Поворот колеса (Орден Манускрипта - 5)

      Мириамель говорила, что старик был швейцаром и слугой-за-все в трактире в Кванитупупе и с ним там ужасно обращались, вспомнил Саймон; может быть он боится, что его собираются наказать? И действительно, Камарис выглядел так, словно мечтал оказаться за тысячу миль от Дома Расставания.
      - Вот, сир Камарис, - Джошуа поднял с алтаря Торн; судя по тому, как он держал меч, Торн сейчас был легче ивового прутика. Помня об изменчивом нраве клинка, Саймон задумался, что это может означать. Когда-то он считал, что у клинка могут быть собственные желания и он сразу легчает, когда хозяин делает то, чего ему хочется. Может быть теперь его цель была достигнута? Он почти вернулся к своему прежнему господину?
      Принц Джошуа подал меч Камарису рукоятью вперед, но старик не взял его.
      - Пожалуйста, сир Камарис, это же Торн. Ои был вашим и вашим остался.
      Выражение лица старика стало еще более несчастным. Ои отступил назад, подняв руки, словно защищаясь от нападения. Изгримнур удержал его за локоть.
      - Все королю, - пророкотал герцог. - Это ваше, Камарис.
      - Слудиг, - позвал принц, - у тебя есть пояс для меча?
      Риммерсман шагнул вперед, держа пояс, на котором висели тяжелые ножны из черной кожи, инкрустированной серебром. С помощью своего господина Изгримнура он затянул пряжку на талии Камариса. Старик не сопротивлялся. Фактически, подумал Саймон, с тем же успехом он мог бы превратиться в камень. Когда они закончили, Джошуа осторожно опустил меч в ножны, так что его рукоять оказалась у самого локтя старого рыцаря.
      - Теперь рог, пожалуйста, - сказал принц. Фреозель, державший Целлиан, пока Джошуа относил клинок, передал ему рог. Джошуа надел перевязь на плечи Камариса, так что рог теперь висел около правой руки старика, и отступил на шаг. Длинный клинок, казалось, очень подходил своему высокому владельцу. Солнечный луч озарил белые волосы рыцаря. Это было правильно, никто в комнате в этом не сомневался. Никто, кроме самого Камариса.
      - Он ничего не делает, - вполголоса сказал Изгримнуру Слудиг. Саймону снова показалось, что он присутствует на каком-то религиозном обряде - но теперь это было нелепо, как если бы пономарь забыл положить в ковчег мощи или священник позабыл бы мансу. Все вокруг смущенно застыли.
      - А что если произвести чтение стихов, - предложил Бинабик.
      - Да, - кивнул Джошуа. - Прочти, пожалуйста.
      Вместо того, чтобы начать читать, Бинабик вытолкнул вперед Тиамака, дрожащей рукой сжимавшего пергамент. Чуть охрипшим от волнения голосом вранн прочитал стихи Ниссеса.
      ...И когда тот Клинок, тот Муж и тот Зов, - Вранн набирался мужества с каждой новой прочитанной строкой, и заканчивал уже гораздо более твердым тоном:
      Под Правую Руку Принца придут,
      В тот самый миг Того, Кто Пленен,
      Свободным все назовут.
      Тиамак остановился и поднял глаза. Камарис взглядом раненого животного смотрел на доброго товарища многих недель пути, который теперь проделывал с ним такие странные вещи. Старый рыцарь выглядел как собака, от которой прежде добрый хозяин неожиданно потребовал выполнения какого-то унизительного трюка.
      Ничего не произошло. Собравшиеся разочарованно зашумели.
      - Имеется вероятность, что мы проделывали какую-нибудь ошибку, - медленно проговорил Бинабик. - Мы имели должность очень дольше изучать пергамент.
      - Нет, - хрипло сказал Джошуа. - Я в это не верю. - Он шагнул к Камарису и поднял рог к стазам старика: - Разве вы не узнаете его? Это Целлиан. Его зов вселял страх в сердца врагов моего отца многие годы. Заставь его снова звучать, Камарис! - Он поднес рог к губам Камариса. - Мы нуждаемся в вашем возвращении!
