Город костей

      — Уборка блевотины стоит денег. Кто будет платить?
      Немного поколебавшись, патриций порылся под своей мантией, нашел мелочь и швырнул ее на крышу будки. Кочегар в недовольном молчании собрал деньги и исчез.
      Из-за будки появился Кайтен Сеул, посмотрел, что случилось. Хет ждал его реакции, внутренне напрягшись, но внешне сохраняя полное спокойствие. Сеул ограничился тем что послал патрицию взгляд, явно говоривший: «Я ж тебя предупреждал!»
      Фургон одолел подъем, и вдали за морем скал показались прямоугольные очертания Останца Древних.
      Еще одна миля осталась позади, и Хет натянул капюшон на голову, надеясь немного вздремнуть. Жар Пекла обжигал глаза, кожу как будто стягивало, каждый глоток раскаленного воздуха давался с трудом. Близилось то время дня, когда все разумные люди ложились отдыхать.
      Останец Древних был виден недолго, пока возвышался над каменным морем, — гигантский монолит со слегка скошенными стенами тяжело вздымался над Пеклом. С такого расстояния его вполне можно было принять за невероятно узкое плато. Останец не вызвал бы особого удивления при сравнении с другими взлетами архитектурной фантазии в Чаризате или в других городах Приграничья, но тут его поразительное одиночество и простота смущали ум. Теперь, когда он был близок, скалы поднялись еще выше по обеим сторонам дороги и заслонили собой вид на окружающее пространство. Видно было только одно небо — такое яркое и слепящее, что казалось, оно сожжет любого, осмелившегося протянуть к нему руку.
      Железо загудело, как колокол, когда что-то тяжело ударилось в фургон. Хет открыл глаза и увидел, как по платформе катится какая-то канистра, разбрасывая снопы искр.
      Он мгновенно оказался на ногах, криком предупреждая об опасности. Перепрыгнув через перила, он сильно ударился о камень, но тут же пополз в поисках укрытия. Вскоре он достиг насыпи, окаймляющей край дорожного полотна, и тут вторая бомба приземлилась прямо под колесами фургона. Оба взрыва прозвучали почти одновременно, и Хет втянул голову в плечи, стараясь как можно глубже зарыться в песок. Вокруг него шипели раскаленные осколки металла; некоторые упали ему на спину, и он перевалился на бок, стараясь стряхнуть их прежде, чем они подожгут его одежду.
      Парофургон стоял, накренившись вперед — одно из передних колес вырвало взрывом. Направляющие цепи порвались. Будка смотрела на мир разверстой пастью, из нее вырывались облака пара и дыма. Старик кочегар без движения валялся на дороге, его кожа была ярко-красной от ожогов, вызванных кипятком, выплеснувшимся при взрыве котла. Механик грязной тряпкой висел на рулевом колесе, чудом удерживаясь на платформе, наклоненной под каким-то нелепым углом. Ни патриция, ни его телохранителей Хет не видел.
      Он обвязал скомканный халат вокруг талии и пополз назад — подальше от дороги. Разбойников он не видел, но зато услышал шорох гравия, сыплющегося из-под чьих-то ног, оскользнувшихся на камне. Вжимаясь в слежавшийся песок, Хет пополз дальше. Пока ему еще было неясно, в какую передрягу он попал. Банды разбойников сильно разнились, причем наименее опасные состояли из беглых преступников и бедняков, изгнанных из городов. Им нечем было платить за воду, а потому они уходили в Пекло и, если им удавалось уцелеть от первого контакта с ним, примыкали к шайкам разбойников. Другие же банды состояли из людей, давно потерявших право так называться. Это были потомки Выживших, которые по глупости покинули свои города, разрушенные в процессе образования Пекла. Такие банды были самые отчаянные и опасные. Они почти уничтожили анклав крисов, пока все Семьи крисов не объединились и не отбили их. Теперь разбойники убивали друг друга ради пищи, если им не удавалось захватить караван на торговых дорогах.
