Похищенный трон (Видесский цикл, Смутные времена I)

      - По двум причинам, - сказала мать. - Ты не знаешь, уцелел ли Папак или кто-то из отправившихся с ним на север после битвы в степи?
      - Не знаю. Сомневаюсь. Выжили очень немногие. Но точно ничего сказать не могу.
      - Если дихган и его ближайшие наследники пали в бою, те, на чьи плечи легло управление наделом, окажутся слабыми и неготовыми и будут искать любую подпорку, способную закрепить их положение. А сильный зять - немаловажное преимущество. И еще в этом случае ты получишь право требовать их поддержки, если наделу Век-Руд понадобится помощь против кочевников. Понимаешь?
      - Да, мама. - Абивард склонил голову перед Барзоей. Он восхищался умением строить такие тонкие расчеты, но сам был на это еще не способен. Он сказал: Это одна причина. Какова вторая?
      - Та, которая принесет больше пользы тебе, нежели наделу: когда ты приведешь сюда Рошнани, ты можешь объявить ее главной женой, и это вызовет куда меньше ревности и ненависти, чем если ты выберешь одну из вдов Годарса. Здешние женщины поймут, почему ты ради процветания надела избрал кого-то не из их числа. Если же ты выберешь одну из них, все, кроме одной, посчитают, что ты совершил страшную ошибку, и будут всячески изводить тебя и твою счастливую избранницу. Поверь мне, это совсем не то, что тебе надо. Ни одному дихгану не добиться чего-то, когда на его женской половине бурлят страсти.
      - Если Рошнани сможет взять на себя это бремя, я поступлю согласно твоему совету, - ответил Абивард.
      - Она возьмет на себя это бремя, потому что должна, - сказала Барзоя.
      Абивард не стал возражать; он решил, что мать исходит из того, будто все женщины наделены такой же силой характера, как она сама. Он проговорил:
      - Итак, ты сказала мне, что я должен сделать. Но ты говорила о двух вещах.
      Что второе?
      - Чего тебе и следовало ожидать, - сказала Барзоя. Абивард понятия не имел, чего ему следовало ожидать, но приложил все усилия, чтобы лицо его не выдало озадаченности. Возможно, это ему удалось, возможно, нет. - Естественно, речь идет о Динак.
      - А? - Теперь Абивард уже не сумел скрыть своей растерянности.
      Барзоя сердито фыркнула. Динак усмехнулась; она знала, о чем говорит мать.
      - Знаешь, ты ведь не единственный в семье, кто помолвлен.
      - Нет, я не знал, - сказал Абивард, хотя, если разобраться, он должен был знать: старшая дочь дихгана, рожденная от главной жены, была весьма ценной фигурой в политических играх, которым предавалась макуранская знать. Он задумчиво подергал себя за бороду. - С кем? - Теперь, когда он стал дихганом, ему придется уделять внимание подобным вещам применительно ко всем дочерям Годарса.
      - С Птардаком, старшим сыном Урашту, - ответила Динак.
      - Ах так, - сказал Абивард. - В таком случае отей устроил тебе очень неплохую партию. - Надел Урашту лежал к юго-востоку от того, владельцем которого неожиданно оказался Абивард. Там были не только богатые пастбища и горячие источники, привлекавшие богатых больных со всего Макурана; крепость Урашту угнездилась на горе Налгис-Краг, вершине столь значительной, что в сравнении с ней замок Век-Руд казался лежащим на равнине.
      Барзоя сказала:
      - Мы должны ускорить брак Динак с Птардаком, как и твой брак с Рошнани.
      Если он уцелел в степной битве, он будет стремиться к его заключению по той же причине, что и мы. Дай Господь, чтобы это было так. Но если он не вернулся с поля брани, нам надо начать переговоры с его преемником.
      Абивард посмотрел на Динак. Браки всегда были делом случая. Интересы семьи всегда ставились выше личных чувств. Но по крайней мере, в лице Птардака Динак могла надеяться обрести мужа-ровесника. Если же он погиб в хаморской западне, то ее вполне могли отдать какому-нибудь иссохшему от старости дядюшке, который ныне стал владельцем Налгис-Крага по той лишь причине, что оказался слишком стар для участия в походе и битве. Такой судьбы он никак не мог пожелать сестре.
