Хонор Харрингтон (№9) - Пепел победы

Возможно, парочка самых тупоголовых из его прихвостней и приняли эту версию на веру, но большинство отнеслось к ней скептически: Алисон знала, что в обществе строят разные предположения и о мотивах поведения котов, и о реакции матери землевладельца. Шепотки по поводу того, какими же поступками, направленными против нее (или ее дочери), он заслужил это публичное унижение, не прекращались и по сию пору.

Правда, никому и в голову не приходило, например, взять и спросить об этом открыто – и к лучшему, ибо ответа никто бы все равно не получил. Информация оставалась конфиденциальной, поскольку никаких доказательств причастности Мюллера к заговору Уильяма Фицкларенса, направленного на убийство Хонор, выявить не удалось. Правда, в отличие от большинства грейсонцев Бенджамин Мэйхью и Говард Клинкскейлс не верили, что этот заговор, едва не увенчавшийся успехом и повлекший за собой смерть преподобного Хэнкса и девяноста пяти подданных лена Харрингтон, был делом рук одного лишь Фицкларенса. Проводя собственное расследование, каждый пришел к выводу о несомненной причастности Мюллера к преступлению.

Алисон знала: будь у них помимо догадок еще и доказательства, Сэмюэль Мюллер был бы уже мертв, несмотря на свой сан. Однако, несмотря на внешность напыщенного фата, Мюллер отличался расчетливым умом и умело прятал концы в воду. Отсутствие прямых улик делало судебный процесс, тем более процесс против Ключа, невозможным, а выступить против признанного лидера оппозиции с голословными обвинениями ни Протектор, ни регент лена Харрингтон не могли. Это было бы истолковано как попытка сведения политических счетов.

Алисон понимала это точно так же, как понимала почему Бенджамин и Клинкскейлс принуждают себя держаться с Мюллером так, словно им и в голову не приходило заподозрить его в измене. Несомненно, они, подобно ястребам в вышине, выжидали удобный момент, чтобы вцепиться в него когтями, но такой момент мог настать и в неопределенном будущем, а в настоящее время приходилось иметь дело с настоящим…

К счастью, Алисон, не занимая официального поста, пользовалась полной свободой в своих поступках и собиралась и дальше при каждом удобном случае выставлять этого типа на посмешище. Интересно, понимает ли Мюллер, как ему повезло: ведь Гера с Нельсоном могли и не ограничиться одеждой…

Однако случившееся, хотя и доставило ей несомненное удовольствие, знаменовало собой объявление между ней и Мюллером своего рода войны. Весьма своеобразной, поскольку, согласно этикету, почитавшемуся на Грейсоне чуть ли не наравне со Священным Писанием, джентльмен не мог позволить себе неучтивость по отношению к женщине, пусть даже ненавидел эту женщину смертной ненавистью. Алисон внезапно обнаружила, что и патриархальные грейсонские традиции не лишены приятности; порой она даже тешила себя надеждой, что необходимость улыбаться и кланяться доведет-таки этого интригана с мелкой душонкой до приступа и заставит захлебнуться собственной желчью.

Однако по части подковерной борьбы, интриг и козней Мюллер был высококвалифицированным специалистом. Так, узнав об упорном нежелании Алисон расширять штат службы безопасности лена и приставлять личных телохранителей к грудным младенцам, он сделался ярым сторонником строжайшего соблюдения буквы закона по отношению к наследникам лена Харрингтон. Да и как иначе: разве не заявил он на всю планету, что трагическая гибель леди Харрингтон стала для него тягчайшей личной утратой, как и для всего Грейсона?

А если так, планета просто обязана оберегать и лелеять крохотную малютку, к которой перешли титулы и владения Хонор и на которую теперь возлагались такие надежды. В вопросах обеспечения безопасности малышки-землевладельца не может быть мелочей!

