Хонор Харрингтон (№9) - Пепел победы

Капарелли склонил голову набок и поджал губы. Проктор-три был одной из трех крупнейших в системе Хевена, а стало быть, и во всей Народной Республике, кораблестроительных верфей…

– Источник, – Гивенс даже в «Пещере» соблюдала конспирацию и не говорила ничего, что могло бы, пусть косвенно, способствовать раскрытию этого ценнейшего агента, – сообщает, что на верфях форсируется работа по ремонту и переоснащению кораблей стены. Служебное положение нашего осведомителя, к сожалению, не позволяет выяснить, с какой конкретно целью предпринимаются эти беспрецедентные усилия, однако по его личным наблюдениям за последние несколько месяцев необычно большое число крупных кораблей было возвращено в состав действующего флота после прохождения модернизации. Такой всплеск активности требует значительной концентрации людских, технических и финансовых ресурсов, для чего им наверняка пришлось ужаться в чем-то другом. И если они одновременно возвращают в строй большое количество ремонтируемых кораблей и снимают патрули с ряда систем то, наверное, не просто так. В прошлый раз, – сухо добавила она, – я не заинтересовалась передислокацией их соединений и, как выяснилось, напрасно.

Капарелли хмыкнул, почесал подбородок и кивнул.

– Тут у меня к вам претензий нет, – сказал он, – но насколько надежны нынешние данные?

Подобный вопрос, заданный кем-то другим, мог быть воспринят как сомнение или попытка отмахнуться от ее доводов. Но Капарелли просто задал конкретный вопрос, прямой вопрос, за которым ничего не крылось.

– Все наши данные имеют недельную, а то и месячную давность, – признала она, – тем более что тайный агент не имеет возможности передавать сведения сразу по получении. Кроме того, нельзя не учитывать возможность дезинформации. Мы сами, вам это известно, пару раз проделывали такое с хевами, а в БГБ работают не одни только тупые садисты и костоломы. Руководители этой службы поднаторели в шпионских штучках не хуже нас. Но при всем при том информация, скорее всего, надежная. Неточности, погрешности и ошибки в отдельных донесениях более чем вероятны, но они едва ли способны изменить общую картину.

– Хорошо, – кивнул Капарелли, – и что, по вашему мнению, исходя из этой общей картины, затевают хевениты? Или, по крайней мере, МакКвин?

– Вопрос на миллион долларов, – вздохнула Гивенс, – а единственный имеющийся у меня ответ – я не знаю. До нанесения ударов по Василиску и Занзибару я высказалась бы насчет их планов с большей уверенностью, но теперь…

Она сокрушенно пожала плечами.

– Пат, давайте не будем поддаваться унынию. Да, они сумели проскочить к нам в глубокий тыл, устроить там бедлам, и это сошло им с рук. Да и то еще как посмотреть: при Ханкоке они понесли тяжкие потери, а урон, нанесенный ими нашей инфраструктуре всюду, за исключением Василиска, не столь уж велик. Конечно, это плохо повлияло на наш боевой дух и вызвало ливень скверных дипломатических последствий. Так или иначе, мы вынуждены были перейти к обороне.

Но следует посмотреть на случившееся не только со своей колокольни. Хевы наверняка встревожились из-за того, как мы отделали их при Ханкоке, и они наверняка знают, что мы приняли превентивные меры против повторения подобных вылазок в наши тылы.

– Трудно что-либо возразить, сэр, во всяком случае с точки зрения логики. Но, думаю, мы обязаны рассмотреть возможность, что они решатся на повторение подобной операции, невзирая на возросший риск.

