Хроники Копья (№4) - Драконы летнего полдня

И до тех пор, пока не угомонятся боги, не успокоятся и смертные. Королева Такхизис сильна как никогда со своими рыцарями Тьмы. Предводитель рыцарей Ариакан, сын повелителя Ариакаса, имел мужество и дерзость указать Королеве Тьмы на ее слабое место. «Зло оборачивается злом». Войны Копья Такхизис проиграла из-за корысти и жадности командующих ее армиями. Ариакан, проведший в плену у Соламнийских Рыцарей немало лет, осознал, что их победа явилась результатом следования принципу: самопожертвования ради дела. И примером такой жертвенности стала смерть рыцаря Стурма Светлого .Меча. Вдохновленный своими идеями, Ариакан создал армию, которая душой и телом предана королеве, и ради нее, во имя ее она готова покорить мир. Для победы воины пожертвуют всем: богатством, властью, самой жизнью. Они очень упорны и крайне опасны, учитывая тот факт, что Ансалон раздираем междуусобицами. Эльфы воюют против эльфов. У квалинестийцев новый правитель, мальчик — сын от Таниса Полуэльфа и Лораны, дочери последнего Беседующего-с-Солнцами. Мальчишку вынудили сесть на трон, и, в действительности, он жалкая кукла, которой манипулирует Совет эльфов, ненавидящих все и вся, включая и род Сильванести. Гномы, видя растущую агрессивность эльфов и усиление власти Совета, опасаются нападения с их стороны и готовы наглухо запереться в своем горе. Соламнийские Рыцари заняты возведением укреплений, но не в преддверии вторжения рыцарей Тьмы, а в ожидании возможных атак эльфов. Рыцарей Паладайна поставили в известность о готовящемся захвате Ансалона, но те отказываются верить, что — как гласит поговорка — полосатая шкура тигра может измениться по воле ее хозяина. Соламнийцы по-прежнему убеждены, что зло обернется злом против самих себя. Такое случилось во времена Войн Копья, когда Повелительница Драконов Китиара вступила в схватку со своим же командиром Ариакасом. А черный маг, Рейстлин Маджере, предал их обоих. На этот раз такого не произойдет. Шансы Королевы Тьмы растут день ото дня. И теперь, — Вершитель сделал выразительную паузу, всматриваясь в лица собравшихся, — и теперь я вполне утвердился во мнении, что Такхизис свое возьмет.

— Ну, а Паладайн? А Мишакаль? Мы обратимся к ним за помощью, как делали это раньше. Они нас защитят, — попытался возразить Заступник, и многие согласно закивали.

— Как же в таком случае Паладайн позволил рыцарям Тьмы высадиться у нас на острове? — Голос Вершителя стал тверже.

— Что же он за нас не заступился?

— Вреда они нам не причинили, — напомнил Заступник.

— Все же, — с оттенком угрозы в голосе продолжал Вершитель, — боги, на чью защиту мы долгое время рассчитывали, боги добра, мало чем могут нам помочь.

Случившееся — тому подтверждение. Наше волшебство, их магия не отвели от нас беду. Настало время поискать более могущественное покровительство.

— И по всей вероятности, у тебя уже есть идеи на этот счет. Поведай их нам, — мрачно произнес Заступник.

— Хорошо. Слушайте. Чтобы раз и навсегда защитить себя, нам следует использовать чары самой могущественной из магических реликвий. Вы понимаете, о чем я веду речь, — о Сером Бриллианте Гаргата.

— Серый Бриллиант нам не принадлежит, — упрямился Заступник. — Он не принадлежит никому — и одновременно всем. Это реликвия всего Мира.

— Раньше не принадлежала, — настаивал на своем Вершитель. — Мы ее искали

— и нашли. Мы ею завладели и храним, чтобы она не попала в злые руки.

— Мы похитили ее, — упорствовал Заступник. Простак-рыбак, слоняясь по берегу, наткнулся на камень. Его забавляли блестящие, переливчатые грани; ему было приятно хвастать находкой перед соседями. Он не извлек для себя никакой пользы, владея Серым Бриллиантом. Таким образом, и для реликвии рыбак был не больше чем рыбак. Может быть, ему предназначалось стать ее хранителем, и, забрав у него реликвию, мы тем самым (по своему неразумению) расстроили планы богов. Вероятно, поэтому они от нас отвернулись.