      Динак улыбнулась ему в ответ, но улыбка ее показала, что она озабочена тем же. Она сказала:
      - Как и ты, я сделаю так, как будет лучше для наших земель.
      - Ну разумеется, дитя мое, - отозвалась Барзоя. В ней не было места сомнениям. - Теперь нам нужны крепкие союзники, а брак - наилучший способ их обрести. Все будет хорошо. Разве я не жила здесь в процветании, хотя ни разу не видела Годарса до того дня, как мои руки вложили в его руки?
      "В процветании", - мысленно отметил Абивард. Мать не сказала, что жила в счастье. Возможно, если она вообще над этим задумывалась, счастье значило для нее куда меньше, нежели процветание.
      Она продолжала в том же духе:
      - И надел наш тоже будет процветать. Ты, Абивард, унаследовал разум отца; я знаю, что Господь поможет тебе пользоваться им с неменьшим успехом, ибо Она любит народ Макурана больше всех других народов.
      - Да будет по-твоему, мама, - ответил Абивард. Барзоя ни словом не обмолвилась о том, что это она наметила путь, по которому он должен следовать.
      Барзоя была идеальной женой дихгана - всегда наготове с разумными мыслями, но с радостью уступающая мужу, явленной миру половине супружеского союза, право пожинать плоды. Теперь она делала то же самое и для Абиварда.
      Возможно, она хотела не только советовать, но и управлять наделом. При любом другом муже, не Годарсе, она, скорее всего, уже много лет этим и занималась бы. Абивард понимал, что по крайней мере сейчас ее идеи и обильнее, и интереснее, чем его. Это не доставляло ему радости. Если он хочет, чтобы Век-Руд принадлежал ему не только формально, но и на деле, придется быстренько набираться опыта и мудрости.
      Уголок его рта дернулся вверх. Учитывая, в каком тяжелейшем положении оказался Макуран, возможностей у него будет предостаточно.
      Глава 3
      Всадник приближается! - проревел часовой с крепостной башни.
      Внизу, во дворе, все прекратили свои занятия и подняли головы, глядя туда, откуда донесся крик. "Южная стена", - подумал Абивард. Напряжение, которое комком собиралось в желудке при каждом крике со стены, несколько ослабло: хаморы с юга не появятся.
      Часовой воскликнул:
      - Он с алым знаменем!
      - Посланец от Царя Царей, - определил Абивард больше для самого себя. Он подошел к воротам: заставлять царского гонца ждать было бы столь же оскорбительно, как и заставлять ждать самого Царя Царей. На ходу Абивард распорядился подать вино, фрукты, мясо - следовало показать всаднику, что все в наделе в любой момент может быть предоставлено в распоряжение его господина.
      Часовой заметил всадника еще вдали от крепости, так что у слуг было время занять места за спиной Абиварда с закусками наготове, когда всадник появился в воротах. Он со вздохом облегчения соскочил с коня, жадно отхлебнул вина и обтер влажным полотенцем лицо и голову, чтобы охладиться и смыть хоть часть дорожной пыли.
      - Уф! - с явным облегчением выдохнул он. - Ты великодушен к страннику.
      Пусть Господь тебя не оставит.
      - Господь повелевает нам удовлетворять потребности странников, - ответил Абивард. - Разве сами Четыре Пророка не были странниками, ищущими добродетель и истину среди людей?
      - Хорошо сказано. Видно, ты столь же благочестив, сколь щедр к гостям. Гонец поклонился Абиварду, вытащил из поясной сумы свиток пергамента и скользнул по нему взглядом:
      - Ты будешь... Годарс, дихган надела Век-Руд? Этот вопрос он задал с явным сомнением в голосе.
      После катастрофы на Пардрайе у него были все основания сомневаться.
