Похищенный трон (Видесский цикл, Смутные времена I)

      Абивард поднял щит. Стрела отскочила от окованного бронзой обвода и косо отлетела, уже безвредная. На миг он почувствовал облегчение, но только на миг:
      Хамор посылал стрелу за стрелой. Он был не лучшим из стрелков, созданных Господом, да и в любом случае стрелять на всем скаку по движущейся мишени дело непростое. Но с другой стороны, конь Абиварда явно превосходил его лошадку скоростью, а стало быть, расстояние все время уменьшалось.
      - Ай-и! - Правую ногу Абиварда обожгло огнем. Он глянул вниз и увидел, что она вся в крови. Стрела не застряла в ноге, она распорола икру и пролетела дальше. Если бы на нем были пластинчатые доспехи, работу над которыми как раз заканчивали кузнецы, он бы вообще не пострадал. Однако не выпало ему такой удачи.
      Видя, что его вот-вот настигнут, хамор выхватил свой шамшир и принялся рубить копье Абиварда, надеясь отсечь верхушку. Но кочевник не преуспел: наконечник крепился к древку длинной железной пластиной. Абивард ощущал плечом удары врага, но продолжал наседать.
      В последний миг степняк вновь рубанул по копью, отвратив его удар от себя, но оно глубоко вонзилось в круп его лошади. Абивард в ужасе поспешил выдернуть копье. Лошадь завизжала громче, пронзительнее - и с большим основанием, - чем когда-либо удавалось Ардини.
      Хамор прорычал проклятие. Лицо его, искаженное гримасой ненависти, навсегда впечаталось в память Абиварда: клочковатая борода с седыми прядями, широкий рот, выкрикивающий что-то, понятное лишь на четверть, дыра на месте двух передних зубов, а третий зуб совершенно черный, крючковатый нос со шрамом на переносице, глаз с красными прожилками, морщины на лбу, прочерченные въевшимся дымом. Они двое оказались так близко друг от друга, что Абивард почувствовал себя окутанным миазмами застарелого пота и прокисшего молока, которые зловонным облаком парили вокруг хамора.
      Степная лошадка промчалась диким галопом еще шагов сто, обагряя сухую пыльную землю кровью из раны, нанесенной копьем Абиварда. Потом, словно корабль, получивший пробоину и неспособный более держаться на плаву, стала заваливаться набок - достаточно медленно и плавно, чтобы всадник успел выскочить из-седла И броситься прочь.
      Степняк бежал медленно и неуклюже - его сапоги были не приспособлены для быстрого передвижения по земле. Он вцепился в лук и как раз повернулся и потянулся за стрелой, когда копье Абиварда пронзило ему грудь. Кочевник захрипел. Лошадь его, когда копье поразило ее, кричала куда страшнее. Хамор сложился пополам, и к окружающей его вони прибавился новый запашок.
      Абивард рывком выдернул копье. Пришлось крутануть его, чтобы высвободить наконечник. Выходя наружу, наконечник хрустнул о ребра хамора, и кровь кочевника смешалась на древке с кровью его коня. Новые пятна почти полностью закрыли старые, ныне потемневшие, появившиеся тогда, когда Абивард впервые окропил свое копье кровью несколько недель назад.
      Как и в той, первой схватке, он обнаружил, что в пылу битвы не в состоянии уследить за тем, как идет бой в целом. Осмотревшись, чтобы сориентироваться, он увидел, что большинство хаморов вырвались и теперь во весь опор мчатся на север.
      Абивард и его люди поскакали за кочевниками. Копыта степных лошадок застучали по бревнам моста через Век-Руд. Трое или четверо степняков осадили коней па том берегу реки и с наведенными луками ждали, когда макуранцы попытаются перейти реку.
      - Стоять! - Абивард резко поднял руку. Стреляя вдоль моста в людей и лошадей, мчащихся прямо на них, хаморы могли нанести страшный урон и, возможно, даже превратить поражение в победу.
      - Но они же убегают! - возразил Фрада.