      С загнанным видом, полный почти животного ужаса, Камарис оттолкнул принца. Так неожиданна была сила этого толчка, что Джошуа запнулся и чуть не упал. Изгримнур подхватил его. Слудиг зарычал и бросился вперед, словно собирался ударить рыцаря.
      - Оставь его, Слудиг, - резко сказал Джошуа, - если здесь кто и виноват, так это я. Какое я имел право мучить слабоумного старика? - Он сжал кулак и некоторое время молча смотрел на каменные плиты. - Может бытъ мы должны были оставить его в покое? Он честно сражался в своих боях, а нам следовало бы самим разбираться с нашими и не мешать ему отдыхать.
      - Он не показывал спину ни в одном бою, Джошуа, - возразил Изгримнур. - Я знал его, помни. Он всегда делал то, что было правильно... необходимо. Не сдавайся так легко.
      Джошуа снова посмотрел на старика.
      - Что ж, хорошо. Камарис, пойдем со мной. - Он бережно взял рыцаря под руку. - Пойдем со мной, - повторил принц и повел несопротивляющсгося Камариса к двери, ведущей в сад.
      Снаружи похолодало. Легкая дымка дождя сделала темными древние стены и каменные скамьи. Остальные собравшиеся ждали в дверях, не понимая, чего хочет принц.
      Джошуа подвел Камариса к каменной пирамиде, возвышавшейся над могилой Деорнота. Он поднял руку старика и положил ее на верхний камень, потом накрыл сверху своей ладонью.
      - Сир Камарис, - медленно сказал он. - Пожалуйста, выслушайте меня. Земля, покоренная моим отцом, порядок, установленный вами и королем Джоном, разрывают на части война и магия. Под угрозой все, ради чего вы трудились всю свою жизнь, и, если мы проиграем сейчас, не будет никаких надежд на восстановление. Под этими камнями похоронен мой друг. Он был рыцарем, как и вы. Сир Деорнот никогда не встречал вас, но песни о вашей жизни, услышанные им еще ребенком, привели его ко мне. "Сделайте меня рыцарем, Джошуа, - сказал он в тот день, когда я впервые увидел его. - Я хочу служить так, как служил когда-то Камарис. Я хочу быть орудием Божьим и вашим для блага наших людей и нашей страны".
      Вот, что он сказал, Камарис, - Джошуа внезапно отрывисто засмеялся. - Он был глупцом - святым глупцом. И конечно, со временем он понял, что ни страна, ни люди не стоят спасения. Но он поклялся именем Божьим, что будет делать то, что правильно и необходимо, и каждый день своей жизни положил на выполнение этой клятвы.
      Голос Джошуа окреп. Он обнаружил в себе какой-то скрытый источник чувств; слова текли легко, ясные и сильные.
      - Он погиб, защищая Сесуадру. Одно сражение, одна стычка отняла у него жизнь, но другая, великая победа далеко впереди стала бы невозможной без его участия. Он умер, как и жди - пытаясь делать то, что не в силах человеческих, виня в неудаче только себя, вставая и начиная сызнова. Он умер за свою землю, за которую и вы сражались, Камарис, он умер за порядок, который вы хотели сохранить, когда слабейшие могут мирно жить своей жизнью, защищенные от тех, кто использует силу, чтобы навязывать другим свои желания. - Джошуа наклонился к лицу Камариса, пристально глядя в глаза старику. - Неужели его смерть была напрасной? Потому что если мы не выиграем эту битву, в мире будет слишком много могил, чтобы кто-то смог помнить об этой одной, и не останется никого, кто стал бы оплакивать людей, подобных Деорноту.
      Пальцы Джошуа сжались на руке рыцаря.
      - Вернись к нам, Камарис. Пожалуйста. Не дай этой смерти стать бессмысленной. Подумай о битвах своего времени, о битвах, в которых, я знаю, ты предпочел бы не участвовать, но все же участвовал, потому что нужно было сражаться за правду и справедливость. Неужели те твои страдания тоже были бессмысленными? Это наш последний шанс. Потом придет тьма.
      Внезапно принц отпустил руку старика и отвернулся. Глаза его блестели. У Саймона, стоявшего у дверей, защемило сердце.
