Хонор Харрингтон (№9) - Пепел победы

– Здесь ты, безусловно, прав. Скажу, что на Жискара, Турвиля или любого из их компании я бы не поставил. Они и раньше-то не внушали особого доверия, а успех, достигнутый ими под началом МакКвин, лишь усугубил сомнения. Сейчас они наверняка стали еще более рьяными ее приверженцами, чем до «Икара».

Он потер подбородок.

– Конечно, я мог бы с ходу назвать с десяток адмиралов, не вызывающих ни малейших подозрений, только вот боюсь, что как профессионалам им всем очень далеко и до МакКвин, и до ее ближайших сподвижников. Опять же: если мы знаем кому верны эти люди, то для флота их настроения тоже не тайна. Назначим любого – и в нем в отличие от МакКвин, которую считают своей, будут видеть нашу креатуру. Оно бы и ладно, но мне не хотелось бы, чтобы новому Военному Секретарю пришлось начинать работу с преодоления недоверия подчиненных. Очевидно, – продолжил он с хмурой усмешкой, – что нам нужен выдающийся флотоводец, не входящий в ближний круг МакКвин, лояльный по отношению к нам, но никогда не демонстрировавший эту лояльность так, чтобы его заподозрили в лизоблюдстве. И вдобавок лишенный политических амбиций.

– Помнится, – хмыкнул Пьер, – Диоген днем с огнем безуспешно искал далеко не столь совершенного человека. И где ты намерен откопать сей идеал?

– Не знаю, – ответил Сен-Жюст со смешком, а потом, уже очень серьезно, добавил: – Пока не знаю. Но поиски мною уже начаты, Роб, и когда они завершатся успехом, мнение о незаменимости гражданки МакКвин можно будет пересмотреть.

Глава 10

– А ведь задумано, Скотти, было совсем неплохо, – сказал капитан второго ранга Стюарт Эшфорд, склонившись над плечом Тремэйна, чтобы всмотреться в дисплей тактического тренажера. На экран были выведены лишь итоговые результаты, а не все параметры «атаки», однако количество «сбитых» ЛАКов оказалось удручающе высоким. – Когда мы обсуждали твой план атаки, мне казалось, что он непременно должен сработать. Так что же случилось?

– Да то, Стью, – со вздохом ответил Тремэйн, – что я стал слишком самоуверенным.

– Тогда сформулирую вопрос по-другому: как это произошло? – сказал Эшфорд и, набрав команду с клавиатуры, вызвал схему тактической ситуации перед началом учебной атаки. – Смотри, до этого момента они нас не замечали, в противном случае корабли эскорта уже открыли бы огонь. Ты находился в ста восьмидесяти тысячах километров от них и продолжал сближение с превосходством в скорости, составлявшим десять тысяч километров в секунду. Учитывая, что твои корабли могут развивать ускорение почти на пятьсот g больше, чем эти транспортники, они были просто обречены!

– Да уж… – пробормотал Тремэйн, покосившись на изображения торговых судов, служивших целями его крыла, и криво ухмыльнулся Эшфорду.

По возрасту они были почти ровесниками, однако Эшфорд, ныне КоЛАК[7] корабля ее величества «Инкуб», успел послужить на «Минотавре» и почти год имел дело с настоящей боевой техникой. «Инкуб», занесенный в реестр как НЛАК-05[8], конструктивно был несколько ближе к изначальному, реализованному в «Минотавре» варианту, нежели «Гидра». Конечно, эти различия не бросались в глаза, но все же «Гидра», при несколько меньшем собственном тоннаже, могла перевозить на двенадцать ЛАКов больше. Правда, это достигалось за счет снижения емкости погребов бортовых пусковых установок, но поскольку носителям не следовало сближаться с боевыми кораблями для перестрелки, подобная жертва не казалась Скотти чрезмерной. «Гидре» предстояло войти в строй под номером НЛАК-19 лишь по завершении оснащения, которое планировалось на ближайший месяц. Легкие атакующие корабли еще только начали прибывать, а потому Тремэйн и его подчиненные в отличие от Эшфорда были вынуждены обучаться на тренажерах.

