История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага

      Мистер Пинсент, однако, не усмотрел здесь ничего предосудительного непонятно, почему людям не пить чай в шесть часов, если им так нравится; и выйдя из дому, он резко спросил у мистера Уэга, какого черта он строил рожи и подмигивал и что это его так развеселило.
      - Да вы разве не заметили, как этот щенок застеснялся своего хлеба с маслом? - отвечал мистер Уэг, давясь от смеха. - Когда они хорошо себя ведут, им, наверно, дают еще патоки. Непременно расскажу старику Пенденнису.
      - Ничего не вижу смешного, - сказал мистер Пинсент.
      - Где уж вам, - проворчал мистер Уэг, и до самого дома они дулись друг на друга и молчали.
      За обедом Уэг очень живо рассказал о том, что произошло, обнаружив незаурядную наблюдательность. Он описал старого Джона, платье, развешанное на кустах, сени и деревянные галошки, мебель и картины в гостиной.
      Горбоносый старичок с лысиной - не иначе как feu {Покойный (франц.).} Пенденнис; юноша в студенческой шапке и мантии - разумеется, ныне здравствующий маркиз Фэрокский; вдова в молодости - миниатюра миссис Ми; она в том же платье, в каком была сегодня... Ну, допускаю, что сегодняшнее сшито годом позже... а кончики пальцев у перчаток отрезаны, чтобы удобнее было штопать сыну рубашки. А потом прелестная субретка подала чай, и мы ушли, а граф и графиня остались вкушать хлеб с маслом.
      Бланш, сидевшая с ним рядом и обожавшая les hommes d'esprit {Острословов (франц.).}, весело рассмеялась и заявила, что он уморительный человек. Но Пинсент, которому мистер Уэг стал просто противен, не выдержал и громко проговорил:
      - Не знаю, мистер Уэг, каких женщин вы привыкли видеть в своем доме, но, ей-же-ей, сколько можно судить по первому знакомству, я в жизни не встречал таких прекрасно воспитанных леди. Надеюсь, сударыня, вы их навестите, - добавил он, обращаясь к леди Рокмиистер, сидевшей по правую руку от сэра Фрэнсиса Клеверинга.
      Сэр Фрэнсис наклонился к своей соседке слева и шепнул: "Ага, досталось Уэгу на орехи!" А леди Клеверинг, очень довольная, хлопнула молодого человека веером по руке, улыбнулась ему своими черными глазами и сказала: "Молодец, мистер Пинсент!"
      После размолвки с Бланш в отношении Лоры к ее родственнику появилось что-то новое, какая-то едва заметная грусть, не без примеси горечи. Казалось, она и его проверяет на вес и на подлинность; вдова порой замечала, как ясные глаза девушки следят за Пеном и лицо ее выражает чуть ли не презрение, когда он сидит, развалясь в гостиной, или с сигарой в зубах лениво мерит шагами лужайку, или, растянувшись под деревом, смотрит в книгу, которую ему лень читать.
      - Что между вами произошло? - спрашивала прозорливая Элен. - Что-то случилось, я вижу. Может, всему виной эта проказница Бланш? Скажи мне, Лора.
      - Ничего не случилось.
      - Так почему же ты так смотришь на Пена?
      - Посмотрите и вы на него, маменька! Мы с вами неподходящее для него общество: ему с нами скучно; для такого гения мы недостаточно умны. Мы стесняем его свободу, и он попусту растрачивает свою жизнь. Ничто его не занимает, он и из дому-то почти не выходит. Даже капитан Гландерс и капитан Стронг ему надоели. А ведь они мужчины, - добавила она с горьким смешком, не то, что мы. Здесь он никогда не будет счастлив. Почему он ничего не делает? Почему не старается чего-то добиться?
      - При большой экономии нам всего хватает, - сказала вдова, и сердце у нее заколотилось. - Пен уже сколько месяцев ничего не тратит. По-моему, он ведет себя примерно. По-моему, ему и с нами очень хорошо.