– Согласен. Согласен. – Капарелли энергично кивнул, вновь развернул свое кресло к пульту и указал на большую голографическую карту. – С другой стороны, выбор у них широчайший, и чем дальше от важнейших систем нанесут они удар, тем меньше будет риск. Если они захотят минимизировать риск, то нацелятся на периферийные системы, вроде Лоуэлла или Каскабель. Такой подход помог бы им поддерживать наступательную инерцию, атакуя относительно слабые пикеты. Конечно, это не так уж сильно повредило бы нам, но зато их новые необстрелянные подразделения получили бы бесценный боевой опыт без риска понести крупные потери. Изводить нас не слишком мощными атаками для них выгодно, ибо при этом обе стороны будут нести малые потери, но для них они не столь чувствительны, как для нас.

При несколько большей, но все же не чрезмерной склонности к авантюрам они могли бы обратить внимание на системы в окрестностях звезды Тревора – Тетис, Найтингейл или Солон. Отщипывая краешки от этого звездного скопления, они практически повторили бы тактику Белой Гавани, поступавшего так с ними. А поскольку им прекрасно известно, какое значение имеет звезда Тревора для нас, они должны понимать, что при таких обстоятельствах мы окажемся перед необходимостью сосредоточиться на обеспечении ее безопасности и, таким образом, не сможем наносить им удары по нашему выбору.

Ну и наконец, набравшись смелости, они могли бы нацелиться куда-нибудь между звездой Тревора и самой Мантикорой. В первую очередь на ум приходит Ельцин, хотя им, памятуя о том, что бывало со всеми, кто совался к грейсонцам, при одной мысли об этой звезде наверняка становится не по себе. Не думаю, чтобы МакКвин отличалась суеверностью, но и она наверняка считает, что для Народного флота это не система, а сплошное невезение.

Адмирал ухмыльнулся и продолжил:

– Альтернативой Грейсону вполне может стать фланговый удар по Грендельсбейну или Солвею. В частности, потеря спутниковой верфи у Грендельсбейна стала бы для нас самым серьезным уроном за всю войну, за исключением Василиска. Черт, даже хуже Василиска, ибо это был бы удар по военной промышленности! Ну а главное, потеря любой из этих систем, как несомненное наше поражение, дала бы им основания раструбить повсюду о том, что мы проигрываем войну. Не говоря уж о возможности вклиниться между нами и Эревоном, который почти так же важен для Альянса, как и Грейсон. Но уж чего они точно не сделают, так это, собрав в кулак все силы, не бросят их туда, где наша оборона заведомо усилена. Умный командующий – а Эстер МакКвин, к сожалению, очень умный командующий – выберет цель, атака на которую позволит им потеснить нас без излишнего риска. Хочется верить, что их разведка все еще пытается выяснить, какого рода свинью подложила им Трумэн при Ханкоке: это должно побудить их к большей осторожности.

– Но может подвигнуть и к более энергичному, агрессивному зондированию, – указала Гивенс– Они могут не понимать, с чем именно им довелось столкнуться, но наверняка осознают неординарность случившегося. На месте МакКвин я бы постаралась прояснить для себя этот вопрос как можно скорее. И с этой целью могла бы пойти на серьезный риск, предприняв ряд атак по широкому фронту: это лучший способ спровоцировать нас на полномасштабный ответ и заставить раскрыть карты. Нанести массированный удар, не прояснив ситуации, я бы не решилась.

– Я тоже размышлял на эту тему, – сказал Капарелли. – Возможно, вы правы. Но с другой стороны, если бы их замысел состоял, как вы выразились, в «агрессивном зондировании», то пора бы им к нему и приступить. Так нет ведь, они ограничиваются налетами на второстепенные базы, где трудно надеяться обнаружить наше «секретное оружие». Это одна из причин, по которым я упорно настаивал на необходимости как можно дольше не задействовать в боевых операциях корабли класса «Хар…» – в смысле, класса «Медуза». Чем больше мы напустим туману, тем лучше. Белая Гавань прав насчет того, что пускать новейшее оружие в ход следует лишь тогда, когда мы будем располагать им в количестве, необходимом для достижения решающего успеха.

