Солнечные стрелы

Но Ансаваар мятежен. Следовательно, При'най занят военным отрядом, который Эсториан должен либо подчинить себе, либо уничтожить. Он не стал высылать впереди себя глашатаев, как делал, приближаясь к другим городкам. Вряд ли его появление здесь покажется кому-нибудь неожиданным. Зимний ветерок развевал знамя над его головой боевой штандарт Солнцерожденных, не вынимавшийся из чехла со времен Варуиана. Золотое солнце пылало на ярко-малиновом фоне, Роль знаменосца взял на себя один из оленейцев, но не Корусан. Мальчишка ни на йоту не удалялся от своего господина, все время молчал и не снимал руки с рукояти меча. Он казался больным или погруженным в мрачные размышления. Придется задать ему пару вопросов. Но позже, потом, не сейчас. Эсториан расправил складки ярко-малинового плаща, срочно доставленного ему из обоза, и легким галопом подскакал к шеренге солдат, перекрывающей въезд в город. Древки копий угрожающе качнулись навстречу ему. Умизан фыркнул и остановился. Стражи стояли недвижно, но глаза их были опущены: они несомненно знали, кому преграждают дорогу, никто из них не осмеливался поднять голову.
      Император, сказал он, и его голос раскатился вдоль заснеженных стен, желает войти в При'най. Кто приказал вам препятствовать ему в этом? Гробовое молчание. За спиной слышался тихий шелест вытаскиваемых из ножен мечей, потом храп сенелей. Юлия, выскользнув из-под ног Умизана, встала бок о бок с ним, подергивая хвостом, словно высматривая добычу.
      Каждый город, голос прилетел откуда-то сверху, со стены, каждый город Асаниана принадлежит императору, и все мы верные его слуги. Эсториан вскинул голову, но не сумел разглядеть говорящего.
      Если это так, сказал он, почему же ты, дерзкий, осмеливаешься стоять над своим императором? Ответа не последовало. Юлия медленно пошла на врагов, рыча и обнажая клыки. Умизан двинулся за ней. Толпа стражников заколебалась и стала таять. Гвалт в тоннеле, проходящем сквозь крепостную стену, показался ему оглушительным. В нем утонули рычание Юлии, взвизгивание сенелей и восклицания разбегающихся солдат. Стражники, убегая от острых копыт и рогов, жались к каменным плитам прохода, ныряли в боковые проемы, прыгали в сумрак расходящихся в обе стороны галерей. Шум доносился сюда из города, он не умолк даже тогда, когда Эсториан выехал на широкую улицу, ведущую к центру При'ная. Площадь перед двумя высокими строениями храмом и дворцом лорда была забита гомонящим людом, но лиц со бравшихся Эсториан не мог разглядеть, он видел одни затылки. Плотная цепь стражников на ступенях лестницы, ведущей ко дворцу, едва сдерживала напор толпы. Он подъехал к площади и, остановив Умизана, повелительно взмахнул рукой. Трубач, выступивший на два шага вперед, отчаянно трусил, бросая затравленные взгляды на рысь, но чувство долга в нем возобладало. Он поднес трубу к дрожащим губам, звонко и чисто затрубил. Возбужденные голоса мгновенно умолкли. Словно рассеченная надвое ударом хлыста, толпа раздалась, открывая дорогу. Люди падали ниц и покорно застывали, заслоняя головы руками. Странное выражение верности, подумал Эсториан. Он медленно ехал меж лежащих вповалку тел, ожидая предательского свиста стрелы или удара в спину. Но все было тихо. Он благополучно подъехал к шеренге солдат, охранявших дворец, и спешился. Стражники расступились, вскинули на караул копья, опустив головы, не смея взглянуть императору в лицо. Эсториан бросил поводья подбежавшему груму и зашагал по широким сту пеням вверх. В покоях дворца было темно после сверкающего солнцем и снегом простора, какие-то люди беспрестанно сновали туда-сюда в путанице комнат и переходов и либо прятались, завидев высокую, обернутую красным плащом фигуру широко шагающего человека, либо падали на пол там, где стояли, и замирали, подрагивая от страха. Наконец он достиг просторного зала, в центре которого на высоком помосте стояло широкое, выложенное подушками кресло. На нем восседал важного вида асанианин, вокруг которого сгрудились, казалось, не менее важные особы, но количество мантий на них говорило, что они всего лишь вассалы занимавшего кресло лорда. Рядом с помостом на маленьком табурете сидел узенький человечек с пером и свитком в руках, на полу возле него валялись закованные в цепи люди. Ни секунды не медля, Эсториан пересек зал и подошел к помосту. Лорд Ансаваара сполз с кресла и, подогнув колени, рухнул к его ногам. Придворные знатного вельможи проделали то же самое и распростерлись на полу, прикрывая ладонями затылки и вознося зады к потолку. Стражники, охранявшие помост, неслышно ступая, попрятались за колоннами.
