Поворот колеса (Орден Манускрипта - 5)

- Тролль посмотрел на небо. Небольшие облака ничего не могли сделать с ярким по-весеннему солнцем. - Не знаю, что и думать. Я не могу поверить, что тот, кто заставил зиму продвинуться так далеко, сдался с такой легкостью. Я не знаю. - Он отпустил талию Ситки и стукнул себя кулаком в грудь. - Я пришел извиниться за то, что мы так мало виделись в последнее время. Нужно было многое решить. Джулой и остальные долгие часы провели над книгой Моргенса, пытаясь разыскать ответы, до сих пор не найденные нами. Кроме того, мы изучали свитки Укекука, а это не могло обойтись без моего участия.
      Ситки взяла его руку и прижала ее к своей щеке, задержав там на некоторое время.
      - Тебе не о чем тревожиться. Я знаю, что ты делаешь... - Она кивнула в сторону подпрыгивающих на волнах лодок. - Так же, как ты знаешь, что должна делать я. - Она опустила глаза. - Я видела, как ты говорил на совете низоземцев. Я не понимала большинства слов, но они выслушали тебя с уважением, Бинбиниквегабеник, - торжественно закончила она. - Я гордилась тобой, муж мой. Я только: мечтала, чтобы мои отец и мать могли видеть тебя так же, как вижу я..
      Бинабик фыркнул, хотя и выглядел польщенным.
      - Я не думаю, что уважение утку многого бы стоило в глазах твоих родителей, но во всяком случае, спасибо. Низоземцы и тебя высоко ценят - всех наших людей, после того как увидели их в бою. - Его круглое лицо стало серьезным. - И это еще одна вещь, о которой я хотел поговорить с тобой. Ты как-то сказала мне, что собираешься возвращаться в Йиканук. Скоро?
      - Я еще не решила, - ответила она. - Я знаю, что нужна отцу и матери, но здесь мы тоже можем кое-что сделать. Низоземцы и тролли в общей битве - может быть, в будущем это даст нашему народу большую безопасность.
      - Хитроумная Ситки, - улыбнулся Бинабик. - Но битва может оказаться слишком свирепой для нашего народа. Ты никогда не видела сражения за замок того, что низоземцы называют "осадой". В таком деле мы можем принести немало пользы, но множество опасностей будет подстерегать нас. А Джошуа и его людям предсточт по меньшей мере две-три битвы такого рода.
      Она торжественно кивнула головой.
      - Я знаю. Но есть и более важная причина, Бинабик. Мне было бы очень трудно снова расстаться с тобой.
      Он посмотрел в сторону.
      - Мне тоже было нелегко, когда Укекук взял меня с собой на юг - но оба мы знаем, что есть обязанности, заставляющие нас делать то, чего нам делать не хотелось бы. - Бинабик взял ее под руку. - Пойдем, пройдемся немного - у нас будет мало времени, чтобы быть вместе в грядущие дни.
      Они повернулись и пошли назад, к основанию горы, избегая встреч с ожидающими лодок людьми.
      - Как жаль, что все эти неприятности отдаляют нашу свадьбу, - сказал он.
      - Все это только слова. В ту ночь, когда я пришла, чтобы освободить тебя, мы поженились, даже если бы нам никогда больше не пришлось увидеть друг друга.
      Бинабик ссутулился.
      - Я знаю. Но слова должны быть сказаны. Ты дочь Охотницы.
      - Мы живем в разных шатрах, - улыбнулась Ситки. - Никто не подумает о нас ничего дурного.
      - А я не возражаю против того, чтобы делить палатку с юным Саймоном, парировал Бинабик. - Но предпочел бы тебя в качестве компаньона.
      - У нас есть свои радости, - она сжала его руку. - А что ты будешь делать, когда все это кончится, дорогой мой? - Она старалась, чтобы голос ее был спокойным, словно не было никаких сомнений, что это будущее когда-нибудь наступит.
      Из-за деревьев появилась Кантака и побежала перед ними.
      - Что ты хочешь сказать? Мы с тобой вернемся в Минтахок, или, если ты будешь уже там, я приду к тебе.
      - Но что будет с Саймоном?
