Свое время

      Окстись, Валерий! Но как хотелось зажить с Наташей отдельным домом...
      Жизнь показалась мне совсем бессмысленной, когда мимо меня прошлепал Вова, наш издательский курьер, рослый дебил с вечно разинутым ртом и расстегнутой ширинкой. Деловито перебирая какие-то пакеты и озабоченно хмуря белесые бровки, он сердито бормотал себе под нос:
      - Понабрали идиотов...
      Глава девятнадцатая
      --===Свое время===-
      Глава девятнадцатая
      Еще в старину отличали в белокаменной столице нашей, Москве-матушке, друг от друга сорок сороков церквей - "Спас за золотой решеткой", "Иоан-Богослов, что под вязами", "Никола на песках", так и угловой продовольственный магазин с кафетерием живущие поблизости москвичи и сотрудники нашего издательства называли "магазином на ступеньках". Я зашел в него после работы, отстоял мерно двигающуюся очередь, перекусил за высоким столиком стаканом кофе с булочкой и поехал к Наташе.
      Далеко не все электропоезда останавливались на платформе, где располагался институт с клиникой, в которой лежала Наташа, поэтому по вечерам мне из-за железнодорожного расписания приходилось выбирать: или я не успевал забежать в кафетерий и оставался голодным, или я приезжал слишком поздно, прямо перед Наташиным ужином, и мы успевали повидаться с ней совсем ненадолго, или приходилось ехать в электричке "зайцем" три остановки, поскольку не оставалось времени купить билет. Хотя, какая там сытость от стакана магазинного кофе с булкой, но я предпочитал быть сытым "зайцем", тем более, что сумма одного штрафа за безбилетный проезд составляла как раз десять таких поездок, а ревизоры по вагонам чаще не ходили.
      Размышляя над этими дилеммами, я поймал себя на мысли, а, действительно, сколько же времени каждый из нас тратит на решение вот таких проблем: что лучше, как выгоднее? И для чего? Наверное, чтобы выиграть время.
      Чтобы было время про запас.
      И уже потом прожить это время, как хочется.
      Как надо.
      А как надо?..
      Когда я приехал, Наташа уже сидела в вестибюле клиники на белой крашеной деревянной скамейке - санитарки зовут их почему-то диванами - и, похорошев от радости, поднялась мне навстречу.
      Мне даже показалось, что она посвежела, поправилась, но что-то тревожное мелькнуло в ее лице.
      Я протянул Наташе веточку мимозы.
      - Ой, какая прелесть, спасибо, Валерочка. Не забыть бы мне забежать перед ужином в палату, в воду поставить.
      - Ну, что новенького, рассказывай, - выжидательно посмотрела она на меня.
      Я взял Наташу за руки, вздохнул, сильно потер вдруг зачесавшуюся щеку - не знал, как начать.
      - Наташ, - собрался я с духом. - Как ты скажешь, так и будет. Я тебе раньше не говорил, хотел подарок нам сделать, да не получается сюрприза. Дело в том, что я стою в очереди на жилплощадь в нашем издательстве, и скоро сдают дом.
      - Ой, как здорово! - негромко рассмеялась Наташа. - И где же? Где-нибудь в Новых Черемушках?
      - На проспекте Мира. В районе уголка Дурова будет у нас свой уголок.
      - Правда?
      - Да, маленький, - улыбнулся и я, - но... раньше мне обещали отдельную квартиру, а оказывается, полагается только комната. Если же мы хотим получить квартиру, то тебе нужно как можно скорее развестись и выйти за меня замуж.
      - Ты делаешь мне официальное предложение? - лукаво спросила Наташа и гордо выпрямилась.
      Больничный халатик, тапочки... невеста моя.
      - Делаю, - серьезно сказал я. - Предложение и руки, и сердца. Обещаю, что эти руки мои будут и стирать, и гладить, и мыть посуду, и писать стихи, и согревать тебя. А сердцем моим ты владеешь безраздельно уже давно. Как и мыслями.