О том, что Стью и его приятели прибрали к рукам практически всю первую партию новых пташек, Скотти думал без озлобления. Командиры всех крыльев первых шести носителей служили командирами эскадрилий под началом Джеки Армон. Собственно говоря, только они и уцелели после Второго Ханкока из командиров эскадрилий, так что за свое повышение они заплатили очень дорого. «Минотавр» тогда потерял более половины крыла, но ЛАКи устроили кораблям противника настоящую бойню. Лично команда Эшфорда, по подтвержденным данным, подбила три линкора; на счету его эскадрильи их было пять.

Если кто-то на флоте и заслужил право первым получить легкие корабли новой модификации, так это они.

«К тому же, – не без злорадства подумал Тремэйн, – техника на месте не стоит, и если они получили „Шрайки-А“, то мои люди получают „Шрайки-Б“, а „Ферретами“ нас оснастили одновременно с „Инкубом“. Да и в любом случае Стью – славный малый, он избавил меня от многих хлопот, приняв под свое, так сказать, крылышко».

– Транспортники были обречены, точнее, были бы, если бы не одна мелочь, о которой адмирал предпочла не упоминать.

Он запустил запись и стал следить за тем, как разворачивался бой.

Все шло точно по плану вплоть до того момента, когда крыло приблизилось на дистанцию гразерного поражения и совершило боевой разворот. В тот же миг четыре из восьми «транспортников» отключили маскировку. Три супердредноута и дредноут открыли огонь одновременно, и даже мощные защитные поля «Шрайков-Б» и «Ферретов» не смогли устоять против энергетического оружия кораблей стены. Шестьдесят три легких атакующих корабля Тремэйна были уничтожены, а остальные сорок пять, нарушив боевое построение, рассеялись. Тридцать из них попытались перестроиться для вторичной атаки, но один из супердредноутов оказался класса «Медуза» – и пустил в ход подвески. Даже новейшие «Шрайки-Б» с их пртиворакетами и кормовыми лазерными кластерами не могли противостоять столь сокрушительной огневой мощи. Выйти из боя удалось лишь тринадцати кораблям, причем семь из них получили такие повреждения, что, будь этот бой реальным, по возвращении на «Гидру» подлежали бы списанию.

– Эх, старина! – Эшфорд покачал головой с сочувствием… и неожиданной теплотой. – Поддела тебя старушка, а? Любит она устраивать сюрпризы, но такой трюк отчебучила впервые! Неужто даже не намекнула, что вас ждет нечто особенное?

– Ни словом! – буркнул Тремэйн. – Зато потом не преминула ткнуть нас носом, что никто, включая меня, не удосужился провести визуальное опознание цели. Мы положились на сенсоры, черт бы их драл. И еще: в условиях учения было сказано, что крыло атакует мантикорские транспорты, а значит, кому-то из нас следовало сообразить, что прикрытие может осуществляться новейшей техникой. Но мы выказали себя олухами и получили то, что заслужили. Скажу сразу, опережая твой вопрос: я специально попросил ее разрешения показать тебе эту запись. Должен добавить, делаю это со смешанными чувствами.

– В каком смысле?

– Да в том, Стью, что беда одна не ходит: раз уж я подставил шею под затрещину, то мне станет чуток полегче от сознания того, что моя шея не единственная.

Эшфорд прыснул, но в глазах Тремэйна вспыхнул лукавый огонек.

– В том смысле, что мне было бы проще молчать о случившемся в тряпочку, но только на первый взгляд. Я подумал: раз она, запросто прихлопнув мое крыло, не возражает, чтобы я рассказал историю моего позора тебе, стало быть, каверза, проделанная ею со мной, это только цветочки. А ягодки, дружище, припасены для тебя.

Самодовольная ухмылка Эшфорда мгновенно исчезла: несколько мгновений он растерянно моргал, потом нахмурился.

– Ну и язва же ты, коммандер Тремэйн.