– Как раз поэтому перспектива зондирующих атак хевов продолжает меня тревожить, – возразила Гивенс, – МакКвин наверняка заподозрила, что нас останавливает. Или, во всяком случае, предположила, чем мы могли бы руководствоваться.

– Согласен…

Несколько секунд Капарелли задумчиво смотрел на голограмму, потом встряхнулся.

– Что я действительно хочу понять, – медленно произнес он, – так это сохранит она прежнюю тактику или же перейдет к новой. Разделив свои силы, она добилась успеха на нескольких направлениях, но при этом на каждом отдельно взятом участке рисковала потерпеть поражение. Что и случилось при Ханкоке. Но в целом замысел оправдался: мы пропустили несколько ударов одновременно, и даже если забыть о чудовищном ущербе, причиненном налетом на Василиск, одного лишь астрографического размаха ее операций было достаточно, чтобы нагнать на нас страху и оправдать любые потери. Помимо всего прочего, она выиграла время. Получила возможность создавать и обучать новые подразделения, не опасаясь наших атак. Ей прекрасно известно, что мы произвели передислокацию, и если она будет по-прежнему довольствоваться неприоритетными целями, то сможет действовать без особого риска. Но чем более важный объект будет избран, тем большей концентрации сил он потребует. Откровенно говоря, понять, какого рода удар она готовит, по-моему, даже важнее, чем предугадать, куда он будет нацелен. Распыление сил на периферийные атаки, скорее всего, должно свидетельствовать о том, что она еще ищет свой путь, но вот масштабная концентрация соединений послужит дурным признаком. Свидетельством того, что она уверена в своей мощи и готовится к решающему наступлению.

– А что, если так оно и есть? – тихо спросила Гивенс.

– Тогда операция начнется с одновременного удара по двум или трем системам, не центральным, но все же настолько важным, что нам придется отбивать их, если они будут потеряны, и отвлекать силы на укрепление их обороны, если атаки удастся отразить… И они должны находиться на большом расстоянии одна от другой – с тем, чтобы мы не могли разместить способную оперативно прийти на выручку группировку быстрого реагирования на каком-нибудь равноудаленном от них всех узле. Поэтому нужно обратить внимание на далеко отстоящие одна от другой стратегически значимые системы. На ее месте я бы понимал, что это загонит Альянс между Сциллой и Харибдой: ведь попытка прикрыть все такие системы неизбежно приведет к раздроблению наших сил.

– Логично, – признала Гивенс и глубоко вздохнула. – И вы, надо думать, готовы назвать ближайшие цели хевов?

– Нет. – Капарелли покачал головой. – То есть я хочу сказать, что биться об заклад не готов. Но насчет того, что они планируют наступление, думаю, даже сомневаться не приходится. Хотелось бы, конечно, иметь больше конкретных сведений, ведь на основании имеющихся можно только строить догадки. Надо полагать, ими намечены одна или две серьезные цели. Я не такой дурак, чтобы начать передислокацию наших сил, основываясь лишь на чутье, и никак не возьмусь предсказывать конкретные мишени, хотя Грендельсбейн представляется мне одним из самых вероятных направлений. Едва ли они нанесут удар по основным базам флота – для этого потребуется собрать больше кораблей стены, чем это следует из донесений, – но я вовсе не удивлюсь, если они попытаются отрезать нас от Эревона. Более того, даже если они и вправду задумали удар с Барнетта по звезде Тревора, они вполне могут попытаться отвлечь наше внимание к юго-востоку. Это, по меньшей мере, заставит нас беспрерывно оглядываться через плечо.

Он умолк, задумчиво потер каменный подбородок и решительно кивнул, словно придя к заключению в споре с самим собой.

