Ветер с океана стал усиливаться.

Кыс дожидалась возле вездехода, который они арендовали у профессионального перегонщика в Вест Бэнкс. Тониус и агенты министерства поплелись вниз, чтобы присоединиться к ней на холодном шоссе.

Она смотрела на море. Темные океанские волны за звоном разбивались о прибрежные камни.

Они погнали машину на юг по разъезженному прибрежному тракту – океан с одной стороны, каменистые холмы – с другой. Несколько раз им приходилось сбрасывать скорость, чтобы обогнать пешие бригады рабочих. Некоторые из них состояли из вольных перегонщиков, одетых в потертые, выделанные шкуры. Направляясь вверх по склону к следующему рынку, мужчины устало опирались на расписные пастушьи посохи. Кыс они казались чуть ли не троглодитами: затянутые в шкуры, покрытые высохшей до белизны коркой экскрементов и глины. А их главари к тому же украшали себя черепами и рогами.

Другие рабочие бригады состояли из забойщиков в длинных черных плащах, которые застегивались на плотный ряд пуговиц, доходивших до самого горла.

Эти люди были вооружены ритуальными цепными мечами, уложенными в покрытые гравировкой гробики, которые они закрепляли за плечами. Выбритые лица украшали нанесенные пальцами узоры, сделанные кровью.

Кыс сбавила скорость и высунулась из кабины, чтобы спросить дорогу:

– Звериный рынок?

Ответы были противоречивыми и бесполезными.

Они проезжали через пустые, продуваемые ветрами города: Эндровер, Вестерн Энд, Таллипоинт. Все эти местечки непрестанно атаковали жестокие океанические бури, и теперь, после завершения торгового сезона, они казались почти безжизненными. Площадки, где раньше располагались зверинцы, заросли высокими травами, здания были заперты и заколочены досками. Краска на стенах облезла. На огромных щитах, установленных вдоль дороги, едва виднелись полустертые каракули, сообщающие об удивительно выгодной цене на клыкастого бизона в последнем сезоне.

Прибрежные городки, большие или маленькие, богатые или стоящие на грани выживания, строились по одному и тому же принципу: рядом с ними непременно разбивались широкие посадочные поля, где могли приземляться корабли из других миров, и просторные площадки для оборудованных зверинцев. При этом сам городок насчитывал всего лишь десяток-другой покосившихся ветхих домиков.

Рядом с современными рокритовыми зданиями разделочных цехов стояли таверны и бартерные конторы, выстроенные в местном стиле. Большие изогнутые балки служили опорами для стен и стропилами крыш. Стены были сделаны из обмазанных глиной переплетенных прутьев или из простой фанеры.

Кыс стало интересно, где местные обитатели смогли найти древесину для возведения подобных построек, ведь лесов на планете почти не осталось.

– Это не древесина – бивни, – объяснил Тониус. – Некоторые из этих зданий очень древние. Бивни зрелых животных здесь – традиционный строительный материал.

Кыс немного снизила скорость, когда они проезжали Таллипоинт. Каркас ветхой, полуразрушенной ратуши состоял из двадцатиметровых пожелтевших от времени ребер.

– Какое животное может обладать?…

– Никакое. Таких уже нет,– сказал Тониус. – По-настоящему большие быки были полностью уничтожены еще несколько столетий назад, во времена ранней колонизации. Бык должен прожить много веков, чтобы нарастить такие кости. Таких зверей нам уже не увидеть.

Кыс с удивлением взглянула на Карла:

– Но они ведь все еще пасут здесь подобных тварей?

– Это ключ к экономике Флинта, – кивнул Тониус. – Большие плацентарные гербиворы быстро растут и набирают огромную массу. Великие Равнины плодородны. Демипахидермы могут нагулять достаточный вес менее чем за пять лет. Но их клыки растут не так быстро. Учитывая существующие спрос и предложение, этот мир никогда уже не увидит еще одного гигантского быка с восемнадцатиметровыми бивнями.

