Воспоминания американского школьника

      Чарлз Марден дернул дверь с надписью: "Кондитерское искусство Петтинджиля".
      Серебристо зазвенел колокольчик, и мы вошли в кондитерскую.
      По стенам на полках были аккуратно расставлены коробки, перевязанные розовыми и голубыми ленточками. С крышек улыбались кудрявые красавицы, прижимавшие к груди букеты роз.
      На стойках под стеклом нежно белели и розовели кремовые башенки тортов и пирамиды конфет. Сладкий запах ванили и рома поднимался от напудренных сахаром кексов и пудингов.
      За прилавком стояла продавщица в кружевном передничке и кружевном чепчике. У нее щеки розовые, как засахаренные персики, а оборочки чепца, воротничка и рукавчиков пышные, как крем на пирожных.
      Кафе было в комнате за магазином. Мы прошли туда и заняли столик на "шесть персон".
      В кафе было пусто. Приближался обеденный час, а ривермутские жители не любили портить сладостями аппетит перед обедом.
      В глубине комнаты, за зеленой перегородкой, мистер Петтинджиль принимал заказы. Чарлз Марден заказал мороженое, и через пять минут девушка в белом переднике поставила перед нами блестящий поднос. На стеклянных вазочках красное, малиновое и кремовое ванильное мороженое высилось легкими горками. Тоненькие костяные ложечки торчали из каждой верхушки. Мы набросились на мороженое, и скоро вазочки опустели. Самая придирчивая посудомойка не могла бы на нас пожаловаться: никто не оставил ни капли.
      - Спроси еще! - воскликнул Марден, облизывая ложку. - Том Белли, скажи Петтинджилю, чтобы он прислал второй поднос.
      Я посмотрел на Мардена недоверчиво. Что он? Шутит? Откуда у него столько денег?
      Нет, Марден не шутил. У него было совсем серьезное лицо. Ну, если так... Я пошел за перегородку.
      Петтинджиль сидел за стойкой и что-то записывал в конторскую книгу.
      - Мистер Петтинджиль, пришлите нам, пожалуйста, еще столько же порций мороженого.
      - Ванильного или малинового?
      - И того, и другого, будьте любезны.
      - А денег-то у вас хватит?
      - Раз мы заказываем...
      Я отдернул драпировку и пошел к своему столику.
      "Что же это? Где они?"
      На подносе пустые вазочки, стулья в беспорядке вокруг стола. И никого! Ни одного человека!
      Ноги и руки у меня похолодели. Удрали, пока я разговаривал с Петтинджилем? А у меня ни пенса... А Петтинджиль шутить не любит.
      За перегородкой зазвенели ложечки. Несут!
      Я бросился к дверям. Румяная продавщица раскладывала на стеклянном блюде пирожные. Через магазин нельзя. Я оглянулся направо, налево...
      Окно!
      Я с разбегу вскочил на подоконник и, зажмурив глаза, бросился вниз. Пятки больно ударились о мостовую. Хорошо еще, что первый этаж.
      Не оглядываясь, я понесся что было духу по переулку, свернул в Верхнюю улицу, пересек улицу Старого Рынка и вылетел на площадь.
      - Стой, сумасшедший! Мина! Мина! - закричали со всех сторон.
      Я остановился. Какая мина? Где? Передо мной не было ничего, кроме огромной бочки.
      - Направо! Налево! - кричали из толпы и делали мне какие-то знаки руками. Я ничего не понимал и только растерянно оглядывался по сторонам.
      Вдруг что-то разорвалось и грохнуло прямо передо мной. Меня сшибло с ног и подбросило в воздух.
      ---------
      - Ну как? Лучше ему?
      - Кажется, лучше. Он спит.
      Я открыл глаза. В ногах кровати сидела тетушка Эбигэйль. В одной руке она держала рюмку с водой, в другой аптечный пузырек. Мутные капельки скатывались в рюмку и белым дымком таяли в воде.
      Дедушка, неслышно ступая, шагал из одного угла в другой.
      - Слава богу, никаких вывихов и переломов, - шепотом говорила тетушка. - Доктор сказал - просто общее сотрясение. Но что стало со мной, Даниэль, когда я увидела эти носилки! Я думала, что умру...
