Солнечные стрелы

      Юлия ненавидит асанианские города. Она отказывается входить в мир, окруженный этими стенами.
      Она придет, если я дам ей понять зачем.
      Вэньи! Она уже не слышала его. По магическому каналу летел ее зов. Лоснящийся и упругий: приди! Она коснулась кошачьей сущности, она ощутила, как в чаще леса шелестит хищная кровь. Губы ее дрогнули, растягиваясь в плотоядном оскале, обнажая ровную нитку зубов. Моя охота лучше, сказала она рыси. Волшебная, великолепная охота. Схватка со смертью, таящейся в темноте.
      Она придет. Слова не имели значения. Расставание было тяжелым. Он гневался. Он ничего не понимал. Она закрыла перед ним свою сущность.
      ГЛАВА 13 Корусан не помнил, как долго он лежал на жесткой узкой постели в тесной келье с покатым полом и высоким окном, обиталище, соответствующем его второму разряду. Он часто бывал болен. Болезнь обычно сопровождалась провалами в памяти. От нее оставалась лишь ломота во всем теле, боли в костях и легкая лихорадка. Вот и сейчас его руки тряслись, поднимая чашку с водой. Голова закружилась, когда он попробовал сесть. Это все маги. Они постоянно вставали у него на дороге, забрасывая свои сети куда попало без видимой для него пользы. Его сущность висела сейчас в пустоте, словно старый потрепанный плащ. Он чувствовал присутствие мага. Светлого мага. Того, с кем разговаривал ночью у боковых ворот. Она не улыбнулась в ответ на его подобострастную улыбку.
      Ты все-таки наказала меня? спросил он. Она помешивала ложечкой снадобье, от которого исходил отвратительный запах.
      Я все знаю, продолжал он, игнорируя ее молчание. Жалость помешала тебе сказать правду.
      Ты знал ее и так, ответила она. Голос чародейки был глух, он шел сквозь волосы, закрывавшие ее лицо.
      Некоторые вещи нуждаются в том, чтобы их произнесли вслух.
      Некоторые вещи лучше вообще оставить в покое. Она убрала с лица волосы и поднесла чашку к его губам. Он обнял ее. Она не отстранилась. Взгляд ее был серьезен. В нем отсутствовала жалость, но не было также и тепла.
      Я хорош с женщинами, сказал он. Не бойся, ты не забеременеешь.
      Надеюсь, это не слишком горько. Она заставила его допить отвар, потом протерла чашку сухой тряпкой и поставила ее на скамью, среди других банок и бутылочек.
      Ты ненавидишь меня, сказал Корусан.
      Нет, ответила жрица.
      Тогда будь поласковее со мной. Не забывай, что я знатен.
      Это не имеет значения в отношениях между женщиной и мужчиной.
      Тогда где же? Она легким движением ладони огладила одеяло, лежащее на его коленях.
      Знаешь ли ты, что являешься легендой для многих людей? Что они поклоняются тебе и считают тебя пророком? Он не знал. Он изумился, а потом почувствовал нарастающий гнев.
      Что за нелепость?
      Ты должен быть счастлив. Они надеются на тебя. Они ждут, что ты свергнешь черного короля.
      Пророк, которого никто никогда не видел, не пророк.
      Лицо пророка всегда скрыто завесой тайны. Твои слуги сами говорят за тебя.
      У меня нет слуг, возразил Корусан.
      Мы все служим тебе, милорд, в глубине своих сердец. Ты сын Льва. Он ощутил прилив гордости.
      Я венец моего рода, сказал он, но это ничего не значит. Скоро меня заберет смерть, она ходит бок о бок с моей болезнью.
      Совсем не скоро. Она отвела взгляд. Она и так сказала ему слишком много.
      Ты хочешь сказать, что я не умру... по крайней мере в ближайшее время?
      Конечно, нет, усмехнулась она. Ты вовсе не так слаб, как себе воображаешь.
      О да! Я силен и крепок. Это совсем не я грохаюсь при каждом удобном случае в обморок и хныкаю по ночам, как девчонка.