– Да, в этом ты разбираешься,– усмехнулась Кыс.

Карл улыбнулся в ответ.

– Я знаю то, что знает любой торговый экономист, заслуживающий своей зарплаты… и то, что каждый барон забойщиков на Флинте предпочитает игнорировать. Учитывая, в каком количестве вырезаются эти животные, мир опустеет всего через столетие.

В его улыбке не было ничего, кроме мрачного фатализма.

– Да, в этом ты разбираешься, – снова пробормотала Кыс.

Они помчались дальше на юг, миновав еще несколько мертвых городков: Флештон, Вест Валковей, Лингсберг. Загоны там полностью заросли травой, обвалились стены сухой каменной кладки. В каждом из городков осевшие здания казались заброшенными, а пристани и пирсы разрушались под натиском океана. Когда-то торговля здесь велась и морским путем – мясо грузили на баржи и отправляли в другие города.

Но теперь все изменилось.

Небольшой торг велся в Мэйлерс Ярдс и в Хайдбартере. Они провели немного времени в обоих, проверяя регистрационные книги ярмарок и списки инопланетных покупателей в бухгалтерских журналах. Местные обитатели оказали им далеко не радушный прием. К тому же выяснилось, что на Флинте не существует единой системы регистрации прибывающих на планету посетителей.

Ярмарки вели собственные архивы. Космическое сообщение не регулировалось. Высокую орбиту Флинта наводняли тысячи торговых кораблей, ни один из которых не подавал своих позывных. Только бухгалтерские книги местных баронов могли рассказать, кто здесь побывал. Любой торговец, собиравшийся заняться коммерцией в их владениях, должен был сначала зарегистрироваться.

В толчее переполненных рынков мелькали дочерна загорелые погонщики в высоких головных уборах из длинных рогов, которые делали своих владельцев похожими на древних шаманов. Через толпу пробивались группы инопланетных торговцев, облаченных в защитную броню. Тут же потомственные служащие департамента Муниторум, все в черном, строго следили за тем, чтобы от всех производимых сделок отчислялись установленные имперские налоги.

Стоял оглушительный шум: отрывистые, зычные вопли менял и команды погонщиков, крики аукционистов, продающих скот, пощелкивание учетных дощечек и непрерывное мычание стад криворогов, доносящееся с ярмарочных полей.

Но ни на одной ярмарке они не нашли записей о судне, за которым охотились. В Мэйлерс Ярдс Тониус и Мадсен решили посетить бартерную контору, чтобы просмотреть личный архив местного барона. Кыс, Ахенобарб и Кински дожидалась снаружи. Псайкер оперся на костяной поручень крыльца и замер, глядя над толпой в сторону океана.

Кыс почувствовала булавочный укол псионики, но, слава Трону, воздействие было направлено не на нее. Пэйшенс задумалась: сколько сознаний сейчас просматривает Кински просто от нечего делать?

Фасад бартерной конторы начинал ярко сверкать всякий раз, как солнце выглядывало из-за мчащихся облаков. Здание покрывали тысячи серебристых дисков, каждый был размером с подушечку большого пальца, и среди них не было двух одинаковых. Рыбьи чешуйки, догадалась Кыс, чешуйки какого-то морского гиганта. Они были столь же жесткими и простыми, как и все остальное на этом осажденном кораблями мире, но, впрочем, казались слишком красивыми для такой планеты, как Флинт.

Ахенобарб тоже рассматривал чешуйки. Он потянулся, чтобы взять одну на память, но тут же резко отдернул руку и уставился на Кыс, посасывая порезанные кончики пальцев. Края чешуек оказались бритвенно-острыми.

Кыс отцепила три штучки с помощью псионической волны, те подплыли к ней, сверкая на солнце, и она прицепила их на верхнюю кнопку комбинезона. Серебристые диски засияли под ее горлом, подобно инсигнии.

Из конторы вышли Тониус и Мадсен. Им не удалось разузнать ничего нового.

