Брат мой, враг мой

Вики покачала головой.

– Он даже не говорит со мной об этом. А раньше всё рассказывал.

– Ну о чём же рассказывать? Вы же тут. Вы сами видите, что происходит.

– У него есть другая девушка? – вдруг спросила Вики.

– Да где же ему взять времени на другую девушку? Мы работаем день и ночь. Сами подумайте. Вики!

– Если бы у него и появилась другая девушка, я, пожалуй, не стала бы его винить. О, что толку читать книги! – вдруг воскликнула Вики с отчаянием, прорвавшимся сквозь её сдержанность. – В книгах все девушки так поступают, и вам дается понять, что в этом нет ничего дурного; и я поступила бы так – сейчас-то уж наверняка, только ему уже всё равно, он об этом ни словом не обмолвился после нашей ссоры.

Дэви смотрел на неё, и ему казалось, будто вся кровь постепенно уходит из его тела. В голосе Вики не чувствовалось ни желания, ни страсти, одна только боль; но она призналась вслух, что хочет принадлежать Кену, и одно это признание вдруг сделало её доступной тем желаниям, в которых Дэви не смел сознаться самому себе. Он опустил глаза, чтобы скрыть сжигавший душу гнев.

– Какой ссоры? – глухо спросил он.

– Сразу после рождества, – ответила Вики. – Было очень поздно, и я… я просто не могла через что-то такое перешагнуть. О, я хотела перебороть себя, – сказала она страдальчески. – Я знала про всех его других девушек, но просто я не могла – вот и всё. А он рассердился, ему стало стыдно, в общем я понимаю, каково ему было. Я сама чувствовала себя так же. Но я так растерялась…

– Пожалуйста, не рассказывайте мне об этом!

Тон, каким это было сказано, заставил Вики побледнеть. Она хотела что-то ответить, но запнулась.

– Я никому не призналась бы, кроме вас, Дэви. Даже Марго. Мне было бы стыдно, – наконец выговорила она.

– Что вы от меня хотите? – вспыхнул Дэви. Ему было нестерпимо больно. – Хотите, чтобы я ему сказал, что вы передумали?

Вики застыла, глядя на него глазами, полными горькой обиды, которую гордость не позволяла высказать словами, обиды такой глубокой и чистой, что в нем шевельнулось тревожное сомнение, правильно ли он понял её слова. Всё же она произнесла их. Она была с ним предельно откровенной, но явно не понимала, как может воспринять её слова мужчина, поэтому для себя она осталась той же Вики, какой была до этого разговора.

Вики поднялась с табуретки и огляделась, ища глазами свою книгу. Она аккуратно заложила страницу закладкой, но движения её были медленны и неуверенны, как у слепой. Дэви не мог произнести ни слова – он чувствовал себя бесконечно виноватым. Он понимал, что сейчас творится в её душе, но был не в силах сделать несколько шагов, отделявших его от Вики. Когда Вики, идя к двери, поравнялась с ним, он схватил её за руку.

– Вики, – мягко сказал Дэви. Её макушка находилась на уровне его губ.

– Пустите. – В голосе Вики слышались слезы. – Уже поздно.

– Ещё не так поздно. Посмотрите на меня, Вики. – Он приподнял её голову. – Не сердитесь на меня.

– Вы такой глупый!

– Вы тоже, – тихо сказал Дэви, слегка улыбнувшись. – Ну-ка, стукните меня. Да посильнее.

Вики попыталась высвободиться из его рук.

– Нет, серьезно, – настаивал Дэви. – Стукните изо всех сил.

Вики внезапным движением вывернулась и с мальчишеской точностью, не сгибая запястья, ударила кулаком ему в грудь. Лицо её было строго, губы сжаты, но, как только удар был нанесен, строгость сменилась удивленным выражением. Вики слабо рассмеялась. Глаза её наполнились слезами.

– Вот вам, – сказала она.

Дэви потер грудь – Вики действительно стукнула его как следуете Он уже не улыбался.

– Ну и ладно, – сказал он. – Мы квиты. Хотите, поедем на трамвае в город и выпьем газированной воды?

