Приключения Билли Чаки (№1) - Разборки в Токио

И тут я увидел Шона Пенна.

Он висел в пятидесяти футах над землей, кося вниз нетерпеливым похмельным взглядом опухших глаз. Волосы его выглядели так, будто он спал под барной стойкой в луже затхлого пива и только что выполз. Из уголка рта свисал истлевший окурок сигареты. За ухом в ожидании своей очереди торчала следующая.

А рядом с ним стояла огромная, ярко раскрашенная коробка хлопьев «Съешь меня!». Шон Пени смотрел на нее сердито, как на папарацци. Он бы сейчас со всей силы дал коробке пинка по заднице.

«СЪЕШЬ МЕНЯ! – гласила надпись. – ЗАВТРАК ЗВЕЗД».

Не худший продукт, рекламируемый кинозвездой. Почти все известные люди Голливуда рекламируют японские товары. За это хорошо платят, а важные персоны все равно рекламу не смотрят. Фрэнсис Форд Коппола обычно рекламировал растворимый продукт под названием «Ананасомусс сегодня». Года два назад Де Ниро сыграл в телерекламе слухового аппарата. При этом он надел костюм, в котором играл Трэвиса Бикла.[7] Он прикладывал ладонь к уху и спрашивал: «Что вы сказали? Что вы сказали?» В рекламе ему на помощь является продавец слухового аппарата «Хорошее Ухо».

Однако моим фаворитом всех времен был щит с Барброй Стрейзанд, рекламирующей средство от насморка. На фото она пользуется такой бутылочкой-спринцовкой и старается сохранить уверенный и достойный вид истинной артистки, впрыскивая эту фигню в свой шнобель.

Вот это – реклама.

– Вот она, – сказал я, показывая на щит с Шоном Пенном.

– Бред собачий, – проворчал Бхуто.

Я велел Синто остановиться и выпрыгнул из машины. Сегодня па Гиндзе было как-то тихо, она вообще за последние годы подрастеряла блеск. Все хипстеры куда-то подевались, освободив место для дневных любителей шопинга, броских корпоративных зданий с зеркальными окнами, чванливых картинных галерей и бутиков с дорогущими фольклорными поделками.

Я стоял прямо под Шоном с его хлопьями у входа в какой-то модный магазин и высматривал черный телефон, которому полагалось тут быть. Но его не было. Я посмотрел вдоль улицы, снова взглянул на щит – убедиться, что стою точно под ним. Я и был под ним, ровно где надо. Огромный пепел с сигареты Шона Пенна, казалось, может упасть на меня в любую секунду.

Я прошел по улице и вернулся, но так и не обнаружил черного телефона на стене. Ничего не оставалось делать, как вернуться к автомобилю.

Бхуто моментально уставился на меня:

– Я же говорю…

– Знаю. Бред собачий.

Я сел на заднее сиденье и на мгновенье задумался. Может, надо искать не Шона Пенна. Может, скрытый вход был под щитом, на котором Деннис Хоппер рекламирует зубную пасту в Аояме. Или в Акасаке, под рекламой краски для волос с Аль Пачино. Я иногда путаю актеров, работающих по системе Станиславского.

– Знаешь, – сказал Бхуто, – этой рекламы «СЪЕШЬ МЕНЯ!» везде полно.

– А что, еще есть?

– Повсюду. По крайней мере две или три я тебе навскидку назову. Одна на Томати-дори, другая недалеко от Акихабары…

– Вперед, Синто, – сказал я. Синто влился в дорожный поток, и мы двинули на запад в поисках очередного Шона Пенна. Бхуто был раздражен донельзя и даже перестал ругаться. Однако он был осторожен и особо не протестовал: он знал, если я окажусь прав, ему несдобровать.