– Что есть, то есть. Но меня гложет любопытство: как она подденет тебя?

– В любом случае виноват ты.

– Я? Я же сам попался на крючок!

– Ха-ха! Всем известно, что она не выкидывала таких фортелей до тех пор, пока на прошлой неделе не вернулась с совещания на острове Саганами. А с кем она там совещалась, как не с герцогиней Харрингтон? Так вот, если бы не ты и не все твои сообразительные приятели с Аида, леди Харрингтон не оказалась бы здесь и не подбросила бы даме Трумэн парочку зловредных советов.

– Хм!.. – Тремэйн почесал бровь. – Знаешь, а ведь ты прав, маневр как раз в духе леди Харрингтон!

Несколько секунд он таращился на дисплей, а потом заявил:

– Теперь понятно, почему она и адмирал Трумэн задали мне трепку.

– По причине природной злобности и необоримых садистских наклонностей? – высказался Эшфорд, а Тремэйн расхохотался.

– Это вряд ли. Нет, они хотели напомнить мне – а точнее, всем нам, – насколько уязвимы наши пташки. Да, мы можем успешно атаковать линейные крейсера и даже линкоры, но против кораблей стены у нас кишка тонка. Уничтожить дредноут, не говоря уж о супердредноуте, ЛАКи могут разве что огромной стаей, да и в этом случае, по возвращении команд на базу, огромное число коек останутся пустыми. Вот один из пунктов, на которые они хотели указать.

– Один? – не без иронии уточнил Эшфорд.

Тремэйн пожал плечами.

– Да. Уверен, когда адмирал будет проводить разбор полетов, нас ткнут носом и в другие. Но насчет еще одного я уверен уже сейчас.

– Выкладывай.

– Стью, леди Харрингтон миллион раз говорила, что в космическом сражении возможны любые неожиданности. Причем случаются они чаще всего потому, что люди оказываются недостаточно внимательны и не придают значения происходящему у них на глазах. Как произошло в моем случае. Согласен?

– Пожалуй, – кивнул, поразмыслив, Эшфорд. – Но все же, велика ли вероятность того, чтобы средства маскировки, имеющиеся на вооружении у хевов, могли ввести нас в заблуждение на таком расстоянии?

– Не знаю. Полагаю, невелика… но будь мы готовы к подобному сюрпризу, она была бы еще меньше. И вот что мне пришло в голову: по крайней мере, одна служащая на их флоте тактик-«ведьма», пожалуй, смогла бы нас провести…

Эшфорд с трудом удержался от искушения спросить, что это за «ведьма» с Народного флота, с которой Скотти довелось свести знакомство, а сам Тремэйн не стал развивать тему. Как и другие уцелевшие пленные с «Принца Адриана», он никому не рассказывал об усилиях, которые предпринимали Лестер Турвиль и Шэннон Форейкер, чтобы обеспечить гуманное отношение к военнопленным. Теперь выяснилось, что Лестер Турвиль является одним из активнейших участников наступательных операций МакКвин. Форейкер наверняка оставалась его тактическим офицером – и, с сугубо прагматической точки зрения, для Альянса было бы лучше, окажись эта не в меру воинственная и талантливая парочка в лапах БГБ. Именно к такому результату могли привести разговоры о роли, которую сыграли эти люди в судьбе военнопленных, – и именно поэтому спасшиеся, каждый для себя, решили держать рот на замке. Хотя журналисты буквально преследовали их – и Скотти немало удивлялся, как вышло, что сама леди Харрингтон или Нимиц с Лафолле не прикончили, по крайней мере, парочку назойливых корреспондентов, – ни в одном репортаже имена Турвиля и Форейкер не упоминались.

– В любом случае осторожность не помешает, – сказал он, помолчав, и кивнул на дисплей. – Кроме того, мне кажется, леди Харрингтон и адмирал усмотрели в маневрах повод задуматься над собственной тактикой борьбы с ЛАКами.

– Но ты ведь не думаешь, что хевы могут построить такие же носители и легкие атакующие корабли, как наши? – удивленно спросил Эшфорд.

