Черный замок

Романд действительно пропал, исчез, не оставив после себя следов. Нет, следы, конечно, были, и обрывались они в Главели, но в том-то и дело, что обрывались, как запах сбежавшего каторжника у ручья. Из Чёрного замка не понять, в каком из двух направлений продолжать поиски. Не ясно даже — стоит ли переходить «речушку» вброд. Это настораживало: никаких сомнений не вызывал тот факт, что мальчишка покинул родной Мир, однако ничто не объясняло неожиданное ослепление Ока Охранения — перемещение между Мирами амулету не помеха. Талисман выведен из строя мощной магией.

Таким образом, вырисовывалась безрадостная картина: имелся (точнее — наоборот) не умеющий перемещаться в пространстве Романд, который не поддавался поисковым заклинаниям. Вывод: украли мальчишку, а операцию по спасению нельзя проводить, сидя в Замке, но и Литу оставлять в одиночестве не хотелось. Приходится выбирать.

Если бы Марго не отправился в столицу вместе с Романдом, Керлик бы не колебался ни секунды, но… Впрочем, что это он?! Зачем он столь плохо думает о родной дочери?! Лилийта принадлежит роду Хрон, она чёрная магиня огромной силы — справится, а стены Замка помогут! Кроме Романда ещё никому не удавалось взять малую твердыню Хронов волшебством. Да и кому оно надо? А преданные стражники помогут госпоже, и бабка Любавуха одну молодую мать, свою любимицу, не оставит.

* * *

Внутри пещера оказалась просторной, сухой, чистой и явно рукотворной, хотя и удачно стилизованной под природную. Создатели её вряд ли пытались кого-либо обмануть — лишь никогда не видевший лесов и лугов человек мог бы поверить, что сооружения, вроде странного холма, возникают в голой степи самостоятельно. У входного проёма, прямо напротив первого валуна, лежал камень, плоский и удобный для сидения. В глубине пещеры, на той же линии располагался ещё один — Имлунд на нём и устроился. Горша, не задумываясь, уселся прямо на пол, покрытый скорее пылью, нежели песочком. Ёорундо стоял, как и Романд.

— Ты как здесь очутился?

— Затянуло, отец, — я оказался слишком близко к вам, — объяснился Ёорундо. — Материализовался по ту сторону холма. Там, кстати, такая же пещера.

— Понятно, — кивнул герцог, будто и впрямь что понимал. — Садись. Не стой над душой.

Сын подчинился. Тишина окутала людей — только шум странного дождя смел её нарушить. Не успели они укрыться, как вода рванула с небес на тёплый камень, коноплю и заразиху, ковыль. Внутрь пещеры влага не проникала — видимо над входом имелся уступ-козырёк, а под ногами небольшой уклон.

Романд, сторонясь прочих, расположился у самой кромки ливня. Юноша подпирал плечом стену и задумчиво, даже вдохновенно ковырял носком сапога пол, затем вдруг вытянул под дождь руку и быстро отдёрнул. Ушибся — таков оказался напор.

— Здесь нет магии.

— Что? — дёрнулся Имлунд.

— Здесь нет магии, — повторил Романд, всё так же бездумно глядя на воду. — Я не чувствую силу, я не могу воспользоваться даром.

— Отчего ты так уверен в этом? С тобой когда-либо случалось подобное? — уточнил Ёорундо.

— Да! — юноша резко обернулся. Лицо его вытянулись больше обычного, глаза метали злые молнии, а руки сжались в болезненные кулаки. — Случалось! И я не удивлюсь, что из-за тебя!

— Щенок! Как ты смеешь?! — обиженно взвыл старший брат, но его перекрыл грозный и мощный окрик.

— Прекратили! Оба! — рявкнул Имлунд.

Ёорундо воззвание отца вразумило сразу, без повторений, но Романда оно лишь разъярило.

— Вы мне никто, чтобы раздавать приказы!

— Да, конечно, — спокойно согласился герцог. — Однако, я старше, причём намного. И… ты, Романд, как чародей присягал империи. Или ты успел от неё отречься?

— Ни от кого и ни от чего я не отрекался! В отличие от других!