Только это его и сдерживало всякий раз, когда он останавливался под очередным щитом с рекламой «СЪЕШЬ МЕНЯ!». И всякий раз я выходил из машины, искал мифический черный телефон и ничего не находил. Где-то после седьмого промаха Бхуто заснул. Синто хранил молчание, следуя куда скажут. Работая у Сато, он, очевидно, привык блуждать в бесконечных поисках мест для съемок, и бесцельными поездками его не удивишь.

Наконец я сдался, велел Синто развернуться и ехать в «Пурпурный невод». Может, Бхуто прав, может, этого места вообще не было.

Когда мы заворачивали за угол примерно в миле от бара Бхуто, я снова заметил ухмыляющегося с небес Шона Пенна. Меня от него уже тошнило. Никак не пойму, с чего некоторые рекламщики считают, будто морда его лица понравится самому озабоченному чистотой народу на планете. Но с другой стороны, если хлопья «СЪЕШЬ МЕНЯ!» расшевелят с похмелья даже Шона Пенна, представляете, как они подействуют на обычного служащего, который накануне перебрал?

Рекламный щит был водружен на крыше среднего небоскреба, совершенно неотличимого от полутора тысяч точно таких же, рассыпанных по городу. Святилища бога монотонности. Но когда я пригляделся внимательнее, у здания обнаружилась одна отличительная черта.

У него не было окон.

То ли какой-то архитектурный комитет достиг совершенства в своей работе, то ли я наткнулся на кандидата.

Я попросил Синто остановиться. Он быстро сманеврировал, почти предугадав мою просьбу. Выскочив из машины, я помчался к зданию. Даже входной двери не было. На вид – гигантский блок сплошного бетона.

Но зато на стене висел черный телефон. Простая черная трубка, и никаких кнопок. Я приложил ее к уху.

– Моси моси…[8] – сказал голос в трубке.

3

Японцы знамениты скрытностью в вопросах секса. Например, по городу разбросано множество лав-отелей, куда можно войти, минуя обслуживающий персонал, коридорных или других посетителей. Вход в лав-отели, иногда кричаще отделанные, а иногда неприметные, обычно огорожен густым кустарником или высокими заборами. А в некоторых лав-отелях есть даже парусиновые или маскировочные тенты, чтобы не было видно, как приходят и уходят клиенты.

Никогда не знаешь, что увидишь внутри. В лав-отеле используется весь спектр – от простых номеров-клоповников с одним футоном до дорогих люксов, обставленных для удовлетворения сокровеннейших фантазий. Один номер, где я побывал, выглядел как любовное гнездышко Клеопатры, другой – как приемная дантиста. Я останавливался в номере – точной копии замка Лакост маркиза де Сада, а однажды провел ужасную ночь в номере люкс, обставленном в стиле берлоги эвоков.[9]

Но, по слухам, лав-отель «Ётаё» – совсем особый коленкор.

Я прочистил горло и запел в телефон:

Как Фудзи в белом тумане вздымается «Ётаё»

Великолепную технологию с надеждой сочетая

В трудах наш пот мешается со смазкой.

Сердца гулко бьются от счастья

И гордости за Ётаё.

Ётаё! Ётаё! Ётаё!

Японских автомобилей Император,

Великий, Могущественный и Экономичный!

Вдруг послышалось электрическое гудение. Я поднял взгляд и увидел, как ряд кустов погружается в землю. За ними открылся вход в подземный гараж. Я повесил трубку, дал знак Синто Хирохито подъезжать и на ходу впрыгнул в автомобиль.

– Глазам своим не верю, какой бред собачий, – потрясенно прошептал Хиро Бхуто.

Лав-отель «Ётаё» было одним из тех мест, о котором знали все, но большинство считало просто культурным мифом – вроде тайной комнаты для отдыха важных персон в Волшебном замке Диснейленда или опечатанного стального сейфа, где хранится секретная формула «Кока-Колы». Скорее развлекательный комплекс, чем лав-отель в обычном смысле слова, он создавался для того, чтобы начальство компании «Ётаё» могло осуществлять свои фантазии, не боясь попасться на глаза жадному до сенсаций, но не вхожему в круг избранных журналисту из какого-нибудь еженедельника. Здесь была суверенная зона, где разрешены самые отвратительные пороки, а единственный грех – нарушение строгого кодекса секретности.