– Нет, пойдемте пешком. Приятно пройтись по морозу.

Дэви смотрел, как она надевала пальто, и печально любовался грацией её легких движений, чистой линией её шеи. Он ощущал непонятное смятенье, точно где-то внутри у него застрял злобный крик. Вики, поправляя воротник пальто, говорила:

– Но, Дэви, должна же я с кем-нибудь посоветоваться, как мне быть с Кеном.

– Боже мой. Вики, если девушка в таких случаях спрашивает, должна она решиться или нет, всякий ей скажет – нет.

Вики взглянула на него несколько озадаченно и вместе с тем со странным облегчением, потом медленно покачала головой.

– Я совсем запуталась, – вздохнула она, идя к двери. Через секунду лицо её прояснилось и стало задумчивым. – Помните то место, когда Кристоф бежит в Женеву и встречается с женой доктора? – спросила она.

Бэннермен обещал приехать в Уикершем в пятницу, девятнадцатого февраля, и в этот день братья ждали его с утра, но он позвонил из Милуоки, что задерживается на совещании, которое, возможно, затянется на несколько дней. Разумеется, если Кен и Дэви, несмотря на стужу, захотят приехать к нему, он выкроит для них несколько часов.

– Но мы хотели показать вам, что у нас тут есть, – уныло сказал Кен в трубку. – Должны же вы знать, куда ушли ваши деньги! – он взглядом попросил у Дэви помощи, но Дэви только передернул плечами и покачал головой.

– Уж, конечно, нет человека, который сильнее меня жаждал бы взглянуть на вашу установку, – рокотал голос Бэннермена. – Но, насколько я понимаю, вы ещё не добились изображения, так что от моего присутствия мало толку. Ну ничего, вы мне всё подробно расскажете. Если только, – с надеждой добавил он, – вы не согласитесь подождать до той недели.

Явное желание Бэннермена отложить встречу заставило Кена решиться.

– Мы приедем, – сухо сказал он. – Дороги скверные, поездка займет часа два, но мы всё равно приедем. Вы в какой гостинице?

Кен повесил трубку и стоял, всё ещё держа на ней руку.

– Кажется, он хочет увильнуть, – задумчиво произнес Кен. Он обернулся и поглядел на «выставку», над которой они трудились три дня, чтобы создать у Бэннермена иллюзию, будто работа движется вперёд. Нагромождение схем, стеклянных трубок и приборов выглядело очень внушительно, но всё это должно было служить только фоном для повествования о неудаче. Кен был убежден, что энтузиазм Бэннермена можно подогреть, толково объяснив ему, на что потрачены деньги. Впрочем, в этой чисто декоративной выставке заключалось и нечто дельное. Дэви случайно нашел наиболее простой способ нанесения окиси цезия на сетку фотоэлемента в условиях вакуума; Кен уже трижды пытался сделать это, и всё неудачно. Таким образом, Кен мог бы совершенно искренне заявить, «Мы бились над этой проблемой целых пять недель, но Дэви удалось найти решение. Вот этот стеклянный выступ будет служить источником рассеивания электронов. Дэви, покажи Карлу, как это будет происходить».

Кен ещё раз взглянул на выставку и презрительно хмыкнул.

– Жаль, мы не догадались сфотографировать это – показали бы ему хоть снимок. Ну, давай соберем записи, оденемся и – в дорогу.

– Неужели ты всерьез собираешься ехать? – спросил Дэви. – Мы замерзнем и, чего доброго, угробим машину.

– А где мы возьмем денег на поезд? Захватим запасное колесо – и всё.

Снег не выпадал уже давно, и сугробы вдоль дороги осели. День был синий, морозный, колючий. Кен и Дэви взяли с собой фетровые шляпы – для города, но в дорогу надели вязаные шапки, поглубже надвинув их на уши. Кен, кроме того, надел защитные очки. Низкий брезентовый верх хлопал над их головами, задевая помпоны вязаных шапок. Большая часть дороги была расчищена, и Кен вел машину с предельной скоростью, не обращая внимания на то, что колеса то и дело буксуют. Как они и предвидели, покрышка – левая задняя – села под самым Шервудом; кое-как им удалось добраться до гаража Гэрсона, а там им помог Энди Гэрсон – руки у обоих совсем закоченели после трехчасовой езды.