      - Стирать да мыть этим рукам необязательно, для этого у меня тоже есть руки, а поскольку я теперь владею всем, то и распоряжусь по-своему: твои пусть больше пишут и чаще согревают.
      - Так оно и будет.
      - А насчет остального сделаем так, как ты считаешь нужным, - прижалась ко мне Наташа.
      И вдруг посмотрела на меня снизу со страхом:
      - Лишь бы ты не передумал, не бросил меня...
      - О чем ты, маленький?
      - А мне два дня назад томограмму сделали, Валера, - сказала она медленно и умолкла.
      - Ну и... - не выдержал я молчания.
      - Обнаружили туберкулому, - опустив глаза, сказала Наташа. - Предлагают операцию.
      - Когда?
      - Недели через три-четыре. Здесь режут по вторникам и четвергам. Такое расписание.
      - А ты что сказала?
      - Ничего. Тебя ждала.
      До чего же резкий, бездушный, безжизненный этот дневной свет из вечно зудящих молочных трубок... Белые стены... Белый кафель... Белые скамейки-диваны... Что значат мелкие расчеты - ехать зайцем или нет, когда идет другая игра, где ставка - жизнь, а проигрыш - смерть... Вот если выиграем, тогда заживем... Не знаю, в комнате или в квартире, не в этом дело.
      - Валера, вот что я подумала, - ласково, успокаивающе сказала Наташа, - ты бы сходил, с моим лечащим врачом посоветовался- поговорил бы.
      - Он что, дежурит сегодня?
      - Нет, просто он - аспирант, Воробьев его фамилия, и живет он в общежитии, здесь неподалеку. Я вот и адрес узнала. Хочешь, сходи к нему прямо сейчас, пока я на ужине.
      Я рассмеялся, несмотря на всю напряженность ситуации:
      - Помнишь Бомарше? Фигаро только придумал, что надо написать записку, а у Розины она уже готова.
      - А я и есть Розина. Только ты тоже будь, как Фигаро - не задерживайся, ждать тебя буду.
      Я поплутал среди четырех одинаковых жилых корпусов, стоящих поодаль от института, прежде чем отыскал нужный мне. Дверь открыл розовощекий парень с синими глазами:
      - Здравствуйте! - сказал я и запнулся.
      Как представиться?
      - Я - муж больной Кузнецовой... Впрочем, не муж пока, скорее жених... Извините, я займу у вас пять минут, мне очень надо посоветоваться с вами.
      - Проходите, - пригласил Воробьев.
      Маленькая комната в общежитии: одно окно, кровать, двухстворчатый шкаф, пара стульев, книжная полка, на столе сковорода с остатками яичницы с вермишелью - быт аспиранта.
      - Минутку, - Воробьев унес сковородку в коридор и сразу вернулся.
      Мы сели на стулья.
      Я сбивчиво объяснил ситуацию.
      - Понятно, - кивнул головой Воробьев. - Что касается развода и свадьбы, то тут я пас.
      Разве медики тоже гоняют в преферанс, подумал я, вспомнив свои студенческие годы.
      - По поводу состояния больной Кузнецовой могу дать не совет, а информацию. Вы, очевидно, знаете, что институт наш - специализированный, исследовательский, клиника - экспериментальная. Кузнецова поступила на обследование в связи с тем, что на стадии полного выздоровления, когда для нее были показаны, то есть эффективны, препараты химиотерапии, у нее наступило резкое изменение в худшую сторону всей картины заболевания. Нам удалось стабилизировать процесс, приостановить его развитие, но, к сожалению, зашел он слишком далеко, образовалась туберкулома, и требуется оперативное вмешательство.
      - Операцию будете делать вы?
      - Нет. Я - терапевт, собираю практический материал для диссертации. Случай Кузнецовой доказывает связь и активное влияние лимфатической системы на течение процесса, что и является темой моей диссертации.
      Тема, случай, связь... все-таки мы все для медиков только материал, подопытные кролики, а не живые люди. Знал бы этот спокойный, уверенный в себе парень, что Наташа не выздоровела от того, что затосковала, перестала радоваться жизни, и при чем здесь лимфатическая система? Или именно в ней затаилась душа?