Тремэйн хмыкнул.

– В ближайшее время – едва ли. Но, с другой стороны, нельзя почивать на лаврах, считая наше техническое превосходство абсолютным и недостижимым Мне, как ты знаешь, пришлось столкнуться с их техникой вплотную, и она не так плоха, как ты, наверное, думаешь. Да, от нашей отстает, но разрыв не такой, каким он представляется большинству. Во всяком случае… – Скотти усмехнулся, – он меньше, чем казалось мне, а я в этом смысле как раз и был представителем большинства.

– Почему же в таком случае они нас не разгромили? При их-то численном превосходстве?

– Ну, во-первых, наша техника все же лучше, и во-вторых, они далеко не полностью используют возможности систем, которыми обладают. Дела с персоналом у них обстоят хуже, чем с оружием и приборами. Грамотных специалистов в обрез, программное обеспечение дрянь, а ремонтом и обслуживанием вынуждены заниматься офицеры… Конечно, ничего похожего на сверхсветовую связь у них нет, и до наших новых компенсаторов, бета-узлов и тому подобных штуковин им пока далеко. Их устройства проще, но просто – не значит неэффективно. Взгляни на их подвески. Да, по сравнению с нашими у них много недостатков, но они вполне пригодны для массированной атаки и несут больше боеголовок, чем наши. Или возьмем проект «Призрачный всадник». Ясно, что дотянуть до нынешнего нашего уровня по части платформ РЭБ[9] и всего такого они смогут лишь через много лет, но сравняться с наступательными компонентами «Призрачного всадника» они смогут, поступившись емкостью погребов и смирившись с увеличением размера ракет. Заметь, если не ограничивать это увеличение размеров, то даже из уже имеющихся компонентов!

– Ну, это ты загнул! Тогда птички станут слишком велики, чтобы быть эффективным корабельным оружием.

– Ладно, пусть не корабельным. Но они могут использовать мощные пусковые платформы для выстраивания обороны звездных систем. А еще могут наделать простеньких и дешевых платформ на один выстрел; таких, что их буксировку будут осуществлять эсминцы и легкие крейсера. Даже если такие устройства не превзойдут количеством обычные подвески, залп все равно получится вполне серьезным. Пойми, я вовсе не говорю, что в техническом отношении они готовы потягаться с нами на равных. Просто хочу подчеркнуть, что флагман или тактик хевов, сумевший оптимально использовать то, чем он уже располагает, может причинить нам существенный ущерб как бы хороши мы не были. Или какими бы себя не считали.

– Пожалуй, ты прав, – неохотно согласился Эшфорд. – И это особенно опасно, поскольку они могут позволить себе большие потери.

– Да… на данный момент. Правда, с появлением новых образцов ситуация может несколько…

Люк тренажерного отсека сдвинулся, и Тремэйн, повернувшись к входу, замолк на полуслове. А потом просиял, увидев светловолосого богатыря с обветренным лицом.

– Старшина! – воскликнул коммандер, устремляясь навстречу вошедшему.

Тот с деланной важностью указал на новенький знак в петлице.

– О, черт, прошу прощения, старший уоррент-офицер[10] Харкнесс! – извинился Тремэйн с столь же деланным смущением и в конечном счете оказался в медвежьих объятиях старого сослуживца.

Эшфорд смотрел на них с некоторым недоумением: разница в чинах была слишком велика, а демонстративное панибратство не относилось к числу флотских традиций. Но потом он узнал вошедшего, и недоумение испарилось.

Когда сослуживцы разжали объятия, на уоррент-офицерском мундире стала видна малиново-бело-голубая лента парламентской медали «За Доблесть», спутать которую нельзя было ни с чем. Да и самого этого человека следовало узнать с первого взгляда: его суровое, обветренное лицо появилось на всех экранах, как только журналисты выяснили первые подробности уничтожения «Цепеша».

– Капитан Эшфорд, – повернулся к нему Тремэйн, позвольте представить, это…

– Старший уоррент-офицер сэр Горацио Харкнесс, я полагаю, – закончил за него Эшфорд.