На улицах Милуоки лежало месиво талого снега. Остановившись у разукрашенного сосульками подъезда «Маркет-отеля» возле Ист-Висконсин-авеню, Кен снял очки и поглядел на часы.

– В среднем сорок миль в час, – торжествующе заявил он. – И машина целехонька.

Они спрятали под сиденье вязаные шапки, шарфы и рукавицы и вошли в вестибюль. Уши и шею Дэви холодило ощущение непривычной наготы, он еле удерживался, чтобы ежеминутно не скашивать глаза на поля своей фетровой шляпы, проверяя, правильно ли она надета. Дэви настолько не привык к ощущению громоздкого равновесия шляпы, что боялся, не надел ли он её задом наперед.

Портье сказал, что мистер Бэннермен сию минуту придет. Стоя в вестибюле среди пальм, сафьяновых кресел, деревянных панелей, Дэви осторожно снял шляпу и заглянул внутрь. Нет, шляпа была надета правильно, но ему не хотелось снова водружать её на голову. Через пять минут спустился Карл Бэннермен, кругленький, жирный и, как всегда, оживленный, но глаза его были красны, словно от перенапряжения, и от него пахло сигарой и только что выпитым виски. Дэви почувствовал в нем еле скрываемое нетерпение.

– Садитесь, мальчики, – засуетился Бэннермен, – давайте устроимся поуютнее, вон в том уголке. Я бы пригласил вас в номер, но там совещание в самом разгаре – такая идет перепалка! Ну, что скажете хорошенького?

– Дело понемногу движется, – начал Кен. – Кое в чём быстрее, чем мы ожидали, а кое в чём и медленнее. Время – вот что нам нужно.

Бэннермен кивнул, и Дэви подумал: быть может, этот кивок означает подтверждение невысказанной мысли, что он, Бэннермен, ввязался в пропащее дело.

– Ещё бы, – сказал Бэннермен. – Ваш проект оказался куда более сложным и трудным, чем вам вначале казалось. Я так и предполагал.

– Но мы справляемся, – торопливо возразил Кен. Волосы его, примятые шерстяной шапкой, лежали гладко, новая рубашка, галстук и костюм придавали ему, как казалось Дэви, мужественный и деловой вид. Дэви поправил галстук, сокрушаясь о том, что ему так неловко в этом выходном костюме. Он посмотрел на Кена – тот, по-видимому, чувствовал себя так же непринужденно, как в рабочем комбинезоне. Кен с жаром рассказывал Бэннермену о положении дел, перечисляя все этапы проделанной работы. Каждый этап в свое время давался Дэви с огромным трудом, а по словам Кена выходило, что всё это было лишь увлекательным приключением. А как они были изобретательны! Дэви слушал Кена, и в воображении его вставали сосредоточенно проницательные, волевые лица двух молодых серьезных исследователей; они вдумчиво работают, хмуря брови, никогда не тратя времени и труда зря, никогда не раздражаясь, не отвлекаясь ничем посторонним. Дэви даже преисполнился уважением к себе. Он решил, что если Бэннермен предложит ему сигару, он обязательно возьмет.

Бэннермен сигары не предложил. Он только кивал головой, с глубокомысленным видом глядя на записи и чертежи, которые Кен бросал перед ним на стол.

У Дэви появилось тревожное ощущение, что Кен как-то незаметно восстанавливает Бэннермена против них и их работы, а тот коварно наматывает на ус каждое слово, чтобы потом утопить их обоих.

У столика остановился коридорный, скромно кашлянув, чтоб привлечь к себе внимание.

– Из вашего номера позвонили насчет новой колоды карт, мистер Бэннермен. Прикажете подать?

Бэннермен кивнул, и тогда только до него дошел смысл этих слов. Он побагровел, вытащил из бумажника доллар и, ловко согнув его вдоль, сунул коридорному.