      - Не волнуйтесь так, маменька! Не нужно этого. И не грустите оттого, что Пену здесь скучно. Ведь он мужчина, а мужчина должен работать. Он должен составить себе имя, найти себе место в жизни. Вот смотрите: оба капитана воевали; этот мистер Пинсент, что приходил к нам, будет очень богат, а все-таки в государственной службе; он очень много работает, мечтает об имени, о доброй славе. Он говорит, что в Оксбридже Пен был одним из лучших ораторов и числился среди самых способных студентов. Пен смеется над известностью Уэга (он, и правда, очень противный), говорит, что он тупица и такие книги мог бы писать кто угодно.
      - Отвратительные книги, - вставила вдова.
      - А между тем его все знают. Вот, пожалуйста, в "Хронике графства" пишут: "Прославленный мистер Уэг провел некоторое время в Бэймуте - пусть наши модники и причудники страшатся его язвительного пера". Если Пен умеет писать лучше, чем мистер Уэг, и говорить лучше, чем мистер Пинсент, за чем же дело стало? Право же, маменька, он не может произносить речи для нас двоих, здесь он вообще не может отличиться. Ему нужно уехать, просто необходимо.
      - Лора, милая, - сказала Элен, беря ее за руку, - хорошо ли с твоей стороны так его торопить? Я давно жду. Я уже сколько месяцев коплю деньги, чтобы... чтобы отдать тебе долг...
      - Полноте, маменька! - перебила Лора и поспешно ее поцеловала. - Это не мои деньги, а ваши. Никогда больше о них не поминайте. Сколько вы скопили?
      Элен сказала, что в банке уже более двухсот фунтов, а всю сумму она сможет выплатить Лоре к концу будущего года.
      - Отдайте их ему. Пусть возьмет двести фунтов. Пусть едет в Лондон и станет юристом: станет человеком, будет достоин своей матери... и моей, добавила девушка, на что нежная вдова с чувством заявила, что Лора - милая, добрая девочка, дар, ниспосланный ей небом; и думаю, что по этому поводу никто не стал бы с ней спорить.
      То был не последний их разговор об этом предмете, и в конце концов твердость и ясное суждение девушки одержали верх; к тому же вдова всегда была готова принести себя в жертву. Но она помнила о своей заветной цели и, когда пришло время сообщить Пену об этих новых планах, не преминула ему рассказать, кто первым до них додумался: это Лора настаивает на том, чтобы он ехал в Лондон учиться; это Лора слышать не хочет о возврате денег, которые у нее взяли, чтобы уплатить его... его долги после Оксбриджа; это Лоре он должен быть благодарен, если и сам сочтет, что ему надобно уехать.
      Пен просиял, услышав эту новость, и с таким жаром обнял мать, что она, бедняжка, вероятно, даже огорчилась, однако первые же его слова вернули ей бодрость.
      - Клянусь, она благородная девушка, храни ее бог! Ах, матушка! Мне здесь так тяжко, так хочется работать, а за что взяться - не знаю. Все думаю и думаю о своем: позоре, о долгах, о проклятом своем мотовстве и безрассудстве. Я мучился неимоверно. Я совсем извелся... но не стоит об этом говорить. Если мне представится возможность искупить прошедшее, исполнить свой долг перед самим собою и перед лучшей из матерей, - право же, право, я это сделаю. Я еще покажу себя достойным вас. Храни вас господь! Спасибо Лоре! Эх, жаль, что ее здесь нет, что я не могу ее поблагодарить!
      Пен говорил еще долго и несвязно, шагал по комнате, пил воду, принимался прыгать вокруг матери и обнимать ее, то смеялся, то пел, - таким счастливым она не видела его с тех пор, как он был ребенком, с тех пор, как вкусил от страшного древа познания, которое с начала времен искушает род человеческий.
      Лоры не было дома. Лора гостила у важной леди Рокминстер, дочери лорда Бэйракрса, сестры покойной леди Понтипул, а следовательно - дальней родственницы Элен, о чем сама миледи, великий знаток генеалогии, милостиво напомнила скромной провинциалке. Признание этого родства очень 'порадовало Пена; зато он, вероятно, был не очень доволен, когда леди Рокминстер на несколько дней увезла мисс Белл к себе в Бэймут, а о том, чтобы пригласить мистера Артура Пенденниса, даже не заикнулась. В беймутской гостинице готовился бал, - Лоре предстоял первый выезд в свет. Графиня заехала за нею в своей карете, и она укатила, увозя в картонке белое платье, счастливая и румяная, как та рова, с которой сравнил ее Пен.