Мы припарковались на стоянке – наша машина оказалась единственным автомобилем не марки «Ётаё» на парковке, – и направились к лифту. Двери автоматически открылись, и мы вошли. Как только двери сомкнулись, над ними ожил большой монитор.

– Добро пожаловать, – обратилась к нам видеохозяйка на английском, – во Дворец Бесчисленных Фантастических Встреч.

В плотно облегающем серебристом трико она стояла перед водопадом насыщенного голубого цвета. Желтые волосы торчали во все стороны, и видеохозяйка походила на одуванчик, завернутый в фольгу.

– Мы создали такую обстановку во Дворце, – продолжала она по-английски с японскими субтитрами, – которая позволит вам выбрать все, что только ваша душа пожелает. – Я заметил, как Хиро Бхуто и Синто Хирохито друг другу ухмыляются. Мадам продолжала: – На этаже номер пять вы вернетесь в старые феодальные времена, где сможете опробовать самурайский меч на изысканных и крайне расположенных к вам леди.

Интересно, кто эту речь писал. Судя по субтитрам, на японском она была ничуть не лучше.

– На четвертом этаже вы посетите Дикий Запад, где сможете развлечься с девочками-пастушками в широкополых ковбойских шляпах и с обжигающе сексуальными шестизарядными кольтами.

На экране крашеная тайская блондинка, голая, если не считать дешевой ковбойской шляпы, с важным видом расхаживала по фальшивому салуну и зазывно облизывала ствол пластмассового кольта. Видимо, в Токио на этой неделе Дикий Запад опять в моде.

– На третьем этаже вы окажетесь в Гран-замке французского декаданса. Пышные напомаженные дамы в париках раздразнят вас многочисленными слоями вычурных куртизанских нарядов.

Пышные дамы извивались на огромной круглой кровати, застеленной блестящим золотистым покрывалом. Должен признать, интерьер Версальского дворца сымитирован неплохо – за исключением семи видеокамер и мониторов «Хитачи», «расположенных так, чтобы демонстрировать удовольствия под всевозможными углами».

– На этаже номер два вы полетите к луне на Лунную Секскападу. Наша технология имитации космической гравитации обеспечит вам полет к звездам в обществе сексуальных астронавток с неземным аппетитом. Спусти на орбите!

Вроде любопытно – пока не показали, что имитатор нулевого притяжения представляет собой всего лишь громоздкую сбрую и амортизатор, прикрепленный к потолку. Женщина на экране была голой за исключением огромного дутого космического шлема. Выглядела она как порнографический автомат для продажи жвачки.

– А на этаже номер один вместе со мной и другими Киберлисичками в Стране Ультра Завтра, испытайте удовольствия будущего прямо здесь и сейчас.

Киберлисички выделывали робото-эротические танцевальные па на залитой туманом сцене, освещаемой многоцветными лазерами и стробоскопами. Удовольствия завтра тянули разве что на восьмидесятые.

Я понял: мы наткнулись на миниатюрный ЭПКОТ-центр[10] категории X. Но надо признать, что здесь развлекаловки и фантазии больше, чем на парковке изношенных трейлеров на задворках Лас-Вегаса. Я повернулся к своим спутникам:

– Что выберем? – Они посмотрели друг на друга, затем повернулись ко мне. Слово взял Хирохито:

– То, что больше всего нравится вам, Тяка-сама.

– Твоя вежливость очень трогательна, но моя соображаловка сегодня что-то плохо работает. Так что решайте сами. – Они снова переглянулись. Видимо, выразителем взглядов был назначен Хирохито:

– Мы бы желали посетить Дикий Запад.

