Русская весна

На сей раз атаки не последовало. Вместо этого заговорщическим тоном Вельников произнес:

– Из московских источников я узнал, что директор ЕКА Эмиль Лурад вскоре станет министром технического развития Объединенной Европы.

Джерри и виду не подал, что эта секретная информация произвела на него впечатление.

– И каким же образом это повлияет на наши общие интересы? – безразлично спросил он.

– Корно почти наверняка поставят на его место, – пояснил Вельников.

Джерри стремительно прокручивал в голове варианты. Кто заменит Патриса на посту руководителя Проекта, когда тот пойдет на повышение? Как скоро он, Джерри, вылетит со своего места помощника руководителя Проекта по всякой белиберде – ведь вся эта "реализация конструкторского замысла" не более чем бюрократический эвфемизм?

Вельникову не стоило труда разгадать, о чем он думал.

– Да-да, господин Рид, в Агентстве будет большая перетряска, – с мрачной ухмылкой проговорил он. – Вам есть что терять, а мне – что выиграть.

– Спасибо за доверие, Борис, – отозвался Джерри еще суше прежнего. Он был в смущении. – Ясно, что потеряю я, но, позвольте узнать, вы-то что выиграете?

– Я рассчитываю на место руководителя Проекта. Вместо Корно.

Джерри отхлебнул коньяка. Ежели руководителем Проекта станет Вельников, то он, Джерри, тут же получит коленкой под зад. Но что этот ублюдок хочет ему сказать?

– Вижу, что перспектива вас не очень радует, – со скверной улыбкой произнес Вельников.

– Русскому не быть руководителем Проекта, и вы это знаете, Борис.

– Рид, мне это нужно позарез. – Вельников говорил с нажимом, почти с бешенством.

– Что ж, и я когда-то примерялся к этому посту, – спокойно ответил Джерри. – И поэтому, Борис, не обессудьте, если я позлорадствую, когда вы тоже потерпите фиаско.

Вельников умел владеть своими эмоциями.

– Один ноль в вашу пользу, – сказал он спокойно и с достоинством, что не ускользнуло от внимания Джерри. – Однако что было, то прошло. Любопытно бы узнать, о чем вы мечтаете теперь?

– А к чему вам знать мои желания?

– Возможно, я смог бы помочь вам – в обмен на кое-какие услуги. Вы же на дружеской ноге с Корно. Когда наступит время подыскать преемника, он непременно посоветуется с вами…

– И вы воображаете, что я за вас замолвлю словечко? – не смог скрыть удивления Джерри.

– Вы не ошиблись, – вежливейше отозвался Вельников.

– На кой черт мне это?

– Скажите, чего вам хочется по-настоящему, и я скажу, почему вы будете биться за мое назначение директором.

– Вы это серьезно?

Вельников кивнул.

– Ладно, скажу. Я хочу подняться туда, Борис. Хотя бы на ближнюю орбиту. Хочу своими глазами увидеть, как Спейсвилль плывет там, в черноте. Хочу прокатиться на своем собственном творении.

Вельников склонил голову набок и глядел на него, прищурившись.

– И это все? -недоверчиво спросил он. – А как насчет какой-нибудь высокой должности? Вы не желаете сохранить хотя бы ваш нынешний пост?

– Грязные политиканы… – сказал Джерри. – Это не для меня. Если хотите мне помочь, закиньте меня туда. Большего не прошу, на меньшее не согласен.

Вельников долго смотрел на него. Потом сказал:

– Верю вам, Рид. Не понимаю, однако верю. Ладно, будь по-вашему. Если я стану руководителем Проекта, обещаю вам Луну в самом прямом смысле слова.

– Луну… – повторил Джерри. – Что вы подразумеваете под Луной?

Вельников расплылся в самодовольной улыбке.

– Если вы меня не разыгрывали, то за мной дело не станет. Вас не страшит падение с командных высот до должности главного инженера по тяговым и маневренным системам?

