Индейцы без томагавков

А вскоре начали даже украшать их узорами, чаще всего образованными из стилизованных человеческих фигур. Этих древних носителей культуры Уака-Приеты американисты вплоть до 60-х годов нашего века считали первыми земледельцами Южной Америки. Но затем наступила пора великих археологических открытии в Перу. Одно из наиболее значительных - открытие французского американиста Фредерика Анжеля, обнаружившего на пустынном песчаном побережье южного Перу, в области, носящей название Пампа-де-Санто-Доминго, скелет человека, который, судя по показаниям радиоактивного углерода С14, жил 8830 (± 190) лет назад! И этот человек из Сан-Доминго уже девять тысяч лет назад выращивал тыквы! Рядом со скелетом в сухой песчаной могиле были найдены остатки рыболовной сети (самой древней из известных нам на сей день) и еще простенькая маленькая флейта (опять же старейший из сохранившихся индейских музыкальных инструментов). Более поздние открытия Анжеля еще раз подтвердили, что и в Андах земледелие зародилось в шестом или седьмом тысячелетии до н. э., то есть в ту же пору, что и в Месоамерике.
       Чрезвычайно важно и следующее открытие Анжеля. По соседству с Серро-Палома, южнее Лимы, он обнаружил в 1966 году древнейшее «произведение индейской архитектуры» - остатки четырехугольного каменного строения. Это строение в Серро-Палома, возраст которого (точнее - возраст органических «остатков», найденных в нем) был определен как 6300 лет, принадлежит, таким образом, к той эпохе, от которой, за исключением памятников Ближнего Востока, во всем мире не сохранилось ни единой настоящей постройки! А совсем недавно в Перу - в бассейне реки Мито - открыто и древнейшее индейское культовое сооружение. Мы называем его Храмом скрещенных рук. Неподалеку от реки Мито, в местности, именуемой Котош, развалины этого храма нашли представители нации, чьи ученые лишь начинают заниматься американистикой, - японцы. Можно считать доказанным, что Храм скрещенных рук был воздвигнут 4200 лет тому назад, в конце третьего тысячелетия до н. э. Построен он из необработанных камней. Святилище стоит на ступенчатой платформе высотой восемь метров. Внутренние стены четырехугольной постройки имеют по две-три ниши. В одной из них сохранилась фигура со скрещенными руками, от которой и произошло название этого древнейшего американского святилища. С юга вход в Храм скрещенных рук открывают ворота более чем двухметровой высоты. Главный «алтарь», по всей вероятности, находился в северной стене, в самой большой нише.
       Интересно, что около 1800 года до н. э., еще до рождения керамики, первоначальный котошский храм был «погребен» - окружен новыми стенами и на его крыше построен новый храм, от которого, как ни странно, сохранилось несравнимо меньше, чем от его предшественника. Строительство котошского храма, бесспорно, подразумевало существование уже не примитивного общества, а такого, которое способно организовать какие-то общественные работы.
       Ко второму тысячелетию до нашей эры относятся и два других, чуть более поздних произведения монументальной южноамериканской индейской архитектуры: храм в Чукитанте с отчетливо выраженным архитектоническим членением и святилище в Лас-Альдас. Однако с памятниками древнейшей истинно высокой культуры Южной Америки мы впервые встречаемся несколькими столетиями позднее в местности, носящей название Чавин-де-Уантар, лежащей в гористой части континентальных районов северного Перу на реке Мосна. Вот почему эту культуру мы называем чавинской.