      Я попытался приподняться, но все тело у меня заныло, а перед глазами заплясали красные и желтые круги. В ушах зазвенели ложечки Петтинджиля. Я застонал.
      Тетушкин чепец наклонился ко мне.
      - Что тебе, Том? Что с тобой?
      Я хотел сказать: "Не беспокойтесь тетушка", но язык выговорил: "малинового и ванильного".
      - Господи помилуй! - воскликнула тетушка. - Что он такое говорит?
      - Здесь продается лучшее пиво в Америке!
      11
      В классе было пусто. На полу валялись бумажки и кусочки сломанного грифеля. Крышки парт были откинуты, и ящики для книг как будто нарочно показывали свои изрезанные перочинными ножами и заляпанные чернилами стенки. Один из ящиков был покрыт монограммами Г.Б. (парта Генри Блэка), в другом валялась забытая тетрадка, в третьем - целая куча ореховой скорлупы и растрепанный задачник.
      Я и Бенни Уоллес сидели в углу класса на последней скамейке и, не разгибаясь, скрипели перьями. Нам сегодня не повезло на латинском уроке: неправильные глаголы подвели нас, и мистер Гримшау велел нам остаться после занятий и проспрягать по десятку этих несчастных глаголов.
      Я уже одолел шесть штук, и рука у меня устала выводить бесконечные Perfectum'ы и Plusquamperfectum'ы.
      Я отложил перо.
      - Давай отдохнем, Бенни.
      - Ладно, - согласился Уоллес и отодвинул тетрадку. - Только ненадолго. Я хочу прийти домой пораньше. Мы с папой едем сегодня в Индию.
      - Как в Индию? - вытаращил я глаза.
      - Это секрет, Том.
      - Расскажи, Бенни. Я не проговорюсь.
      - Когда папа бывает свободен, - сказал Бенни, - мы раскладываем на столе карту и решаем, куда ехать. Потом придумываем, что взять с собой какое оружие, платье, провизию, и начинается настоящее путешествие. Садимся на корабль. Иногда бывает буря. Иногда просто качка. Охотимся на китов... Потом - приехали. Если мы в пустыне - покупаем верблюдов. Нанимаем проводника. Папа все знает, где какие деревья, какие где звери. Сегодня мы собирались в Индию. Будет охота на слонов.
      - Счастливец ты, Бенни. Это здорово интересно. Я бы хотел хоть раз попутешествовать с вами.
      - Я спрошу у папы, и мы возьмем тебя с собой. А теперь давай заниматься, а то я опоздаю. Папа редко бывает свободен.
      Мы придвинули тетрадки, и перья опять заскрипели. Через четверть часа Уоллес покончил со своими глаголами.
      - У меня готово. Я побегу, Том.
      - Иди, я тоже скоро кончу.
      Уоллес собрал книги и выбежал из класса.
      "Какой славный парень этот Уоллес. Роджерс вечно дразнит его "девчонкой". Глупо. Разве девчонки бывают такие умные? А что мускулы у него некрепкие, так это сущие пустяки. Подарю ему свой перочинный ножик".
      tetigimus
      tetigistis
      tetigerunt...
      Кончено!
      Я собрал книги, стянул их ремешком и, размахивая связкой, выскочил на крыльцо.
      Негодяй!
      Возле калитки, прижатый к забору, стоял Уоллес. Перед ним, загораживая выход, приплясывал Конвей.
      - Уа, уа... Наш младенец захотел кушать. Ничего, твоя кашка не простынет.
      Сэт Роджерс, прислонясь к дереву, смотрел на Бенни и Конвея. Он заложил руки в карманы и весело посвистывал.
      - Если очень торопишься, попроси хорошенько, - пищал Конвей, может, и отпущу, а пока отведай вот этого. - И Конвей щелкнул Бенни прямо в нос.
      Воздух застрял у меня в горле - ни туда, ни сюда. Зубы сжались так, что в скулах стало больно. Сердце заколотилось, застучало, запрыгало. Потом что-то горячее поднялось к глазам и зашумело в ушах. Я соскочил с крыльца и с размаху запустил в Конвея связкой книг.
      - Берегись, Билли! - закричал Роджерс.