      Эта банда должна быть одной из самых отчаянных, раз рискнула напасть на фургон в такой близости от хорошо охраняемых предместий Чаризата.
      Снова на вершине скалы послышалось какое-то царапанье, и Хет замер. Чей-то темный силуэт перемахнул через открытое пространство и продолжал двигаться с прежней осторожностью.
      Хет слегка изменил направление движения, чтобы ползти параллельно дороге и в глубь Пекла — подальше от города, то есть туда, где разбойники вряд ли будут искать уцелевших. И тут в щель между валунами он увидел тех, кому в голову пришла та же мысль.
      Два тела лежали на открытом пространстве между хаотически разбросанными камнями. Песчаная почва Пекла изобиловала многочисленными роющими хищниками и таила в себе немало опасностей. Толстый телохранитель с красным башлыком был мертв — халат на его спине был весь изорван в клочья осколками, летевшими от фургона. Другим был патриций. Он лежал лицом вниз, подобно куче грязного белья, но Хет видел даже отсюда, что он еще дышит.
      Хет приподнялся, чтобы разглядеть обломки парофургона в прогал между камнями. Вокруг обломков сновали фигуры в рваной одежде, пытавшиеся пролезть и в будку, и в находящееся под ней грузовое помещение, но им мешал перегретый пар, все еще вырывавшийся из котла. Через несколько минут они сообразят, что пассажиры бежали, и на них начнется охота. Хет понимал, что ему необходимо как можно скорее миновать мертвеца и умирающего и продолжать идти, но перспектива завладеть боль-палкой явно затуманила его разум. Инстинкт самосохранения недолго сражался с мыслью о возможности заполучить такую редкость и быстро проиграл.
      Рука Хета уже коснулась рукоятки боль-палки, висевшей на поясе патриция, когда какое-то движение, замеченное краем глаза, насторожило его. Он уже поворачивался, но одетая в тряпье фигура сбила его с ног, так что он рухнул прямо на труп телохранителя. Нападавший и Хет покатились по песку, сражаясь за оружие.
      Разбойник всем телом навалился на руку Хета, прижимая к его боку боль-палку. Тот бешено извивался, но боль-палка уже царапала ему ребра, а разбойнику удалось перехватить ее рукоять и нажать на спуск. Мышцы Хета скрутила такая боль, что ему показалось, будто все его тело пронзил язык пламени. Последний глоток воздуха, сохранившийся в его легких, с криком вырвался изо рта. На мгновение он потерял способность двигаться. Потеря контроля над собой привела его в ужас. Разбойник душил его, а он не видел ничего, кроме закрывавшего лицо башлыка и грязных лохмотьев. Вонючие тряпки были покрыты высохшими потеками крови и скреплялись с помощью острых костей и прядей человеческих волос, все еще липнущих к полоскам кожи от высохшего скальпа.
      Внезапно над бандитом возникла чья-то фигура и сжала его горло тонкой рукой. Тот жадно попытался вдохнуть воздух, приток которого так неожиданно прервался, и упал на спину. Хет погрузил пальцы в песок и с трудом сел, изо всех сил пытаясь восстановить дыхание. Когда бандит вырвался из хватки хилого патриция, Хет уже вытащил из сапога спрятанный там нож. Бандит бросился на него, и Хет полоснул ножом наискось, попав тому прямо в горло. Разбойник забулькал и рухнул, бессильно дергаясь и кропя кровью песок.
      Хета все еще била дрожь реакции на боль-палку. Он оглянулся и увидел, что юный патриций пытается встать на ноги. Его чадра слетела, и он… Нет, поправился Хет: не он, а она. Та мысль, которая так лениво промелькнула у него в голове, когда он впервые услышал ее голос, была не так уж и ленива. Волосы белокурые, острижены очень коротко — обычай, распространенный среди патрицианок. Черты лица вполне определившиеся, само лицо узкое, глаза мутно-голубые, сейчас суженные болью. Подняв руку ко лбу, она плюхнулась на песок и принялась заматывать свою чадру.