      Разговор матери с сыном состоялся как раз в день бала.
      - Честного слово! - воскликнул Пен. - Поеду-ка и я туда... только на чем?..
      Мать очень обрадовалась такому его решению, и пока он раздумывал, как ему добраться до Бэймута, к ним, по счастью, заглянул капитан Стронг. Оказалось, что он тоже едет в Бэймут, и он тут же предложил запрячь своего Крепыша в двуколку и захватить Пена.
      Когда в Клеверинг-Парк съезжались гости, шевалье Стронг обычно искал отдыха и развлечений на стороне. "Я в свое время насмотрелся званых обедов, - объяснял он. - Помню и такие, когда на одном конце стола сидел король, а на другом - герцог королевской крови, и у всех обедающих было на груди по шесть орденов; но, черт побери, Гландерс, вся эта пышность не по мне, а уж от английских дам с их проклятой чопорностью и от помещиков с их послеобеденными разговорами о политике меня, всегда клонит в сон, честное слово. Я люблю после обеда спокойно покурить, а когда хочется пить - тянуть пиво из оловянной кружки.
      Итак, в дни больших приемов в Клеверинг-Парке шевалье довольствовался тем, что надзирал за приготовлениями к столу и школил мажордома и слуг; и хотя он вместе с мосье Мироболаном проверял список блюд, но сам на обеде не присутствовал.
      - Пришлите мне в комнату бифштекс и бутылку кларета, - распоряжался сей мудрец; и из своего окна, выходившего на террасу и подъездную аллею, он наблюдал, как подкатывают к крыльцу коляски с гостями, а не то разглядывал дам через круглое оконце, проделанное из его прихожей в парадные сени. Убедившись в том, что гости уселись за стол, он отправлялся через парк в городок: к капитану Гландерсу, либо навестить хозяйку "Герба Клеверингов", либо повидать мадам Фрибсби за ее неизменной чашкой чая и романом. Куда бы он ни пришел, ему везде были рады, и везде он оставлял после себя легкий аромат грога.
      Крепыш - далеко не худшая лошадь в конюшне сэра Фрэнсиса - был отдан в полное распоряжение капитана Стронга, который седлал или запрягал его в любое время дня и ночи и разъезжал на нем по всей округе. Шевалье и его гнедой держали путь то в харчевню, где подавали доброе пиво, то к арендатору - отцу хорошенькой дочки, играющей на фортепьяно, то в Чаттерис - в театр либо в казармы, - то в Бэймут, если там затевалось что-нибудь интересное, то на сельские скачки и ярмарки; и старый солдат, находясь, можно сказать, в дружественной стране, жил, не платя за постой.
      Крепыш быстро доставил Пена и шевалье Стронга в Бэймут. С тамошней гостиницей и ее хозяином этот последний был знаком так же хорошо, как и со всеми другими окрестными гостиницами, и обоим джентльменам тотчас отвели комнату, где переодеться, после чего они спустились в залу для танцев. Шевалье был великолепен. В синем сюртуке, с тремя золотыми крестами на широкой груди, он выглядел точно иноземный фельдмаршал.
      Как на всяком публичном бале, публика собралась очень пестрая, и это даже поощрялось, поскольку молодой Пинсент рассчитывал на поддержку в графстве, а почетной устроительницей бала была леди Рокминстер.
      В одном конце залы поставили карточный стол и особые скамьи для аристократии. Шевалье не стал туда пробираться (он, по его словам, не жаловал важных шишек) зато в другом конце комнаты он знал всех и пожимал руки направо и налево - дочерям виноторговцев, кабатчиков, купцов, стряпчих, фермеров из дворян, а также их отцам и братьям.
      - Кто это там, с трехконечной звездой на синей ленте? - спросил Пен, указывая на господина в черном, с кудрями и острой бородкой, который стоял, свирепо оглядываясь по сторонам, заложив одну руку за пройму жилета, а в другой держа шапокляк.
      - Бог мой, да это Мироболан! - воскликнул Стронг и расхохотался. Bonjour, chef! Bonjour, chevalier!