       Надо полагать, что Чавин-де-Уантар не был городом в современном понимании, хотя его и принято называть столицей этого «теократического государства». Скорее всего, это был лишь главный центр уже вполне развитого культа, - центр, в котором постоянно жили только высшие священнослужители. Осью всех религиозных представлений чавинян было поклонение некоему божеству, похожему на животное из семейства кошачьих. Его весьма стилизованные изображения сохранились до нашего времени на десятках сосудов и стел. Стилизация мешает американистам определить точно, какое это животное, пума или ягуар, но преобладает мнение, что и здесь перед нами изображение ягуара. Наряду с бесчисленными портретами своего главного божества чавиняне оставили нам в наследство и сам свой религиозный центр, первый из таких древнейших «городов» Южной Америки. Над чавинским ансамблем, состоящим из террас, «ритуальных площадок» на холмах и каменных построек, возвышается великолепный четырехэтажный храм, который нынешние перуанцы называют Эль-Кастильо (площадь его основания 72 X 75 метров, высота 13 метров). Внутри этого здания, имеющего форму трехступенчатой пирамиды, находится ряд молелен, совершенная система вентиляционных шахт и сверх того - двадцать четыре подземных коридора. Они никуда не ведут, и назначение их совершенно непонятно. Внутри храма и на территории всего этого религиозного центра сохранились древнейшие стелы Южной Америки. Самую известную из них открыл в середине прошлого века археолог Раймонди. Фриз на стеле Раймонди, вероятно, изображает «человека-ягуара». К периоду расцвета чавинской культуры, очевидно, относится и странная каменная галерея в Серро-Сечине - ряд камней, украшенных фризами, человеческими фигурами, весьма похожими на знаменитых «танцоров» из мексиканского Монте-Альбана. А совсем недавно был открыт и первый настоящий город носителей чавинской культуры - поселение в долине реки Непенья, в местности, именуемой ныне Серро-Бланко. Стены здешних домов украшены росписью, выполненной в характерном чавинском стиле.
       Однако вернемся ненадолго еще раз в Чавин, религиозный центр, давший имя этой высокой культуре Южной Америки, культуре, которая вступила на мировую арену так неожиданно и притом уже вполне «сформировавшейся» и зрелой. Кто и как строил этот «город»? Очевидно, строительный материал для возведения святилищ Чавина приносили паломники, приходившие сюда в пору главных религиозных празднеств. Затем наиболее сложные работы выполняли квалифицированные мастера-каменщики, которые вместе с руководителями строительства - зодчими и, разумеется, жрецами, на попечении которых были храмы Чавина, вероятно, жили здесь круглый год. Экономически эта первая высокая индейская культура Южной Америки опирается на длительную революцию в земледелии: примерно с IX века до н. э. чавиняне начали выращивать кукурузу. Вместе с кукурузой появляется и ряд других культурных растений. (Все американские индейцы умели выращивать около ста видов культурных растений, перуанские - примерно треть из них.)
      В тот же период была приручена собака. Вслед за ней - лама, животное, имевшее важнейшее значение в жизни индейцев в доколумбов период. Лама - близкая родственница африканского и азиатского верблюда - значительно мельче своих сородичей из Старого Света. Однако в Америке она выполняла те же функции, что и верблюд: носила грузы, давала своему хозяину мясо для пищи и шерсть для одежды, а ее помет ценился в холодном климате Анд как хорошее топливо. Интересно заметить, что лама, прирученная чавинянами, была еще пятипалая, а не парнокопытная, как современная лама. Уход за ламами уже с чавинских времен стал одной из главных забот любой индейской деревни в Андах. В государстве инков нерадивого пастуха, виновного в гибели хотя бы нескольких лам, могли насмерть забить камнями.
       Вернемся, однако, к чавинянам. Археологические раскопки рассказали нам, что свои орудия труда они все еще делали из камня или кости. Из металлов чавиняне знали лишь один - золото. Однако золото использовалось ими только для изготовления предметов роскоши - главным образом для серег, неизменно украшаемых изображением божества, похожего на хищника из семейства кошачьих. Чавинская «революция» дала Перу и керамику. Предшественники чавинской культуры, как мы могли убедиться на примере Уака-Приеты, еще не были знакомы с гончарным делом.