      Встань, сказал Эсториан, встань, мой лорд Шурихан! Лорд Шурихан из Ансаваара медленно поднялся с колен, боязливо поглядывая на Юлию. Юл-кошка, обнюхав ноги вельможи, преспокойно расположилась на том самом месте, где он только что восседал. Это был молодой и по асанианским меркам высокий, но несколько тучный человек, по-видимому, неравнодушный к воинскому искусству, ибо поверх пяти его мантий красовались боевые доспехи, а голову прикрывал устрашающего вида шлем.
      Милорд император, с достоинством заговорил он, добро пожаловать в При'най.
      Будем считать, что так оно и произошло, сказал Эсториан, разглядывая вельможу. Ну же, милорд, не стесняйтесь меня. Продолжайте вершить правосудие.
      Ваше величество, пробормотал лорд Шурихан, задыхаясь. Я не могу... ваше высокое присутствие обязывает... Эсториан огляделся, придвинул ногой табуретку писца и сел.
      Ну же, сказал он, я жду. Лорд Шурихан был в шоке. Он попятился к своему креслу и с видимым напряжением взгромоздился на гору подушек, не понимая, чего от него хотят. Эсториан забавлялся, изучая физиономию местного владыки. Он растерян? Да, это не подлежит сомнению. Обижен? Да, как будто и обижен, но немного, самую малость. Но не напуган и, что удивительно, кажется, даже не раздражен. Интересная и весьма неординарная личность. В это самое время придворные местного лорда потихоньку вставали с пола, незаметно поправляя одежду. Стражники выбрались из-за колонн, но их места уже были заняты варьянской гвардией и оленейцами. Тут же где-то стояли маги, Эсториан чувствовал их спиной, а внутри плотного кольца вооруженных людей лежали скованные цепями преступники, ожидавшие решения своей участи. Грязные, оборванные, избитые, они напоминали кучу отбросов, но на лицах их светились глаза, в которых то мерцал ужас, то пламенела ненависть. Все они были асаниане и, наверное, негодяи, но сердце Эсториана отчего-то сжалось и к горлу подкатил горький и душный ком. Вот, подумал он, вот оно наконец про исходит здесь, а не на юге, где ему придется штурмовать мелкие городки, и не на западе, где ему следует учиться терпению, это происходит здесь и сейчас. Он ощутил ломоту в костях. Между тем досточтимые лорды его высочества Шурихана приосанились, да и сам принц обрел более осмысленный вид. Писец, лишившийся опоры, поддерживающей его узенький зад, пристроился на краю помоста, расположив там и все свои при надлежности. Он тут же встал со свитком в руках и посмотрел сначала на своего господина, потом косо, краешком глаза, на человека в красном плаще.