— Для кого-то, возможно, это похищение, — произнес Вершитель, пристально глядя на Заступника. Однако, по-моему, мы сослужили миру хорошую службу тем, что взяли Серый Бриллиант под свою опеку. Ведь где бы ни появлялась эта реликвия, она несла с собой разрушение и гибель. Она бы не задержалась долго у простофили-рыбака, такое уже не раз случалось. Но теперь Серый Бриллиант находится в оправе нашей магии, и до тех пор, пока мы храним его, мы служим благу всех.

— Если мне не изменяет память, — твердил свое Заступник, — ты говорил, что чары Серого Бриллианта оградят нас от каких-либо влияний внешнего мира. Но, похоже, это не тот случай. Как же теперь ты можешь утверждать, что магическая сила реликвии защитит нас?

— Я долго вникал, — отвечал Вершитель, — в волшебную суть Серого Бриллианта и пришел наконец к важному выводу: сила, что движет камнем и является причиной его непрестанного блуждания по свету, — присуща не самому камню, а привнесена извне. Сам по себе камень — лишь оболочка, сосуд, удерживающий эту силу. Вне всякого сомнения, высвобождение магических чар, сгустка волшебной воли, даст чрезвычайно мощный эффект, который мы можем использовать в отражении посягательств на наш дом. После этих слов лица эрдов не осветились счастьем или хотя бы надеждой. Они не любили, да и не привыкли действовать решительно. Им нравилось просто созерцать, что-нибудь изучать. Но отважиться на нечто подобное!.. Оставалось только одно: стать немыми, безропотными свидетелями того, как их уютный, лелеянный долгие годы родной дом, их последнее убежище подвергнется надругательствам, будет осквернено. Заступник еще раз попробовал протестовать:

— Если в самом деле внутри Серого Бриллианта заперта столь мощная сила, откуда у тебя уверенность, что мы сможем ею управлять?

— На данный момент мы вполне справляемся с самим камнем, и я не вижу особых трудностей в том, чтобы овладеть силой внутри его и употребить ее в целях защиты. Из-за спины Заступника вдруг раздался голос, резко отличавшийся от мелодичных голосов эрдов.

— Но почему ты так уверен, что Серый Бриллиант тебе подконтролен? А вдруг это он управляет тобою, Вершитель?! Все, как по команде, повернули головы в сторону вступившего в спор. Те, кто заслоняли говорившего, чуть расступились.

Эта была девушка, в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти обычных человеческих лет. Эрдам она представлялась безнадежной дурнушкой. Но несмотря на ее невзрачную внешность, а может быть, благодаря ей, они испытывали к ней самые нежные чувства, во всем ей потрафляли, баловали ее. Это отношение не менялось с тех самых пор, как племя удочерило человеческого детеныша…

Немногие бы отважились на такие дерзкие заявления в адрес Вершителя. Девушке следовало быть поосмотрительнее. Внимание сфокусировалось на том, кто был ответственен за ее воспитание, под чьим присмотром она находилась и кого именно по этой причине стали звать «Заступник»… А он, весьма смущенный, что-то говорил своей воспитаннице — очевидно, убеждал ее пойти домой. Вершитель (само терпение) мягко произнес:

— Аша, дитя мое, ты говоришь загадками. Не могла бы ты выразиться яснее?

Что может быть более приятным для девушки, чем то, что она оказалась в центре всеобщего вни-мания? Аша отстранила руку Заступника, пытавшегося было придержать ее, и вышла на середину образованного эрдами круга.

— Откуда ты можешь знать, что Серый Бриллиант сам не управляет тобой?

Наверняка он бы сам тебе этого не открыл, если бы даже мог говорить, — подытожила Аша и, гордая своим аргументом, посмотрела по сторонам. Вершитель оценил затейливый довод, гибкий ум человека и незаметно для всех сдержал улыбку. Мысль, естественно, была абсурдной. Но на то Аша и была человеком.

