Хроники Кадвола (№2) - Исс и Старая Земля

— Все это чушь и предрассудки! Я одеваюсь в первое, что попадет мне под руку. К стилю я совершенно равнодушен.

— Хм. — Уэйнесс еще раз оглядела его с ног до головы, то есть от черных ботинок колоссального размера до полей мягкой шляпы. — А я не уверена. Ведь покупая эти вещи, вы их все-таки выбирали и причем, как мне представляется, весьма тщательно.

— Никогда! Все, что я ношу, я просто набираю в секонд-хэндах охапкой. И надеваю лишь то, что подходит мне по размеру и согревает. Вот и все. Так мы идем или нет? Ведь вы очень беспокоились, чтобы вернуться в гостиницу до заката, так что я пришел немного раньше, чтобы успеть показать вам побольше.

— Как вы считаете нужным.

Выйдя из гостиницы, Левон вдруг остановился.

— Вот первое — эта площадь. Вы, наверное, уже прочитали про церкви, которые восстанавливаются уже в который раз — и все же они восхитительны. А вы знакомы хотя бы немного с нашей историей?

— Практически нет.

— И вы не студентка отделения древних религий?

— Нет.

Тогда говорить с вами о церквах будет бессмысленно. А мне так они и просто надоели, все эти купола, кресты и так далее. Мы лучше займемся чем-нибудь другим, более интересным.

— Займемся так же, как площадью? Но, простите, такие экскурсии мне скучны.

— О, не бойтесь, ведь вы находитесь со мной!

Они пересекли площадь и направились к холмам Старого города. По пути Левон называл достопримечательности.

— Эти гранитные плиты привезены сюда с Понта на баржах, говорят, что под каждой было похоронено по четыре человека. — Он бросил взгляд на Уэйнесс. — Но почему вы так странно подпрыгиваете и подскакиваете?

— Я не знаю, куда в таком случае поставить ногу.

— Ах, оставьте эти сантименты! Здесь погребены простолюдины. В любом случае, разве, поедая мясо, вы думаете о коровах?

— Пытаюсь не думать.

— А вот здесь, на этих железных решетках Иван Грозный поджаривал жителей Киева за их преступления. Правда, это было давно, и гриль ныне реконструирован. И прямо здесь теперь поставили киоск, видите, теперь здесь жарят сосиски. Но вкус у них отвратительный.

— Не сомневаюсь.

Левон снова остановился и указал на крест, возвышающийся над Старым городом.

— Видите эту колонну? У нее сто футов высоты. Один аскет по имени Омшац пять лет стоял на вершине этой колонны, громогласно каясь в своих грехах. Куда он исчез — неизвестно. Одни говорят, что он просто пропал из виду, хотя около колонны всегда стояло много народу, а другие утверждают, будто в него ударил сноп света и унес на небо.

— Вероятно, оба предположения правильны.

— Возможно, возможно… Но теперь мы в самом сердце города. Слева квартал купцов пряностями, справа — торжище. Оба места равно интересны.

— Но мы ведь пойдем еще куда-нибудь?

— Да, хотя с вами, как с человеком из другого мира, явно возникнет много недоразумений и элементарного непонимания.

— Но пока что я все время вполне вас понимала. Во всяком случае, мне так кажется.

Левон проигнорировал последнее замечание и продолжал:

— Позвольте мне все-таки проинструктировать вас. Киев — город с богатыми художественными и интеллектуальными традициями, как вы, может быть, знаете. — Уэйнесс издала какой-то неопределенный звук. — Итак, продолжим. В этом заключается наша сильная основа, и город вполне заслужил право называться истинным центром творчества всей Сферы Гаеан.

— Интересно услышать такие новости.

— Киев подобен огромной лаборатории, где эстетические доктрины прошлого сталкиваются с фантастическими доктринами будущего — и в этих столкновениях как раз и рождается будущее, рождаются удивительные его достижения!

— Но где же все это происходит? — улыбнулась девушка. — В музее Фьюнасти?