      - De la croix de Juillet, chevalier! {Здравствуйте, шеф! Здравствуйте, кавалер! - Кавалер Июльского креста! (франц.).} - отозвался тот, указывая на свой орден.
      - Э, а вот и еще ордена! - улыбнулся Пен.
      Кивая Стронгу, как доброму знакомому, к ним подходил мужчина с иссиня-черными, явно крашеными волосами и бакенбардами, с хитрыми глазками и белыми ресницами, с густой сетью морщин на красном, необычного оттенка, лице, с множеством алмазов и других драгоценных камней в жилете и галстуке, с огромными руками в перчатках, толстыми ногами, упрятанными в большущие блестящие сапоги, и с полосатой ленточкой в петлице.
      Стронг пожал ему руку.
      - Мой друг мистер Пенденнис, - сказал он. - А это - полковник Алтамонт, из личной охраны набоба Лакхнаусского.
      Полковник и Пен обменялись поклонами, и последний стал жадно искать глазами ту, ради кого он сюда приехал.
      Ее еще не было. Но скоро оркестр заиграл "Вот идет герой с победой" и в зале появились знатные гости - вдовствующая графиня Рокминстер, мистер Пинсент и мисс Белл, сэр Фрэнсис Клеверинг, баронет из Клеверинг-Парка, леди Клеверинг и мисс Амори, сэр Хорэс Фоги, баронет, леди Фоги, полковник и миссис Хигз, мистер Уэг (как перечисляла их на следующий день газета графства).
      Пен, минуя Бланш, бросился к Лоре и схватил ее за руку.
      - Спасибо! - сказал он. - Мне нужно с тобой поговорить... как можно скорее... Пойдем танцевать.
      - На три первых танца я уже приглашена, милый, - отвечала Лора с улыбкой; и он отступил, кусая с досады ногти и забыв поздороваться с мистером Пинсентом.
      Тем временем полковник Алтамонт внимательно разглядывал свиту леди Клеверинг, прикрывая лицо пахучим носовым платком, чтобы спрятать усмешку.
      - Кто эта девица в зеленом, а, капитан? - спросил он у Стронга.
      - Это мисс Амори, дочь леди Клеверинг, - отвечал тот. Полковник чуть не задохнулся от смеха.
      Глава XXVI
      Сценки на бале
      Стоя в тени оконной ниши за тонкими белыми занавесями и мрачно хмуря лоб, Артур Пенденнис смотрел, как мисс Белл танцует свою первую кадриль с мистером Пинсентом. Лицо мисс Лоры сияло от радости. Музыка, свет, толпа возбуждали ее. В пышном белом платье, со счастливой улыбкой на открытом, разрумянившемся лице и темными локонами, падающими на плечи, она старательно проделывала фигуры танца, и не одни мужские глаза восхищенно следили за ней; а леди Фоги, которая имела дом в Лондоне и потому, наезжая в деревню, нестерпимо важничала, спросила у леди Рокминстер, кто эта молодая особа, нашла в ней сходство с некоей царицей лондонских балов и заявила, что она вполне презентабельна.
      Леди Рокминстер не допускала мысли, чтобы какая-нибудь ее протеже могла быть непрезентабельной, и только подивилась, как у леди Фоги хватает нахальства вообще судить об этом. Время от времени она оглядывала Лору в лорнет и осталась вполне довольна безыскусственной красотой девушки и ее веселым, невинным лицом. Руки у ней красноваты, но это с годами пройдет, А держится она куда лучше, чем эта вертушка мисс Амори, что танцует напротив нее.
      Мисс Бланш и в самом деле была Лориной визави, и уж она и улыбалась своей лучшей подруге, и кивала ей, и переговаривалась с нею, когда они оказывались рядом, и всячески ей покровительствовала. Белее ее плечиков не было во всей зале, и они ни минуты не оставались в покое; как и ее глаза, которые беспрестанно стреляли по сторонам; как и вся ее фигурка, которая точно говорила всем и каждому: "Смотрите на меня, а не на эту розовую, здоровую, крепкую деревенскую девчонку - она и танцевать-то не умела, пока я ее не выучила. Вот, полюбуйтесь, как танцуют в Париже... вот самая изящная ножка в этой зале и самый изящный башмачок. Полюбуйтесь, мистер Пинсент. И вы, мистер Пенденнис. Я знаю, почему вы там хмуритесь за занавеской. Знаю, что вам до смерти хочется потанцевать со мной".