      Абивард вежливо ответил:
      - Нет, я Абивард, сын Годарса, нынешний дихган этого надела. - Скрытый смысл фразы был очевиден.
      - Да не откажет Господь отцу твоему в блаженном упокоении и Своем обществе, - отозвался царский посланец. - Если мне позволено будет высказать свое мнение, его надел перешел в хорошие руки.
      Настал черед поклониться Абиварду.
      - Благодарю тебя за добрые слова.
      - Не за что. - Посланец сделал еще глоток вина. - Вследствие... внезапных перемен, постигших нас, я и подобные мне разосланы по всем владениям, дабы принять присягу новому Царю Царей, благослови и сохрани его Господь, от всех знатных господ, старых и новых.
      - Я с великой радостью присягну Шарбаразу, сыну Пероза, Царю Царей Макурана, - сказал Абивард. - Отец мой всегда отзывался о нем очень хорошо, и я убежден, что под его десницей царство расцветет и вернет себе былую славу.
      Как учил его Годарс, самая лучшая лесть - это лесть, замешанная на правде.
      Абивард ожидал, что гонец разразится очередными цветистыми фразами о его доброте, великодушии и прочем, о чем этот малый не имел ни малейшего права судить.
      Однако вместо этого гонец деликатно кашлянул, словно показывая, что готов сделать вид, будто не слышал ни слова. Спустя мгновение он пробормотал:
      - Да, Век-Руд лежит далеко, у самой границы. Пожалуй, не удивлюсь, если я оказался первым, кто принес сюда весть о воцарении Смердиса, Царя Царей, да продлятся его дни и прирастет его царство!
      Абиварду показалось, будто он не стоит на земле, а повис над Бездной, куда Господь бросает всех, кто согрешил против его учения. Он сказал:
      - Воистину, я не слыхал о Смердисе, Царе Царей. Может быть, ты будешь столь добр, что расскажешь мне о нем. Я полагаю, он из царского рода?
      - Несомненно, - ответил посланец. - Он сын сестры Пероза, деда Пероза, покойного Царя Царей.
      После некоторых размышлений Абивард прикинул, что Смердис приходится дальним родственником Перозу и Шарбаразу. Член царской семьи - несомненно, И вот что касается прямого престолонаследия... Однако это не столь уж существенно. Абивард прекрасно понимал, что существенно:
      - Прежде чем мы продолжим этот разговор, не будешь ли ты любезен поведать мне, как так вышло, что Шарбараз не унаследовал престол Пероза, Царя Царей.
      - О, я уважаю твою осмотрительность, - сказал посланец. - Но мне не составит труда сказать тебе правду: Шарбараз, чувствуя свою неготовность занять трон по причине молодости, невежества и неопытности, отрекся в пользу человека, которого года наделили мудростью, столь необходимой Макурану в эти смутные времена.
      На словах все это звучало неплохо, но если бы какой-нибудь сын троюродной бабушки посмел указывать Абиварду, как управлять наделом, он немедленно отослал бы такого родственничка куда подальше, а может, и вовсе скинул бы его с крепостной стены - в зависимости от того, насколько далеко простерлась бы наглость последнего. И еще Абивард помнил те похвалы, которые расточал Шарбаразу отец. Если сын Пероза хоть отчасти отвечал тому представлению, которое составил о нем Годарс, он не мог смиренно уступить престол никому, а уж тем более какому-то дальнему родственнику, умудрявшемуся до сей поры пребывать в полной безвестности.
      И все же, по словам царского гонца, Смердис правил в Машизе и считал себя имеющим законное право на львиный штандарт макуранского царя. Абивард внимательно изучил регалии посланца. Насколько он мог судить, этот малый был настоящим царским, гонцом. И еще он понимал, что не знает и не может знать причин всего происходящего в Машизе.
      Следовательно, ответ его должен быть покорным, но при этом осторожным.
      - Клянешься ли ты Господом, что все, поведанное тобой о восшествии на престол Смердиса, Царя Царей, - сущая правда?