— Конструктивной беседы у нас не получается, — хмыкнул Имлунд. Юноша этого замечания не выдержал и сиганул из пещеры. — Куда, дурак?!

Герцог рванул следом и замер, чуть не врезавшись в младшего сына.

Местность разительно переменилась, словно прошедший дождь действительно вымыл, проломил землю. Степь исчезла, взамен неё они расположились на нешироком горном уступе, под ногами пропасть, далеко внизу — окутанные туманом леса. Позади — всё та же пещера, с камнем у входа и водопадом, прячущим её.

— Говоришь, здесь нет магии? — поражённо прошептал Имлунд.

— Нет, — столь же тихо ответил Романд.

— Давай, не будем стоять у самого края, — герцог осторожно, но крепко обнял плечи сына и потянул того прочь от пропасти. — Но как такое возможно?

— Магия не доступна мне, — юный чародей озирался с каким-то потерянным, полубезумным видом. — Она в природе, в предметах…

Вдруг он осёкся и, бесцеремонно стряхнув с себя Имлунда, принялся рыться в карманах шуршевого плаща. Охнул, на что-то наткнувшись. На покрасневшей от новых мозолей ладони блестели две золотые монетки: одна целая, другая переломившаяся пополам. Лицо юноши осветилось улыбкой, радостной и вместе с тем недоумённой.

— Что?.. Вы?.. — внезапных восклицаний Горши оказалось достаточно, чтобы Романд испуганно дёрнулся. Его ладонь дрогнула, и обе монетки полетели в пропасть.

— Нет! — юный маг попробовал их поймать и не удержал равновесия, оступился. Имлунд, пытаясь остановить Романда, рванул его за пояс, но в результате только ускорил падение, и оба, сын и отец, рухнули вслед за губительным и губящим золотом.

Сердце подскочило к горлу, непомерно раздулось, а внутри сжался маленький ком, который тщился прокачать кровь для организма и всё больше походил на плотину, что вот-вот прорвёт взбесившийся поток… Наверное, это был предсмертный ужас, но Романд не успел продумать до конца странную мысль — удар, ещё один. Сгруппироваться… Это что-то из жизни. Снова удар, круговерть… И россыпь звёзд.

* * *

Наказав Лите стеречь дом и дожидаться мужа (вдруг-де тот разминётся с обожаемым тестем), стражникам — беречь молодую хозяйку, а Любавухе — приглядывать за несмышлёным дитятей, Керлик удалился в кабинет и без труда перенёсся на место, где обрывался след Романда. Действо оказалось на редкость несложным: несмотря на то, что уход зятя ознаменовался странным облаком остаточной магии — накрыло половину Главели! — точка выброса силы, а её в чистом виде фиксировалось не так уж и много, просчитывалась легко. Поэтому над перемещением Керлик не задумывался, а стоило бы.

— Молнезад?!

Зрение прояснилось чуть позже слуха, из-за чего маг поначалу едва не оглох от звона-вопля, затем увидел забавно одетого эльфа в пустынном зале и лишь после понял, что означает присутствие остроухой, нагло ухмыляющейся морды.

— Клякса? — не поверил Керлик. Узнавание пришло с трудом — эльф, хоть и занимал немаловажное место в жизни чародея, был вытеснен на задворки памяти событиями последних пятидесяти лет и общей склонностью любого мага к авантюрам.

— Он самый, — подтвердил встречающий. — А ты не за своим ли зятьком явился?

— Могу, если желаешь, соврать, что пришёл навестить старых друзей, — хмыкнул Керлик, растягивая рот в кислой улыбке. — Но вообще-то за ним. Как ты догадался?

— Маргаритка, естественно, растрепал, — эльф, не замечая (или игнорируя?) дурное настроение гостя, двинулся прямиком к чародею с откровенным намерением обнять того. Керлик по старой, как оказалось, вжившейся в тело, памяти попятился. — Скажи-ка мне Кер: это я мнителен или твой парнишка действительно похуже тебя будет?

— Нет, ты, как всегда, необычайно наблюдателен, — волевым усилием чародей остановил позорное бегство — всё равно ничто не убережёт от стыковки. — Если бы он ограничился только пусканием молний по чужим задам, то я был бы счастлив! А вот теперь ответь и ты на мой вопрос. Где я нахожусь?