      Бинабик замедлил шаг и принялся сбивать посохом снег с нижних веток. Здесь, в глубокой тени Скалы прощания, далекий шум уходящих поселенцев был почти не слышен.
      - Я не знаю. Я связан с ним обязательствами, но придет день, когда они уже не смогут быть выполненными. После этого... - Он пожал плечами, выставив вперед ладони, - жест, характерный для троллей. - Я не знаю, что я для него, Ситки - не брат, не отец конечно уж...
      - Друг? - мягко предположила она. Кантака тыкалась носом в ее ладонь. Девушка почесала морду волчицы, гладя челюсти, которые могли в секунду раскусить ее руку. Кантака довольно урчала.
      - Да, конечно. Он хороший мальчик, нет, я думаю он уже хороший мужчина, и я видел, как он взрослел.
      - Пусть Кинкипа на снегу благополучно проведет нас через все это, - мрачно сказала она. - Пусть Саймон счастливо доживет до старости, мы с тобой будем любить друг друга и растить детей, а наш народ сохранит горы своим домом. Я не боюсь больше низоземцев, Бинабик, но все же чувствую себя гораздо лучше среди людей, которых понимаю.
      Он обернулся и притянул ее поближе к себе.
      - Да исполнит Кинкипа все, чего ты просишь. И не забудь, - сказал он, накрывая ее руку, лежащую на шее волчицы, своей, - мы должны просить Снежную Деву и о Кантаке. - Он улыбнулся. - Давай пройдем еще немножко. На склоне горы есть уютное тихое место - много дней нам не придется видеть ничего подобного.
      - Но лодки. Поющий Человек, - подтрунивала она. - Мне надо еще раз посмотреть на них.
      - Ты каждую осмотрела по десять раз, - сказал он. - Тролли запросто переплывут это озеро, если будет такая необходимость. Пойдем.
      Она обняла его, и они пошли вперед, склонившись друг к другу. Серой тенью за ними трусила волчица.
      - Да ну тебя, Саймон, мне же больно. - Джеремия отскочил в сторону, посасывая раненые пальцы. - То, что ты теперь рыцарь, вовсе не значит, что нужно ломать людям руки!
      Саймон выпрямился..
      - Я просто пытаюсь показать тебе, чему меня научил Слудиг. Мне нужна практика. Не будь ребенком!
      Джеремия недовольно посмотрел на него:
      - Я не младенец, Саймон, а ты не Слудиг. Я даже не думаю, что ты делаешь это правильно.
      Саймон несколько раз глубоко вздохнул, справляясь с раздражением. Не вина Джеремии, что он не может найти покоя. За несколько последних дней он ни словечком не перемолвился с Мириамелью, и несмотря на то, что процесс снятия с лагеря был громоздким и суетливым, все равно казалось, что никаких существенных дел у него нет.
      - Прости. Глупо было говорить так. - Он поднял учебный меч, сделанный из обломков баррикады, - Дай только я покажу тебе вот это, когда ты поворачиваешь клинок... - Он коснулся деревянного оружия Джеремии. - Вот так... так!
      Джеремия вздохнул.
      - Лучше бы ты просто пошел и поговорил с принцессой. Нечего срывать на мне свою злость, Саймон, - он поднял меч. - Ну что ж, давай, если ты так хочешь..
      Они бились, сильно замахиваясь и делая ложные выпады, а мечи их громко стучали. Некоторые из пасущихся поблизости овец подняли головы, чтобы проверить, не бараны ли дерутся. Когда выяснилось, что это просто игра двуногих ягнят, успокоенные животные вернулись к своей траве.
      - Почему ты так сказал про принцессу? - тяжело дыша, спросил Саймон.
      - Что? - Джеремия пытался увильнуть от длинных рук своего соперника. - А чего ты ждал? Ты же увиваешься вокруг нее с тех пор, как они вернулись.
      - Ничего подобного.
      Джеремия отступил назад и опустил меч.
      - Ах вот как? Значит это был какой-то другой неуклюжий рыжеволосый идиот.
      Саймон смущенно улыбнулся:
      - Так легко угадать? Да?