Алисон с самого начала не очень-то верила, что одержит победу в этом споре, но надеялась по крайней мере убедить Конклав ограничиться одним телохранителем для каждого из младенцев. Увы, в данном вопросе с Мюллером – хотя, очевидно, по совершено иным причинам – оказались солидарны и ее грейсонские друзья. Ей пришлось смириться. Ну а потом оказалось, что притерпеться к постоянному присутствию в доме (хотя она ввиду частых и долгих отлучек Хонор привыкла к жизни вдвоем с Альфредом) шестерых вооруженных бойцов не так уж сложно. Она так и не признала их существование целесообразным, однако ситуация не оставила ей иного выбора, кроме как приноровиться.

Во многом это удалось благодаря тому, что и Иеремия, и Люк Блэкит, старший телохранитель Джеймса, отличались воспитанностью, деликатностью, отзывчивостью и любовью к своим подопечным. При этом Алисон на примере собственной дочери хорошо представляла себе, какими смертельно опасными бывают такие мягкосердечные добряки. Она знала, что оба без колебаний умрут, защищая ее детей или ее саму, вот только возможность покушения на ее жизнь оставалась для нее такой же умозрительной, как перспектива тепловой смерти Вселенной.

Она прекрасно понимала, что Сэмюэлем Мюллером движут отнюдь не добрые чувства, так что и этот должок посчитала за ним. Как пелось в дошедшей со Старой Земли песенке:

Пусть был этот список не так уж велик, Но был перечислен в нем каждый должник…

Ситуация сложилась так, как она сложилась, во многом из-за усилий тайного недоброжелателя, а потому Алисон труднее было свыкнуться с ограничениями, которые статус опекуна землевладельца налагал и на ее собственную жизнь. Она тоже стала охраняемой особой и не могла, например, просто так взять да и зайти в первый попавшийся магазин за покупками. Более того, свой график ей приходилось согласовывать сразу с тремя службами безопасности. Это раздражало, но Алисон хватало ума понять необходимость таких согласований. Бог свидетель, на протяжении ряда лет постоянно находились люди, страстно желавшие убить ее старшую дочь, причем все они считали свои мотивы вескими и заслуживающими уважения. Кто же мог исключить появление недоумков, придурков и просто сумасшедших, вбивших себе в головы, что, убив первую в истории наследницу женского пола первого в истории землевладельца женского же пола, они совершат религиозный подвиг? Алисон давно пришла к простому выводу: религия, конечно, не делает идиотов идиотами, но религиозный фанатизм придает первородному идиотизму абсолютную форму.

Понимала она, и почему Иеремия с Люком порой (разумеется, со всеми должными учтивостью и почтением) все же досадовали на ее поведение. Что делать, хотя она старалась идти навстречу требованиям этикета, соображениям безопасности и всему такому прочему, имелись пределы тому, до какой степени готова она быть пленницей собственного сана или телохранителей собственных детей. Гвардейцы быстро усвоили, что мать землевладельца, как и все женщины по фамилии Харрингтон, обладает стальной волей, и с ее желаниями нельзя не считаться.

Именно этим объяснялось смиренное выражение лица Маттингли. Что за мысли таились за серыми глазами светловолосого телохранителя, Алисон понимала и без древесных котов и прочей телепатии.

– Здравствуйте, миледи, – учтиво ответил на приветствие гвардеец. – Я прибыл так быстро, как только мог.

– Уверена в этом, Саймон, – сказала она, ухмыльнувшись, и с материнским видом погладила его по плечу.

Большинству грейсонцев было бы трудно свыкнуться с мыслью о том, что молодая на вид женщина в действительности старше его бабушки, но Маттингли провел много времени с Хонор, а та и вовсе выглядела юной.

– Что, были проблемы с движением? – спросила она.

Молодой человек покачал головой.

– Нет, миледи, все как обычно, – сказал он.