— Как где? — обиженно надулся Клякса, что при общей вытянутости лица эльфа требовало длительных и постоянных тренировок. — В Школе Меча, в которой мы с Камнем Учителями!

— Мне именно так и показалось, да вот уточнить решил на всякий случай, — кивнул Керлик и добавил, обращаясь исключительно к системе канатов под потолком. — Хотелось бы мне понять, за каким демоном это чудо и мечта учителя о гении-ученике потащилось в Школу «обожаемого» папеньки. Что-то я не замечал у него склонности к самоубийству. Даже моральному.

— Если ты про своего сладкого мальчика, — недоумённо нахмурился эльф и приостановился, — то это мы его сюда привели. Точнее — мы позвали Марго, а тот уж взял ребятёнка с собой для присмотра… Стой! Как «Школу обожаемого папеньки» ? Ты хочешь сказать, что сие хмурое, бледное и недоедающее дитя сын Имлунда Зелеша?

— Ага. Младший, — Керлик вздохнул. — Отказник.

— Не может быть! Но… — Что желал объяснить чародею эльф, осталось загадкой, так как беседу неожиданно прервал грохот обеих дверей. В зал ворвались новые гости и в достаточно, если не чересчур, большом количестве.

— Хрон? И почему меня это нисколько не удивляет? — глава Круга Старший Новелль Спящий счёл приветствие излишним.

Керлик, по достоинству оценив тон новоприбывшего и вытянувшееся в крайнем недоверии лицо вольника, решил, что для организации спасательной экспедиции за Романдом (вообще-то взрослый мальчик, вполне способен и сам справиться!) следует остаться в живых, и потому можно уйти из Главели, не прощаясь. Однако гостеприимство белых чародеев не имело границ: магия отсутствовала не только в окружающем пространстве, читающий обнаружил, что его внутренние резервы резко иссякли.

Н-да, повезло! Последний раз Керлик перемещался в обезмаженный центр чуть менее двадцати лет назад. Не то чтобы ничего хорошего тогда не случилось — тот перенос косвенно повлиял на появление Литы, однако и смерть на вечный постой к магу не перебралась лишь по счастливому стечению обстоятельств. Попросту — благодаря везению.

— Здравствуйте, господа и дамы! — Керлик с усмешкой посмотрел на чародеев Света. Чуть ли не всем своим главельским составом заявились, даже Мехен в задних рядах мелькал. — Чем обязан?

* * *

Звёзды замерли, выстроившись полукругом, своеобразной аркой перед Романдом. Юноша понятливо кивнул и принял приглашение — без оглядки двинулся в «проём». Кажется, не ошибся: проход привёл в… или скорее — на площадку в пустоте.

Интересное и необычное место: стены отсутствовали, пол устилала двуцветная плитка. Белая, вернее — молочная, тускло светилась, чёрная же вовсе была невидимой, казалась дырами-кротовинами в ничто. Романд на всякий случай проверил одну из них носком сапога и, только убедившись, что не провалится, решился ступить на чёрную часть пола. Но этого и не понадобилось: достало сделать один шаг из-под звёздной арки, как под ногами образовалась дорожка из трёх белых плит в ширину. Романд, не особенно задумываясь над происходящим, принял и это предложение. Почему бы не пройтись к центру площадки?

В какой-то момент стало ясно, что матовая «тропка» ведёт вверх, а затем юный чародей чуть не споткнулся о невысокую ступеньку. Вторая была уже заметна и очевидна — постамент-пирамида рос на глазах. Однако Романд снова не обеспокоился и беспечно карабкался вверх, пока имелась такая возможность. Наконец подъём прекратился, и юноша, не пожелав спускаться с противоположной стороны, огляделся.

Площадка в пустоте оказалась вовсе не квадратной, как чудилось уткнувшемуся носом под ноги Романду, а треугольной. Звёздная арка никуда не делась, всё так же мерцая за спиной, как и светящаяся дорожка. По углам, у несуществующего края расположились три колонны. Вновь белые и вновь недостаточно яркие, чтобы разогнать странный, туманный полумрак.

