Северка

      У метро Молодежная небольшой рынок, палаток семь, стоят буквой
      'П'. Меня интересуют здесь фрукты и зефир. Как обычно, сначала обхожу все, чтобы посмотреть, что есть и есть ли лучше или то же самое, но дешевле. Когда приближаюсь к небольшой очереди у очередной палатки, слышу, как люди о чем-то говорят. Среди прочего везде произносят: '…Николай третий…'. Заметил это раз на третий, а всего услышал пять, шесть раз у разных палаток. Так вот оно что.
      Родина меня в государи-императоры готовит. Но пока это государственная тайна. А все эти плевки за спиной и другие тяготы и лишения это ж типичная подготовка к инаугурации, спросите Елизавету вторую. Мерси-с, конечно, ну, какой же из меня прости господи царь?
      Футбол не люблю, программу 'Время' не смотрю, спецслужбы и попсу не люблю. И друзья у меня неподходящие: Илья Обломов, Андрей Бузыкин с
      Аллой, Афоня Борщов с Катей, Филипп Филиппович Преображенский и
      Борменталь, Золушка с принцем, Груздев с Желтовской. И потом меня ж в сумасшедшем доме таблетками лечили. Где Вы видели сумасошлатого царя-батюшку? Вот и народы Азии на нас смотрят. Подпишу чего не так, тут и кровавое воскресенье.
 
      Целыми днями ноутбук стоит открытый. Однажды закрыл, смотрю: на крышке наклеен ценник, который обычно клеят на продуктах питания или книгах. В этот же день в супермаркете, в том месте, где я обычно задерживаюсь, передо мной стала вертеться тетя из персонала и расставлять специальным приспособлением ценники на товаре.
      Занимаюсь на гребном тренажере дома – отворачиваются гайки. Гайки они любят откручивать. На Комсомольском мой диван простоял без приключений восемь лет и вот, как только у правого и левого ботинка лопнули подошвы, сломалась молния на рюкзаке и стали плевать позади, стали отворачиваться гайки у дивана. Но этот тренажер я собирал сам.
      На каждом болте стоят гроверные шайбы – им не страшны ни вибрации, ни температура.
      Купил перочинный нож для яблок, вместо нынешнего. У ножа в самом лезвии, почти у ручки был вкручен винтик. Теперь винтик пропал.
      Пожалуй, мне показывают, что в квартире бывают. Нарисовал на листе ватмана триколор и гадость на нем, а на другом листе написал большими буквами несколько слов с общим смыслом: вылезайте, трусы.
      Пусть защитники родины заходят и смотрят.
      Бегать начал в конце марта. За моим окном Крылатские холмы, но там скользко. А в лесу, по опыту знаю, сейчас бегут ручьи, поют грачи, и тает снег и сердце тает. Вспомнил Воробьевы горы. Стал ездить туда.
      Выхожу у университета и бегу к набережной, а дальше до Сетуни.
      Перечитал 'Сережу' Веры Пановой, 'Жерминаль' Золя, 'Два капитана'
      Каверина, 'Так говорил Заратустра' Ницше, 'Белеет парус одинокий'
      Катаева, 'Тимур и его команда', 'Голубая чашка' и 'Судьба барабанщика' Гайдара, 'Историю установления христианства' Вольтера,
      'Марию Антуанетту' Цвейга, 'Вечер' и 'Четки' Ахматовой, 'От двух до пяти' Чуковского, 'От Руси до России' Льва Гумилева, 'В круге первом' Солженицына, 'Кулибин' Кочина, 'Обломов' Гончарова, 'Пусть каждый исполнит свой долг' Гордина, 'Вышли в жизнь романтики'
      Златогорова. Все, кроме 'От Руси до России' старые книги. А эту купил в детском мире. Впервые я увидел Льва Гумилева по телевизору, в конце восьмидесятых. Он читал лекцию небольшой молодежной аудитории. Его нельзя забыть. Через несколько лет мне попалась в магазине его 'Этногенез'. И вот теперь 'От Руси до России'.