      - В данный момент не убегают, - сказал Абивард. - Взгляни-ка на них получше, братец. Чего они добиваются? Если бы ты был хаморским предводителем по ту сторону реки, какие действия глупых макуранцев, висящих у тебя на хвосте, обрадовали бы тебя более всего?
      Фрада тоже был сыном Годарса. Подай ему идею, и он обтрясет ее со всех сторон, как собака пойманную крысу.
      - Наверное, чтобы они кинулись на меня, - сказал он.
      - Вот и я так думаю, - ответил Абивард. - И именно поэтому мы останемся здесь, пока хаморы не уберутся. А потом... - Он недовольно нахмурился, но иного выхода не видел. - Потом я намерен сжечь этот мост.
      Фрада недоуменно уставился на него:
      - Но он стоит здесь со времен нашего прадеда, если не дольше.
      - Знаю. К тому же без моста сильно пострадает наша торговля. Но когда по стране беспрепятственно разгуливают хаморы, сохранив мост, я мог бы с тем же успехом начертать "Грабьте меня!" большими буквами на стенах крепости. - Смех Абиварда был безрадостным. - Видишь, как великая дань, уплаченная Смердисом.
      Царем Царей, хаморам, удерживает их по ту сторону Дегирда.
      - Да, мне это тоже пришло на ум. Сколько же выдоил из нас достославный Мургаб?
      - Восемьдесят пять сотен полновесных аркетов, - отметил Абивард. - То, что кропотливо копилось годами, исчезло в один день. И ради чего? Чтобы хаморы, набивая свою мошну, одновременно опустошали наши земли?
      Фрада показал назад, на равнину, усеянную трупами степняков и их лошадок:
      - Они тоже заплатили за это.
      - А как же иначе? - сказал Абивард. - Они пытались взять то, что принадлежит нам. Но мы - мы заплатили огромные деньги по приказу Смердиса, а взамен не получили ничего. Посланец Смердиса сказал, что Шарбараз отрекся от престола из-за отсутствия опыта, необходимого для правления. Если опыт дает нам такое, то, ей-Богу, я не против, чтобы бразды правления попали в неопытные руки.
      Чем больше он углублялся в эти материи, тем тише говорил. Он знал, что речи его попахивают изменой или, но меньшей мере, оскорблением монарха. Но Фрада энергично кивнул:
      - Хуже все равно быть не могло.
      Но Абиварда слова брата не ободрили, а заставили призадуматься.
      - Беда как раз в том, что хуже вполне могло быть: например, если бы все степные племена перешли Дегирд и попытались навсегда отнять наши земли. После гибели Пероза, Царя Царей, все боялись этого пуще огня. Падающий в ров гордый львиный штандарт - эта кошмарная картина будет стоять перед глазами Абиварда до конца его дней.
      - Может, и так, - сказал Фрада. - Но как оно есть - тоже достаточно скверно. К тому же эти мелкие стычки обескровят нас.
      - Да, - согласился Абивард. Рядом со степняками лежали и трое его воинов один неподвижно, а двое метались и кричали о своей боли равнодушным небесам.
      "Может, они поправятся, - подумал Абивард. - А может, и нет". Он сложил ладонь в кулак и стукнул себя по бедру. - Брат мой, хотел бы я знать, как обстоят дела в других частях царства. Что, к примеру, скажет Охос, если я напишу ему и задам этот вопрос?
      - А он читать-то умеет? - полюбопытствовал Фрада.
      - Не знаю, - признался Абивард. Но тут же просиял:
      - Я же могу спросить у Рошнани. Кстати, она не отстает от меня, чтобы я научил ее читать и писать.
      Наверное, моя переписка с Динак убедила ее, что я не против, чтобы женщины учились таким делам.
      - А ты ее учишь? - Голос Фрады звучал так, словно Абивард говорил не о грамотности, а о каком-то экзотическом и не вполне приличном занятии.
      Абивард тем не менее кивнул:
      - Да, и похоже, у нее есть к этому наклонности. Уверен, что отец поступил бы точно так же; в конце концов, разрешил же он Динак учиться.
      - Да, разрешил, - задумчиво подтвердил Фрада и тоже кивнул. Поступки Годарса были для него примером даже в большей степени, чем для Абиварда.