Одна откровенно напоминала гигантские песочные часы, в другой без труда опознавалась гномья клепсидра — вычурная, с избытком украшений и огромным циферблатом. Похожую юноша встречал в Императорском дворце во время приёма-благословения на спасение Мира. Какой-то разговорчивый паж объяснил тогда юному магу, что клепсидру запускали, только когда к императору заглядывали послы и делегации подгорных жителей или их вечных соседей, врагов-друзей кобольдов — шум воды мешал спать всему немалочисленному населению дворца.

Третья колонна оказалась всего лишь длинной стелой. Романд нахмурился — что-то знакомое! И мгновенно вспомнил. Такая же махина высилась в одном из внутренних дворов Школы — обыкновенный, древний как Мир, гномон, солнечные часы.

— Что бы это значило? — вслух спросил у себя Романд, не замечая, что несмотря на напряжение голоса, не издал ни звука. — Земля. Вода. А здесь? Свет или Тьма?

Юноша захлопнул рот. Почему-то хотелось решить неожиданную дилемму, выбрать. Гномон не работает без солнца, но орудием ему служит тень… Тень! Романд резко обернулся, уловив краем глаза движение и охнул от ужаса — колонны вдруг налились красками, обрели жизнь. Зашелестел песок, мерно закапала вода, под стелой появилась новая тёмная полоса, однако не это испугало юношу. Что он, чудес не видел?

Нет — каждую фигуру украшали змеи. И теперь гадины, покинув свои насесты, целенаправленно двигались к чародею. От песочных часов величественно ползла, посверкивая оранжевыми пятнами, серо-бурая гюрза шага четыре в длину. Клепсидра вышвырнула из своих недр ехидну — та блестела мокрыми боками, оставляя за собой отчётливо видимый на белых плитах след. Из-за гномона несмело выглянула найя, однако уже спустя мгновение она оказалась у возвышения, на котором переминался перепуганный Романд, вытянулась и значимо, с намёком раздула капюшон.

Керлик был прав, когда удивлялся неприязни зятя к змеям, но юноша не мог пересилить себя: Зелеш он, конечно, Зелеш, но гадин ползучих ненавидел, поэтому решил бежать прочь, обратно к звёздам. Но даже не сумел пошевелить ногами… Предчувствуя самое худшее, чародей посмотрел вниз и на этот раз действительно чуть не умер от страха — помост-пирамидка оказался не чем иным, как свернувшейся в десятки толстых колец царицей змей, сказочной анакондой. Вот, она подняла голову… улыбнулась и прошипела:

— Романд…

Знакомый голос!

— Романд, — тихо, но настойчиво. Голос привык повелевать, и не сомневался, что ему подчинятся. — Романд. Открой свои чудесные голубенькие глазки, мальчик.

Интонация не изменилась, зато ощущения — очень. Лёгкое дуновение ветерка, и по лицу ударили, болезненно и неприятно. Пощёчина — всегда неприятно. Вторая — тем более. Третью Романд предотвратил: почувствовав движение-ветер, юноша дёрнулся и перехватил руку, с силой сжал. Затем с трудом разлепил веки… Непонятно, в руке сила палаческих тисков, а в ресницах тяжесть оков каторжника.

— Да, не зря ты меч себе на пояс нацепил.

Имлунд, как обычно (а умеет ли он иначе?), холодно улыбнулся и палец за пальцем, медленно и осторожно оторвал от своей ладони руку сына.

— Плохо выглядите, герцог, — губы, чем-то склеенные, раскрылись с трудом. Они болели, казались распухшими и одновременно сухими — дотронься, и лопнут.

— Ты, шутник, не лучше, — хмыкнул герцог.

Странно было видеть его всего исцарапанного, встрёпанного, с кровоподтёком на лбу. Из одежды в поле зрения попадал кружевной воротник — тоже измаранный и драный. И несмотря ни на что, в Имлунде без труда угадывался властитель и повелитель. Господин. Романд не знал, что отец сейчас улавливает в сыне то же самое. То, что делает короля королём в каменоломнях, среди измождённых и грязных нищих, на смертном одре, — ранее в Романде это пряталось глубоко внутри, а теперь смело и нетерпимо выбиралось наружу.