Харкнесс вытянулся по стойке «смирно» и собрался было отдать честь, но капитан опередил его. Согласии традиции, кавалеру медали «За Доблесть» отдавали честь первыми даже адмиралы, если сами не были удостоены такой же награды.

– Рад познакомиться с вами, сэр Горацио, – сказал капитан, когда Харкнесс козырнул в ответ. – Не стану распространяться о причинах – думаю, вам уже надоело слышать одно и то же, – но, помимо всего прочего, у меня имеется небольшая личная просьба.

– Личная, сэр? – осторожно осведомился Харкнесс.

Эшфорд усмехнулся.

– И совсем небольшая, сэр Горацио. Дело в том что некоторое время назад кто-то подсадил в компьютеры моих ЛАКов маленький программный сюрприз. Думаю, это произошло с санкции руководства: по мнению присутствующего здесь коммандера Тремэйна, оно, это самое руководство, настроено готовить нас ко всякого рода неожиданностям. Но тот же самый Тремэйн напомнил, что беда не приходит одна, и мне пришло в голову, что такого рода сюрпризы могут посыпаться один за другим. Ну а поскольку вы, как я слышал, на этих делах собаку съели…

Он умолк, и Харкнесс усмехнулся.

– Вообще-то, сэр, это не самая удачная идея. Я ведь вроде как зарекся заниматься хакерством, а командование в обмен закрыло глаза на некоторые мои проделки с базой данных бюро кадрового состава, парочкой файлов генеральной прокуратуры да еще и… Впрочем, не в этом суть. А в том, что я обещал больше не заниматься такими фокусами.

– Но у меня есть серьезные основания просить вас об этом, – настойчиво сказал Эшфорд.

– Это как пить дать, сэр, – хмыкнул Харкнесс. – Вы хотите избавить себя от неприятностей.

– Не без того, – усмехнулся Эшфорд, но выражение его лица тут же сделалось серьезным. – Правда, как объяснил мне уже не раз упомянутый Тремэйн, такого рода сюрпризы есть форма обучения, и лучше, если их преподнесут свои, чем хевы. Но в этом случае формой обучения можно считать и выявление всех и всяческих сюрпризов.

– В этом что-то есть, старшина… то есть я хотел сказать, старший уоррент-офицер Харкнесс, – вмешался Тремэйн.

– Да валяйте по старинке, – пожал плечами Харкнесс. – А раз считаете, что капитану надо пособить, я попробую. Если, конечно, у вас нет возражений.

– У меня? – удивился Тремэйн. – А я тут при чем?

– Так ведь дело-то какое: выходит, что вы опять мой начальник. Я направлен к вам старшим бортинженером. Должность, правда, вроде как офицерская, но в кадрах, надо думать, решили, что раз уж я приглядывал за вами столько времени, мы можем поскрипеть вместе и еще чуток. Ежели вы, конечно, не против.

– Я? Против?! – Тремэйн покачал головой и хлопнул Харкнесса по плечу. – Я что, похож на сумасшедшего?

Харкнесс ухмыльнулся и открыл было рот, но Тремэйн торопливо воскликнул:

– Отставить! На последний вопрос не отвечайте. Отвечу сам: я не против. О лучшем инженере нельзя и мечтать.

– Ладно, – благодушно сказал старший бортинженер, старший уоррент-офицер и кавалер медали «За Доблесть» сэр Горацио Харкнесс. – Вот, глядишь, и послужим вместе. – Он помолчал, а потом добавил: – До первого патруля.

Глава 11

Хонор была настолько погружена в работу с документами, что когда в двери ее кабинета на Высших тактических курсах постучались, она этого не услышала и подняла голову лишь на тихое покашливание.

– К вам коммандер Ярувальская, мэм, – сказал МакГиннес тоном, приберегаемым для тех случаев, когда его своенравная подопечная заслуживала упрека.

