Воспоминания американского школьника

      Вечером в девять часов я попрощался с дедушкой и тетушкой Эбигэйль и поднялся в свою комнату. Я разделся и лег в постель. Часы на колокольне пробили половину десятого, десять. Хлопнула дверь внизу. это дедушка пошел спать. Как эхо отозвалась другая дверь - тетушка Эбигэйль тоже ушла к себе.
      Зашаркали по коридору шаги: это Китти идет запирать на замок входную дверь. Наконец все стихло.
      "Один, два, три, четыре... - считал я удары часов. - Одиннадцать. Пора!"
      Я вскочил и стал одеваться.
      "Не забыть бы только завязать узлы на веревке", - думал я, натягивая штаны.
      Толстая бельевая веревка с утра была спрятана у меня под кроватью я отрезал потихоньку длинный кусок из Киттиных запасов, хранившихся на чердаке.
      "Хорошо, что я раздобыл эту веревку. Без нее мне не выбраться: входная дверь скрипит, в темноте непременно что-нибудь опрокинешь. Тетушка услышит, подумает - вор, весь дом переполошит".
      Я завязал петлю, прикрепил веревку к оконной ручке, встал на подоконник, и, ухватившись за веревку обеими руками, скользнул вниз. Ладони обожгло словно кипятком.
      "Черт возьми, про узлы я все-таки забыл".
      Но что такое? Веревка кончилась, а ноги мои болтаются в воздухе. Я попытался нащупать землю носком башмака. Земли не было. Я посмотрел вниз: веревка была короче, чем нужно, по крайней мере, на пять-шесть футов. Нечего делать. Надо решаться. Я разжал руки и полетел вниз.
      Под окном росли большие кусты шиповника. Я шлепнулся прямо в гущу упругих колючих веток и вскочил на ноги. Я совсем не ушибся, только поцарапал колючками руки и правую щеку. Но это были сущие пустяки.
      "Ну, теперь скорей на площадь!"
      Вдруг чья-то рука схватила меня за шиворот.
      - Ты что тут делаешь, бездельник? - и бородатый ночной сторож направил фонарь прямо мне в глаза.
      - Я здесь живу.
      - Порядочные люди ходят через двери, а не через окна.
      - Видите ли, мои товарищи ждут меня на площади зажигать костер. У нас в доме все уже спят: я не хотел будить...
      Сторож осмотрел меня с ног до макушки и покачал головой.
      - Э, что с тебя взять! Беги скорей, а то без тебя зажгут.
      Посередине площади в темноте носились взад и вперед черные тени. У одной голова была вдвое больше туловища, другая размахивала длинной и тощей, как жердь, рукой, у третьей за спиной торчал огромный горб. Я подбежал поближе и узнал горбатую тень - это был Блэк, он тащил на плечах вязанку колючего хвороста.
      - Здорово, Блэк!
      - А, это ты, Белли! Скорей за дело!
      - Белли, где Белли? - закричал откуда-то Виткомб. - Беги сюда. Мы нашли целый склад поломанных бочек.
      И откуда-то из темноты к самым моим ногам с грохотом подкатился бочонок. Я поставил бочонок себе на голову и, придерживая его обеими руками, побежал вслед за Блэком.
      Через полчаса настоящая пирамида из всякого хлама выросла на площади.
      Пустые бочонки, ящики из-под яиц, куски развалившегося забора, обломки досок, ветки - все пошло в ход. В щели мы насовали пучки соломы и старые газеты на растопку.
      - Раз, два, три... - зажи- га-а-ай!
      Чиркнули спички, и огненные змейки поползли со всех сторон. Вот три из них встретились, слились, и желто-красный язык взлетел вверх.
      Вот вырвался другой, третий...
      Пирамида загудела, затрещала и вспыхнула разом. Искры заметались в темном небе, и красные зайчики запрыгали на стеклах домов.
      - Ура! Ура! - закричали мы и, схватившись за руки, заплясали вокруг костра.
      - Подбрасывай, не зевай! - кричали мы друг другу, и охапки черных веток летели в огонь.
      Черные ветки краснели, коробились и пропадали в костре.
      Середина площади стала островом, шумным и страшно светлым. Мальчишки, перепачканные сажей, с прилипшими ко лбу волосами, орали и плясали, как дикари.