      Конвей бросил Бенни, но не успел увернуться, и связка ударила его в грудь. Он пошатнулся. Я подскочил к Конвею, схватил обеими руками за куртку и стал трясти так, что у него защелкали зубы.
      Конвей рванулся. В руках у меня осталась только большая перламутровая пуговица.
      Пальцы Конвея впились в мои волосы.
      - Стой, стой, ребята! - во двор ввалилась толпа мальчишек с ракетками и мячами. Впереди бежал Фил Адамс.
      Он кричал:
      - Что это у вас? Драка? Драться, так драться по правилам!
      Нас схватили за куртки и оттянули друг от друга. Фил вынул носовой платок и туго обвязал мне голову.
      - И куда только ты лезешь с такими вихрами? - ворчал он.
      - Все равно. Скорее, Фил. Пусти, - бормотал я.
      Конвей смотрел на нас исподлобья.
      - Сэт, повяжи мне тоже голову, - потребовал он. Коротенькие волосы Конвея трудно было ухватить даже щипцами, но Роджерс сейчас же вынул из кармана клетчатый платок и, аккуратно сложив его, повязал голову друга.
      - Не забудь приемы бокса, которые я тебе показывал, - шептал мне Фил. - Не стискивай кулак. Бей косточками. И все в одну точку. Наскакивай снизу - нырком. Помни, что крач у тебя хорошо выходит. Ну, иди.
      Меня отпустили. Я бросился к Конвею. У Конвея остренький противный подбородок! В подбородок! Рука выпрямилась как пружинная. Зубы у Конвея лязгнули.
      Он отскочил, пригнулся и ударил меня в живот.
      Я захлебнулся воздухом.
      - Хук!.. Хук! - кричал Фил.
      Я согнул руку, выбросил ее вверх, вбок.
      - Ой! - взвизгнул Конвей.
      Голова у него качнулась как тряпичная.
      "Так!.." - подумал я.
      Вдруг в глазах у меня потемнело и в горле стало горячо - Билли ударил меня в нос. Брызнула кровь, кто-то закричал. Кажется, Бенни Уоллес.
      Я рассвирепел и, ничего не слыша, ничего не видя, замолотил кулаками куда попало.
      Пуговицы отлетели от моей рубашки, нос распух, левый глаз не открывался, но я не чувствовал боли.
      - Вот тебе! Вот тебе! Вот тебе! Не уйдешь! - сквозь зубы шипел я.
      - Ура, Том! Конвей бежит! - закричали вокруг.
      Но кулаки не могли остановиться.
      - Очнись, дурень! Это я! - закричал Фил Адамс.
      Он подошел поздравить меня с победой и пожать мою руку, а я заехал кулаком ему прямо в живот. Мальчики хохотали.
      Я опустил руки и огляделся. Мальчики столпились вокруг меня. Конвей исчез.
      Я был победителем.
      Уоллес прикладывал к моему распухшему лицу намоченный под краном платок. Кто-то накинул мне на плечи куртку, кто-то надвинул на подбитый глаз фуражку, мальчики еще раз прокричали "ура" и пошли провожать меня домой.
      Тетушка Эбигэйль открыла мне дверь.
      - Господи, боже мой! - Она всплеснула руками и в ужасе отшатнулась.
      - Это ничего, тетушка, - попытался я улыбнуться.
      Но распухший нос и подбитый глаз не хотели слушаться: нос упрямо сворачивал в сторону, а глаз сам собой подмигивал.
      Тетушка, не говоря ни слова, схватила меня за руку и потащила к дедушке.
      - Полюбуйся, Даниэль! - воскликнула она и с размаху хлопнулась в кресло.
      - Кра-а-савец! - сказал дедушка. - Кра-асавец! Где это тебя так разукрасили?
      Я начал рассказывать, как Конвей пристал к Уоллесу, как я запустил в него связкой книг, как мы сцепились.
      - ...Я сделал крач, а он не по правилам - в живот. Я ему - хук, понимаете: так и сюда. Он стукнул меня по носу. В кровь.
      - Эх, - сказал дедушка, - шаг назад и выпад в сторону! Где у тебя голова была?!
      - Прозевал, дедушка, но зато я его так свистнул в ухо...
      Дедушка слушал, покачивая головой.