Им, кажется, очень хотелось, чтобы я одобрил их выбор. Такая любезность с их стороны – попытка проявить интерес к культуре моей страны. Пояснять им, что голые платиновые блондинки из Юго-Восточной Азии в ковбойских шляпах имеют такое же отношение к моей культуре, что и «Парень-каратист»[11] – к японской, было бы просто оскорбительно. Так что я мило улыбнулся и нажал кнопку четвертого этажа.

Двери открылись под тему из «Беверли Хиллбиллиз». Не совсем «Дом на просторах»,[12] но, по крайней мере, звучало банджо. Некоторые японцы считают банджо весьма загадочным и экзотичным инструментом. Я и не пытался объяснять, что многие американцы отождествляют банджо с беззубым деградирующим выродком.

– Всем привет, – промурлыкала видеохозяйка с экрана. Бестолковая широкополая ковбойская шляпа, рот растянут в улыбке. – Прошу сообщить, сколько вас будет сегодня у нас оттягиваться. Пока!

Я нажал на сенсорном экране цифру три. Из прорези под видеоконсолью выскользнули ключ и девять презервативов в упаковке с логотипом компании «Ётаё».

– Ковбойский прикид вы найдете в комнате двадцать три. Отрывайтесь, ребятки, на полную катушку! – Она хлестнула кнутом, и экран погас.

Мы прошли по коридору до комнаты 23. Типичный гостиничный номер, но с интерьером под Дикий Запад. Над дверью подкова. На стенах несколько удручающих картин на ковбойские темы. В углу приткнулась античная плевательница, обои – под обшитую досками хибару. На них даже имелось ложное окно с видом на просторы, совсем как в фильме Джона Форда.

Ковбойский «прикид» аккуратно висел во встроенном шкафу. Кожаные наштанники, сапоги, шейные платки, шляпы. Даже маски в стиле Одинокого Рейнджера для сохранения инкогнито. Наличествовал реквизит: кнуты, железные тавро, лассо и шпоры с безопасными резиновыми колпачками. У меня зародилось подозрение, что ковбои были толпой извращенцев.

Даже со всеми этими игрушками воодушевиться мне было трудно. В номере меня больше всего интересовала кровать: за последние двадцать шесть часов я вообще не спал. Джетлаг напоминал о себе: и захочешь – не забудешь. Все перетекало в какую-то сюрреалистическую плоскость; может, оно и к лучшему. Это защитит меня от затаившейся суровой действительности.

Окончательная безусловность смерти Сато, очевидно, дойдет до меня лишь через несколько дней – внезапно огорошит, когда я буду идти по улице или бриться перед зеркалом. И тогда станет больно.

Связи я пока не видел, но время смерти Сато наводило на мысль, что трагедия как-то касается меня. В конце концов, я говорил с ним всего за пару часов до того, как его дом охватило пламя. Затем в баре появилась гейша, потом гангстеры. Многовато совпадений для одного дня.

Я снова посмотрел на кровать. Усталость нарастала, но я не мог позволить себе тратить время на сон. Самурайский стратег семнадцатого века Миямото Мусаси как-то написал: «Да не повлияет ум ваш на тело, а тело ваше – на ум». Хороший совет, но иногда я задавался вопросом, как он их различал.

Я натянул ковбойское снаряжение, повязал шейный платок, надел маску Одинокого Рейнджера и надвинул на глаза огромную ковбойскую шляпу. Билли Чака, ковбой-параноик.

А вот на Хиро Бхуто наряд сидел как влитой. Я бы его с удовольствием сфотографировал, но здесь разрешались только видеокамеры внутреннего наблюдения.

– Боже, Хиро, – сказал я. – Ты вылитый Джон Уэйн. Видела бы тебя сейчас жена. – Он широко улыбнулся. Упоминание о его жене в этом блестящем борделе его явно не задело.

У Синто Хирохито были трудности. Он никак не мог сообразить, как справиться с галстуком «боло», а кобуру надел задом наперед. Я не знал, как все это поправить, чтобы его не обидеть, но и не хотел, чтобы он оказался в неловком положении.

– Эй, Синто, – поманил я. – Помоги мне с кобурой, а?