      Камарис все еще стоял, словно заледенев. Пальцы его лежали на вершине каменной пирамиды. Наконец он повернулся, оглядел себя и поднял рог. Он долго смотрел на него, словно это было какое-то невиданное доселе животное. Потом Камарис закрыл гдаза, дрожащей рукой поднес рог к губам и подул.
      Рог запел. Слабый вначале, звук возрастал и набирал силу, становясь громче и громче, пока сам воздух не содрогнулся от грохота, в котором слышался лязг стали и стук копыт. Камарис, так и не открывая глаз, подул снова, еще громче. Пронзительный зов пронесся по вершине горы и покатился через долину; эхо бежало следом. Потом звук стих.
      Саймон обнаружил, что зажал уши руками. Многие другие рядом с ним сделали то же самое.
      Камарис снова взглянул на рог и поднял гдаза на тех, кто наблюдал за ним. Что-то изменилось. Его взгляд стал глубже, грустнее; в нем появился разумный блеск, которого не было раньше. Губы рыцаря дрогнули, но сперва получилось только какое-то дребезжащее шипение. Камарис посмотрел вниз, на рукоять Торна. Медленными, осторожными движениями он вытащил моя; из ножей и поднял перед собой. Черная блестящая полоса, казалось, прорезала свет уходящего дня. Крошечные капли дождя усеяли клинок.
      - Я... должен был знать... что мои мучения еще не закончены, вина еще не прощена. - Его голос звучал до боли сухо и грубо, речь казалась странно правильной. - О Бог мой, любящий и ужасный, я покорен тебе. Я до конца отработаю свое наказание.
      Старик упал на колени перед ошеломленными зрителями. Долго он не говорил ничего, погрузившись в молитву. Слезы бежали по его щекам, смешивались с дождевыми каплями и блестели в косых лучах заходящего солнца. Потом наконец рыцарь поднялся на нот и позволил Изгримнуру и Джошуа увести себя.
      Саймон почувствовал, как что-то тянет его за руку. Посмотрев вниз, он увидел на своем рукаве маленькие пальцы Бинабика. Глаза тролля блестели.
      - Ах, друг Саймон, все мы забывали об этом. Люди сира Деорнота, солдаты Наглимуида, знаешь, как они его именовывали? Правая Рука Принца. Имею предположение, что даже Джошуа не имел этих воспоминаний. Везение... или что-то другое, Саймон-друг. - Маленький человек снова сжал руку юноши и поспешил за принцем.
      Ошеломленный, Саймон обернулся, пытаясь хоть мельком увидеть Камариса. У двери стояла Мириамель. Она поймала взгляд Саймона и сердито посмотрела на него, словно говоря: в этом есть и твоя вина.
      Потом она повернулась и ушла в Дом Расставания вслед за остальными, а Саймон остался один в залитом дождем саду.
      8 НЕБО, ПОЛНОЕ ЗВЕРЕЙ
      Четверо сильных мужчин, взмокших, несмотря на холодный ночной ветер, и слега задыхающихся, втащили тяжелые закрытые носилки по узкой лестнице, осторожно вытащили кресло с пассажиром и отнесли его к центру крыши. Человек, сидевший в кресле, был так закутан в меха и одеяла, что узнать его было почти невозможно, но высокая, элегантно одетая женщина немедленно поднялась с места и подошла к нему с радостным возгласом.
      - Граф Страве! - сказала вдовствующая герцогиня. - Я так рада, что вы сумели прийти! И в такой холодный вечер!
      - Нессаланта, дорогая моя. Только ваше приглашение могло вытащить меня из дома в такую погоду. - Граф поднес к губам тонкую руку, обтянутую перчаткой. Простите, что я позволяю себе приветствовать вас сидя.
      - Пустяки. - Нессаланта щелкнула пальцами, приказывая слугам графа перенести его кресло поближе к тому месту, где она сидела. Вновь усевшись, она продолжала: - Хотя, мне кажется, становится немного теплее. Тем не менее, вы просто сокровище, самое настоящее сокровище, что пришли сюда.
      - Наслаждение вашим обществом, дражайшая леди. - Страве кашлянул в платок.