В это время на дальней стороне площадки опустился еще один аэрокар, из которого выбрались четыре человека в зеленых цветах Харрингтон. Почтительно поклонившись матери землевладельца и несколько более непринужденно Теннарду, они перестроились веером и присоединились к Блэкиту и остальным четырем членам совместной группы охраны.

На взгляд Алисон, зал ожидания заполнялся слишком быстро, и народу в нем собралось чересчур много. И в первую очередь это относилось к любезным и до зубов вооруженным молодым людям в зеленых мундирах.

Алисон заметила, как какая-то пара в дорогих мантикорских нарядах непроизвольно подалась в сторону. Возможно, эти люди даже не заметили движения, ставшего подсознательной реакцией на учтивую бдительность сторожевых псов Харрингтон.

– Саймон, зачем здесь собралась вся эта компания? Не иначе, чтобы поставить меня на место, – со смехом спросила она у Маттингли.

– На место, миледи? Вас? С какой стати? Вы и так на своем месте.

– Я имею в виду то место, на котором предпочли бы видеть меня вы, – вздохнула Харрингтон.

– Мы рады видеть вас в любом месте, но были бы рады вдвойне, если бы вы предупредили нас о своих планах заблаговременно. Или послали сообщение, когда «Тэнкерсли» вынырнул из гипера. Или, на худой конец, когда челнок принял вас на борт, чтобы доставить в порт. Потому что оказаться в общественном месте, миледи, имея в качестве сопровождения лишь личных телохранителей малюток, – это то, что мы, работники службы безопасности, называем «недопустимыми обстоятельствами».

– Боже мой, да вы никак злитесь! – лукаво пробормотала Алисон и снова погладила Маттингли по плечу.

Он невольно рассмеялся.

– Знаю, Саймон, для гвардейцев я не подарок, – мягко сказала она, – но и меня нужно понять: все эти телохранители, датчики, оружие… никакой личной жизни. Многовато для простой девушки с Беовульфа.

– Миледи, – ответил Маттингли, – я вовсе не рассердился. Возможно, я и злился бы на вас, будь у меня малейшая надежда, что это хоть как-то на вас повлияет. Но насчет шансов изменить вас я иллюзий не питаю. Вы – мать своей дочери, а мы с Эндрю долго старались убедить леди Хонор в необходимости следовать правилам безопасности. Мы поступили к ней на службу, когда она была моложе вас, и поскольку добиться особых успехов с ней нам явно не удалось, не удивительно, что и с вами результат тот же. В конце концов, вы женщина более… хм… состоявшаяся и с давно сформированными привычками. Из чего, – добавил он с ослепительной белозубой улыбкой, – вовсе не следует, будто Эндрю, я, Иеремия или Люк намереваемся оставить свои безнадежные попытки.

– Сделай вы так, я бы огорчилась, – искренне сказала Алисон.

– Еще бы, миледи, – лишиться такой забавы! – хмыкнул Маттингли и перевел взгляд на стоявшего напротив Теннарда. – Иеремия, как там багаж?

– Прошел контроль в дипломатическом секторе. Охрана порта ведет электронное наблюдение за зоной выдачи, так что мы получим вещи сразу, как только придем за ними.

– Вот и хорошо. В таком случае, миледи, – лейтенант снова повернулся к Алисон, – ваше воздушное судно ждет. Землевладелец в настоящий момент находится на острове Саганами. Она непременно, – он не удержался от соблазна подпустить шпильку, – выкроила бы время встретить вас, будь у нее информация о вашем прибытии. Но она просила передать вам, что непременно явится домой к ланчу. Ваш супруг тоже находится на планете и тоже встретится с вами дома, но он, как я понял, не сможет прибыть раньше ужина.