Харрингтон прыснула, и в глазах стюарда сверкнул огонек, но он смотрел на нее со всей возможной серьезностью, и она, подыгрывая, ответила ему таким же взглядом.

– Хорошо, Мак. Пригласи ее.

– Минуточку, мэм, – отозвался МакГиннес и, подойдя к ее заваленному чипами, дисками и бумагами столу, убрал на поднос остатки ланча: липкую на вид чашку из-под какао, корочку от лимонного пирога, опустошенную на две трети миску с сельдереем и пустую кружку из-под пива. А заодно с деловитой ловкостью привел в некое подобие порядка папки, собрал разбросанные тут и там диски, расправил цветы на маленьком столике, проверил насест Нимица и Саманты, присмотрелся к мундиру Хонор и, заметив на левом плече пушинку, легонько ее сдул.

– Вот теперь можно приглашать посетителей, – сказал он и со строгим достоинством удалился, оставив за спиной волшебным образом преобразившийся кабинет.

Нимиц, сидевший рядом с Самантой, подал голос, и Хонор улыбнулась, услышав в нем веселое восхищение. Неясно было только, что именно так позабавило кошачье семейство: способность МакГиннеса мгновенно сотворить порядок из хаоса, либо же то, как ловко он приструнил ее. Что, впрочем, было не так уж важно.

– Сама удивляюсь, как ему это удается, – сказала она котам, предпочтя первый вариант, и получила в ответ волну мысленного смеха.

Покачав головой, она откинулась вместе с креслом и в ожидании гостьи мельком подумала, что Джеймс, если бы он до сих пор числился на действительной службе, был бы, наверное, самым богатым стюардом на Королевском флоте. По завещанию Хонор ему досталось сорок миллионов долларов, а когда она воскресла, ему достало ума понять, что возвращать ей эти деньги лучше даже и не пытаться. С таким богатством большинство людей наняли бы собственных слуг, но МакГиннес твердо дал понять (причем практически без слов), что намерен остаться ее стюардом.

Правда, она предприняла не слишком решительную попытку убедить его остаться на Грейсоне в качестве мажордома Харрингтон-хауса, благо он выказал незаурядный талант по части управления местным штатом (по мнению самой леди Харрингтон, никого, правда, не интересующем, чрезмерно раздутым штатом) и успел сделаться почти незаменимым для Клинкскейлса и для ее родителей. Но он последовал за ней, как и Нимиц с Самантой, оставившие на Грейсоне своих котят. Впрочем, те уже подросли, да и не испытывали недостатка в присмотре, поскольку Гера, Афина, Артемида и все коты выразили полную готовность исполнять родительские обязанности, а Саманта не могла не последовать за супругом, все еще переживавшим утрату ментального голоса. Мак и сам был для котят вроде няньки, любил играть с пушистыми шалунами, и они тосковали по нему так же, как и он по ним. И он не обязан был следовать за ней: в своем завещании Хонор просила командование флота уволить его в отставку, чтобы предоставить ему возможность и дальше вести хозяйство Харрингтон-хауса. И как она признавалась себе сама, дело было не только в немалой роли, которую Мак уже начал играть на Грейсоне. Она слишком долго втягивала его в один смертельный бой за другим и хотела, чтобы он обрел наконец покой.

К сожалению, покой был не для него… Все получилось как-то само собой: не вдаваясь в обсуждения, Мак просто-напросто объявился на борту «Пола Тэнкерсли» и приступил к исполнению обычных обязанностей. При этом флот как учреждение оказался столь же неспособным повлиять на ситуацию, как и сама Харрингтон. МакГиннес и не думал подавать заявление о восстановлении на службе, однако все делали вид, будто он и не увольнялся, а по-прежнему как был, так и остается ее штатным стюардом. Нарушаемое при этом количество параграфов Устава, а также всяческих правил и предписаний не поддавалось исчислению. Присутствие гражданского лица на военном корабле, да еще без какого-либо допуска должно было повергнуть службы безопасности в бешенство… но, похоже, сказать Джеймсу, что он нарушает правила, ни у кого не хватало духа. Хонор же, по правде говоря, все вполне устраивало. Было время, когда сама мысль о личном слуге казалась ей вздорной самонадеянностью. В известном смысле так оно и осталось, но… МакГиннес был для нее «слугой» не больше, чем Нимиц. Она затруднилась бы точно охарактеризовать их взаимоотношения, но термины не имели никакого значения. Важно, что в качестве коммодора или адмирала, землевладельца или герцогини она оставалась его капитаном, а он – ее хранителем и другом.