      За островом стояла темнота, и тот, кто переступал границу, исчезал из глаз, точно проваливался сквозь землю.
      К двум часам костер проглотил все наши запасы. Огненные языки осели, синие барашки закудрявились над углями. Остров становился все меньше и меньше.
      - Том Белли! Том Белли! - окликнул меня из темноты кто-то невидимый.
      Под деревом стояла кучка мальчиков. Я еле различил Гарриса, Адамса, Блэка и Виткомба.
      - Идем с нами, Том, - сказал шепотом Гаррис. - У нас замечательный план.
      И мы все пятеро зашагали по темному боковому переулку.
      - Перец, куда мы идем? - тихонько спросил я.
      - Мы решили сжечь старый дилижанс Ньюмена Вингета. Он все равно никуда не годится, а гореть будет до утра, - ответил Перец.
      - Правильно, - закричал я. - На всю ночь хватит.
      - Тише! Что ты кричишь! Стоп, ребята! Пришли.
      В самом конце переулка стоял сарай. Переулок был узкий и от площади до сарая подымался горкой. Сарай мрачно глядел вниз разбитыми окнами. С давних пор в нем хранился старый дилижанс, когда-то ходивший между Ривермутом и Бостоном и сосланный на покой с тех пор, как построили железную дорогу.
      Давно сложили головы на службе у водовоза таскавшие дилижанс серые клячи. Умер возница, постоянный посетитель трактира "Белый голубь". А дилижанс все еще стоял в сарае, обрастая плесенью, покрываясь паутиной и разваливаясь с каждым днем все больше и больше.
      Дверь была заперта только ржавым засовом. Мы дружно налегли. Дверь скрипнула и неожиданно легко распахнулись. Из глубины сарая так и понесло холодом, густой сыростью и плесенью. Во всех углах что-то зашуршало и зашевелилось.
      - Ай! - закричал Перец.
      Летучая мышь с писком пронеслась над его головой и задела крылом волосы.
      Мы все отскочили назад.
      - Кто не трус - вперед! - скомандовал Гаррис.
      Я стиснул зубы и шагнул в сарай.
      Вслед за мной двинулись Джек Гаррис и остальные мальчики.
      Фил Адамс зажег спичку. Мы увидели старую карету. Это был не дилижанс, а скелет дилижанса. Вся краска облупилась, подушки с сиденья исчезли, кожаные шторы висели лохмотьями, в трухлявых рамах торчали осколки стекол.
      Вдруг Блэк взвизгнул и схватил меня за руку.
      - Что ты, что с тобой?
      - Кто-то прошмыгнул за моей спиной.
      - Пустяки. Тебе показалось, - успокоил я Блэка.
      - Кто там труса празднует? - заворчал на нас Джек Гаррис. - А ну-ка, навались, ребята!
      Мы схватились за дышло и выволокли инвалида из сарая. Он скрипел, дребезжал и стонал, как будто предчувствовал свою гибель. Заржавленные колеса не хотели двигаться и упирались в землю.
      Но мы разом навалились на кузов, и дилижанс, подпрыгивая и кренясь то направо, то налево, покатился под гору. Он катился все быстрее и быстрее.
      На площади толпа мальчишек с криком расступилась перед дилижансом, и дилижанс с разгону въехал прямо в костер. Он качнулся раз-другой и остановился.
      Сухое дерево сразу затрещало, затрепетали и скорежились кожаные занавески, и дилижанс запылал, как стог сена.
      Вдруг черная человеческая фигура появилась на козлах дилижанса. Человек что-то кричал и махал руками.
      Мы так и замерли. Отчаянный скачок - и Перец Виткомб с размаху шлепнулся прямо между мной и Филом. Фил Адамс сдернул с себя куртку и набросил ее Перецу на голову.
      Раз, раз - куртка за курткой полетели на Виткомба.
      - Черти, что вы делаете? - закричал Перец, с трудом выкарабкиваясь из-под кучи курток.
      Он был совершенно цел. От огня пострадали только волосы и брови.
      - Зачем вы забрасываете меня всяким хламом?
      - Так всегда делают, когда человек выскакивает из огня, - отвечал Фил Адамс.
      - Но как тебя угораздило попасть в костер? - спросил я.