      Но ты не умираешь, сказала она. Он безмолвно воззрился на нее. Эта мысль никогда не приходила ему в голову. Как бы ни были сильны приступы болезни, он действительно... ни разу не умер!
      Люди думают о тебе как о смелом и сильном воине и, сами того не зная, поддерживают твою сущность. Разве может калека стать оленейцем? Разве может хилое и болезненное существо пройти испытание сталью? Разве сможет оно прорваться сквозь зачарованный лес? Может ли инвалид жить, как все, не требуя себе послаблений? Люди верят в тебя, и эта вера укрепляет твое тело и дух! Это было похоже на правду. Он должен умереть, но он живет. Его кости скрипят и гнутся, но носят его тело. И все же смерть ходит рядом с ним. Возможно, она прочла его мысли, потому что сказала:
      Да, ты не проживешь долго. Это правда. Но ты будешь жить быстро. И успеешь многое.
      Зачем ты все это мне говоришь? Она пожала плечами и неопределенно взмахнула рукой.
      Возможно, я просто чувствую себя виноватой перед тобой.
      Возможно, ты просто шпион моего врага. Она рассмеялась.
      Возможно. Он ведь так любит нас, чернолицый правитель Эндроса. Он так заботится о Золотой империи, что все мы расцветаем под его взглядом.
      Он пришел в Асаниан? быстро спросил он. Или это пустые слухи?
      Он пришел, ответила жрица. Его мать заставила его отправиться в этот путь, но все видят, что эта поездка ему отвратительна.
      Его нужно убить, шепнул он, забыв об осторожности. От него нужно освободиться.
      Его убьют. Для тебя. А сейчас спи. Убьют? Для меня? Да. Он судорожно вздохнул, погружаясь в мягкое забытье. Как бы не так! Когда он очнулся снова, светлая жрица уже ушла. Она больше не приходила, и за ним ухаживала молчаливая оленейка. В минуты бреда ему чудилось, что жрица сидит рядом с ним и они говорят о странных вещах, о которых он не говорил ни с кем, даже с Мастером Гильдии. Приходя в сознание, думал о ней. Возможно, они убили ее. Или, лишив силы, изгнали прочь. Иначе она могла бы дать ему знать о себе, хотя бы запиской. Однажды слабость прошла быстро, сказала сиделка. Долго, подумал он. Он вернулся к своим прежним обязанностям и ревностно исполнял их, пока не был вызван к верховному магу. Мастер Гильдии принял его в присутствии вождя Оленея в покоях, охраняемых единственным стражником с закрытым лицом. Он узнал руку воина, сжимающего рукоять меча, и обрадовался. Мерид был одним из тех, кто не желал ему вреда, хорошо, что он рядом. Корусан шагнул к вождю и опустил вуаль, ожидая вопросов. Вождь оленейцев открыл свое лицо, немного больше, чем требовалось правилами этикета. Взгляд его выражал сомнение. Помедлив, он заговорил, обращаясь к Мастеру магов.
      Он выглядит вполне здоровым? Надолго ли?
      Теперь, я думаю, да, ответил верховный маг. Корусан проглотил дерзкие слова, вертевшиеся на кончике языка. Они не имели права манипулировать им, но в случае надобности могли пустить в ход магию, против которой он был бессилен. Осторожность никогда ему не вредила.
      Принц, сказал оленеец, мы должны тебе кое-что показать. Готов ли ты к этому? Корусан наклонил голову в знак согласия. Они внимательно оглядели его. Он почувствовал холод в позвоночном столбе, но вскоре это ощущение ушло. Потом все двинулись к небольшой двери, видневшейся в глубине покоев. Вождь Оленея, верховный маг и закутанный в покровы слуга. Он последовал за ними.
      Вот, принц, произнес Мастер Гильдии, это твоя власть. Он быстро оглядел просторное помещение, залитое скудным светом масляных ламп. Стол, на котором виднелся какой-то желтоватый и твердый предмет. Кресло, стоявшее возле на возвышении. Оно было, по-видимому, принесено в спешке и стояло чуть криво, задирая передними ножками край ковра. От предмета, лежащего на столе, исходило слабое свечение. Он вздрогнул. Этот предмет не мог находиться здесь. Его место было в Кундри'дж-Асане, в qnjpnbhymhve Золотой империи. Золотая маска. Символ имперского могущества, призванный охранять Сыновей Льва. Он попробовал приподнять ее и ощутил тяжесть. Золото? Или свинец, искусно покрытый позолотой?