— Серый Бриллиант ведет себя очень-очень смирно с тех пор, как находится у нас. Он преспокойно лежит на алтаре, что мы для него соорудили, и едва светится. Я сомневаюсь, что он способен на то, о чем ты говоришь. На этот счет, дитя мое, ты можешь не волноваться. На Кринне не существовало более умудренной в искусстве магии расы, нежели эрды. А кое-кто их них — Вершитель в том числе — осмеливались утверждать (правда, шепотом), что эрды превзошли в этом даже богов. Бриллиант был утерян богом Реорксом. Эрды обнаружили его, прихватили с собой и с тех пор хранили. Они знали все историй, связанные с Серым Бриллиантом, — о том хаосе и опустошении, которые ему сопутствовали везде, где бы его присутствие ни замечалось. Как гласила легенда, именно Серому Бриллианту были обязаны своим происхождением кендеры, гномы и гномы-механики. Камень в то время хранился у людей. Чего же еще от них можно ожидать? Собрание продолжалось, поскольку эрды думали вывернуться из сложившейся ситуаций, не прибегая к каким-либо решительным действиям. Как это часто бывает с людьми, Аше собрание скоро наскучило. Она сказала Заступнику, что отправляется домой готовить ужин. Тот с облегчением вздохнул. Идя по лесу, Аша вспоминала свой диалог с Вершителем и досадовала: неужели ее довод только на то и годился, чтобы отнестись к нему с пренебрежением. Она начинала сердиться. Но сердиться — это значит расходовать массу энергии и душевных сил… У нее на уме было другое. Аша уходила все дальше и дальше в лес, но не за тем, чтобы собирать к столу приправы. В конце концов девушка оказалась на берегу. Здесь она отыскала следы, оставленные на песке рыцарями, и с восхищением стала их разглядывать.

Опустилась на колени и приложила свою руку к одному из отпечатков. Какой маленькой на фоне следа выглядела ее рука! Приятное покалывание прошло волной по ее телу, в то время как она рисовала в своем воображении рыцарей — высоких, суровых, мужественных. Впервые в своей жизни Аша увидела человека, такого же, как она сама, — человека-мужчину. Они, конечно, выглядели далеко не красавцами по сравнению с эрдами, но и не такими уж уродами… Грезя, Аша еще долго-долго оставалась на берегу. Тем временем собрание эрдов пришло к единому мнению, что проблему Серого Бриллианта следует взять на себя Вершителю. Как он решит, так и будет. Ограничившись этим, они поторопились разойтись по домам — только бы поскорее уединиться, только бы не слышать больше ни о каких неприятностях. Чего не скажешь о их предводителе. Вершитель попросил трех старейших эрдов остаться, чтобы кое-что обсудить.

— Я не стал говорить при всех, — начал он осторожно, — поскольку знаю, что соплеменники воспримут это болезненно. Необходимо сделать еще один шаг, который бы гарантировал нашу безопасность, наше спокойствие. Владение Серым Бриллиантом, его присутствие — это соблазн, которому невозможно противостоять, огромное искушение для кого бы то ни было, исключая нас, эрдов. Так уж случилось, что в нашей среде есть некто, не являющийся одним из нас… Вы знаете, о ком я говорю. Лица старейшин погрустнели — они знали. Вершитель продолжал:

— К великому сожалению, мы должны избавиться от этой личности. Вы сами хорошо видели и слышали Ашу. В ее жилах течет кровь человека. Присутствие Серого Бриллианта скажется на ней весьма плачевно.

— Можно ли говорить об этом с уверенностью? — последовало кроткое возражение.

— Нам слишком хорошо известно, что бывает в таких случаях, — уже резко парировал Вершитель. — Я тщательно изучил все истории, связанные с Серым Бриллиантом, и убедился, что они истинны. Людей, которые оказываются в непосредственной близости с камнем, начинают обуревать стремления и желания, выходящие из-под контроля. Согласно одному источнику, сыновья Карамона Маджере, героя Войны, едва не стали его жертвами, и лишь вмешательство бога Реоркса их спасло. Возможно, Аша уже находится под пагубным влиянием Серого Бриллианта, которое выражается в ее стремлении посеять среди нас склоки и раздоры. Поэтому и для ее, и для нашего блага будет лучше, если мы удалим Ашу с острова.