– Кроме того, – сказал Карл, – что сегодня ночью открывается Тасквердж.

Ярмарка в Тасквердже была одной из крупнейших на Флинте и имела почти такие же масштабы, как Великий Зимний Торг и Спрингдров. К полуночи вездеход успел преодолеть все шестьдесят километров до Таскверджа, и еще на подъезде к городку Кыс увидела первые признаки начинающегося действа.

Сначала это были инверсионные следы в холодном, ярком небе. Перекрещивающиеся туманные полосы, говорившие о плотном орбитальном движении. Затем над головами пронеслось несколько флаеров и шаттлов, следом медленно проползла пара потрепанных грузовых барж, заслонивших небо.

Движение на шоссе стало более оживленным. Пастухи, забойщики скота, несколько трупп артистов. Затем они догнали караван фургонов с высокими бортами. Их тащили вперед либо волы, либо тяговые двигатели. Ветер поднимал над караванами белесую пыль, в которой чувствовался кислый, аммиачный привкус. Здесь можно было заработать состояние только на продаже помета для дальнейшей его переработки в фосфаты и различные удобрения. Правительства бедных минеральными веществами миров щедро платили за экскременты с Флинта.

На расстоянии пяти километров от города путешественники заметили над горизонтом большие белые облака пыли, которую поднимали миллионные стада, бредущие на ярмарку.

Вездеход вкатился в Тасквердж по двухкилометровому виадуку. Под широкими арками на просторных прибрежных полях располагалась часть клеток и загонов – каменные лабиринты, где можно было спокойно разделить, пересчитать и запереть животных. Окруженные высокими стенами проходы вели к посадочным полям, где выстроились грузовые баржи, присланные стоящими на орбите торговыми судами. Челноки не покинут планету, пока их трюмы не будут забиты под завязку. Над посадочным полем в темноте то и дело возникали синие и желтые огни – остаточное свечение реактивных турбин и атмосферных двигателей.

Пригнанные на продажу стада животных входили в город через восточные ворота. Многие поколения погонщиков вели свои стада одним и тем же маршрутом, так что на просторах Великих Равнин и в прибрежных утесах образовались целые каньоны, протоптанные миллионами и миллионами копыт. Эти каньоны не хуже самих погонщиков направляли бегущий скот прямо к ярмарочным полям. Затем распорядители раскрывали массивные железные ворота и распределяли животных по загонам, сортируя их по породам и возрасту или же разделяя на коммерческие партии. Знатоки клейм носились от одного загона к другому, проверяя тавро на шкурах и ярлычки на ушах, где указывались сведения о происхождении и принадлежности скота. Учетчики собирали с погонщиков бронзовые кольца, соответствующие цене животных, и надевали их на учетные доски, чем-то напоминающие счеты. Затем сам барон или представители его картеля устанавливали цены на скот, в зависимости от накопленных колец. И только после этого на массивных досках, подвешенных над аренами аукционов, мелом выводились списки товара и расценки на него.

Рядом с помещениями аукционистов размещались длинные стойла, освещаемые разведенными в бочках кострами. Здесь можно было осмотреть типичных представителей разных пород животных. Еще дальше – мрачные бараки мясозаготовки. Некоторые торговцы покупали туши заколотых животных, а затем либо солили, либо замораживали их для доставки на дешевые продовольственные рынки по всему субсектору. Другие покупали живых зверей и отправляли их – иногда в стазис-контейнерах – более прозорливым клиентам на состоятельные миры-ульи Ангелуса. Одни покупали оптом низкокачественных животных, другие приобретали исключительно отборных зверей. Третьи прилетали сюда за дешевыми мясными консервами, четвертые – ради фосфатов, полученных из экскрементов. Из десятитонного демипахидерма, купленного по двадцать крон за тонну, получалось тридцать тысяч пирожков с мясом, которые в свою очередь продавались в дешевых столовых городов-ульев по полкроны за штуку.