      Тогда я сделал открытие мирового значения...
      - Так кто же будет делать операцию?
      - Не знаю. Это уже не моя епархия. Теперь Кузнецову должны перевести в хирургическое отделение. Я не думаю, что ее выпишут, хотя такой вариант не исключается - раз она у нас, мы и должны вроде бы довести лечение до конца. Но все теперь зависит от хирургов. Если кто-то из них заинтересуется ее случаем, то операцию сделают быстро, но советую не тянуть, у вас в запасе месяц. Самое большее. Идеально было бы, если бы оперировал академик, директор нашего института, но к нему очередь.
      - Посодействовать ничем не можете? А? - с глухой надеждой спросил я.
      - Что вы! - в первый раз улыбнулся Воробьев. - Я сам из Владимира. Приезжий из провинции. Мне дай бог только защититься, самому бы кто-нибудь помог.
      Это уж точно, если сам себе не поможешь, то кто поможет? Шансов мало, но что делать?
      Я узнал у него, как попасть на прием к академику, простился и вернулся к Наташе. Мы еще раз все обсудили с ней. Получалась такая программа развод, женитьба, операция, квартира.
      Времени - месяц, хорошо бы успеть. Не получится - значит, не судьба. Главное, чтобы операция прошла успешно, главное - здоровье.
      И все-таки теория вероятности сработала - на обратном пути в электричке меня поймали контролеры, но я, не споря, уплатил штраф, чем несколько удивил ревизоров и вызвал бурный монолог добросердечной соседки по вагону, утверждавшей, что я еле-еле успел на поезд и поэтому ехал без билета, хотя это было неправдой. Все-таки мир не без добрых людей - может быть поможет кто-то и нам с Наташкой?
      Глава двадцатая
      --===Свое время===-
      Глава двадцатая
      Точно сорвался храповичок и бешено закрутилось колесо времени, точно вот-вот тронется поезд, а до перрона далеко, еще бежать и бежать, точно сейчас захлопнутся двери перед самым носом, а надо успеть, обязательно успеть, вопрос жизни и смерти...
      В те времена процедура развода требовала исполнения своих необходимых формальностей, очевидно, специально предусмотренных для проверки правильности решения расторгающих брак: подайте заявление, явитесь в назначенный час на собеседование и ждите решения суда. Подайте... Явитесь... Все это при условии обязательного присутствия Наташи, а она могла, рискуя здоровьем и тем, что ее могут просто выписать за нарушение больничного режима, исчезать незаметно из клиники только после тихого часа или же, в крайнем случае, после обеда до ужина.
      В этот день в редакции я, как сторожевой пес, охранял телефон, не подпуская к нему Лику и Яна, пока, наконец-то, не дождался Наташкиного звонка.
      - Ты откуда? - и радостно, и сразу тревожно спросил я.
      - Из института. Сейчас выхожу. Заеду домой, переоденусь, и пойдем в суд. Хорошо?
      - Обязательно дождись меня. Я бегом. Только по пути залечу в сберкассу, надо купить гербовые марки.
      - Ой, Валер, лучше сразу приезжай, а сберкасса рядом, вместе сходим.
      Ждет, хочет скорее увидеться, конечно, вместе, вместе всегда лучше, а как же иначе.
      Я повесил трубку и умоляюще посмотрел на Лику:
      - Малика Фазыловна, - стал подлизываться я, называя Лику ее полным узбекским именем, - разреши мне в министерство уехать и вернуться завтра без опозданий?
      - А кто гранки читать будет?
      - Я их с собой заберу, все до буковки, до точечки, до запятой прочитаю и утром принесу, прямо в типографию, если хочешь. Можешь не сомневаться.
      Лика вздохнула:
      - Иди.
      Меня ждет, конечно, ждет Наташка, я на ходу застегнулся, схватил давно уже собранный портфель, Ян что-то крикнул в спину на прощание. Я не расслышал, не слышал просто уже ничего, некогда, вперед, скорее, скорее.
      До метро, в метро, от метро я несся, не переводя дыхания, заранее рассчитывая, где можно поднажать, а где передохнуть перед новым рывком.