– Хорошо…

Даже досадуя на охрану и считая ее лишней, Алисон признавала, что теперь, когда за ее расписанием следили посторонние люди, жизнь стала протекать гораздо более гладко. Служба безопасности практически сводила на нет любые неожиданности, затруднения и происшествия. Крепкие подтянутые молодые люди в зеленом ни на секунду не ослабляли бдительности, но при этом с готовностью исполняли не относящиеся непосредственно к обеспечению безопасности поручения и заботились о неизбежных во всяком путешествии утомительных мелочах – единственно по причине своей глубочайшей преданности землевладельцу и всему ее семейству.

– Раз так, – сказала она, подхватив Веру, – пошли. Дженни, вы готовы?

– Да, миледи, – откликнулась Дженифер Лафолле, выбираясь из кресла с Джеймсом на руках.

Против того, чтобы к ней приставили настоящую служанку, Алисон возражала еще более рьяно, чем против личной охраны, но с тем же результатом. То есть без толку. Когда она забеременела, даже Кэтрин и Элейн Мэйхью принялись убеждать ее, что раз уж Альфред, в силу прискорбной моногамии, не может обеспечить одной жене помощь и поддержку другой, то помощница ей (особенно учитывая, что она ожидает близнецов) просто необходима.

Алисон знала, что Хонор оказывала столь же упорное сопротивление и потерпела столь же сокрушительное поражение, а также знала, что Миранда Лафолле в конечном счете стала для ее дочери просто бесценной помощницей. Поэтому она решила продолжить традицию и пригласила к себе кузину Миранды – Дженифер. Будучи на девять лет моложе Миранды, Дженифер в возрасте двадцати шести лет прошла пролонг первого поколения, для которой Миранда, к моменту обретения Грейсоном соответствующей технологии, была уже слишком стара, но по части старательности и компетентности родственницы друг друга стоили. Кудри Дженифер были такими же каштановыми, как у Миранды и Эндрю, а глаза не серыми, а зелеными, и ростом она чуть превосходила кузину.

В конце концов Кэтрин и Элейн оказались правы: когда Альфред отбыл со старшей дочерью в Звездное Королевство, оставив близнецов на попечении жены, Дженифер оказалась незаменимой.

Сейчас служанка обвела терминал пристальным взглядом, удостоверилась, что они ничего не забыли (как будто орава вооруженных до зубов гвардейцев службы безопасности способна на подобное упущение), и последовала за Алисон в переходный туннель, по выходе из которого доктора Харрингтон встретил приветливой улыбкой еще один гвардеец. Тяжело вздохнув, Алисон позволила телохранителям взять в кольцо ее и малышей. Ей вспомнилось, что когда-то она искренне радовалась тому, что опекающая Хонор охрана не проявляет такой назойливости по отношению к ней и Альфреду. Вот и дорадовалась: наверное, Бог услышал. Не зря говорят, что у Него своеобразное чувство юмора. Она хмыкнула, но в ответ на вопросительный взгляд Маттингли лишь махнула рукой и заняла место в аэрокаре, несколько превосходящем по размеру обычный. Часть сопровождающих разместилась во второй машине, и оба аэрокара взяли курс на скромный пятидесятикомнатный особняк, предоставленный Короной в распоряжение герцогини Харрингтон в знак монаршего расположения и должной оценки ее заслуг.

Глава 15

– Премьер-министр ждет, ваше величество. Он спрашивает, не соблаговолите ли вы уделить ему минутку внимания.

– Да? – Елизавета Третья подняла глаза от карт, которые держала в руке. – Хорошо. То есть – тьфу! – ничего хорошего, Джастин, в этом нет, но мне придется заняться делами.

– Вот как? – Джастин Зирр-Винтон, принц-консорт Звездного Королевства Мантикора, отклонился назад и посмотрел на жену из-под опущенных бровей.

– Ведь дело наверняка срочное и государственной важности. Так ведь, Эдвард?

Вопрос был адресован ливрейному лакею, доложившему о прибытии премьер-министра. Эдвард величественно кивнул, и принц, кивнув ему, вновь посмотрел на жену.

– Должен сказать тебе, Бет, что мне это столь неожиданно возникшее срочное государственное дело кажется подозрительным. А ты как думаешь, Роджер?