      - Вы не пожалеете, я обещаю. - Нессаланта манерным жестом указала на усыпанное звездами небо, как будто сама разостлала этот ковер в честь дорогого гостя. - Только посмотрите! Вы будете просто счастливы, что пришли. Ксаннасэвин блестящий человек.
      - Моя леди слишком добра ко мне, - сказал чей-то голос из лестничного проема. Граф Страве, несколько ограниченный в движениях, неловко вывернул шею, чтобы разглядеть говорящего.
      Вошел высокий худощавый человек, его длинные пальцы были сжаты, словно в молитве. Его лицо наполовину скрывала длинная, черная с проседью, вьющаяся борода. Черные одежды испещряли наббанайские звездные символы. Он двигался между рядами посаженных в кадки деревьев и кустов с неожиданной аистиной грацией, и так же грациозно преклонил колени перед вдовствующей герцогиней.
      - Моя леди, с великой радостью я получил ваш вызов. Я всегда счастлив служить вам. - Он повернулся к Страве: - Герцогиня Нессаланта была бы прекрасным астрологом, если бы не ее великий долг перед Наббаном. Она обладает неженской проницательностью.
      Пирруинец улыбнулся под капюшоном.
      - Это известно всем.
      Что-то в голосе Страве заставило герцогиню немного помедлить, прежде чем заговорить.
      - Ксаннасэвин слишком добр ко мне. Мною изучены лишь начальные элементы. Она притворно застенчиво сложила руки на груди.
      - Ах, но как бы я был счастлив видеть вас своей ученицей, - сказал астролог. - Тайны, в которые мы могли бы проникнуть, герцогиня... - голос его был глубоким и выразительным. - Моя леди хочет, чтобы я начинал?
      Нессаланта, зачарованно следившая за движением его губ, встряхнулась, словно просыпаясь.
      - Ах, нет, Ксаннасэвин, еще нет. Мы должны дождаться моего старшего сына.
      Страве взглянул на нее с неподдельным интересом:
      - Я не знал, что Бенигариса волнуют таинства звезд.
      - Он интересуется, - осторожно сказала Нессаланта. - Он... А, да ты уже здесь.
      Бснигарис шатнул на крышу. Его сопровождали два стражника с гербами Зимородка на накидках. Правящий герцог Наббана был немного полноват в талии, но все же оставался высоким и широкоплечим мужчиной. Его роскошные усы почти полностью закрывали рот.
      - Мама, - учтиво сказал он, поравнявшись с маленькой группой, сжал ее руку в перчатке, кивнул и повернулся к графу: - Страве. Вчера я не заметил тебя за обедом.
      Пирруинец поднес к губам платок и кашлянул.
      - Приношу свои извинения, дорогой Бенигарис. Вы же знаете, мое здоровье... Иногда я не могу оставить мою комнату даже ради такого прославленного гостеприимства, как гостеприимство Санкеллана Магистревиса.
      Бенигарне фыркнул:
      - Что ж, тогда, вероятно, вам не следовало бы находиться на этой промозглой крыше. - Он повернулся к Нессаланте: - Так что же мы делаем здесь, матушка?
      Вдовствующая герцогиня обиженно надула губы:
      - Ну, ты же прекрасно знаешь, что мы здесь делаем. Это очень благоприятная ночь для чтения звезд, и добрейший Ксаннасэвин собирается рассказать нам, что нас ждет в будущем году.
      - Если вам будет угодно, ваша светлость, - Ксаннасэвин поклонился герцогу.
      - Это моту сказать ил, - зарычал Бенигарис. - Неприятности, неприятности и еще раз неприятности. Куда я ни повернусь, везде что-то не так. - Он повернулся к Страве: - Вы же знаете, как это бывает. Крестьяне хотят хлеба, а когда я даю его им, неблагодарные свиньи просят еще. Я пытался привести болотных дикарей, чтобы они помогай обработать поля - но только истратил массу солдат в стычках с тритингами, и теперь все бароны ноют, что их крестьян забрали и поля остались необработанными - а проклятые болотные люди и с места не сдвинулись. Я же не могу топить свои войска в их проклятом болоте! Придется обходиться без них. - Бенигарис мотнул головой. - Да к тому же эти проклятые, проклятые, трижды проклятые огненные танцоры, поджигающие себя и до смерти пугающие простой народ! - Его лицо потемнело. - Не следовало мне доверять Прейратсу...