Шестидесятикилограммовый короткорог мог принести в пять раз больше прибыли. После разделки он превращался в главный продукт импорта, в деликатес, который подавали в лучших ресторанах верхних уровней ульев Юстис Майорис и Кэкстона по пятьдесят крон за порцию.

Горящие бочки озаряли ночь дымным пламенем. В воздухе пахло осенью, кровью, навозом, копотью, газами гербиворов и свежезаготовленными кормами. Кыс свернула с виадука и припарковала вездеход на вымощенной рокритом стоянке рядом с другими грузовиками. Вся компания отправилась на поиски местного барона.

Торговля домашним скотом в субсекторе Ангелус неизбежно пересекалась с игрищами на аренах. Торговцы, набивающие полный трюм пахидермами, могли дополнительно подзаработать, привозя для Имперских Ям более опасных животных. Игровые агенты часто нанимали торговцев скотом, поскольку у тех имелось специальное оборудование.

На Флинте торговали, прежде всего, домашней скотиной. Иногда с Великих Равнин на рынок пригоняли и хищников, продажа которых давала дополнительную прибыль. Но в основном на западном побережье продавали мясо.

Планеты, специализирующиеся именно на продаже диких животных для арен, располагались ближе к Ленку и исторгнутым мирам. Однако это не мешало игровым агентам регулярно посещать животноводческие ярмарки Флинта. Многие заходили сюда по пути к Ленку. Другие прибывали, чтобы приобрести дешевое мясо для приманки или корма. Звезды арен – плотоядные хищники – становились слишком спокойными, если их перевозили в стазис-контейнерах, а взрослый таурозавр за время шестинедельного путешествия сжирал мяса в несколько раз больше собственного веса. Некоторые агенты прилетали на Флинт, чтобы приобрести огромных гербиворов, которых можно было бы выпускать во время специализированных боев. А другие – потому что путешествовали на кораблях торговцев скотом в качестве пассажиров и не могли перечить хозяевам.

Барон Джулиус Карквин заправлял торговлей в Тасквердже в течение шестидесяти лет. В своем богатом инопланетном облачении и запачканном глиной плаще из звериной шкуры он казался человеком, зажатым между двумя мирами, отчасти бизнесменом, отчасти шаманом. Во время ярмарки он управлял всеми делами, сидя в одной из палаток, построенной на каркасе из бивней в центре городка.

Его окружала свита, состоящая из забойщиков, учетчиков, торговых советников и клерков. Отдельных торговцев-дальнобойщиков допускали прямо к нему в палатку, и многих он приветствовал словно старых друзей.

Подобраться к барону Карквину казалось практически невозможно, если, конечно, не вступать в конфликт и не раскрывать свои полномочия. По осторожному поведению должностных лиц на других ярмарках Тониус понял, что население западного побережья не слишком хорошо соблюдало законы Империума. Здесь царили правила свободного рынка, которые зависели только от доброй воли торговцев-каперов. Власти Трона здесь не приветствовались.

Кыс попыталась подкупить младшего клерка, чтобы получить необходимую информацию, но из этого ничего не вышло. Во время ярмарки барон забойщиков обладал в своем городке большей властью, чем лорд-губернатор субсектора.

Карквин выглядел огромным и казался еще крупнее из-за того, что носил многослойные бархатные одеяния, тяжелую кольчугу и кутался в просторный плащ, сшитый из шкур. На его скуластом лице чернел большой рот, полный гнилых зубов, глаза прикрывали опухшие веки. Круглый бронзовый венец с двумя отполированными бараньими рогами – древний символ власти – почти терялся в непослушных черных волосах, так что казалось, будто рога вырастали прямо из головы Карквина.

При нем постоянно терлись четверо телохранителей – рослые мужчины, в застегнутых до самого верха плащах гильдии забойщиков и кожаных шлемах, украшенных выбеленными рогатыми черепами. Вооруженные не разделочными, а боевыми цепными мечами, телохранители зорко следили за тем, чтобы никто, кроме особо важных клиентов, не мог приблизиться к барону.