      Замечательно пишет, читать одно наслаждение, нет пустых предложений, в каждом новые, интересные сведения. При всем чувствуется, что
      Гумилев рассказывает лишь часть из того, что знает. Его 'Русь' заставила меня изменить свою точку зрения на татаро-монгольское иго и Куликовскую битву.
      Монголы захватили половину Руси. Второй половиной владело польско-литовское княжество. Захватив Русь, монголы не переселились в города или на территорию страны, а жили за сотни километров вдали, в орде. Они не мешали ни православию, ни торговле, ни государственному устройству и управлению, а требовали дань к определенному сроку. На русской территории, захваченной поляками и литовцами, вводилось католичество, делопроизводство велось на латинице. Православные – второго сорта. Продвижение по госслужбе – только через принятие католичества. Получается, что монголы сотни лет защищали раздробленную княжескую Русь от посягательств с запада.
      Не будь монголов, мало вероятно, чтобы двадцать русских княжеств смогли договориться и выступить блоком против мощного врага. То есть монголы были по существу наемной армией.
      В начале ига каждое княжество везло дань в орду. Потом Москва попросила монголов разрешить ей собирать всю русскую дань, получила согласие и стала Великим княжеством.
      Куликовская битва. Мамай попросил Дмитрия Донского увеличить квоты генуэзцам на добычу русского меха. Дмитрий отказал. Вообще Мамай не хан, а темник, а хан – Тохтамыш. Они враждуют. У Мамая территория
      Причерноморья, у Тохтамыша – волжские и сибирские татары и монголы.
      Войска двинулись в путь. На помощь Мамаю идет литовский союзник
      Ягайло, на помощь Дмитрию – Тохтамыш. То есть противниками была не татары- русские, а с одной стороны: татары и литовцы, с другой – русские и татары. Рязанский полк задержал Ягайло. Но и Тохтамыш тоже не успел перейти Волгу. Дрались без союзников. Мамая разбили и долго гнали. Потом ему добавил Тохтамыш. На следующий день Ягайло, обошедший рязанцев, ударил по обозам уходящих русских и перебил много раненых. Через два года в 1382 интриганы наплели что-то
      Тохтамышу про Дмитрия. Тохтамыш пришел и спалил Москву. Дмитрий
      Донской скрылся на это время в Костроме.
 
      Ко дню рождения кроме вкусного купил вазу из прозрачного стекла и букет цветов.
      В начале мая пробежал от Раздоров в Усово и обратно. Это заняло минут тридцать, сорок. Приехал в Москву – нога, которую повредил тогда, на насыпи, стала деревенеть. Думал, отлежусь, недели через две пройдет. Как раньше стал выходить из дома только за продуктами, чтобы дать ей зажить. Хожу как Буратино, не сгибаясь в колене и только по ровным поверхностям. К магазину идти невероятно долго. К ближайшей фруктовой палатке иду сорок пять минут, вместо пяти. Вдруг я подумал, что это не связки, а повреждение мениска. Слезы сами покатились, когда подумал, что не смогу больше бегать. В районной поликлинике мне сказали, что без полиса принимают только в
      Боткинской больнице. Поехал. Рентген и ультразвук ничего не показал.
      Только магнитно-резонансная томография показала, что повреждены несколько суповых хрящиков. Мне посоветовали молодого хирурга. Он сказал, что мениск нужно удалять и чтобы ускорить, он может взять меня в отделение за наличные – четыреста долларов. – А если не удалять, то хромать всегда буду? – Да. – А как же в сельской местности, где нет возможности прооперироваться, так и хромают? -
      Так и хромают. – А когда я смогу ходить после операции? – На третий день будете ходить.
      Это мне подходит. Во-первых, если долго лежать, придется давать девушкам взятки за уколы, за утку, а я не умею. Во-вторых, денег у меня осталась тысяча триста долларов. За март – апрель за квартиру заплачено. За май не удалось заплатить – девушка, которой плачу, куда-то надолго исчезла, так мне ответили по телефону. Все равно платить когда-то придется, и для отъезда у меня не останется денег.
      А тут доктор говорит, что ходить начну на третий день, а соображать уже на восьмой.
      Дня через два снова приехал в хирургическое отделение сдать кровь.