— Что произошло?

— Ты решил полетать, — Имлунда не испугали сузившиеся по-кошачьи… или, что вероятнее, по-змеиному зрачки. Он и сам на такие фокусы горазд.

— А вы, наверное, поддались приступу старческого маразма и составили мне компанию! — прохрипел Романд. Отец в ответ тихо рассмеялся, в этот миг в глазах герцога юноша уловил что-то знакомое и… человеческое. Имлунд искренне веселился, хотя и сдерживал себя.

— РоРРХам, — констатировал он. — За такое пороть положено.

— Извините, — Романд покраснел от стыда. Что он, в самом деле?! Зачем человека оскорблять, если проблема не в нём, а в самом себе?

— Значит, пороли, — правильно понял Имлунд, — но от задницы до языка путь не близкий, правда, до мозгов ещё дальше… В общем, полетать мы с тобой полетали, а с посадкой нехорошо вышло. Мне вовсе не повезло: приземлился прямо на тебя, а ты у нас ещё тот мешок с костями — лучше бы уж на камни.

Романд дёрнулся — заехать бы по этой наглой роже! Чтобы окосела!!

— Ого! Живчик! — усмехнулся герцог. — Следовательно, можем встать. Убираться отсюда надо — не дай Свет и Тьма ещё каких небесных «подарков».

Юноша, гордо отказавшись от предложенной помощи, вскочил и не сдержал крика. Правая нога превратилась в сплошную боль, в её воплощение в Мире. Не видя ничего перед собой из-за брызнувших слёз, Романд замахал руками и собрался повалиться куда-то вниз, явно не на уступ, на котором до того лежал. Однако Имлунд, сдавленно матерясь сквозь зубы, подхватил сына под мышки и втянул под нависающий над головами кусок скалы. Вовремя — сверху радостным весенним потоком брызнула каменная лавина.

— Ро-оманд, — протянул герцог, с ощутимым трудом, но быстро выбираясь из-под безвольного тела юноши. — Ты у нас в Орлиных горах был? Был. Тебе объясняли, что не следует делать в горах? Объясняли. Так какого демона ты вопишь?

И вся тирада на одном дыхании, холодным, медленным тоном.

— Я случайно, — чародей вновь залился краской, аж побагровел. — Нога.

— Вижу, — Имлунд тяжело вздохнул и присел, примериваясь к сапогу сына. — Сейчас посмотрим, как там у тебя дела… Да, не дёргайся ты! Опухнет — вообще не стащим!.. Или ты портянки год не менял? Ничего, переживу. Вместо компенсации тебе на нос повешу.

Герцог, словно костоправ или лекарь записной, сноровисто закатал штанину, расшнуровал хитрые узелки и осторожно стянул сапог, отставил. Затем ласково ощупал икру и лодыжку, одобрительно хмыкнул и крутанул ногу. Романд взвыл, предусмотрительно заткнув себе рот рукавом.

— Молодец, мальчик, — улыбнулся Имлунд, и вновь юноша что-то почувствовал за этим. — Перелома нет, только вывих — завтра, думаю, ходить да горным козликом прыгать будешь.

— Завтра?

— Естественно, завтра, — уже темнеет. Ребята только поутру за нами спустятся.

— А спустятся ли? — невесело спросил Романд.

— Спустятся, умник. Тут путь один… если они, конечно, в пещере ещё куда не переместятся, — герцог усадил сына поудобнее. — Ты скажи, зачем тебе эти монеты понадобились?

— Это был наш шанс отсюда убраться — они зачарованные!

— А как насчёт отсутствия магии?

— По какой-то причине я её не могу коснуться, но в предметах она сохранилась, — кисло признался юноша. — Та монетка, которая сломана, нас сюда и доставила. Выходит, опять я виноват.

— Ладно, не горюй. Выберемся как-нибудь, — отмахнулся Имлунд.

— Не выберемся! Это другой Мир!