      - Узирис Искупитель, а чего тут трудного? Всякий на твоем месте вел бы себя так же. Она, конечно, хорошенькая, и кажется довольно доброй.
      - Она... больше чем это. А почему тогда ты сам не страдаешь по ней?
      Джеремия обиженно посмотрел на него.
      - Заметит она меня, как же, хоть я мертвым упади к ее ногам! - Он издевательски ухмыльнулся. - Она и на тебя-то не очень смотрит.
      - Это не смешно, - мрачно сказал Саймон.
      Джеремия сжалился.
      - Извини, Саймон. Я уверен, что быть влюбленным это просто ужасно. Сломай еще пару моих пальцев, если тебе от этого будет легче.
      - Может и будет, - Саймон тряхнул головой и снова поднял клинок. - А теперь, Джеремия, будь ты проклят, попробуй сделать это правильно.
      - Только сделайте кого-нибудь рыцарем, - пропыхтел Джеремия, отбивая очередной сильный удар. - И жизнь его друзей будет навсегда испорчена!
      Шум дуэли возобновился: треск деревянных клинков, громкий и неровный, как стук огромного пьяного дятла.
      Тяжело дыша, они сидели на мокрой траве, по очереди прикладываясь к меху с водой. Саймон развязал ворот рубашки, чтобы ветер охладил разгоряченную кожу. Скоро ему станет холодно, но пока что воздух казался просто замечательным. На траву упала тень, и удивленные друзья подняли глаза.
      - Сир Камарис! - Саймон пытался вскочить, а Джеремия впал в некое подобие столбняка и застыл с широко раскрытыми глазами.
      - Хей! Сядь, молодой человек. - Старик махнул рукой, вынуждая Саймона не менять положения. - Я просто наблюдал, как вы работаете мечами.
      - У нас это неважно получается, - честно сказал Саймон.
      - Не стану с тобой спорить.
      Саймон слабо надеялся, что Камарис будет возражать.
      - Слудиг учил меня, чему мог, - сказал он, стараясь говорить как можно более почтительно. - Но у нас не было времени.
      - Слудиг. Это вассал Изгримнура. - Он внимательно посмотрел на Саймона: А ты парнишка из замка, верно? Тот, которого Джошуа сделал рыцарем? - Саймон впервые заметил в речи старика легкий акцент. Наббанайская округлая раскатистость все еще слышалась в его величественных фразах.
      - Да, сир Камарис. Меня зовут Саймон. А это Джеремия, мой друг и оруженосец.
      Старик кинул взгляд на Джеремию и быстро кивнул, прежде чем снова обратиться к Саймону.
      - Времена изменились, - медленно проговорил он. - И изменились не к лучшему, как мне кажется.
      Саймон немного подождал объяснений.
      - Что вы хотите сказать, сир? - спросил он.
      Старик вздохнул:
      - В этом нет твоей вины, юноша. Я знаю, что монархам иногда приходится посвящать в рыцари прямо на поле боя, и я не сомневаюсь, что деяния твои благородны - я слышал, что ты оказал неоценимую помощь в поисках моего клинка Торна - но рыцарь это нечто большее, чем простое прикосновение мечом. Это высокое призвание, Саймон... высокое призвание.
      - Сир Деорнот начал учить меня тому, что мне следовало знать, - сказал Саймон. - Перед ночью бдения он рассказал мне о Каноне Рыцарства.
      Камарис сел, поразительно легкий и быстрый для человека его возраста.
      - Даже если так, юноша, даже если так. Знаешь ли ты, как долго я состоял на службе у Гавенаксиса Кливинского из Хонзы как паж и оруженосец?
      - Нет, сир.
      - Двенадцать лет. И каждый день, юный Саймон, каждый божий день был уроком для меня. Понадобилось два долгих года только для того. Чтобы научиться ухаживать за лошадьми Гавенаксиса. У тебя ведь есть лошадь, правда?
      - Да, сир. - Саймон чувствовал себя неловко, но в то же время он был просто очарован. Величайший в истории мира рыцарь учил его правилам рыцарства! Каждый молодой аристократ от Риммергарда до Наббана отдал бы левую руку, чтобы оказаться на месте Саймона. - Ее зовут Домой.