      Видя, что противник не рвется отдать себя на заклание, хаморы ускакали на север. Макуранцы выехали на поле, прикончили раненых хаморов, затабунили степных лошадок и, как смогли, собрали разбредшееся стадо. Покончив с этим, перевязав своих раненых, наложив на их раны лубки и накрепко приторочив пострадавших седоков к коням, они направились в крепость. Стычка с хаморами по всем формальным признакам могла считаться победной. Но Абивард потерял в ней одного человека, а может, и троих, и сомневался, что сегодняшний бой удержит хаморов в другой раз от нападения на его земли. Он не мешал своим воинам праздновать победу, но сам не чувствовал себя победителем.
      - О да, брат мой владеет грамотой, по крайней мере, он ей обучался, сказала Рошнани. - Насколько он ею пользовался с тех пор, как учитель покинул крепость, сказать не могу.
      - Узнать можно только одним путем, - сказал Абивард. - Я напишу ему, а потом посмотрим, что за ответ мы получим. На всякий случай я велю гонцу выучить мое послание наизусть, чтобы точно знать, что Охос его понял. И еще я напишу Птардаку. Я знаю, что он умеет читать, ведь Динак написала мне, что он был очень удивлен, узнав, что и она тоже знает буквы.
      - Ты будешь писать письма здесь, в спальне? - спросила Рошнани. - Я хочу посмотреть, как ты будешь выписывать каждое слово, и попробую определить, что они означают.
      - Перо и чернильница у меня здесь есть. Посмотрим, не найдется ли пары кусочков пергамента. - Абивард держал чернильницу и тростниковое перо в ящике небольшого шкафчика возле кровати, вместе с ножами, несколькими монетками, полосками кожи и другими мелочами. По крайней мере раз в день ему приходилось рыться в этом ящике - ведь невозможно предугадать, когда что-нибудь более всего похожее на хлам окажется вдруг очень нужным.
      Он удовлетворенно хмыкнул, наткнувшись на кусок пергамента величиной с ладонь. Одним из ножичков он аккуратно разрезал его пополам. Каждого из двух кусочков было более чем достаточно для тех записок, которые он намеревался послать.
      Он вынул пробку из чернильницы и положил ее на шкафчик. Туда же он положил первый кусочек пергамента, потом обмакнул перо в чернильницу, склонился и начал писать. Рошнани присела на кровать рядом с ним, так близко, что грудь ее оказалась прижатой к его боку. Это было приятно, но он старался не отвлекаться.
      "Потехе час, - сказал он себе. - А делу время".
      Поскольку он не знал, хорошо ли умеет читать Охос, и поскольку Рошнани только начала изучать буквы, он старался писать особенно четко и разборчиво, хотя обычно из-под его пера выходили сущие каракули.
      - Охос? - воскликнула Рошнани. - Ты только что написал имя моего брата. Через минуту она добавила:
      - А вот и твое имя! - От радости она чуть не прыгала.
      - Оба раза правильно, - сказал он, свободной рукой обнимая ее за талию.
      Она прижалась к нему еще теснее, запах ее волос заполнил его ноздри. Ему потребовалась вся сила воли, чтобы думать о письме. Закончив, он подождал, когда высохнут чернила, и вручил письмо ей:
      - Сумеешь прочесть?
      Она сумела, слово за словом, медленнее, чем он писал. Она вся взмокла от усилий, но была чрезвычайно горда собой.
      - Я все поняла, - сказала она. - Ты хочешь знать, сколько Смердис отобрал у Охоса на дань хоморам и сильно ли они докучали его наделу после этого.
      - Совершенно верно. Ты делаешь успехи, - сказал Абивард. - Я горжусь тобой.
      В доказательство этого он обнял ее обеими руками и поцеловал. Случайно или же умышленно ("По чьему умыслу?" - задумался он потом) она не удержалась и повалилась на кровать. Письмо Птардаку было написано значительно позже, чем рассчитывал Абивард.