      Пока ожидал в холле врача – кровососа, дежурная медсестра стала ворчать и грубить мне. Два дня назад она была тихая. Причем, я сижу, молчу, а она разоряется. Мне показали палату, где буду лежать – на шесть человек, пока никто не лежит. Как хорошо-то. Хирург попросил меня перезвонить в пятницу и точно сказать, согласен ли я. На этот раз он уточнил, что на второй день после операции я буду не ходить, а хромать с палочкой или с костылями.
      Вернулся домой и решил, не буду звонить. Во-первых: костыли.
      Во-вторых: если он раньше скрывал, значит, может скрывать еще что-то важное. В-третьих: дежурная сестра что-то привязалась. В-четвертых: неизвестно, кого подселят в палату, агенты уж позаботятся.
      Лучше уеду, попрошу убежища, а там, когда-нибудь заработаю и сделаю операцию. Придется позабыть пока про бег. Решил поехать на
      Украину. У меня два варианта. Первый: я наивно думал, что в американском посольстве в Киеве смогу получить визу. Если откажут – второй вариант: Судя по карте и фильмам, Украина преимущественно степная страна. Деревья растут только вдоль рек – ивы. И лишь на севере тянется широкий лесной пояс. Выйду где-нибудь там и буду бродить от деревни к деревне, пока не найду простую работу. Про гражданство, в том смысле, что будут препятствия с работой, регистрацией я не задумывался. Украинцы в Москве как-то устраиваются. Да, они едут в Россию за деньгами. Но мне не нужно кормить семью, и в еде я не прихотлив. Что-нибудь найду. Для путешествия пешком купил складной ножик, для яблок, зеркальце для бритья, наверняка в лесу придется ночевать. Часы со встроенным компасом. Куртку брать не буду. Надеюсь устроиться где-нибудь до холодов.
      Если не пройдут эти варианты, поеду в Чечню. (Карту Чечни я тоже купил). Найду в горах боевиков, на оставшиеся деньги куплю у них винтовку. Пристрелю десяток, два Жегловых, тогда успокоюсь. Или меня пристрелят. Не знаю, сколько стоит винтовка, наверное, тысячу хватит. Только с оптическим прицелом. Не хочу убивать молодых, новобранцев. Толстую шею или морду увижу, тогда выстрелю. Я понимал, что могут обокрасть на дороге, где-то на Украине, или что можно в рабство попасть в Чечне на долгие годы. Но все-таки верилось в лучшее.
 
      Купил билет до Киева. Остался месяц до отъезда, понемногу выбрасываю свои фильмы, кассету, за кассетой. Раскурочил один за другим все ноутбуки. Винчестер, оказывается, представляет собой стеклянный диск в 1.8 дюйма и покрыт серебристым налетом. Повредил свой мольберт, тренажер, куртку и дубленку.
      Книги упаковал в пакеты и плотно замотал скотчем. Отдельно упаковал черно-белые пионерские фотографии и цветные, последних трех лет, когда у меня появился фотоаппарат, почетные грамоты пионерские и училищные, непецынские письма, значки и монеты. Отвез в Раздоры и закопал у речки. Запомнил приметы. Когда устроюсь заграницей, и все уляжется, надо будет как-то объяснить, человеку, который приедет в
      Россию, как найти.
 
      Часто езжу в Раздоры. Бегать не могу, хожу. Открыл несколько новых чудесных тропинок и кучу неизвестных мне волейбольных площадок.
      Ранней весной видел лягушку путешественницу. Сидел на поваленной сосне у речки, гляжу – прыгает. С паузой в десять секунд. Когда она была уже шагах в двадцати, посмотрел в след – а ведь не сворачивает, по прямой дует.
      Иду от речки к платформе, навстречу дядя с тетей, обеим лет под пятьдесят. Поравнялись, и я услышал: – Что он думает, ведь у него квартира в Малоярославце…
      Да, я прописан в Малоярославце, но никаких планов в отношении него у меня нет. Я даже не видел того дома, где прописан.
      В мае, жду поезда в Раздорах. Сижу на досочке под березой. Майский жук ползет. Ножками шевелит пузатик. С детства не видел их.