      Хет выругался, горько прокляв себя, судьбу и весь мир в целом. Впрочем, это не помогло. Женщина спасла ему жизнь и, по-видимому, была слишком далека от смерти, чтобы ее можно было бросить без стыда. Он засунул боль-палку в рукав халата и завязал его узлом, затем встал и грубо поднял патрицианку на ноги. Наполовину волоком, наполовину неся на руках, он увлекал ее под защиту нависших скал, бормоча при этом: «Если б у тебя была хоть капелька вежливости, ты б подохла и избавила меня от этих трудов».
      В сердце Пекла, да ещё путешествуя вдоль нижней кромки его каменного покрова, можно было ежеминутно ожидать нападения ядовитых хищников, живущих в заполненных песком пустотах и в тени утесов. Таща за собой оглушенную и раненую женщину, Хет вскарабкался по выбоине, проложенной скатившимся вниз камнем, до среднего уровня каменного нагромождения, который естественные тропы, туннели и пещеры превратили в подобие пчелиных сотов. Еще лучше было бы вскарабкаться на самый верх, где скальная поверхность, обработанная ветром, была гладкой и волнистой, но там их увидели бы разбойники, как только поднялись наверх из каньона, по которому проходит дорога.
      Идти приходилось медленно, женщина обнимала его рукой за плечи, а он поддерживал ее, одновременно стараясь не оступиться на предательских карнизах и тропах. Большую часть времени они находились в глубокой тени, хотя порой солнце прорывалось сюда сквозь провалы и извилистые трещины в утесах над их головами. Хет все еще надеялся, что эта баба внезапно окочурится, освободив его от ответственности, но, видимо, у нее такого намерения не наблюдалось.
      Наконец они достигли узкой «трубы», ведущей к слепящему свету поверхности Пекла. Тут женщина рванулась из рук Хета с такой силой, что он чуть не упал.
      Она резко спросила:
      — Куда мы идем? — Или она все еще пыталась изменить голос, или он был действительно необычно низким для женщины.
      Слишком злой, чтобы соблюдать правила вежливости, Хет резко опустил ее на каменный пол и спросил:
      — А ты как думаешь?
      Она так натянула чадру, что скрыла все, кроме злых глаз. Стараясь подавить раздражение, она пробормотала:
      — К Останцу? Что ж, неглупо.
      Труба оказалась шероховатая, и карабкаться по ней было легко. Добравшись до верха, Хет оглянулся:
      — А ну, пошли.
      Осторожный взгляд, брошенный через край воронки, сказал ему, что разбойников они все же опередили. Это отребье все еще ищет раненых пассажиров у дороги, зная, что любой горожанин испугается даже мысли о движении в глубь Пекла. Хет с трудом выполз из дыры и наклонился, чтобы помочь неохотно следовавшей за ним девушке тоже вылезти на поверхность.
      Она отшатнулась от протянутой руки Хета и скорчилась на камнях. Потом подняла взгляд, и у нее перехватило дыхание. Круто поднимающаяся стена Останца Древних вздымалась перед самым ее носом на высоту более ста футов. Патрицианка с изумлением смотрела на нее, не отводя завороженных глаз. Гладкие стены темно-янтарного цвета, казалось, горели, как золото, в жарких солнечных лучах. Плоские каменные блоки, образовывающие подножие стены, начинались всего лишь в нескольких шагах от колодца, из которого они вылезли. Даже под этим углом зрения было очевидно, что трапециевидная форма этого огромного сооружения слишком точна, чтобы быть естественной, линии слишком прямы, скругления слишком гладки и ровны.
      Хет пересек подножие и приблизился к стене Останца, взглянул на трещину, свидетельствующую о древности постройки, затем отсчитал несколько шагов влево и нашел выступ в круге, как бы вытисненном в полированном коричневом камне. Круг был около фута в диаметре и находился в нескольких дюймах от того места, где стена встречалась с фундаментом. Выступ не сдвинулся с места, когда Хет нажал на него, и тому пришлось сесть и упереться в камень обеими ногами. Только тогда выступ поддался, со скрипом утонув в стене.