      Хорошо, что Наташка уже дома, уже переоделась, как ей идет это лиловое платье.
      - Ну, что? Двинулись? - я даже дверь прихлопнул неплотно, не до щелчка замка.
      - Да ты проходи, разденься. Чаю хочешь? - Наташа потянула меня за рукав пальто.
      - Какой чай? О чем ты? Прием у судьи начинается в пять, через полчаса, а нам еще в сберкассу.
      - Пойдем, не стой в передней. Это неприлично... И, кроме того, я жду звонка.
      - Ждешь? Звонка? От кого? - удивленно спросил я. - Ничего не понимаю.
      - Неважно.
      Я молча повиновался. Что за новости? Не говорит, кто должен звонить, зачем. Может муж? Это еще что?
      Мы прошли на кухню.
      Сели за стол.
      От чая я отказался.
      Сидели молча. Вот так бежишь, бежишь, нетерпеливо ожидаешь радости...
      Наконец, я не выдержал:
      - В чем дело?
      - Что с тобой? - удивилась Наташа, но как-то вяло, неискренне. Смотрит куда-то в сторону.
      - Кто тебе должен звонить? - уже с нервной дрожью в голосе спросил я.
      - Ну, Маринка. Ты только не волнуйся, пожалуйста. Все будет хорошо. Подождем.
      - Я и не волнуюсь, - взволнованно сказал я. - Просто, ничего не могу понять. Ни-че-го.
      - Да что тут понимать, - пожала плечами Наташа. - Просто, я обещала Марине дождаться ее звонка, вот и все. Если подруга просит, значит, ей надо.
      У подружек всегда секреты, подумал я. Потом окажется какая-нибудь ерунда типа потрясающей новости о купленном по случаю платье или туфлях, а мы тут теряем время, которого у нас нет, катастрофически нет. И потом, какие секреты могут быть у Наташи от меня? Вот именно - от меня?
      Заныло слева, под лопаткой.
      - А сама позвонить ты не можешь?
      - Нет, не могу. У нее пока нет телефона. Она совсем недавно квартиру получила. Кооперативную. В Новых Черемушках. Правда, дом блочный и первый этаж. Зато отдельная.
      Про квартиру Наташка уж лучше бы не распространялась.
      Время - без четверти пять. Прием до семи. Да еще сберкасса. Да неизвестно, сколько там народу. Да ей еще необходимо успеть вернуться в институт до ужина.
      - Наташа, у тебя есть валерьянка?
      - Есть. У мамы.
      Звонок. Наташа сняла трубку.
      - Да... Наконец-то... Да, я... Не узнаешь, что ли?.. Здесь... Пришел... Ну что?.. Понятно... Ага... Ясно... Значит, такой он... А что ты ожидала?.. Теперь будем знать... Ой, Марин, извини, некогда нам, очень некогда... Да, приезжай навестить, вот тогда и поговорим... А сейчас не могу.
      Наташа повесила трубку, ушла в комнату:
      - Сейчас нальем валерьянки Валерию... И все будет опять хорошо. Конечно, будет.
      - Лучше пойдем, маленький.
      - Ладно, пойдем, - остановилась Наташа. - Тебе, действительно, лучше?
      - Пойдем, а?
      Наташа еще помедлила, о чем-то раздумывая, потом, побледнев, спросила:
      - А деньги у тебя на марки есть?
      - Есть, конечно. Ерунда какая.
      Мы зашли в сберкассу, купили марки, поплутали по переулкам в поисках суда.
      Время - пять двадцать.
      В суде пусто, висит объявление. Прием перенесен на завтра. И еще оказывается, при подаче заявления нужна справка с места жительства. Значит, все, до завтра. Опять Наташке сбегать из института, мне - отпрашиваться у Лики, Наташкиной маме идти в ЖЭК за справкой и к пяти быть здесь.
      Время снова замедлило свой ход - мы могли, не торопясь, доехать до клиники, да еще погулять перед ужином. До метро пошли пешком. Наташа держала меня под руку, крепко, крепко прижавшись. Я успокоился. Таяло, как лед, напряжение, даже легче стало дышать.