      И это письмо Рошнани прочитала вслух. Абивард обратил на ее чтение меньше внимания, чем мог бы, - оба не стали обременять себя одеванием, и все мысли его были об одном: не худо бы повторить. Однако Рошнани, хоть и обнаженная, всецело сосредоточилась на своем занятии. Она сказала:
      - Если не считать имен, ты написал в этом письме то же самое, что и в письме к Охосу. Почему ты это сделал?
      - А? - спросил он.
      Рошнани сердито фыркнула и повторила вопрос.
      Он немного подумал и ответил:
      - Мне письмо тоже дается не так уж легко. Если одни и те же слова могут послужить мне дважды, нет нужды придумывать новые.
      Она не спеша, в обычной своей манере обдумала его слова.
      - Пожалуй, ты правильно поступил, - наконец сказала она. - Вряд ли Охос и Птардак будут сравнивать эти письма и обнаружат, что ты оказался не вполне оригинален.
      - Оригинален? - Абивард закатил глаза. - Если бы я знал, когда учил тебя буквам, что ты станешь наводить критику, я не стал бы этого делать. - Она возмущенно фыркнула. Он сказал:
      - И я знаю еще одну вещь, которая во второй раз ничуть не хуже, чем в первый, даже если и делается без всяких изменений.
      Рошнани все так же стыдливо опускала глазки, как и в первый день своего пребывания в крепости Век-Руд, но теперь уже в этом было больше игры, нежели стыдливости.
      - И что же это за вещь? - спросила она, будто они не лежали обнаженные на большой кровати.
      Наконец письма были запечатаны и отправлены. Ответ от Охоса пришел спустя чуть больше недели. "Дихгану Абиварду дихган Охос, зять его, шлет поклон", прочел Абивард. Сначала через его плечо заглядывал Фрада, а потом, когда он перечитывал письмо в спальне, - Рошнани. Ей он сказал:
      - Видишь? Все-таки пишет он неплохо. Почерк у Охоса был квадратный, старательный, может быть, не очень отработанный, но четкий.
      - Читай дальше. Что он пишет? - спросила Рошнани.
      - "Да, дорогой зять, нас тоже ограбили - и люди Смердиса, и кочевники.
      Первым мы отдали пять тысяч аркетов, а вторым проиграли коров и овец, коней и людей. Мы тоже нанесли кочевникам урон, но какая от этого польза убрать одну песчинку, когда ветер гонит на нас всю пустыню? Но мы сражаемся, как можем. И тебе дай Господь победы в твоей войне".
      - Это все? - спросила Рошнани, когда он остановился перевести дух.
      - Нет, есть еще, - сказал он. - "Передай моей сестре, а твоей жене, что брат ее часто думает о ней". Рошнани улыбнулась:
      - Я напишу ему ответное письмо. То-то он удивится, правда?
      - Не сомневаюсь, - сказал Абивард. Он подумал, только ли удивится Охос, или еще и возмутится? Что ж, если возмутится, дело его. Ведь Абивард же не разрешает своим женщинам разгуливать, где им вздумается, как какой-нибудь видессиец, и вообще не позволяет им ничего действительно заслуживающего осуждения.
      Ответа от Птардака пришлось дожидаться дольше. Письму к мужу Динак не только пришлось проделать более долгий путь, чем письму, к Охосу, но Птардак явно не поспешил с ответом. Прошел почти месяц, прежде чем к крепости подъехал гонец из Налгис-Крага.
      За проделанный путь Абивард дал ему половину аркета. До битвы в степях он мог бы вообще этого не делать, но теперь любая поездка в одиночку была опасна.
      Уж кто-кто, а Абивард прекрасно знал это. Да и большими вооруженными отрядами разъезжать было небезопасно.
      Он открыл кожаный футляр для писем и развернул пергамент, на котором Птардак написал свой ответ. После традиционного любезного обращения в письме его зятя содержалась лишь одна фраза: "Я во всем верен Смердису, Царю Царей".
      - А кто ж в этом сомневался? - спросил Абивард вслух, словно Птардак был рядом и мог слышать его.
      - Повелитель? - произнес озадаченный гонец.