      Камарис бросил на него острый взгляд, как будто не одобрял этого имени, но продолжал, как ни в чем не бывало:
      - Тогда ты должен научиться заботиться о ней надлежащим образом. Она больше, чем друг, Саймон. Это такая же часть тебя, как ноги или руки. Рыцарь, который не доверяет своей лошади и не знает ее так же хорошо, как знает самого себя, который не чистил и и не чинил тысячу раз каждый кусочек ее сбруи - не принесет пользы ни себе, ни Богу.
      - Я пытаюсь, сир Камарис, но приходится учиться так многому!
      - Конечно, сейчас война, - продолжал рыцарь, - так что позволительно игнорировать некоторые из наименее важных искусств - охота с луком, охота с ястребом и тому подобное. - Казалось, впрочем, что ему эта мысли не очень нравится. - Я даже могу допустить, что правила субординации не так важны, как в другое время, кроме тех случаев, когда это касается военной дисциплины; тем не менее сражаться тоже легче, если знаешь свое место в мудром господнем распорядке. Не удивительно, что эта битва с людьми короля напоминала уличную драку, - выражение суровой сосредоточенности на лице рыцаря внезапно смягчилось. Его глаза посветлели. - Впрочем, я утомляю вас, не так ли? - Он скривил тубы. - Я словно бы проспал сорок лет, и кроме того я просто старый человек и это не мой мир.
      - О нет, - честно сказал Саймон. - Вы не утомляете меня, сир Камарис, ничего подобного! - Он посмотрел на Джеремию в поисках поддержки, но друг его только выкатил глаза и не сказал ни слова. - Прошу вас, расскажите мне все, что может помочь стать настоящим рыцарем!
      - Ты просишь из жалости? - холодно спросил величайший рыцарь Эйдонитского мира.
      - Нет, сир, - Саймон рассмеялся про себя и на мгновение испугался, что в любой момент может разразиться испуганным хихиканьем. - Простите, но спросить, не утомляете ли вы меня... - он не мог найти подходящих слов, чтобы объяснить всю нелепость этой мысли. - Вы герой, сир Камарис, - выговорил он в конце концов, - герой!
      Старик встал, с такой же удивительной легкостью, с какой сея десятью минутами раньше. Саймон подумал было, что чем-то обидел рыцаря.
      - Встань, юноша.
      Саймон выполнил приказание.
      - Ты тоже... Джеремия.
      Друг Саймона тоже поднялся с места.
      Камарис критически оглядел их обоих.
      - Одолжи мне свой меч, пожалуйста. - он указал на деревянный меч, все еще зажатый в руке Саймона. - Я оставил ножны с Торном в палатке. Должен признаться, что я до сих пор чувствую себя неуютно рядом с ней. Ей свойственно некоторое беспокойство, которого я не люблю, - может быть, это только мои причуды.
      - Ей? - удивленно спросил Саймон.
      Старик махнул рукой.
      - Так мы говорили на Винитте. Лодки и мечи - она, бури и горы - он. А теперь послушай меня внимательно, - он взял учебный меч и начертил на мокрой траве круг. - Канон Рыцарства говорит, что, поскольку мы сделаны по образу и подобию Господина нашего, также и земля... - он нарисовал меньший круг внутри первого, - сделана по образу и подобию небес. Но, как ни прискорбно, без их совершенства. - Он критически оглядел круг, как будто уже видел, как его заселяют грешники.
      - Как ангелы являются любимцами и посланниками Бога Всевышнего, продолжал он, - так братство рыцарства служит земным правителям. Ангелы несут с собой добрые дела Господа, которые абсолютны, но земля изъязвлена грехами, затрагивающими и правителей. Таким образом возникают разногласия о том, какова Божья воля. Будет война. - Он разделил внутренний круг одной чертой. - Этим испытанием Господь проверяет справедливость наших правителей. Именно война лучше всего отражает лезвие Господней воли, ибо она есть шарнир, на котором возносятся и падают земные империи. Если бы вопрос преимущества решала одна сила, без благородства или милосердия, не было бы победы, ибо воля Господа не может выражаться только в борьбе силы. Разве кошка более любима Богом, чем мышь? - Камарис мрачно покачал головой и обратил острый взгляд к своим слушателям: - Вы слушаете?