– Вы только не подумайте, ребятки, что там идет картеж, а не совещание, – сказал он отдуваясь. – Надо же отдохнуть, понимаете.

Дэви понял, что Кен так и не сообразил, в чём дело, и чуть было не спросил: «Вы так всю ночь отдыхали, Карл?»

– Факт тот, – продолжал Бэннермен, отпихивая от себя бумаги, – что, как я вижу, вы, ребятки, убеждены в своей правоте. Меня это устраивает. Чрезвычайно устраивает. Надо вам сказать, я в вас обоих крепко верю и очень ценю, что вы приехали сюда и всё это мне рассказали. Глубоко ценю.

Дэви знал, что Бэннермен ещё не договорил всего, но тут вмешался Кен. – Это очень приятно, Карл. Мы так и думали, что вы готовы поддержать нас.

Лицо Бэннермена выразило удивление.

– Почему же вы так думали?

– Вы обещали нам субсидию в размере пяти тысяч долларов, а мы получили только три. Мы сидим без гроша, Карл. Мы с Дэви берем, сколько можем, из нашего жалованья.

– Рад, что вы заговорили об этом, Кен. В этот вопрос необходимо внести ясность, – сказал Бэннермен, и от его тона сердце Дэви упало. – С деньгами у меня сейчас туго, и давно уже туго. Может, через неделю или две дела немножко поправятся. Вот сейчас я вас слушал, и мне пришло в голову, что вы, детки мои, здорово ошиблись в расчетах. Здорово ошиблись. – Он похлопал себя по карманам, ища сигары, и, не найдя, поманил рукой рассыльного.

– «Корона»? – спросил тот с таким видом, будто столько раз выполнял заказы мистера Бэннермена и настолько изучил все оттенки вкусов мистера Бэннермена, что это связало их интимными узами.

– Как всегда, – кивнул Бэннермен. – Я как раз собирался сказать, – продолжал он, – что нам необходима финансовая поддержка со стороны. Какой смысл ковылять от доллара к доллару? Вы не в состоянии работать как следует, а у меня такое чувство, как будто я гублю ваш замысел. Нам нужны тысячи, десятки тысяч.

– Это же по вашему ведомству, не так ли? – спросил Кен. В голосе его звучала тревога.

– Безусловно. Вам не о чем беспокоиться. Факт вот в чём… простите, что я повторяюсь… берите сигары, пожалуйста… спичку надо подносить снизу, Дэви, снизу!.. Итак, факт вот в чём: мне хорошо известно, что с деньгами затруднений не будет. Расскажите о вашей идее любому человеку, у которого есть хоть на грош соображения, и он сойдет с ума. Вас забросают деньгами. Вы говорите, что вам нужны деньги, – я иду и достаю вторые восемь тысяч в один момент! Это не проблема, повторяю, всё дело только в распространении информации…

– Вторые восемь тысяч? – переспросил Дэви, видя, что Кен пропустил эти слова мимо ушей. – Куда же девались первые?

– Как «куда»? – растерянно спросил Бэннермен.

– Вот именно, куда?

– Ах, да! Факт тот, что я продал часть своей доли. Дэви, так же пропадает весь вкус сигары! Она у вас горит только с одной стороны. Поверните её, мальчик, поверните… вы же втягиваете воздух, а не хороший табак. Так вот, об этом деле. Да. Я кое-кому рассказал о том, куда я вложил свои деньги, и люди заинтересовались. Это мои друзья, старые друзья, и я счел своим долгом сделать так, чтобы и они немножко попользовались. Не беспокойтесь ни секунды. Считайте их моими компаньонами, они войдут в дело на свой страх и риск.

– Но они и наши компаньоны тоже! – сказал Кен.

– Ничего подобного, они – члены моего синдиката.