      Читай, сказал Эсториан, что они там натворили? Человек затрясся от возбуждения, но тотчас справился с собой и повиновался. Список обвинений, составленный по-асаниански витиевато, напоминал разросшийся сад, в котором буйная зелень словесных фиоритур забивала реденькие цветы сути. И все же Эсториан сумел продраться сквозь эту чащу и кое-что уловить. Это были мятежники, выступавшие против императорской власти, а точнее, против ее нынешнего носителя черного короля. Они подстрекали народ к восстанию как здесь, в При'нае, так и в нескольких близлежащих городках. Эти люди считали себя сторонниками того, кого они называли пророком и принцем, лордом Золотой империи, сыном Льва. И этот пророк и принц сейчас находился среди них. Эсториан встал. Писец тут же умолк, но повелительный знак господина в красном плаще заставил его вернуться к чтению. Под монотонный речитатив, гаснущий в дальних углах просторного зала, Эсториан расхаживал среди пленников, внимательно вглядываясь в их лица. Цепи глухо бряцали, узники ежились и пытались отползти в сторону, впрочем, довольно лениво, не выказывая особого страха, словно заранее смирились с уготованной им судьбой. Один из них, совсем юный и непривычно скуластый, при его приближении упал лицом в пол, закрывая голову руками. Обрывки расшитого золотом плаща сотрясались на его тощем теле. Эсториан наклонился и, ухватившись за узенькие запястья, потянул юношу на себя. Он был мягок и невесом, как тряпичная кукла, однако все же сумел встать на ноги, хотя колени его дрожали и подгибались. Волосы, желтые, как латунь, спутались и потускнели от грязи; лицо в синяках и ссадинах; мерцающие золотые глаза неправдоподобно огромны. Несведущий человек вполне мог спутать их с львиными, обманувшись радужной окантовкой зрачков. Несмотря на грязь и кровоподтеки, он был красив, как девочка, и совсем как девочка кривил губы, словно собирался заплакать. Он удивительно походил на Корусана, но в Корусане таилась сталь, этот же юноша, казалось, мог как хрустальная статуэтка рассыпаться на кусочки от незначительного перепада температур.
      Кто ты? спросил Эсториан мягче, чем следовало. Преступник заслуживал сурового обращения, но трудно ожесточить сердце, когда говоришь с ребенком. Мальчик вздрогнул и стал падать. Эсториан поддержал его и несильно встряхнул.
      Я знаю многое о тебе. Но хочу послушать, что скажешь ты сам.
      Я? выдохнул мальчик и зашептал быстро и горячо: Я Лев... принц... я пророк и наместник божества на земле...
      Только я здесь потомок Льва, сказал усмехнувшись Эсториан. Я и никто другой.
      Нет, возразил мальчик с обидой в глазах. Они говорят, я наследник, я владыка и властелин мира...
      Ответь, кем ты был, прежде чем они научили тебя лгать? Я? Мальчик от волнения проглатывал окончания слов. Я жил с хозяином. Его звали Кемузиран... Он торговал пряностями и рыбой. А потом... потом...
      Потом тебе внушили другое. Эсториан отстранился от дурно пахнущего раба и рассмеялся. Ты из рода невольников, очень похожих на отпрысков Золотого Семейства. Но ты не Лев. Ты жалкий пащенок драной помойной кошки. Потомок Льва вбил бы эти слова обидчику в глотку, но раб сделал то, что должен был сделать раб. Он рухнул на колени и обхватил руками ноги Эсториана.
      Они приказали мне! Они сказали, что убьют меня, если я не сделаю так, как они говорят! Эсториан оттолкнул воющего от страха ребенка. Не грубо, но и без особой деликатности. Мальчик перестал всхлипывать и поднял к нему глаза, полные слез.
      Кто приказал тебе? Эти?
      Нет, другие. Мальчик икнул. Они забрали меня и учили. Они велели мне говорить то, что я говорил. Они сказали, что я могу... могу... Эсториан поднес к его глазам пылающую ладонь.
      Ты знаешь, что это такое? Мальчик передернул плечами и съежился. Это не было хитростью, чтобы вызвать j себе жалость. Ребенок был просто напуган и боялся всего.
      Ты мог бы носить солнце в своей руке? Или взвалить бремя императора на свои плечи? Скажи, маленький раб, ты мог бы повергать в трепет сердца королей?
      Они сказали, что я умру, если ослушаюсь их.
      Ты умрешь, сказал Эсториан, потому что слушался их.
      Нет. Мальчик вновь заплакал. Пожалуйста, нет. Писец давно отбубнил, в зале висела мертвая тишина. Мальчик вновь обхватил руками колени Эсториана и зарылся лицом в складки его плаща. Эсториан вздохнул и огляделся вокруг. Узники лежали на полу в покорных расслабленных позах, но один из них, приподнявшись на локте, неотрывно глядел в лицо императору. Рот его щерился в насмешливой ухмылке, глаза, как у наркомана, были подернуты поволокой, из уголка губ стекала струйка слюны.