– Да, из всех возможных направлений удара юго-восточное является для нас самым опасным. С другой стороны, если нам удастся побудить их сосредоточить свои силы именно на том направлении, мы, возможно, сумеем обернуть маневр против них. Если, конечно, предпримем кое-какие меры предосторожности. Ну-ка посмотрим, не удастся ли нам высвободить эскадру-другую «Медуз», или, – добавил он с лукавой усмешкой, – грейсонских «Харрингтон» для усиления этого фланга. Окажись они в нужный час в нужном месте даже в таком количестве, это может обернуться для хевов неприятным сюрпризом. Сама по себе передислокация парочки эскадр не привлечет особого внимания, и если местное командование не проколется раньше времени и не спугнет противника, все может обернуться очень интересно.

– Не спугнет? – Гивенс покачала головой. – Весь Альянс со страхом ждет, что еще предпримут хевы, а вы боитесь, как бы их не спугнуть?

– Конечно, – ответил Капарелли таким тоном, словно говорил нечто само собой разумеющееся. – Если их тревожит вопрос о том, на что способно наше новое оружие, значит, им необходимо провести разведку боем, но замысел проведения разведки на широком фронте не слишком хорошо согласуется с фактом концентрации сил. Скорее уж они готовят масштабную узконаправленную акцию.

– Ну и? – с почтительным нетерпением спросила Гивенс, поскольку он замолчал.

– И если я не ошибаюсь, и все обстоит именно так, и Эстер МакКвин вознамерилась навалиться на нас крупными силами, – сказал Капарелли с хищной улыбкой, – то я вовсе не хочу напугать ее и этим подтолкнуть к более разумным действиям. Она непременно должна выяснить, что случилось при Ханкоке, но масштабное вторжение станет свидетельством… скажем так… определенной самоуверенности. И вот эту самоуверенность – не важно, проявляет ее сама МакКвин или вышестоящее политическое руководство – я намерен всячески поощрять и пестовать. Важно, чтобы хевы, собрав как можно больше сил, сунулись как можно глубже… в то время как наши носители и подвесочные супердредноуты будут уже наготове. Мне только и нужно, чтобы она поглубже увязла в одном месте, чтобы я мог нажать гашетку в другом. Впрочем, нет, не только. Еще мне нужно, чтобы она затянула со своим ударом до тех пор, пока мы не успеем полностью ввести в строй доводимую сейчас до ума группу носителей и платформ РЭБ «Призрачный всадник». Пусть она преподнесет мне два этих подарка, и я смогу умереть счастливым человеком, потому что перед смертью, клянусь Богом, я буду гнать хевов до самого Хевена пинками по их толстым дряблым задницам!

Глава 20

– Прошу прощения, миледи. Поверенный, которого вы ждали, здесь, – объявил, войдя в библиотеку, МакГиннес.

Хонор подняла голову от шахматной доски. Следом за стюардом вошел Лафолле, и она приветливо улыбнулась обоим.

– Извини, мама, – сказала Хонор с изысканной вежливостью, – меня призывают неотложные дела. Мне искренне жаль, но, похоже, придется уступить тебе эту партию. Которую я, несомненно, должна была выиграть.

– Выиграть? – с блеском в глазах переспросила Алисон. – А позволительно ли мне будет узнать, что именно в бесконечной цепи твоих проигрышей, которыми заканчивались все сыгранные нами за долгие годы партии, навело тебя на столь оригинальную мысль?

– Как взрослая и разумная женщина я отказываюсь отвечать на этот откровенно провокационный вопрос и вступать в недостойный мелочный спор, – объявила ее дочь.

Нимиц, которого она как раз снимала с насеста, издал смешок. Рассмеялась и Саманта, но тише: кошка лежала в колыбельке Веры, свернувшись клубочком и положив мордочку на грудь малышки, убаюкивала девочку глубоким успокаивающим урчанием. За века существования связи между людьми и котами человечеству удалось понять, что коты являются превосходными няньками. Конечно, коту не под силу взять ребенка на руки, но обнять и прижать его к себе они вполне способны, а настроение младенца улавливают гораздо лучше людей. К тому же, несмотря на малый размер, кот прекрасно вооружен, и любому, кто вздумает обидеть его подопечного, не поздоровится. Любовь к малышам у котов в крови, и для них, похоже, не имеет значения, сколько у ребенка конечностей и покрыт ли он мехом. Тем более что, в отличие от взрослых, человеческие детеныши, похоже, способны «слышать» котов.