– Похоже, нас поимели, – сказала Мадсен.

Тониус попытался вспомнить, встречал ли он когда-либо в жизни большего пессимиста, чем эта строгая женщина.

– Предлагаю решить проблему силой, – предложила Кыс.

– Влезть в драку? – презрительно фыркнул Тониус.

Кыс пожала плечами. Ахенобарб, казалось, одобрял ее предложение.

– Есть другое предложение, – с сарказмом произнес Кински.

Он поглядел на Ахенобарба, и огромный мужчина тут же подхватил падающее тело псайкера.

– Что он творит? – прошипел Карл.

Внезапно выпущенная на волю грубая псионическая энергия ошеломила Кыс. Девушка в ужасе попятилась, прикрывая ладонью открытый от изумления рот.

– Вот дерьмо! – с трудом произнесла она. – Он ушел… оставил тело…

– Что? – не понял Карл.

Пэйшенс указала в дальний конец палатки, где на высоком помосте восседал Карквин. Перед его троном собралась небольшая, но шумная толпа торговцев.

– Я могу чувствовать, как он… охотится… – сказала Кыс.

– Верните его обратно! – сказал Тониус Ахенобарбу.

– Кински знает, что делает, – с каменным выражением лица ответила Мадсен. – Если мы оставим эту работу вам, то проторчим здесь всю неделю.

– Это операция инквизитора! – прорычал Тониус. – Вы трое находитесь здесь только потому, что он вам это позволяет.

– Какая разница, – сказала Мадсен и снова оглянулась на толпу.

Тониус тоже посмотрел в сторону барона, но не увидел ничего необычного. Что же делал Кински?

– Вон тот клерк, хранитель бухгалтерских книг, стоящий слева и чуть позади от Карквина, – прошептала Кыс.

Тониус нашел этого человека взглядом. Бледный пожилой мужчина, облаченный в длинный заскорузлый и пыльный балахон, с ожерельем из бычьих зубов на шее. Старик изучал темные пергаментные листы массивной бухгалтерской книги, установленной на подставке из перекрещенных бивней. Несколько таких же подставок с книгами стояло вокруг трона. Хранитель быстро пролистал их страница за страницей, а потом обернулся и поднял на посетителей абсолютно пустой взгляд. Неожиданно старик отпрянул назад, удивленно моргая. В этот момент Кински дернулся и открыл глаза.

– Их здесь нет, но их ждали, – сказал он.

– Что? – не понял Тониус.

– Капитан Фекла, хозяин судна «Октобер кантри» частый посетитель этой ярмарки. Барон подготовил для него жилье и зарезервировал несколько небольших партий животных, в покупке, которых, как он полагал, Фекла должен быть заинтересован.

– Значит, мы тратим время впустую… – констатировала Кыс.

– Вот тут-то и начинается самое интересное,– усмехнулся в ответ Кински. – Согласно отчетам, барону стало известно, что в этом сезоне Фекла не прибудет на Флинт. Его извинения и сожаления передал сегодня утром скототорговец Бартол Сайскинд.

– И кто это?

– Владелец каперского судна «Очарование». Сейчас он на аукционе, выторговывает криворогов.

Все вместе они направились к выходу из палатки. Оказавшись в дверях, Тониус коснулся кулона с «косточкой духа».

– «Октобер кантри» здесь нет и не будет, но мы получили наводку на другого кораблевладельца, который недавно вел с ними дела.

– Подробнее, – прозвучал ответ Рейвенора.

– Бартол Сайскинд, «Очарование». Кински получил информацию из сознания аборигена.

– Я почувствовал это даже отсюда. Мы должны попросить, чтобы мистер Кински был более осмотрителен. Он не только силен, но и груб. Было бы прискорбно, если бы вы вступили здесь с кем-нибудь в конфликт.

– Это точно, – сказал Тониус.

