, будто город и все, что в нем происходило, существовал во сне, который я едва помнил. Я посмотрел в окно на восточный Токио, Нижний город. Так себе вид, но сойдет для обзора из «Лавбургера».

Момент для хайку. Я попытался вспомнить подходящие стихи. Поломав голову, вспомнил:

Точно. Бусон, наверное, или Басе,[72] или еще кто из этих ребят. Я хотел было процитировать стихотворение Человеку в Шляпе, но не стал. Он и так уже думает, что я чокнутый. Какой парень станет читать старые стихи другому едва знакомому парню? Будь здесь Сара, я бы прочел ей. Она безразлично бы выслушала и сказала, что я делаю вид, будто мне нравятся хайку, только потому, что их легко запоминать.

– Готовы ехать? – спросил Человек в Шляпе, вытирая губы.

Я кивнул и попытался выкинуть из головы мысли о нормальном мире. Из нормального мира я давно выпал.