– Погодите, Карл, вы же не имеете права…

– Нет, я имею право, – заявил Бэннермен с учтивой категоричностью, говорившей о том, что он не собирается отступать ни на дюйм. – Захочу – могу продать всю остальную долю. В нашем контракте это не предусмотрено. Черт возьми, интересно, что бы вы запели, если б я сказал, что вы не имеете права продать часть своей доли, чтобы сколотить добавочный капитал? Кстати, не понимаю, почему бы и вам не загнать какой-то процент своей доли?

– Но что же случилось с теми восемью тысячами? – спросил Дэви.

– Кажется, я их истратил, – засмеялся Бэннермен. – Факт тот, что, кроме шуток, деньги пришли в такое время, когда я был в долгу, как в шелку, а вы ничего не просили.

– Разве половина денег не принадлежала нам? – спросил Кен. В нем боролись злость и нежелание ссориться с Бэннерменом.

– Нет, – сказал Бэннермен уже гораздо менее любезно. – Мы делим пополам все доходы от изобретения. Мы не делим пополам деньги, вырученные от продажи моей собственности. Вам нужны деньги – продавайте свою долю, я знаю несколько предприимчивых капиталистов, которые с радостью её купят. Радиоакции за последний год подскочили на пятьдесят процентов: главные вкладчики начинают понимать, что эта промышленность крепко стоит на ногах. Через несколько лет она развернется ещё шире. У нас в руках пирог, от которого можно отрезать сколько угодно, был бы лишь нож, а каждый его кусок – чистое золото и…

– Слушайте, Карл, – тихо сказал Кен. – Вы тут наболтали бог весть что. Я знаю, если мы с Дэви добудем денег, продав часть своей доли, то эти деньги будут вложены в изобретение, то есть мы поделим их с вами. Дальше: то, что вы продали свою долю, не посоветовавшись с нами, нарушает принципы контракта. И вы это знаете. Вы идете напролом. Насколько я понимаю, вы, не задумываясь, продадите нас обоих, если вам дадут хорошую цену. Конечно, мы сами виноваты, мы позволили вам составить удобный для вас контракт. Но каков бы он ни был, вы его условия выполните. Вы обещали нам пять тысяч долларов, значит, мы должны получить ещё две. Вместо того, чтобы, как вы обещали, приехать к нам в мастерскую, вы там наверху дуетесь в карты. Дело ваше. Нам нужно получить с вас две тысячи долларов – вот и всё. Пошли, Дэви.

Бэннермен пристально поглядел на него.

– Кен, – сказал он обвиняющим тоном, – вы сердитесь.

– Вы правы, как никогда: я сержусь. Мы с Дэви ломаем голову не для забавы. Даже считая те три тысячи, что вы нам дали, у вас в выигрыше остается пять тысяч. Сто шестьдесят процентов прибыли. Какого черта вы ещё жалуетесь!

– Ну, ну, мальчик, сядьте. Сядьте, пожалуйста. Я не отпущу вас в таком состоянии. Это отразится на вашей работе. Я отлично знаю творческих людей: со столькими актерами работал, как не знать. Ну, допустим, у меня и вправду есть кое-какие недостатки. А у кого их нет? Факт тот, мальчик, что вы накануне огромного богатства, а между тем вы всё никак не привыкнете к большим цифрам. Что такое две тысячи долларов? Что такое восемь тысяч? Ерунда! Речь идет о предприятии, которое принесет много миллионов долларов дохода; через несколько лет ваш счет за сигары будет равняться двум тысячам долларов. Дэви, побойтесь бога, вы испортили сигару!

– Брось эту чертову сосульку! – рявкнул Кен, вырывая сигару из пальцев Дэви. – Вы слышали, что я сказал, Карл. Две тысячи долларов.

– Вы не хотите тут позавтракать?

– Здешние завтраки нам не по карману, – буркнул Кен. – Денег у нас еле хватит на бензин, чтоб добраться домой.

Дэви встал и, прежде чем надеть шляпу, заглянул в неё. Вслед за Кеном он пошел к машине; они молча поехали к дешевой закусочной на другом конце города. Потом натянули вязаные шапки, надели шарфы и варежки и пустились в обратный путь. До Уикершема они добрались благополучно, всего один раз чуть не попав в катастрофу.