      Камень дрогнул от работы шестерен и колес того механизма, который установили тут Древние, и десятифутовый блок медленно скользнул внутрь и вверх, открыв широкий вход в Останец.
      Что-то ужалило Хета в руку, и он инстинктивно раздавил это существо о стену. Хищник был величиной с ладонь Хета — мешок с желеобразным содержимым, покрытый шипами, смертельно ядовитый для любого, кто не обладал естественным иммунитетом крисов. Тварь укусила Хета в подушечку большого пальца; он вытащил жало зубами и сплюнул в сторону, прежде чем встать на ноги. Завтра тут будет покраснение и небольшая опухоль, а проклятая тварь даже в пищу не годится.
      Женщина все еще с ужасом смотрела на него и на черный квадрат входа.
      — Ты ж хотела сюда попасть, верно? — холодно спросил Хет. Укус нисколько не улучшил его настроения.
      Она вздрогнула, будто приходя в себя после шока, и повернулась, чтобы окинуть взглядом каменные волны Пекла в поисках разбойников.
      — Они будут искать нас?
      — Возможно. — Игнорируя ее очевидную брезгливость, Хет снова поднял патрицианку на ноги.
      Когда они проходили под тяжелым четырехугольным камнем, висящим над входом, она снова остановилась, чтобы осмотреться. Эта часть Останца представляла собой обширное пустое помещение, освещенное рассеянным светом с помощью хитроумной системы шахт и ловушек для песка в толстом каменном потолке, которая пропускала воздух и свет, но задерживала все остальное, кроме самых мелких песчинок, переносимых ветром. Стены и пол были плоские и ровные. Швы между каменными блоками было невозможно разглядеть.
      Единственным нарушением этого однообразия был черный квадрат другой двери на противоположной стене, который вел в зал Источника.
      Хет помог патрицианке пройти в дверь, пересечь зал и ступить на первую ступень лестницы, ведущей в неглубокую выемку. Она имела примерно три фута в глубину и площадь около двадцати квадратных футов. Широкие ступени спускались к полу столь же гладкому и чистому, как и в главном помещении Останца. В центре выемки находилось еще одно углубление — квадратное, с закругленными углами, глубиной около двух футов и со сторонами квадрата в три фута. Оно часто использовалось посетителями Останца как очаг. По пеплу на дне можно было судить, что этой цели оно послужило и совсем недавно, а в дальнем углу помещения находился запас сухих стеблей итаки — растения, живущего на среднем уровне и дающего отличное топливо. Путешественники, а может быть, отряды крисов использовали это место в качестве караван-сарая. Разбойники же, видимо, Останцов избегали, в противном случае они загадили бы их, а не оставили чистыми, как кость, с которой съедено все мясо.
      Каменный выступ на внутренней стороне помещения работал лучше, зато второй, который должен был служить запором, вообще бездействовал от долгого неупотребления. Хету все же удалось повернуть его на пол-оборота ценой огромных усилий, он подложил под него кусок камня, принесенного снаружи.
      Хет встал на ноги и отступил назад, наблюдая, как медленно опускается на место тяжелый каменный блок, отгораживая их от разбойников, ядовитых хищников Пекла и прочих нежелательных посетителей. Толщина стен не пропускала жару внутрь, а теперь, когда дверь закрылась, здесь стало еще прохладнее.
      Пронзительный вопль заставил его оглянуться. Патрицианка задрала широкую штанину и с ужасом смотрела на нечто среднее между пауком и клещом, крепко обхватившее ее ногу чуть повыше короткого голенища кожаного сапога. Тело клеща имело размер монеты, но зато ноги были толсты и длинны, достигая доброго фута. Яд сделал укус нечувствительным. Наверняка клещ напал на девушку еще тогда, когда она, не предвидя опасности, в полубессознательном состоянии валялась на песке. Хет сделал выдох и двинулся к ней, на ходу снова вынимая нож.