      - Я хотел, чтобы вы меня прокатили с горы, - виновато ответил Перец, - и забрался потихоньку в дилижанс. А вы, сумасшедшие, вогнали его прямо в огонь. Так ведь и спалить человека можно, - рассердился он.
      Мы захохотали.
      - Так тебе, лодырю, и надо.
      - Сами вы хороши... - начал Перец и вдруг застыл с открытым ртом и вытаращенными глазами. Мы обернулись. Двое полицейских стояли за нашими спинами.
      - Марш за нами! Вы арестованы, - сказал полицейский.
      Я посмотрел на мальчиков. Лица у всех вытянулись, как огурцы.
      Опустив головы, мы поплелись за полицейскими.
      У поворота я обернулся.
      Вся площадь, до самого дальнего угла, была светлая и даже как будто теплая.
      На земле качались и шевелились черные тени и оранжевые полосы.
      Окошки во всех домах кругом стали точно расплавленные.
      А посередине площади был уже не костер, а настоящий пожар.
      Хорошо горел дилижанс Ньюмена Вингета.
      ---------
      Белое двухэтажное здание ратуши задним фасадом выходило на грязный переулок. С этой стороны ратуша совсем не была нарядной. На потемневшей штукатурке тускло поблескивали редкие окошки и перемигивались с решетчатыми окнами желтого унылого полицейского участка.
      Зазвенели ключи, заскрипел засов, и перед нами растворилась кованая, тяжелая дверь.
      Мы очутились в большой пустой комнате. Жестяная лампа коптила под самым потолком. Лампа освещала грязные стены, каменный пол и голые лавки.
      Снова щелкнул замок, заскрипел засов, и мы остались одни.
      - Ушли... Заперли... - упавшим голосом сказал Генри Блэк.
      - Вот так штука... - протянул Джек Гаррис.
      Больше никто не говорил ни слова.
      В полицейском участке было глухо и мрачно, как в погребе. От тишины звенело в ушах. По стене медленно полз паук. Он не обращал на нас никакого внимания.
      Мы уселись на лавку.
      Генри Блэк вытащил перочинный нож и грустно принялся вырезать свой вензель, но рука у него дрожала, и вензель вышел гораздо хуже, чем всегда.
      Тонкий храп с присвистом донесся из глубины.
      Кто-то, кроме нас, был в полицейском участке.
      Три двери с решетчатыми окошками выходили в нашу тюрьму. К дверям были прибиты дощечки с номерами: 1, 2, 3.
      Вдруг в окошечке No 1 появилась рожа: лиловый, висячий как слива, нос, рыжие спутанные бакенбарды, на одном ухе засаленная матросская шапка.
      Рожа посмотрела на нас заплывшими глазами, громко зевнула, показав вместо зубов целый лес обгорелых пней, и скрылась.
      Мы молча переглянулись.
      - Фил, а Фил, - вдруг сказал Перец Виткомб. - Как ты думаешь, нас не повесят?
      - Трус! - огрызнулся Адамс. - Мы же сожгли не ратушу, а только старое корыто Ньюмена Вингета.
      - Будет гораздо хуже, - сказал Джек Гаррис. - Нас продержат здесь все четвертое июля.
      - Дураки вы будете, если просидите здесь, как цыплята в курятнике, - заскрипел за дверью No 3 чей-то хриплый бас, и в окошке показалась рябая, красная, как медная кастрюля, физиономия, с черной курчавой бородой. - Хотел бы я быть на вашем месте. Только бы меня здесь и видели.
      - Джек Гаррис вскочил и подошел к решетке.
      - А что бы вы сделали?
      - Поставил бы скамейку на скамейку, на нее еще скамейку и показал бы им хвост вон через то окошко.
      В самом деле, над входной дверью было открытое окошко.
      - Остроумно замечено, дружище Чарли, - отозвался из-за своей рыжий арестант No 1. - Я бы с удовольствием пожал твою руку, но проклятая решетка мешает вежливому обращению. Молодые искатели приключений, не пожертвуете ли вы что-нибудь заключенным за добрый совет?
      Мы порылись в карманах и сунули несколько монеток мистеру Чарли и его рыжему товарищу.