На следующий день они получили письмо от Бэннермена с чеком на пятьсот долларов, обернутым в записку, которая гласила: «Никогда не выходите из себя по пустякам».

Дэви взглянул на записку и передал её Кену.

– Он всё ещё тебя интересует? – кисло усмехнулся Дэви.

Глава пятая

Три недели спустя последняя зимняя вьюга вихрем вздыбила унылое белое пространство вокруг сарая. Железная печка накалилась докрасна, две гудящие керосинки дышали жаром, и всё-таки Кену и Дэви во время работы приходилось натягивать на себя по нескольку свитеров.

Они лихорадочно спешили, стараясь обогнать время, потому что снова остались без гроша. Почти половина денег, в последний раз полученных от Бэннермена, ушла на неоплаченные счета, остальное они взяли себе, так как давно не получали жалованья. Эти деньги тоже пошли бы на нужды мастерской, если бы Марго не настояла на уплате срочных хозяйственных долгов. Однако через их руки прошло уже больше трех тысяч долларов. Эта сумма казалась Дэви целым состоянием. Он проверил все счета, чтобы посмотреть, куда же уплыли эти деньги. Кен написал Бэннермену, но ни он, ни Дэви не возлагали на Бэннермена особых надежд. Нужда доводила их до отчаяния, и выход был один – стараться сделать как можно больше, прежде чем наступит окончательный крах.

Сейчас они бились над чисто технической проблемой: надо было покрыть светочувствительным веществом одну сторону сетки – такой тонкой, что она казалась кружочком серебристо мерцавшего тумана. Этот процесс должен был происходить под вакуумом. Весь предыдущий день ушел на то, чтобы удалить все газообразные примеси из двенадцатидюймовой трубки. Дэви с огромной осторожностью разобрал электрическую печь, в которую была заключена трубка. Пальцы его коченели от холода, а малейшая неловкость могла оказаться роковой. Давление внутри трубки сейчас было сведено до одной стотысячной доли атмосферы. Когда оно упадет ещё ниже – до одной миллионной доли, – Кен включит крохотную электрическую печь, которая расплавит и распылит по сетке микроскопическую каплю светочувствительного металла.

Каждые пять минут Дэви прекращал разборку печи и шел снимать, показания ртутного манометра Мак-Леода. Работа требовала величайшей осторожности; глаза его ломило от напряжения. В тишине слышалось ритмичное постукивание вакуум-насоса. Кен молча следил за Дэви, стоя наготове у рукояток управления.

– Ну-ка, погляди на манометр ещё раз, малыш, – нетерпеливо приказал Кен. – Сейчас уже всё должно быть готово.

Дэви потер застывшие пальцы о грудь, стараясь вернуть им чувствительность. Любой вакуумный кран, если его повернуть в неправильном направлении, пошлет в аппарат упругую массу воздуха – и это будет такой же катастрофой, как если бы ударить по трубке молотком.

Дэви медленно повернул кран номер один. Ртуть в манометре Мак-Леода поползла вверх, превращая стеклянный минарет в серебряный, наконец ниточка жидкого металла, перескочив через все деления, помчалась по капилляру и уперлась в самый верх; послышалось тихое, но отчетливое «тук!» Манометр не улавливал воздуха во всем приборе. Давление было меньше одной десятимиллионной доли атмосферы.

В спину Дэви неожиданно ударила струя холода – он догадался, что кто-то открыл боковую дверь, но не мог обернуться, пока вся ртуть не стечет обратно в резервуар. Он вопросительно посмотрел на Кена, однако тот не отрывал глаз от рукояток управления. Дэви быстро взглянул через плечо и увидел мужчину в теплом пальто и меховой шапке, который молча наблюдал за ними.

– Мы заняты, – бросил Дэви. – Зайдите попозже.

Человек помолчал, потом принужденно рассмеялся. Видимо, он не привык к такому обращению.

– Меня зовут Брок, – сказал он и в качестве пояснения добавил: – Я из банка.

– Вы пришли не вовремя, – ответил Дэви, снова нагибаясь над испарителем.