      Лора, танцуя, тоже поглядывала на Пена, укрывшегося в нише окна. Он оставался в этом убежище до конца первой кадрили, и остался бы и дольше, но тут добрая леди Клеверинг поманила его к себе, и Пен, краснея и конфузясь, как то обычно бывает с очень самоуверенными молодыми людьми, подошел к почетному месту, где сидели пожилые дамы. Он надменно поклонился леди Рокминстер, которая в ответ лишь мельком на него взглянула, а потом засвидетельствовал свое почтение вдове покойного Амори, ослепительной в своих брильянтах, перьях, бархате, кружевах и прочих изделиях портновского и ювелирного искусства.
      Танцевать с мисс Белл вторую кадриль удостоился юный мистер Фоги, еще учившийся в Итоне и с нетерпением дожидавшийся усов и зачисления в драгунский полк. Он не скрывал своего восхищения девушкой. Ему казалось, что очаровательнее он никого не встречал. Он так и сказал ей: "Вы мне гораздо больше нравитесь, чем эта француженка". (Перед тем он танцевал с мисс Амори.) Лора весело рассмеялась и, все еще смеясь, заметила Пена, который, со своей стороны, все еще дулся, напустив на себя нелепо высокомерный вид. Потом заиграли вальс, и юный Фоги, с грустью вспомнив, что не умеет вальсировать, дал себе слово на ближайших вакациях нанять учителя.
      Мисс Лору опять ангажировал мистер Пинсент, и Пен с яростью увидел, как рука этого джентльмена обвила ее талию и они закружились по зале. Прежде ему и в голову не приходило сердиться, когда летними вечерами в Клеверинг-Парке они устраивали танцы - выносили столы и стулья, призывали сверху гувернантку играть на фортепьяно, и сам он, и шевалье Стронг (превосходный танцор, умевший сплясать и английскую жигу, и немецкий вальс, и испанское фанданго) поочередно приглашали Бланш и Лору.
      Сейчас Лора так наслаждалась танцем и была так оживлена, что расшевелила даже флегматичного мистера Пинсента. Бланш танцевала прекрасно, но ей попался неудачный кавалер - капитан Слонки из драгунского полка, стоявшего в Чаттерисе. Ибо капитан Слонки, хоть и вкладывал в это занятие много старания и сил, но не поспевал за музыкой и, будучи начисто лишен слуха, сам не замечал, что движения его слишком медлительны.
      Таким образом, мисс Бланш видела, что не только в кадрили, но и в вальсе ее лучшая подруга выглядела интереснее, и успех Лоры не доставил ей радости. Сделав два-три тура с тяжеловесным драгуном, она сослалась на усталость и потребовала, чтобы он отвел ее на прежнее место - подле ее матушки, с которой беседовал Пен; а Пена спросила, почему он не пригласил ее на вальс и оставил на милость этого противного увальня в красном мундире и в шпорах?
      - А я думал, что для молодых барышень нет ничего лучше мундира и шпор, - отвечал Пен. - Я и не посмел бы в своем черном фраке соревноваться с таким великолепием.
      Мисс Амори пожала плечиками.
      - Вы очень недобрый, жестокий и нелюбезный. Лучше уходите. Ваша кузина смотрит на нас из-за плеча мистера Пинсента.
      - Пойдемте танцевать, - сказал Пен.
      - Только не этот вальс. Нельзя, ведь я только что отделалась от толстого капитана. Поглядите на мистера Пинсента, видали вы что-нибудь подобное? Следующий вальс я с вами буду танцевать, и кадриль тоже. Я уже приглашена, но скажу мистеру Пулу, что обещала вам, а потом забыла.
      - Женщины легко забывают, - сказал Пен.
      - Но потом они всегда вспоминают и очень раскаиваются в своей вине. Вот идет Кочерга, и с ним наша милая Лора. Какая она нынче хорошенькая.