      - Клянусь Господом, - ответил посланец громко и торжественно, с открытым и искренним лицом. Однако коли он лгал, то Смердис, если у него есть хоть капля ума, и должен был послать человека, умеющего лгать убедительно.
      - Что ж, в таком случае, коль скоро клятва твоя не окажется ложной вне всяких сомнений, я присягаю на верность Смердису, Царю Царей, и молю Господа дать ему мудрость, потребную для избавления Макурана от всех грядущих бед, проговорил Абивард. - Как ты уже отметил, мы здесь живем на самой границе.
      Известия из Машиза доходят до нас медленно. Но вот о том, что творится на другом берегу Дегирда, мы, увы, знаем слишком хорошо. Теперь, когда пало столько наших воинов, земли вдоль границ неминуемо подвергнутся набегам.
      - Смердис, Царь Царей, сделает все, что в его силах, чтобы предотвратить это, - сказал гонец. В это Абивард готов был поверить. Другой вопрос, а многое ли в его силах. Явно меньше, чем было у Царя Царей, пока Пероз не загубил свою армию. В этом сомневаться не приходилось.
      Абивард посмотрел на удлиняющиеся тени.
      - Оставайся на ночлег, - предложил он гонцу. - До сумерек ты все равно не доберешься до другой крепости.
      Гонец тоже измерил тени взглядом и кивнул:
      - Твое гостеприимство оставляет меня твоим должником.
      - Я всегда счастлив служить слугам Царя Царей. - Абивард обернулся к своей челяди:
      - Позаботьтесь о коне... - Он посмотрел на гонца:
      - Как тебя величать?
      - Меня зовут Ишкуза.
      - Позаботьтесь о коне Ишкузы, посланца Смердиса, Царя Царей. - Последние слова Абивард произнес, ощущая все же некоторое сомнение. Неужели отец ошибался насчет Шарбараза? Да, далековато Век-Руд от Машиза. - А теперь займемся тобой.
      Я знаю, что на кухне жарится баранья нога. А к ней я прикажу откупорить лучшего вина.
      Гостеприимство и поддержание репутации своего надела было для Абиварда важнее всего. Но по пятам за ними шло желание хорошенько подпоить Ишкузу в надежде, что это развяжет гонцу язык и позволит побольше узнать о человеке, в чьих руках находилась теперь судьба Макурана.
      Ишкуза от пуза наелся баранины, каши, лепешек и приправленного медом айрана. Он рог за рогом пил вино, нахваливая его с видом знатока. Лицо его раскраснелось. Он развеселился и даже попытался затащить служанку к себе на колени. Когда та ускользнула от его объятий, он лишь громогласно расхохотался, ничуть не рассердившись;
      Но на все расспросы Абиварда - а тот расспрашивал без всякого стеснения, ибо кто мог упрекнуть человека за желание узнать как можно больше о новом самодержце? - Ишкуза отвечал поразительно скупо. Его ответы касались исключительно фактической стороны дела. О мнениях или слухах он, казалось, не имел ни малейшего представления.
      В общем, Абивард узнал, что Смердису около шестидесяти - возраст почтенный, но до старческого слабоумия еще далекий. Разумеется, он служил при дворе Пероза и его предшественника Валаша. "Безупречно", - добавил Ишкуза, но это подразумевалось само собой - как-никак речь шла о Царе Царей.
      - Кем он служил? - спросил Абивард, пытаясь выяснить, была ли должность Смердиса чисто декоративной, или тому приходилось заниматься настоящим делом.
      - Он много лет отвечал за работу монетного двора, - ответил Ишкуза.
      Абивард кивнул: это не тот пост, который приносил его держателю великую славу и почет, но и отнюдь не синекура. Мнение его о Смердисе сместилось в лучшую сторону - за шесть десятков лет тот все же чего-то достиг.
      Царский посланец ни слова не сказал о характере и нраве нового Царя Царей.
      Абивард смирился с этим: так или иначе, эти материи вряд ли станут предметом непосредственной заботы приграничного дихгана.