      - Да, - быстро сказал Саймон. Джеремия только кивнул, все еще пораженный немотой.
      - Хорошо. Все ангелы, кроме Того, Который Бежал, послушны Богу Всевышнему, поскольку Он совершенен, всезнающ и всемогущ. - Камарис начертил несколько значков на внешнем круге - ангелов, по предположению Саймона. По правде говоря, он был несколько смущен. Он чувствовал, что не может понять многою из длинной речи рыцаря, я потому запоминал все возможное и ждал. - Но, продолжал старик, - правители людей, как уже было сказано прежде, имеют свои изъяны. Они грешники, так же как и все мы. Таким образом, хотя каждый рыцарь предан своему господину, он должен быть также предан Канону Рыцарства, всем правилам сражения и этикета, правилам благородства, милосердия и ответственности - одинаковых для всех рыцарей. - Камарис разрезал вертикальную линию во внутреннем кругу, нарисовав перпендикуляр. - Итак, вне зависимости от того, какой из земных правителей выиграет сражение, если его рыцари будут верны Канону, битва может считаться выигранной согласно Божьему Закону. Это будет справедливое отражение Его воли. - Он пристально посмотрел на Саймона. Ты меня слышишь?
      - Да, сир, - по правде говоря, в этом явно был какой-то смысл, хотя Саймону больше хотелось самому подумать об этом некоторое время.
      - Хорошо, - Камарис наклонился и вытер испачканное деревянное лезвие, как будто это было лезвие Торна, после чего вручил меч Саймону. - Теперь, так же как Божий священник должен сделать Его волю понятной людям, в форме доступной и изысканной. Его рыцари должны выполнять Его волю таким же образом. Вот почему война, как бы ужасна она ни была, не должна выглядеть дракой между животными. Вот почему Рыцарь - это больше, чем просто сильный человек на лошади. Он наместник Бога на поле боя. Фехтование - это молитва, ребята, серьезная и грустная, однако радостная.
      Он не выглядит особенно радостным, подумал Саймон. Но что-то от божьего наместника в нем есть.
      - И вот почему человек не становится рыцарем, пройдя бдение и принеся присягу, точно так же, как он не может стать священником, перенося Книгу Эйдона из одного конца поселка в другой. Это труд, труд во всех своих проявлениях. - Он повернулся к Саймону: - Встань и подними свой меч, юноша.
      Саймон поднял. Камарис был на добрую ладонь выше, и это казалось странным: Саймон уже привык быть выше почти всех окружающих мужчин.
      - Ты держишь ее как дубину. Вытяни руки! - рыцарь схватил Саймона за руки. Его пальцы были сухими и твердыми, словно Камарис всю жизнь провел, обрабатывая землю и возводя каменные стены. Внезапно, по его прикосновению, Саймон понял всю чудовищность испытаний, выпавших на долю старого рыцаря, пенял его гораздо глубже, чем понимают ожившую легенду или старика, знающего массу полезных историй. Он ощутил бесконечные годы тяжелой, усердной работы, бесчисленные, по большей части нежеланные турниры, которые пришлось выдержать этому человеку, чтобы стать могущественнейшим рыцарем своей эпохи; и все это время, понял Саймон, получая от всего этого не больше удовольствия, чем добросердечный священник, вынужденный проклясть невежественного грешника.
      - А теперь ощути его, - сказал Камарис, - ощути, как от твоих ног приходит сила. Нет, ты не держишь равновесия. - Он толчком заставил Саймона сдвинуть ноги, - Почему башня не падает? Потому что она твердо стоит на своем фундаменте.
      Вскоре он заставил работать и Джеремию, и работать на совесть. Вечернее солнце, казалось, бежало по небу. С приближением сумерек ветер стал ледяным. Старик вел их нелегкой дорогой упражнений, и в'глазах его появилось какое-то сияние, холодное, но ясное.