      - Простите, Бенигарис, - сказал Страве. - Я не расслышал. Мои старые, больные уши, знаете ли... Прейратс?
      Герцог Наббана посмотрел на графа. Глаза его сузились.
      - Не важно. Во всяком случае, это был отвратительный год, и следующий будет не многим лучше. - Кислая ухмылка шевельнула его усы. - Разве что мне удастся убедить местных смутьянов стать огненными танцорами. Некоторые из них будут просто чудесно выглядеть в костре.
      Страве засмеялся, после чего разразился сухим кашлем.
      - Отлично, Бенигарис, отлично.
      - Довольно об этом, - резко сказала Нессаланта. - Я думаю, ты не прав, Бенигарис, и нас жнет прекрасный год. Кроме того, нет никакой надобности гадать. Ксаннасэвин и так скажет тебе все, что нужно.
      - Я всего лишь смиренный толкователь небесных узоров, герцогиня, - сказал астролог, - но я постараюсь...
      - И если ты не узришь там чего-нибудь получше, чем год, через который я только что прошел, - пробормотал Бенигарис, - я попросту сброшу тебя с крыши.
      - Бенигарис! - голос Нессаланта, до тех пор звучавший кокетливо и немного по-детски, внезапно стал резким, как удар хлыста. - Ты не будешь угрожать Ксаннасэвину! Понял?!
      Бенигарис почти незаметно отступил.
      - Я просто пошутил. Святая кровь Эйдона, мама, не волнуйся ты так. - Он подошел к креслу с тяжелым балдахином, украшенным герцогским гребешком Зимородка и тяжело опустился в него. - Валяй, - герцог махнул рукой Ксаннасэвину, - расскажи нам, какие чудеса скрывают звезды.
      Астролог вытащил из складок своего просторного одеяния связку пергамеитов и с некоторым драматизмом потряс ею.
      - Как заметила герцогиня, - начал он ровным, хорошо поставленным голосом, - сегодня превосходная ночь для того, чтобы делать предсказания. Мало того, что звезды стоят в особенно благоприятной конфигурации, но к тому же и само небо свободно от туч и других помех. - Он улыбнулся Бенигарису: - Это само по себе является благоприятным знаком.
      - Продолжай, - холодно сказал герцог.
      Ксанасэвин развернул один из пергаментов и указал на звездное колесо.
      - Как вы можете видеть. Трои Ювениса в эените. Трон неразрывно: связан с правлением Наббана, и так оно было с древних языческих времен. Когда меньшие зведы попадают в сферу его влияния, наследникам империи неплохо обратить на это пристальное внимание. - Астролог немного помолчал, чтобы слушатели прониклись важностью последнего сообщения. - Сегодня мы видим, что Трон в зените и стоит вертикально. Змея и Миксис Волк при этом сияют особенно ярко, он обвел рукой широкий полукруг и указал иа другую часть неба. - На южной стороне хорошо видны Сокол и Крылатый Жук. Жук всегда говорит о грядущих переменах.
      - Совсем как в зверинцах древних императоров, - нетерпеливо сказал Бенигарис. - Звери, звери, звери. А что все это значит?
      - Это значит, мой лорд, что Дом Бенидривинов ждут великие времена.
      - Я знала, что так будет, - промурлыкала Нессаланта. - Я знала.
      - Почему ты так думаешь? - спросил Бенигарис, щурясь на небо.
      - Я бы несправедливо обошелся с моими внимательными слушателями, попытавшись дать короткое объяснение, - улыбнулся сладкоречивый астролог. Достаточно было бы сказать, что звезды, долго говорившие о нерешительности, колебаниях и сомнениях, теперь провозглашают время перемен. Счастливых перемен.
      - Но это может означать все что угодно, - проворчал Бенигарис. - Например, что весь город сгорит.
      - Вы говорите так только потому, что еще не слышали подробного объяснения. Есть два других фактора, наиболее важных. Один из них - сам Зимородок - вон он, видите? - Ксаннасэвин указал на маленькую светящуюся точку на западном небе. - Сейчас он ярче, чем я когда-либо видел, а обычно в это время года его просто трудно разглядеть. Долгие века судьбы вашего рода были прямо связаны с возрастанием и убыванием света Зимородка, а так великолепно освещен он не был ни разу за всю мою жизнь. Великое событие ожидает Дом Бенидривинов. Ваш Дом.