      Он был от души рад, что Ишкуза принял его условную присягу на верность этому Смердису, Царю Царей. Возможно, если новый правитель Макурана много лет был связан с монетным двором, он выработал в себе характер спокойный и рассудительный, лишенный типичной для знати вздорности и заносчивости.
      Или же, с другой стороны, у Смердиса хватало других забот и он готов был удовольствоваться любыми заверениями в преданности, какими только мог заручиться. До того как дружина Пероза полегла в степном рву, Абивард и представить себе не мог, чтобы у Царя Царей могли быть трудности, как у любого другого. Теперь-то он убедился в обратном.
      Чем дольше он думал об этом, тем более убедительным казалось второе объяснение.
      ***
      Через несколько дней после отъезда Ишкузы в крепость прибыл другой гонец.
      Он привез вести не столь располагающие к размышлениям, но куда более приятные для Абиварда: его просьба о скорейшем браке с Рошнани принята.
      Но в эти дни сладость всегда мешалась с горечью - дихганом, внявшим просьбе Абиварда, был не Папак, а Охос, его третий сын.
      - Нет, - печально произнес гонец. - Он не вернулся из степей. Ни он, ни два его старших сына.
      - И у нас так же, - ответил Абивард. - Я потерял отца, родного брата и трех сводных, а сам избежал западни лишь по случайности, которую поначалу считал несчастливой. - Он рассказал гонцу, как падение его коня привело к спасению всадника.
      - Воистину Господь хранит тебя, - произнес посланец Охоса. - Как я уже говорил, из нашей крепости не вернулся никто. Новому моему господину всего пятнадцать лет.
      - В такие времена юным приходится взрослеть быстро, - сказал Абивард, на что гонец, крепкий мужчина средних лет, ответил серьезным кивком. Абивард задумался, какие советы нашептывает Охосу главная жена Папака и насколько пятнадцатилетний юноша готов им следовать. Скорее всего, кое к чему он прислушивается - или же у него самого хватило ума понять, насколько выгодно для него предложение Абиварда.
      - С твоего позволения, повелитель, - сказал гонец, - госпожа Рошнани и свадебный кортеж отправятся в твои владения, как только я возвращусь домой. Они даже готовы были прибыть сюда вместо меня - поговаривают, она сама очень этого хотела, - но было бы крайне невежливо появиться у твоих ворот без надлежащего предупреждения.
      - Скажи Охосу, что ее и всех, кто с ней прибудет, ждут здесь с большой радостью, и чем скорее, тем лучше, - сказал Абивард; он давно уже распорядился начать все необходимые приготовления. Он поднял указательный палец:
      - Скажи также своему господину, чтобы в кортеж обязательно включили как можно больше воинов в полном вооружении. В наши дни на дорогах могут повстречаться не только мелкие разбойничьи шайки.
      - Я слово в слово передам то, что ты сказал, - пообещал гонец и повторил сказанное Абивардом, показывая, что способен выполнить обещанное.
      - Отлично, - сказал Абивард. - Позволь задать тебе еще один вопрос. Когда гонец кивнул, Абивард понизил голос:
      - Она хороша собой?
      - О повелитель, если бы я мог сказать тебе, хороши она или нет, поверь, я сказал бы. Но не могу. Мне ни разу не доводилось быть во дворе, когда она выходила с женской половины. Так что я просто не знаю. И не скажу, что особо приглядывался, когда она вертелась у меня под ногами сопливой девчонкой.
      - Ну что ж... - Абивард вздохнул, залез в кошель, который носил на поясе, и вытащил два серебряных аркета:
      - Это тебе хотя бы за честность.
      Гонец проворно отсалютовал:
      - Ты щедр к человеку, которого видишь в первый раз. Ради тебя я от души надеюсь, что она прекрасна. Ее отец и братья, они... были не самыми страхолюдными из созданий Господних.
      И с этими относительно обнадеживающими словами он направился назад в крепость Папака... нет, уже Охоса.