— Но она жила с нами с младенчества, — был высказан последний довод.

— У нее же нет другого дома!

— Аша достаточно взрослая, чтобы жить самостоятельно, среди таких же, как она. — Вершитель ослабил нажим на старейшин. Мы и прежде соглашались с тем, что Аше скучно с нами, что она доставляет нам массу хлопот и волнений. Наша размеренная, наполненная учением, размышлениями и созерцанием жизнь не для нее.

Как и для всех людей, чтобы окончательно повзрослеть, ей необходимо вкусить перемен, а мы Аше этого предложить не можем. Этот разрыв просто необходим, повторяю — ради ее и нашего блага.

— Тяжело будет с ней расстаться, — произнес один из старейшин, и, хотя эрды, как правило, не позволяли себе слабостей, — глаза его увлажнились.

— Особенно нелегко будет Заступнику. Он очень сильно привязан к своей питомице.

— Я знаю, — мягко сказал Вершитель. — Это выглядит жестоким поступком с нашей стороны, но чем скорее она покинет остров, тем лучше будет для всех нас, включая и Заступника. Мудрость Вершителя чтили. Эрды заторопились в свои одинокие жилища, а Вершитель отправился известить Заступника о принятом решении.

3. Расставание. Прощальный дар

Аша растерянно глядела на того, кто всегда являлся для нее защитой и опорой.

— Оставить остров? Когда? — потерянно роняла она слова.

— Завтра, — ответил Заступник. Он ходил по комнатам маленького дома, столько лет служившего им обоим кровом, собирал и складывал на постель девушки вещи, которые могли понадобиться в дороге.

— Бот уже готовят к отплытию. В хождении по морю ты весьма и весьма поднаторела. Кроме того, судно освящено магией и не перевернется, каким бы бурным ни было море. Если вдруг наступит штиль, ты все равно будешь продолжать плыть. Идя почти строго на юг, ты окажешься в Палантасе, городе людей. Хода до него часов двенадцать, не более.

— Палантас… — эхом отозвалась Аша, не совсем понимая, что от нее хотят.

Заступник кивнул:

— Я думаю, изо всех городов Ансалона Палантас наиболее подходит для тебя.

Жители его очень терпимы к другим расам. Это само по себе странно. Возможно, причиной тому присутствие хозяина Башни Высшего Волшебства — Даламара. Хотя маг из ложи Черных Мантий… Аша перестала воспринимать слова Заступника. Она знала, что Заст произносит все это только для того, чтобы хоть что-нибудь говорить, — от отчаяния. Молчаливый и трогательный, замкнутый и нежный Заст. Он старался как мог утешить ее и себя. Аша поняла это, когда Заступник прижал к груди куклу, с которой она играла будучи ребенком, прижал с такой же нежностью, как некогда прижимал ее саму. К глазам внезапно подступили слезы, и Аша отвернулась, чтобы он их не видел.

— Так, значит, я отправляюсь в Палантас, да? Отлично. Ты ведь знаешь, я сама этого давно хотела, давно строила планы. Думала плыть в Каламан, но… Аша пожала плечами, — если Палантас — пусть будет Палантас. Какая мне разница. Она вовсе не собиралась ни в какой Каламан. Название города Аша сказала наобум, хотя прозвучало это так, будто она и в самом деле долгое время готовилась к путешествию. В действительности, девушка была напугана — ужасно, жутко напугана. «Эрдам известно, где я была прошлой ночью! — мысленно укоряла она себя. — Известно, что я была на берегу, о чем думала, о чем мечтала!» А грезила Аша о рыцарях: она вновь видела их молодые лица, влажные от пота волосы, сильные, мускулистые руки. Они знакомились, говорили с ней, забирали с собой на корабль. Они клялись ей в любви, ради нее бросали все… Глупо — она и сама знала. Какой мужчина полюбит такое страшилище?! Что уж ей и помечтать нельзя — о том, какая она хорошенькая? Аша зарделась от этих мыслей. Она их стыдилась.