Карл огляделся. Несколько оборванных погонщиков только что прошли мимо, злобно взглянув на иноземца, укрывшегося в тени и разговаривающего с самим собой.

– Мне надо идти. Посмотрим, что получится вытянуть из этого Сайскинда. Лучше вам будет отозвать Гарлона и Кару на корабль.

– Я так и сделаю. Будь осторожен, Карл.

Тониус стал пробиваться через толпу. Несмотря на ветер, налетающий с океана, ночь была теплой. Дыхание четырехсот тысяч животных нагревало воздух.

И еще этот запах. Тониус уже не раз вляпался в навоз, плотным слоем покрывающий улицы. Его любимые сапоги были безнадежно испорчены. Карл прижал к носу свой надушенный платок.

Отрывистые выкрики эхом разносились из просторных аукционных арен. Торги были в разгаре. Уверенные, бывалые торговцы в зимних пальто, плащах или бронекостюмах облокачивались на костяные перила, сжимали в руках пронумерованные карточки и глядели, как дюжина огромных четвероногих животных кружила по загону внизу.

Но кроме гомона толпы за спиной Тониуса слышались и взволнованные выкрики. Обернувшись, Карл понял, что они доносятся из палатки барона.

Как ни в чем не бывало, Тониус занял место на верхних ступенях ближайшей арены рядом с мускулистым рыжеволосым мужчиной, облаченным в комбинезон и тяжелую накидку.

– Как думаете, что там такое? – праздно поинтересовался Тониус, кивая в сторону палатки.

Торговец нахмурился:

– Какой-то недоумок приволок с собой псайкера. Тот покопался в голове одного из людей барона. Карквин, мать его, просто обезумел, так что все торги сейчас будут приостановлены до тех пор, пока не уляжется эта неразбериха.

Мужчина вновь выругался.

– Мне надо быть в Какстоне через восемь дней с трюмом, набитым филеем, – пожаловался он.

– Псайкер, – произнес Тониус. – Это нехорошо.

– Конечно нехорошо! – взорвался торговец.– Ведь все знают, что они запрещены на ярмарках! Закон торгов. Никаких псайкеров, во избежание нечестных сделок. Только так. Именно поэтому барон и нанял своего колдуна.

«Конечно, именно поэтому барон и нанял своего колдуна, – подумал Тониус. – Конечно, каждый знает, что присутствие псайкеров запрещено древними законами ярмарок. Конечно, это известно всем и каждому. Известно, мать их так!»

Ему даже показалось, что он слышит слова Кыс: «Да, в этом ты разбираешься». Ладно, так уж получилось, что как раз в ЭТОМ он не разбирался. Если уж говорить напрямик, он даже не видел того колдуна.

– Что, черт возьми, вы делаете? – внезапно спросил торговец.

Тониус вздрогнул. Неужели тревожное выражение его лица оказалось настолько заметным? Но мужчина подразумевал совершенно иное. Перегнувшись через перила из бычьих бивней, он смотрел на улицу. Один из телохранителей барона стоял внизу, с цепным мечом в руке. Два погонщика-оборванца указывали на человека, которого они увидели разговаривающим с самим собой.

– Вот черт! – выругался Тониус.

Мне пришлось подождать, пока откроются все три массивные двери, ведущие в камеру. Вертикальные створки, затем горизонтальные и вновь вертикальные стальные пластины с шипением скользнули в бронированные панели стен.

Наконец, я двинул кресло внутрь.

Дюбо сощурился от яркого света и застонал. Длинная цепь, закрепленная на полу, тянулась к его кандалам. Она была достаточно длинной, чтобы пленник мог перемещаться по камере от соломенной лежанки до химического туалета. Ранклин был грязен и небрит. Возле двери лежал поднос с остатками обеда.

– Снова вы, – сказал он.