      Потом осторожно, на цыпочках, мы перенесли к дверям скамейку. На эту поставили другую, третью...
      Джек Гаррис вскарабкался наверх и выглянул в окошко.
      - Все спокойно. Полицейских нет. За мной!
      Он просунул в окно ногу, плечо, оттолкнулся - и был таков. За ним полез Адамс, потом Блэк.
      Я и Перец чуть не застряли в окне, потому что никто не хотел оставаться последним.
      - Лезь, Белли.
      - Да пролезай же, Перец! - шипели мы и наконец разом вывалились на улицу.
      - Ну, теперь спасайся кто может!
      9
      Китти Коллинс стояла в дверях и изо всех сил трясла коврик. Вокруг нее облаком кружились пылинки. Увидев меня, Китти опустила ковер на крыльцо.
      - Наконец-то, мастер Том! Где это вы бродите по ночам? И что вы сделали с моей веревкой? Добрая половина ее висела из вашего окна. Еще скажите мне спасибо, что я убрала ее, а то здорово досталось бы вам от тетушки.
      "Вот хорошо, что она убрала веревку".
      - Китти, милая, спасибо!
      Китти засмеялась и опять принялась за свой коврик.
      - Да ну вас! Идите выспитесь. Еще три часа осталось до завтрака.
      Я на цыпочках вошел в коридор. Ставни были еще закрыты. Зеленоватый полумрак стоял в углах. Только сквозь щелку пробивался свет и рисовал на полу желтые прямоугольники. Стулья и половицы поскрипывали, как будто кряхтели, просыпаясь.
      Я поднялся в свою комнату, сбросил башмаки и, не раздеваясь, лег на кровать. Но заснуть я не мог.
      "Что-то будет? - думал я. - Заметили они уже, что мы удрали, или нет? Знают ли они нас по именам? А ловко посоветовал этот краснорожий Чарли. Если бы не он, мы бы так и сидели в участке. Что бы сказал дедушка? Здорово бы рассердился? Дилижанс хоть был негодный, а всетаки не наш. Ой, как влетит! Удрал без спросу... Попал в участок... И дилижанс этот несчастный..."
      Так ворочался я с боку на бок, пока внизу не захлопали двери и не зазвякали чашки.
      Я встал, умылся, пригладил волосы, надел другую курточку и сошел вниз.
      За празднично накрытым столом сидели дедушка и тетушка Эбигэйль. На дедушке вместо обычной домашней куртки был парадный серый сюртук, тетушка была в лиловом шелковом платье; золотой медальон с голубым камешком висел у нее на шее.
      Посередине стола стоял румяный крендель, весь обсыпанный сахаром и утыканный изюмом и миндалем.
      Дедушка прихлебывал кофе и читал утренний, еще пахнущий краской номер "Ривермутской утки".
      - Доброе утро, - сказал я тихо, сел на место и стал есть свой кусок кренделя, стараясь не глядеть на дедушку.
      - Доброе утро, доброе утро, - ответил дедушка и продолжал читать газету. Но я почувствовал, что он раза два искоса посмотрел на меня.
      - Ну, как ты сегодня спал, Том?
      Я покраснел до слез.
      - Благодарю вас, ничего.
      - А я всю ночь не сомкнул глаз. Эти негодные мальчишки на площади не дали мне ни минуты покоя, - сказал дедушка. - Что только делалось сегодня ночью в городе!
      Чашка задрожала у меня в руках, и кофе выплеснулось на блюдечко.
      - Что только делалось! - повторил дедушка. - Эти шалопаи забрались в сарай Ньюмена Вингета и сожгли его дилижанс. Настоящие разбойники! Пусти их, так они спалили бы весь город. Ведь спалили бы, Том? Как ты думаешь?
      Я боялся пошевельнуться и упорно смотрел в чашку. Язык у меня прилип к небу.
      - Что же ты молчишь, Том? Разве ты со мной не согласен? - спросил дедушка опять и принялся за свою газету.
      - Как?! - вскрикнул он вдруг.
      Я чуть не свалился со стула.
      - "Злоумышленники остались неизвестными! - водил дедушка пальцем по строчкам "Ривермутской утки". - Они бежали с места заключения, не оставив никаких следов, могущих служить для определения их личности, кроме вензеля Г.Б., вырезанного на скамье".