      Лора, подойдя, протянула Пену руку, а Пинсент изобразил нечто вроде поклона, уподобившись в грации тому предмету домашней утвари, с которым сравнила его мисс Амори.
      А Лора глядела приветливо, ласково.
      - Как хорошо, что ты приехал, - сказала она. - Теперь мы можем поговорить. Как маменька? Первые три танца кончились, следующий я танцую с тобой.
      - Я только что ангажировал мисс Амори, - отвечал Пен; и мисс Амори кивнула головкой и, присев, заявила:
      - Я его не уступлю, милочка.
      - Ну, тогда, душечка, он будет танцевать со мной вальс, - сказала Лора. - Правда, Пен?
      - Вальс я танцую с мисс Амори.
      - Очень жаль, - сказала Лора и, тоже присев, укрылась под надежное крыло леди Рокминстер.
      Пен упивался своим коварством. Из-за него ссорятся две самые красивые девушки. Решив, что мисс Лора наказана по заслугам, он изогнулся над спинкой дивана и стал болтать с Бланш. Он беспощадно высмеивал всех присутствующих драгун в их тесных мундирах, разряженных провинциалов, безвкусные туалеты дам. У этой не прическа, а воронье гнездо; та нацепила на голову шесть фунтов винограда, вдобавок к фальшивому жемчугу. "Головной убор из миндаля с изюмом, - сказал он. - Можно подавать на десерт". Словом, он был чрезвычайно язвителен и забавен.
      Во время кадрили он продолжал злословить, и Бланш то и дело смеялась и потому, что шутки его были остроумны, и потому, что Лора опять оказалась их визави и могла слышать, как им весело и как они понимают друг друга.
      - Артюр сегодня очарователен, - шепнула она Лоре из-за куртки корнета Жерда, когда они трое пережидали, а Пен один выполнял фигуру танца, очень неторопливо, заложив большие пальцы в карманы жилета.
      - Кто?
      - Артюр, - произнесла Бланш на французский лад. - Такое красивое имя.
      А затем барышни перешли на сторону Пена, и ту же фигуру станцевал корнет Жерд. У него не было жилетных карманов, куда спрятать руки, и они торчали из тесных рукавов куртки, большие и будто опухшие.
      В перерыве между кадрилью и вальсом Пен только спросил Лору, интересный ли кавалер корнет Жерд и так же ли он ей по душе, как другой ее кавалер, мистер Пинсент. А вонзив ей в грудь эти два кинжала, снова стал болтать с Бланш Амори и острить удачно и неудачно, но всегда достаточно громко. Лора не могла понять, почему Пен дуется на нее, чем она его обидела; но она и теперь нисколько на него не рассердилась, потому что была незлобива, да к тому же проявление мужской ревности порою даже приятно женщине.
      Раз Пен был занят, она охотно пошла с капитаном Стронгом - тот танцевал еще лучше. А Лора, как всякая юная и жизнерадостная девушка, обожала танцы и наслаждалась от души. Капитану Слонки на этот раз досталась дама, вполне подходящая ему по размерам: мисс Бомбл, крупная особа в креповом платье цвета малинового мороженого, дочь той дамы с виноградом на голове, которой любовался Пен.
      Тут и мистер Артур Пенденнис не спеша вошел в круг со своей прелестной дамой мисс Бланш, нежно прильнувшей к его руке, и, кружась под звуки вальса, решил, что они с Бланш - замечательная пара. Возможно, ему интересно было удостовериться, согласна ли с ним в этом мисс Белл; но она, без устали танцуя с капитаном Стронгом, не замечала его или не хотела замечать. Однако триумф Пена был недолговечен, и бедной Бланш суждено было в этот злосчастный вечер испытать еще одно унижение. Пока они с Пеном кружились легко и ловко, точно в балете, капитан Слонки и дама, за чью объемистую талию он держался, вращались неторопливо, с прохладцей, мешая другим танцующим. Но оказалось, что больше всего они мешали Пенденнису, ибо он и Бланш, на одном из самых быстрых своих поворотов, налетели на драгуна и его даму с такой силой, что все четыре вращающиеся тела потеряли равновесие; капитан Слонки, мисс Бомбл и Пен не удержались на ногах, одной мисс Амори повезло - ее только отбросило к стене, прямо на скамью.