      - Побежал, говоришь? - хлопнул он себя по колену. - Здорово! Так ему, разбойнику, и надо. Точь-в-точь так влетело от меня фискалу Джинглю. Мне тогда было лет двенадцать. Как сейчас помню эту историю. Хорошее было время...
      - Даниэль, - перебила тетушка, - сейчас совсем не время для ваших детских воспоминаний. В драке не может быть ничего хорошего. Вам бы следовало объяснить это Тому.
      - Не поможет, сестра, - сказал дедушка. - Это у нас в роду.
      Тетушка поджала губы и встала.
      - Нужно что-нибудь сделать с его синяками. Я полагаю - пилюли д-ра Паркса, примочка из отвара бузины и патентованная мазь Плорниша...
      - Никаких пилюль. Холодный компресс и черная повязка на глаз, чтобы не пугал людей и лошадей.
      Тетушка усадила меня в кресло, завернула мою голову мокрым полотенцем и вышла. Через полчаса она вернулась с дюжиной черных повязок на белой подкладке.
      - Они всегда будут у нас под рукой, - сухо сказала она.
      12
      Я стоял перед зеркалом. Страшная рожа смотрела на меня с блестящего стекла. Под глазом до половины щеки темнел огромный синяк. В середине он был густо-лиловый, а по краям сиреневый с красными и желтоватыми прожилками. Превратившийся в щелочку глаз жалобно моргал припухшим веком; нос был гораздо больше похож на грушу, чем на обыкновенный нос.
      "Ну, как я покажусь в класс? Ведь засмеют. Надо спустить повязку пониже. Нет, так еще хуже, - синяк вылезает сверху. А если так?"
      Я старался приладить повязку получше, но синяк выглядывал то снизу, то сверху, то справа, то слева.
      "А, черт с ней, с повязкой... Еще опоздаешь".
      Я затянул узелок на затылке, нахлобучил шапку и побежал в школу. У ворот школы меня поджидал Бенни Уоллес.
      - Ну как, Том? Что твой глаз? Очень больно?
      - Пустяки! Есть о чем разговаривать.
      - Ты молодчина, Том! Знаешь, все в школе говорят, что ты молодчина и что Конвея давно пора было поколотить...
      - Ах, вот как! - И я сдвинул повязку повыше. Пусть видят, как страдают в честном бою.
      Когда я вошел в класс, мальчики закричали "ура!", а Конвей, весь облепленный пластырем, отвернулся и стал смотреть в окно. Сэт Роджерс принялся перелистывать книгу.
      Вошел мистер Гримшау. Он сразу заметил мою черную повязку и пластыри Конвея, но ничего не сказал.
      - Откройте тетради и приготовьте перья. Сегодня у нас будет диктант.
      Он взял свою красную книжечку для диктовок, подумал и отложил ее в сторону.
      - Пишите: "Многие мальчики думают, что драка доказывает их мужество и благородство".
      Бумага зашелестела, мальчики уткнули носы в тетрадки.
      - "Мужество и благородство... Каждый спор решается кулаками и щелчками. Решается кулаками и щелчками... Этим мальчикам не мешало бы помнить..." Марден, не списывай: я все вижу... "Не мешало бы помнить, что в драке победа всегда достается не тому, кто прав, а тому, кто сильнее, - не тому, кто прав..."
      - Мистер Гримшау, - вдруг вскочил Уоллес, - я должен вам сказать: Белли дрался из-за меня. Конвей приставал ко мне, он вечно задирает тех, кто послабее, - а Том за меня заступился.
      - Это, конечно, несколько меняет дело, - сказал мистер Гримшау. Но все-таки Конвей и Белли знали, что я раз навсегда запретил всякие драки. Теперь я требую, чтобы враги протянули друг другу руки, а вы все запомните, что в следующий раз всякая драка будет строго наказана.
      Конвей хмуро подошел ко мне. Я сухо пожал ему руку. Как только кончился урок, ко мне подбежал Чарлз Марден.
      - Идем, Белли, - важное дело.
      Чарлз Марден привел меня к бочке в углу двора. Самые серьезные школьные дела всегда решались в этом месте. Несколько мальчиков стояли возле бочки. Все таинственно перешептывались и разом замолчали, когда я подошел.