      Это твое, сказал верховный маг. Ты рожден, чтобы ее носить. Маска в точности повторяла его лицо, но глазницы ее были пусты. Он слышал, что, когда к власти пришли черные короли, эти маски было ведено переплавить. Высокие узколицые северяне не могли носить вещи, сделанные по асанианским меркам.
      Это не подделка, медленно сказал он, поворачивая маску в руках. Этим владели мои предки. Как вам удалось сохранить ее?
      Нам отдали ее на поругание, сказал вождь оленейцев. Но мы не подчинились приказу тех, кто пришел. Это могли посчитать изменой. Варвары, явившиеся с востока, могли жестоко расправиться с непокорным кланом. Он вернул маску на место. Сейчас он носит вуаль. Потому что ее заслужил. Маска слишком тяжела для него. Он стащил кресло с возвышения и сел там, где стоял.
      Чего вы хотите? спросил он. Это не трон, и я не император. Слушаю вас. Лицо верховного мага исказила гримаса неудовольствия. Вождь оленейцев казался невозмутимым. Он сделал знак рукой. Несколько бойцов в черных одеждах, скрывавшиеся за гобеленами, выступили вперед, опоясав полукругом сидящую фигуру. Мерид, чуть переместившись, возглавил почетный караул, рас положившись возле левого плеча Корусана. Корусан положил ладонь на эфес своего основного меча. Без сомнения, его вновь подвергали очередному испытанию. И эту игру наверняка затеял верховный маг. Оленейцы не любили тратить время на пустяки.
      Принц и брат, сказал вождь, прими это легко. В наших действиях нет зла. Говори только то, что подсказывает тебе твое сердце, и молчи, если оно повелевает тебе молчать. И помни о том, чему мы учили тебя. Они вовсе не учили его сидеть на троне в зале для аудиенций. Здравомыслие стояло во главе угла каждого их поучения. Но одним из признаков здравомыслия несомненно являлось достоинство. Корусан выпрямился, как перед боем, и стал ждать. Он не изменил позы, когда к нему приблизилась толпа людей в светлых одеждах. Их лица были открыты, они неловко вертели головами, испуганно поглядывая вокруг и сконфуженно щурясь. Кое-кто вопросительно посматривал на верховного мага, словно ища поддержки, но лицо Мастера Гильдии оставалось бесстрастным и холодным, как маска, лежащая на столе. Корусан неторопливо изучал вошедших. Все они без сомнения были асаниане, причем асаниане, стоящие на низших ступенях общественной лестницы, ремесленники, торговцы, мелкие священнослужители. Двое щеголяли в одеждах путешествующих купцов, ящик с инструментами выдавал в третьем странствующего кузнеца, головной убор четвертого походил на колпак бродячего фокусника или жонглера. Когда Лев правил в Кундри'дж-Асане, такие люди не допускались и близко к монаршему трону, но пришел черный король Высокий двор был разогнан, Средний двор перешел на сторону победителей, а Нижний двор попросту разбежался. Солнцерожденный предоставил простому люду немало льгот, чтобы завоевать их доверие. Но Асаниан ценил не льготы, Асаниан превыше всего ставил размеренный уклад жизни. Корусан еще раз обвел взглядом мертвенно-бледные лица, искаженные мукой, и обнаружил в них только страх и усталость. Он мысленно поморщился. Он рожден повелевать принцами крови, а не заискивать перед всяческим сбродом. Они наконец сообразили, к кому пришли, и сгрудились перед сидящим, не смея поднять на него глаз. Один из них, кашлянув, пробормотал:
      Как мы можем понять, что это тот, кто нам нужен? Корусан не раздумывал ни секунды. Одной рукой он взял со стола маску, другой поднял вуаль.
      Теперь вы узнаете меня? спросил он. Плотный кузнец осмелился вскинуть глаза и тут же опустил их. Однако смелость простолюдина соперничала в нем с осторожностью.