      А ты... Эсториан брезгливо поморщился. Я мог бы многое тебе простить, но издевательство над детьми простить трудно. Зачем вы мучили это дитя?
      Невелики мучения. Диалект, на котором изъяснялся мятежник, был груб, в интонациях его проскальзывали оскорбительные нотки. Даже идиот станет королем, когда на него наденут корону. Тут не надо большого ума. А он красавчик и наш господин. У него больше прав на этот трон, чем у тебя. Эсториан с трудом унял вспыхнувший в нем гнев.
      Мой отец владел этим троном, медленно заговорил он. И отец моего отца. И отец отца моего отца, и дальше ветвь восходит к клану Львов, к Золотому Семейству. Кровь Льва это моя кровь.
      Брехня, осклабился узник и презрительно сплюнул. Среди Львов не бывало черных щенков. Варвар, чужак, дикарь, занявший наш трон, убирайся в свою собственную страну!
      Я нахожусь в своей стране. Эсториан отчетливо выговаривал каждое слово. Он намотал на кулак цепь, прикованную к ошейнику наглеца, и дернул ее вверх.
      А ты просто дурак и болтун. Твой язык вывалян в грязи, но сам по себе ты ничего не значишь.
      А ты? быстро спросил мятежник. Ты даже не маг, и семя твое не держится в женском лоне. Эсториан отшвырнул негодяя. Глухо звякнула цепь. Он выпрямился и, нащупав взглядом лицо Шурихана, сказал:
      Возьмешь их, он указал на кучу перепуганных узников, и бросишь в тюрьму. Утром прикажешь как следует выпороть. Потом освободишь. У лорда глаза вылезли из орбит.
      Ваше величество, задыхаясь, сказал он, я плохо вас понял. Вы приказали мне освободить их?
      Да.
      Но как же так, сир, ведь они... они...
      Они не заслуживают смерти, холодно бросил Эсториан. Смерти достойны лишь изменники и дезертиры, ослушники императорской воли.
      Но... разве они не изменники?
      Нет. Здесь только глупцы и дети. Я не могу их возвысить до уровня мучеников или борцов. Лорд Шурихан заморгал. Он не мог уследить за полетом императорской мысли. Преступник должен быть уничтожен, вот и весь розговор. Или замучен в тюрьме. Но никак не отпущен на волю.
      Это... это ужасно, вымолвил он наконец.
      Это лишь справедливо, ответил Эсториан.
      А что делать с этим? Эсториан посмотрел вниз, на ребенка, который все еще цеплялся за складки его плаща.
      Этого мы подержим. Он усмехнулся. Слишком в большой соблазн могут ввести наших подданных эти глаза. Приготовь для него приличную комнату и выкупай для начала. Пусть отдыхает.
      Но... Лорд Шурихан прикусил язык. Он и так уже наговорил слишком много. Хорошо, что император сегодня милостив.
      Милейший мой Шурихан, сказал император приветливо, взгляни на него. Els не нужна свобода. Он будет доволен и счастлив в тюрьме, поэтому не уговаривай меня дать ему волю. Лорд Шурихан поклонился, тщетно пытаясь прикрыть веками глаза, не помещавшиеся в глазницах. Эсториан с трудом оторвал от себя мальчика и подтолкнул к оленейцам. Маленький раб взвизгнул и снова вцепился в его плащ. Эсториан положил руку на комок грязных спутанных желтых волос.
      Тихо, малыш, они не обидят тебя, пообещал он. Никто не посмеет тебя обидеть. Ступай с ними, они помогут тебе.
      Я хочу остаться с тобой, выдохнул раб. Эсториан с мстительным удовольствием оглядел узников, в полном замешательстве глазевших на разыгрывавшуюся перед ними сцену.
      Этот император слишком хорош для такого сброда, как вы, усмехнулся он.