— Не обязательно. В частности этим занимаются продромы — небольшое избранное общество, в которое входим и мы с Тэдью Скандером, тем молодым человеком, что подходил к нам сегодня в кафе. Но чтобы понять все это, надо просто ходить по Киеву, видеть, слышать и чувствовать такие места, как «Бобадил», «Ним», бистро у Лены или «Грязный Эдвард», где печенку и жареный лук подают прямо на тачках. А в «Каменном цветке», например, устраивают тараканьи бега и какие, доложу вам, там есть экземплярчики! В «Универсо» все ходят голые и стараются собрать на своей коже как можно больше разных подписей. Некоторым счастливчикам в прошлом году удалось обзавестись подписями самой Сончи Темблады и с тех пор они, разумеется, не моются!

— Но где же обещанные прекрасные формы нового? Пока я слышу лишь о тараканах и подписях — но это все старо.

— Вот-вот, я и говорю. Вам трудно понять, что именно каждая возможная мутация цвета, света, текстуры, формы, звука и всего остального и есть новое. Единственный источник нового — это сама постоянно обновляющаяся, постоянно возрождающаяся человеческая мысль! И только она объединяет людей.

— Вы говорите о понятии «разговор»? — удивилась Уэйнесс.

— Что ж, употребленное вами слово вполне годится.

— По крайней мере, это недорого.

— Вот именно! И посему разговор есть самая равноправная дисциплина среди всех креативных дисциплин!

— Я счастлива, что вы, наконец, объяснили мне это. Так мы идем к Лене, правда?

— Правда. Капустные шарики прелестны, а за ними мы и поговорим о ваших проблемах, хотя не знаю, подоспеет ли к тому моменту столь необходимая для вас информация. А почему вы на меня так смотрите?

— Как смотрю?

— Когда я был маленьким, моя бабушка однажды обнаружила, что я надеваю на нашего старого толстого пуделя ее лучший кружевной чепец. Я не могу описать выражения ее лица — некое беспомощное фаталистическое удивление и бессилие перед тем, что еще может прийти мне в голову. А почему же вы смотрите на меня приблизительно так же?

— Возможно, я объясню вам это несколько позже.

— Ба! — Левон натянул шляпу на лицо. — Не понимаю ваших загадок. Деньги-то при вас?

— Которые мне нужны — да.

— Отлично. Теперь уже близко, через Воронью Арку и немного вверх.

Они пошли дальше, Левон, шагая крупно, Уэйнесс почти вприпрыжку. Они прошли квартал купцов пряностями, миновали низкую каменную арку и поднялись наверх по каким-то кривым улочкам, по обеим сторонам которых над ними нависали вторые этажи домов, почти закрывая небо. Улицы становились все извилистей и все уже, и, наконец, вывели их на крошечную площадь.

— Вот и бистро у Лены, а там за углом «Мопо», за ним, чуть вверх по Пядогорской аллее — «Ним». Итак, перед вами то, что продромами названо «Созидательным узлом Сферы Гаеан».

— Но площадь что-то подозрительно мала.

Левон посмотрел на нее с укоризной.

— Порой мне кажется, что вы просто смеетесь надо мной!

— Сегодня я могу смеяться над чем угодно, и если вы сочтете это истерикой, то будете не так далеки от истины. И знаете почему? Всего лишь потому, что сегодня днем у мне выпало ужасное переживание.

Левон задумчиво свел черные брови.

— Вы переплатили по ошибке полсола?

— Хуже, и как только я вспомню об этом, меня начинает трясти.

— Еще хуже. Но давайте зайдем, а то народ все прибывает. Вы все расскажете мне за кружкой пива, хорошо?

Левон толкнул высокую узкую дверь, украшенную арабесками кованого железа, и они вошли в небольшой зал, уставленный тяжелыми деревянными столами, скамейками и табуретками. Зал освещали тусклые языки факелов, прикрепленных к стенам по шесть с каждой стороны. Огонь давал мягкий оранжевый свет, и Уэйнесс удивилась только тому, как это заведение еще не сгорело.