      К тому времени, когда Камарис, наконец, отпустил их, был уже вечер. Чаша долины была расцвечена ;огаямд костров. То, что за этот день все поселенцы были перевезены через озеро, давало возможность людям Джошуа двинуться в путь с первыми лучами солнца. Теперь жители Нового Гадринсетта разбивали временные палатки, ели запоздалый ужин или бесцельно бродили по долине. Неподвижность и ожидание нависли над долиной, такие же реальные, как вечерние сумерки. Саймон подумал, что все это похоже на Место Ожидания перед входом в рай.
      Но оттуда можно попасть и в ад, подумал Саймон. Мы не просто путешествуем. Нас ждет война... а может быть и что-то еще худшее.
      Он и Джеремия шли в молчании, еще тяжело дыша после упражнений Камариса. Пот на их лицах быстро высыхал. Мышцы Саймона приятно ныли, но горький опыт говорил, что завтра, особенно после целого дня верхом на лошади, в этом будет гораздо меньше приятного.
      - Джеремия, ты приглядел за Домой?
      Юноша раздраженно посмотрел на него:
      - Конечно. Я же сказал, что пригляжу, разве нет?
      - Я думаю, я все-таки схожу проведать ее.
      - Ты что, не доверяешь мне? - обиженно спросил Джеремия.
      - Конечно доверяю, - поспешно ответил Саймон. - Правда, это не имеет к тебе никакого отношения. Это просто слова Камариса насчет рыцаря и его лошади... заставили меня подумать о Домой. - Кроме того он испытывал потребность иекотрое время побыть в одиночестве. Обдумывания требовало все, о чем говорил Камарис. - Ты же понимаешь меня, верно?
      - Думаю, да. - Джеремия нахмурился, но не выглядел слишком уж расстроенным. - А я пойду найду чего-нибудь перекусить.
      - Встретимся позже у костра Изгримнура. Я думаю. Сангфугол собирается спеть нам несколько песенок.
      Джеремия продолжал двигаться в сторону самой оживленной части лагеря и палатки, которую они с Саймоном и Бинабиком поставили этим утром. Что же касается Саймона, то он повернул в другую сторону, к тому месту, где были привязаны лошади.
      Вечернее небо было мутно-лиловым, а звезды еще не появились. Пока Саймон пробирался по грязной дороге в быстро сгущающейся темноте, он обнаружил, что хотел бы немного лунного света. Один раз он поскользнулся и упал, после чего долго ругался. Вытирая грязные руки о штаны, которые и так не отличались чистотой после долгих часов фехтования. Сапоги уже насквозь промокли. Фигура, идущая ему навстречу, превратилась во Фреозеля; который тоже ходил повидать свою лошадь, а заодно приглядеть за рыжим Виньяфодом Джошуа. В этом смысле он занял место Деорнота в жизни принца, и кажется превосходно справлялся с этой ролью. Фальширец однажды сказал Саймону, что вышел из семьи кузнеца - чему нетрудно было поверить, глядя на широкоплечего малого.
      - Приветствую вас, сир Сеоман, - сказал он. - Я вижу, вы тоже не захватили с собой факела. Ну, если вы поторопитесь, то сможете обойтись и без него, - он прищурился, гладя вверх, оценивая, с какой скоростью убывает скудный свет. Только будьте внимательны. В полусотне шагов за мной огромная грязная яма.
      - А, я ухе нашел одну такую, - засмеялся Саймон, показывая на свои измазанные грязью сапоги. Фреозель с видом знатока посмотрел на ноги Саймона.
      - Приходите в мою палатку, и я дам вам жиру смазать их. Никуда не годится, если эта кожа потрескается. Или вы собирались слушать, как поет арфист?
      - Думаю, да.
      - Тогда я возьму его с собой, - Фреозель вежливо кивнул ему, прежде чем продолжить путь. - Осторожнее с этой лужей, - крикнул он через плечо.
      Саймон последовал его совету и умудрился благополучно обойти лужу засасывающего ила, которая, безусловно, была старшей сестрой его предыдущей знакомой, столь гибельно повлиявшей на сапоги юного рыцаря. Приближаясь, он слышал тихое ржание лошадей. Они были привязаны на склоне горы, и их темные силуэты выделялись на фоне мутного неба.