      А Пенденнис растянулся на полу, разделив участь Слонки и мисс Бомбл. Капитан был тяжел, но добродушен, он первый же расхохотался над своей бедой, чем и избавился от насмешек. Зато мисс Амори рвала и метала; мисс Бомбл, сидя на полу и жалобно озираясь по сторонам, являла собою зрелище, на которое трудно было смотреть без смеха; а Пен, слыша вокруг смешки, пришел в ярость. Он был из числа тех шутников, что не терпят шуток по своему адресу, и пуще всего на свете боялся показаться смешным.
      Когда он поднялся, над ним смеялись все - Лора и Стронг, Пинсент и его дама. Пен готов был убить их на месте. В бешенстве он отвернулся от них и стал, запинаясь, оправдываться перед мисс Амори. Виноват не он, а те двое... эта женщина в розовом платье... он надеется, что мисс Амори не ушиблась... Может, она отважится еще на один тур?
      Мисс Амори капризно отвечала, что ушиблась, даже очень больно, и танцевать больше не желает; и с благодарностью приняла стакан воды, за которым со всех ног помчался кавалер с трехконечной звездой на синей ленте, бывший свидетелем несчастья. Она выпила воду, с улыбкой попросила господина со звездой отвести ее к маменьке и взяла его под руку, нарочно не глядя на Пена.
      Удостоенный такой милости, господин со звездой весь задрожал от восторга. Он склонился над рукой Бланш, пылко прижал ее к своему рукаву и, торжествуя, огляделся по сторонам.
      Счастливцем, которого Бланш выбрала в провожатые, был не кто иной, как Мироболан. Но девушка ни разу не удосужилась посмотреть артисту в лицо за все время, что он служил в их доме, и была в полной уверенности, что имеет дело с каким-нибудь знатным иностранцем. Пен, увидев их рядом, от удивления забыл о своем позоре и воскликнул: "Да это повар!"
      Он тут же пожалел о своих словах - ведь Бланш сама просила Мироболана проводить ее, - мог ли он не повиноваться даме? Бланш в волнении не расслышала, что он сказал, зато Мироболан расслышал и свирепо оглянулся через плечо, чем немало его позабавил. Мистер Пен был раздражен и зол; возможно, ему хотелось затеять с кем-нибудь ссору; но мысль, что он оскорбил повара или что такому человеку вообще доступно понятие чести, даже не пришла в голову этому надменному молодому аристократу, сыну аптекаря.
      А бедному артисту никогда не приходило в голову, что как мужчина он не ровня кому бы то ни было или что он, по положению своему, не смеет идти под руку с дамой, которая сама его о том попросила. У себя на родине он видел, как настоящие дамы (правда, замужние, но он знал, что в Англии девицы пользуются большей свободой, чем во Франции) танцуют на балах с первым попавшимся Жаном или Пьером; и он подвел бы Бланш к леди Клеверинг и, возможно, даже пригласил бы ее танцевать, но восклицание Пена, хлестнув его, подобно пуле, жестоко оскорбило его и разгневало. Бланш не поняла, почему он вздрогнул и пробормотал сквозь зубы гасконское ругательство.
      По счастью, Стронг, осведомленный о душевном состоянии несчастного нашей приятельницей мадам Фрибсби, как всегда, в нужную минуту оказался под рукой. Он быстро сказал что-то Мироболану по-испански, а затем предложил мисс Амори, прежде нежели возвращаться к леди Клеверинг, откушать мороженого. Незадачливый герой покорно выпустил ручку, которая всего минуту лежала на его рукаве, отвесил глубокий, скорбный поклон и отступил.
      - Разве вы не знаете, кто это? - спросил Стронг, уводя млсс Амори. Это Мироболан, ваш французский повар.
      - Откуда мне было знать? - жалобно протянула Бланш. - У него орден; и вид такой distingue {Благородный, воспитанный (франц.).}, и очень красивые глаза...
      - Беднягу, кажется, свели с ума ваши beaux yeux {Прекрасные глаза (франц.).}, - сказал Стронг. - Повар он отличный, но у него не все дома.