      Прошел весь Филевский парк по набережной до моста. Утром здесь бегают. Место хорошее – с запада и юга прикрывают лесистые холмы.
      Они гасят грязь и грохот от транспорта и ветер. Дорожка плохая. Из бетонных плит в пупырышках. Кроссовки быстро вылетят. Были бы деньги, я бы тут песочек посыпал. Зимой бежать лучше – снег сгладит неровности.
 
      Музей Изобразительных искусств имени Пушкина. Иду не на выставку, просто давно не был. Зашел, стою на перекрестке, решаю, в какой зал идти. Дяденька в пяти шагах говорит: – Тебе не сюда, а туда надо.
      Мне что-ли? Нет, на меня не смотрит, как бы сам с собой.
      На втором этаже балкон. Захожу, облокачиваюсь локтями. Подходят два школьника, встают по обеим сторонам от меня и начинают беседовать через меня.
      На первом этаже небольшой зал с колоннадой. На стенах триптих
      Холтоффа 'Уборщица застает Штирлица в комнате правительственной связи', полотно Репина 'Иван Грозный сникерснул в своем формате'.
 
      До отъезда в Киев еще много времени, съезжу в Суздаль. Я был там однажды в шестнадцать лет, да ничего не увидел.
      Автобусом доехал до Владимира. От него тридцать километров до
      Суздаля. В этот же день нет смысла ехать, нужно снять гостиницу и посмотреть Владимир.
      В ближайшей гостинице мест не оказалось, как выяснилось, я попал во Владимир в день города. Транспорт по центральной улице не ходит, пошел в другую гостиницу (карта Владимира у меня с собой). Номера есть, а рублей у меня оказалось недостаточно, и я пошел искать обменный пункт. В центре Владимира они расположены в километре друг от друга. Останавливаю прохожих и спрашиваю. Отвечают не все – не все пользуются услугами обменных пунктов. Остановил четвертую пару.
      Мужчина стал подробно объяснять путь. Окает. Как приятно слушать оканье, в городе, среди каменных домов и спешащих машин. Будто в сказку попал.
      Когда вернулся, та же самая администраторша предложила мне номер уже за 210, а не за 450, как вначале и была предупредительна. Для наркокурьеров во всех гостиницах номера простые и недорогие, по утвержденным госрасценкам.
      До конца дня гулял по Владимиру, сходил в собор и музей. В соборе фрески Андрея Рублева. У входа сидит нищий, лет тридцати. Из Нижнего
      Новгорода. Пострижен под горшок. Волосы как солома желтые и поразительно толстые.
      Посмотрел с высокого берега на равнину на противоположном берегу
      Клязьмы. Видно на несколько километров. Впереди растут редкие приземистые лиственные деревца, дальше, у горизонта тянутся полоски лесов. Темно-зеленые, светло-зеленые, голубые.
      Зашел поесть в дорогой ресторан. Столиков тридцать. Сидят только за двумя. Заказал. Прошло пять минут, заходит пара. Обоим лет тридцать. Судя по одежде – здесь им не по карману. Сели за дальний стол, он спиной ко мне, она лицом. Дядя достал мобильный и стал говорить: -… да мы в (назвал ресторан), ну что делать?… Они посидели несколько минут и вышли. Прошло минут десять и они вернулись и сели за тот же стол.
      Следующим утром поехал в Суздаль. Около часа пути. Все вышли на автостанции, а меня водитель довез до Покровского монастыря, ему было по пути. Маленький городок. Пусто. Рано. Вошел в Святые ворота с надвратной церковью. Поднялся по ступенькам Покровского собора.
      Тишина прервалась, когда открыл дверь. Поют молодые монашки. В платках ходят молодые послушницы, что-то ставят и уносят, убирают сгоревшие свечи. Батюшка с добрым умным лицом и рыжей бородой. Мне так понравилось пение, что я простоял всю службу. Не крещусь и стараюсь держаться незаметно. Как только началось целование руки у батюшки, вышел. Пошел осматривать территорию монастыря, вижу – идет крестный ход. Человек сорок. Пройдут немного, постоят, батюшка окропит водичкой и опять в путь.