Будучи при этом мультимиллионером.

Хонор прыснула, но скрыла улыбку, когда Мак ввел смуглую, с ястребиными чертами лица женщину в мундире коммандера Королевского флота. Ее окружала аура печали и страха, к которым примешивалось легкое любопытство.

«Наверное, мое предположение оправдается. А жаль. Но, может быть, нам удастся что-нибудь придумать».

– Коммандер Ярувальская, ваша светлость, – доложил МакГиннес с безукоризненной церемонностью, всегда присущей ему при посторонних.

– Спасибо, Мак, – сказала Хонор и протянула гостье руку. – Добрый день, коммандер. Спасибо, что сочли возможным так быстро откликнуться на мое приглашение.

– Не за что, ваша светлость, – отозвалась Ярувальская, сопрано которой походило на голос самой Хонор, но звучало устало, даже придавлено. – Не скажу, чтобы мне пришлось бросить ради этого кучу неотложных дел, – добавила посетительница с гримасой, которая должна была означать улыбку.

– Понятно.

Задержав руку Ярувальской в своей чуть дольше, чем это было необходимо, Харрингтон указала ей на кресло напротив письменного стола.

– Присаживайтесь, устраивайтесь поудобнее. Кстати, коммандер, вы пиво пьете?

– Да, ваша светлость, – явно удивившись вопросу, ответила Ярувальская.

– Вот и хорошо. Мак, не будете ли любезны принести нам пару кружечек «Старого Тилмана»?

– Разумеется, ваша светлость, – ответил стюард и взглянул на Ярувальскую. – Коммандер, не желаете ли чего-нибудь к пиву?

– Нет, спасибо. Пива будет достаточно… мистер МакГиннес.

Краткое замешательство и последующее обращение явились как бы откликом на недавние размышления Хонор о неопределенном статусе Джеймса, но на настоящий момент важно было не это. Судя по эмоциям Ярувальской, ни один флаг-офицер не приглашал ее выпить с ним пива по меньшей мере на протяжении стандартного года.

– Как прикажете, мэм, – ответил МакГиннес и удалился, производя не больше шума, чем древесный кот.

Ярувальская проводила его взглядом, после чего резко обернулась к Хонор. В глазах ее угадывалась горечь, смешанная с вызовом.

– Надо полагать, вы ломаете голову над тем, почему я вас пригласила, – сказала Харрингтон.

– Так точно, ваша светлость, – безжизненно отозвалась Ярувальская. – Вы первый флаг-офицер, пожелавший встретиться со мной после окончания работы Сифордской комиссии. – Она криво улыбнулась и, вскинув голову, поправилась: – Точнее сказать, простите за прямоту, первый старший офицер, который не прилагает все усилия для того, чтобы избежать встречи.

– Меня это не удивляет, – спокойно сказала Хонор. – Вот если б дела обстояли иначе – это, пожалуй, могло бы вызвать удивление.

Ярувальская внутренне ощетинилась, но Харрингтон, не подавая виду, столь же нейтральным тоном продолжила:

– Искушение казнить гонца, принесшего дурные вести, возникает даже у людей, которые умом вполне понимают, что винить его за это нельзя.

Внешне Ярувальская никак не отреагировала на эти слова, однако Харрингтон ощутила ее удивление и растерянность. Эта женщина уже привыкла лелеять в одиночестве свои обиды и, приняв приглашение Хонор, полагала, что та станет ковыряться в ее ранах. Однако высокопоставленная собеседница повела разговор не так, как ожидалось, и коммандер несколько растерялась, почувствовав себя незащищенной. Презрение, с которым ей приходилось сталкиваться, причиняло боль, но к нему она, во всяком случае, была готова. А чего ждать от этой встречи, не знала.