– Не знаю, папа, – вполне серьезным тоном ответил семнадцатилетний кронпринц. – Полагаю, дело вполне может и вправду оказаться важным. Такое порой случается. Но то, как своевременно оно возникло, и впрямь кажется подозрительным.

– Да будет тебе, Роджер, – сказала его младшая сестра, принцесса Джоанна, отрываясь от электронной книги. – Конечно, мама, как и все Винтоны, загодя чувствует неприятности и чертовски не любит проигрывать. Я готова даже признать, что любимые оппозицией обвинения в коварстве не беспочвенны. Однако откуда ей было знать заранее, в какой именно момент для спасения игры ей потребуется постороннее вмешательство? Это ж каким надо быть психологом, чтобы предугадать партию, в которой у папы будет явное преимущество!

– Ха! – Величественное презрение, изображенное ее отцом, было достойно даже отпрыска самой прославленной и древней фамилии, хотя закон предписывал королеве или королю выбирать супруга из числа простолюдинов. – Джо, ты забываешь о всяческих шпионских штучках, какими пользуются секретные службы. Неужели ты готова поверить, будто столь искушенная в закулисных интригах особа, как твоя мать, не позаботилась о монтаже и подключении подобной системы – с тем чтобы обеспечить контроль над столь жизненно важной операцией, как игра в пинокль? Да у нее наверняка вставлен в ухо жучок, а тайный агент, следящий за камерами, передает ей сведения о том, что за масть у меня и Роджера на руках. А когда стало ясно, что я выигрываю, несмотря на все их ухищрения, агенты, чтобы спасти ее от полного, окончательного и бесповоротного разгрома, связались с премьером и срочно вызвали его сюда.

– Паранойя, дорогой мой, заводит многих власть имущих чересчур далеко, – с неподражаемой серьезностью возразила Елизавета. – Сам подумай, будь победа действительно так важна для меня – а это невозможно, подобные стремления чужды моей нежной и уступчивой натуре, – я вовсе не стала бы просить Аллена помочь мне выйти из игры. Нет, я распорядилась, бы арестовать тебя по сфабрикованному обвинению в государственной измене и бросить в Цитадель, дабы ты прозябал в холодной сырой темнице.

– Весьма сомнительно! – с жаром возразил ей Джастин. – Во-первых, климатические условия в Цитадели регулируются, и никаких холодных, сырых, мрачных темниц там попросту нет, а во-вторых, даже будь они там, мы живем по Конституции, которая ограничивает тиранические прихоти отдельных, склонных к самоуправству и деспотизму коронованных особ.

– Ну конечно, – промурлыкала его жена, в то время как сидевший на спинке ее кресла древесный кот залился чирикающим смехом, призывая разделить веселье своего собрата, сидевшего на спинке кресла Джастина. – Конституция и впрямь ограничивает произвол, но для того чтобы твой адвокат смог подать жалобу по поводу незаконного содержания тебя под стражей, он должен как минимум узнать о твоем аресте. А мы, деспотичные тираны, скрывающиеся под лживыми личинами законопослушных конституционных монархов, осуществляем произвол и насилие исключительно тайно. Да будет тебе известно, все мы, Винтоны, непременно содержали в узилищах секретных узников, каковые влачили жалкое существование до самой своей горестной безвестной кончины…

– Ничуть не сомневаюсь, – ответствовал Джастин, – но не думаю, что тебе под силу повторить деяния своих кровожадных предков.

– Я не стану этого делать, ибо не имею такого желания. Королева, да будет тебе известно, может делать все, что ей заблагорассудится. Если б ты только знал, – добавила она с вкрадчивой улыбкой, – как хорошо быть королевой.

– Принцем-консортом быть лучше, – решительно заявил Джастин, потянувшись назад и потрепав своему коту уши.