      В этот день успел побывать в Спасо-Евфимиевском и Ризоположенском монастырях и в Кремле. Видел дом Миши Бальзаминова. Пили чай с ним и маменькой. Все такой же мечтательный.
      Сильное впечатление осталось от Спасо-Евфимиевского монастыря. С
      20-х годов монастырь был преобразован в тюрьму СТОН. Здесь защитники родины замучили тысячи людей.
      В Суздальском Кремле на колокольне установлены куранты. Бьют каждую минуту – дзинь. И каждые четверть часа и час.
      Купола Рождественского собора синие с золотыми звездочками, как на новый год. Вдоль белой стены с бойницами тихая Кремлевская улица. На другой ее стороне избы, утонувшие в зелени.
      Речка Каменка протекает через весь город. Мимо Спасо-Евфимиевского и Александровского монастыря на высоком берегу, мимо Покровского монастыря, огибает Кремль. У Знаменской церкви она поворачивает к церкви Михаила Архангела и Ямщицкому двору, а дальше течет к деревне
      Кидекше и впадает в реку Нерль.
      Решил перед отъездом в Киев еще раз съездить в Суздаль, хочу послушать пение в Покровском. Купил суздальский путеводитель, в котором в том числе указаны телефоны гостиниц. В Москве обзвонил все. Забронировал номер в гостинице Ризоположенского монастыря. Эта гостиница раньше была странноприимным домом, в нем останавливались священники, монахи и странники. Комната интересная. Подоконник шириной метр. Стены еще толще. Потолок высотой за три метра. В номере кровать и диван, туалетная комната с душем. Телевизора и радио нет. Тишина. Машин не видно и не слышно. Вечером слышен только отдаленный лай собак.
      Питаюсь бананами и мармеладом. Цены процентов на десять ниже московских. Резко дешевле конфеты 'Столичные'. Здесь они стоят 130 рублей, в Москве – 230. В магазинчиках и лавках продают два – три вида яблок, бананы, апельсины, разные овощи. Основной товар на полках – макаронные изделия, крупы, печенье и пряники, йогурты со сроком годности – девятнадцать лет.
      Вокруг Суздаля лесов нет. Они вырублены несколько веков назад.
      Когда подъезжаешь к городу, вдруг вырастают множество куполов и колоколен. Суздаль одно – двухэтажный. Дворы большие, примыкают друг к другу. Деревянные в человеческий рост старые и новые заборы с воротами и калитками. Во дворе деревянные хозяйственные постройки.
      Ближе к центру дома каменные, или каменный первый этаж. Вдоль улиц колонки с водой. Топят дровами. Зимой дорожки расчищает каждый у своего дома.
      На Васильевской улице у одного дома открыты ворота и входная дверь. На улице солнце, а деревянные, серые ступеньки уходящие на второй этаж, теряются в темноте. Со ступенек выбежал котенок.
      Пепельный. Хвост морковкой в серо-белую полоску. Глаза голубые.
      За гостиным двором обрывается крутой берег Каменки. Сижу на травке, свесив ноги, и смотрю на Борисоглебскую церковь на противоположном берегу. К церкви не ведут никакие дорожки, вокруг густая невысокая зеленая травка. Непривычно. Около меня растет полынь. Замечательный запах. Положил несколько стебельков в карман.
      Если идти в кремль, то перед Успенской церковью виден большой зеленый холм. Это бывший земляной вал. Здесь Домна Евстигнеевна сказала:
      – Господи, мне теперь гораздо веселей стало.
      Впрочем, некоторые историки утверждают, что эти слова принадлежат
      Татьяне Лариной, после объяснения с Онегиным.
      У Кремля берег Каменки тоже высок. Внизу в камышах орут тысячи лягушек. А с высокого берега у Колхозной улицы открывается вид на весь Суздаль.
      Александровский монастырь в стороне от главной дороги, небольшой и незаметный. Когда заходишь за ворота, к храму Вознесения ведет узкая тропа. По обеим сторонам все пространство до стен монастыря занимает некошеная, высокая трава до пояса. Ее скосят, конечно, потом.