«Во всяком случае пока не знает», – подумала Хонор, переводя взгляд на МакГиннеса, материализовавшегося с двумя кружками янтарного пива, к которому прихватил блюдо с сыром и зеленью. Когда стюард ловким движением расстелил перед женщинами снежно-белые салфетки, Хонор покачала головой.

– Ты меня балуешь, Мак, – строго сказала она.

– Я бы не сказал, ваша светлость, – возразил стюард.

– Во всяком случае, в присутствии гостей.

МакГиннес, в свою очередь, покачал головой и, оставив реплику без ответа, удалился.

Хонор посмотрела на Ярувальскую, у которой этот разговор вызвал легкую улыбку. Улыбка, впрочем, тут же исчезла, но первоначальная настороженность ослабла.

– Угощайтесь, коммандер, – сказала Хонор и сделав глоток насыщенного бодрящего напитка, с трудом сдержала вздох удовлетворения.

Чего ей по-настоящему не хватало на Аиде, так это «Старого Тилмана». Пиво, которое завозили на базу для нужд гарнизона, было попросту ослиной мочой. Правда, и заключенные, и персонал БГБ пробовали свои силы на поприще пивоварения, но без особого успеха. Харрингтон подозревала, что все дело в небольшой мутации, едва заметно изменившей свойства хмеля или ячменя, выращиваемого на Сфинксе, и обеспечившей уникальное качество продукции пивоварен Тилмана.

Губы Ярувальской дрогнули, как будто она услышала так и не изданный Хонор вздох. Потом гостья откинулась в кресле, сделала по примеру хозяйки глоток, и Хонор с удовлетворением ощутила, что она расслабилась. Вообще-то угощать пивом младших по званию, приглашенных к начальству в служебное время, принято не было, однако эта встреча была не совсем обычной, а официальных и весьма неприятных встреч Ярувальской довелось пережить после Второго Сифорда более чем достаточно.

Дав гостье возможность распробовать вкус напитка, Хонор поставила свою кружку на стол и, подавшись вперед, сказала:

– Полагаю, у вас имелись некоторые предположения, по большей части не радостные, зачем вы могли бы понадобиться кому-нибудь из Адмиралтейства, но мое приглашение наверняка стало для вас полной неожиданностью. Разве что не вознамерилась ли я использовать ваш пример как «страшилку» для курсантов ВТК. Очевидно, что никаких надежд на продвижение вы после Сифорда не питали.

В голосе ее не было и намека на ставшую для Ярувальской привычной язвительность, но это могло насторожить гостью еще больше.

– Не спорю, ваша светлость, я и впрямь терялась в догадках, – признала коммандер и отважно добавила: – В том, что вы дадите мне шанс испытать себя в «дробилке», я сильно сомневаюсь.

– И правильно делаете, – отозвалась Хонор. – Но мне кажется, я могла бы предложить вам нечто не менее интересное.

– Правда?

От удивления Ярувальская позволила себе перебить адмирала, а когда осознала это, ее смуглое лицо совсем помрачнело.

– Но прежде чем мы продолжим наш разговор, – продолжала Харрингтон, словно не заметив этой оплошности, – я хочу сообщить вам, коммандер, что мне доводилось служить под началом Элвиса Сантино.

На сей раз она сделала паузу в очевидном ожидании ответа.

– Вот как, ваша светлость! Я этого не знала, – сказала, прищурясь и склонив голову набок, Ярувальская.

– И не знаете, к чему я клоню, верно? Но не беспокойтесь, коммандер, скоро узнаете. Я познакомилась с ним во время курсантской практики[11]. Мы направлялись в Силезию на старом корабле «Воительница», где он был помощником тактика… – Лицо Ярувальской передернулось, и Хонор невесело усмехнулась. – Теперь, думаю, вам ясно, почему случившееся на Сифорде удивило меня меньше, чем многих других.