— И что? — герцог пристроился рядом и осторожно погладил Романда по голове, юноша недовольно отстранился. — Если мы вошли, то сумеем выйти… По крайней мере, стоит на это надеяться. А теперь спи — сон лучший доктор. И за ужин сойдёт.

Чародей послушно закрыл глаза, но организм желал бодрствовать. Нога не беспокоила, взамен заныло раненное вчера плечо, зачесались разом все царапины, ушибы напомнили о себе, да и ложе из острых камней — не пуховая перина. Романда трясло.

— Эк тебя колошматит, — Имлунд коснулся холодной ладонью лба сына, тому немного полегчало. — С какой такой радости?

— Наверное, из-за отсутствия магии, — прошептал юноша и с ужасом ощутил, как отец подсаживается к нему ещё ближе и прижимает к груди. — Что? Что вы делаете?

— Тихо, малыш, тихо, — Имлунд гладил Романда по лицу, волосам. — Раз шуршевый плащ тебя не согрел, то лишнее утепление тебе не поможет. Подойдём к проблеме по-другому: воспользуемся опытом и рефлексами… Ты во младенчестве спокойным был, но взял моду — луна с рождения твоего мелькнула — вопить по ночам. Да так надрывался, что не всякому взрослому по силам заорать. Кто придумал выражение «спит как младенец» ? Что тебя беспокоило, понять мы не сумели, хотя теперь, думается мне, догадываюсь я о причине, но не суть. Кормилица и няньки не утешили, маги да лекаря детских болезней не отыскали…

— И что? — юноша развернул голову к отцу. Зелёные глаза герцога сверкали в темноте таинственным глубинным светом.

— Я не выдержал — не спать по ночам, когда день в заботах, трудно, — пришёл к тебе и наорал.

— Вы редко это делаете…

— И не зря. Ты заверещал так, что нянек от испуга сдуло из твоих комнат, и возвращаться дуры не собирались. Как я этого ни не хотел, но пришлось тебя укачивать… Выводы налицо — забрал я твою колыбель к себе в спальню. Ты стал вести себя прилично, по ночам даже титьку не просил, а пелёнки только к утру портил… Ладно, спи… — Имлунд попытался изобразить сонный тон, но на этот раз обман не удался. — Ты что-то хочешь спросить у меня, Романд?

— Нет.

Вновь воцарилась тишина. Видимый из-под скалы краешек неба медленно подпускал к себе ночь, зажглись первые нетерпеливые звёзды, выбрался бледный серпик луны — королева ночи умирала, чтобы вскоре возродиться и порадовать своих детей и пасынков, волков и волколаков. В горах темнеет быстро, над горами очень медленно — это-то и губит неосторожных путников. Кажется, видишь малейший камушек, а на самом деле слеп как крот.

Романд внешне спокойно наблюдал, как безвозвратно угасает день, как появляются странные непривычные звуки: шебуршание, тихие шорохи, заунывный вой ветра. Кто-то явно присел на уступ, погостил молча, скрежетнул коготочками по камням и так же тихо улетел. Умиротворение… и время, когда ничто не мешает не думать, но и думать, к сожалению, тоже.

Юноша думал. И сердце всё учащало скорость биения. Холодные руки Имлунда, его мерное дыхание только подстрекали, взвинчивали и без того напряжённые нервы. Романд осторожно обернулся и внимательно посмотрел на отца. Не спит. Даже не делает вида. Глаза не по-человечески сверкают: хищник ждёт. Жертвы? Нет, когда подросший детёныш попросится на охоту.

— Почему? — решился Романд. — Неужели лишь за то, что ослушался вашей воли?

— Ты не о том хочешь спросить, — сразу ответил Имлунд. — Я тебя лишил имени не поэтому — имелись другие причины… Ты, конечно, тоже не с боку постоял, но ты не виноват. Прости.

— А не проще было бы сделать так, чтобы я не родился. Мать померла и плод издох!..

Юноша осёкся — герцог схватил сына за волосы и потянул на себя. Отец был в ярости и вполне мог свернуть шею Романду, но юноша молчал, даже не пискнул, не попросил пощады.

— Дурак! — сдавленно прошипел Имлунд и успокоился, отпустил. — Кто тебе сказал, мальчик? Ёорундо? Он знает… Или дар?