      В следующий раз выбирайте своим предводителем барана. Эта скотина, вопервых, неприхотлива, а во-вторых, она будет время от времени покрывать вас. Заключенных охраняли, как и самого императора, варьянцы и оленейцы. Корусан был не против часок отстоять в карауле, когда Мерид попросил подменить его на время полночного перерыва. Приятель вручил ему ключи от камер и, насвистывая, ушел. Караульная служба совместно с варьянским гвардейцем не всегда бывает приятной. Как правило, эти парни либо откровенно враждебны, либо заносчивы и болтливы. К счастью, сегодняшний напарник не подходил ни к первому, ни ко второму типу. Темно-красные волосы и довольно светлая кожа лица выдавали в нем уроженца Гилена. Молчаливый увалень занял свой пост в одном из крыльев ярко освещенного тюремного коридора и стал неторопливо прогуливаться вдоль камер, изредка заглядывая в глазки. Казалось, его нисколько не смущает присутствие оленейца. Узников содержали отдельно друг от друга, во-первых, чтобы помешать им сговориться о побеге, во-вторых, чтобы ослабить магическую связь между ними, если таковая и впрямь существует. Вполне возможная вещь, ибо все тело Корусана изнывало от зуда. Он неторопливо прошелся туда-сюда по своему крылу, потом подошел к одной из камер и бросил взгляд в сторону соседа. Тот стоял, привалившись спиной к стене в дальнем конце коридора, и, казалось, преспокойно дремал. Заслышав скрежет ключа в замке, варьянец встрепенулся и повернул голову, но Корусан проигнорировал этот жест. Храбрость берет города. Явные действия всегда менее подозрительны, чем тайные. Гиленец даже не шелохнулся, когда Корусан открыл дверь и проскользнул внутрь камеры. У него не было причин покидать свой пост. Корусан замер на пороге тускло освещенного помещения, ожидая, когда успокоится сердце, и остановил взгляд на темной фигуре, свернувшейся на полу в клубок и напоминавшей груду засаленного тряпья. Человек спал, постанывая и вздрагивая, словно наевшись запрещенных веселящих грибов. Он пробудился только тогда, когда Корусан опустился рядом с ним на колени. Круглые красные глаза нелепо моргали, пока узник приходил в себя. Он сел и вытер мокрую от слюны щеку тыльной стороной ладони.
      Узнаешь меня? тихо спросил Корусан. Он узнал, но не улыбнулся, а еще больше позеленел. Щека его резко дернулась раз, другой, третий...
      Почему ты лжешь? Он поднял голову, но не оторвал глаз от пола. Лицо его обрело подобострастное выражение.
      Ради вас, милорд. Я делаю это только ради вас.
      Что?! Значит, это ради меня ты таскаешь с собой раба и называешь его своим императором? А не ради того, чтобы дать ход своим новым честолюбивым планам? Говори, кто из вас задумал меня потеснить?
      Нет! вскрикнул мятежник, но тихо, словно знал, что второй часовой варьянец. Никто не собирается ущемить ваши права! Этот ребенок только стимулятор патриотических чувств, не более. Пес хорошо служит, когда видит перед собой кусок мяса.
      Неужели кто-то верит, что этот болван может претендовать на трон?
      Еще как, милорд, еще как! Я ведь профессиональный обманщик, и язык у меня хорошо подвешен. Я был игроком в кости до того как стал вашим верным слугой. Корусан внутренне скривился от мысли, что такое ничтожество набивается ему в слуги.
      Твоя ложь приносит плохие плоды. Ты можешь лишиться головы из-за своей глупости, а наш заговор открыться.
      И прекрасно, милорд. Оборванец по-прежнему не поднимал глаз, но Корусан чувствовал, что они сияют. Великие дела не обходятся без жертв. Оленеец отпрянул, положив руку на рукоять меча.
      Я не хочу становиться жертвой!
      О мой принц, конечно, не вы! Как вы могли об этом подумать. Умру я с вашим именем на устах, но люди подхватят мой клич и разнесут его всюду! Лицо фанатика залоснилось. Он явно упивался собственной доблестью.
      Ты законченный идиот, сказал Корусан. Я отрекусь от тебя, как только взойду на трон. Твой идиотизм пятнает мое имя.