— Покупайте билет у кассира, вон там, потом подойдите к факелу и посмотрите картинку — давал наставления Задурый. — Если увидите что-нибудь забавное, опустите билетик в нужную прорезь и вылезет поднос, соответствующий цене билета. Все это очень просто, и можно пообедать весьма разнообразно, от свиной ноги в капустном соусе и селедки до скромного хлеба с сыром.

— Но я хочу попробовать капустные шарики!

— В таком случае ступайте за мной, и я покажу вам, как это сделать.

Вскоре оба поставили на стол поднос с шариками, кашей и пивом.

— Еще слишком рано, — недовольно проворчал Левон. — Никого из наших еще нет и придется есть в одиночестве. Такое ощущение, будто мы украли.

— Я себя так не чувствую, — запротестовала Уэйнесс. — Вы, что, боитесь одиночества?

— Разумеется, нет. Я часто сижу один! Кроме того, я принадлежу к группе, которая называется «Бегущие волки» — каждый год мы устраиваем бега по степи и забегаем в такие места, где нас никто не ждет. На закате мы ужинаем жареным на кострах хлебом и мясом, а потом спим прямо на сырой земле. Засыпая, я всегда смотрю на звезды и думаю о том, что там происходит в иных мирах.

— А почему бы вам не увидеть это однажды собственными глазами? — предложила Уэйнесс. — Вместо того чтобы каждый вечер сидеть здесь, у Лены?

— Каждый вечер я здесь не сижу, — важно ответил Левон. — Я сижу то в «Спазме», то в «Мопо», а порой и во «Вьюнке». Но в любом случае, зачем оправляться еще куда-то, если и так находишься в самом сердце цивилизации?

— Может быть, и так, — согласилась Уэйнесс и принялась за капустные шарики, оказавшиеся вполне приличной едой. Потом она выпила и пинту пива. Начали толпой прибывать завсегдатаи. Некоторые были приятелями Левона и немедленно садились к ним за столик. Уэйнесс представили столько народу, что она даже перестала пытаться запомнить их фамилии. В памяти остались только Федор, который гипнотизировал птиц, сестры Евфросинья и Евдоксия, Большой Уф и Маленький Уф, Гортензия, лившая колокола, Догляд говоривший исключительно об «имманентном» и Мария, сексуальный терапевт, у которой, как утверждал Левон, всегда имелось наготове немало пикантных и развлекательных историй.

— Если у вас есть проблемы с этим, то я попрошу ее сесть рядом, и вы спросите, что хотите.

— Не сейчас, — улыбнулась Уэйнесс. — То, чего я не знаю, есть то, чего я знать не хочу.

— Хм. Вижу, вижу…

Бистро наполнилось до отказу, все столики быстро заполнились людьми.

— Я все слушаю и слушаю, однако, пока никаких разговоров не слышу, если не считать того, что люди говорят о еде, — шепнула Уэйнесс Левону.

— Еще слишком рано. Со временем разговоров будет более чем достаточно. — Он ткнул Уэйнесс локтем. — Например, посмотрите-ка на Алексея, что стоит вон там, неподалеку.

Уэйнесс повернула голову и увидела тучного молодого человека с круглым лицом, соломенными волосами, обрезанными в кружок и почему-то узкой бородкой клинышком.

— Алексей — уникум, — пояснил Левон. — Живет только поэзией, и мыслит в стихах, и грезит в стихах, и сейчас наверняка будет читать стихи. Но вы его не поймете, поскольку поэзия, по его словам, дело настолько интимное, что он употребляет звучания, понятные лишь ему одному.

— Я это уже поняла. Я слышала минутку назад, как он говорит, и не разобрала ни слова.

— Разумеется, вы и не могли ничего разобрать. Алексей создал новый язык из ста двенадцати тысяч слов, поддерживаемых изысканным синтаксисом. Этот язык гибок и чувствителен, прекрасно приспособлен для выражения метафор и аллюзий. Очень жаль, что никто не может разделить радость Алеши, но он все равно отказывается перевести хотя бы один звук в слово.

— Но, возможно, это и к лучшему, а вдруг стихи окажутся плохими? — предположила Уэйнесс.