      И тут меня осенила простая, как репа, мысль.
      Я даже остановился.
      - Так ты ждала звонка Марины, потому что у тебя не было денег на гербовые марки?
      Наташа ничего не ответила, смотрела вниз, потом утвердительно кивнула головой.
      Я набрал полные легкие воздуха:
      - Нет, как же ты это могла? Как? А? Неужели тебе непонятно, что все мое - твое, что это наше общее дело? Ты знаешь, сколько стоят все наши переживания? Могу назвать точную цифру. Десять рублей. Десять! Вот кто-нибудь даст мне или тебе десять рублей и скажет, даю, но с условием, чтобы ты полчаса помучилась и подергалась, неужели возьмешь? И потом, причем здесь Марина, почему Марина, зачем Марина, какие-то секреты, не понимаю...
      Я шумел, но без всякого энтузиазма, потому что радовался, что загвоздка оказалась только в деньгах, а не в чем-то другом, не в Наташкином муже.
      - Кстати, о ком это вы с Мариной говорили? - с нарочитым подозрением спросил я и передразнил Наташу. - Теперь мы знаем, какой он... А?
      - У Марины есть, как это сказать, друг, наверное... Ты его не знаешь... Даже не друг, а вроде больше... Он все обещает ей, но никак не решится... Понимаешь?.. Жениться они должны - вот родители и купили ей кооператив, чтобы она могла замуж выйти. Он ей все говорил, что жить им негде. А теперь есть где, так он говорит, что на машину копить надо, деньги нужны, а свадьба - это большие расходы... В общем, нет у нее пока денег.
      - У нее нет, у тебя нет, но у меня-то есть. Уж скорее у меня надо спрашивать, а не у нее. Теперь наши деньги в общем котле, разве не так?
      - Тут я тебе плохая помощница. Бедную невесту ты себе выбрал, Валера. Меня же на инвалидность перевели. Вторая группа, тридцать семь рублей в месяц. А развод - это мое личное дело, мне и платить. Да дело вовсе не в деньгах, их просто под рукой не оказалось, но не хотела я у тебя брать, понимаешь? Стыдно это как-то, неудобно?.. Нельзя мне этого делать...
      Я одновременно растерялся и разозлился на себя. Пижон, подумал я о себе, Отелло десятирублевый. Мог бы сообразить и сам давным-давно, ни с кем не советуясь, в сберкассу сбегать. Впредь наука будет.
      - Пижон я, - пробормотал я вслух.
      - Нет, ты не Пижон, - рассмеялась Наташа, - вот Маринин друг - пижон. Его, кстати, Пижоном кличут.
      Глава двадцать первая
      --===Свое время===-
      Глава двадцать первая
      В коридорах здания районного суда пахло особым, нежилым, канцелярским запахом - так пахнут старые полы, если их протереть мокрой тряпкой. Вдоль стен стояли строенные деревянные стулья с откидными сиденьями - по четыре подлокотника на три ячейки, на стенах в простых рамах под стеклом висели пожелтевшие инструкции, образцы справок.
      Я сел в свободную ячейку, поближе к двери в комнату, где начнется прием у судьи.
      Время четыре сорок.
      Я - пятый в очереди.
      Если уж и верить в существование биополей у предметов, то в здании суда такое поле имело бы мощный отрицательный заряд мрачно-фиолетового цвета. Пришедшие сюда, а привела их, как в песне Владимира Высоцкого, кривая да нелегкая, либо стоя изучали висящие на стене бумаги, либо сидели в трехклеточных стульях, и видно было по их глазам, что они напряженно думают каждый о своем и время от времени с тревогой и надеждой смотрят на дверь, за которой сидит судья. Я не мог вообразить, какой он из себя, и мне представлялся некий абстрактный символ, неукоснительный блюститель закона. Скорее всего, бездушный, потому что закон нарушать нельзя, потому что какая может быть душа у закона. Как-то сложится наш разговор?