«Да, это снова я. И тебе стоит к этому привыкнуть», – подумал я. Большинство знакомых мне инквизиторов ради получения нужной информации уже применили бы самые высокие степени воздействия, которые прикончили бы его. Он был преступным отродьем, развращающим имперское общество.

Но, кроме того, он был весьма необычным человеком. Дюбо не обладал какими-либо явными ментальными талантами, но некоторые участки его мозга оказалось невозможно прочитать. С тех пор как мы покинули Юстис, то есть в течение шести дней, я допрашивал его уже десять раз. Но его сознание становилось все более непроницаемым. Складывалось ощущение, что он постепенно теряет разум.

– В чем мне покаяться теперь? – спросил он, вставая на колени.

Я не стал отвечать.

Дюбо устало поднялся, но при этом вид у него был торжествующим.

– Хорошо, – нечленораздельно проговорил он, – хорошо… Я признаюсь. Я – реинкарнация Хоруса. Я заклятый враг Золотого Трона. Я…

– Заткнись.

Он затих и уставился в пол. Поначалу Дюбо – властитель кавеи – был весьма общителен. Он откровенно признался в торговле наркотиками и поведал о том, как злоупотреблял своим положением для импортирования и распространения контрабанды в кварталах Петрополиса. На втором допросе он тоже был довольно разговорчив и рассказал о своих поставщиках. Многочисленные каперы, которые вели дела с Имперскими Ямами, снабжали его и животными для арены, и запрещенными веществами. «Дурной знак» по приемлемой цене поставлял обскуру и веселящие камни. «Фонтейнблю» привозил улыбнись-траву и кричалки. «Макрокосма» занимался и тем и другим. Дюбо обладал идеальным положением для того, чтобы распространять полученное благодаря своим связям с кланами и игроками. Я уже передал названия всех трех кораблей в ордос Геликана. Этим могли заняться и другие.

Куда дольше пришлось выманивать из Дюбо информацию об «Октобер Кантри». Именно он доставлял флекты. Ранклин, наконец, выдал своего связного и одновременно подельника Феклы – капитана «Октобер кантри» Фивера Скоха. Но при этом дрессировщик продолжал настаивать на том, что не знает, откуда Скох и Фекла берут флекты. Именно тут-то и вставала ментальная стена.

Я легонько прощупывал его сознание. На третий или четвертый раз моим единственным уловом стало загадочное мемоэхо… «Контракт номер тринадцать».

– Расскажи-ка мне об «Очаровании».

– Что? – вздрогнул Дюбо.

– «Очарование».

– Это корабль, – пожал плечами Ранклин. – Ходит до Ленка. Несколько раз привозил мне зверей.

Я медленно облетел вокруг него.

– Его капитан… друг Скоха?

– Нет.

– Значит, Феклы?

В ответ Дюбо снова пожал плечами.

– Да, Феклы. Старые связи. Торговые обязательства. Закадычные приятели. Союзники. Только так и работают каперы.

– Снабжал ли вас когда-нибудь флектами капитан «Очарования»?

– Сайскинд? Нет!

– А предлагал ли когда-нибудь капитан «Очарования» снабжать вас ими?

– Нет.

Я воткнул ментальное копье в середину его мозга, и он затрясся от боли. Ощущение, словно вонзаешь меч в размокшую бумагу. Его сознание казалось таким… мягким.

– Что еще вы можете рассказать мне о Сайскинде и «Очаровании»?

Дюбо зашатался.

– Сайскинд – дальний родственник Феклы. Их род восходит к Лилеан Чейс.

Я был ошеломлен. Лилеан Чейс – отвратительная опухоль на теле Империума. Сторонница радикальной философии реконгрегаторов. Восемьдесят лет назад она отреклась от обязательств перед своим ордосом и основала на Гесперусе школу Когнитэ. Там в течение трех поколений она старательно развращала ярчайших, лучших людей, попавших в ее когти, и превращала их в социопатов, чудовищ, ведомых только одним желанием – разорвать материю священного Империума. Деятельности Когнитэ удалось положить конец только благодаря зачистке, которую возглавил Верховный Инквизитор Роркен, ныне занимающий пост Великого Магистра ордосов Геликана. Проклятие! Сам Молох был выпускником этой безумной школы!