— Может и так. Его обвиняют и в нарциссизме, и в бахвальстве, но он никогда не обижается. Он настоящий артист, который без ума от рифм, и чье самоуважение покоится исключительно не на лести. Алексей видит себя одиноким творцом, равнодушным и к цензуре и к критике.

— Сейчас он играет на концертине, — изогнула шею Уэйнесс. — И, кажется, танцует джигу в одно и тоже время. Это как надо понимать?

— Так, что у него такое настроение, он в ударе. Но само по себе все это ничего не значит. — Левон перегнулся через стол. — Эй, Ликсман! Где тебя носило?

— Я только что из Суздаля, и, надо сказать, рад, что вернулся.

— О чем разговор! В Суздале в интеллектуальном отношении полный штиль.

— Воистину. У них единственное приличное место — это бистро «Янинка», где мне довелось испытать дивное приключение.

— Так расскажи нам о нем, но сначала кружку пива, а?

— Разумеется.

— Может быть, Уэйнесс проставит нам бутылку?

— Не думаю.

Левон шутливо простонал.

— Придется снова раскошеливаться — может ты проставишься, Ликсман.

— Кажется, выпить предложил ты.

— Увы, да. Так расскажи нам просто о Суздале.

— В этом бистро я познакомился с женщиной, которая сказала мне, что я, оказывается, всюду сопровождаем духом моей бабушки, которая все время хлопочет и печется обо мне. Я в это время играл в кости и тут же решил испытать, правду ли она говорит. Я сразу же попросил: «Хорошо, бабушка, скажи, как мне выиграть эту партию?» И она посоветовала мне поставить на дубль-три. Я тут же поставил на дубль-три и сорвал и весь банк. Тогда я обернулся, чтобы спросить у бабуси еще чего-нибудь, но старая дама вдруг исчезла. Теперь я ужасно нервничаю и не рискую более делать ничего, чего не одобрила бы моя милая старушка.

— Дело странное, — заметил Левон. — Что бы вы посоветовали в такой ситуации, Уэйнесс?

— Я думаю, что если ваша бабушка обладает чувством такта, то она позволит вам время от времени иметь несколько часов приватной жизни, особенно если вы будете обращаться с ней вежливо.

— Лучше и не придумаешь!

— Отлично! Я непременно обдумаю ваш совет, — и Ликсман, понурившись ушел в другой угол.

— Левон поднялся.

— Кажется, мне все-таки придется самому покупать пиво. А вы, Уэйнесс, кружка ваша пуста.

— Вечер кончается, а я хочу уехать из Киева завтра рано утром, — покачала головой Уэйнесс. — Пожалуй, я сама доберусь до гостиницы.

Левон открыл от неожиданности рот, и брови его взлетели. — А как же нужная вам информация? Как же двадцать солов?

Уэйнесс скромно опустила глаза.

— Я уже давно хотела сказать вам нечто, стараясь при этом не употребить слов типа «подонок» или «мошенник». Но теперь мне все равно, поскольку совсем недавно я рассказала, все, что узнала, дяде, а нас подслушал ужасный человек по имени Бохост — и последствия этого могут быть самыми ужасными.

— Ах, теперь я понял! Этот Бохост и есть подонок и мошенник!

— Это точно, хотя слова были первоначально адресованы вам.

— Мне? — опешил Левон.

— Ведь это вы хотели продать мне информацию, которую получили в две минуты?!

— Ха! Все ясно. Но загадки загадками, а есть и факты. За них вы и заплатите.

— И не подумаю. Я сама нашла всю необходимую мне информацию.

Левон был, скорее, озадачен, чем рассержен.

— И как же?

— А так, что я быстренько села за компьютер в рабочей комнате и все нашла. Вы сделали точно так же, только решили разыграть комедию с тайной, чтобы выудить у меня двадцать солов.

Левон, прикрыв глаза, нахлобучил на них шляпу.

— О-о-о! — заныл он. — Я опозорен навек.

— Вот именно.