Стыдилась чувств, невольно будивших ее грезы.

— …Да, настало время покинуть остров, — донесся до нее голос Заступника.

Мы об этом и прежде говорили. Верно. За последние три года не однажды между ними возникали разговоры о ее отбытии; что она составит план, подумает, какие вещи ей потребуются в путешествии длиной в один день. Но время шло, а она все не решалась: то море было слишком неспокойным, то сильный холод, то казалось, бот ненадежен, то предзнаменования не сулили ничего хорошего. Заступник всегда тактично соглашался с ней, как соглашался со всем, что бы она ни говорила или делала. И так раз за разом.

— Ты прав. Я сама этого давно хотела, — быстро проговорила она, надеясь, что дрожь в ее голосе Заст примет за обычное возбуждение перед дорогой. — Я уже наполовину собралась. Аша, с трудом сдерживая слезы, смотрела на того, кто все эти годы был рядом, заботился о ней, воспитал ее.

— Что ты делаешь, Заст? Неужели ты думаешь, что я отправлюсь в Палантас, захватив с собой куклу? Оставь ее в покое. В мое отсутствие она будет тебе утешением… пока я не вернусь.

— Ты не вернешься, девочка, — тихо сказал Заст. Он не смотрел на Ашу, он ласкал порядком потрепанную куклу. Затем молча протянул куклу ей. Аша уставилась на Заступника. Внезапно все в ней словно перевернулось. Дыхание сперло. Она схватила куклу и швырнула ее в другой конец комнаты.

— Меня наказывают! Наказывают за то, что я говорю и не боюсь Вершителя! Он ненавидит меня! Вы все меня ненавидите! Ненавидите потому, что я уродлива… и глупа… и не одна из вас! Отлично! Аша утерла слезы, поправила волосы, сделала глубокий, шумный вдох.

— Я даже и не думала о возвращении. Кому бы пришла такая мысль в голову?!

Кому нужен этот унылый остров, где словно подарок — слово, сказанное однажды за месяцы и месяцы молчания?! Только не мне. Ночью я отплываю! Нет, прямо сейчас!

К дьяволу сборы! Мне ничего от тебя не нужно. Ничего! Теперь она плакала по-настоящему, плакала и… одновременно наблюдала, каким будет эффект от ее слез. Заступник беспомощно замер на месте, что случалось всякий раз, когда она рыдала. Он всегда сдавался, всегда шел на то, чтобы задобрить ее, обласкать, позволить ей все, чего бы она ни пожелала. Эрдам не было присуще выставлять напоказ свои чувства и эмоции. Такое могло иметь место лишь в самых крайних случаях. Поэтому их сбивали с толку бурные проявления человеческого темперамента. Эрдам было невыносимо видеть кого-либо, обуреваемого вспышкой страстей. Это приводило их в замешательство; неуравновешенность, несдержанность, по их мнению — вещи недостойные, неподобающие. По прежнему опыту Аша знала: слезы, приступы раздражительности неминуемо приведут к тому, что она получит желаемое и все будет так, как она хочет… Плач перешел в рыдания, сменившиеся истерическими всхлипами. Она буквально задыхалась от слез и в то же время предвкушала победу. Нет, она пока останется. «Я покину остров, думала Аша с горечью, — но только тогда, когда сама буду готова это сделать!»

Ее приступ достиг кульминации, и она уже подумывала — не пора ли утихомириться и дать возможность Засту принести свои извинения. Каково же было ее удивление, когда она услышала, как закрывается дверь. Аша смолкла и, тяжело дыша, стала вытирать слезы. Наконец она протерла глаза и увидела, что комната пуста. Заст ушел. Ничто не нарушало тишины маленького дома, ставшего Аше родным на много лет, ставшего ее кровом с того самого дня, когда еще совсем крошечную девочку внесли через порог. Одно время она пробовала вести счет годам с даты, которая, по словам Заста, являлась днем ее рождения. На цифре «тринадцать» она бросила.