      В фильме 'Андрей Рублев' хорошо виден Покровский собор. Снимали с противоположного крутого берега у Александровского монастыря.
      Свое утро начинаю в Покровском монастыре. Красиво все-таки поют монашки. Украдкой посматриваю на них. Одна очень красива. Лицо смуглое. Большую часть времени они проводят в помещении и у многих от того бледные лица. А эта смуглая.
      Выхожу из храма – молодая монашка поднимается по ступенькам навстречу. Остановил ее, разговорились. Они не читают светской литературы, не смотрят телевизор, его вообще нет. Читают богословскую литературу, разучивают псалмы, разводят цветы во дворе.
      За монастырской стеной в пойме Каменки у них огороды. На территории монастыря есть коровник. Утром одна послушница, не спеша, ведет десяток белых коров с бежевыми пятнами по Покровской улице к лугу около речки. Она тоже приветлива и улыбчива.
      Питаются монашки просто, сладкое едят. День начинается рано утром и летом и зимой… Во время службы в собор заходят совсем старые монашки. Их шапочки расшиты перламутром – это признак почета.
      Во время службы обратил внимание на кисти одной монашки, лет сорока. Их нельзя не заметить. Очень крупные, но все-таки женские.
      Наверное, она бывшая крестьянка, с детства таскала ведра с водой, доила коров, вообще что-то тяжелое делала.
      На западной окраине расположен суздальский туристический центр.
      Как удачно выбрано место. Он совсем не мешает городу, стоит в низине и утопает в зелени. Его изящно огибает Каменка.
      В ресторанах Суздаля кормят как при социализме. Если в одном рассольник, значит везде рассольник, если щи, значит везде щи. В кафе суздальского центра можно пообедать за пятнадцать рублей. Пища нормальная, без комбижира и жил. Здесь кушают работники центра – колидорные, коверные, слесари. Большинство горожан едят дома
      – дешевле. Зарплата в Суздале колеблется от тысячи рублей до трех.
      Тысячу получает киоскер, полторы разнорабочие, благоустраивающие территорию храмов, восстанавливающие стены храмов или ведущие другие строительные работы. Две тысячи зарабатывают городские сантехники, электромонтеры пятого – шестого разряда. Три – программисты.
      Надежная работа у экскурсоводов и смотрителей музеев. Много людей занято торговлей сувенирами. Бабушки у торговых рядов летом продают клубнику, зелень, овощи. У Кремля и Спасо-Евфимиевского монастыря продают редкие монеты и значки.
      Около Кремля стоит тройка и отдельные запряженные лошадки, для желающих покататься. Мне предложили сесть верхом, отказался. – Ну, дайте ей мороженое.
      Надо же, ест мороженое.
      Через неделю снова приехал в Суздаль. На первую ночь остановился в избушке, в Покровском монастыре. В пределах монастыря стоит десяток избушек. Вообще-то они для групп иностранцев, но и всякая чепуха тоже может переночевать. Монастырю от избушек никакой прибыли, чьи они – не знаю. Деньги за проведенные сутки перекочевали в карман тетеньки администраторши. Это равно ее месячному заработку. Вместо чека она дает невнятную бумажку.
      Избушки рассчитаны на двух человек, внутри полный комфорт, но все-таки под старину. Большие, тяжелые кровати, неподъемные черные стулья, светильники в виде керосиновых ламп, телевизор, правда, с единственной программой. Кажется, зайдешь в ванную, а там… Иван
      Грозный в пальто моется. С посохом.
      – Гляжу я на тебя, Иван Васильевич, недоступный ты моему уму человек, Наполеон…
      Утром иностранцы кушают в Зачатьевской трапезной, а потом за ними приходит автобус. Значит, они осматривают Суздаль как минимум два дня.
      Спал с открытыми окнами. Ветерок доносит запах из коровника поблизости. Храм от меня в ста шагах. Утром снова слушал пение в соборе. Батюшка служит другой. Днем снял номер в турцентре.