      - Это я так, о своем. - Абивард почесал в затылке. С чего это вдруг зятек решил, что он его подозревает?
      Глава 5
      Вот это другое дело, - сказал Абивард усталому всаднику, буквально вывалившемуся из седла во дворе крепости Век-Руд. - Почти месяц ни одного письма из Налгис-Крага, а теперь два за одну неделю.
      - Счастлив порадовать тебя, повелитель, - сказал гонец. Вместо кафтана он был одет в кожаные штаны и куртку из овчины; зима еще не настала, но в воздухе чувствовалось ее приближение. Гонец продолжил:
      - Это от госпожи твоей сестры.
      Так, во всяком случае, сказала мне служанка, передавшая письмо. Сам я не читал его, поскольку оно попало в мой футляр уже запечатанным.
      - Да ну? - сказал Абивард. Раньше Динак себя такими предосторожностями не озабочивала. Он дал гонцу серебряный аркет. - В таком случае ты заслуживаешь особой благодарности, раз доставил его сюда в целости и сохранности. Если бы с ним что случилось, ты не мог бы на словах передать мне, о чем оно.
      - Ты добр ко мне, повелитель, но если бы что-то случилось с этим письмом, то со мной скорее всего случилось бы кое-что похуже. Ты понимаешь, о чем я. Посланец из Налгис-Крага отсалютовал Абиварду и выехал из крепости, направившись в обратный путь.
      Динак воспользовалась печатью Птардака - всадник с копьем, поражающий кабана. Абивард сломал ее ногтем - ему не терпелось узнать, что же такое стремилась скрыть от посторонних глаз его сестра. Как обычно, он прочел ее слова вслух: "Дихгану Абиварду любящая сестра Динак шлет низкий поклон". Но следующая фраза заставила его резко остановиться: "Ты поступил бы мудро, прочитав нижеследующее подальше от любого, кто мог бы тебя услышать".
      - Это еще к чему? - проворчал он. Но Динак всегда поражала его своим здравомыслием, поэтому он свернул пергамент и унес его в свою спальню. "Здесь меня никто не услышит", - подумал он. Потом он посмотрел через решетчатое окошко в двери, ведущей на женскую половину. Там никого не было видно.
      Удовлетворившись этим, он развернул письмо и вновь приступил к чтению.
      Динак писала: "Птардак, муж мой, недавно отгородил стеной комнату, соседнюю с моей и примыкающую ко входу на женскую половину, и сделал для нее отдельный вход. Я спросила его, зачем все это, но он ответил очень уклончиво. И это, должна признаться, сильно меня раздосадовало".
      Абивард не сердился на сестру за такие чувства. Самое вероятное объяснение такому поведению Птардока он видел в том, что тот поселил в этой особенной комнате другую женщину, хотя Абивард никак не мог внять в толк, почему бы тогда просто не ввести ее на женскую половину.
      Он читал дальше: "Гнев мой утих, но любопытство распалилось, когда, после того как через стену я услышала, что в комнате появился обитатель, я поняла, что обитатель этот - мужчина. А Птардак, уверяю тебя, отнюдь не склонен искать увеселений в подобном направлении".
      - Тогда какого черта он селит мужчину на женской половине, даже отгородив его стеной от своих жен? - спросил Абивард, будто письмо вот-вот оживет и все ему расскажет, избавив от труда читать дальше.
      Этого, конечно, не произошло, и он вновь опустил взгляд на письмо. "Закрыв дверь, я тихо окликнула его из окна, - писала далее Динак, - не будучи уверенной, что каменщики заложили в соседней комнате окно. Выяснилось, что не заложили. Оказавшийся там мужчина с большой охотой назвал себя. Сейчас я сообщу тебе его имя, и ты поймешь, почему я так осторожна с этим письмом: это Шарбараз, сын Пероза и, как он утверждает, законный Царь Царей Макурана".
      Почти минуту Абивард смотрел на эти слова, остолбенев от изумления, прежде чем смог читать дальше. Если Шарбараз добровольно отрекся от трона, как утверждает Царь Царей Смердис, зачем же замуровывать его в потайной темнице, словно преступника, ожидающего палача с его топором? На это он нашел только один ответ, поразивший его своей простотой:
      "Смердис лжет".