      Сегодня Лика отпустила меня с трудом, ворчала, что ее тоже ругают, когда в редакции пусто. И почему так? Скорее всего, начальству обидно, что подчиненный не под рукой, а где-то. И руководить некем, и сам сидишь, как на цепи. Зато начальник.
      Нелегкая у них доля, у начальников. Кстати, Наташа должна зайти к начальнику в ЖЭК и сразу сюда. Звонила мне в три, что выезжает. Вот-вот должна появиться. Пора бы уже.
      Очередь за мной заняли и сели рядом в соседние свободные ячейки две женщины. Какие-то одинаковые. Молодые, но в серых пуховых старушечьих платках, в невысоких сапожках, у обеих в руках по книжке. Сели, тут же раскрыли книги и уткнулись в них, низко опустив головы. Читать начали сразу, на первой попавшейся странице, будто настолько интересно, что и не оторваться, что даже в суд зашли так, по необходимости, а главное, самое важное - это то, что написано в книгах. Судя по всему, библиотечных. Уж слишком затрепаны. А что там может быть написано?
      Однако вскоре я заметил, что книг они не читают, держат их неумело, непривычно, кидают быстрые косые исподлобья взгляды на входную дверь. Донесся нервный, короткий смешок, шепоток: еще не пришел, успокойся, тихо ты...
      Начался прием ровно в пять.
      Похоже, Наташа опаздывает, хотя и не должна. Если в три она вышла из института, то спокойно успела бы на электричку в три пятнадцать... А вдруг ее отменили?.. Хотя вряд ли... До дома минут пятьдесят, в ЖЭКе пятнадцать минут, не больше, до суда десять... Получается, что полчаса как должна быть здесь. То есть в половине пятого.
      Время пять десять.
      Вышли первых двое, получается по пять минут на посетителя, и если так пойдет и дальше, то у меня в запасе еще десять минут. Наташа должна прийти не позже.
      Одна из моих соседок подняла голову и свистящим шепотом прошептала другой:
      - Пришел...
      Он остановился в конце коридора, мял в руках кроличью шапку, близоруко улыбнулся, но тут же погасил улыбку, сильно прищурившись, огляделся, увидел моих соседок, направился было к ним, но заметил меня, круто развернулся и стал яростно прохаживаться вдоль стульев, кидая то на меня, то на соседок презрительные, гневные взгляды. Этого еще не хватало, подумал я. Псих какой-то. Хотя, что делать психу в суде?
      Третий вышел через десять минут.
      Вошел четвертый.
      Следующий я.
      Время пять двадцать. Где же Наташа? Что случилось? Мужчина с кроличьей шапкой в руках остановился напротив и стал меня насмешливо рассматривать. Чего ему надо?.. Тут до меня дошло - он, очевидно, разводится с одной из моих соседок.
      Наверняка, она пришла с подругой - у каждой женщины есть одна, единственная подруга, которой можно доверить все. А есть ли такая подруга у Наташи? Я как-то прежде не думал об этом. Есть, конечно, Марина. Мои соседки, перед тем как двинуться к судье, скорее всего долго решали, как одеться, как вести себя, в последнюю минуту схватили первые попавшиеся под руку книги - мы тоже образованные! - и вот сидят, делают вид, что читают, а грозный муж в неофициальной отставке принял меня за соперника и испепеляет взглядами... Дурачок... Интересно, а как Наташкин муж будет реагировать на ее развод?.. Тоже станет меня ненавидеть?.. Значит, любит Наташу... И я ее люблю...
      Время пять тридцать.
      Вышел четвертый.
      Я пропустил соседок.
      Мужчина растерянно поглядел на меня, сунул кроличью шапку в карман пальто и тоже прошел в кабинет судьи. Дверь закрылась неплотно, и в коридоре слышно было, как сначала потек женский, быстрый, тараторящий говорок, а потом раздался мужской, бухающий, полный боли, как крик большого раненого зверя, голос. Обида, горечь, желание излиться, просто хотя бы поделиться с кем-то звучали в их диалоге одновременно. Они говорили, не слушая друг друга, словно пели дуэт, дуэт дисгармонии из драматической оперы, в которой звучала не музыка, а сама жизнь. Претензии к друг другу были мелкие, пустые, неразумные: я всегда, а он никогда... это неправда, вот помнишь тогда и тогда...