– По тяговым и маневренным?!

Какая ирония судьбы! Именно от этой должности Вельников оттирал его все последние годы. Если бы он раньше сумел занять ее, не пришлось бы выдумывать бредовый пост помощника по реализации…

На сей раз, однако, Борис Вельников не угадал его мыслей.

– Это звучит неправдоподобно, но только эта должность позволит вам принять участие в пробном полете, – сказал он. – В воздухе носится идея совершить облет Луны – ради рекламы. Членов директората в полете не будет – вообще не будет никого лишнего, только обслуживающий персонал.

– Где гарантии, что вам можно доверять? – осторожно спросил Джерри. – Мы слишком долго были врагами…

– Вашим врагом я никогда не был, Рид.

– Да ладно уж, Борис!

– Я вас не обманываю. Спору нет, я вас недолюбливал, не доверял вам, но личные мотивы тут ни при чем. Если я и доставлял вам неприятности, то исключительно из соображений политических – и, поверьте, их мне частенько навязывали сверху. Я подчинялся без особого восторга. Вас считали неблагонадежным элементом, но теперь обстановка круто меняется, и мы можем друг другу пригодиться. Наши интересы больше не сталкиваются, так что все довольно просто…

– Может быть, для вас и просто, – пробормотал Джерри.

– Бросьте, Рид, вы-то что теряете?

И в самом деле, подумал Джерри, все, что можно было потерять, я уже потерял.

– Хорошо, Борис, – сказал он. – Если вы станете руководителем Проекта, я соглашусь на эту работу. Но больше ничего обещать не могу.

Вельников поднял рюмку и произнес неторопливо:

– А вы не насилуйте себя, Рид. Просто прислушайтесь к голосу собственной корысти. У нас есть веская причина доверять друг другу, и заключается она в том, что мы не нуждаемся во взаимном доверии.

Джерри чокнулся с человеком из России.

– Что ж, Борис, – сказал он, – кажется, я понял то, что вы хотели сказать.

К тому моменту, когда Патрис Корно вызвал его к себе для неизбежного разговора, Джерри уже бесповоротно решил выступить на стороне Вельникова. Он пришел к выводу, что это – его единственный шанс.

Патрис приветливо улыбнулся ему и начал без обиняков:

– Ну вот, как директор ЕКА я должен подыскать себе преемника на посту руководителя проекта "Гранд Тур Наветт". Однако я в некотором сомнении. Хотя мой выбор более чем оправдан, боюсь, политики встанут на дыбы. Как по-твоему, Джерри, надо ли мне переть против рожна или назначить кого-нибудь из нейтралов, вроде Кларка или Штайнхольца?

– Тебе будет странно услышать это от меня, – ответил Джерри, – но, по-моему, тебе надо пойти против рожна и добиться назначения Вельникова.

– Вельникова?! – воскликнул Корно. – Но я-то имел в виду не Вельникова, а тебя!

– Меня?

– Ты сам не раз говорил, что справился бы с этой работой лучше меня, и я соглашался с тобой, помнишь? Кто еще знает Проект во всех тонкостях! Сейчас ты в курсе последних дел. Инженерный состав относится к тебе с уважением. Плюс ко всему это отличный рекламный ход. Если трезво глядеть на вещи, лучшего не придумать. Разве ты не согласен?

– Еще бы не согласен! – чуть ли не выкрикнул он. – Но… Скажи мне, Бога ради, после всего, что было, – как ты намерен протащить меня на это место?

Корно налег грудью на стол и как-то странно уставился ка Джерри.

– Есть шанс, Джерри, – сказал он. – Ты принял общеевропейское гражданство, это поможет. Некоторое время ты был моей правой рукой. А вот насколько велик этот шанс… – Он пожал плечами. – Должно быть, невелик. Попросту мал. Скорее всего, ничего не выйдет, и ты будешь выглядеть скверно в глазах публики. Решай сам, Джерри. Так следует мне идти напролом?