      На следующий же день в крепость прибыл другой гонец, на сей раз от Птардака, сына Урашту. После обычного обмена любезностями он объявил:
      - Мой повелитель, ныне дихган Налгис-Крага, счастлив принять твое предложение объединить наши владения через скорейший брак с сестрой твоей Динак.
      - О, ты принес добрую весть, - сказал Абивард, - хотя мне прискорбно слышать, что отец его ушел в Бездну. Он ходил в Пардрайянский поход?
      - Ходил, - ответил человек Птардака. Больше он ничего не сказал. После ужасного конца Перозова войска ничего и не надо было говорить.
      - А твоему повелителю посчастливилось вернуться домой невредимым? спросил Абивард. Он страстно желал знать, кто еще уцелел после того побоища.
      Таких было очень немного.
      На сей раз посланец Птардака покачал головой:
      - Нет, о повелитель, ибо он не участвовал в походе. К великой своей досаде, он сломал руку и лодыжку, упав с лошади во время игры в мяч, всего за неделю до того, как должен был выступить в поход, а потому вынужден был остаться в крепости. Теперь все мы говорим, что Господь сохранил его нам.
      - Я понимаю тебя, - сказал Абивард. - Меня тоже спасло от гибели падение с коня. - Он в который раз рассказал свою историю, а закончил так:
      - В тот миг мне казалось, что Господь меня оставил, но уже очень скоро я понял, что как раз наоборот. Ах, если бы Он так же хранил все войско, как хранил меня!
      - Воистину так, о повелитель; истинную правду говорят уста твои. Помолчав, посланец добавил:
      - Птардак был бы рад, если бы ты отправил свою сестру в его крепость как можно быстрее, разумеется, с надлежащим сопровождением, способным обеспечить ее безопасность на время пути.
      - Меня задержит только одно, - сказал Абивард. Не шевельнув ни единым мускулом, посланец Птардака сумел придать лицу крайне огорченное выражение.
      Очевидно, по его убеждению, никакая задержка не была приемлема; Тогда Абивард пояснил:
      - Скоро сюда прибудет моя собственная невеста. А после своей свадьбы я лично препровожу Динак в Налгис-Краг.
      - А-а! - У гонца было очень выразительное лицо. Абивард увидел, что на такое исключение он соглашается. - Дай Господь тебе и твоей жене величайшего счастья, каковое Он несомненно даст твоей сестре и моему повелителю.
      - Дай Господь, - сказал Абивард. - И кстати о счастье моей сестры - я полагаю, здоровье дихгана Птардака идет на поправку? - Каков бы ни был договор, заключенный, когда Динак была еще девчонкой, Абивард не имел намерения приковывать ее к мрачному калеке, готовому выместить на ней злобу за свои увечья.
      Но гонец сделал знак, отгоняющий дурные предположения:
      - Повелитель мой, головой клянусь. Господом клянусь, что через полгода никто и не будет знать, что он пострадал. В нашем наделе есть прекрасные костоправы, и для Птардака они сделали все, что в их силах. Ну, может быть, и останется чуть заметная хромота, но он определенно будет крепким и мужественным мужчиной, достойным той драгоценности, которую получит с твоей женской половины.
      - В таком случае все прекрасно. Ответственность за правоту твоих слов лежит на тебе и на нем. - Абивард готов был биться об заклад, что выразительное лицо гонца выдаст его, если он солгал. Но лицо светилось искренностью. Это обнадежило Абиварда.
      Человек Птардака вежливо кашлянул, а потом заговорил, прикрывая рот ладонью:
      - Могу ли я рассказать моему повелителю о красоте твоей сестры? Нет-нет, я не прошу взглянуть на нее - ничего такого, что выходило бы за рамки приличий, поспешно добавил он, - но ты понимаешь, что твое слово поможет мне унять тревогу моего повелителя.
      Абивард чуть не расхохотался - тот же вопросу почти слово в слово, он задал гонцу Охоса. Он подумал, прежде чем ответить, - слово мужчины было драгоценным даром. Красива ли Динак? Она - его сестра, он никогда не смотрел на нее так, как смотрят на женщин. Но когда он зашел на женскую половину, она выглядела вполне уместно среди младших вдов Годарса, которые блистали красотой.