      - Виткомб, стань на стражу, - распорядился Джек Гаррис. - А ты, Том, подойди поближе и поклянись, что никому не разболтаешь ни слова.
      - Клянусь! - сказал я.
      - Помнишь, Том, - начал Гаррис, - раз во время купания ты заметил на шее у Мардена зеленый мешочек с красными буквами: ОРС. Марден еще сказал тебе, что он носит этот мешочек в память покойной тетки мистрисс Оливии Розы Марден. Марден наврал. Все его тетки, к несчастью, живы и пилят его с утра до вечера. Мешочек этот - знак. - Виткомб, нас никто не подслушивает? - Знак "Общества Ривермутских Сороконожек".
      - Ривермутских Сороконожек?!
      - Да. В это общество могут входить только самые ловкие и храбрые ребята. С первого же дня, когда ты не выдал Чарлза Мардена, мы наметили тебя кандидатом. Но общество принимает только верных людей, и мы решили подождать. История у Петтинджиля и вчерашняя победа окончательно доказали, что ты настоящий парень. Ты можешь вступить в члены общества, если выдержишь испытание. Предупреждаю тебя: испытание это страшное. Если не боишься, ровно в восемь часов будь у пустыря, что за домом паралитика Кобба.
      - Буду непременно.
      - Ладно. Ребята, расходись!
      ---------
      Без пяти восемь я уже был на пустыре. В густых сумерках белела глухая стена. Из темной кучи мусора поблескивали осколки стекла и донышко продавленной жестянки.
      Я шагал от кривой общипанной яблони до стены дома и от стены дома до кривой яблони.
      "Почему никого нет? Что будет за испытание?"
      Вдруг кто-то схватил меня за руку. Я вздрогнул и обернулся.
      Передо мной стоял кто-то, с ног до головы закутанный в серую пелерину с капюшоном, надвинутым на лицо.
      - Закрой глаза и следуй за мной, - хриплым шепотом сказал человек пелерине.
      Я закрыл глаза. Человек схватил меня за руку и потащил куда-то.
      Мне ужасно хотелось хоть одним глазком посмотреть, где мы.
      Но дело было серьезное, и я честно отогнал от себя искушение.
      - Осторожно, - сказал мой проводник, - ступеньки.
      Мы остановились.
      Шершавая повязка придавила мне нос и глаза.
      Чья-то рука стянула на затылке тугой узел. Несколько волосков попали в узелок. Было больно, но я даже не поморщился.
      Мы стали подниматься по лестнице. Я считал ступеньки, их было много, - после двадцать седьмой я сбился со счета.
      Мой проводник постучал в деревянную дверь.
      - Кто там? - раздался сухой голос.
      - Свои.
      - Пароль?
      - Огонь и кровь.
      - Великая тайна.
      Дверь распахнулась.
      Грохот, рычание и вой разом оглушили меня. Потом все стихло, и чей-то хриплый бас проревел:
      - Слабый смертный ты вступил в Очарованный грот. Страшные испытания ожидают тебя. Если в сердце твоем есть место робости, беги! Еще не поздно.
      - Я не побегу, - сказал я, но голос у меня дрогнул.
      - Тогда приступим, - опять проревел бас.
      - Я готов.
      Вокруг меня запищали, завыли, захохотали.
      - Поверните его лицом к востоку. Смертный, сделай тринадцать шагов.
      Я сделал тринадцать шагов.
      - Остановись несчастный. Ты стоишь на краю бездонной пропасти. Подведите его к перекладине.
      Меня схватили и поставили на узкую дощечку.
      - По этой перекладине ты должен перейти пропасть. Иди.
      Покачиваясь растопыренными руками, я осторожно двинулся по дощечке. Ноги у меня дрожали, и я еле удерживал равновесие.
      Вокруг стояла мертвая тишина. Мне казалось, что я иду полгода.
      Вдруг ударил гром, и голос произнес:
      - Первое испытание кончено. Ты прошел бездну. Испытание второе! Высунь язык!
      Я высунул язык во всю длину.
      - Дайте сюда раскаленное железо.
      Язык у меня затрепетал.
      Ко рту приблизилось что-то горячее. Я должен был изо всех сил стиснуть кулаки, чтобы не спрятать язык: он прямо рвался обратно в рот.