Он попытался, хотя явно не был чемпионом мира по моторике. В итоге я все сделал сам. Но, как я и надеялся, он наконец понял, что нацепил кобуру неправильно и перевернул ее. Я надел ему галстук «боло». Он так и не удосужился снять свои шоферские белые перчатки, но, как ни странно, к его наряду они шли.

Я осмотрел обоих – странно трогательный пример культурного обмена – и подумал, что вообще-то не планировал вот так провести первый вечер в Токио. Не знаю, что я ожидал узнать или почему был уверен, что гейша будет здесь. Начни я просчитывать, где могу ошибиться, – простою в номере всю ночь.

– Отлично, молокососы, – сказал я. – Вперед.

Жизнь в салуне била ключом. Топ-менеджеры «Ётаё» и их гости лезли из кожи вон, чтобы в натуре создать атмосферу Дикого Запада, а к ним прилагались игроки в маджонг, разодетые в причудливые наряды из вестернов, преступники в черных шляпах и огромный бывший борец сумо с жестяной звездой. Его куртка с белой бахромой еле сдерживала внушительную массу, которая перла во все стороны, а широкополая ковбойская шляпа на огромном черепе выглядела как ермолка. Вполне техасского размера мужик.

Главным аттракционом были ковбойские девочки, танцующие на сцене и увивающиеся вокруг столиков. Некоторые нацепили шляпки с перьями и платья с оборками, как фасонистые проститутки в кино. Другие были одеты в стиле Дэйзи Дюк[13] – ковбойские сапожки, коротко обрезанные джинсы и клетчатые рубашки – полы аккуратно завязаны под пышными грудями. Как и гласила реклама, все девицы оказались блондинками. Одни азиатки, другие скандинавки, но ни одной настоящей девушки-ковбоя.

Я внимательно разглядывал толпу, выискивая знакомые лица. Я узнал Ёсию Симадзу из «Ётаё Моторс», начальника отдела маркетинга на внутреннем рынке. Симадзу возглавлял кампанию массового продвижения товаров «Ётаё» на телевидении. Каждый раз, когда включаешь телевизор, кто-нибудь сидит за рулем «ётаё». Не важно, что за персонаж: полицейский, грабитель, мать-одиночка или художник манга, делающий карьеру, – он обязательно едет в сверкающей новенькой «ётаё». Даже у сегуна Нобунаги Оды в телесериале про шестнадцатый век была лошадь по кличке Ётаё.

Я увидел Харуки Ёсиду, человека, ответственного за внедрение системы глобального позиционирования в автомобилях «Ётаё». Легенда гласит, что его жена всегда терялась, звонила ему на работу и спрашивала, куда ехать. И он поспособствовал разработке навигационной системы, которую и установили в машине жены. Система работала так хорошо, что жена его бросила. Шутили, что все эти годы она пыталась от него уйти, но не могла выбраться из Токио. Сегодня с двумя размалеванными леди на флангах он держался молодцом.

Какуэй Морияка, глава огромного отдела продаж на внутреннем рынке, надирался за столиком в углу. По моим данным, Морияка отлично умел мотивировать своих сотрудников. Если дилер не выполнял объем продаж. Морияка появлялся в салоне с бейсбольной битой и разбивал вдребезги новую модель «ётаё». Если дилер не мог продать побитую машину за полную цену в течение месяца, Морияка закрывал его точку. Я видел на улицах столько побитых «ётаё», что, думаю, до закрытий дело не доходило.

А в дальнем углу под огромным чучелом головы бизона сидела моя загадочная и опасная гейша.

Она поразительно изменилась после нашей предыдущей краткой встречи. С другой стороны, она ведь гейша, хорошо обученная театральному искусству перевоплощения. Исчезла прическа «крысиное гнездо», а также размазанные тени. Кружевная маска закрывала ее глаза, на голове красовалась сверкающая серебряная ковбойская шляпа. На шелковой лиловой кофточке неоновой рекламой светилось слово ЛАССО, вышитое золотой ниткой.