Хонор задержалась, чтобы узнать, не желает ли Саманта сопровождать их с Нимицем, но кошка лишь повела ухом и закрыла глаза, как бы разделяя дремоту Веры.

– Надо же, – уважительно сказала Алисон, – мне вот никогда не удавалось так запросто успокоить ребенка. И у Нимица с тобой ничего похожего не получалось. Наверное, потому что вы с ним сошлись, когда ты уже усвоила свои хулиганские замашки.

– Хулиганские замашки? Я это запомню.

– Мелкие люди отличаются мелочным злопамятством.

– Это точно, – язвительно ответила Хонор, и ее мать рассмеялась. – Хочешь, мама, пойдем с нами. Не знаю, правда, насколько это будет интересно.

– Нет уж, спасибо. Раз уж Саманта взялась присмотреть за Верой, я оставлю Джеймса с Дженни, а сама захвачу купальник и проведу пару часов на пляже.

– Купальник? – фыркнула Хонор и бросила взгляд на Лафолле.

Тот ухитрился сохранить невозмутимое выражение. Случись такой разговор несколькими годами раньше, ничего бы у него не получилось.

– Мама, я не раз видела, как ты купаешься, но вот чтобы на тебе был при этом купальник, не припоминаю. Зато хорошо помню твои комментарий насчет отсталости, предрассудков, ханжества и всего прочего.

– Это было до того, как я свела знакомство с грейсонцами, моя дорогая, – ответила Алисон, ехидно ухмыльнувшись Лафолле, в глазах которого блеснула ответная искорка. – И нечего злопыхательствовать, можно подумать, я не видела, как ты купаешься. Мне случайно стало известно, что купальники, которые ты ввела в обиход на Грейсоне… э-э… куда скромнее тех, какие ты носила дома или на острове Саганами.

– Но я, по крайней мере, хоть что-то на себя надевала, – безмятежно отозвалась Хонор.

– И я тоже – тот наряд, которым Господь одарил меня при рождении. Полагаю, если он достаточно хорош для Него, то должен устроить и всех прочих. Тем более, – она горделиво выпрямилась во весь свой миниатюрный рост и приосанилась, – смотрится все это совсем неплохо.

– Не знаю, мама, как тебя вообще терпели на Сфинксе, – сокрушенно покачала головой Хонор. – А стоит мне задуматься о том пагубном влиянии, которое ты оказываешь на моих бедных харрингтонцев, у меня просто кровь стынет в жилах.

– Мы это переживем, миледи, – заверил Хонор Лафолле. – Правда, когда во дворце поселилась ваша матушка, лорд Клинкскейлс предложил ввести для посетителей экспресс-тест на состояние сердечно-сосудистой системы. Кажется, он опасается, что кого-нибудь хватит удар.

– Я знаю, – ехидно сказала Алисон. – Забота о здоровье – это замечательно.

Лафолле улыбнулся, и обе Харрингтон покатились со смеху. Потом мать махнула на дочь рукой.

– Ступай, ступай. Нельзя заставлять адвокатов ждать. Они опасный народ, поскольку имеют знакомства в преступном мире.

– Да, мамочка, – послушно ответила Хонор и последовала за МакГиннесом.

* * *

Лицо человека, повернувшегося к ней, когда она и Лафолле вошли в кабинет, можно было назвать «грубоватым», хотя кто-то, наверное, выразился бы куда менее лестно. Ростом он всего на шесть-семь сантиметров превосходил миниатюрную Алисон, но был подтянут и одет, как настоящий денди. Из чего следовало, что этот человек располагал средствами, позволявшими изменить внешность с помощью биопластики, и одно то, что он предпочел этого не делать, вызывало к его личности определенный интерес. Эмоции адвоката, воспринятые Хонор через Нимица, подтверждали зрительное впечатление. Он излучал ауру самообладания, которому мог позавидовать даже древесный кот, и самоуверенности превосходного специалиста, каким, несомненно, был. А вот человек, принявший его учтивые манеры и изысканное щегольство за признак легкомыслия или слабохарактерности, рисковал крупно просчитаться: во взгляде его карих глаз угадывалась холодная жесткость.