— Увы! А я уже приготовил дома скромный ужин, утку в розовых лепестках, стер пыль с лучшей бутылки коллекционного вина… И все для вас! А теперь… Теперь вы не придете?

— Даже ради десяти ваших бутылок не приду! Я не доверяю кураторам, а тем более всяким «Бегущим волкам».

— Вот горе! Но вот и Тэдью Скандер, мой партнер по обману. Тэдди, иди сюда. Ты получил информацию?

— Да, но она стоит гораздо дороже, поскольку мне пришлось иметь дело с такими высокими чиновниками.

Уэйнесс рассмеялась.

— Отлично, Тэдью! Все разыграно идеально. Вы мягко стелете, и глупая девчонка выложит вам столько денежек, сколько вы потребуете!

— Напишите то, что вы узнали на листке бумаги, — предложил Левон. И мы проверим, обманывает нас Тэдью или нет. Ты говоришь — двадцать два сола, Тэд?

— Двадцать два?! А двадцать четыре не хочешь?

— Ладно, давай, Тэд. Ты написал информацию?

— Да.

— Тогда положи надписью вниз на стол. И еще — ты с кем-нибудь делилась полученными данными?

— Разумеется, нет. Вы первые, кого я вижу с полудня.

— Хорошо.

Уэйнесс смотрела на все это, поджав губы.

— Я понимаю, что вы хотите доказать.

— Мы с Тэдью признаны негодяями. Мы уличены в мошенничестве и подкупе высоких чиновников. А я теперь хочу лишь одного — заставить его сломаться и признать, что он больший негодяй и обманщик, чем я — вот и все.

— Вижу. Но ваши отношения мне неинтересны, и потому, если вы позволите…

— Один момент! Еще я хочу положить на стол все информации и сравнить. Ну! Итак, перед нами три листочка и теперь нам нужен лишь арбитр, который не в курсе наших дел и отношений, и я уже вижу такого человека. Это Наталья Хармин, главный куратор музея. — Левон указал на высокую женщину с проницательным взором, тяжелым лицом и мощным бюстом, увенчанную толстой косой, уложенной вокруг головы короной. «Такую не обманешь!» — невольно подумалось Уэйнесс.

— Госпожа Хармин! — Крикнул Левон. — Будьте добры, подойдите к нам на минутку!

Наталья повернула голову и, увидев Левона, спокойно подошла к ним.

— Я здесь, Левон. Что вам от меня нужно да еще в таком месте?

— Во-первых, мне хотелось бы видеть на вашем лице более милостивое выражение!

— Расслабьтесь, Левон. Я здесь и готова вам помочь. Но в чем?

— Перед вами Уэйнесс Тамм, маленькое прелестное существо из другого мира, весьма заинтересованное в постижении красот древнего Киева. Кроме того, должен заметить, что она умна, наивна, упряма и всех вокруг подозревает в низости.

— Это скорее, не наивность, а здравый смысл. Кстати, милая девушка не вздумайте еще побегать по степям вместе с Задурым — вы повредите, по крайней мере, свои красивые ножки.

— Благодарю, — согласилась Уэйнесс. — Это воистину хороший совет.

— И это все? — удивилась Наталья. — Если только из-за…

— О, нет! — воскликнул Левон. — Вы же знаете, что мы с Тэдью чудаки и хотел бы, чтобы вы сыграли роль арбитра в одном деле. Я правильно говорю, Тэд?

— Абсолютно! Госпожа Хармин известна всем своей справедливостью. И прямодушием!

— Прямодушием, неужели? Да просить меня о прямодушии — это то же самое, что открыть ящик Пандоры. Вы узнаете много лишнего, чего лучше бы всем вам и не знать.

— Но все же мы рискнем. Вы готовы?

— Я готова всегда. Говорите.

— Мы хотим проверить написанные на обороте слова. — Левон взял бумажку Уэйнесс и подал Наталье, которая громко прочла:

— Эолус Бенефиций в Крое. Хм.

— Вам знакома эта организация?

— Разумеется. Хотя это относится к той информации, которую музей обычно не разглашает.