       Пытаясь объяснить столь, казалось бы, неожиданное возникновение чавинской культуры, вызвавшей коренной переворот в жизни индейцев области Анд, некоторые из американистов высказали предположение, что истоки этой культуры следует искать в других областях Америки, и прежде всего в Мексике. Дело в том, что в Тлатилько, неподалеку от Мехико, была найдена керамика, весьма напоминавшая керамику чавинян и примерно того же возраста. Образцы керамики, похожей на чавинскую и на ту, что обнаружили в Тлатилько, стали находить и на «трассе» Тлатилько - Чавин (например, на реке Бабахойо в Эквадоре, в гондурасской долине Улуа и т. д.). И тут возникло следующее соображение: божество, напоминающее хищника из семейства кошачьих, которое с упорным пристрастием изображали чавиняне, весьма похоже на ягуара, а между тем известно, что ягуары никогда не обитали в Андах. И тогда ученые вспомнили про уже известных нам таинственных ольмеков - людей-ягуаров, культурное влияние которых в Месоамерике было огромно. Ведь именно у ольмеков господствовал и был чрезвычайно развит культ ягуара, изображение которого мы находим в чавинской культуре. К тому же как раз к этой эпохе относятся обнаруженные в Перу уплощенные черепа. Между тем как именно у индейцев Месоамерики еще задолго до этого вошло в обычай искусственно деформировать череп. Все это давало основание предположить, что впервые высокую культуру в Центральные Анды принесли протоольмеки, люди из Тлатилько или еще какая-либо месоамериканская народность. В пользу такого вывода говорит и еще одно обстоятельство: одновременно с появлением чавинской культуры получила распространение в Перу до той поры неизвестная здесь кукуруза, между тем как в Месоамерике ее выращивали уже за две тысячи лет до этого. Но существуют и совсем другие мнения. Некоторые из перуанских ученых считают, что какая-то часть чавинян ушла на север - к Мексиканскому заливу, где и стала известна под новым именем ольмеков. Другие ученые, например крупнейший перуанский археолог индейского происхождения Хулио Сесар Тельо, полагают, будто культура чавинян родилась за Андами - в Амазонии; эту версию подкрепляет и упомянутый культ ягуара. Впрочем, все это лишь догадки, хоть и не лишенные интереса. И пока новые археологические открытия не помогут объяснить загадку чавинской «революции», имеется достаточно оснований считать, что у нее были местные корни. Наконец, напомним, что чавинская культура получила распространение на весьма обширной территории побережья и внутриматериковых районов (особенно на севере Перу), и поэтому мы по праву можем назвать ее первой универсальной культурой андской области.
       Великолепные традиции распространенной почти по всем Андам чавинской культуры воспринимают и развивают в дальнейшем более молодые андские культуры (преимущественно прибрежных областей). Но от чавинской культуры они отличаются тем, что сфера их распространения ограничена. Нередко воздействие их простиралось всего лишь на две-три соседние долины. Установить точно период существования этих культур весьма затруднительно. К тому же в Южной Америке еще не закончена полностью датировка с применением радиоактивного углерода С14. Из местных культур, пришедших на смену чавинской культуре, заслуживают внимания прежде всего те, чьи следы мы встречаем на южном побережье Перу. Наиболее значительна так называемая культура паракас, развившаяся непосредственно из чавинской. Лучшее доказательство этого - тот факт, что на многих сосудах, относящихся к древнейшему периоду паракасской культуры, мы находим уже знакомый нам орнаментальный мотив - похожего на кошку хищника, столь почитавшегося чавинянами.
       Недружелюбная к человеку природа засушливого перуанского побережья сохранила для будущих поколений богатые клады паракасской культуры. На полуострове Паракас были обнаружены два чрезвычайно богатых места погребения, относящиеся ко временам расцвета этой культуры. Одно из них, получившее название Паракасских пещер, представляет собой систему подземных келий, вытесанных в прибрежной скале на глубине примерно восьми метров, В этих кельях ровными рядами лежат мумии древних жителей полуострова, завернутые в прекрасно сохранившуюся материю. В каждой келье было найдено по нескольку десятков таких мумий (в одной даже пятьдесят пять).
       Украшения и другие предметы, обнаруженные в Паракасских пещерах, свидетельствуют о том, что обработка металлов была единственным развитым видом местного ремесленного производства. Наряду с чистым золотом паракасские золотых дел мастера применяли и сплав золота с медью. Однако найденная там же керамика довольно примитивна. Эти люди все еще пользовались орудиями труда, изготовленными из камня или из кости (например, костяными ножами).
       Но помимо предметов, которые мы находим в захоронениях паракасской культуры, заслуживают внимания и сами мумии. У абсолютного большинства их черепа не только деформированы, но и подвергнуты трепанации. Сначала американисты предполагали, что эти черепа проломлены в битве. Ведь в древнем Перу одним из наиболее распространенных видов оружия была так называемая макана, напоминающая булаву. Из шарообразного утолщения на конце ее (первоначально каменного, а позднее бронзового) выступало несколько острых шипов. И действительно, шипы обнаруженных здесь же макан в нескольких случаях весьма точно соответствовали проломам на черепах паракасских мумий.