– Следи за манометром, ты снизил на три миллиметра лишних, – сказал Кен. Он не желал ни видеть, ни слышать ничего, что выходило за пределы телемикроскопа. – Мы к вам зайдем потом, мистер Брок. Когда будете выходить, пожалуйста, не хлопайте дверью. Мы должны избегать всякого сотрясения.

– Не возражаете, если я просто посмотрю? – настойчиво-любезный голос Брока донесся с того же самого места.

– Ладно, – буркнул Кен и тотчас забыл о присутствии постороннего. Распыляющий прибор был величиной с кончик карандаша. При помощи специального механизма он медленно спускался сквозь воздушную камеру. Кен следил за его еле заметным движением через телемикроскоп, пока, наконец, прибор не принял правильного положения.

– Не включай ток, – сказал Кен, отодвигаясь от инструмента. – Сделаем перерыв и узнаем, чем мы можем служить мистеру Броку. – Он взглянул в сторону двери и продолжал тем же резким тоном: – Так чем же, мистер Брок?

– Вы, например, могли бы рассказать мне, что вы делаете, – слегка улыбнулся Брок. Дэви, наконец, рассмотрел его как следует. Это был человек лет за пятьдесят, с хитрым лицом, лысый и худощавый, как оказалось, когда он сбросил громоздкое пальто. На нем был добротный костюм из толстой шерсти, а на золотой часовой цепочке болтался зуб лося. Брок подошел ближе и, по-видимому, был разочарован тем, что они прекратили работу. – В банк поступил запрос насчет вас, и я решил посмотреть, как у вас идут дела.

– Мы никому ничего не должны, – сказал Кен. – Дней десять назад мы начисто расплатились со всеми.

– Нет, это запрос другого рода, – ответил Брок. Улыбка его была холодна. – Дело в том, что кое-кто приобрел часть доли в вашем изобретении и хочет убедиться, что тут нет жульничества. Понимаете, это недопустимо в городе, где почтенные коммерсанты ведут дела не только с помощью местных капиталов. Но если то, что тут происходит, не настоящая работа, тогда уж это такое ловкое мошенничество, какого свет не видывал.

– Мы верим в свое дело, – просто сказал Дэви.

– Вижу, что верите, – согласился Брок. – Насколько мне известно, вы приходили ко мне в июне, когда я был в отъезде. Почему вы не зашли ещё раз?

– Да незачем было, – сказал Кен; ему не терпелось снова взяться за работу. – Нашли другого человека и вошли с ним в соглашение.

– Да, с Бэннерменом.

– А вы его знаете? – спросил Дэви.

– Встречал, – сухо произнес Брок.

– Мы не пришли в банк ещё и потому, – добавил Дэви, – что не были уверены, заинтересуетесь ли вы этим делом. Банки консервативны, а тут всё же риск, по крайней мере был тогда.

– А теперь нет? – спросил Брок. Он обвел глазами извивающиеся трубки насосной системы. – Значит, дело налажено?

– Нам пока нечего демонстрировать, – сказал Кен, стремясь поскорее отвязаться от расспросов. – Впереди ещё уйма работы. Передайте вашему клиенту, что мы с братом достаточно обеспечены и можем двигаться дальше.

Брок пожал плечами – он был слегка раздосадован тем, что его так решительно отстраняют. – Ну, ничего не поделаешь, – вежливо сказал он, беря свое пальто. – Но мне хочется, чтобы при случае вы вспомнили обо мне. Очень жаль, что вы не зашли ещё раз. Риск привлекает банкиров не меньше, чем прочих людей.

– Может, на днях мы к вам заглянем, – пообещал Дэви.

– Не трудитесь. – Брок вновь обрел хладнокровие. – Я, безусловно, заинтересован вашим изобретением. Мне, разумеется, уже рассказали, в чём оно заключается. Но вам вряд ли понадобится моя помощь, пока у вас есть ваш Карл Бэннермен. Ну, всего хорошего.

– Погодите, – сказал Дэви. – Вы нас спрашивали, а мы отвечали. Теперь вы должны ответить нам. Что вы имеете против Карла Бэннермена?