      Горячее придвинулось еще ближе и обдало жаром все лицо. Запахло дымом. Я вдавил ногти в ладонь, но языка не спрятал.
      Горячее внезапно исчезло.
      - Смертный, ты выдержал второе испытание. Готовься к третьему и последнему.
      Поднялся вой сильнее прежнего. Загремел гром, засвистел ветер, холодные струи дождя стали хлестать в лицо.
      - Руки за спину! Иди вперед! - донеслось сквозь бурю.
      Я пошел.
      - Раз, два, три... - считал мои шаги голос. - Семь, восемь, девять...
      Ай-ай-ай... - сто острых копий уперлись в мой живот; я остановился.
      - Вперед! - ревело и пищало у меня за спиной. Я стиснул зубы и шагнул.
      Копья исчезли. Вой смолк. Буря утихла.
      - Смертный, ты выдержал три испытания. Ты достоин быть членом "Общества Ривермутских Сороконожек". Поднимись по этой лестнице. На вершине ты выслушаешь устав и примешь присягу.
      Я вскарабкался по ступенькам и остановился на верхней. Стоять было очень трудно: лестница шаткая, приставная, с перекладинами вместо ступенек.
      - "Устав ОРС", - важно начал голос, очень похожий на голос Фреда Лангдона.
      - "Общество Ривермутских Сороконожек" - самое лучшее и самое храброе общество на свете.
      Цель его - устрашать весь мир и ежедневно дразнить пастора Гаукинса, полицейского Снолли и презренного Мольбери.
      Трусы, размазни и фискалы в члены общества не принимаются.
      Сороконожки обязаны стоять друг за друга горой и помогать своим во всех несчастьях - например: давать списывать и подсовывать шпаргалки на письменных работах, подсказывать на уроках, приносить что-нибудь вкусное оставленным без обеда, покрывать и защищать тех, на кого разозлится старик Гримшау или эта скотина Мольбери.
      Председатель общества называется ПС - Первая Сороконожка. Все должны ее слушаться. На собраниях ПС первая выбирает себе пирожное.
      Собрания устраиваются раз в неделю.
      Тот, кто не явится, должен заплатить один пенс штрафу.
      Деньги идут на яблоки, пистоны и т.п.
      Сороконожки должны держать язык за зубами и свято хранить тайны ОРС.
      Каждая новая Сороконожка принимает присягу и клянется в верности обществу.
      Страшное наказание постигнет Сороконожку, нарушившую присягу: ее расстреляют из пушки, повесят на самом высоком дереве, утопят в самом глубоком месте реки, вырвут все сорок ног.
      И еще ей никто не станет подавать руки и подсказывать на уроках".
      - Все. Теперь подыми правую руку и присягай.
      - Клянусь быть верной Сороконожкой, исполнять все правила и никогда не болтать про общество.
      Т-рах!.. Над самым моим ухом грохнул выстрел.
      Я вздрогнул, лестница выскользнула из-под ног, и я полетел в пропасть.
      Повязка свалилась, и я увидел, что сижу в огромной бочке. Вокруг хороводом носятся какие-то хари. Рты до ушей, огромные носы, клыки, рога, ослиные уши. У одного горшок вместо головы, у другого - кастрюля.
      Я привстал и схватил за рукав рогатого черта, но он вырвался.
      "Ах, жулики! Как они вырядились! Ведь это Чарлз Марден в длинноносой маске. У Переца на голове кастрюля. Джек Гаррис весь завернулся в волчью шкуру, - я ее знаю, эту шкуру: она всегда лежит у них перед печкой".
      Я уперся руками в края бочки и выскочил.
      Сейчас же с одной стороны меня схватила козлиная голова, с другой волк, и я закружился вместе с ними.
      - Стойте! - закричал Джек Гаррис. - Еще не все кончено. Уоллес выходи.
      Уоллес вытащил из кармана зеленый мешочек на красном шнурке, с красными буквами ОРС и надел мне на шею.
      - Это Мэри вышила тебе. Только она одна из девочек и знает про Сороконожек.
      - А что там внутри?
      - Посмотри.
      Я осторожно развязал мешочек. В мешочке, обернутая розовой ватой, лежала высушенная сороконожка.