      - А второй фактор? - Бенигарис казался заинтересованным. - Другой фактор, о котором ты упоминал?
      - А, - астролог развернул новый свиток. - В данный момент вы еще не можете увидеть его. Скоро на небосклоне появится Звезда завоевателя.
      - Эта проклятая хвостатая звезда, которую мы видели и в прошлом году, и в позапрошлом? - проговорил Страве, и в его голосе явственно слышалось нетерпение. - Огромная красная штука?
      - Да, это она.
      - Появившись, она так напугала простой народ, что чуть вовсе не вышибла их хилые мозги! - прорычал Бенигарис. - Это и положило начало всей зловещей чепухе.
      Ксаннасэвин кивнул.
      - Небесные знаки нередко читаются неправильно, герцог Бенигарис. Звезда завоевателя вернется, но она не пророчит бедствий, а только предупреждает о переменах. На протяжении всей истории Светлого Арда она возвещала новый порядок, возникающий из кровопролитных войн и всеобщего хаоса. Она протрубила конец империи и сияла над последними днями Кхандии.
      - И это, по-твоему, хорошо? - закричал Беиигарис. - Ты говоришь, что звезда, свидетельствовшая о падении империи, может предвещать счастливые перемены? - Казалось, он готов был вскочить и разделаться с астрологом.
      - Но, мой лорд, помните о Зимородке, - поспешно сказал Ксаннасэвин. - Как эти перемены могут вызвать вашу тревогу, если Зимородок сияет столь ярко? Нет, мой лорд, простите своего смиренного раба за то, что может показаться дерзостью, но разве не может произойти ничего такого, что разрушило бы великую империю и в то же время возвысило Дом Бенидривинов?
      Бенигарис выпрямился, как будто его толкнули, и уставился на свои руки.
      - Я поговорю с тобой об этом позже, - сказал он наконец. - А теперь оставь нас.
      Ксаннасэвин поклонился.
      - Как вам будет угодно, господин мой. - Он снова поклонился, на этот раз в сторону Страве: - Счастлив был встретиться с вами, граф. Большая честь для меня.
      Граф, так же, как и Бенигарис погруженный в размышления, отсутствующе кивнул головой.
      Ксаннасэвин поцеловал руку Нессаланте, склонился так низко, что едва не прикоснулся лбом к крыше, затем снова сложил свои свитки и направился к лестнице. Его шаги постепенно затихали внизу, в отзывающейся эхом тьме.
      - Вы видите? - спросила Нессаланта. - Вы поняли, почему я так высоко ценю его? Это блестящий человек.
      Страве кивнул.
      - Выглядит внушительно, - сказал он. - И вы находите его заслуживающим доверия?
      - Абсолютно. Он точно предсказал - смерть моего бедного мужа. - На ее лице появилось выражение глубокой скорби. - Но Леобардис не стал меня слушать. Я говорила, что если нога его ступит на землю Эркинланда, мы никогда больше не увидимся. Но он назвал это ерундой.
      Бенигарис пронзительно посмотрел на свою мать:
      - Ксаннасэвин сказал тебе, что отец умрет?
      - Да. Если бы только он пожелал тогда выслушать меня!
      Граф Страве кашлянул:
      - Что ж, я надеялся подождать с этим разговором до другого раза, Бенигарис, но услышав вашего астролога - услышав о великом будущем, которое, как он считает, ожидает вас, - я решил, что должен сегодня же поделиться с вами своими мыслями.
      Оторвавшись от мрачного созерцания своей матери, Бенигарис повернулся к графу.
      - О чем вы говорите?
      - О некоторых вещах, ставших мне известными. - Старик огляделся. - Прошу простить меня, Бенигарис, я не хотел бы выглядеть навязчивым, но нельзя ли убедить ваших стражников немного отойти? - Он раздраженно махнул рукой в сторону закованных в доспехи солдат, которые неподвижно, как камни, простояли все время, которое находились на крыше. Бенигарис фырнул и жестом приказал им отойти.