– Ничего, – сказал Брок. – Я очень хорошо отношусь к Бэннермену. Наш банк ведет кое-какие дела для цирка, когда он приезжает в город. Но по чисто личным соображениям я предпочитаю не быть ни компаньоном, ни пайщиком в его деле.

– Давайте-ка расшифруем это, – вмешался Кен. – Можно ли вас понять так, что вы не прочь принять участие, если Карл не будет портить пейзажа?

Брок не спеша надел свою круглую меховую шапку и немного подумал, не снимая руки с дверной ручки.

– По-моему, лучше не расшифровывать, – сказал он. – Никогда нельзя встревать между мужем и женой – то же самое и между компаньонами.

– Предположим, муж умер, – сказал Дэви. – Женились бы вы на вдове, если бы она представляла для вас интерес?.

Брок взглянул на него.

– А вдова не отравила мужа?

– Нет. Вероятнее, всего, он умер от несходства темпераментов, – засмеялся Дэви. – Или покончил самоубийством.

– Тогда, пожалуй, я бы её взял, – коротко сказал Брок и вышел.

Кен и Дэви молча прислушались. Если Брок приехал на машине, значит, вой метели заглушил шум мотора.

– Что ты об этом думаешь? – наконец спросил Дэви, поворачиваясь к брату.

– Чушь! – пожал плечами Кен. – Давай работать.

Час проходил за часом, а они всё работали. В половине пятого распылитель и стеклянная заслонка были вынуты из лучевой трубки, и братья устроили пятиминутный перерыв.

Метель, должно быть, утихла уже несколько часов назад. Угрюмое зимнее утро перешло в весенний вечер. В ясном небе светило солнце. Снег лежал круглыми белыми лоскутами на влажной земле. Термометр показывал четыре градуса тепла.

– Вот и ещё год промчался, – вздохнул Кен. – Может, через год уже кончатся наши муки.

– Ты так и не ответил на мой вопрос, – напомнил Дэви.

С утра они обменялись тысячью вопросов, но Кен безошибочно угадал, что имеет в виду Дэви. И всё же Кен заколебался.

– А ты сам что думаешь? – спросил он.

– Думаю, что нам следует отделаться от Карла, – сказал Дэви. – Он не выполняет своих обещаний. Мы, правда, тоже, но это не от нас зависит. А он использует нас, как дутые мексиканские золотые россыпи, чтобы втереть очки простакам; с ним мы наживем беды. По-моему, нужно его бросить как можно скорее, пока он не бросил нас.

– И у тебя хватило бы духу? – спросил Кен. Он смотрел на Дэви с тем же выражением, как во время выпускного экзамена в июне: недоверчиво, испуганно, восхищенно и даже растерянно – слишком уж разнился характер Дэви от его собственного характера. Но тут же Кен сдвинул брови. – Нет. Он пришел нам на помощь, когда мы в нем нуждались, и бросать его просто свинство. Раз мы знаем, на какие штуки он способен, мы всегда можем приготовиться заранее.

– Ты обманываешь себя, Кен.

Но Кен покачал головой. Он не станет спасаться паническим бегством.

– Мы же ничего плохого делать не собираемся, – сказал он. – И Марго будет на моей стороне. Вот увидишь!

– Не понимаю, – сказал Дэви. – Ты часто поступаешь с людьми так, что у меня всё нутро переворачивается, а когда нужно сделать совершенно необходимый шаг, чтоб иметь возможность работать, как мы задумали, то у тебя, видите ли, волосы встают дыбом. Нет, я, по крайней мере, знаю, чего хочу, и переверну небо и ад, а своего добьюсь!

– Меня ты не перевернешь.

– Думаю, это и не понадобится, Кен, – медленно сказал Дэви. – Потому что, если ты будешь продолжать в том же духе, ты скоро сам сойдешь с моего пути!

А в это время Марго была всецело поглощена мрачными мыслями о своей судьбе. Впервые за много месяцев она возвращалась домой на трамвае.