      - Можешь передать Птардаку, что, по моему скромному мнению, он не будет разочарован ее внешностью, - наконец проговорил он.
      Гонец просиял:
      - Именно так я и передам, о повелитель. Последний вопрос, и я уйду. Когда же вы почтите нас своим прибытием в Налгис-Краг?
      - Я ожидаю, что моя невеста прибудет в крепость примерно через неделю.
      Добавь еще неделю на свадьбу и все сопутствующие ей празднества и еще большую часть недели на дорогу до твоего надела с вооруженным отрядом и женщиной.
      Скажем, всего три недели. Я вышлю вперед гонца на быстром скакуне за два дня до выезда кортежа, чтобы мы не застали твоего повелителя врасплох.
      - Ты - само воплощение предупредительности. - Посланец Птардака отвесил глубокий поклон, затем вскочил в седло и помчался назад в свой надел.
      Абивард кивнул самому себе. Похоже, положение надела среди соседей начинает укрепляться. Будущее покажет, убережет ли это от хаморов.
      ***
      Сердце Абиварда стучало, как в тот момент, когда Чишпиш приказал своим воинам взять копья наперевес. Он покачал головой и скрестил пальцы - этот знак должен был отогнать дурные предзнаменования. Вскоре после приказа Чишпиша разразилась катастрофа. Абивард молил Господа и Четырех Пророков не дать подобному произойти в его браке.
      "Теперь уже скоро", - подумал он, выглядывая во двор из окошка, расположенного рядом с укрепленной дверью в жилую часть. На дворе стоял Охос, беспокойно переминаясь с ноги на ногу. Время от времени он спохватывался и замирал, затем забывал и опять начинал переминаться.
      "А я-то считал, что мне выпала тяжелая доля, когда получил этот надел", подумал Абивард, глядя на Охоса. Бремя Век-Руда пало на его плечи, когда он был уже взрослым мужчиной и к тому же избранным наследником Годарса. А у Охоса борода только начала пробиваться темным пушком на щеках. Он был просто-напросто одним из многих сыновей Папака... пока Папак и все опережавшие Охоса в правах наследования не отправились на Пардрайю и не сложили том головы. Теперь, к добру ли, к худу ли, Охосу приходилось справляться с обязанностями дихгана.
      Хотя Абивард и сам нервничал, он не мог не посочувствовать Охосу.
      Рядом с Охосом стоял служитель Господа в желтой рясе, свидетельствующей о его принадлежности к духовенству. Волосы и борода его были не стрижены и не чесаны, что символизировало его устремленность не к этому миру, а к иному.
      Абивард удостоил служителя Господа лишь мимолетным взглядом. А затем вновь, как и на протяжении всего утра, взор его устремился к воротам крепости.
      Там, в тени, ждала Рошнани. Когда она выйдет во двор, наступит и его черед появиться.
      - Эх, вот бы он дал мне взглянуть на нее, - пробормотал Абивард.
      Охос и свадебный кортеж прибыли накануне вечером. Однако молодой дихган, видимо, из-за недостатка опыта не знавший, какие установленные обычаем действия можно смело опустить, строго придерживался их всех. И поэтому, хотя Абивард имел возможность поздороваться со своей невестой - и узнать, что у нее довольно приятный голос, - он так и не увидел ее лица. На ней была плотная чадра, из-за которой она, должно быть, ничего не видела. Эта самая чадра успешно противостояла всем попыткам Абиварда узнать, что же под ней скрывается.
      Во дворе один из сводных братьев Абиварда начал бить в барабан. При четвертом неспешном и гулком ударе Рошнани вышла из тени и стала медленно приближаться к брату и священнослужителю в желтом.
      Младший сводный брат Парсваш подтолкнул Абиварда.
      - Иди же! - пискнул он. - Пора! Платье Рошнани было ярким, словно маяк, из красно-оранжевой шелковой саржи с узором из нарядных стилизованных корзинок с фруктами. Из-под подола выглядывали загнутые носки красных туфель. Чадра ее на сей раз была из той же ткани, что и платье, только несколько прозрачней.