      Вы молоды, господин, а маска выглядит очень древней,
      Естественно, сказал Корусан. Это посмертная маска.
      Ах! пробормотал смельчак. Ваш предок умер таким молодым?
      Естественно, повторил Корусан. Такое случалось часто. А теперь, он положил маску на стол, теперь, когда вы убедились, что я тот, кого вы искали, вы должны умереть. Они изумленно зашевелились. Смерть явно не входила в их планы.
      Я сам изберу, сказал Корусан, внутренне усмехнувшись, когда и как вы это сделаете. А пока я повелеваю вам жить, чтобы служить мне. Лица собравшихся покрылись крупными каплями пота. Когда я завоюю трон, подумал он, их будут долго мыть в бане, прежде чем допустить ко мне .
      Ты сын Льва, сказал широколицый смельчак, возбужденный и восхищенный своей дерзостью. Ты избран Небом. Повелевай нами, господин! До неба далеко , подумал Корусан. Они ждали, замирая от благоговейного ужаса. Ни один не смел двинуться с места. Оленейцы стояли вокруг него полукругом как вкопанные, и верховный маг Гильдии застыл в стороне, напоминая недвижную хищную птицу. Тишина сгущалась, грозя перейти в гробовое безмолвие. Он должен был говорить. Губы его шевельнулись.
      Клянитесь мне, слова как будто текли из глубины его существа, клянитесь мне в верности, люди Льва! Знайте, каждого изменившего моему делу ждет неминуемая гибель! Он на секунду умолк, чтобы набрать в грудь воздуха, и был поражен единодушием, с которым они выдохнули одно слово, тяжелое, как золото древней маски.
      Клянемся! и через миг нестройно, но со всем пылом ликующих сердец: Клянемся умереть за тебя, государь! Это было прекрасно, ни с чем не сравнимо. Он сидел, глядя на них, и знал, что отныне волен в жизни и смерти каждого, кто идет за ним, что его воля обретает плоть в этих людях, и его слава полетит далеко впереди него.
      Я ваш законный император, асаниане! Я сердце Золотой империи, исполнитель воли Небес! Тот, кто говорит, что это не так, лжет!
      Лжет! закричали они с неописуемым восторгом.
      Он теперь здесь в моей стране, этот варвар и дикарь, именующий себя вашим правителем! Он шагает по моей земле, он веселится в моих дворцах, нагой и бесстыдный посланец востока. Станете ли вы служить ему?
      Нет!
      Станете ли вы падать ниц и лобызать черные, грязные ступни захватчика?
      Нет!
      Станете ли работать на него и приносить ему в дар плоды своего труда?
      Нет! Он откинулся на спинку импровизированного трона.
      Приказывай нам, господин! сказал кузнец, сделав товарищам знак умолкнуть. Нас сотни и сотни тысяч. В каждом городе, в каждом селе он натолкнется на нас, этот фальшивый черный король, и не найдет ни в ком поддержки. Мы начнем против него войну и повергнем его к твоим ногам. Мы принесем тебе на шесте содранную с него шкуру!
      Ступайте, велел Корусан, но помните: узурпатор мой! Он должен пасть от моей руки. Все, что от вас требуется, это крепко стоять за мою честь и помнить, что придет час, когда я призову вас на решительный бой! И он жестом приказал делегации удалиться.
      Талантливо, пробормотал верховный маг. Корусан не обратил внимания на его слова. Он медленно сполз с кресла и с трудом встал. Руки его дрожали, голова кружилась.
      Ему, кажется, худо, сказал вождь. Корусан медленно повернулся на негнущихся ногах.
      Я полагаю, эта комедия была полезна?
      Очень даже полезна, согласился вождь оленейцев. Они сомневались, reoep| они веруют. Они трепетали, теперь ненависть укрепила их дух. За ними пойдут многие.
      Среди них не было знати.
      Знать не нуждается в таких спектаклях.
      Нет, сказал Корусан. Нуждается, и еще как! Он расправил складки плаща.
      Я могу идти?
      Император, произнес верховный маг, отчетливо выговаривая каждое слово, может делать все, что ему заблагорассудится. Может, подумал Корусан, но кто тут из нас император?