      Конечно, отречетесь, мой принц, шепотом закричал законченный идиот, сапог выбрасывают, когда он изнашивается. Но я умру абсолютно счастливым человеком, сознавая, что хорошо послужил великому делу!
      Ты не умрешь, скотина, яростно зашипел Корусан. Завтра тебя высекут, как нашкодившего кота, и вышвырнут на улицу. И все будут смеяться над тобой.
      Он с трудом перевел дыхание. Мне показалось, что у черного короля помутился разум. Сейчас я понимаю, как он мудр.
      Я умру, продолжал восклицать фанатик, брызгая слюной. Завтра, мой принц, вы увидите это! Вы еще помянете добрым словом своего ничтожнейшего слугу! Корусан застонал от страстного желания ударить разошедшегося кретина. Ситуация унижала его, но он совершенно не представлял, как с ней справиться, и почти боготворил человека, который научил бы его как следует обращаться с такими людьми. Он выскочил из камеры и тщательно запер за собой дверь, потом задвинул все внешние засовы, словно боялся, что бесноватый приверженец его дела сумеет отомкнуть замок изнутри. Поправил вуаль и зашагал к своему молчаливому компаньону.
      Мне показалось, что этот дурак умирает, сказал он ему, но он просто дергается и несет околесицу, как будто наглотался каких-нибудь трав,
      Мозги их совсем сгнили, охотно согласился гвардеец. Не следует ожидать многого от того, у кого в голове моча.
      Мне хотелось его придушить, признался вдруг Корусан.
      Ничего, улыбнулся гиленец, завтра мы покончим со всем этим. Завтра, может быть, все только и начнется, подумал Корусан.
      ГЛАВА 41
      Какое блаженство! Эсториан был чист, вымыт, успел перекусить, выгнать слуг и мог на какое-то время позволить себе расслабиться. Маленький раб спал в одной из соседних комнат под присмотром молодого жреца из свиты Айбурана, остальные мятежники проводили эту ночь с меньшим комфортом. Сидани подтолкнула разыгравшегося котенка к матери. Тот недовольно пискнул, но тут же умолк. Юлия возлежала на императорской постели вполне подходящий плацдарм для игр и отдыха ее очаровательного потомства. Рысь лениво поглядела на Скиталицу, зевнула и принялась вылизывать ушки золотоглазого красавца. Скиталица встала и, подойдя к двери, потерлась плечом о дверной косяк. Она нахмурила брови.
      Ты думаешь, что правильно поступил?
      А разве можно было придумать что-то иное? Он рассеянно покосился на парадные мантии, которые занимали в комнате все свободные кресла и стулья. За последнее время он успел отвыкнуть от них. Может быть, все-таки надеть шаровары, плотную блузу и какую-нибудь праздничную накидку? Или...
      Ты мог казнить их там же на месте, не наживая себе головной боли.
      И превратить эту рвань в мучеников, не преподав им хороший урок?
      Лучший урок тот, который быстро усваивается.
      Может быть. Он достал из дорожного сундука гиленский костюм, встряхнул его и с раздражением отбросил. Нет. Все не годится. Асанианину нужен Асаниан.
      Где твоя тень? спросила Сидани.
      Отдыхает. Он подошел к мантии, которую должен был надеть первой. Боже, какая отвратительная, скользкая, неудобная вещь.
      Ты в этом уверен? Он резко обернулся жреческая косичка больно хлестнула его по плечу.
      Что ты этим хочешь сказать? Сидани пожала плечами.
      Надеюсь, ты хорошо разглядел его лицо?
      Ты имеешь в виду то, что оно точная копия маски Золотого Семейства? Я знаю.
      И ты не беспокоишься о том, что в нем может взыграть честолюбие?
      В ком? В Корусане? Эсториан рассмеялся. Самые честолюбивые его замыслы не простираются дальше звания оленейского капитана, занимающего пост при дворе.
      А не восседающего на троне? Эсториан помедлил.
      Корусан любит меня. А ты? Ты любишь его?
      Ты суешь нос не в свое дело.