      Домой стояла там, где сказал Джеремия, недалеко от узловатого ствола старого развесистого дуба. Саймон подвес ладонь к носу лошади и ощутил ее теплое дыхание, потом похожих голову ей на шею и погладил по плечу. Ее крепкий запах успокаивал ею.
      - Ты моя лошадь, - сказал од тихо. Домой дернула ухом. - Моя лошадь.
      Джеремия накинул ей на спину плотное одеяло, подаренное Саймону Гутрун и Воршевой, которым он сам укрывался до тех пор, пока лошадей не вывели из их теплых стойл в пещерах Сесуадры. Саймон убедился, что оно привязано так, как следует, надежно, но не слишком туго. Проделав необходимый осмотр, он повернулся и увидел бледную фигуру, лавирующую между лошадьми. Саймон почувствовал, как заколотилось его сердце.
      Норны?
      - К-кто это? - крикнул он и повторил басом: - Кто здесь? Выходи! - Он опустил руку к поясу, через мгновение вспомнив, что кроме канукского кинжала у него нет никакого оружия, даже деревянного меча.
      - Саймон?
      - Мирриамель? Принцесса? - он сделал несколько шагов вперед. Она выглядывала из-за спины одной из лошадей, словно пряталась. Когда Саймон подошел ближе, принцесса тоже шагнула вперед. В ее одежде не было ничего необычного - светлое платье и темный плащ, но на лице застыло странное вызывающее выражение.
      - Вы здоровы? - спросил он и туг же выругал себя за дурацкий вопрос. Он не ожидал увидеть ее здесь одну и не мог придумать ничего более умного. Вот опять! Лучше уж было промолчать, чем брякнуть такую глупость.
      Но почему у нее такой виноватый вид?
      - Здорова, спасибо. - Она заглядывала ему за спину, как бы пытаясь понять, один ли он. - Я вышла посмотреть на свою лошадь. - Она заметила темную массу фигур внизу по скпону. - Мы отобрали ее у... наббанайского аристократа, о котором я рассказывала.
      - Вы напугали меня, - сказал Саймон и засмеялся: - Я уж решил, что вижу привидение, или... одного из наших врагов.
      - Я не враг, - сказала Мириамель, но в ее голосе не было обычной легкости. - Насколько я моту судить, к привидениям меня пока тоже нельзя отвести.
      - Рад слышать это. Вы закончили?
      - Закончила... с чем? - Мириамель смотрела на него со странным напряжением.
      - Приглядывать за вашей лошадью. Я думал, вы могли... - он помолчал.
      Мириамель, похоже, чувствовала себя крайне неловко. Саймон подумал, не обидел ли он ее: чем-то? Может быть, не следовало предлагать ей Белую стрелу? Все это теперь казалось сном. То был очень странный день.
      Саймон начал снова:
      - Сангфугол и кое-кто еще собираются играть и петь сегодня у палатки герцога Изгримиура. - Он показал вниз, на огненные кольца костров. - Вы не собираетесь прийти послушать?
      Мириамель немного помедлила.
      - Я приду, - проговорила она наконец. - Да, это будет славно, - принцесса быстро улыбнулась, - если только никто не даст петь дядюшке Изгримнуру.
      В ее голосе было что-то не совсем правильное, но Саймон все-таки засмеялся шутке.
      - Думаю, это будет зависеть от того, сохранилось ли еще вино графа Фенгбальда.
      - Фенгбальд! - Мириамель с отвращением фыркнула. - Подумать только, что отец хотел выдать мена за эту... эту свинью!
      Чтобы отвлечь ее от мыслей об отце, Саймон сказал:
      - Он собирается петь о Джеке Мундвуде - Сангфугол, я имею в виду. Он обещал мне. Думаю, он споет эту, про повозку епископа. - Он взял ее за руку, почти не сознавая, что делает, потом на мгновение испугался, что она оскорбится. Но Мириамель почти не обратила внимания на его неприличное поведение.
      - Да, это будет чудесно, - сказала она. - Приятно провести ночь у костра под старые песни.
      Саймон снова был озадачен. Такие сборища происходили в Новом Гадринсетте чуть ли не каждую ночь, особенно в последнее времяя, когда люди собрались на рэнд. Но он снова ничего не сказал, решив просто наслаждаться тем, что его рука сжимает ее сильные тонкие пальцы.