      ГЛАВА 14 Мрак. Мрак и кровь. Невнятные голоса. И чей-то горящий взгляд. Он сел, стряхивая с себя наваждение. Низко подвешенный светильник тускло мерцал, и шерсть Юлии маслянисто поблескивала в его лучах. Юлии, видимо, снилось детство, ибо морда ее выражала неподдельное блаженство. Он зарылся лицом в густой мех и помотал головой. Дыхание успокаивалось. Юлия сонно мурлыкала, отвечая на его ласку.
      Не могу, сказал он в теплый податливый бок, никак не могу вспомнить... Но он мог. Это ужасно, но он все отчетливо помнил. Прыжок вниз, в удушающий мрак, и долгий полет через смерть и разрушение духа. Нет, это была не его смерть, и вовсе не его дух распадался на кусочки, уносимые волнами потустороннего моря. Он сам был причиной чужой гибели, он и его сила, которая уничтожила убийцу отца и затем покинула его собственную сущность. Он сам затем погрузился в блаженную темноту, но они отыскали его и вытащили
      эти добрые люди, которые стали руководить им и подгонять там, где это казалось им необходимым. Они тянули его ласково, но упорно, указывая пути, на которых он мог восстановить свою силу. Он был слишком слаб. Он уступил им, хотя и видел, что они не знают всей правды. Они хотели, чтобы он искупил вину памятью и страданием. Вместо этого он предпочел все забыть. Это было так просто. Особенно когда появилась Вэньи самый крупный выигрыш в его жизни. Словно глоток воды в пустыне или лед там, где камни плавятся от жары. Теперь он ее проиграл. Невозможно. Невероятно. Он спустил ноги с постели и встал, пошатываясь. Колени его дрожали, как новорожденные жеребята. Юлия ударила по ним мягкой лапой, втягивая во время ударов когти в подушечку. Дрожь унялась. Он почувствовал, что может передвигаться. Юлия последовала за ним, и он как ребенок обрадовался этому. Присутствие рыси поддерживало его. Кровь Солнца заставляла его искать высоту. Вершину скалы или что-нибудь в том же духе. Впрочем, годилась и крыша здания, облитая тусклым светом звезд. Круглая, обнесенная низеньким парапетом, она словно парила в ночном воздухе, опираясь на стебельки колонн. Здесь был разбит крошечный цветник, испускавший приторное благоухание. Он сорвал крупный бледный цветок и положил его на перила ограды. Невысоко. Пять или шесть человеческих ростов. Маловато, чтобы наверняка сломать шею. Для этого нужна приличная башня. Или высокий обрывистый утес.
      Не стоит труда, сказала Сидани, выступая из тени. Кровь мага спасает мага. Ты или полетишь, или приземлишься так же легко, как птичка садится на ветку. Она подошла и встала рядом. Ясная Луна уже села. Большая Луна заливала лицо Скиталицы кровью, волосы ее пылали, словно прическа щеголя из Гилена.
      Ты пробовала? спросил он. Она вскинула руки. Застарелые шрамы пересекали вздувшиеся вены.
      Ну как, убеждает? Потом долго пришлось мучиться. чтобы заживить их.
      Ты не маг, сказал он ожесточенно. По крайней мере не больше, чем я. Она подняла брови.
      Зачем тебе это? Разве смерть более притягательна, чем жизнь императора? Он знал ее не больше, чем рыбку в воде или птичку в поднебесье. Она могла оказаться его кровным врагом. Или тем пророком, о котором говорила Вэньи, хотя вряд ли асаниане стали бы слушать проповеди дикарки.
      Знаешь ли, что происходит, когда маг, собираясь поразить плоть врага, разрушает его душу?
      Душу нельзя разрушить.
      Я смог. Он ожидал усмешки, но она оставалась серьезной.
      Говори.
      Маг, убивший моего отца, ненавидел нас лютой ненавистью. Чтобы одолеть его, мне пришлось обрушить на его сущность более жуткое чувство. Я выиграл схватку. Она, казалось, обдумывала его слова.
      И теперь ты пытаешься убежать от того, что тебя преследует?
      Нет, молвил он, хотя сказанное было похоже на правду. От этого не убежишь.