      Следующая фраза Динак удивительным образом развила эту мысль: "Должно быть, в первое же блюдо, съеденное Шарбаразом после того, как до Машиза дошло известие о гибели его отца, было подмешано сонное зелье, потому что, проснувшись, он обнаружил себя в маленьком темном помещении где-то во дворце. К горлу его был приставлен нож, а перед ним лежало написанное от его имени отречение от престола. Не желая умереть на месте, он подписал его".
      Кто-то громко свистнул. Абивард не сразу понял, что это он сам. Надо же, а он-то все гадал, с чего это молодой человек, от которого его отец ожидал столь многого, покорно уступил престол старику, не блещущему особыми заслугами.
      Теперь он знал, что Шарбараз не уступил покорно.
      Письмо продолжалось: "Смердис прислал сюда Шарбараза для надежности: крепость Налгис-Краг несомненно самая мощная во всем Макуране. Узурпатор хорошо платит Птардаку за охрану его соперника, чтобы тот не мог и помыслить о бегстве или спасении извне. Наверное, тебя не удивит, если я скажу, что прочла твое последнее письмо к моему мужу. С печалью я узнала о том, как хаморы опустошают мою родину, несмотря на огромную дань, которую Смердис заплатил им в обмен на обещание не лезть на южный берег Дегирда. Это говорит мне, что тот, чей зад ныне оскверняет престол, не имеет представления о том, что нужно царству".
      - Мне это говорит то же самое, - сказал Абивард, словно Динак могла его услышать.
      Он почти дочитал письмо. В конце сестра писала:
      Думаю, что никакой армии не вызволить отсюда Шарбараза. Но может быть, удастся помочь ему бежать из крепости. Я приложу все силы, чтобы узнать, как это можно сделать. Поскольку участок перед комнатой Шарбараза формально относится к женской половине и поскольку мне доверено вести здесь все дела, возможно, мне самой удастся разузнать, как организована его охрана".
      - Будь осторожна, - вновь прошептал Абивард, будто Динак была рядом.
      "Я приму все меры предосторожности, какие только сумею придумать, - писала Динак. ("Да она и впрямь отвечает мне", - подумал Абивард.) - Ответ на это письмо составь как можно уклончивей. У Птардака нет привычки читать то, что ты мне пишешь, но любая неосторожность гибельна - для меня, для Шарбараза, Царя Царей, и, как мне кажется, для Макурана. Благослови и храни тебя Господь"
      Абивард хотел было положить письмо к остальным, но передумал. Некоторые из его слуг умели читать, а это послание не должен видеть никто. Он спрятал его за шпалерой, к рамке которой Годарс когда-то прикрепил запасной ключ от женской половины.
      Сделав это, Абивард принялся расхаживать по комнате, как лев по клетке.
      "Что делать? - повторялось в его мозгу, словно бой далекого барабана. Что делать?"
      И вдруг он застыл на месте.
      - С этого мгновения я снимаю с себя все обязательства перед Смердисом, не по праву величаемым Царем Царей, - вслух заявил он, когда осознание этого факта пришло к нему. Он присягнул на верность Смердису при условии, что повелитель Макурана сказал правду о том, как он пришел к власти. Сейчас, когда доказано, что его слова были лживы, присяга больше не имела силы над Абивардом.
      Однако это не отвечало на вопрос, что делать дальше. Даже если все дихганы и марзбаны откажутся признать Смердиса своим монархом и двинутся на приступ Налгис-Крага, взять крепость вряд ли удастся; к тому же это неминуемо приведет к убийству Шарбараза, чтобы они не объединились под его знаменем.
      Потом он вспомнил о пророчестве Таншара: башня на холме, где утратится и обретется честь. Крепость Налгис-Краг - это и есть башня на холме, а если там заточен законный Царь Царей, то чести там можно обрести без меры. Но утратить?
      Это Абиварду не нравилось.