      - Это будет просто замечательно, - сказал он и повел ее вниз по склону горы к манящим огням костров.
      После полуночи, когда туман наконец рассеялся, и высоко в небе засияла луна, яркая, как серебряная монетка, на вершине горы, которую так недавно покинули принц и-ею люди, произошло какое-то движение.
      Три силуэта, три темные фигуры, почти невидимые, хотя светила луна, стожит у одного из камней на самом краю, и смотрели вниз, в долину. Большинство костров угасало, но по всему лагерю все еще виднелись яркие островки пламени; можно было разглядеть, как в их красноватом свете двигаются смутные фигуры.
      Копи Утук'ку, неподвижные, как охотящиеся совы, долго наблюдали за лагерем. Наконец, не произнеся ни слова, они повернулись и молча пошли сквозь высокие травы назад, к центру вершины. Бледные громады полуразрушенных каменных строений Сесуадры лежали перед ними, как зубы во рту у старухи.
      Слуги королевы норнов далеко продвинулись за короткое время. Они могли позволить себе дождаться другой ночи, ночи, которая, без сомнения, скоро наступит, когда суетливая толпа под ними будет не такой бдительной.
      Три тени бесшумно скользнули в развалины того здания, что смертные называли Обсерваторией, и долгое время стояли, глядя сквозь треснувший купол на возникающие в небе звезды. Потом они вместе сели на камни. Один из них начал тихо петь; по темному залу поплыл причудливый мотив, острый и бежизненный, как расщепленная кость.
      Хотя этот звук не рождал даже эха и конечно уж не мог быть слышен за пределами каменных стен, некоторые спящие в долине все-таки стонали во сне. Людям, достаточно чутким, чтобы ощутить прикосновение песни - и Саймон был среди них - снился лед, потерянные и разрушенные вещи и гнезда извивающихся змей, спрятавшиеся в старых колодцах.
      10 ПОДАРОК ДЛЯ КОРОЛЕВЫ
      Отряд принца - медленно движущаяся процессия телег, животных и беспорядочно бредущих пешеходов - покинул долину и вышел на равнины, следуя вдоль извивающегося русла Стефлода на юг. Потрепанной армии понадобилось около недели, чтобы достичь места, где река впадала в Имстрек.
      Это было в некотором роде возвращением домой, потому что они разбили лагерь в защищенной холмами долине, которая некогда была местом первого поселения беженцев Гадринсетта. Многие из тех, кто разложил свою постель и искал дрова в развалинах своего бывшего дома, думали, выиграли ли они что-нибудь, оставив это место, чтобы связать свою судьбу с Джошуа и его повстанцами. В лагере поднялся мятежный шепот, но длилось это недолго и ни к чему не привело. Слишком многие помнили отвагу, с которой Джошуа и его соратники выступили против войск Верховного короля.
      Это возвращение могло быть и более горьким: сейчас погода смягчилась, и снег, засыпавший эту часть степей, снова растаял. Тем не менее ветер носился по неглубоким лощинам, гнул редкие молодые деревья, стегал высокую траву, и пламя лагерных костров дергалось и подпрыгивало. Магическая зима немного отступила, но все-таки на открытых равнинах Тритингов стоял декандер.
      Принц заявил, что люди могут отдыхать три ночи, пока он и его советники будут решать, какой путь лучше всего выбрать. Его подданные, если их можно было так назвать, жадно ухватились за эту возможность. Даже короткий путь от Сесуадры нелегко дался раненым и немощным, которых было немало, и тем, у кого были маленькие дети. Кое-кто распускал слухи, что Джошуа изменил решение и будет строить Новый Гадринсетт здесь, на месте его предшественника. Хотя более серьезно настроенные пытались ссылаться на глупость замены хорошо защищенной Сесуадры на открытую равнину и тот очевидный факт, что принц Джошуа, кем бы он ни был, во всяком случае не был дураком, достаточное количество бездомных теперь горожан сочли новости обнадеживающими, так что распространение слухов оказалось нелегко остановить.