      На что оно похоже?
      Не знаю. Это неописуемо. Там, где оно побывало, нет ничего.
      И ты ничего не помнишь?
      Я сам не хочу этого. Это больше, чем темнота. Я не помню, как я там был и что делал. Но я знаю, что никогда не забуду этого, даже если проживу тысячу жизней.
      Ладно. Значит, ты не такой птенчик, каким кажешься с виду. Он посмотрел на нее. На лице Скиталицы вновь сверкала бритва усмешки.
      Мы все когда-то были молодыми, медленно произнесла она, но кто может утверждать, что жизнь наша в те времена была легче и проще? Ты заглянул в свой мрак, когда тебе было около двенадцати, и с тех пор бежишь от него.
      А ты?
      Я начала свой бег еще до того, как родился твой дед. Сказки. Но здесь, в этом призрачном свете багровой луны, им почему-то верилось. Он опустил глаза. Юлия возлежала рядом с Сидани, как грозовая туча, и Скиталица почесывала у нее за ушами.
      Ты не боишься ее?
      Так же, как и ты. Он усмехнулся. Огромная, как жеребенок, с клыками-кинжалами и лапами, удар которых валил быка, Юлия могла устрашить и воина в полном вооружении.
      Она не жалует незнакомцев.
      Я знаю, усмехнулась в ответ Сидани. Она спит на моем одеяле с тех пор, как мы покинули леса Куриона. Он в изумлении приоткрыл рот.
      Ревнуешь, дитятко?
      Нет, но... Ее зубы вспыхнули как кораллы.
      Хорошо. Тогда ты не особенно будешь встревожен, если узнаешь, что в дороге у нее был роман.
      В Курионе не водится кошек, подобных ей.
      Скажи это лесным духам и свету Большой Луны. Си-дани развлекалась. Или ты накажешь ее за потерю девственности?
      Она идет своей дорогой. Он заглянул в зеленые глаза, пронизанные багровыми искрами. Рысь медленно прикрыла их, затем опять распахнула с ленивым удовлетворением.
      Ты глупое, самодовольное существо, сказал он.
      Она принесет потомство в Кундри'дж. Много рыжих когтистых котов!
      О Небо!
      Асаниане будут поклоняться им. Они поклоняются всему, чего боятся. Они будут бегать по дворцу и наводить ужас на евнухов, эти рыжие, косматые, никому не дающие проходу коты. Он понял, на кого она сейчас похожа. На Юлию. На огромную, опасную, cp`vhngms~ кошку.
      Держи ее при себе до тех пор, сказала Сидани. Огромная усталость навалилась на него.
      И ты туда же!
      Куда? невинно осведомилась она.
      Каждому почему-то кажется, что я грохнусь замертво, как только останусь один, с досадой сказал он.
      Ты у нас не грохнешься, мурлыкала в ответ Сидани, ты у нас еще и побегаешь, и попрыгаешь. Если, конечно, будешь слушаться нас. Она повернула лицо к багрово-кровавому диску, клонящемуся за горизонт, и на какую-то секунду он увидел ее такой, какой она была в молодости, высокомерной красавицей, свободно беседующей с королями и поражающей сердца мужчин стрелами своей красоты. Ничего удивительного, сказал он себе. Северянки все таковы. Прекрасные и гордые в молодости, они к старости становятся невыносимо занудными. Он надеялся, что Сидани прочтет эту мысль. Так или нет, но бритвой своего язычка она быстро загнала его в постель и сидела рядом с ним, пока он не уснул, а потом осталась вместе с Юлией сторожить его сон. Два вольных и гордых существа сидели до утра возле его кровати и не давали ничему темному коснуться его чела.