Если до тринадцатилетнего возраста это занятие было чем-то вроде игры, то в дальнейшем оно перестало ее забавлять. Никто никогда не говорил Аше, кто ее родители и почему их нет рядом. Эрды не любили распространяться о таких вещах.

Всякий раз, когда Аша обращалась к ним с подобными вопросами, их лица тускнели.

В конце концов в пылу задетого самолюбия она отказалась от попыток разузнать хоть что-нибудь и забросила свой счет. Когда же спохватилась — было уже поздно.

Сколько прошло лет? Пять или шесть? А может быть — десять? Не то чтобы это имело большое значение… Вовсе нет. Аша поняла, что на этот раз слезы ей не помогут. На следующий день около полудня эрды собрались вновь, на этот раз — чтобы проводить Ашу. Аша была во всеоружии — во всеоружии досады, обиды и даже злости. Ее слова прощания не отличались равнодушием от тех, которыми сопровождается уход дальнего родственника, случайно нанесшего вам визит.

— Мне все равно. Я только рада, что покидаю вас! Я для вас «ничто» — и вы для меня «ничто», — вновь и вновь повторяла она, хотя, кроме Заступника, ее никто не слышал. Но эрдам было вовсе не все равно, и Заступника подмывало сказать ей об этом. Да, эрды полюбили и по-настоящему привязались к беззаботному, смешливому, непоседливому ребенку, который по-ребячьи бесцеремонно вносил оживление и разнообразие в их серьезную, полную глубокомыслия жизнь, заставлял их сердца и души, лежащие за семью печатями принципов, обычаев, условностей, отзываться теплотой, искренностью, непосредственностью. Они чувствовали себя счастливыми, если была счастлива Аша, и старались делать все, чтобы она такой себя ощущала и дальше. Если они и портили ее, потакая во всем, то уж ни в коем случае не преднамеренно. Заступник смутно понимал, что, возможно, это-то как раз и являлось ошибкой. Миру, в который Ашу попросту говоря — выталкивали, не было никакого дела до нее. Мир совершенно не интересовало, счастлива ли она иди грустна, жива или уже при смерти. Теперь Заступнику становилось ясно, что, наверное, нужно было готовить Ашу к пониманию этого равнодушия, учить ее умению не приходить от этого в отчаяние. С другой стороны, откуда он мог знать, что обстоятельства сложатся именно таким образом. Уже поздно что-либо менять. Хоть какого-то особенного проявления чувств эрды не демонстрировали, подарки, которые они вручали Аше на прощание, говорили о многом. Чувствуя себя неловко, Аша принимала подарки, неуклюже за них благодарила и, едва удостаивая взглядом, запихивала в кожаную сумку. Когда подносивший дар пытался объяснить, чем он особенно ценен и для чего может ей пригодиться, Аша обрывала объяснения. Ей причинили боль, и она, в свою очередь, не хотела оставаться в долгу. По большому счету, Заступник не мог винить ее за это. Вершитель произнес проникновенную речь, на которую Аша отреагировала так, как если бы она была бесстрастным куском гранита. Время трогаться в путь. Ветер и отлив благоприятствовали. Негромко зазвучали молитвы и пожелания доброго пути. С вызовом, не дожидаясь окончания прощальной процедуры, Аша двинулась в сторону берега.

— Ну и пусть! Ну и пусть! Мне все равно, — снова и снова повторяла девушка. Заступник оказался единственным провожатым Аши. Разговаривать с ним она отказалась и как будто вовсе не замечала его. Заст было подумал, что ошибся в своей оценке девушки: может быть, она все же стала похожа на эрдов?… Но на полпути к берегу, когда они остались совершенно одни, Аша вдруг резко остановилась, шагнула к Засту и крепко-крепко, как делала это только в детстве, обняла его.

— Пожалуйста, Заст, не отсылай меня никуда! Не гони меня! Я буду послушной и не причиню больше никому беспокойства! Я тебя люблю! Я всех вас люблю!…

— Я знаю, девочка. Знаю. Глаза Заступника предательски заблестели. Рукой он тихонько похлопывал Ашу по спине. Когда она была совсем малышкой, он, в своих стараниях заменить девочке мать, укачивал ее точно таким же образом.