      Перечитывая письмо Динак, он думал: беда с пророчествами заключается в том, что предсказанное в них почему-то невозможно распознать, пока оно не свершится и не станет ясно, так сказать, задним числом. Он не узнает, это ли предсказывал Таншар, пока честь не будет утрачена и обретена, если такое случится вообще. Но даже в этом случае полной уверенности не будет.
      - Надо это с кем-то обсудить, - сказал он, чувствуя, что нужна другая голова, чтобы взглянуть на поставленную Динак проблему под иным углом. Хотел было позвать Фраду, но передумал: брат молод и вряд ли способен надежно хранить тайну. Если слухи о заточении Шарбараза просочатся наружу, это обречет сына Пероза на смерть вернее военного вторжения в Налгис-Краг.
      В тысячный раз Абивард пожалел, что не может все это спокойно обсудить с Годарсом. Но если бы отец был жив, скорее всего был бы жив и Пероз, Шарбараз оставался бы его признанным наследником, а Смердис - чиновником, чьи амбиции, если они и существовали до гибели Пероза, были бы глубоко запрятаны. Абивард щелкнул пальцами:
      - Ну и дурак же я! Это дело происходит на женской половине, и кому знать, что там надо предпринять, как не женщинам?
      И все же он шел к Барзое и Рошнани с некоторым сомнением. Смогут ли они сохранить столь важный секрет? Сплетни на женских половинах были притчей во языцех по всему Макурану. Если об этом услышит служанка, она определенно раструбит по всей крепости. Но Барзоя многие годы была правой рукой Годарса, а этого не могло бы быть, не умей она хранить тайн, да и Рош-нани не из тех, кто некстати развязывает язык. Абивард кивнул - решение было принято.
      Он взял ключ и вошел на женскую половину. Он мог вызвать мать и главную жену в свою спальню, но этот необычный поступок насторожил бы остальных.
      Рошнани сидела в своей комнате над вышивкой, в той же позе, как и тогда, когда Ардини подбросила за комод магическую куклу. Она подняла глаза от работы, когда Абивард легонько постучал в дверь.
      - Муж мой, - улыбнулась она. - Что привело тебя сюда средь бела дня? Улыбка сделалась шире, показывая, что кое-какие соображения на сей счет у нес имеются.
      - Нет, не это, - улыбнулся в ответ Абивард. - С этим придется подождать. А пока - где госпожа моя мать? Возникло нечто такое, о чем я хотел бы с вами посоветоваться. С обеими.
      - Хочешь говорить здесь? - спросила Рошнани. Он кивнул, и она отложила пяльцы. - Я позову ее. Я сейчас. - Она поспешила по коридору.
      Слово свое она сдержала. Когда она вернулась вместе с Барзоей, Абивард запер дверь. Мать удивленно подняла бровь:
      - Что же это за столь потрясающая тайна? - Тон ее выражал сомнение, что такая тайна имеет место.
      Несмотря на запертую дверь, Абивард отвечал почти шепотом. В трех-четырех коротких фразах он изложил суть письма Динак, закончив следующим образом:
      - Я хочу найти способ освободить законного Царя Царей. Смердис не только клятвопреступник - его правление несет Макурану одни беды.
      Барзоя устремила взгляд в пол.
      - Прими мои извинения, сын мой, - произнесла она столь же тихо, как Абивард. - Ты был прав. Это такая тайна, которую нельзя разглашать.
      - А Шарбараз действительно будет лучше для Макурана, чем Смердис? спросила Рошнаии.
      - Вряд ли он сумеет быть хуже, - сказал Абивард. Но это был не ответ, и он добавил:
      - Отец считал, что он станет достойным преемником Пероза, а его суждения в таких вопросах обычно бывали верны.
      - Это так, - согласилась Барэоя. - Годарс несколько раз при мне хорошо отзывался о Шарбаразе. Смердису же мы заплатили восемь с половиной тысяч Аркенов, можно сказать, под угрозой расправы - а за что? Он сказал, что потратит их на то, чтобы удержать кочевников по ту сторону Дегирда, и мы сами видим, как он сдержал свое обещание. Если Динак может вызволить Шарбараза, я думаю, что она должна это сделать, а мы должны всеми силами помочь ей.