– А как же Вельников…

– Знаю. Рвется в кресло руководителя Проекта, – сказал Корно, хмурясь. – Да и Москва нажимает на нас, чтобы мы его утвердили. Но в Страсбурге ни за какие коврижки не согласятся иметь русского на таком месте.

– А с чего ты взял, что русские согласятся на мою кандидатуру?

– Они это проглотят, если одновременно Вельников станет моим заместителем в ЕКА. Сам посуди – их человек взлетел по иерархической лестнице выше, чем они смели мечтать, стал заместителем директора. А на деле подонок будет устранен от практической работы. – Патрис дружелюбно улыбнулся и закончил: – Между нами, космическими фанатами, говоря, надо ли мне все это затевать?

Джерри был в полной растерянности. Его-то больше всего устраивало предложение Вельникова! Разве он не решил, в чем цель его жизни? Разве он не отринул все, чтобы пройти по водам?

Он прокручивал ситуацию так и этак, и его не покидало ощущение, что в механизме размышлений не хватает какой-то маленькой детали. Что-то пробуксовывает, проскальзывает, словно поставили шестеренку без зуба.

– Не знаю, что и сказать, Патрис, – осторожно произнес он после затянувшегося молчания. – Это настолько неожиданно… Дай мне подумать.

– Разумеется, – сказал Корно. – Но имей в виду, время поджимает. Чтобы не поднимать лишнего шума и избежать политических распрей, решено объявить разом о всех трех назначениях: Эмиль становится министром, я сажусь в его кресло, и некто садится в мое кресло. В эту третью кандидатуру все теперь и упирается. Я могу дать тебе день-другой, но ты уж меня прости, к выходным изволь принять решение.

Джерри вышел из кабинета на нетвердых ногах и направился прямо домой, хотя было только четыре часа. Но и после многочасового сидения на жесткой кушетке, обитой черной кожей, посреди неприбранной маленькой гостиной, он не справился с сумбуром в голове.

Хуже того. Он пришел к убеждению, что за всем этим скрывается нечто непонятное, что-то вроде ядовитой змеи, затаившейся в смрадной глубине того, что он привык называть грязным политиканством. Надо бы посоветоваться с кем-нибудь, кто разбирается в этих гнусных бюрократических играх.

Поговорить с Вельниковым? Вот уж кто собаку съел в таких кознях! Да и в Москве у него есть влиятельные дружки. Но было бы верхом глупости посвящать в это Вельникова…

Во всем мире есть только один человек, которому он может открыться. Соня всю жизнь играла в крутые чиновничьи игры. У ее красавчика связи ничуть не меньше, чем у Вельникова, а к "Красной Звезде" в Страсбурге относятся с большим почтением. И потом, что ни говори, она перед ним в долгу. В неоплатном долгу. Она отняла у него все. Пусть вернет хоть часть.

Но разве можно так просто взять и позвонить Соне? Он не видался с ней больше года, по телефону не разговаривал месяцев шесть. Их редкие телефонные разговоры отзывались болью в сердце, они были подчеркнуто деловиты и холодно-коротки. Снова бередить старую рану?..

Ради этого тебе придется отказаться от всего…

Даже от этого?

«Даже от этого, мой мальчик» , – шелестел в его ушах шепот Роба Поста.

Он налил себе немного коньяка, долго смаковал его; налил еще, оттягивая решение. Потом уселся в кресло перед видеотелефоном и набрал номер квартиры на авеню Трюден.

Соня сняла трубку после третьего гудка. Она была совсем рядом с камерой. Весь экран заняла ее голова и воротник простой белой блузки. В его воспоминаниях она была моложе – на ее лице оказались морщинки, не предусмотренные его памятью, что-то изменилось в рисунке рта; короткая стрижка – только уши прикрыты – придавала ей суровый вид. А взгляд был таким усталым…

Он старался не думать о том, каким она видит его на экране.

– Привет, Джерри, – сказала она, и только приподнятые брови выдали ее удивление.