Но мое внимание привлек уголок ее рта. Губная помада капельку смазалась, будто рот чуть перекосило на сторону. Точно она.

Рядом с ней стоял стройный юноша удивительно безмятежного вида в костюме индейца. Нагнувшись, он что-то прошептал ей на ухо. Она посмотрела в мою сторону, хотя трудно сказать, смотрела ли она прямо на меня, поскольку глаза ее закрывала кружевная маска. Затем бегло улыбнулась и направилась к выходу.

Я рванул через салун, расталкивая толпу в дупель пьяных, танцующих кадриль, и крича: «Хаки-ки га суру ё! Меня тошнит». Но музыка гремела так, что мало кто меня услышал. Гейша и ее верный индейский друг приближались к створкам на входе в салун, и я заторопился, отчаянно пробираясь сквозь толпу.

Словно в кошмаре. Чем быстрее я двигался, тем больше людей оказывалось на пути. К этому времени мое паническое бегство уже привлекло внимание огромного сумоиста-шерифа, а у гейши было неоспоримое преимущество. Она в последний раз порочно мне подмигнула и ускользнула через створки.

Тут бы мне и остановиться. Я бы и остановился, если б не влетел головой прямиком в стол для игры в маджонг. В замедленном темпе взлетели костяшки, бокалы с пивом и виски дугой взметнулись в прокуренный воздух. На мгновение все будто зависло во времени и пространстве. Словно в комнате лунных фантазий с нулевой гравитацией – лучше бы я очутился там. А затем все грохнулось – большей частью на меня.

Я поднял взгляд. Двери салуна мягко раскачивались в пустом проходе. Она исчезла.

В большинстве японских баров антиобщественное поведение оправдано просто пьянством. А если ты еще и гайдзин, тебе вообще все простят. Но, судя по выражениям лиц игроков, я расстроил игру, когда ставки были ого-го. И к тому же здесь была таверна с дикими нравами.

Хиро и Синто кинулись было мне на помощь, готовые объясниться, но затем передумали. Они следовали древнему обычаю дзитё – владеть собой. Я поднялся и предстал перед несколькими рассерженными персонами, пожелавшими снова уложить меня на пол. Я начал было извиняться, но резко умолк. Годы тренировок в барах научили меня принципу: меньше слов, больше дела.

Назревала драка.

Первый стул взлетел высоко, и я легким движением от него уклонился. Меня стул не задел, но врезался в лоб пижона у меня за спиной. Пяткой я ударил по коленке мужчину слева. От моих шпор его атака захлебнулась, и он выронил бутылку с виски, которой порывался меня приложить. Бутылка пролетела через весь бар и врезалась в спину Тецуо Игуити, одного из изобретателей ударопрочного ветрового стекла.

Третий атакующий попробовал известный удар в солнечное сплетение. Я поймал его ногу и, использовав момент ускорения, рванул его другую ногу повыше от пола, отчего нападавший грохнулся на спину. В салуне нарастала кутерьма. Используя метод, которому я научился, освещая соревнования по дзюдо для близоруких в Нагасаки, я включил «боковое зрение». Такой же эффект достигается, если смотреть в оба конца телескопа сразу. Это позволило мне сосредоточиться разом на атаке с ближней дистанции и на возможных штурмах с дальней.

Первым меня атаковал ковбой-бандит прямо передо мной. Его удар кулаком с поворотом не мог состязаться с моим ударом ногой с разворотом. Я хлестко врезал ему, когда он оказался ко мне спиной. Взмыв в воздух и все еще бесполезно вращаясь, он рухнул на пол. Следующая атака пришла издалека в виде крутящейся подковы, которую швырнули, сорвав со стены. Поймав подкову левой рукой, я приложил ею в пах важного функционера из «Ётаё», который примеривался ринуться на меня сзади.

Раздался резкий, звонкий свист.