      Отвечай. Эсториану захотелось выставить назойливую Скиталицу за дверь, но Сидани была не из тех, кем можно помыкать безнаказанно. Он сжал зубы и сказал, медленно подбирая слова:
      Та, что владеет моим сердцем, не хочет меня. Что касается желтоглазого, то... Все, что между нами происходит, трудно назвать любовью. Это не имеет имени. Это просто есть и все. Лицо Сидани словно окоченело.
      Да, сказала она, опуская веки. Да. Потом вновь просмотрела на него.
      Ты не должен заходить так далеко, малыш. Тебе не справиться с этим.
      Почему? Потому что я молод и глуп?
      Потому что сила его крепнет. Потому что пройдет день-другой, и ты уже не сможешь существовать, если расстанешься с ним.
      Думаю, мы никогда не расстанемся.
      Тогда готовься к близкой и скорой смерти. Эсториан вздрогнул. В комнате, напоенной теплом четырех жаровен, ему вдруг сделалось холодно.
      Ты можешь провидеть будущее?
      Надеюсь, что нет. Она присела у ближайшей жаровни и протянула к ней руки.
      Будь осмотрителен, маленький император. Следи за своей тенью. Не доверяй ей. Здесь прогуливается смерть, и она гораздо ближе к тебе, чем Кундри'джАсан.
      Ну-ну, пробормотал Эсториан. Эти песни он уже слышал. Он взял в руки первую мантию. Шелк, прохладный и тонкий, нежный, как девичья кожа, шелестел и клубился в его неуклюжих пальцах. Через секунду ткань от него ускользнула. Сидани, улыбаясь и напевая себе под нос какую-то песенку, взялась за дело сама. Она помогла ему одеться, потом переплела волосы, тщательно расчесав их, перетянула золотыми шпильками умело и ловко, словно всю жизнь прослужила горничной у высоких особ. Когда последняя, десятая, мантия легла на плечи Эсториана, новоявленная служанка сильно хлопнула его пониже спины и повернула лицом к себе. Дурное настроение Скиталицы улетучилось.
      Ох, сказала она, улыбаясь дикой и странной улыбкой, красавчик. Какоето время назад я бы погоняла тебя по постели. Он не уступал ей в безрассудстве. Гибкое ее тело изогнулось дугой, подчиняясь нажиму его рук. Губы Сидани были твердыми и горячими, от них исходил терпкий запах корицы. Он целовал ее крепко, пока не заломило в зубах, onrnl поставил Скиталицу на ноги и ушел, влача на себе все свои мантии и золото. Его ожидал официальный банкет. Те же мантии и то же золото обретались на нем на следующее утро, но Сидани нигде не было видно. Возможно, Скиталицу напугал вчерашний маленький инцидент и она теперь пряталась от него. Эсториан усмехнулся. Вряд ли Сидани станет прятаться от кого бы то ни было. Этого демона в юбке ничто на свете не может смутить. Ночь протекла мирно. Корусан заявился в покои, когда Эсториан ложился в постель. Хмурый вид, лихорадочный взгляд, синяки под глазами. Эсториан воздержался от вопросов. Мало ли что там болтает сумасбродная странница! Все давно перепуталось в ее взбалмошной голове. Корусан оленеец, каким бы ни выглядело его лицо, он живет, чтобы служить своему господину. Эсториан не станет уподобляться молодым жеребятам, которые шарахаются от каждого куста. Мальчишка пребывал в одном из редких своих настроений, когда ему больше хотелось лечь и прижаться к Эсториану, чем гоняться за ним с мечами по всей спальне. Впрочем, ласковые объятия все равно закончились танцем, правда, несколько иным. Потом Эсториана стало клонить в сон, но мальчишка еще бодр ствовал. Его золотые глаза были открыты и оставались такими, когда Эсториан пробудился. Казалось, оленеец не шевельнулся и не сменил позы за всю долгую ночь. Они вышли из дворца вместе, мужчина и его тень, сопровождаемые личным эскортом и свитой. Легкий морозец щипнул лицо, хотя его сила явно пошла на убыль. Площадь была забита народом так же, как и вчера, однако в ее очертаниях произошли некоторые изменения. Над кольцевым парапетом фонтана плотники за ночь возвели широкий помост, где мятежники