– Привет, Соня, – с запинкой произнес он. – Э-э… как дела?

– Помаленьку, – ответила она холодно. – А у тебя?

– Мне нужен твой совет, Соня, – без всякого перехода брякнул он. И тут же, словно покатившись по склону, высказал все до конца: – Ведь ты у меня в долгу.

– Конечно, – отозвалась она с неожиданной теплотой в голосе. – Однако не мне пришло в голову расстаться.

Джерри чуть не взвился: можно подумать, что это он предложил развод! Можно подумать, что это он был неверен!

Но ее лицо смягчилось, погрустнело, и он смолчал.

– Мы оба хотели этого, правда, Соня? – произнес он не то, что подумал. – Политические жернова перемололи нашу жизнь, не надо упрекать друг друга…

– Я рада, что ты наконец обрел мудрость, – сказала Соня. – Расскажи, в чем дело, и я постараюсь тебе помочь, если смогу.

Что же, так оно и лучше. Он взял себя в руки и коротко рассказал все – не столько своей незабытой жене, сколько понаторевшей в бюрократических стычках чиновнице, которая глядела на него с экрана: начальник отдела экономической стратегии парижского филиала "Красной Звезды".

Ни один мускул не дрогнул на ее лице, когда он сообщил о своей сделке с Борисом Вельниковым; не было ахов по поводу грядущего назначения Эмиля Лурада министром, а Патриса Корно – директором ЕКА. В тех сферах, где она вращалась, вполне могли узнать об этом раньше Джерри. Но едва он сказал, что Корно собирается назначить его руководителем Проекта, она закипела от ярости и едва смогла дослушать его до конца.

– Это маразм! – заявила она. На ее лице читалось неподдельное отвращение.

– Совершить справедливый поступок – это, по-твоему, маразм? – взвился Джерри.

– Какая справедливость?! Кругом дерьмо, а ты рассуждаешь о перспективах! Патрис Корно прекрасно знает, что ему не позволят назначить тебя руководителем Проекта. Разве ты не догадываешься, чту за этим стоит?

– Не догадываюсь, – прямодушно ответил Джерри.. – Потому и звоню тебе.

– Корно решил попользоваться тобой, Джерри. Москва горит желанием пропихнуть на этот пост Вельникова, Запад наложит вето на такое назначение, но рано или поздно пойдет на попятный, чтобы выйти из тупика. Нашим представителям на переговорах удары ниже пояса не будут страшны – им в штаны загодя положили по куску жести. Но если Корно упрется на твоей кандидатуре и откажется обсуждать любую другую, покуда не снимут кандидатуру Вельникова, в этом случае будет уже не до победы – придется искать компромисс. А как только его найдут, будь уверен, что Москва потребует твоей головы на серебряном блюде. И тобой пожертвуют без раздумий.

В ее изложении, яростно-кратком и без экивоков, мерзкая суть бюрократической двухходовки выставлялась напоказ просто и убедительно. Версия Сони казалась единственно верной, ибо она выстраивала все факты в логическую цепочку.

– Получается, они ждут, чтобы я сам спустил штаны, так, что ли?

– Джерри, когда ты поймешь? Это всегда так. Это второй закон бюрократии.

– И что мне, черт возьми, делать?

– Вспомнить о первом законе, – ответила Соня. – На всякий случай прикрой свою задницу.

– Чем же мне ее прикрыть?

Лицо Сони странно изменилось. Ему казалось, что с ним говорит некий средних лет ветеран бюрократических войн, в котором нельзя было узнать ни бывшую его супругу-скандалистку, ни некогда очаровавшую его девушку, ни даже женщину, которая порвала с ним ради партийного билета.

– Оставь Корно с носом, – сказала она. – Помоги Москве.

– Как именно?