      - Теперь ты настоящий член общества, - сказал Гаррис и крепко потряс мою руку.
      - Ура! - закричали Сороконожки и повели меня осматривать свои владения.
      "Очарованный грот" оказался чердаком Фреда Лангдона. Мост через бездну - доской, положенной на два кирпича, раскаленное железо пучком подожженной соломы, а сто острых копий - тремя игрушечными саблями.
      На табуретке стояла чашка воды и лежал веник для обрызгивания белья.
      - А это что такое?
      - Это? Это дождь. А вон лежит гром.
      Гром был куском листового железа и большой проржавленной кастрюлей.
      "Вот черти! Как они меня провели! Ну, пусть только вступит в общество какая-нибудь новая Сороконожка, я ей такое придумаю!"
      - Пир начинается! - объявил Чарлз Марден и вытащил мешочек с яблоками и мешочек с орехами. Мы уселись в кружок. Каждому досталось по горсти орехов и по полтора яблока.
      - Ну, Том, - сказал Фил, громко щелкая орехи. - Как мы отпразднуем твое вступление в ОРС? Каждая Сороконожка всегда придумывает какуюнибудь штуку.
      - И я придумаю.
      "Что бы такое сделать? Зашить рукава пальто у мистера Мольбери? Уже зашивали два раза. Или пришпилить ему чертика на спину? Старо! Устроить кошачий концерт перед домом пастора? Нет, все не то. А, нашел!"
      - Слушайте, ребята.
      Все головы придвинулись ко мне, и я шепотом рассказал свой план.
      - Браво! Здорово! Вот это так придумано! - закричали все хором.
      - Который час, Фил?
      - Без четверти десять.
      - Ну, через полчаса можно и выходить.
      В будни Ривермут засыпает рано. Уже в десять часов затихают голоса, опускаются шторы, захлопываются ставни.
      Фонарщик со своей лестницей обегает все улицы и тушит добрую половину фонарей.
      Часов в одиннадцать из дома Фреда Лангдона осторожно выскользнула какая-то тень. За ней другая, третья.
      - Мы к ратуше.
      - Я к школе.
      - Вы, Лангдон и Марден, к порту...
      ---------
      Наутро весь Ривермут был всполошен необыкновенным событием.
      Вывески за ночь слетели со своих гвоздей и поменялись местами.
      Зеленщик, отпирая лавку, вместо своих капустных кочанов и морковок, намалеванных на зеленой доске, увидел голубую с золотым ободком вывеску:
      ИЗЯЩНЫЕ
      РУКОДЕЛИЯ
      Бисер, гарус, шелка
      Старушка с обвязанной щекой, явившаяся на прием к доктору Таппертиту, чуть не упала в обморок, найдя на дверях белую в черных каемках доску:
      ВСЕ ДЛЯ ПОХОРОН
      подготовка погребальных процессий. колесницы, гробы, венки
      и ленты. скорая и добросовестная работа
      На бюро похоронных процессий примостилась вывеска, удравшая с дверей маленького ресторанчика:
      УЮТНЫЙ УГОЛОК
      МИЛОСТИ ПРОСИМ!
      Магазин мод украсился надписью:
      ПРОДАЖА
      старых тряпок и костей
      и покупка
      А над конторой почтенных нотариусов Руджа и Джингля пялила на прохожих круглые глаза огромная сова, похожая, как родная сестра, на мистера Руджа.
      Под ней чернели две ровные строчки:
      ЕДИНСТВЕННЫЕ В АМЕРИКЕ
      НАБИВНЫЕ ЧУЧЕЛА
      13
      Внизу с треском хлопнула дверь. Мой умывальный кувшин подпрыгнул и звякнул. Я прислушался.
      Кто-то оттолкнул кресло. Кресло визгнуло.
      "Что там такое?"
      Я бросился вниз.
      - Вот плоды вашего прекрасного воспитания, Даниэль! Я говорила!.. Я столько раз говорила!
      Тетушка, вся красная, стояла посредине столовой и потрясала развернутым письмом. Дедушка, спокойно заложив руки за спину, ходил по комнате.
      - Вот он, ваш хваленый Том! Идет как ни в чем не бывало! закричала тетушка, увидев меня. - Вы прекрасно себя ведете, сэр!