       Но сегодня ученые более склонны думать, что «трепанированные» черепа - результат какого-то особого культа паракасских индейцев. Черепа эти показывают вместе с тем, какое развитие еще в доинкский период получила в Центральных Андах медицина. Паракасские врачи (или, может быть, жрецы?) умели, например, извлечь из открытого черепа обломки костей, давящие на мозг и вызывающие паралич. Для такого медицинского вмешательства они, естественно, должны были иметь соответствующие хирургические инструменты. Такого рода инструменты - пинцеты, обсидиановые ножи, иглы, скальпели, даже турникеты для зажимания кровеносных сосудов - и были найдены (притом не только в Паракасе).
       Отверстия в черепной кости, пробитые во время религиозных обрядов или в бою, индейские хирурги закрывали золотыми пластинками. Но свои хирургические инструменты они изготовляли из камня и кости. Инструменты эти настолько совершенны, что была даже предпринята попытка испробовать их в работе. Два перуанских врача провели с безупречными результатами несколько хирургических операций, используя инструменты и приемы, применявшиеся хирургами из Паракаса.
       Кнесколько более поздней эпохе относится другое известное место погребений этой культуры, получившее название Некрополь. Оно также было открыто на Паракасском полуострове. В 1925 году уже упоминавшийся нами американист из перуанских индейцев Хулио Тельо в результате длительных раскопок открыл небольшой подземный городок. В гробницах, сделанных из камня и необожженных кирпичей, он нашел 429 мумий, подобных тем, что были обнаружены в Паракасских пещерах. На многих из них были золотые подвески, а у некоторых золотые украшения были вставлены в уши, ноздри, рот. В могилы умерших родственники клали также каменные топоры, красивые гончарные изделия и большой запас всякой снеди. Но гордостью паракасских могил являются ткани, в которые одеты и завернуты покойники. Эти ткани расписаны великолепным многоцветным орнаментом - стилизованными изображениями птиц, зверей и диковинных страшилищ. Паракасские красильщики умели изготовлять замечательные по яркости краски, особенно синюю, зеленую, желтую и коричневую. И вообще паракасские ткани из Некрополя, по мнению специалистов, можно признать наиболее искусными текстильными изделиями древности.
       Спаракасской культурой тесно связана другая важная локальная культура - наска (100-500 годы н. э.), следы которой мы встречаем в долине того же названия, а также в долине Ика в южном Перу. Но если паракасскую культуру мы лучше всего знаем до ее замечательным тканям, то наска оставила нам превосходные гончарные изделия. Без помощи гончарного круга здесь создавались совершенные по форме, покрытые глазурью сосуды. Основной цвет керамики наска - ярко-красный, но наряду с красным гончары культуры наска использовали еще десять цветов.
       Носители культуры наска не оставили после себя ни роскошных дворцов, ни святилищ, ни пирамид. Эти индейцы явно были прежде всего хорошими земледельцами, хорошими ремесленниками и не проявили особых способностей в качестве градостроителей или создателей государств. Однако именно с этой культурой связаны два удивительных открытия, которые еще не получили исчерпывающего объяснения. Первое из них - загадочная постройка, которой современные перуанцы дали название Ла-Эстакериа. В среднем течении реки Наска совершенно правильными рядами стоят десятки и сотни стволов альгарробы (сладкого стручечника). Центром удивительного памятника является четырехугольник, образуемый 12 рядами стволов по 20 «колонн» в каждом. В абсолютно сухой местности, где за целый день не подует ветерок, сооружение из стволов сладкого стручечника сохранилось в точно таком же виде, каким оно было создано более тысячи лет назад носителями культуры наска. Между собой археологи обычно называют этот удивительный памятник Деревянным Стоунхенджем. Настоящий, английский Стоунхендж был, безусловно, связан по своему назначению с календарем. Однако назначения индейской Эстакерии ученые еще до конца не выяснили.