      - Ну?
      - Как вам известно, - начал граф, - у меня есть множество источников информации. Я слышу вещи, не доходящие иногда до ушей людей гораздо более могущественных.. Недавно я узнал кое-что, возможно, могущее заинтересовать вас. Об Элиасе и его войне с Джошуа. О... других вещах, - он замолчал и выжидательно посмотрел на герцога.
      Нессалашта подалась вперед.
      - Продолжайте, Страве. Вы знаете, как мы ценим ваши советы.
      - Да, - сказал Бенигарис, - продолжайте. Мне будет интересно узнать, что вы слышали.
      Граф улыбнулся лисьей улыбкой, обнажив все еще белые зубы.
      - О да, - сказал он, - Вам будет интересно.
      Эолер не встречал раньше ситхи, стоявшего в дверях Резного зала. Он был одет в старомодный костюм справедливых - в рубашку и брюки из бледно-кремовой ткани, блестевшей, как дорогой шелк. Его каштановые волосы - самый близкий к человеческому оттенок извсех, виденных графом до сих пор - были стянуты узлом на макушке.
      - Ликимейя и Джирикй говорят, что ты должен идти к ним. - Эрнистирийский язык этого незнакомца был таким же неуклюжим и архаичным, как тот, на котором разговаривали дворры. - Должны вы ожидать еще мгновения или можете идти сейчас? Хорошо, если вы можете идти сейчас.
      Эолер услышал, как Краобан набрал в грудь побольше воздуха, желая одернуть наглого посланника, и быстро положил руку на плечо старика. Вызов звучал так невежливо только из-за плохого знания языка - Эолер был уверен, что ситхи могли бы спокойно и без нетерпения ждать его хоть целые сутки.
      - Одна из справедливых - целитель - сейчас у дочери короля Мегвин. Сперва я должен поговорить с ней, а потом сразу приду, - сказал граф посланнику.
      Ситхи с совершенно бесстрастным лицом наклонил голову движением баклана, хватающего рыбешку.
      - Я скажу им. - Он повернулся и покинул комнату. Обутые в сапоги ноги бесшумно двигались по деревянному полу.
      - Разве они теперь тут хозяева? - раздраженно спросил Краобан. - Мы должны сидеть в ожидании их повелений и сломя голову бежать выполнять их?
      Эолер покачал головой:
      - Они вовсе не хотят ничего такого, старый друг. Я уверен, что Джирикй и его матери просто нужно о чем-то поговорить со мной. Не все ситхи так хорошо говорят по-эрнистирийски, как Ликимейя и принц.
      - Все равно мне это не нравится. Мы слишком долго жили под сапогом у Скали - когда, наконец, эриистири смогут сами распоряжаться на своей земле?
      - Все меняется, - мягко сказал Эолер, - но мы всегда выживали. Пять веков назад риммеры Фингила оттеснили нас к горным утесам и морским скалам. Мы вернулись. Люди Скали спасаются бегством, так что мы и их пережили. Ты не считаешь, что ситхи - это гораздо более легкий груз?
      Некоторое время старик смотрел на него, подозрительно прищурившись, и часто моргал. Наконец он улыбнулся.
      - Мой добрый граф, вам следовало бы быть священником или генералом. Вы дальновидны.
      - Как и ты, Краобан. Иначе ты не смог бы сидеть здесь и жаловаться на тяжелую жизнь.
      Прежде чем старик успел ответить, в дверях снова возник ситхи. Это была седая женщина в зеленом платье и матово-серебристом плаще. Несмотря на цвет волос, она, казалось, была одного возраста с только что ушедшим посыльным.
      - Кира'ату, - сказал граф, поднимаясь. Его голос утратил былую легкость. Вы можете помочь ей?
      Некоторое время ситхи смотрела на него, потом покачала головой; жест получился удивительно ненатуральным, словно она выучила его по книге.
      - Ее тело абсолютно здорово. Но дух каким-то образом скрыт от меня, ушел в глубину, как мышь, когда тень совы пересекает ночные поля.
      - Что это значит? - Эолер пытался скрыть нетерпение.