Монро удовлетворенно заурчал и грациозно, словно у него вовсе не было костей, перетек к принцу на колени.

– Это еще почему? – недоверчиво спросила Елизавета.

– А потому, что пока ты будешь толковать с Алленом о сложных материях, заставивших его прийти к нам, я буду наслаждаться обществом наших любящих детей, гладить Монро и сдавать карты для следующей партии.

– Насчет любящих детей – ты попал в точку, – рассмеялась Елизавета, а дети ответили ей улыбками. – Вообще-то они состоят у меня осведомителями и проинформируют меня, если тебе вздумается подтасовать колоду. А если вы вступите в сговор, я попрошу агентов дворцовой службы прокрутить для меня записи, сделанные тайными камерами, и обнаружу убедительные доказательства того, что вы – все трое! – злоумышляете против главы государства. И все заговорщики, – заключила она, строго понизив голос, – понесут суровую заслуженную кару.

– Ну вот, опять ты взяла верх, – пробормотал Джастин.

Королева, наклонившись, поцеловала его и обернулась к лакею.

– Веди меня к герцогу, Эдвард, – со вздохом сказала она.

– Слушаюсь, ваше величество. Он ожидает в Покоях королевы Катрин.

* * *

У дверей покоев королевы Катрин стоял смуглый, несколько грузный мужчина в мундире майора дворцовой службы безопасности. У него были красно-белая нашивка, свидетельствующая о его принадлежности к штату премьер-министра, бэдж с именем «Нэй, Френсис» и физиономия, никак не располагающая к фамильярности. Трудно сказать, намеренно майор придавал своему лицу отпугивающее выражение либо оно от природы такое. Лишь считанные его знакомые уверяли, будто знают, как обстоит дело в действительности. Но каким бы угрюмым ни был этот малый в глазах окружающих, Елизавета, увидев его, улыбнулась.

– Привет, Фрэнк, – сказала она.

Ариэль приветственно встопорщил усы. Когда кот еще и мяукнул, в глазах майора промелькнула искорка, никак, впрочем, не отразившаяся в его монументальной суровости. Елизавету это не смутило: зная Фрэнка Нэя с детства, она не считала его нелюдимым. Да, он бывал колюч и строг, к тому же родился в грифонских горах, на Олимпе, а тамошние йомены вели долгую войну с местной аристократией (следствием чего стало распространенное недоверие к власти как таковой). Следовательно, угрюмая сдержанность майора могла показаться вполне объяснимой – в отличие от факта: пятьдесят стандартных лет назад он добровольно вызвался защищать монарха и высших государственных сановников. Впрочем, для друзей Нэя в его выборе не было ничего удивительного. К тому же Короне не раз случалось поддерживать простой народ Грифона в борьбе против аристократического засилья, так что преданность монархии и монарху была в этой социальной среде обычным, широко распространенным явлением. Это, кстати, объясняло тот факт, что добрая половина Грифонских аристократов состояла в Ассоциации консерваторов. А вторая половина не состояла лишь потому, что находила названную Ассоциацию недостаточно консервативной.

И уж во всяком случае Елизавета лучше многих других знала, что Нэй – при всей своей несгибаемой и порой раздражающей принципиальности, скрупулезности и дотошности – вовсе не бирюк. К тому же он прекрасно знал свое дело, и когда премьер назначил его начальником своей личной охраны, королева порадовалась за старого знакомого.

– Здравия желаю, ваше величество! – ответил майор на ее приветствие, и его губы тронула пусть едва уловимая, но все же улыбка.

– Что, Фрэнк, он вам, небось, и продохнуть не дает? – спросила Елизавета, указав кивком на дверь кабинета.

– Не то чтобы не дает, ваше величество, – ответил майор, – но я, честно сказать, пытаюсь создать у него впечатление, будто его стараниями все мы, кто с ним работает, давно валимся с ног. В надежде на то, что, не желая перегружать нас, он хоть когда-нибудь отдохнет и сам. Но, боюсь, это практически недостижимо.