Я перевел взгляд на свистуна. Оказалось, бармен дует в жестяной свисток. Звук успокоил дерущихся, как единственный выстрел бармена из ружья в вестернах. Все вдруг замерли. Те, кто не лежал на полу, стыдливо повернулись к бармену. Все замолчали, только из динамиков неслась мелодия «Рауди Иейтс».[14]

После паузы народ занялся своими делами и стал помогать друг другу подняться с пола. Скандинавские девчонки, разбежавшиеся по углам, опять прилипли к своим мужикам, без сомнения, нахваливая их за проявленную доблесть.

Только я не мог вернуться к прежним наслаждениям. Гигантская рука на моем плече толкала меня к выходу. Шериф-сумоист был на удивление обходителен и провел меня через толпу гораздо сноровистее, чем удалось мне самому. Пройдя створки, мы оказались в холле. Я был разоблачен.

– Сэр, с вашего позволения, разрешите задать вам несколько вопросов, если вас это не очень обеспокоит, – сказал он, будто у меня был выбор. Высокий хриплый голос у такого огромного человека сбивал с толку. Услышав его по телефону, вы бы подумали, что звонит хиляк, страдающий эмфиземой.

– С удовольствием отвечу на ваши вопросы, – солгал я. В конце концов, за излишнюю вежливость меня еще никогда не били.

Он провел меня, как я понял, в свой офис и жестом пригласил сесть. Поблагодарив, я подождал, когда он сам сядет в массивное кресло за крошечным столом.

Я сел на стул и почувствовал резкую боль в копчике. Чуть не заорав, я вскочил. Посмотрел на сиденье, но ничего не обнаружил. Ощупал поверхность. Тоже все нормально.

– Мебель неудобная? – спросил сумоист. Он смотрел на меня так, будто я обозвал его жирнягой.

Я мотнул головой и сел. На этот раз ничего не кололось.

Как и в баре, в офисе было полно ковбойских безделушек. А так как это был кабинет шерифа, здесь было несколько юморных розыскных постеров с выцветшими фотографиями самых разыскиваемых в «Ётаё» преступников, включая Ли Якокку[15] и других фигур былого автомира Детройта.

– Вона в тех холмах это вот золото! Ик! Золото, говорю тебе!

– Прошу меня извинить, – озабоченно прохрипел сумоист.

– Вона в тех холмах это золото! Ик! Золото, говорю тебе! – снова сказал голос за моей спиной.

Я обернулся. Заднюю треть комнаты занимала бутафорская тюремная камера с толстыми черными резиновыми прутьями. Внутри на винной бочке сидел старый потрепанный бомж-аниматроник. У него была колючая борода и только один глаз. В руке он держал кружку с надписью «XXX». Голова его механически кивала, а трясущаяся рука вздергивалась.

– Вона в тех холмах это золото! Ик! Золото, говорю тебе!

Затем его голова запрокинулась, и он поднял кружку, чтобы сделать долгий глоток. Две секунды спустя он вновь заговорил о золоте.

Сумоист вошел в камеру и стал щелкать переключателями. Но старый пьяный робот не затыкался. Сумоист ударил его в висок. Башка слетела и, брякнув металлом, влетела в стену. И все равно не затыкалась. Шериф схватил ее и швырнул в стену снова.

– Воооонннаа в тее… – неразборчиво промямлила она и затем, грохнувшись на пол, умолкла. Законность восторжествовала.

– Полицейский произвол, – сказал я.

Шерифу было не до веселья. Он вышел из камеры, опять уселся в кресло и попытался восстановить самообладание.

– Нам его прислали из токийского Диснейленда, – пояснил он. – Министр образования исключил его из экскурсии по золотому прииску. Сказал, что безответственно учить детей тому, что пьянство – это смешно. Эта хреновина действовала мне на нервы. Надеюсь, вы не будете.

– Выпью за это.

Смерив меня взглядом, он вручил мне визитную карточку. На ней по-английски было напечатано: «Арёси… Человек со Значком». Я оказался в неудобном положении, так как у меня с собой мэйси не было. Позаимствовав со стола листок для заметок, я написал: «Билли Чака – Журналист».