      В турцентре уютно, номер такой же, как в Ватутинках или в
      Тетьково. Пол ночи не давали уснуть школьники с первого этажа. Утром
      – опять на службу в Покровский. Кто-то сказал, что в
      Спасо-Евфимиевском монастыре красиво поет мужской хор. Певцы мирские, человек пять, профессионалы. Разъезжают по Владимирской и
      Нижегородской области с концертами, продают свои диски. Голоса хорошие, но их пение очень отличается от пения девочек из
      Покровского монастыря. Дяденьки зарабатывают. А девочки в Покровском богу поют.
      В Спасо-Евфимиевском монастыре есть кафе на три столика. Меня интересует здесь сбитень. Сбитень – старый русский напиток. В его составе десяток трав и пряностей, мед. Брал рецепт у девушки за стойкой, да позабыл.

Киев. Варшава

      .
 
      В Киев я поехал в первых числах июня. Взял сумку с самым необходимым. Часть вещей пришлось просто выбросить. Место в сумке есть, но нога начинает хромать от веса.
      Выбрал поезд, чтобы приехать днем, и иметь достаточно времени для поиска жилья.
      Снять жилье не сложно. На площади перед вокзалом стоит шеренга бабушек и тетенек. Сговорились с одной, поехали. Квартира в доме, напротив здания районного УВД. Комната совмещена с кухней. Тетенька ушла, а вскоре вернулась с сыном, который помогал ей нести телевизор. Потом сын ушел, а тетенька доложила, что сын ее недавно попался в поезде, вез наркотики, но дали условный срок. Добрая душа, если я когда-нибудь буду возить наркотики, посоветуюсь с ней или ее сыном.
      В справочной на Крещатике взял адреса и телефоны шести посольств:
      США, Канады, Литвы, Латвии, Швеции и Финляндии. Надеялся получить визу в одном из них. В этих странах есть лес и снег. Они малонаселенны, исключая США, значит меньше транспорта и промышленности.
      Бывших стран народной демократии я опасаюсь, в них остались структуры подобные кгб. Наверное, хорошо в Дании, Голландии, Норвегии.
      Дома набросал заявление, чтобы не запутаться и не упустить чего-нибудь при встрече в посольстве. В Интернет-кафе набрал текст, распечатал и сохранил на дискете. Охрана у американского посольства, сказала, что за визой нужно обращаться в консульство, а не в посольство. Услышал, как другим людям они объясняли, что визу в США выдают в Варшаве.
      Пошел в консульство. Консульство обнесено проволокой. Вблизи ходят десяток украинских полицейских, жадно высматривая, кого бы скрутить и избить. У проходной попросил о встрече с консулом – не возможно.
      Значит, в Киеве с визой не получится, здесь только для граждан
      Украины. Пока шел от консульства, дай, думаю, позвоню туда. Нашел первый по пути телефон-автомат. Ответили по-английски. Я: -
      Представьтесь, пожалуйста. Тот же голос загутарил по-русски. Значит консульство блокировано. Следующая идея – обратиться в турагентство.
      Куплю путевку, а турагентство пусть само занимается моей визой.
      После переговоров в одном из агентств окончательно понял, что визу в
      Киеве мне не дадут. В Москву возвращаться? Что там говорил охранник про Варшаву? Надо попробовать.
      Крещатик, оказывается не очень большой. Красивый. В выходные по нему свободно гуляют люди, движения транспорта нет. Красиво на
      Андреевском спуске, ведущем в Подол. Вначале спуска стоит
      Андреевская церковь. Она высоко поднята над местностью и окружена смотровой площадкой, с которой прекрасный вид на Подол, Печерскую
      Лавру, Левобережье плотно закрывают густые кроны деревьев. Площадь перед церковью и Андреевский спуск мощены булыжником. Вблизи церкви, на тротуаре стоит бронзовая пара Свирид Петрович Голохвастов и Проня
      Прокоповна.
      Стою, восхищаюсь Андреевской церковью. В шаге справа возник дяденька. Стоит и смотрит куда-то вдаль. На пиджаке табличка. Первое слово 'Lithuania', дальше идут должность, фамилия, имя, которые я уже не рассмотрел.