– Знаю, Фрэнк, – вздохнула Елизавета и погладила майора по плечу. – Но вы, уж пожалуйста, не оставляйте стараний. Надеюсь, он поймет, что если рядом с ним есть человек, который без конца его пилит, то ему крупно повезло.

– Никак нет, ваше величество! – сурово возразил Нэй. – Мне и в голову не приходило, как вы изволили выразиться, «пилить» его светлость. Я предпочитаю называть это точечным моральным давлением.

– Говоря «пилить», я как раз и имела в виду «точечное моральное давление», – пояснила Елизавета.

Ариэль на ее плече издал смешок, и майор, не выдержав, прыснул в ответ. После чего отступил в сторону и нажал кнопку двери.

* * *

Когда королева Елизавета Третья с Ариэлем вступила в покои королевы Катрин, навстречу ей вежливо, но без спешки поднялся Аллен Саммерваль, герцог Кромарти и премьер-министр Звездного Королевства Мантикора.

– Здравствуйте, Аллен, – сказала королева с теплой улыбкой и, подойдя к премьеру, обняла его.

Это не вполне соответствовало протоколу, однако она знала герцога очень давно и очень близко. Когда Елизавета после безвременной кончины отца-короля растерянным и испуганным подростком взошла на трон, герцог стал членом Регентского совета и в некотором смысле заменил ей покойного отца. А теперь управлял Звездным Королевством от ее имени и всеми методами, действуя когда угрозами, когда уговорами, когда посулами, продолжал в упорной борьбе с оппозицией, начатую еще ее отцом, неустанную работу по наращиванию мощи флота. Работу, спасавшую Звездное Королевство от уничтожения.

– Что привело вас ко мне в воскресный полдень? – спросила она, выпустив герцога из объятий, и жестом предложила ему вернуться в кресло. – Полагаю, раз вы не воспользовались коммуникатором, дело не из самых срочных, но и тянуть с ним, видимо, нельзя. В противном случае вы потерпели бы до понедельника.

– Да, дело в известном смысле срочное, но немедленного отклика не требующее, – подтвердил ее догадку герцог. – Однако оно может заметно осложнить наше существование, особенно когда станет достоянием оппозиции. Если, конечно, ее шпионы еще не в курсе.

– С ума сойти! – сказала Елизавета, устроившись в кресле и прижав Ариэля к груди. – Ну почему, Аллен, вы всегда преподносите мне именно такие новости? Хоть бы разок заглянули во дворец и сказали: вот, наше величество, шел мимо, решил зайти на огонек. Никаких тревожных известий не поступало, беспокоиться решительно не о чем, так что отдыхайте в свое удовольствие.

– Да, славная картина, – мечтательно согласился Кромарти, но тут же встрепенулся. – Прекрасная… но боюсь, в ближайшее время нам с вами ни на что подобное рассчитывать не приходится.

– Знаю, – вздохнула королева. – Ладно уж, выкладывайте вашу дурную новость.

– Я не уверен, что она совсем уж «дурная», – рассудительно возразил он. – Если разобраться, то она может оказаться и хорошей.

– Аллен, если вы не доберетесь до сути, она станет очень плохой для вас, причем в самое ближайшее время, – с нажимом сказала королева, и герцог издал смешок.

– Хорошо, ваше величество, буду краток. Мы получили официальное обращение президента Сан-Мартина.

– Официальное обращение? – Елизавета нахмурилась, Ариэль насторожил уши. – И в чем его суть?

– Боюсь, ваше величество, это несколько сложно.

– Как и все, касающееся Сан-Мартина, – заметила Елизавета, и герцог в знак согласия печально улыбнулся.