      "Идиот этот Генри Блэк! Вечно он со своими вензелями!"
      - "Потерпевший владелец дилижанса мистер Ньюмен Вингет предлагает пять долларов вознаграждения за указание виновных".
      Ах, он никогда не кончится, этот несчастный завтрак! Вон дедушка опять подвигает свой стакан тетушке Эбигэйль, и коричневая струйка, дымясь, бежит из носика кофейника. Вот тетушка вооружилась длинным ножом и опять принялась нарезать тонкие ломтики кренделя.
      Тетушка, как всегда, не спрашивая, хочу я или нет, подкладывает мне еще ломтик.
      Кусок застревает у меня в горле, но я жую и жую, чтобы дедушка и тетушка ничего не заметили. Наконец дедушка складывает салфетку и встает. Я вскакиваю со стула и пулей вылетаю из комнаты. Спрятаться бы! Удрать бы куда-нибудь подальше! Я вбегаю в конюшню и плотно закрываю за собой дверь. Джипси встречает меня ржанием. Она спокойно ест свой овес и благодушно помахивает хвостом. Ей что? Это ведь не она сожгла дилижанс и не она сидела в участке!
      Я стал седлать Джипси.
      "Уеду к Блэку на ферму, чтобы подольше не попадаться на глаза дедушке", - решил я.
      - Том! Белли! Где ты? Куда ты провалился? - закричал кто-то во дворе. Я высунул голову за дверь. Джек Гаррис и Чарлз Марден стояли посреди двора.
      - Приходил сюда Ньюмен Вингет? - спросил Джек Гаррис.
      - Что ты? Что ты? - зашептал я и замахал руками. - Сюда? Ньюмен Вингет?
      - Понятно, сюда! Все уже открыто. Он явился к нам чуть не в восемь часов и поднял папу с постели. Дело было жаркое, но все уладилось.
      - Как уладилось?
      - Да очень просто. Он потребовал, чтобы каждый из нас заплатил ему по три доллара: ты, я, Фил Адамс, Генри Блэк и Перец Виткомб. Выходит 15 долларов, а старая колымага не стоит и 75 центов. Недурно старик нагрел себе руки!
      - Да откуда же он узнал, что это мы?
      - Он все подглядел, старая лиса. Помнишь, Блэк взвизгнул - это Вингет собственной персоной прошмыгнул за его спиной. Он нарочно дал нам укатить свой дилижанс, чтобы потом содрать за него втридорога. И объявление в газете он дал сам.
      Ух! Гора с плеч! Значит, мы никого не обокрали. Ньюмен сам хотел, чтобы у него утащили дилижанс. Теперь заплатим - и дело с концом.
      Я вывернул карманы и сосчитал все свои деньги. От пяти долларов, которые прислал мне на праздники папа, осталось три доллара четыре цента. Отдам их дедушке. Пусть заплатит Вингету.
      - Подождите меня, ребята, я сейчас! - крикнул я товарищам и побежал к дедушке.
      Дедушка сидел у себя в комнате и писал письмо.
      - Дедушка! - закричал я, - мне нужно вам что-то сказать. Вот!..- Я высыпал на стол целую кучу блестящих монеток. - Как раз три доллара!
      - Возможно, - сказал дедушка, - но только зачем ты устроил мне на столе эту меняльную лавку?
      Я, захлебываясь и запинаясь, выложил всю историю: про веревку, костер, дилижанс, про краснорожего Чарли, про полицейских, про участок...
      Когда я закончил, дедушка открыл средний ящик стола, вынул исписанный листок бумаги и, ни слова не говоря, протянул мне.
      Я прочитал:
      Я, нижеподписавшийся, получил сполна от капитана Даниэля Нёттера 3 доллара, причитающиеся с внука его Томаса Белли за покупку дилижанса.
      Дано 4 июля 18..г.
      Ньюмен Вингет
      Дедушка сбоку смотрел на меня.
      - Я имел удовольствие беседовать с мистером Ньюменом Вингетом за полчаса до завтрака, - сказал он.
      Дедушка сгреб монеты в кучу и прихлопнул их ладонью.
      - Ну, а что мы сделаем с этим?
      - Не знаю, дедушка.
      - Хочешь взять их обратно?