      И мисс Эбигэйль швырнула на стол письмо. Я взял его и прочел:
      Считаем долгом уведомить, что внук ваш, Томас Белли, ученик Ривермутской школы, в течение месяца будет лишен праздничных отпусков.
      Тому же наказанию подвергнуты ученики старшей группы, Гаррис и Адамс, и младшей - Блэк, Джефферс, Лангдон, Гарленд и Виткомб.
      Наказание налагается по настоянию муниципалитета, считающего вышеназванных учеников виновниками происшествия 16 августа 18..г. в городском саду.
      С совершенным почтением.
      Директор Ривермутской школы
      "Храм Грамматики"
      Винсент Гримшау...
      "Вот тебе и на! Они таки подумали на нас!"
      История с вывесками проехала благополучно. Никому даже в голову не пришло, что такую штуку откололи мальчишки. Все решили, что это гарнизонные солдаты. Но никаких доказательств не было, и дело так и оставили. Только пастор Гаукинс произнес в воскресенье грозную проповедь, да торговки на рынке бранили солдат целую неделю.
      А теперь солдаты поквитались с нами.
      В прошлую субботу "Общество Ривермутских Друзей Музыки" устраивало в городском саду концерт. Скамейки в цветнике были заняты разряженной публикой. Все шло отлично. Палочка мистера Петтинджиля порхала в воздухе. Любители музыки притоптывали и подпевали оркестру. И вдруг миссис Габриэль Панкс, владелица рукодельного магазина, завизжала на весь сад:
      - О, боже мой... Я не могу встать!
      Доктор Таппертит хотел броситься ей на помощь, но только подпрыгнул на месте:
      - Какой дьявол пришил меня на скамейке?! - заорал доктор.
      Поднялся переполох. Оказалось, что все леди и джентльмены крепконакрепко прилипли к своим местам: скамейки были жирно смазаны клеем.
      Муниципалитет всполошился - за две недели второй скандал!
      И тут, на наше несчастье, секретарь муниципалитета, Иезекил Элькинс, разнюхал каким-то чудом про Сороконожек. Бедным Сороконожкам пришлось расхлебывать всю кашу.
      Мы-то хорошо знали, кто прогулялся по скамейкам клеем (недаром у Фила Адамса была в гарнизоне целая дюжина приятелей), но ведь и солдаты отлично знали, кто перевесил вывески.
      Мы чувствовали, что пахнет бедой. И вот оно: целый месяц без четвергов и суббот.
      - ... По настоянию муниципалитета!.. - кричала тетушка. - Какой позор! Не хватает только, чтобы его посадили в тюрьму за убийство. И это мальчик из приличного дома! Я была уверена, что так кончится. Эти сыновья молочниц, приказчиков и переплетчиков не доведут до добра. Сколько раз я твердила, Даниэль, что вы должны запретить Тому водиться с разными Блэками, Лангдонами и Виткомбами... Том должен выбирать друзей из приличных семейств.
      - А сколько раз я говорил вам, дорогая Эбигэйль, - сказал дедушка, - чтобы вы хоть при мне не говорили пустяков. Честные люди - приличные люди.
      - О, конечно, конечно! - захлебнулась тетушка. - Вы сами готовы наполнить дом всякими проходимцами. Стоит в гавани показаться какомунибудь судну, как наш дом превращается в матросскую харчевню, и я принуждена задыхаться от табачища ваших грязных матросов. Весь город смеется над вашими знакомствами. А какой пример для Тома! Я не удивлюсь, если из него вырастет морской разбойник. Никакой чувствительности! Никакой благодарности! Боже мой! Чтобы купить этому мальчику пони, продали из гостиной фисгармонию. А он ославил нас на весь город. Мне стыдно показать глаза на улицу.
      - Раз навсегда прошу вас не упоминать больше об этой фисгармонии, Эбигэйль. И вообще о наказании мальчиков достаточно позаботился ваш муниципалитет.
      Дедушка круто повернулся и вышел из комнаты. Я тоже попытался улизнуть от тетушки, но не тут-то было.
      - Подожди, Том, - остановила меня мисс Эбигэйль, - с этого дня я беру твое воспитание в свои руки. Возьми книжки и приходи заниматься ко мне в гостиную.