– Пусть Корно предложит тебя в руководители Проекта. Начнется буча, и все упрется в стену. И в эту минуту ты отказываешься от назначения в пользу Вельникова – ради скорейшего завершения Проекта, во имя европейской солидарности, мира во всем мире, светлого будущего человечества на космических просторах – говори все, что взбредет в голову, а если чего не договоришь, ТАСС добавит цветистых выражений. У них не останется выбора, если крестный отец "Гранд Тур Наветт" великодушно уступает дорогу Вельникову и публично благословляет его, целуя в обе щеки.

– Почему ты думаешь, что Вельников сделает то, что обещан? – спросил он, уже понимая, что принял решение.

– Потому что русские, вопреки тому, что ты о них думаешь, не беспринципные свиньи, которые на каждом шагу отрекаются от своих слов! – взорвалась Соня. И, поостыв, добавила: – "Красная Звезда" проследит за тем, чтобы обещание было выполнено. Прежде чем уступить кресло Вельникову, ты свяжешься с Москвой через нас, то есть через меня, – и тогда тебе поверят. Илья передаст твое предложение руководству "Красной Звезды", генеральный директор позвонит президенту Горченко, а тот прикажет ТАСС сделать соответствующее заявление. И, заметь, все будут знать про обещание, которое ты получил от Вельникова. Таким образом твой зад будет надежно прикрыт золоченым бюрократическим щитом. В верхах не позволят опорочить репутацию "Красной Звезды" дешевым обманом, ведь это мы, уж поверь мне на слово, мы, а не правительство и не партийный аппарат протолкнем Вельникова на место руководителя Проекта.

– И твой красавчик станет еще краше? – проворчал Джерри и пожалел о своих словах:, лицо Сони передернулось, словно произошел сбой в работе видеотелефона, она обожгла его гневным взглядом.

– На его положении это не скажется.

– Вы… – промямлил Джерри, – вы по-прежнему держитесь вместе?

– Если так можно выразиться… – неопределенно ответила Соня.

– А точнее?

– Давай не будем об этом. Попробуем быть друзьями.

– Вряд ли я смогу быть искренним другом после всего, что произошло, – сказал Джерри.

Что же, слово не воробей…

– Я бы хотела быть твоим другом, – сказала Соня. – Ты позвал меня на помощь, позволь мне помочь тебе. Не доверяй Патрису Корно. Доверься мне.

– У меня нет выбора, – вздохнул Джерри. – Но какой идиотизм лезть в постель к распроклятым русским…

Ему снова захотелось откусить себе язык, когда он увидел, как переменилось ее лицо. Губы задрожали, на глаза навернулись слезы.

– Прости, Соня, я не хотел…

– И ты прости. Мне надо за многое просить прощения. Ладно. Если не друзья, то союзники – в этом деле. Идет?

– Идет, Соня, – отозвался Джерри. Он судорожно искал какие-то слова, чтобы достойно завершить разговор, но так ничего и не выдумал.

…Он долго сидел перед погасшим экраном, обводя взглядом свою крохотную гостиную. Журналы, горой наваленные на журнальном столике, научно-фантастические романы, загромоздившие книжные полки, завалы распечаток возле компьютера, слой пыли на мебели, немытые стаканы – печальные свидетельства одинокой жизни.

Какая-то неведомая сила заставила его перед сном прибрать квартиру. Он собрал книги и журналы, разгреб завалы вокруг компьютера, впервые за две недели сменил постельное белье, перемыл горы посуды, отдраил умывальник и плиту, поскреб щеткой ванну и унитаз.

…Почему он вспомнил сегодня о той ночи, о последней генеральной уборке? Возможно, потому, что с тех пор ни разу не убрался как следует – старался не учинять бардака.

После зарядки и душа он огляделся. Гостиная выглядела несколько захламленной, постельное белье просилось в стирку – и то, что в спальне, и то, что свалено в комнатенке со стиральной машиной. Однако сегодня, накануне заключительной проверки маневровых двигателей, его кухня выглядела вполне сносно, а душ после гимнастики он принимал в почти чистой ванной.