      - Нет, это я вам должен за Вингета.
      - Ты прав, настоящий мужчина сам платит свои долги.
      Пока я разговаривал с дедушкой, пришли Уоллес и Перец Виткомб.
      Все четверо стояли посреди двора. Перец Виткомб что-то говорил, размахивая руками, и все хохотали.
      - Том, ты только послушай! - закричал Чарлз Марден, как только я выскочил на крыльцо. - Замечательная новость! Перец, расскажи ему сначала.
      - Ладно. Слушай, - сказал Перец. - Прибежал я после нашей ночной передряги домой, пробрался к своей постели и заснул как убитый. Снилась мне всякая дрянь: будто я попал в костер и что-то про полицейских. Вдруг слышу, кто-то кричит над ухом: "Да проснешься ли ты, негодяй?!"
      Открыл глаза, смотрю: отец стоит надо мной, злой как черт.
      - Хороших ты дел натворил, самих бы вас сжечь вместо этого дилижанса. Шалопаи! Бездельники! Работаешь с утра до вечера, а он по три доллара выпускает в трубу. Да сам ты с руками и ногами не стоишь трех долларов.
      Я вскочил как встрепанный. Какие три доллара? Оказывается, отец встретил Вингета на улице, и эта старая лиса на нас нажаловалась.
      Отец кричит:
      - Где я возьму три доллара? Вот было у меня тебе на башмаки... Теперь ходи босой. Надо отдавать деньги ни за что ни про что. Пятнадцать долларов за такую старую рухлядь. На! Тащи! Да возьми расписку, а то ведь он, сквалыга, скажет, что ни черта не получал.
      Я скорее шапку в охапку - и побежал.
      Ну и берлога у этого Вингета. На улице жара, а у него все окна закрыты, пыль, паутина по всем углам. А книг конторских - просто тьма, как дрова в углу сложены.
      Только сел старикашка писать расписку, кто-то стучит в дверь. Пошел он открывать, и слышу я вдруг какой-то знакомый голос в коридоре. Сладенький такой. Я заглянул в щелку. Вот тебе и раз! Наш Конвей.
      - Мистер Вингет. Будьте любезны уплатить мне пять долларов, я знаю преступников.
      Старик потер руки, хихикнул и говорит:
      - Опоздали-с, молодой человек. Преступники обнаружены без вас.
      - Как, уже? Да ведь газета только что вышла.
      - Уже. В другой раз будьте попроворнее.
      - Да вы, может быть, не тех знаете?!
      - Тех самых. Будьте здоровы, молодой человек.
      И захлопнул перед его носом дверь.
      Я схватил расписку - и за ним. На углу догнал его и говорю:
      - Ну, Билли, что получил за доносик?
      Он испугался, что я его вздую, и понесся от меня, как заяц. А я к вам! Хорошенькая история?
      - Ну и мерзавец этот Конвей! - воскликнул Гаррис.
      - Попадись он мне только! - стукнул я по воздуху кулаком.
      Со стороны площади донесся выстрел. Из-за реки, как эхо, отозвался другой. Где-то за нашим домом с треском взорвалась целая дюжина петард. Ривермут салютовал четвертому июля.
      - Черт с ним, с этим Конвеем! - закричал Гаррис. - Где наши петарды? Отпразднуем хорошенько сегодняшний день и наше избавление.
      Мы выкатили из сарая огромную пустую бочку и торжественно поставили ее посреди двора. Весь запас наших петард был пущен в ход, и взрыв получился на славу.
      Жаль, что у нас нет ни ружья, ни пистолета, - сказал Чарлз Марден.
      - Как нет? - закричал я, побежал к себе в комнату, сорвал со стены свой медный пистолет и, запыхавшись, вернулся во двор.
      - Заряжен настоящим порохом!
      - Покажи-ка, - сказал Гаррис и недоверчиво повертел пистолет в руках.
      - Он не выстрелит.
      - Выстрелит! - Я нажал собачку. Курок слабо щелкнул. Пистолет молчал.
      Потом попробовал Гаррис, за ним Перец Виткомб, Бенни Уоллес и Марден. Пистолет молчал.
      - Не может быть! Он же стрелял в Новом Орлеане.
      Я вырвал у Мардена пистолет и изо всех сил дернул собачку.