      Патрицианка с воплем отпрянула назад, чуть не свалившись со ступени и сразу забыв, что только что пыталась содрать клеща с ноги.
      Хет ухмыльнулся и лениво опустился на корточки.
      — Или я, или он. Выбирай, время есть.
      — Ты можешь снять его? — Тот кусочек лица, который Хет мог видеть, был бледен, но глаза над чадрой горели отчаянием и гордостью.
      — Ну еще бы.
      Торопиться было некуда. Наибольшую опасность эти клещепауки представляли для потерявших сознание или ослабевших: их они могли съесть заживо, стоило этой мерзости получить достаточно времени. Хет спокойно выковыривал грязь из-под ногтей острием ножа, что-то насвистывая под нос.
      — Ладно.
      Хет уже было собрался сказать, что это весьма благородно с ее стороны, но не хочет ли она подумать еще, однако все же пожалел девушку. Он спустился на ступеньку, встал на колени возле патрицианки, которая брезгливо отодвинулась, явно считая такую близость нежелательной. Работая острием ножа, Хет осторожно подцепил им тело клеща. Первый хоботок ему удалось вытащить легко, появилось лишь несколько капель крови, но второй оборвался в теле. Хет отцепил ноги, а затем шмякнул клеща о ступень. Мертвую тварь он швырнул в яму с золой.
      Патрицианка смотрела на происходящее со смесью интереса и отвращения. Хет решил повременить с сообщением о том, что позже ей предстоит съесть этого паука на обед. Он ограничился лишь тем, что пальцами вытащил оборвавшийся хоботок.
      Девушка потрогала распухшее и покрасневшее место укуса и небрежно бросила:
      — Спасибо.
      — Всегда к твоим услугам. А теперь вот что… — Хет поднял нож, но не отодвинулся, хотя она совершенно ясно показывала, что хочет этого. — Зачем тебе надо было прийти сюда?
      Она колебалась, старательно избегая его взгляда, но так ничего и не ответила.
      — Ты же знаешь, что это самый близкий к Чаризату Останец Древних. Его изучали десятки экспертов и любителей в течение многих десятилетий. Он пуст. Все, что можно было унести, унесли. Так что же хотели здесь найти? Что думали заставить меня отыскать? А главное — если б я это нашел, то оставили бы вы меня в живых, чтобы я мог поведать об этом всему свету?
      У нее хватило наглости сделать вид, что она сердится.
      — Я не убиваю нанятых мною людей.
      — А тогда зачем вы обратились ко мне? Если вам понадобился эксперт по древностям, то в Академии найдется не меньше дюжины, которых вы могли пригласить, ежели цель была непротивозаконная. Почему вы пришли к дилеру из нижних ярусов, если не потому, что от него легко избавиться?
      — Мы, патриции, до такого не опускаемся.
      Ее презрение было почти убедительно, но Хет подумал: «Ты сама обманываешь себя. Если б ты и не убивала, то это сделали бы твои люди». В первую очередь он имел в виду Сеула. Но есть люди, с которыми лучше не спорить.
      Он встал, продолжая думать о том, что же ей здесь понадобилось. Она следила за ним, все еще рассерженная, но не забывая об осторожности. Хет начал прохаживаться по залу, надеясь что-нибудь понять по ее реакции, сказал:
      — Это всего лишь один из двадцати пяти Останцов Древних, которые существуют в официальной торговой зоне Чаризата. Вы уверены, что не ошиблись в выборе?
      Она отвернулась, но ему показалось, что ее лицо выражает отнюдь не скуку.