      Парсваш вновь подтолкнул Абиварда. Тот сделал глубокий вдох и шагнул во двор. Как и в тот миг, когда он рванулся в атаку, в нем смешались страх и восторг.
      Когда Абивард приблизился к ожидавшим его, Охос исполнил ритуальный поклон, на который Абивард ответил таким же поклоном. Так же он поклонился и служителю Господа, который, служа более высокому господину, нежели Смердис, Царь Царей, на его поклон не ответил, и, наконец, Рошнани. Охос поклонился ему от имени сестры.
      Потом служитель Господа произнес:
      - Во имя Нарсе, Гимиллу, преподобной Шивини и Фраортиша Старейшего мы сошлись здесь сегодня, дабы завершить начатое много лет назад и сочетать браком дихгана Абиварда и Рошнани, дочь Папака, покойного дихгана, и сестру дихгана Охоса.
      Лицо Охоса перекосилось. Вид у него был такой, будто он отдал бы все, чтобы на его месте стоял Папак. Абиварду это чувство было понятно - до чего же ему самому хотелось ощущать рядом спокойное и вселяющее силу присутствие Годарса. Но он, как и Охос, был предоставлен самому себе.
      Взгляд его упал на филигранные ширмы, прикрывавшие окна женской половины.
      За одной из этих ширм - его мать, за другой - сестра. Все прочие женщины Годарса - ныне его, Абиварда, женщины, - конечно, тоже смотрят, во все глаза смотрят, как незнакомка из другого надела входит в их мир и, по всей вероятности, превзойдет их всех по своему положению.
      - Господь благословляет нас даже в несчастьях, - продолжал священнослужитель. - Ибо от Него, равно как от мужчины и женщины, проистекает каждое новое поколение, каждая новая жизнь. Желаешь ли ты, Абивард, сын Годарса, чтобы твоя помолвка преобразилась днесь в истинный брачный союз?
      - Желаю, - сказал Абивард, как его учили. Рядом с ним Фрада медленно кивнул, словно беря на заметку, чего следует ожидать, когда придет его черед предстать перед служителем Господа.
      - Желаешь ли ты, Охос, сын Папака, чтобы помолвка твоей сестры, одобренная твоим отцом, преобразилась днесь в истинный брачный союз?
      - Желаю, - отвечал Охос дрогнувшим голосом. Он насупился и покраснел.
      Абиварду хотелось сказать ему, что волноваться ни к чему, что все хорошо, но человек в желтой рясе уже обращался к Рошнани, которая тоже обладала правом голоса в этом деле:
      - Желаешь ли ты, Рошнани, дочь Папака, чтобы твоя помолвка преобразилась днесь в истинный брачный союз?
      - Желаю, - ответила она так тихо, что Абивард еле расслышал ее голос.
      Неудивительно, что она волнуется, подумал он. Он-то всего лишь добавляет еще одну жену к нескольким, уже обосновавшимся на женской половине. Но для нее вся жизнь изменилась навсегда, когда она покинула крепость, в которой родилась... и так возможно, что перемена эта окажется к худшему, несравненно худшему.
      - Теперь, сообразно вашим желаниям... - Служитель Господа вручил Абиварду и Рошнани по финику. Рошнани отдала Абиварду свой финик, он сделал то же самое.
      Он ел финик, данный ею, и надеялся разглядеть ее лицо, когда она будет класть финик в рот. Но нет, она убрала руку под плотную чадру и достала ее уже с косточкой. Эту косточку она вернула священнослужителю, как и Абивард. Служитель Господа произнес:
      - Я посажу эти семена рядом, дабы они росли вместе, как и вы.
      Затем он взял Рошнани за руки и вложил их в руки Абиварда. Это действие завершало и узаконивало брачный обряд. Двор огласился приветствиями. Они слышались и из окон женской половины - хотя и не из всех, Фрада осыпал новобрачных пшеничными зернами, символизирующими плодородие.