— Госпожа Хармин хочет сказать, что когда в музей приходят анонимные дары, мы условно ставим на них гриф «Эолус Бенефиций из Кроя», — пояснил Левон Уэйнесс. — Это делается для собственного удобства. Я прав, госпожа Хармин.

— По сути, да, — сухо кивнула Наталья.

— И таким образом, если кто-то залезает в файлы и находит там материалы, атрибутированные как Эолус Бенефиций, он понимает, что это лишь бессмысленная формальность, так?

— Именно так. Это просто наша форма обозначения неизвестного дарителя вот и все, — согласилась Наталья. — Что вы еще хотите узнать, Левон? Если это ваш единственный вопрос, то вы вряд ли получите прибавку к жалованию в этом квартале.

Уэйнесс вся напряглась от радости — итак, Бохост, зачем бы он не прибыл в «Ветры» теперь явно пойдет по ложному следу.

— Еще один вопрос, — продолжил Левон. — Чисто теоретический: если кто-нибудь захочет найти подлинный источник дарения. Что ему делать?

— Лучше всего ему этим не заниматься, а развернуться и побыстрее покинуть наши края, да так, чтобы никто не слышал его вопросов. Информация считается сакральной и недоступной даже для меня. Еще что-нибудь вас интересует?

— Нет, спасибо, — поблагодарил Левон. — Вы дали нам исчерпывающий ответ.

Наталья Хармин вернулась к своей компании.

— А теперь дальше. Я тоже написал на своей бумажке несколько слов, но в них нет никакой тайны. Они логически вычислены. Сегодня утром, когда я первый раз заглянул в эти три коробки, то заметил, что генеалогические исследования во второй из них посвящены линии графов Фламандских и их связям с Обществом натуралистов. Среди биографий первой коробки видно, что просматривались лишь те, которые тоже имеют отношение к Фламандской линии. В третьей тоже есть материалы, посвященные предполагаемому вкладу графов в предполагаемое строительство. Короче говоря, ящики явно были переданы музею неким лицом, которое связано с родом графов Фламандских. — Левон перевернул свою бумажку. — Таким образом, мы имеем вот что: граф Фламандский, Замок Мирки Пород около Драшени, на Мохольке. — Левон наклонил свою кружку и грохнул ею об стол, увидев, что там ничего нет. — Пусто! Тэдью, одолжи-ка мне пять билетиков.

— Ни за что. Ты и так уже должен мне одиннадцать.

Уэйнесс поспешно протянула Левону несколько штук.

— Возьмите эти, мне столько не нужно.

— Благодарю вас, — Левон встал, и Тэдью крикнул ему в спину.

— Тогда принеси и мне кварту!

Левон действительно вернулся с двумя кружками, покрытыми высокими шапками пены.

— Я отнюдь не горжусь своей дедукцией, — заметил он. — Факты просто кричали сами за себя. Ну, а теперь, Тэдью, мы слушаем тебя.

— Ну, во-первых, для того, чтобы проникнуть в закрытые файлы мне пришлось потратить четырнадцать солов.

— Хорошо иметь приятелем секретаря одного из наших самых важных боссов, — пояснил Уэйнесс Левон.

— Не надо умалять моих собственных усилий! — взорвался Тэдью. — Я пошел на преступление, я прятался, я…

— Но ведь все сошло, Тэдди! У меня вот, например, нет таких ловких способностей. Так что давай быстро и прямо выкладывай, что ты там накопал.

— Да замолчи ты! — Вспылил приятель, однако одновременно с этими словами открыл свою бумажку. В ней значилось: графиня Оттилия Фламандская. — Дар был передан около двадцати лет назад после смерти старого графа. Графиня же по-прежнему живет в своем замке совершенно одна, не считая слуг и собак. Судя по всему, она несколько эксцентричная особа.

Уэйнесс вынула кошелек.

— Вот вам тридцать соло. Я не хочу влезать в то, кто из вас кому и почему должен, выясняйте это между собой. А теперь, простите, но я возвращаюсь в гостиницу, — поднялась Уэйнесс.