— Я не могу позволить тебе, девочка, покинуть нас с мыслью, что ты нам безразлична, что мы тобою недовольны. Мы все тебя любим. Верь мне. И мы не стали бы относиться к тебе иначе, чем относились всегда. Я не должен был говорить, но дело в том, что нам… нам предстоит серьезно заняться магией. Мы вынуждены будем привлечь необъятной мощи волшебные силы, чтобы предотвратить новое появление рыцарей Тьма. Я не могу всего объяснить, но эти волшебные силы могут оказаться небезопасны для тебя. Ведь ты не эрд. Отсылая тебя, мы лишь стараемся избежать вреда, который может причинить тебе магия. Это было ложью, хотя и безобидной. В действительности от Аши избавлялись с тем, чтобы само ее присутствие пагубно не сказалось на магическом действе. Для удержания волшебной силы Серого Бриллианта эрды предполагали употребить абсолютно прозрачную структуру, этакую емкость, образованную их общим магическим полем. Аша, не являясь эрдом, следовательно, была дефектом в этой емкости.

— Эта… эта магия, — Аша, шмыгая носом, сглатывала слезы, — она вас предохранит? Отведет от вас зло?

— Да, девочка. К такому выводу пришел Вершитель, и у нас нет оснований сомневаться в его мудрости. Снова ложь. Дважды на дню — невероятно! Заступник сам поражался, что так складно может врать. Аша сделала слабую попытку улыбнуться:

— Спасибо, Заст, за твою искренность. Я жалею, что была столь несносна при прощании. Но ты извинишься за меня перед всеми. Скажи, что я буду сильно скучать. Слезы снова подступили к глазам Аши, но она сдержалась.

— Я им все передам… А теперь пошли — отлив и солнце ждать не будут. Они вышли к берегу. Аша совсем притихла — растерянная, ошеломленная, никак не желающая верить, что все это происходит именно с ней. Большая двухмачтовая шлюпка ждала Ашу. Ее соорудили несколько лет назад для вылазки за Серым Бриллиантом. Затем эрды потеряли к шлюпке всякий интерес. Заступник, получив разрешение, взялся обучить Ашу хождению под парусом. Чутье ему подсказывало, что может настать день, когда Аше такие знания пригодятся. Вдвоем они уложили вещи: объемистую сумку с подарками эрдов и сумку с вещами девушки. На Аше была удобная легкая одежда: светло-зеленые шелковые штаны, свободно сидящие, с подвязками ниже колен; шелковая туника с открытым воротом и поясом золотого шитья; куртка из черного вельвета, с чудесным красочным орнаментом; на голове — невесомая, изумрудного цвета шелковая шаль.

— С этими сумками тебя можно принять за кендера, — сделал попытку пошутить Заступник.

***

— Кендера?! — натянуто рассмеялась Аша. Ты много о них рассказывал. Я увижу их наяву, Заст?

— Да, девочка. Гораздо проще столкнуться с ними, нежели потом от них отделаться. Заступник задумчиво улыбнулся.

— Тебе встретятся и беспечные, скорые на руку кендеры, и мрачные, хмурые гномы, хитрые и ловкие гномы-механики, нахрапистые, нагловато-красивые рыцари, сладкоголосые эльфы. Ты всех их увидишь… Заступник вдруг заметил, что Аша не слушает его. Ее взгляд был прикован к горизонту. Выражение рассеянности, уныния исчезло. Теперь Аша олицетворяла неудержимый порыв, жадную устремленность осязать, обонять, видеть, слышать, вкушать — Жизнь. На горизонте громоздились облака, но Аша вместо них видела залитые солнцем города, светлые и прекрасные.