должны были подвергнуться примерному наказанию. Лобное место охранялось стражниками лорда Шурихана. Высокие персоны, поеживаясь от наскоков зимнего ветерка, ожидали выхода властелина. Площадка перед дворцом была чисто выметена и устелена коврами. Богатое, покрытое позолоченной резьбой кресло посверкивало в солнечных лучах. Эсториан узнал статную фигуру матери, завернутую в белые меха, за ней воз вышался Айбуран в белом жреческом плаще; в бочонке, закованном в золотые доспехи, угадывался сам лорд Шурихан. Ступени, сбегающие к толпе, усыпаны стражей. Темная бронза, уголь и жаркий кумач солдаты При'ная, оленейцы и варьянцы. Когда он подошел к трону, сопровождаемый Юлией и малышами, толпа повалилась наземь, словно трава, смятая порывом шквального ветра. На ногах остались только стражники и варьянцы в основном купцы, обозная прислуга, жрецы. Он одарил земляков ослепительной улыбкой, но ответных улыбок не получил. Повидимому, сдержанность Асаниана заразила и этих людей. Он сел в высокое удобное кресло, Юлия расположилась у его ног. Две маленькие юл-киски, подавленные окружающей обстановкой, жались к материнским бокам. Золотоглазый котенок, фыркнув в сторону толпы, прыгнул на колени Эсториана и замер, подрагивая от возбуждения, готовый обороняться и охранять. Эсториан почесал отважного малыша за ушком, тот благодарно мотнул головой, но не ослабил бдительности. Леди Мирейн подошла к трону и встала рядом, чуть отступив назад. Они представляли великолепную пару: женщина и мужчина, мать и сын, императрица и император, белый мех и кумач плаща на золотом фоне... Эсториан повернул голову и посмотрел на нее.
      Волнуешься? тихо спросил он.
      Самую чуточку, ответила леди Мирейн, положив на его плечо руку. Ты уже разговариваешь со мной?
      Разве я когда-нибудь прекращал?
      Частенько. Она забавлялась. Ты всегда любил портить мне мои маленькие удовольствия.
      Чем делал их слаще. Мне следовало бы раньше это понять. Леди Мирейн рассмеялась. Она казалась ослепительно молодой, прекрасной и стройной в белых одеждах, оттененных зеленью платья, с золотой диадемой в черных как вороново крыло волосах. На нее невозможно было сердиться. Да и eqr| ли грех в том, что она полюбила мужчину, достойного ее любви? Она должна была обо всем мне рассказать, шевельнулось в его душе упрямое чувство, но оно тут же было погашено волной щемящей нежности к матери. Он импульсивно потянулся к ней и, взяв за руку, бережно поцеловал узкую прохладную ладонь.
      Я думаю, ты ссоришься со мной, потому что получаешь особое наслаждение от примирений, сказала она. Чувства, переполнявшие его сердце, не нуждались в словах и все же он нашел в себе силы ответить:
      Что за жизнь без хорошей драки? Он понял, что преграда, стоявшая между ними, рухнула. Леди Мирейн скользнула к нему за спину и замерла, положив руки на плечи сына. Он готов был поклясться, что это движение не продиктовано расчетливостью, дабы опять иметь над ним власть. Просто она вновь стала матерью и охраняла свое дитя, и огонек, разгорающийся сейчас в них обоих, не мог погасить никакой ветер. В толпе меж тем затеялась суета, вызванная продвижением группы узников к помосту, над которым развевалось два флага: красный имперский, и темножелтый с гербом лорда Ан-саваара. Охранники прокладывали себе путь древками копий. Головы пленников были наголо острижены и только потому выделялись в общей толчее. Они монотонно покачивались в такт движению и замерли на секунду, когда один из мятежников оступился. Толпа молчала. В Эндросе появление узников на городской площади вызвало бы оглушительную бурю криков, завываний и свиста, здесь же воцарилась мертвая тишина. Угрожающая. Так, подумал Эсториан, замирает юл-кошка перед прыжком. Он огляделся. Гвардия сдвинула фланги, оленейцы чуть выпростали из ножен мечи, на крышах домов появились лучники.