— Как? — закричал Задурый. — Но ведь мы еще не зашли в «Мопо» и в «Черного Орла»!

— И все же мне пора, — улыбнулась Уэйнесс.

— И вы еще не видели мой зуб динозавра, и не пробовали моего шафрана, и не услышали, как стрекочет мой ручной сверчок.

— Очень жаль, что я не смогу лицезреть такие удивительные вещи, но увы!

Левон простонал и вскочил вслед за девушкой.

— Тэд, дружище, последи за моей табуреткой, я скоро вернусь!

V

Всю обратную дорогу до гостиницы Уэйнесс занималась тем, что отвергала всяческие предложения Левона и терпеливо опровергала все его аргументы, то весьма настоятельные до наглости, то неожиданно резкими.

— … до моей квартиры всего несколько шагов! Зато мы пройдемся по самым живописным местам Киева! — Или: — Мы никогда не должны отвергать того, что нам предлагает Жизнь! Бытие напоминает сливовый пирог, где больше сливы, там вкуснее! — Или: — Я задыхаюсь, я каменею, я схожу с ума, как только помыслю о том, какие плоды могла бы принести наша встреча — вас, девушки с другого мира и меня, джентльмена со Старой Земли! — Или: — Вы отрицаете руку Провидения. Нельзя так обращаться с Судьбой, отринутая возможность может уже никогда более не повториться!

На все это девушке приходилось отвечать что-то вроде следующего:

— Лезть в гору и бродить в темноте по узким улицам? Спотыкаться о гранитные плиты от покойников? Пробираться через темные аллеи, подобно крысам? Нет уж, пусть ваш сверчок пострекочет сегодня в одиночестве! — Или: — Я, например, вообще не люблю сливовый пирог, и предпочту лучше незрелую хурму или дохлую рыбу, а на крайний случай и блюдо старой требухи. — Или: — Я согласна, что встреча наша весьма необычна, но Провидение все время пытается втолковать вам одно — что ваши шансы куда выше даже с Натальей, чем со мной!

В конце концов, Левон сдался и оставил ее у порога гостиницы, удовлетворившись единственным напутствием:

— Спокойной ночи!

— Спокойной ночи, Левон.

Девушка поднялась к себе, немного подумала и вдруг решительно набрала номер «Волшебных ветров».

На экране появилось лицо Пири Тамма.

— «Волшебные ветры» слушают.

— Это Уэйнесс. Вы одни?

— Абсолютно.

— Вы уверены в этом? Где Джулиан?

— Предполагаю, что в Ибарре. Днем он позвонил мне из своей комнаты по телефону, и извинился, что покидает меня столь неожиданно. Ему, видите ли, надо навестить одного старого приятеля в космопорте Ибарры, так что он уезжает через полчаса. Мне такие манеры не по душе. А что у тебя, какие новости?

— Вполне приличные. На самом деле мы отправили Джулиана пасти гусей в страну чертей. Можешь не сомневаться, он, разумеется, тотчас направился на Крой.

— Подожди, подожди. Каких гусей, дорогая?

Уэйнесс спокойно ответила ему:

— Я звоню сейчас просто потому, что не хотела будить тебя ночью.

— Ну, от этого я бы лишь спал крепче. Каковы твои планы теперь?

— Я еще не решила, надо подумать. Возможно, я отправлюсь еще в одно местечко, расположенное неподалеку отсюда…

ГЛАВА ШЕСТАЯ

I

Прямо в номере Уэйнесс принялась изучать карту. Город Драшени на Мохольке находился не так далеко от Киева, но прямого сообщения с ним не было. Замок Мири Пород, без сомнения, располагался в уединенном местечке, в стороне от традиционных туристских маршрутов и коммерческих интересов и потому даже не был помечен на карте.

Уэйнесс обдумывала свой выбор. Итак, Джулиан дезориентирован, по крайней мере, на время. Шансов на то, что он вернется в «Ветры», было мало, и поэтому девушка на следующее же утро вылетела прямым рейсом в Шеллави и уже после полудня была у дяди.

Он был счастлив видеть племянницу живой и невредимой.