      — Конечно, остальные тоже обобраны дочиста. Некоторые находятся даже в худшем состоянии. Дверные проемы не закрываются до конца, ловушки для песка засорились. В том Останце, что лежит к югу отсюда, засорилась цистерна. Хет подошел к ближайшей стене и опытной рукой провел по ее прохладной поверхности. Этот камень обладал особой, похожей на мягкий бархат текстурой. — В этих стенах есть неглубокие, возможно, декоративные углубления; их особенно много. У входа в зал с источником. Да и на полу там тоже вырезан узор.
      — Узор? — в ее голосе послышался тщательно скрываемый интерес.
      — Узор из линий или канавок, которые раньше были выложены металлом, выдранным потом — уже в более поздние времена. Робелин считал, исходя из отдельных следов, что это было серебро. Кроме того, он думал, что Останцы построили для хранения магических машин — своего рода последняя попытка удержать Пекло от наступления на города. Была ведь такая легенда насчет магических машин, которые будто бы использовались Древними для того, чтобы успокаивать море вокруг Чаризата, когда вода еще покрывала пустыню и люди путешествовали по ней в деревянных сооружениях, совсем как сейчас торговцы на Последнем море. Если у древних магов были машины, способные контролировать движение ветра и воды, то они могли попытаться использовать такие приспособления и для контроля огня в Пекле. Но он не нашел ни единого факта, который подтверждал бы его гипотезу. Конечно, маги могли построить Останцы и для этой цели, а потом умереть, так и не успев поставить туда машины, но если ты думаешь, что…
      — Ты знал ученого Робелина?
      Хет уже давно привык к тому, чтобы его перебивали именно в этом месте. Мало кто, кроме ученых и коллекционеров, для которых не было ничего важнее их коллекций, задавался вопросами: «Что? Где? Почему?» Большинство предпочитали тратить свой энтузиазм на подсчеты того, какую цену можно получить на рынке за собранные ими редкости.
      — Да. Я был с ним здесь несколько раз. Иногда он приходил в Аркады. Хет поглядел на патрицианку, увидел в ее глазах сомнение и разозлился. — А как ты думаешь, каким способом он мог узнать о Пекле все то, что он знал о нем? Думаешь, он высосал все факты из воздуха в саду Академии?
      — А ты хочешь, чтобы кто-то поверил, будто такой известный ученый Академии… — тут она передернула плечом, красноречиво оборвав фразу.
      Ее слова жгли, хотя она сама могла и не понимать этого. С тех пор как Робелин умер, для Хета закрылись Внутренние врата Академии. Направляясь ко входу в зал Источника, он бросил:
      — Если угодно прогуляться, то ты знаешь, как обращаться с дверью. А разбойникам от меня привет.
      Пандус, с наклоном чуть большим, чем это было бы удобно, вел вверх через толщу потолка на уровень зала Источника. Здесь в круто скошенном потолке не было вентиляционных ходов, отчего проход казался темным и душным. Вестибюль, в который вел пандус, нисколько не изменился и был таким же пустым, как и остальные помещения Останца.
      Это была похожая на ящик комната, залитая рассеянным светом, проникавшим через высокую квадратную дверь, ведущую в зал Источника. Ее стены покрывали разнообразные рисунки, вырезанные в камне стены тонкими бороздками, окруженные спиралями и узорами из таких же бороздок. Это были квадраты, стилизованные изображения солнца, треугольники, абстрактные формы. Хет в свое время копировал их для того, чтобы продать ученым. Точно такие же изображения украшали стены помещений и в других Останцах, но их расположение было иным, в каждом случае особым. Служили ли они только для украшения или выполняли какие-то иные функции, можно было только гадать.