Запищал сигнал демонического вызова. Я спешно покинул камеру и ввел код, закрывающий ее двери.

Снаружи меня дожидался мой медик – Зарджаран.

– Какие-то неприятности? – спросил я.

– Сэр, просто меня беспокоит состояние заключенного, – ответил он.

– И?

– Рассудок Дюбо угасает, – объяснил Зарджаран. – Он умирает. Боюсь, что это из-за непрекращающихся допросов.

– Доктор, я очень бережно с ним обращаюсь. Провел не более десятка бесед.

– Я понимаю, но если к этому прибавить допросы, которые устраивал мистер Кински…

– Которые устраивал мистер Кински?

Я забылся. Несдерживаемая ментальная реплика напугала его. Медик отпрянул назад.

– Мои извинения. Пожалуйста, повтори еще раз… Кински тоже допрашивал заключенного?

– Да, сэр,– робко произнес Зарджаран.– Он и леди Мадсен, по два раза в день.

Что, черт возьми, здесь происходило?! В ярости я развернул кресло, собираясь ворваться на мостик и потребовать от Прист объяснений. Но прямо за моей спиной уже стоял Халстром.

– Да?!

– Лорд инквизитор, я пришел прервать ваш допрос. На Флинте возникла… ситуация…

Пэйшенс Кыс пробиралась через толпу, выискивая Тониуса. В бочках горели костры. Отсветы пламени мерцали на лицах прохожих.

– Плохи наши дела. – Она отправила это послание Рейвенору, но вместо знакомого голоса услышала грубые, словно растянутые слова Кински:

– То, что плохи, это точно. Тащи свою задницу к вездеходу. Мы убираемся.

– Где вы?

– Делаем ноги. Пошевеливайся.

С разных концов освещаемого кострами городка доносились удары гонгов и чего-то напоминающего литавры. Этот шум еще сильнее встревожил и без того беспокойную толпу.

Повсюду, куда бы она ни бросила взгляд, Кыс видела забойщиков – телохранителей барона и вызванных по тревоге из разделочного цеха мясников.

– Карл? Где ты?

Тишина. Пэйшенс повторила вопрос, воспользовавшись воксом. Снова ничего. Кыс поспешила по переполненной главной улице Таскверджа в направлении виадука. Дымящие костры подкрашивали ночное небо над ее головой янтарным светом. На западе серебрился большой, тонкий серп луны. Его называли «Луной мясника», а его появление ознаменовывало начало ярмарки, поскольку он походил одновременно и на нож для снятия шкур, и на длинный бивень.

Карл рассказывал об этом Кыс. В этом он разбирался.

Грохот барабанов стал громче. А затем Пэйшенс услышала резкий, хлесткий звук «вуууш» и оглянулась.

Сначала ей показалось, что над городом быстро восходит кроваво-красная полная луна. Однако это не было астрономическим телом. В воздух поднимался воздушный шар, опутанный плотным переплетением сетей, удерживающих корзину из бивней. Над горелкой то и дело с шипением и свистом вскидывались короткие яркие языки пламени. В корзине сидел человек, с виду простой погонщик. Тело его было вымазано белой глиной, вокруг глаз темнели круги, а голову украшал рогатый шлем. В каждой руке человек сжимал по костяной погремушке. Он непрерывно тряс ими, указывая вниз на толпу.

Кыс видела его в палатке. Колдун барона, шаман. Очевидно, он был псайкером – Кыс почувствовала, как по ее коже побежали мурашки, – и сейчас взлетел, чтобы найти нарушителя спокойствия своего господина. Воздушный шар поднялся над землей примерно на десять метров. Трос, свисающий с корзины, был привязан к телеге, которую катили по улицам телохранители барона. Шар медленно двигался следом.