– Добрый день, мистер Максвелл, – сказала она, посадив Нимица на письменный стол, и протянула гостю руку. – Я Хонор Харрингтон.

– Вижу, – с улыбкой отозвался тот и, видя удивление хозяйки дома, пояснил: – После возращения вы, ваша светлость, стали главной героиней всех новостей. Мало найдется людей, которые не знали бы вас в лицо, хотя мне казалось, что вы должны быть еще выше ростом.

– Вот как?

Хонор обошла письменный стол, села и жестом указала адвокату кресло напротив.

– Ну что ж, Уиллард предупреждал, что вы обладаете чувством юмора.

– Да? – Максвелл улыбнулся. – Мне он о вас тоже кое-что рассказывал, ваша светлость. Спешу заметить, ничего конфиденциального. Я бы сказал, что вы произвели на него сильное впечатление. Особенно после того случая у «Реджиано».

– Тогда на него произвел впечатление другой человек, – натянуто пояснила Хонор, вспомнив панику, поднявшуюся в переполненном ресторане, когда наемные убийцы открыли огонь. – Нас обоих, и меня, и Уилларда спас майор, – она указала на Эндрю, – и его товарищи, мои телохранители. – Харрингтон помрачнела, ибо из троих гвардейцев, спасших ее в тот страшный день, сегодня в живых оставался один Эндрю Лафолле.

– Разумеется, миледи, он говорил мне и об этом. Что касается вас, то на него, кажется, произвело впечатление ваше хладнокровие. И, надо думать, то, как вы в конечном счете решили дело. Сам я, признаться, не сторонник дуэлей, но Павел Юнг был редкостным негодяем. Вышло так, что одна молодая леди… Впрочем, это не важно, скажу лишь, что мне довелось сталкиваться с ним, и удовольствия я отнюдь не получил.

Говорил он непринужденно, словно между делом, но эмоции свидетельствовали о глубокой взволнованности. Хонор мысленно кивнула: решительный настрой и энергия юриста пришлись ей по вкусу.

– Надеюсь, мистер Максвелл, – сказала она, улыбнувшись половиной лица, – что мне удастся не втянуть вас в столь же драматичное приключение. Я припоминаю, Уиллард говорил, что собирается прислать вам письменное предложение. Могу я полагать, что он это сделал?

– Можете, ваша светлость. Лестно, что он обо мне вспомнил, хотя я не уверен, что являюсь лучшей кандидатурой для такой работы. Последние двадцать-тридцать стандартных лет я вел исключительно уголовные дела. Правда, мне случалось помогать Уилларду в решении деловых вопросов, – он обращался ко мне главным образом потому, что знал меня не один год и мог на меня положиться, – но мои познания в коммерческом праве несколько устарели.

– Значит ли это, что вы отказываетесь? – спросила Хонор, хотя догадывалась об ответе по эмоциям собеседника.

– Нет, ваша светлость. Это значит только одно: считая нужным познакомить потенциального клиента с моими профессиональными достоинствами, я не нахожу возможным скрывать от него имеющиеся недостатки.

– Очень хорошо, – твердо сказала Хонор, – поскольку как раз это мне и нужно.

– Что нужно вам, ваша светлость, – спокойно поправил ее Максвелл, – так это собственная юридическая служба. Учитывая, что Уиллард привязан к Грейсону, и в свете всех осложнений, которые влечет за собой получение вами нового титула и приданных ему владений, я с содроганием думаю о состоянии, в котором, надо думать, пребывают ваши дела.