В более или менее чистом зеркале отразились его седеющие волосы, морщины, запавшие глаза. И все-таки он выглядел моложе, чем в тот день, когда звонил Соне. Да, Вельников стал руководителем Проекта, он сам – главным инженером по тяговым и маневровым установкам. Теперь он точно знает, что непременно полетит на "Гранд Тур Наветт" к Луне. Ничего не попишешь – кожа постарела, у глаз появились гусиные лапки, – и все-таки был в его взгляде юношеский задор, и все лицо, искаженное прежде горечью и досадой, почти расслабилось.

Пока он брился и одевался, кофе успел свариться. Джерри налил большую кружку, намазал подсушенный хлеб шоколадным маслом и торопливо позавтракал в гостиной, не переставая думать о сегодняшнем испытании.

Главные двигатели уже прошли проверку и ожидают старта на беспилотной грузовой ракете. Осталась последняя стендовая проверка маневровых двигателей, в которой нет ничего сложного и впечатляющего. Как только они будут проверены, упакованы, переброшены по воздуху в Тиуратам и оттуда отправлены в космос – наземной части работы конец. Потом будет сборка на орбите, полет на Луну.

Как пойдет его жизнь после пятнадцати дней в космосе – об этом он как-то не задумывался. Чем же ты займешься, парень, пройдя по водам? Даже если полеты "Гранд Тур Наветт" станут регулярными, в его возрасте нечего надеяться на место в экипаже. Он стар для полета на Марс, у него нет квалификации для работы на лунной базе. Но он летит – вот что главное!

С тех пор как он выступил в пользу Вельникова, отношение к нему в ЕКА изменилось. Патрис Корно резко к нему охладел. Впрочем, теперь Джерри ему непосредственно не подчинялся. Зато русские воспылали к Джерри любовью, что его весьма забавляло.

Вельников не просто сдержал свое слово. Сверх обещанного он добился для Джерри повышения. Его московские покровители, похоже, не проговорились, что Джерри играл в команде "Красной Звезды", а режиссерами были Соня и Илья Пашиков. Вельникова даже не предупредили о готовящемся заявлении ТАСС. Когда эта бомба разорвалась, Вельников ввалился в контору с ошалелым видом, держа в руках бутылку, завернутую в золотую подарочную фольгу.

– У меня нет слов, Рид … просто Джерри, если позволишь, – на едином дыхании выговорил он. – Честно признаюсь, я прямо обалдел!

Он по-медвежьи неуклюже бухнул бутыль на стол перед Джерри.

– Вот! – сказал он. – Благодарность, разумеется, ничтожная, зато от всей души.

Джерри развернул фольгу. На пестрой этикетке, над гроздью золотых и серебряных медалей, было что-то написано изящной кириллицей.

– Настоящая картофельная русская водка, – объяснил Вельников. – Произведена на экспорт, сто градусов. Семь лет томили в коньячных бочках. Высшие авторитеты в этой области подтвердили, что лучшей водки в мире нет.

– Спасибо, Борис, – сказал растроганный Джерри.

Он помнил о грязной подоплеке событий – но Вельников явно говорил искренне.

– Это тебе спасибо, Джерри. Честное слово, до сих пор не могу поверить, что ты пошел на такое ради меня. Ведь мы с тобой и друзьями не были.

– Я же не метил в руководители Проекта, мы оба это знаем, – сказал Джерри, не кривя душой.

– До вчерашнего дня я не понимал, в чем дело. Эти гады использовали нас друг против друга. – Вельников сделал небольшую паузу и заглянул Джерри в глаза. – А скажи мне, пожалуйста, ради чего ты уступил мне дорогу?

– Разве ты забыл про наш уговор?

– Как такое забудешь! И не сомневайся, я свое обещание выполню. Но все-таки…

– У тебя была своя цель, у меня – своя, – сказал Джерри. – И когда настало время все как следует взвесить, я понял, что не хочу отказываться от своей цели и рвать у тебя то, что мне не нужно. Если хочешь, это был трезвый тактический ход. Ты можешь мне нравиться или не нравиться, но когда я понял, что нас с тобой пытаются вымазать в дерьме… Надо понять, кто тебе враг, а кто – нет, верно?