       Неподалеку от морского берега, в области Наска, в долине Пампа-де-Пальпа, имеющей 70 километров в длину и 2 в ширину, в послевоенные годы было сделано, очевидно, одно из самых поразительных открытий во всей Южной Америке. Эта неширокая многокилометровая долина испещрена множеством мелких углублений, составляющих ровные линии, и покрыта бесконечными рядами камней, также составляющими прямые линии, расходящиеся от холмов, пригорков и других возвышенных мест. Многие линии идут параллельно друг другу или образуют замкнутые пространства, по окраске отличающиеся от поверхности Пампа-де-Пальпа. В других местах мы находим такого же рода огромные спирали.
       Эти странные ряды камней и цепочки углублений заставили наконец исследовательницу Марию Рейче посмотреть на всю долину сверху, с борта самолета. И тому, что она увидела, трудно было даже поверить. Кроме различных линий, ее взору представились огромные изображения птиц, пауков, рыб, змей, обезьян, лисиц и других животных. А поскольку эти гигантские изображения животных можно обозреть лишь с высоты птичьего полета, с «неба», напрашивается предположение, что создатели каменных рисунков адресовали их тем, кто живет на небесах, то есть своим богам.
       Авторы этой уникальной галереи, по всей видимости, тоже принадлежали к индейцам наска, населявшим эту область полтора тысячелетия назад. При этом сами изображения, запечатлевшие в этой галерее посреди пустыни животных, вероятно, почитавшихся священными, в точности соответствуют тем, какие мы видим на прославленной керамике наска.
       Обозрение местности с самолета позволило американистам сделать еще одно открытие. Они увидели выложенные из камней прямые линии во много сотен метров длиной. Некоторые из них идут параллельно друг другу, иные перекрещиваются, третьи образуют огромные треугольники. Перуанская американистка Мария Рейче, попытавшаяся первой распутать клубок этой таинственной каменной геометрии, установила, что 23 прямые линии, очевидно важнейшие, расходятся из общего центра - из квадрата с трехметровым основанием. Одна из этих прямых указывает положение солнца в момент равноденствия, две другие - солнцестояние. Длина большинства прямых в точности равна 182 метрам. Иные же имеют протяженность в 26 метров. Наконец, здесь встречаются линии длиной в несколько километров.
       Таким образом, создается впечатление, что эта фантастическая галерея была и своеобразным календарем для земледельческого населения южного Перу. Но как сумели эти древние индейцы настолько точно провести прямые линии по поверхности Пампа-де-Пальпа? И откуда они могли наблюдать свое совершенное произведение, если нигде по соседству нельзя обнаружить ни одной сколько-нибудь значительной горы? Кто руководил этой работой? Какой-то гениальный астроном? Или, быть может, зодчие? Или, наконец, жрецы, обращавшиеся с молитвами к животным-божествам, изображенным в этой долине?
       Примерно в то же время, когда возникло это удивительное творение, в пору, когда в этой области южного побережья Перу расцветала культура наска, на севере, на территории, ранее принадлежавшей носителям чавинской культуры, рождается новая значительная культура - мочика. Как и носители других высоких индейских культур перуанского побережья, мочика живут лишь в оазисах, возникших в долинах прибрежных рек. Таких оазисов здесь 24, причем один оазис отделен от другого совершенно мертвой зоной пустыни.
       Однако неширокая регулярно затопляемая рекой долина, подобно долине Нила в Древнем Египте, давала своему индейскому населению прекрасный урожай. Кукуруза тут созревала дважды в год. К тому же воды близ побережья Перу относятся к числу богатейших на свете. Щедрое море предоставляло здесь мочика множество рыбы и морских моллюсков. И действительно, мочика оставили после себя целые пирамиды раковин.
       Но они оставили нам и настоящие пирамиды. Особенно примечательны две великолепные пирамиды, воздвигнутые неподалеку от нынешнего перуанского города Трухильо. Одна из них, посвященная солнцу и именуемая ныне Уака-дель-Соль, была, вероятно, самой большой индейской постройкой на перуанском побережье. Длина ее равнялась четверти километра, а ширина превышала 140 метров. Соседствующая с ней Уака-де-ла-Луна, как мы видим из ее испанского названия, была посвящена луне.