      ГЛАВА 15 Индуверран считался воротами к сердцу Асаниана, городом золота и свинца, цветов и удобрений, палящего летнего зноя и прохладных каменных громад. Несмотря на древнее имя, его можно было назвать самым молодым городом Золотой империи, ибо самые внушительные строения Индуверрана не насчитывали и восьми десятков лет с момента постройки. Даже Эндрос выглядел старше его, хотя белый камень, из которого он был сложен, не поддавался влиянию времени. Современные формы вновь возведенных зданий этого города поражали воображение пришельца, вступая в резкий контраст с руинами, печально черневшими неподалеку от крепостных стен. Здесь находились развалины прежнего Индуверрана, гро моздящиеся, словно объедки дьявольской пирушки на берегу небольшой реки. Никто не прогуливался там, этого места избегали даже птицы. Они никогда не вили гнезд среди груд обугленного мусора и обломков упавших колонн. Лорд Индуверрана восседал на сенеле, топчущемся у кромки гигантского мемориала, и поджидал молодого императора, выказавшего желание посетить скорбный район. Дворянин пяти мантий, он был безукоризненно вежлив и сейчас успокаивающе охлопывал шею своего золотистого жеребца, какими славились его владения.
      Здесь, сказал он подъехавшему Эсториану, указывая на руины, здесь столкнулись они. Маги метали в воздух сгустки своей силы, и пораженные их могуществом существа наполняли округу жутким воем. Здесь сошлись две грозные армии...
      Но не сразились, не слишком учтиво вмешался в его монолог Эсториан. Мои предки остановили их. Они увели асаниан и варьянцев в безопасное место, под защиту магических стен.
      Слишком поздно для города, добавил лорд Душай, вежливо улыбнувшись.
      Они сделали все что могли, пожал плечами Эсториан. Это сражение состоялось совсем недавно, в прошлом столетии. Эсториан и сам, собственно говоря, являлся одним из его следствий со своими янтарными глазами льва и лицом уроженца северных мест. Они стояли друг против друга отпрыск древнего асанианского рода и император Керувариона, молча озирая свидетельства борьбы их домов. Впрочем, для каждого из них эти свидетельства имели разную цену. Саревадин. Эсториан произнес это имя про себя как заклинание. Странное имя: не мужское, не женское, оно было дано великим магом и королевой ребенку, порожденному ее чревом, мальчику, каким он являлся тогда, высокому, рыжеволосому, с темной северной кожей, принцу, наделенному мощным маги ческим даром. Женщина, которая выехала из Врат, разделяющих миры, была отягощена наследником двух империй. Маги так и не сумели совладать с ее духом и потому жестоко обошлись с ее плотью. Эсториан соскользнул со спины Умизана и двинулся в глубь развалин. Рослый сенель, недоуменно потряхивая коротко подстриженной гривой, побрел за ним. Лорд Душай, неприметно поморщившись, толкнул коленями жеребца. Следом тронулась изрядно поредевшая свита. Немногие придворные пожелали сопровождать своих властителей в эти скучные, провонявшие гнилью и гарью места. Даже Сидани куда-то запропастилась. Следы крови за долгие годы были замыты дождями, пепел унесен ветром, и все же мерзкий запах разложения и смерти, казалось, еще витал над развалинами. Сила древних чародеев крепко вцепилась в груды обломков и не желала их отпускать. Именно здесь произошло это. Здесь две империи сошлись, сразились, слились в одну. На том месте, где трава долгое время не смела зеленеть, могущественные отцы обратились против своих мятежных детей, не сомневаясь в своем праве поступить так.
      Легенды гласят, что они любили друг друга, пробормотал Эсториан, не заботясь, слышит ли его кто-нибудь, и не ожидая отклика.
      Только любовью и можно объяснить все это. Он вздрогнул. Камень заговорил с ним голосом Сидани. Она сидела, прижавшись к расколотой вдоль колонне, кутаясь в накидку, потерявшую от времени свой цвет. На этот раз она выглядела откровенно старой
      тощее, древнее существо, одуревшее от асанианской жары. Плечи ее тряслись. Возможно, их овевал ветер смерти, который реял здесь десятилетия назад.
      Это ты? тупо спросил он. Она ничего не ответила.
      Холодно мне, сказала она. Так холодно. Он дотронулся до ее руки. Она была ледяной, и воздух над ней совсем не был обжигающе горячим.
      Ты заболела, сказал он. Он сгреб ее в охапку и поднял на руки, она оказалась легкой, словно вязанка хвороста, и такой же хрупкой на ощупь. Она лежала тихо, не понимая, что с ней происходит. Он оступился, зацепившись за камень концом меча.