– Нет ничего хуже, чем оставаться врагами, – сказал Вельников и потянулся к бутылке. – Откроем?

Джерри кивнул, Вельников раскупорил водку, и они глотнули забористого напитка из пластмассовых кофейных чашечек.

– Люди в ЕКА, которые подчиняются командам из Страсбурга, – сказал Вельников, – не простят тебе этого поступка. В открытую они ничего не сделают, а исподтишка гадить станут. Но ты должен знать, что те, кто подчиняется Москве, позаботятся о твоем будущем. Конечно, твоей дружбе с Корно пришел конец, но поверь мне – наши добрые отношения будут хорошей компенсацией.

Вельников не тратил слов впустую. Он назначил Джерри главным инженером по тяговым и маневровым установкам, а начальником отдела поставил Игоря Калитского, молодого и энергичного русского, который взял на себя всю бумажно-бюрократическую работу. Инженерными вопросами пусть занимается многоуважаемый Джерри Рид…

Чуть позже Борис намекнул ему, что после пробного полета отдел продолжит работу, пока весь фронт ГТН не вступит в действие. Затем Джерри предложат занять место Калитского. К тому времени ЕКА будет готово встать под начало русского директора, которым станет он, Вельников, а Джерри, само собой разумеется, будет его заместителем.

…Джерри допил кофе и, привычно оставив грязную чашку на столе, вышел из дома. Действительно ли он хочет стать начальником отдела, а потом – заместителем директора Агентства? Конечно, после всего происшедшего не стоит даже мечтать о кресле директора, но и место заместителя – недурное завершение карьеры.

Покуда он спускался по лестнице, на него вдруг, ни с того ни с сего, навалилась тоска. Подавленное состояние, прежде столь хорошо ему знакомое, в последнее время не мучило его. Неожиданно, впервые за последние годы, будущее представилось зияющей дырой, черной, пугающей, ничем не заполненной – и мысль, мелькающая у границы сознания: вернись, вернись, быстро!..

Он вышел на улицу, и в этот момент в просветах между тучами показалось солнце. Прохожие спешили по узким тротуарам в сторону моста Людовика и станции Сен-Мишель. Оставляя двойной пенистый след на воде, к Пор-де-Берси мчался речной трамвай на подводных крыльях. К тому времени, когда Джерри перешел на Левый берег, на Кэ-де-ла-Турнелль уже образовалась утренняя пробка. Гудели клаксоны, возмущались пешеходы, переругивались водители, на тротуарах перелаивались выведенные на утреннюю прогулку собаки. Джерри ощутил себя частичкой большого города, и тревоги о том, что будет после полета на Луну, враз рассеялись, показались никчемными. Вздорные отголоски мутного рассвета, который уже сменился ясным солнечным днем. В конце концов, сказал он себе, я столько раз слышал, что человек из космоса возвращается совершенно другим…

…Разумеется, поезд был переполнен, но до Северного вокзала, где Джерри пересаживался, было рукой подать. А там – по новой скоростной линии в Ле Бурже, прямо к административному корпусу ЕКА. Сначала Джерри не обращал внимания на толпу, в которой он очутился, на тесноту и давку. Скоро он будет бесконечно далеко от вони, толчеи, шума – вне власти земного тяготения, в пространстве, в котором холодно и чисто блещут вечные звезды.

"Тебе на роду написано быть космическим фанатом, – говаривал ему Роб. – Словно ты родом с Марса".