      Время пять сорок.
      Слава богу, вот и Наташа. Когда она вошла, я поймал себя на мысли о том, что уже начинаю на нее злиться, но все мгновенно улетучилось, когда я увидел, как она запыхалась. Оказывается, ЖЭК работает только с пяти. Да пока раскачалась ленивая сотрудница ЖЭКа, пока выписала справку, да все выспрашивала куда, зачем... Ох, уж эти начальники!..
      Мужчина вышел из кабинета судьи и встал посредине коридора, бешено вращая глазами.
      - Где правда, я вас спрашиваю? - обратился он в пустоту.
      За ним победоносно выплыли возбужденные подруги. Глаза у них радостно сияли. Чему они радовались?
      - Раньше надо было думать, правдоискатель, - сказала с насмешкой одна из них, но осеклась, поняв, что не место здесь для триумфа, и они уже пугливо рванули к выходу.
      Мы вошли в кабинет.
      - Здравствуйте, - сказал я с порога. - Дело в том, что надо оформить развод.
      - Садитесь, - пригласил судья.
      Вот так выглядит в реальном воплощении закон: молодой, почему-то загорелый, откуда загар в марте, парень, серый пиджак с университетским значком, стол, телефон, чернильница, пузырек с клеем, папки, скрепки...
      - Кто истец? - спокойно и внимательно посмотрел на меня судья. - Вы? Возбуждаете дело о разводе?
      - Нет, - растерялся я.
      - Заявление заполнили? - обратился он к Наташе. Я, как мне показалось, для него перестал существовать.
      Взял заявление, стал читать.
      - Так, все в порядке. Гербовые марки есть?.. Так, приклеим их сюда... Справку с места жительства принесли?.. Отлично... Присовокупим и справочку...
      Зазвонил телефон.
      Судья положил заявление на стол, взял трубку, отвернулся к окну. Говорил весело, радостно:
      - Привет... Ага... Что ты говоришь?.. Старик, но сегодня никак, нет, никак невозможно... Иду на хоккей... Нет, не надеюсь, хоть бы в ничью свели... Сейчас?.. Да, прием... На второй период хочу успеть... Извини... Ладно?.. Ага, созвонимся... Он положил трубку, повернулся от окна, взглянул на бумаги, потом на Наташу:
      - Так... Справочку о зарплате тоже принесли?
      - А разве она нужна? - встревожился я.
      - Нужна, - сказал судья Наташе.
      - Откуда нам знать? - пожал плечами я.
      - В коридоре висит перечень необходимых документов, там указано, какие документы должны быть приложены к заявлению о расторжении брака, опять не мне, а Наташе сказал судья.
      Тихо сказал. Терпеливо. Сочувственно: что поделаешь?
      - Ничего там не указано! - повысил голос я, понимая, что опять все безнадежно сорвалось, а следующий прием только во вторник.
      - Пошли, - резко, по-спортивному встал судья. Мне он оказался где-то по плечо, зато по своей значимости для нас гораздо выше. Я даже внутренне как-то съежился.
      В коридоре он молча показал на перечень.
      Все точно. Есть. Моя вина, я проглядел.
      Мы с Наташей вернулись в кабинет подавленные.
      Сели.
      - В соответствии с процессуальным кодексом, - объяснил судья, - я должен проверить правильность оформления представленных документов, выслушать истца, в данном случае истицу, и в случае признания мотивов обоснованными, назначить собеседование, на котором выслушать обе стороны, после чего суд вынесет решение. Какие проблемы? Принесите справочку, назначим собеседование, зря вы так беспокоитесь.
      - Дело в том, что я не работаю сейчас, - тихо сказала Наташа. - Лежу в больнице. Инвалид второй группы.
      Как же я ненавидел этого молодого, загорелого, и откуда загар в марте, он что отдыхает круглый год, этого веселого любителя хоккея.
      Наташа спокойно, внятно объяснила все.
      Судья задумался.
      - Минутку... Так, так...