      - Испугана. Она испугана. Она похожа на ребенка, который видел, как убивали его родителей.
      - Она видела много смертей. Принцесса похоронила отца и брата.
      Женщина ситхи взмахнула руками, в жесте, который Эолер не смог перевести.
      - Это не то. Всякий, зидайя или судходайя - Дитя Восхода или смертный, проживший достаточно долго, понимает смерть. Она ужасна, но объяснима. Но ребенок ее не понимает. И что-то подобное произошло с этой женщиной - что-то, бывшее вне ее понимания. Это испугало ее дух.
      - Но она поправится? Вы можете что-то сделать для нее?
      - Больше ничего. Ее тело здорово. То, что происходит с ее духом - это другое дело. Я должна подумать об этом. Возможно, существует ответ, которого я сейчас не вижу.
      Трудно было понять что-то по выражению широкоскулого кошачьего лица Кира'ату, но Эолеру оно не показалось особенно обнадеживающим. Граф сжал кулаки и с силой прижал их к бедрам.
      - А есть что-нибудь, что могу сделать л?
      Что-то очень похожее на жалость мелькнуло в глазах ситхи.
      - Если она спрятала свой дух достаточно далеко, только сама женщина Мегвин может вывести его обратно. Вы не можете сделать это за нее, - она помолчала, как бы ища слова утешения. - Будь добрым с ней. Это уже кое-что: - Она повернулась и выскользнула из зала.
      После недолгого молчания старый Краобац заговорил:
      - Мегвин безумна, Эолер.
      Граф поднял руку:
      - Не надо.
      - Вы ничего не измените тем, что не будете слушать. Ей стало хуже, пока вас не было. Я говорил вам, где мы нашли ее - на Вершине Брадах Тора. Она бредила и пела. Одна Мирча знает, сколько времени принцесса раздетой просидела в снегу. Сказала, что говорила с богами.
      - Может быть, так оно и было, - с горечью сказал Эолер. - После всего того, что я видел за последние двенадцать месяцев, у меня нет права сомневаться в ее словах. Может быть, это было для нее слишком... - Он вытер взмокшие ладони. - Теперь я пойду и повидаюсь с Джирики.
      Краобан кивнул. В глазах его блестели слезы, но губы сжались в твердую линию.
      - Не терзайте себя, Эолер. Не сдавайтесь. Вы нужны нам даже больше, чем ей.
      - Когда Изорн и остальные вернутся, - устало сказал граф, - скажи им, ще я. Попроси их оказать мне любезность и дождаться меня - я не думаю, что долго пробуду у ситхи. - Он посмотрел на небо, медленно темнеющее на пути к сумеркам. - Мне очень нужно обсудить кое-что с Изорном и Уле.
      Прежде чем выйти из резного зала, Эолер погладил Краобана по плечу.
      - Эолер? - он повернулся и увидел Мегвин, стоявшую в вестибюле за его спиной.
      - Моя леди. Как вы себя чувствуете?
      - Хорошо, - легко сказала принцесса, но глаза изобличали ее. - Куда вы идете?
      - Я иду встретиться, - он осекся. Неужели ее безумие заразительно? Он чуть не сказал "с богами". - Я иду поговорить с Джирики и его матерью.
      - Я не знаю их, - сказала она. - Но в любом случае мне хотелось бы пойти с вами.
      - Пойти со мной? - это показалось ему странным.
      - Да, граф Эолер. Я хотела бы пойти с вами. Разве это так ужасно? Ведь мы с вами пока что не смертельные врага, правда?
      - Конечно, пойдемте, моя леди, - сказал он поспешно, - Мегвин. Конечно.
      Эолер не заметил никаких существенных перемен в палаточном лагере ситхи, занимавшем всю вершину горы Эрна, и все-таки он выглядел более законченным, чем несколькими днями раньше, более сросшимся с землей. Казалось, что он стоит здесь с тех пор, как эта гора появилась на свет. Здесь царили покой и мягкое, естественное движение; разноцветные дома в потоке воздуха двигались и колыхались, как причудливые растения. Граф ощутил мгновенное раздражение, эхо недовольства Краобана. Какое право они имеют устраиваться здесь с таким комфортом? Чья это земля, в конце концов?