      - Что вы ему сказали на непонятном языке? - спросила мисс Бланш.
      - Он гасконец, вырос вблизи испанской границы. Я ему сказал, что если он сейчас же не отойдет от вас, то потеряет место.
      - Бедный мосье Мироболан!
      - Вы видели, как он посмотрел на Пенденниса? - спросил Стронг, которого вся эта история чрезвычайно развеселила. - Не сомневаюсь, что он с удовольствием пронзил бы маленького Пена своим вертелом.
      - Противный этот мистер Пен, - сказала Бланш. - Бог знает что о себе воображает, а ловок, как медведь,
      - Слонки, кажется, тоже не прочь был его убить; и Пинсент тоже. Вам какого мороженого, сливочного или фруктового?
      - Фруктового. Кто этот странный человек, почему он на меня так смотрит? И он тоже с орденом.
      - Это мой знакомый, полковник Алтамонт, очень любопытная фигура, на службе у набоба Лакхнаусского... Э, что там стряслось? Я сейчас. - И шевалье опрометью бросился в бальную залу, откуда несся какой-то шум и крики.
      Буфет, где находилась мисс Амори, представлял собой длинную комнату, в которой хозяин гостиницы мистер Ринсер намерен был предложить желающим ужин за плату по пяти шиллингов с человека. Здесь же было приготовлено изысканное угощение для богатых семейств, приехавших на бал; простую публику сюда не допускали; лакей, стоявший в дверях, всем объяснял, что эта комната отведена для леди Клеверинг и леди Рокминстер с их гостями, а для публики будет открыто только к ужину, после полуночи. Правда, Пинсент, танцевавший с дочками избирателей, приводил их сюда вместе с мамашами; и Стронг, без которого не обходился ни один праздник, имел, разумеется, сюда доступ.
      Но сейчас единственным, кого он здесь застал, был господин в черном парике и с орденами в петлице - офицер на службе его высочества набоба Лакхнаусского.
      Господин этот расположился в буфете еще в самом начале вечера, сообщил, что у него дьявольски пересохло в горле, и заказал бутылку шампанского. Лакей сразу смекнул, что это какая-то важная особа, и через минуту перед полковником появилось вино и ужин, который он и начал поглощать, любезно вступая в разговор со всеми, кто заходил в комнату.
      Здесь его застали сэр Фрэнсис Клеверинг и мистер Уэг, когда покинули бальную залу: сэру Фрэнсису захотелось выкурить сигару и потолкаться среди публики на набережной - он сказал, что там куда веселее; а мистер Уэг рад был пройтись под ручку с баронетом - он во всяком обществе прилипал к высшему по званию. Когда они проходили через буфет, полковник Алтамонт так странно на них воззрился, что Клеверинг спросил у хозяина, кто он такой, и выразил уверенность, что офицер набоба пьян.
      Мистер Пинсент тоже удостоился чести побеседовать со слугой индийского князя. Пинсент взял себе за правило разговаривать со всеми (что, к слову сказать, не всегда получалось у него ловко), и господина в черном парике он принял за избирателя, - может быть, капитана торгового корабля, а может, еще за какую местную достопримечательность. Итак, когда он вошел в буфет, ведя под руку жену какого-то избирателя, полковник предложил ему бокал шампанского. Пинсент поклонился с невозмутимо серьезным видом, отведал вина, признал его превосходным и, еще раз вежливо поклонившись, отошел к своей даме. Никакое иное поведение, вероятно, не поразило бы полковника Алтамонта больше, чем эта церемонная вежливость. Он тупо уставился Пинсенту в спину, а потом бросил через стойку хозяину: "Хорош гусь!" Тот смутился и не знал, что ответить. Мистер Пинсент - внук графа, метит в парламент. С другой стороны, полковник Алтамонт награжден орденами, обсыпан драгоценностями, в кармане у него позванивают золотые и платит он щедро. Не зная, что сказать, мистер Ринсер заторопился: "Так точно, полковник... так точно, сударыня, вам чаю?.. Чашку чая, миссис Ринсер!" - и, таким образом, увильнул от оценки достоинств мистера Пинсента, хотя офицер низама, как видно, был не прочь их обсудить.