Вот оно, слово! Зажатый в вагоне в час пик, среди незнакомцев, он внезапно ощутил себя человеком с Марса. Его пронзило ощущение своей посторонности. Годы одинокой жизни без друзей. Маниакальная приверженность одной мечте. Чудовищный разрыв между собой, каким он хотел быть, и обыкновенными людьми – теми самыми, которые обступили его в вагоне, которые живут обыкновенной жизнью, любят, растят детей…

Его сотрясла внутренняя судорога. Он обратил себя в существо без личной жизни, вот в чем суть. Ничегошеньки своего. Политики отобрали у него сына, заставили отречься от дочери, сломали семейную жизнь. А остальное уничтожил он сам.

Да, сам! Разве Соня не предлагала ему дружбу в тот вечер, когда она вернула его к жизни, – к этой жизни, которая, как он чувствовал и понимал, безоглядно несется к блистательному завершению? И разве не он отверг протянутую ему руку? Зачем он повел себя так по-дурацки, почему избегает общения с ней? Чего ради он отказался от ее предложения отпраздновать где-нибудь в ресторанчике удачу своего предприятия? И что, в конце концов, мешает ему повидаться с ней теперь, когда ее красавчик получил повышение и навсегда укатил в Москву?

Но почему, с какой такой стати эти мысли накатили на него именно сейчас, в вагонной давке, по пути к работе, которая близка к завершению, а потом – потом все эти проблемы останутся здесь, внизу…

Чего он так мучительно испугался?

Но что прикажете делать человеку после того, как он прошел по водам?

Роб Пост об этом помалкивал.

Джерри придется дать ответ.

С той же неизбежностью, с какой камень, брошенный вверх, рано или поздно возвращается на землю.

Арт Коллинз: Но когда начнется эта свистопляска, господин вице-президент, надо ли об этом горевать? Разве не будет благом отделение Украины от Советского Союза? Американцев обрадует развал СССР, а вместе с ним, может быть, и Объединенной Европы. Если и другие угнетенные народы взбунтуются – нам это только на пользу.

Вице-президент Вольфовиц: Я могу твердо сказать: нет!

Арт Коллинз: Почему? Благодаря этому Америка выйдет на новые международные рынки и снова станет экономической державой номер один.

Вице-президент Вольфовиц: Подобно всем американцам, вы, Арт, наслушались разглагольствований нашего тупоголового главнокомандующего, нашего Гарри Карсона. Для понимания извивов политики у него не хватает извилин в голове. Новые рынки? А как быть с миллиардами и миллиардами долларов, которые мы задолжали европейцам? Ясное дело, чтобы они встретили нас с распростертыми объятиями, надо пустить в ход пропаганду и разрушить экономические и политические структуры, которые они возводили в течение десятилетий!

Арт Коллинз: Президент Карсон полагает…

Вице-президент Вольфовиц: Гарри Карсон подонок.

Арт Коллинз: Не слишком ли крепко сказано?

Вице-президент Вольфовиц: Если он говорит как подонок, правит страной как подонок и окружает себя другими подонками, он скорее всего и есть подонок – даже если он не загонит нашу несчастную затраханную страну в очередную международную мясорубку, подобно величайшему подонку всех времен и народов.

«Ньюспик», ведущий Арт Коллинз

ХХII

Директору парижского филиала "Красной Звезды" предстоял напряженный день.

Утром, как заведено, – планерка отдела экономической стратегии, на которой будет обсужден финансовый отчет перед отправкой его высшему начальству. Затем следует разобраться с задержкой поставок хрома в Лион. За ленчем предстоит торговля с президентом Бордоской ассоциации виноторговцев, которая назначила бессовестную цену, тогда как была информация, что вино этого года будет посредственным. На вторую половину дня намечены дела с крымскими апельсинами, сделка с фирмой "Рено" о покупке судна на подводных крыльях, о производстве сварочных горелок совместно с французами и англичанами – последнее дело не раз уже откладывалось из-за финансовых трудностей. И после всего этого – никчемная встреча с продюсером Совфильма, который почему-то воображает, что в обязанности директора входит протаскивание во французский прокат влетевшего в копеечку эпического фильма про испанское завоевание Мексики, фильма, снятого в Узбекистане на немецкие деньги с массовкой из татар и итальянцев.