      За вестибюлем находился собственно зал Источника. Это было обширное помещение, имевшее форму чаши, открытое к раскаленному синему небу, которое виднелось в отверстии глубокого сорокафутового колодца, пробитого в толще крыши Останца. Закраины крыши предохраняли зал от песка, приносимого ветром. В центре чаши находился бассейн глубиной футов в пять, а по длине занимавший половину зала. Существовала теория, что Останцы строились на артезианских источниках, равно как и города Выживших. Система, которая поднимала воду из подземных источников на этот уровень, была столь же хитроумна, как и та, что с помощью шахт пропускала рассеянный свет в центральный зал, или та, что поднимала и опускала двери. Тот узор, о котором говорил Хет патрицианке, находился между бортом Цистерны и дверью, но сейчас он был частично засыпан пылью и мелким песком. Узор состоял из перекрывающих друг друга треугольников, образовывавших вместе что-то вроде квадрата. Надо полагать, он имел чисто декоративное значение.
      Останцы не предназначались для жилья. Об этом говорили и дороги, построенные одновременно с Останцами — во всяком случае, так гласили летописи Выживших, — которые никогда не вели прямо к ним. Именно это обстоятельство делало теории о том, что Останцы служили местом размещения магических машин, особенно вероятными.
      Хет попрыгал на одной ноге, чтобы сбросить сапоги, разделся и бросился в воду. Она была согрета солнцем, но все равно освежала. Это было все, что мог предоставить людям Останец, — центральный зал, вестибюль и зал Источника. Хет бывал на крыше этого Останца много раз, да и в нескольких других — к востоку отсюда — тоже, но подобно всем исследователям, бывавшим здесь до него, нашел их лишенными отличительных черт. Если в толщах стен и таились другие помещения, то они были хорошо спрятаны.
      Пока Робелин не умер, Хет проводил долгие послеобеденные часы в саду Академии, развалясь на травке и слушая уроки, которые давал ученый по проблемам искусства Древних богатым юношам Чаризата, время от времени вставляя свои поправки. Присутствие криса нередко вызывало возмущение наиболее высокомерных студентов, что ужасно забавляло Робелина. Ученый нередко шокировал своих коллег заявлениями, что крисы, живущие в Пекле, изучали древние развалины куда раньше, чем это стали делать в городах Приграничья, и что они являются еще никем не использованным ценнейшим источником знаний. «И он был прав, — думал Хет, лежа на спине в воде, — но даже мы уже позабыли больше, чем помним сейчас».
      Было нечто ужасное в том, как уходило время. После Древних осталось очень мало письменных источников, а устная традиция была дырява, как решето. Большинство полезных текстов относилось ко времени Выживших. Чаще всего это были летописи, описывающие почти непосильную задачу выживания в условиях распространения Пекла; они же описывали ужас авторов перед противоестественными силами магов и их предрассудки в отношении новой расы крисов.
      Выжившие поселились на развалинах городов Древних — например, в гигантском монолите Чаризата или на плато Экату, которые поднимались выше уровня распространения ядовитых газов и Огненных озер, пятнавших тогда лик Пекла. Развалины они использовали для жилья, а питались тем, что осталось от зерновых запасов этих городов. Артезианский источник Чаризата находился почти на самой вершине горы и все еще действовал. Источники Экату были погребены под многими тоннами обломков. Один из наиболее известных текстов Выживших содержал описание раскопок этих источников; он был написан несколько лет спустя после событий женщиной-писцом, которая тщательно записала все, кроме своего имени. Жизненная необходимость поисков воды все еще дышала с этих пожелтевших страниц, и, по мнению Хета, тот, кто мог прочесть это, не покрывшись холодным потом, был просто лишен всяких человеческих чувств. Эту летопись переписывали чаще других текстов Выживших. Даже в Анклаве крисов, изолированном от городов Приграничья Малой пустыней и долгими годами отторжения, имелось шесть списков. Этот текст подтолкнул немало юношей стать исследователями древней истории. Или торговцами древностями.
      Хет почувствовал, что его мысли снова возвращаются к патрицианке, сидящей там, в нижнем зале. У нее должна быть причина, заставившая ее явиться сюда и путешествовать тайно на наемном парофургоне. У нее же, видимо, было достаточно средств, чтобы обеспечить себе путешествие с комфортом и безопасностью, со множеством вооруженных стражей, способных отпугнуть любую шайку разбойников.