      У Андреевского спуска дяденька, лет двадцати наступил мне на пятку. Оборачиваюсь – улыбается и молчит. Один раз кто-то угрожающе, с рычанием плюнул позади. (Вчера я отправил заявление на е-майл американского посольства с кратким описанием приключений).
      У Ярослава Мудрого нос картошкой.
      Купола киевских церквей и соборов десятого, двенадцатого веков переделаны в восемнадцатом веке. Как жаль. Внутри соборов на стенах фрески с непривычной для российских церквей светской тематикой – князья, их жены, воины и слуги. Светло и неожиданно.
      В лавру два входа. Один платный, для туристов, другой бесплатный в пятистах метрах, для верующих. Залез на лаврскую колокольню, посмотрел с тудова вниз. Люди такие махонькие, как муравьишки.
      Спускался в ближние пещеры. Здесь хранятся мощи святых. Тесно, душно, темно. Толпятся люди, освещая себе путь свечой. Лавра называется Киево-Печерская, от Печеры – пещеры.
      Метро в Киеве с 60-го года. Одна из веток идет через Днепр.
      Красиво. Поезд выезжает из норы в горе. Следующая остановка на днепровском острове. Дальше Дарница. Левобережье. На правом берегу среди зелени видны золотые купола лавры. Выхожу на конечной станции.
      Лес в десяти минутах. Не думал, что на Украине есть сосна. Она ниже, чем подмосковная. Хорошо пахнет хвоей. Под ногами бегают большие черные муравьи, песчаные дорожки. По разным оценкам в Киеве от двух миллионов семисот до трех миллионов пятисот жителей. Конечно, нагрузка на природу меньше чем в Москве.
      Иду по Крещатику. Сбоку и чуть впереди, метрах в десяти резко тормозит машина. Открываются две дверцы. Из них одновременно выходят два дяденьки, на пол головы выше меня, в штатском, с каменными лицами и направляются ко мне. Идут рядом, в ногу, по газону, точно на меня. Смотрят строго перед собой, в руках ничего нет. Я вспомнил
      Штирлица, который запел: 'Не думай о секундах свысока', когда Мюллер спросил его, за что он утопил Клауса. Мы сблизились и дяденьки молча пропустили меня между собой.
      Зашел в церковь воинов-афганцев. Стою, слушаю, как поют. Минут через пять заходят двое в штатском с выправкой, лет сорока. Я подошел к ящику для пожертвований и бросил несколько монет в прорезь. После этого один дядя ушел, а другой подошел ко мне и встал в шаге боком ко мне и алтарю. Мне показалось странным так стоять в церкви. Посмотрел украдкой – лицо хмурое, даже злое, глаза смотрят в пустоту.
      Купил билет на автобусную экскурсию по Киеву на завтра. На следующий день приезжаю, несколько человек уже стоят, ждут автобус.
      Молодой дяденька курит облокотившись на перила в пяти шагах от меня и с наглой усмешкой смотрит сбоку на меня. Я посмотрел – в глаза не смотрит, смотрит куда-то в область груди. Посмотрел снова, уже подольше. Также смотрит, с ухмылкой и не отворачивается. Место такое, что уйти не куда. Подумал, подошел и встал плечо к плечу с ним. Можно было и в шаге, но я встал вплотную. Сразу он не сдвинулся, не посмотрел на меня, не отошел, как любой нормальный человек. Только минуту спустя отошел. Подошел автобус, поехали.
      Почему-то изменили программу экскурсии. Едем по Владимирской, гид говорит: – А в этом здании находится республиканское кгб, если кому-то нужно, пожалуйста…
      Приехали в действующий женский монастырь. Автобус остановился и к двери подошел молодой дяденька, предлагает бесплатную газету. Плохо отпечатанная, судя по всему даже не районная, а совсем мелкая.
      Посмотрел: на первой полосе Путин и Кучма. Вернул обратно. Осмотрели монастырь, вернулись в автобус. Человек с кресла впереди без вступлений повернулся, протянул мне газету, которую я не взял и спросил: – Не хотите почитать, интересно. Я отрицательно покачал головой.