Сан-Мартин принадлежал к мирам с самой высокой силой тяжести, когда-либо обжитых человеком, тамошнее тяготение превосходило стандарт Старой Земли в 2,7 раза. Несмотря на то что предки поселенцев были генетически адаптированы к повышенной гравитации еще до начала колонизации, на этой планете пригодными для жизни были лишь горные районы. Правда на огромной планете имелось множество горных кряжей и плато, иные из которых могли бы посрамить и Гималаи Старой Земли, и хребет Палермо на Новой Корсике.

«Должно быть, – подумала Елизавета с кривой усмешкой, – горы оказывают особое воздействие на генотип горцев. Даже здесь, в Звездном Королевстве, уроженцы таких мест, как Медные Стены или Олимп, более свободолюбивы и упрямы, нежели их равнинные сородичи. Ну, а поскольку Сан-Мартин мог похвастать чуть ли не самыми грандиозными из известных человечеству горами, следовало ожидать, что среди колонистов Галактики его жители окажутся самыми своенравными».

Так оно и было. По сравнению с любым из них даже майор Нэй показался бы человеком уступчивым и податливым. Только этим объяснялось их свирепое и безнадежное сопротивление режиму Народной Республики, тридцать три стандартных года назад аннексировавшей систему звезды Тревора.

Разумеется, впоследствии нашлись люди, примирившиеся со случившимся, отыскались и откровенные коллаборационисты; кое-кто, как бывает во всяком завоеванном мире, искренне проникся идеологией завоевателей. Но подавляющее большинство население видело в хевах захватчиков, а во всех, кто сотрудничает с ними, – вражеских прихвостней и предателей, заслуживающих презрения.

Вследствие этого и прежнее министерство внутренней безопасности, и сменившее его БГБ вынуждены были держать на планете значительный вооруженный контингент. Ситуация усугублялась тем, что в эпоху пролонга несколько десятилетий были не таким уж большим сроком, и слишком многие жители Сан-Мартина хорошо помнили, каким был их мир до «освобождения от гнета эксплуататоров».

С того момента, как адмирал Белой Гавани отбил звезду Тревора, иметь дело с упрямыми горцами пришлось Альянсу – и оказалось, что это далеко не просто. Разумеется, местное население не испытывало ни малейших симпатий к хевам, БГБ и прочим прелестям оккупационного режима, однако, претерпев долгие годы диктата захватчиков, не хотело подчиняться никому, включая и своих освободителей. Стремление патриотов Сан-Мартина создать взамен созданной под эгидой Альянса временной администрации полностью независимое планетарное правительство Елизавета находила естественным и разумным. Со стороны Альянса никто этому не препятствовал, однако сан-мартинцы, с их гипертрофированным свободолюбием, сами создавали себе трудности бесконечными спорами, пререканиями и разногласиями. Наблюдателей от Занзибара и Ализона это просто пугало, и даже представители Грейсона в комиссии по формированию органов управления Сан-Мартина высказывали сомнения в том, что жители планеты смогут в обозримом будущем взять свою судьбу в собственные руки. Хотя планета принадлежала им по праву рождения, многие в комиссии пребывали в убеждении, что члены Альянса просто обязаны защитить планету от экстремизма ее же обитателей.

Представителей Мантикоры и Эревона своеволие сан-мартинцев смущало меньше, поскольку они имели суровый опыт общения с собственным электоратом. Древнее искусство политической борьбы, включавшее умение очернить политических противников, было частью повседневной политической жизни Мантикоры, да и Эревон почти не отставал от Королевства по этой части. При всем своем рвении и энтузиазме жители Сан-Мартина явно не годились в игроки высшей политической лиги, а потому многоопытные мантикорцы и эревонцы предпочитали держаться позиции выжидания, если только раздоры на Сан-Мартине не перейдут в стрельбу. Собственное вмешательство они ограничили главным образом помощью в эвакуации с планеты пособников оккупационного режима, боявшихся, что с обретением полной независимости их соседи могут припомнить прошлое. Насильно никто никого с планеты не выселял, но желающих выехать нашлось немало.