       Пирамида солнца и после завоевания Перу конкистадорами оставалась самым крупным сооружением на всем перуанском побережье, значительно превосходившим построенные в то время католические храмы. (Христианским священникам это не нравилось, и они попытались разрушить пирамиду, направив на нее поток запруженной реки, что им, к счастью, не удалось. Однако вода открыла тогда под наносом песка великолепные серебряные обрядовые предметы, а также большую золотую статую. Было это в 1602 году, и работами руководил некий Монтальва.) Но мочика строили не только храмы. В их государстве возводились различные общественно полезные здания и сооружения. Стоит упомянуть хотя бы о дорогах мочика, которые делались необычайно широкими, хотя их строители не были знакомы с применением колеса. Остатки этих дорог можно видеть еще и сегодня в долине Чикама. Поскольку ширина дорог у мочика всегда была в точности равна 9,8 метра, а каждая сторона некоторых их пирамид, относящихся к той же поре, равняется 98 метрам, мы можем предположить, что 98 дециметров, или 9,8 метра, были основной мерой длины у мочика. Следует также упомянуть о разветвленной системе каналов, с помощью которых мочикские земледельцы орошали поля. Один из таких каналов, отводивший воду из реки Чикама, имел в длину 113 километров, а близ Аскопы мочика построили самый настоящий акведук высотой 15 метров.
       Исключительно большой интерес не только для специалистов, но и для каждого культурного человека представляют рисунки на керамике мочика. Можно сказать с полным основанием, что на этих рисунках запечатлена вся их многогранная культура. Мы видим тут рыбаков и крестьян, воинов и танцовщиков; по изображениям нам стала известна одежда мочика, их музыкальные инструменты, их домашние животные - лама и собака, их оружие, способы их прядения и ткачества и т. д. Благодаря тем же рисункам мы узнали, что они возделывали различные культурные растения - кукурузу, маниок, тыкву, хлопок. На той же керамике мы находим и рисунки, весьма необычные в истории индейского искусства, - воспроизведение различного рода сексуальных извращений.
       Наконец, благодаря той же керамике мы кое-что узнали и об общественном устройстве в стране мочика. Демократической монолитности розового общества здесь давно уже пришел конец. Об этом свидетельствует, например, керамическая статуэтка, одновременно служившая сосудом, представляющая собой фигурку раба (может быть, военнопленного?) с деревянным ярмом на шее. Наряду с этим найдены десятки сосудов, на которых запечатлены сцены из жизни верховного властителя и областных правителей. На нескольких сосудах представлен способ передвижения властителя: четверо согбенных рабов несут его на великолепных, богато украшенных носилках, а от солнечного зноя его охраняют большими зонтами. Керамика мочика с полной очевидностью свидетельствует (и это важно для дальнейшего развития индейской цивилизации в Андах, которая достигнет вершины в государстве инков), что у мочика уже существовало классовое расслоение. Верховный властелин (кич) был прежде всего высшим военным предводителем. На керамике он нередко изображен как юноша. Ему были подчинены правители отдельных долин (алаэк). К привилегированным классам, видимо, принадлежали и определенные группы частных собственников». На одном из найденных сосудов мы видим изображение ткацкой мастерской; ткачи трудятся здесь под присмотром то ли мастера, то ли хозяина. На нижнем конце общественной лестницы находились слуги, а еще ниже - рабы. В мочикском обществе имела место развитая специализация труда. Керамика показывает нам крестьян, рыбаков, лекарей, мудрецов, воинов, ткачей, музыкантов и т. д. Женщины изображались на сосудах значительно реже, чем мужчины. И притом, если не считать сексуальных сцен, всегда лишь как исполнительницы домашней работы.
       Привилегированные лица украшали себя знаками своего достоинства буквально с головы до пят. Высшая группа - военачальники - носила на голове особое покрывало, украшенное птичьими перьями, маленькими золотыми полумесяцами и т. п. Они носили также золотые или медные серьги и плащ, испещренный различными геометрическими фигурами. Эти фигуры, скорее всего, были «гербами» привилегированных семей, переходящими по наследству. Обуви мочика не носили, но на ногах их наиболее «видных деятелей», изображенных на керамике, мы замечаем некое подобие носков. Рядовой мочика ходил в простой рубахе, напоминающей нынешние южноамериканские пончо. Женщины носили одну только длинную сорочку. А рабы-военнопленные ходили совсем голые, если только не принадлежали к знатному роду. Любопытно, что привилегированные мочика проявляли чувство «классовой солидарности» к попавшим в плен неприятельским военачальникам и правителям. На ряде изображений мы видим, что их и в плену носили на носилках. Главным оружием мочикских воинов были медные топоры и копья с медными наконечниками.