Заступник подумал: будь вместо воды твердь, Аша, не задумываясь, рванулась бы туда — к горизонту, в неведомое. Наконец-то в девушке возобладал человек. Ее глаза лучились сладостным волнением, дыхание участилось. Она была одновременно и натянутый лук, и стрела. Еще миг, и стрела сорвется с тетивы, унесется вдаль, в будущее, в Жизнь. Заступник вздохнул. Он, поскитавшийся по миру, лучше, чем кто-либо другой, понимал, какие невероятные трудности и опасности предстоит испытать наивной, неопытной девушке. Слова предостережения готовы были сорваться с губ: о жестоких драконидах; омерзительных, злобных гоблинах; людях с продажной душой и каменным сердцем; благостных, елейных священниках, вершащих гнусные дела от имени Моргиона или Чемоша; колдунах-чернорясниках с их кольцами-убийцами; жуликах, ворах, лжецах, обольстителях… Нет, он ничего не стал говорить, не хотел омрачать светлое настроение Аши, разрушать чистоту и прозрачность надежд, невинных желаний. Она сама скоро все узнает. Оставалось лишь надеяться, что боги не бросят ее в трудную минуту, отведут беду, будут хранить ее, как хранят спящих детей, живот-ных, отбившихся от стада, прямодушных кендеров. Заступник помог Аше забраться в шлюпку.

— Магия доведет тебя до Палантаса. От тебя, девочка, только и требуется — держать солнце по левому борту. Шторма не бойся. Пусть волны тебя убаюкают.

Утром, когда ты проснешься, увидишь золотые иглы шпилей Палантаса. Они начали готовить паруса. На лице Заступника все это время отражалась какая-то внутренняя борьба, словно он спорил сам с собой и никак не мог договориться. И все же… Наконец все было готово к отплытию. В руках Заступника непонятно каким образом оказался вдруг свиток пергамента, перевязанный черной тесьмой. Он протянул свиток Аше.

— Что это? — весьма удивленная, спросила она. — Карта?

— Нет, девочка. Это не карта. Письмо.

— Мне? Оно… ее лицо озарило надежда, — о моем отце? О том, почему он бросил меня?.. Ты обещал, что однажды все объяснишь. Заступник сконфузился и густо покраснел.

— Нет, девочка. Я тебе уже рассказывал твою историю от начала до конца.

Мне нечего добавить.

— Ты говорил, что он покинул меня после смерти матери. Он не любил меня?

Ненавидел меня, потому что я стала причиной ее смерти?

— Откуда ты это взяла? — крайне удивился Заступник. — Твой отец очень любил тебя. Ты же знаешь, что случилось. Я тебе рассказывал. Аша вздохнула: и так каждый раз; все беседы о ее родителях заканчивались одинаково — Заст не говорил всей правды. Ну хорошо. Это уже не имеет значения. Скоро она сама узнает, как было на самом деле. Заступник, слегка нервничая, похлопывал свитком по руке. Предмет разговора его явно не устраивал.

— Послание предназначено другому, но, когда ты потеряешь из виду наш остров, можешь его прочесть. Тот, кому ты должна его вручить, вполне вероятно, захочет задать тебе кое-какие вопросы. Ответить на них можешь только ты. Аша была озадачена.

— Тогда для кого оно? Заступник заколебался, но затем, отбросив последние сомнения, сказал:

— В Палантасе живет один очень влиятельный маг. Его имя -Даламар. После того как прочтешь письмо, ты доставишь его Даламару. Он должен знать, что мы собираемся делать на случай… Заступник споткнулся, подыскивая нужные слова, но Аша продолжила фразу:

— …на случай, если дело примет нежелательный оборот! О-о, Заст! — Она приникла к нему. — Я боюсь! «Это чувство ты не раз будешь испытывать, — думал про себя Заступник. -Это предначертано человеку». Он наклонился и поцеловал Ашу в лоб.

— Молитвы твоей матери и отца будут сопутствовать тебе и охранять. Он вылез из шлюпки, стянул ее с песка и с силой оттолкнул от берега.

— Заст! — крикнула Аша и выбросила вперед руку, будто могла еще дотянуться и ухватиться за него. Однако шлюпку быстро отнесло волнами, а ветер подхватил и наполнил паруса. Последние слова Аши приглушила мягко плещущаяся о берег вода.