— Ты отсутствовала всего несколько дней, а у меня такое ощущение, что тебя не было несколько недель!

— У меня тоже. Но расслабляться еще рано. Джулиан человек мстительный и ненавидит, когда его обманывают.

— Но что он может сделать? Я полагаю, что ничего или, во всяком случае, очень мало.

— Если только он как-нибудь вычислит, что Эолус Бенефиций есть некий эвфемизм Музея Фьюнасти, то может натворить немало дел. Я заплатила за полученную информацию тридцать солов, а он может дать сорок — и получит то же самое. Так что — откладывать поездку нельзя.

— Так каковы же твои планы?

— В данный момент я хочу почитать что-нибудь о графах Фламандских, чтобы, оказавшись в Мирки Пород, вполне владеть темой.

— Весьма разумно, — одобрил Пири. — Если хочешь, то пока переоденься, а я подберу тебе литературу и посмотрю, какая информация на эту тему доступна в компьютере.

— Это было бы здорово.

За обедом Пири объявил, что собрал уже немало информации и литературы.

— Пока тебе, наверное, хватит. Тем не менее, давай займемся делами после обеда, поскольку за едой я предпочитаю наслаждаться едой. Обрати внимание на этот суп, это воистину благородное блюдо — утка, тушеная с клецками и пиявками.

— Уже обращаю, дядя Пири.

— Скажу еще и вот что. На протяжении столетий члены семьи графов Фламандских не относились ни к авантюристам, ни к домоседам, но всегда принимали посильное участие в различных приключениях и научных изысканиях. Конечно, бывали и скандалы или хотя бы только намеки на них. Но сейчас все давно успокоилось. Графиня Оттилия, с которой тебе предстоит иметь дело, женщина уже в очень преклонных годах.

Уэйнесс слушала в сосредоточенном молчании и внезапно спросила:

— Вы говорили, что перед отъездом Джулиан позвонил вам по телефону?

— Да, именно так.

— И может, он звонил еще кому-то? Вы не знаете — кому?

— Понятия не имею.

— Странно. — Джулиан никогда не говорил о том, что на Земле у него есть друзья, а уж поболтать он любит.

— На самом деле он только это и умеет, — сощурился Пири. — Он ужасно недоволен делами на Станции Араминта и той социальной работой, которая там ведется.

— Что ж, это не новость, об этом говорят все — вздохнула Уэйнесс. — Если бы работа велась как следует, то не было бы ни йипов, ни Йиптона, ни всех последующих проблем.

— Хм. Джулиан говорил о каком-то «демократическом решении» данной проблемы

— То, о чем он говорил, совершенно противоположно тому смыслу, что вкладываете в это понятие вы. Консерваторы хотят переместить йипов в другой мир и сохранить Консервацию, а члены ЖМС — они не терпят, чтобы их называли пацификами, хотя это и гораздо проще выговаривать — хотят оставить йипов там, где они живут сейчас, чтобы те свободно плясали и пели, и праздновали смену времен года под ритуальные барабаны.

— Да-да, примерно об этом он и говорил.

— А тем временем пацифики приберут к рукам пустующие земли и станут новым земельным дворянством. И когда они говорят об этом, то употребляют всякие высокие слова типа «общественное служение», «обязанности» и «административная необходимость». Но за этим стоит лишь надежда построить новые шикарные виллы на побережье — разумеется, с помощью дешевой рабочей силы йипов.

— Еще он несколько раз употреблял слово «демократия».

— Это в их понимании. Дело в том, что у каждого йипа один голос, а у консерваторов — два. При таком раскладе Джулиан, конечно, может говорить о демократии.

После обеда дядя и племянница перешли в гостиную и сели перед камином.

— А теперь, — объявил Пири, — я расскажу тебе о графах Фламандских. Род этот очень старый — ему, кажется, около трех или четырех тысяч лет. Мирки Пород был построен еще в средние века и какое-то время существовал как охотничий замок. Да и место, где он стоит, имеет весьма колоритную историю: это место дуэлей при луне, интриг, предательств и романтических историй, происходивших многие века.