      Ба-бах...
      Целое облако дыма взвилось надо мной. Что-то с размаху ударило меня в грудь, а руку дернуло и как будто оторвало от плеча.
      - Ты ранен? Ты ранен? - закричал Уоллес.
      - Н-не знаю... - растерянно пробормотал я.
      Дым рассеялся, и я увидел, что от моего прекрасного пистолета осталась только погнувшаяся рукоятка. Я с грустью смотрел на эти жалкие остатки.
      - Не вешай нос, Том, - сказал Гаррис, - твой пистолет погиб славной смертью в день четвертого июля.
      - Давайте похороним его с почетом! - предложил я.
      - Похороним! Похороним! - закричали Марден и Уоллес.
      Я притащил коробку из-под дедушкиных сигар. Уоллес пожертвовал свой носовой платок, и мы завернули в него рукоятку моего бедного пистолета. Под грушевым деревом мы вырыли ямку и торжественно опустили в нее сигарный ящик. Забросали ящик землею, насыпали холмик и покрыли его маргаритками с любимой тетушкиной клумбы. Над могилкой мы водрузили дощечку с надписью:
      ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ
      мистер ГРОМОБОЙ из НОВОГО-ОРЛЕАНА,
      погибший геройской смертью
      4-го июля 1847г.
      двух лет от роду.
      - Вечная память тебе, старый товарищ, - сказал я и снял шапку. - Ты служил мне верой и правдой. Ну а теперь - на площадь!
      10
      На площади у ратуши столпились дамы в светлых платьях, горожане в длиннополых сюртуках, сельские жители в толстых куртках с блестящими пуговицами.
      Над бантами, яркими зонтиками, цилиндрами, крестьянскими шляпами с кокардами высилась голубая, украшенная флагами трибуна.
      На трибуне размахивал руками Иезекил Элькинс, секретарь муниципалитета. В черном сюртуке, черном галстуке и узких панталонах, он был похож на рассерженного майского жука, дрыгающего лапками.
      Иезекил Элькинс что-то говорил, широко раскрывая рот.
      Мужчины вытягивали шеи, дамы подымались на цыпочки. Все молчали и слушали. Мы пустили в ход кулаки и локти, чтобы пробраться к трибуне. Но кулаки и локти не помогли. Мы так и остались позади.
      Только отдельные слова речи долетали до наших ушей:
      "Уважаемые сограждане... Великий день четвертого июля..."
      Нам скоро надоело ловить обрывки слов и смотреть, как разевает рот Элькинс, и мы уже стали подумывать, где бы найти что-нибудь позанятнее.
      Но, к нашему счастью, Иезекил кончил речь.
      "Ура!.. Да здравствует свободная Америка!" - загремело со всех сторон.
      Шапки полетели в воздух, застучали каблуки, захлопали руки.
      Мы тоже заорали: "Ура! Ура! Да здравствует свободная Америка!"
      Чарлз Марден сложил ладони коробочкой и хлопал так громко, что соседи оборачивались. Перец Виткомб забросил свою шапку прямо на дерево. Она висела на ветке, как яблоко, и качалась. Мы еле сшибли ее потом камнем.
      Иезекил поклонился, прижав руку к сердцу, и сбежал с трибуны. Толпа заколебалась и расплывалась по всей площади и по соседним бульварам.
      Дамы просунули под локти своих мужей ручки, затянутые в светлые перчатки, и подхватили пышные оборки праздничных платьев.
      Мужчины важно вели дам, свободной рукой опираясь на трость.
      Девицы, шурша крахмальными юбками, взявшись под руки, шли целыми шеренгами. Они поглядывали по сторонам, перешептывались и хихикали.
      Мальчишки шныряли в самой гуще толпы, проскальзывали под локтями толстого лавочника, наступали на платья дамам, плечом разбивали шеренгу барышень.
      - Элькинс... Америка... Речь... Городское управление... - жужжала толпа.
      - Молодчага Элькинс. Здорово это он про бостонцев, как они скормили рыбам английский чай.
      Перед нами шел, расталкивая толпу саженными плечами, ломовой извозчик Смит.
      - Посмели бы они теперь приставать к Америке! Мы бы им!..