– Да, заботы старины Уилларда мне и вправду недостает, – призналась Хонор. – С другой стороны я надеюсь, что дела все же не так плохи, как вы того опасаетесь. Заняться делопроизводством герцогства, во всяком случае организационными вопросами, королева поручила своей юридической службе. Ну а коммерческие дела взяли на себя Клаус и Стейси Гауптман. Должна сказать, что распутывать их сложнее, чем создавать с нуля новое герцогство.

– Ничуть не удивлен. Рад был услышать, что Корона занялась вопросами, связанными с вашими титулами и землями, но Уиллард дал мне некоторое представление о «распутывании» прочих ваших дел. Конечно, хорошо, что Уиллард проследил за всем, что касается грейсонских вложений, ну а тем, что вашим капиталом в Звездном Королевстве занялся картель Гауптмана, я даже несколько удивлен. У вас мощная поддержка.

– Знаю. Я не всегда ею располагала, но не будем вдаваться в детали. Главное, ситуация, возможно, не столь ужасающая, как вы думали. А насчет юридической службы вы, несомненно, правы – и, если примете мое предложение, сможете подобрать штат по своему выбору.

– Предложение лестное, ваша светлость. Весьма лестное, искушение немедленно сказать «да» очень сильно. Если я и испытываю колебания, то только в связи с любовью к адвокатской практике. Мне будет очень трудно отказаться от выступлений в зале суда.

– Прекрасно вас понимаю. Мне самой по получении флагманского ранга было нелегко распрощаться с капитанским мостиком. Что же до вас, мистер Максвелл, то Уиллард рассказал мне о вашем военном прошлом. Надеюсь, вы не в обиде на меня за то, что я позволила себе заглянуть в ваш послужной список?

– Я был бы удивлен и разочарован, не сделай вы этого, ваша светлость.

– Я так и думала. Мне было интересно узнать, что у нас с вами есть нечто общее, и на меня произвело впечатление ваше имя в списке награжденных Мантикорским Крестом за храбрость. Не думаю, что многие юристы могут похвастаться такой боевой наградой.

– Таких больше, чем вам кажется, ваша светлость, – ответил Максвелл, не обратив внимания на устремленный на него заинтересованный взгляд Лафолле. – Кроме того, вам нужен юрист, а не кавалер Мантикорского Креста. Тем не менее ваша логика мне понятна: в некоторых отношениях военная карьера схожа с юридической. Чем выше уровень ответственности, тем меньше времени остается на непосредственную практическую работу.

– Так оно и есть, – согласилась Хонор. – Когда такого рода ответственность, не спросив, возложили на меня, я не слишком обрадовалась. Теперь же мне хочется проделать нечто подобное с вами. Потому что это будет правильно. Мне нужны вы или такой человек, как вы, а поскольку Уиллард рекомендовал именно вас, у меня нет желания искать кого-то другого.

– Ваша светлость, переключиться полностью на ваши дела немедленно я не смогу, – предупредил Максвелл. – Мне предстоит рассмотрение двух дел в судах первой инстанции и апелляция в Королевском Суде. На все про все уйдет минимум два, а возможно, три или даже четыре месяца. Лишь после этого я смогу посвятить вам столько времени, сколько потребуется.

– Понятно. Я и не ожидала, что вы бросите текущие дела, ухватившись за выгодное предложение. Честно говоря, подобное решение свидетельствовало бы не в вашу пользу. Тем более время пока терпит. На настоящий момент все дела на Грифоне улажены Короной и могут оставаться в нынешнем виде до тех пор, пока вы не освободитесь. Уже поступили обращения от двух лыжных консорциумов, но предварительные переговоры с ними согласилась от моего имени провести Кларисса Чилдерс из картеля Гауптмана. Помимо этого, никаких срочных вопросов нет, поскольку у меня нет пока арендаторов, держателей концессий и тому подобного. На настоящий момент герцогство Харрингтон представляет собой практически незаселенную полосу гор и леса, каким, видимо, останется и в ближайшем будущем. Славное местечко, но отнюдь не требующее немедленной и неусыпной заботы со стороны юриста.