      Милорд, тихо позвал кто-то. Годри. Рядом с ним стоял Алидан. За ним теснились другие гвардейцы и слуги Дутая. Сам лорд молча восседал в седле, невозмутимо поглядывая на происходящее. Император волен делать все, что ему заблагорассудится, было написано на его лице. Эсториан почти полюбил его за это, хотя никогда прежде напыщенный лорд не выглядел большим асанианином, чем сейчас.
      Милорд, сказал Годри. Мы отвезем ее. Позвольте... Он игнорировал обращение слуги. Умизан поджидал хозяина, косясь на его необычную ношу, Эсториан заглянул в выпуклый темно-голубой глаз.
      Она не умрет, сказал он. Перестань даже думать об этом. Сенель прижал уши к черепу, но не шелохнулся и даже не вздрогнул, когда хозяин усадил тщедушную, трясущуюся фигурку в седло. Колени Скиталицы инстинктивно сжали бока жеребца, темные пальцы вцепились в заплетенную косичками гриву. Сенель медленно двинулся вперед, мягко переставляя копыта, ступая так, словно его наездница была сделана из хрупкого хрусталя.
      ***
      Вскоре, освобожденная от одежд и завернутая в мягкое покрывало, она лежала на императорской постели и мирно спала. К вечеру температура ее тела сравнялась с теплотой ладони Эсториана, дыхание стало глубоким и ровным. Эсториан перевел взгляд на Юлию, которая явилась занять свою половину ложа.
      Приглядывай за ней, сказал он. Рысь положила морду на подушку рядом с головой Сидани и зевнула. Сидани, не просыпаясь, бесцеремонно толкнула коленом крутой лоснящийся бок. Кошка, едва шевельнув толстой, словно окорок, ляжкой, обернула ноги Скиталицы хвостом. Эсториан понял, что, даже глядя на вторгшихся в его дом оккупантов, можно почувствовать себя совершенно счастливым. Лорд Душай, утонченный аристократ, пресыщенный удовольствиями и утомленный пошлостью окружающей жизни, старался украсить свой быт элементами новизны, что ему, без сомнения, удавалось: даже пиршество в честь молодого императора он умудрился обставить на зависть другим лордам. Вопреки традициям пиршественный зал в его дворце был . кругл, как диск Ясной Луны, окружен колоннами и увенчан куполом, сотканным, казалось, из солнечных лучей. Гости восседали на чем-то подобном круглым кушеткам, разбросанным кольцеобразно вокруг открытого пространства в центре зала; к этим сооружениям были придвинуты низенькие столы. Эсториан располагался слева от входа, рядом с ним удобно устроился и лорд Душай. Леди Мирейн сидела напротив сына, отделенная от него импровизированной ареной, у ее ног, словно обломок черной скалы, возлежал Айбуран. Они о чем-то тихо переговаривались. Эсториан заметил, как мать вопросительно вскинула бровь, на что верховный жрец Эндроса ответил успокоительной улыбкой. Слуги внесли снедь и напитки. Эсториан почувствовал голод. Он отведал несколько асанианских блюд и нашел их пресными. Тонкие желтые вина асаниан также не утоляли жажды, но приятно холодили пищевод, ибо хранились в снегу, собранном с вершин северных гор и погруженном в глубокие погреба. Он сохранял полную невозмутимость, хотя его наряд, скорее всего, шокировал коренных жителей этой страны. Его короткий килт отливал кремовыми тонами, яркие пятна янтарных накладок перекликались с цветом глаз. По их многомантийным меркам он выглядел просто голым. ибо, кроме килта, нагрудных украшений и японских королевских штанишек, на нем ничего не было, а короткая жреческая косичка, не закрывавшая и пяди спины, конечно же, не могла восприниматься всерьез. В довершение всего его пышная, тщательно вымытая и любовно расчесанная борода тоже производила на асаниан неизгладимое впечатление. Ношение бороды считалось здесь варварством, и потому Эсториан наотрез отказался ее сбрить. Голоногий, простоволосый, он возлежал на предоставленном ему ложе, всем своим видом демонстрируя полнейшее удовлетворение.