Посмотрев на листок с подозрением, которого тот и заслуживал, шериф аккуратно спрятал его под ленту на шляпе.

– Как вы знаете, компания «Ётаё» гордится анонимностью, которую обеспечивает постоянным посетителям лав-отеля, – начал он медленно и раздумчиво.

– Я считаю, неформальная обстановка весьма приятна, – выпалил я, решив, что сейчас самое время его перебить, дабы прикинуться наивным в протокольных делах.

– Естественно. – Он страдальчески наморщил лоб. В разговоре подразумевается, что о некоторых вещах лучше умалчивать, поэтому рабочим средством связи становятся жесты и тон. Сейчас он имел в виду, что я действую ему на нервы. Я, тем не менее, продолжил:

– Хотя до сегодняшнего вечера у меня не было возможности поразвлечься здесь, уверен, что для достойных членов корпорации «Ётаё» это желанная привилегия.

Смысл серии физических ухищрений, сопровождавшей мой ответ, служил двум целям. Первое – мне надо было показать, что я знаю: комплекс «Ётаё» – очень строго охраняемый секрет даже в стране секретов. Второе – дать ему понять, что я здесь оказался не по чистому везению. И, несмотря на мое поведение, знаю правила такого эксклюзивного членства.

– Мы обеспокоились, когда оказалось, что один из наших гостей не развлекается, – сказал он.

По-моему, грубовато. По сути, он обвинял меня в том, что я пришел не развлекаться, а в силу других причин. Чутье у сумоиста лошадиное. И все же, думаю, он пошел ва-банк. Не то чтобы лошади играли в карты. Я ответил, пока не запутался окончательно:

– Видите ли, в таком уникальном месте можно развлекаться по-разному.

Перевод: отвали, у меня свои резоны.

– Временами лучше расслабляться более традиционно.

Он имел в виду, что я зарвался. И хотя я лишь старался защитить себя, понятно, каким углом это можно развернуть: как будто я нарочно упал на стол, а затем беспричинно атаковал несколько человек, которые оказались поблизости. Как говорят индусы, вес это майя – иллюзорная изоляция. Но я решил не вдаваться в разъяснение своей точки зрения и выбрал путь наименьшего сопротивления:

– Буду с вами откровенен. У меня не было намерений затевать драку, и я беру на себя полную ответственность.

– Уверен, что у вас были благородные намерения, – сказал шериф этим своим специфичным голосом. – Тем не менее зачастую такие беспорядки негативно влияют на ту обстановку, которую мы с таким трудом создаем. И когда это происходит, я должен выявить причину и найти решение.

– Уважаю вашу позицию. Вы, должно быть, человек чести, если вам поручили такую важную роль.

– Рад, что вы понимаете мою позицию по данному вопросу. И все же, боюсь, мне придется нарушить традиционный кодекс накатта кото-ни суру.

Это плохая новость. Мне всегда нравились правила «сделаем вид, будто ничего не произошло». Великолепный кодекс. Один из моих любимых. Я кивнул шерифу.

– Вы не работаете в корпорации «Ётаё», – сказал он. – Интересно, как вы получили приглашение.

– Я несколько лет назад написал статью о Программе обучения водителей «ётаё».

– Вы репортер? – Я так и слышал, как в его голове включилась сирена. Очевидно, он не заметил связи между словом «журналист» с моей импровизированный визитки и словом «репортер».

– Я пишу только статьи для тинейджеров. Уверяю вас, ночные повадки топ-менеджеров компании «Ётаё» их не интересуют.

– Moгу я спросить, кто ваш работодатель?

– Я пишу для «Молодежи Азии».

– Кливленд, штат Орегон?

– Кливленд, Огайо. Самый популярный журнал подобного рода в моей стране, – сухо сказал я. – Читали?

– Случалось. Пожалуйста, продолжайте.