      - Но может ли она вызволить его? - спросил Абивард. - Вы обе столько знаете о порядках на женской половине, сколько мне в жизни не узнать. Поэтому я вас и позвал.
      - Все зависит от того, какие изменения Птардак внес на женскую половину, чтобы оборудовать там тюремную камеру, - ответила Барзоя. - Я так полагаю, что он поставил охранника из своих людей или из людей Смердиса перед комнатой Шарбараза и отгородил стеной часть коридора, чтобы этот похотливый малый не вздумал порезвиться на женской половине. Если Динак сумеет пробраться в коридор перед комнатой Шарбараза, то сможет чего-то добиться. Если же нет, не знаю, что тебе и посоветовать, - дело сильно затруднится.
      - А не может она вызваться обслуживать Шарбараза - готовить ему пищу или что-то еще? - спросила Рошнани. - Он ведь хоть и пленник, но царских кровей. А Смердис, по твоим словам, стар. Что если он завтра умрет? Тогда Шарбараз, скорее всего, вернет себе корону - и так или иначе припомнит, как Птардак обходился с ним в Налгис-Краге.
      - Это мысль, - согласился Абивард. - Если Шарбаразу будет прислуживать сама главная жена Птардака, он сможет считать свою неволю почетной. Во всяком случае, так Динак может представить дело своему мужу.
      - А у тебя, дитя, головка соображает, - сказала Рошнани Барзоя, отчего та пунцово покраснела. Сделав вид, что не замечает этого, Барзоя обратилась к Абиварду:
      - У этого плана есть свои достоинства. Многое зависит от того, какие порядки Птардак завел на женской половине. Если ни одному мужчине, кроме него, ни при каких обстоятельствах не разрешается видеть лица его жен, он откажет Динак в ее просьбе. Если же, с другой стороны, он унаследовал от отца своего Урашту более свободный взгляд на это, наши шансы на успех возрастают.
      - В любом случае попробовать стоит. - Абивард поклонился матери и главной жене:
      - Благодарю вас за вашу мудрость. Что бы мы ни сделали, надо хранить тайну. Ни слова об этом не должно слететь с ваших уст, не то мы пропадем, не успев даже начать.
      Рошнани и Барзоя переглянулись. Абивард заметил в их взглядах легкую насмешку и еще кое-что - связанное с тем, как женщины умеют скрывать свои тайны от мужчин. При этом он вновь почувствовал себя семилетним мальчишкой, невзирая на свой рост, силу и густую бороду.
      Голосом сухим, как пустыня, простирающаяся за крепостью, Барзоя сказала:
      - Смотри же, храни тайну, как будем хранить ее мы. Можешь рассчитывать, что никто на женской половине не узнает, зачем ты приходил сюда сегодня.
      Рошнани кивнула:
      - Женщины любят разбалтывать секреты, которые не имеют никакого значения, но и мужчинам это не чуждо. А вот что касается тайн, имеющих значение, то их, по-моему, скорее склонны выдавать мужчины.
      Абивард об этом не задумывался. Он пожал плечами, не уверенный, так ли это, открыл дверь и пошел по коридору, ведущему с женской половины.
      Позади он услышал громкий, визгливый голос Барзои;
      - Невестка бестолковая, ты позоришь всех нас, когда сын мой дихган замечает, какие на твоей вышивке неровные стежки!
      - Ничуть они не неровные! - столь же запальчиво выкрикнула Рошнани. - Если бы ты научила Абиварда отличать работу настоящей мастерицы, он бы сразу ее увидел!
      Женщины принялись кричать еще громче и обе одновременно, так что Абивард не мог разобрать ни слова. Он чуть было не вернулся назад, в комнату Рошнани, чтобы положить конец ссоре. Потом понял, что его главная жена и его мать разыгрывают ссору по несуществующему поводу, который, однако, вполне убедительно мог бы объяснить его приход сюда. Пусть теперь женская половина гудит от сплетен и пересудов - такие пересуды им троим только на руку. Ему захотелось поклониться этим женщинам в знак своего восхищения, но это могло бы выдать их игру.