      Достал из стола какую-то толстую амбарную книгу. Полистал ее.
      - Значит так, - он по-прежнему обратился к Наташе. - Слушайте меня внимательно, запоминайте. Следующее заседание суда состоится в среду на той неделе. Я вас записываю. На суде вы скажете, если спросят, что прошли собеседование в пятницу, то есть завтра, запомнили?.. Хорошо. Далее. Я должен был бы вызвать на собеседование и вашего супруга также, но повестка дойти не успеет, поэтому будет лучше всего вам договориться с супругом, что вы были вместе на собеседовании. Он не будет против?
      - Думаю, что нет, - сказала Наташа.
      - Думаете или уверены?
      - Уверена.
      - Так лучше... Но на суде, в среду, он должен обязательно быть, повестку я ему пошлю сегодня же. Это понятно?
      - Да.
      - Так, дальше... На суде обязательно скажете, что не живете с супругом больше года. Запомнили?.. Возьмете справку из больницы, в регистратуре, принесете ее прямо в суд. Я приобщу ее к документам. Справки о зарплате не надо. Выписку из решения суда получите в установленном порядке, через неделю. Все. До среды.
      Как же я любил этого молодого, загорелого, откуда этот загар в марте, спокойного и веселого парня. Надо, обязательно надо достать билеты на лучший хоккей и принести ему.
      Глава двадцать вторая
      --===Свое время===-
      Глава двадцать вторая
      Выходной день получился длинным, потому что надо было рано утром проголосовать самому и поспеть на дежурство в агитпункте. В школе, что неподалеку от нашего издательства, царила торжественная, праздничная и в то же время деловая, годами отработанная атмосфера процедуры выборов: негромко играла музыка, вошедшие приглашались сначала к столам регистрации, затем по ковровым дорожкам бесшумно подходили к избирательным урнам, у которых, как часовые, отрешенно застыли пионеры.
      Ян Паулс - руководитель нашего агитколлектива, здороваясь, задержал мою руку в своей:
      - Что в суде?
      - Нужны два билета на хороший хоккей.
      - О"кей, учтем.
      - Шучу. Суд через неделю.
      - Ну, что ж, хорошо бы нашему теляти да волка забодати... Валера, здесь пока в тебе особой нужды нет, иди отдохни. Наши в школьном биокабинете, по коридору третья дверь направо.
      Я прошел за портьеры, отгораживающие столы регистрации, урны, кабинки для избирателей, отворил третью дверь и обмер - мне в лицо скалился скелет. Сдвинутая набок шляпа, одна глазница перевязана платком, в челюстях зажата сигарета.
      В классе раздался хохот.
      - Дураки вы все, и шутки у вас дурацкие, - проворчал я, щелкнул скелет по черепу и пошел по проходу между партами в конец кабинета, здороваясь по очереди с каждым. Сработала привычка, оставшаяся со школьных лет, я всегда сидел на "камчатке", то ли из-за своего длинного роста, то ли от застенчивого характера, и я сел за последнюю парту.
      Кто-то дремал, положив голову на руки, кто-то вполголоса разговаривал, кто-то разглядывал гербарии, развешанные ровными рядами на стенах.
      Появился Ян:
      - Здравствуйте, дети! - он прошел к учительскому столику, достал из внутреннего кармана пиджака записную книжку, уткнулся в нее, сняв пенсне. - Так... Кто у нас давно не отвечал?.. Ветлугина, Истомин, к доске.
      Мы со Светланой поднялись со своих мест в разных концах кабинета и подошли к Яну.
      Выжидающе посмотрели на Яна. Действительно, совсем как школьники.
      - Возьмите урну. Вот здесь указаны адреса. Находятся все неподалеку. Эти избиратели просили прийти к ним домой. Проверяйте паспорта перед тем, как выдать бюллетени.
      Я взял урну - деревянный, обтянутый кумачом, продолговатый ящик с прорезью, бестолково повертел его в руках. Что же, так и идти с ним по улице?
      - Подожди-ка, у меня сумочка для продуктов есть, - отобрала у меня урну Светлана.