— Дар. В некотором роде, — признался Романд. — Но вы мне не ответили.

— Ох, дурной ты ребёнок, — тяжело вздохнул герцог. — Ты даже не понимаешь, как только что меня оскорбил… Впрочем, наверное, ты прав — ведь я собирался тебя убить, почти сделал это, но ради твоей матери я остановился. Я чуть не предал её, но, к счастью, у тебя красивые голубые глаза… как у неё.

Романд недоумённо моргнул и вновь обернулся. Неудобно, и шея болела, будто голову всё-таки открутили и затем обратно приставили.

— У меня зелёные глаза…

— Верно, — не стал возражать Имлунд. — Но… Не следует об этом говорить.

Герцог оказался прав, причём во всём. Нога Романда поутру почти не беспокоила, и окажись местность несколько поровнее, юноша смог бы ковылять на приличной скорости, в горах же требовался помощник. Два претендента на эту роль спустились сверху примерно через час после рассвета. Правда, Ёорундо и Горша чуть не прошли мимо укрытых в тени скалы вчерашних любителей полётов — их тела по расчётам среднего Зелеша должны были обнаружиться пониже. К счастью, «первопроходцы» уже проснулись, и Имлунд подал голос.

Дальнейший путь к подножию горы прошёл на редкость легко, в особенности под строгим и неусыпным контролем герцога. Романд как слабоходячий почётным призом кочевал с плеч Горши на руки Ёорундо и обратно. Очевидная и вместе с тем непонятная неприязнь первого и холодность второго нисколько не повлияли на удобство ноши, отказов от помощи Романду также не поступало — оба бойца не могли представить себе Имлунда, тащащего на своём высокородном горбу отказного сына. Отчего-то ни среднему Зелешу, ни потомку гоблинов не пришло в голову обдумать интересную вещь: а как, собственно, не терпящие друг друга отец и сын провели вместе, на одном уступе, бок о бок целую ночь.

Если бы Ёорундо узнал, что Романд и Имлунд не только сидели рядом и мирно беседовали, но хуже того — «братишка» дрых на груди герцога, а тот ласково гладил сына по голове и шептал очень странные слова взамен колыбельной, то очень бы удивился. Серьёзно удивился и испугался бы. Не на всякий случай, а тоже серьёзно.

— Прости меня, дитя моё, прости, — губы складывались в беззвучные слова, а пальцы осторожно перебирали казавшиеся неожиданно чёрными в темноте волосы. — Прости меня за то, что я так подло поступил с тобой — ты не виноват… Собственно, никто не виноват, кроме меня, но я за это и ненавижу тебя… ненавидел. Ох, прости… Какая же я сволочь!

А подросток спал, прижимаясь к мерно поднимающейся груди отца, и блаженно улыбался. Как и в не столь уж далёком младенчестве мальчишке оказалось достаточно того, что рядом находится он, отец, который успокоит и защитит. Защитит.

Эта странная и, пожалуй, пугающая картина останется с Имлундом навсегда. К кому ты, глупый, тянешься?.. Но Романду нет дела до разумных вопросов и доводов…

Герцог моргнул — на миг утратив ощущение реальности, он едва с оной не распрощался. Задумавшись, Имлунд с трудом вписался в поворот, подвернул ногу и упал, скользнул, поднимая облако каменной крошки, вниз. На удачу, поездку выдержали не только кости, но и штаны с сапогами — хорошо делали, на совесть.

В дальнейшем герцог не отвлекался на внутренний голос и воспоминания — скорость спуска в результате снизилась.

* * *

Подножия (или точнее — кромки настоящего леса) маленьких отряд достиг к закату второго дня. Все четверо злые, усталые и голодные. Никто в отряде не испытывал к другому тех чувств, которые позволяли беззаботно болтать о пустяках, поэтому спуск проходил в гнетущем молчании, изредка нарушаемом короткими приказами Имлунда и тихой неразборчивой руганью, когда кто-то оступался, ушибался или за что-то цеплялся. Давящая обстановка не способствовала повышению настроения и вызывала резкий упадок сил с не меньшим успехом, чем неудобная дорога.