      Смит был самый сильный человек в Ривермуте. Он бросал на свою телегу огромные мешки, точно в них была не мука, а пух. Все школьники нарочно бегали на рынок смотреть на силача.
      Мы догнали Смита и вежливо сняли перед ним шапки.
      - Здорово, пареньки, - приветливо ответил он с красной пятерней сгреб с курчавой головы высокий картуз.
      Стайка розовых и голубых мисс заслонила от нас Смита.
      Запахло резедой и ландышами. Атласная лента скользнула у меня по носу.
      - ... Мистер Элькинс произнес прелестную речь, - с жаром говорила девица в шляпе с незабудками.
      - Но как жаль, что он такой старый и некрасивый. Вот если бы у него были большие черные глаза и прямой нос, как у Генри Джонса из магазина "Последние моды"...
      - Вот пигалицы, - прошептал Чарлз Марден. - Глядите, ребята, что сейчас будет!
      Чарлз вытащил из кармана "лягушку" (так назывались у нас трескучие прыгающие ракеты).
      - Ах!.. Ой!.. Ай!.. - завизжали девицы и рассыпались в разные стороны - "лягушка" прыгала прямо у них под ногами, трещала и бросала искры на кисейные платья.
      - Ох уж эти мальчишки, - сказал Марден девицам и скорчил самую постную физиономию. - Вечно они пристают к гуляющей публике.
      Мы все вежливо поклонились и, как ни в чем не бывало, пошли дальше.
      Вокруг площади как грибы выросли маленькие ресторанчики: два-три столика, четыре скамейки и огромные вывески.
      САМОЕ холодное мороженое
      И САМЫЕ горячие пирожки
      Лучшее в АМЕРИКЕ Пиво
      Прохладительные напитки
      ДЕШЕВО И ВКУСНО
      Но больше всего мне понравилась намалеванная яркими красками огромная пивная кружка с пышной пеной, переливающейся через край. Кружка была точь-в-точь Везувий во время извержения.
      - Зайдем сюда, выпьем по кружке пива. Я угощаю.
      Мы уселись на скамейки и спросили "лучшего пива в Америке".
      Долговязый парень в белом переднике поставил перед нами шесть тяжелых глиняных кружек.
      Пиво шипело и пенилось. Пузырьки вздувались и лопались. Горький холодок пощипывал язык.
      Какой-то мальчишка остановился перед ресторанчиком и посмотрел на нас с завистью:
      - Ишь, расселись, черти!
      Мы потягивали пиво маленькими глотками. Приятно сидеть за столиком и поглядывать на мальчишек, шмыгающих вокруг!
      Гаррис очень шикарно закинул ногу на ногу и сдвинул на затылок шляпу.
      Но пива в кружках становилось все меньше и меньше, и наконец круглое дно выглянуло и заблестело, как лысина.
      Я поднял кружку, запрокинул голову и вылил в рот последнюю каплю.
      - Жаль, - сказал я, - было вкусно.
      - Будет еще вкуснее, - сказал Марден. - Идем к Петтинджилю есть мороженое.
      Я порылся в карманах.
      - У меня больше нет денег.
      - Я все до цента потратил на петарды, - заявил Виткомб.
      - А я на яблоки, - прибавил Бенни Уоллес.
      - Бросьте, друзья, идите, если зовут, - сказал Марден.
      Мы не заставили себя долго просить и отправились к Петтинджилю.
      Кондитерская Петтинджиля была самая лучшая кондитерская в городе.
      Хозяин ее, мистер Петтинджиль, был самый знаменитый человек в Ривермуте. Ни один свадебный обед, ни один юбилейный вечер не обходился без пломбира и тортов его изготовления.
      Но не торты и пирожные прославили мистера Петтинджиля. Он был капельмейстером любительского оркестра "Ривермутских друзей музыки". И когда его кругленькая фигурка, горбатый нос и торчащий, как петушиный гребень, хохолок появлялись на эстраде, публика хлопала, не жалея ладоней.
      Мистер Петтинджиль дирижировал, приподнимаясь на цыпочки и грациозно размахивая палочкой.
      На репетициях эта самая палочка дробно стучала по деревянному пюпитру и угрожающе качалась перед носом зазевавшегося фагота или барабанщика. Мистер Петтинджиль был вспыльчив.