       Государство мочика, вероятно, уже не было государством того типа, где связующим элементом, основой является религия. Почитание диковинных ягуарьих божеств - наследие древней чавинской культуры - еще доживает свой век. Однако новых богов перуанские индейцы ищут уже на небе. Инки позднее будут поклоняться солнцу. Мочика взывают к месяцу, к серебряной луне, по-мочикски - «си», почти так же (чикич) называет себя господствующий класс этого государства. Есть основания полагать, что кич- верховный властелин мочика - уже почитался как «земной бог» и что ему оказывались не только все «мирские», но и все религиозные почести. Об этом свидетельствует открытие, сделанное Дунканом Стронгом в долине Виру. Стронг нашел тут чрезвычайно пышную мочикскую могилу, в которой рядом с усопшим, завернутым в самые великолепные ткани, было обнаружено несколько изображений верховного бога мочика Аи Апаэка - наполовину человека, наполовину зверя из семейства кошачьих. Все эти изображения верховного бога мочика, несомненно, имели прямое отношение к погребенному.
       Таким образом, перемены, происходившие в общественной и религиозной сферах, получают отражение в религиозных представлениях мочика, которые мы берем на себя смелость назвать переходными. Культ Аи Апаэка, наполовину человека-правителя, наполовину еще традиционного похожего на кошку хищника, был связующим звеном на историческом пути от поклонения зверю из семейства кошачьих к почитанию антропоморфизированных высших богов в позднейших андских культурах.
       Ио своих богах, о своей религии мочика опять же повествуют на рисунках, украшающих бесчисленные сосуды, которые стали нам известны благодаря великолепной коллекции их керамики, собранной лучшим знатоком этой культуры перуанцем Рафаэлем Ларко Ойле. Однако этот ученый заметил на керамике мочика еще нечто: на многих сосудах, относящихся к этой культуре, изображены бобы фасоли, поверхность которых покрыта всякого рода черточками, крестиками, кружками и точками. Изображения таких же фасолин исследователи обнаружили и на сохранившихся тканях мочика. Ларко Ойле считает, что эти фасолины заменяли у мочика бумагу, а значки на них были зарождающимся письмом. Если бы это мнение подтвердилось (пока что многие американисты полностью его отвергают), то было бы доказано существование древней письменности у индейцев Южной Америки.
       Откровенность, с какой мочика запечатлели на сосудах буквально всю свою жизнь, делает их керамику великолепным и уникальным явлением. Можно считать, что керамика мочика по эпической широте изображения культуры своих создателей превосходит даже греческую керамику! Весьма существенно и то, что до нашего времени дошли десятки тысяч сосудов этой культуры. (Наиболее выдающийся из исследователей, занимавшихся ее изучением, уже упоминавшийся Рафаэль Ларко Ойле, тщательно обработал свыше 30 тысяч изделий мочикских мастеров.) Итак, небольшое государство мочика создало культуру, которую по праву можно назвать высокой. А их наследники добились в дальнейшем еще большего могущества и силы.
       Преемницей мочика после длительной поры безвременья, к рассмотрению которой мы еще вернемся, стала культура чиму. На первом этапе своего существования она охватывала прежде всего земли бывшего племени мочика. Таким образом, культура чиму выросла непосредственно на почве культурных традиций мочика.
       Однако если культура мочика и предшествовавшие ей прибрежные культуры (анкон, паракас, наска, куписнике) были ограничены масштабами небольшой прибрежной территории - двумя-тремя речными долинами, а иной раз даже одной долиной, то государство Чиму, или Чимор, весьма скоро распространило свою власть на прибрежную полосу протяженностью в тысячу километров, от города Тумбес на севере до главного города нынешнего Перу - Лимы. Возникновение государства Чиму мы можем отнести к XII-XIII векам. Эта историческая эпоха андской области иногда обозначается в американистике - и вполне справедливо - как эпоха строителей городов. Ведь в эпоху расцвета Чиму на побережье (а нередко и на удаленных от моря землях вокруг Иунгу, Уараса и в других местах) выросли десятки городов, в том числе прекраснейший из них - столица империи Чан-Чан.