Гора представляла собой лестницу с гигантскими ступеньками: сначала обрыв, оказавшийся вполне преодолимым без снаряжения и лишних изменений тела, затем некрутой склон, который заканчивался площадкой-уступом, этакой дополнительной ступенькой на ступеньке, а далее вновь обрыв. Благодаря именно такому виду горы Имлунд и Романд не разбились, но, с другой стороны, приноровиться к спуску было неимоверно трудно.

Кроме того, среди камней ничего не росло, не считая пучков пожухлой травы. Ещё и солнце, забравшись высоко в голубые небеса, исправно жарило, потому середина дня отдавалась на откуп сонному, отупляющему ничегонеделанью: к полудню путники забирались под тень скал, вроде той, где ночевали Романд и Имлунд. Иначе кто-нибудь наверняка получил бы тепловой удар и потерю сознания.

С едой дела обстояли ещё хуже, чем с растительностью. В небольшом отряде все, кроме Романда, умели выслеживать дичь и охотиться, но даже у Горши-горца не вышло добыть хотя бы мелкую мышку, а, судя по ночным звукам, они вполне здесь водились, как и птицы. Но много ли наохотишься, имея из метательного оружия только камни под ногами? До крылатых не добросишь — скорее себе по лбу попадёшь; бегая за подскальными жителями, быстрее обвал вызовешь, чем кого поймаешь. И готовить тоже не на чем: костёр не разожжёшь, на солнце сгорит, вялить некогда.

Однако существенней, нежели отсутствие пищи, путников беспокоила вода. Куда исчезал водопад с вершины, разгадать не удалось. Надежда отыскать драгоценную влагу появилась лишь тогда, когда отряд добрался до леса.

— Так, мальчики, — Имлунд, как обычно, взял командование на себя. Говорил он в привычной насмешливо-холодной манере. — У нас имеется дерево, а, значит, и возможность разжечь костёр. Используйте её — что-то мне подсказывает, ночь предстоит не из тёплых. А я пойду поищу воду.

— Милорд! — тотчас встрепенулся Горша. — Не лучше ли мне этим заняться?

— Не лучше, — отрезал герцог. — И смотрите мне! Ведите себя хорошо!

Окинув многообещающим взглядом молодёжь, в которую он включил и среднего сына, Имлунд удалился под сень деревьев. Оставшиеся члены отряда с тяжелым синхронным стоном разбрелись. Лучший способ не поцапаться — не пересекаться друг с другом.

Горше из трёх возможных направлений досталось худшее: участок, на котором молодой боец пытался собирать хворост для костра, являлся границей камнепада. С одной стороны тот самый, труднопроходимый безжизненный склон, с другой — зелёная, сочная трава и лес. Непривычная в откровенной неправильности местность, но выбирать не приходилось. А всё этот, Романд!..

Юноша скривился и скосил глазом на колдуна. Тот, прихрамывая, вышагивал ближе к деревьям и тщательно всматривался в землю. Работящий. Да и удар у него что надо! И магией парень не обделён, явно умеет пользоваться даром. Зачем мальчишке при его способностях и умениях проклятая профессия?.. Неожиданно Горша вздрогнул и запнулся. А что? Что если он неправильно понял Романда и оскорбил того из-за собственной глупости и тупости?

Боец досадливо дёрнул головой и резко развернулся к магу — лучше выяснить всё сейчас.

— Романд!

— Что? — мгновенно откликнулся тот и приблизился к Горше на несколько подпрыгивающих шагов, хотя элементарная вежливость требовала именно от молодого бойца аналогичных телодвижений.

— Скажи, что означает слово «телохранитель» ?

Романд озадаченно нахмурился и открыл рот, но вместо нормального ответа сам разродился вопросом.

— Что это у тебя под ногами сверкает? — юноша указал пальцем в траву.

Горша недовольно поморщился, но проследил направление и действительно уловил какой-то блеск, наклонился. Монетка. Золотой, высшее достоинство. Поверх рисунка выступал магический профиль Романда. Боец ощутил дрожь в коленках и почувствовал, что находится на грани обморока. Это же… кого… он… посмел…