– Понятно, – отозвался Максвелл с глубоким вздохом. – В таком случае, ваша светлость, мне не остается ничего другого, как принять ваше предложение.

– А условия, изложенные Уиллардом в его письме к вам, для вас приемлемы?

– Более чем, ваша светлость. Уиллард всегда умел выстраивать деловые отношения в соответствии с интересами всех участников. Думаю, именно поэтому ему всегда сопутствует успех.

– Такая же мысль приходила в голову и мне, – согласилась Хонор.

– Да… – Несколько мгновений Максвелл отрешенно смотрел прямо перед собой, затем встряхнулся. – Насколько я понял, ваша светлость, большой спешки и правда нет, но кое-что мне все же хотелось бы сделать не откладывая. И в обозримом будущем мне могут потребоваться встречи с вами. Удобно ли будет просить вас уделить мне несколько часов вашего времени?

– Дело в том, – задумчиво ответила Хонор, – что сейчас я живу по довольно сумбурному, но весьма плотному расписанию. Флот поставил меня во главе Высших тактических курсов, что в совокупности с лекционными занятиями отнимает больше времени, чем предполагалось. Кроме того, на послезавтра у меня назначена первая операция. Мне вставят новый глаз, а вскоре будет готов и протез руки: его планируют доставить к концу следующего месяца. Надо полагать, каждая операция будет выводить меня из строя на неделю-другую, я уж не говорю о восстановительной терапии. Да к тому же мы почти готовы приступить к хирургической коррекции переломов Нимица, так что…

– Постойте, ваша светлость! Постойте! – воскликнул Максвелл, со смехом мотая головой. – Правильно ли я понял, что вы в принципе сможете выкроить для меня время, но мне придется обращаться к вам заранее, дня за два или за три, чтобы можно было скорректировать график?

– Боюсь, что так, – чуть смущенно признала Хонор и тоже покачала головой. – Знаете, а ведь пока вы не спросили, я даже не задумывалась над тем, сколько у меня текущих дел.

– Полагаете, это способствует выздоровлению? – шутливо спросил он.

– Пожалуй, да. – В здоровом глазу Хонор сверкнул огонек, но голос ее звучал серьезно. – Во всяком случае, заниматься делом лучше, чем пестовать свои болячки. Мне это не впервой, и в отличие от людей, которые абстрактно считают, что надо восстановить утраченное как можно скорее, я знаю, что мне предстоит и сколько времени это займет. По правде, меня куда больше заботит состояние Нимица.

– Мне кажется, многие переживают за своих любимых больше, чем за себя, – сказал Максвелл, и его голос неожиданно потеплел.

Хонор вскинула глаза, ощутив за этим тоном какое-то глубоко укоренившееся чувство. Нечто, связанное с давней… и неизбывной болью.

На миг воцарилось молчание, но Максвелл тут же встряхнулся.

– И вот еще: Уиллард упоминал о вашем предстоящем возвращении на Грейсон, но я так и не понял, когда оно планируется. Следует ли ждать вашего отбытия к звезде Ельцина вскорости, и как долго вы намерены там пробыть?

Хонор подняла бровь, и он поднял руку.

– Ваша светлость, по ходу дела мне может потребоваться ваша личная подпись, и я хочу знать, в какой период вы окажетесь вне пределов досягаемости.

– Понятно. – Хонор задумалась и через некоторое время ответила: – По крайней мере, до окончания нынешнего семестра в Академии я никуда не улечу. Но Протектор Бенджамин просил меня появиться на открытии нового собрания Ключей, то есть Конклава Землевладельцев, благо оно состоится как раз во время каникул. Таким образом, на Мантикоре меня не будет от двух-трех недель до двух месяцев.