      Хет выбрался из воды, гонимый раздражением, и уселся на согретый солнцем край цистерны. Отсюда он мог видеть внутренность прохладного вестибюля и припоминать все те редкости, которые Робелин и другие исследователи таскали сюда, чтоб посмотреть, не соответствуют ли они изображениям на стенах. Многие из этих редкостей были декоративными табличками из мифенина, найденными в древних руинах или под обрушившимися стенами домов из саманных кирпичей на нижних ярусах Чарнзата. На этих табличках, если вам повезло, попадался тонкий цветочный орнамент, и множество коллекционеров в течение ряда лет сходили с ума от желания доставить их сюда, чтобы сверить с изображениями на стенах вестибюля, но ничего путного из этого не вышло. Хотя некоторые предметы довольно хорошо совпадали по форме с углублениями в стенах, но точного соответствия не было.
      И тут Хет вспомнил, что единственный раз, когда патрицианка, обладавшая каменным спокойствием, проявила хоть какой-то интерес, совпал с его упоминанием об узоре на полу зала Источника. «Вот оно», — подумал он, стукнув кулаком по краю цистерны.
      Он натянул одежду — задача, затрудненная тем, что с него капала вода, перебросил сапоги и халат через плечо и пошел по пандусу вниз.
      Инстинкт предупредил его, как только он достиг двери в нижний зал, и крис мгновенно застыл на пороге.
      Патрицианка встала и теперь, прихрамывая, шла вдоль дальней стены, время от времени останавливаясь и внимательно осматривая какое-нибудь место, предварительно нащупанное рукой. Увидев Хета, она застыла на месте; ее реакция была такой смесью испуга и нахальства, что он понял: застиг ее на месте преступления. Он поглядел вниз. На полу, прямо на пороге дверного проема, лежала тряпочка с завязанными на ней узелками — по-видимому, полоска, оторванная от платья девушки. Всего на тряпочке были три узелка, каждый последующий больше предыдущего. Шаман крисов пользовался такой веревочкой с узелками для того, чтобы выследить разбойников или найти подземные воды, а факиры — при изготовлении снадобий, отгоняющих смерть. Хранители, возможно, пользовались ими для каких-то других целей.
      Хет, задумчиво покусывая губу, прикинул возможные варианты решения. Он знал, что патрицианка молода. И если она из числа Хранителей, то все равно ничего не сумела сделать ни для собственного спасения, ни для спасения своих людей. Значит, есть шанс, что она еще плохо владеет ремеслом Хранителей, а у самого Хета вовсе нет времени торчать тут слишком долго. Он наклонился и отшвырнул тряпку с порога.
      Ничего не случилось, во всяком случае, ничего такого, что можно было заметить. Он взглянул на девушку и увидел её изумленные глаза. Видимо, она ожидала других последствий, но не дождалась.
      — А зачем она? — спросил Хет.
      Девушка насторожилась.
      — Что ты имеешь в виду?
      Как попытка исчерпать инцидент это никуда не годилось, и Хет потерял остатки терпения.
      — Ладно… Хочешь держать при себе свое бабское колдовство, валяй, держи! Но сначала покажи, что ты тут нашла.
      — О чем ты болтаешь? — попробовала она его оборвать но было ясно, что она испугалась и что его догадка верна.
      Хет отшвырнул бурнус и сапоги и быстро подошел к ней. Он сказал:
      — Ты что-то принесла сюда. И это что-то сейчас у тебя.
      Она попятилась в страхе.
      — У меня ничего нет! Ты просто спятил!
      Патрицианка была на удивление сильна, но еще не успела оправиться от ушибов. Короткая схватка окончилась тем, что он прижал ее к полу. Ему удалось уклониться от удара кулаком, который, попади он в цель, мог оказаться очень болезненным. Во внутреннем кармане ее мантии он нащупал какой-то плоский предмет. Вытащив его оттуда, Хет откатился подальше, вскочил на ноги и начал сдирать обертку из серой материи.