Утеха падали

Позади, в просвете между деревьями, промелькнули две темные машины.

— Быстрее, — скомандовал Сол, когда они въехали под темный полог леса.

— У нас маловато шансов? — спросила Натали.

— Да. — Сол кивнул. — Сейчас они поднимут всех полицейских в округе Орандж и Риверсайде. Они закупорят шоссе, перекроют все подъезды к 1-15 и вышлют вертолеты и машины в холмы еще до наступления рассвета.

Фургон пересек ручей и с ревом взлетел на седловину со скоростью 70 миль в час, разбрасывая вокруг себя снопы гравия. Натали ловко развернула машину, так что ее даже не занесло, и спросила:

— Это стоило того, Сол?

Сол сосредоточенно разгибал погнутые дужки очков.

— Да, — твердо сказал он, подняв голову. — Стоило. Натали кивнула и направила машину вниз по длинному пологому склону к видневшейся впереди еще более темной полосе леса.

Глава 16

Дотан, штат Алабама

Воскресенье, 26 апреля 1981 г.

Утром в воскресенье, перед тем как выступить перед восьмитысячной аудиторией с прямой трансляцией не менее чем на два с половиной миллиона телезрителей, преподобный Джимми Уэйн Саттер настолько потряс слушателей в Молитвенном дворце своей проповедью о грядущем конце света, что те повскакивали на ноги и заголосили. Телезрители тут же бросились звонить по телефону сборщикам пожертвований и сообщать им номера своих кредитных карточек. Передача длилась полтора часа, семьдесят две минуты из которых преподобный Саттер читал свою проповедь. Сначала он зачитывал отрывки из Послания апостола Павла к коринфянам, после чего разразился гораздо более длинной речью, в которой сам стал воображать себя Павлом, пишущим коринфянам в наши дни и сообщающим о нравственности и перспективах духовного развития в Соединенных Штатах. Говоря от лица апостола Павла, преподобный Джимми Саттер обрисовал нравственный климат в Соединенных Штатах как разгул безбожия, порнографии, вседозволенности, разврата, демонической одержимости, поощряемой видеозаписями, компьютерными играми и состоянием всеобщего и всепроникающего разложения, наиболее ощутимо проявляющегося в отказе людей принимать Христа как своего личного Спасителя.

Когда ансамбль «Евангелические гитары» допел последние триумфальные такты и на всех девяти камерах погасли красные лампочки, преподобный Джимми Уэйн в сопровождении лишь трех телохранителей, личного консультанта и бухгалтера двинулся к своему кабинету по пустым коридорам, куда никого не допускали. Саттер оставил всех пятерых в приемной, на ходу снимая пасторские одежды, двинулся по ковровому покрытию своей святая святых, оставляя на полу след от пропитанных потом одеяний, пока не застыл обнаженным у стойки бара. Он наливал себе бурбон в высокий фужер, когда кожаное кресло за его рабочим столом вдруг развернулось и в нем Саттер увидел пожилого человека с румяным лицом и выцветшими глазами.

— Весьма впечатляющая проповедь, Джеймс, — иронически проговорил тот с едва заметным немецким акцентом.

От неожиданности Саттер подпрыгнул, проливая бурбон себе на руки.

— Черт побери, Вилли! Я думал, ты приедешь позже...

— А я решил приехать раньше, — улыбнулся Вильгельм фон Борхерт, оглядывая обнаженный торс преподобного.

— Ты прошел через мой индивидуальный вход?

— Естественно, — кивнул Вилли. — А ты что, думал, я войду вместе с толпами туристов и поприветствую приспешников Барента и Кеплера?

Джимми Уэйн Саттер что-то пробурчал, допил свой бурбон и направился в ванную принять душ.

— Сегодня утром мне звонил брат Кристиан! Как раз по поводу тебя! — крикнул он из ванной, перекрывая шум льющейся воды.

— Неужели? — ехидно осведомился Вилли все с той же легкой улыбкой. — И чего же хотел наш старый милый друг?

— Просто поставил меня в известность, что ты трудишься не покладая рук, — отозвался Саттер.

— Да? Неужели? — повторил гость.

— Хейнс, — однозначно пояснил Саттер, и голос его отразился эхом от изразцовых стен, когда он вступил под струи душа.

Вилли подошел к двери ванной. На нем был белый льняной костюм и открытая рубашка цвета лаванды.

— Хейнс — это агент ФБР? — осведомился он. — И что же с ним случилось?

— Можно подумать, ты не знаешь, — откликнулся Саттер, усиленно растирая свой широкий живот и намыливая гениталии. Тело у него было очень розовым, гладким и безволосым, — чем-то оно напоминало огромную новорожденную крысу.

— Предположим, не знаю, так что расскажи мне, — ответил Вилли, снял пиджак и повесил его на крючок.

— После гибели Траска Барент отслеживал израильские связи. Выяснилось, что в израильском посольстве кто-то занимается компьютерными расследованиями, используя файлы ограниченного допуска. Расследования связаны с братом К, и всеми нами остальными. Но ведь для тебя это не новость, не так ли?

— Продолжай, я весь внимание. — Вилли стащил рубашку и повесил ее на крючок рядом со своим спортивным пиджаком. Затем он не торопясь снял свои модные итальянские туфли стоимостью триста долларов за пару.

— Барент ликвидировал назойливого субъекта, а Хейнс взялся отслеживать его связи на Западном побережье, где ты играл в какую-то непонятную игру. Вчера вечером Хейнс чуть было не поймал твоих людей, но в результате пострадал сам. Кто-то заманил его в лес и пристрелил. Кого ты использовал? Лугара? — спросил Саттер, шумно отфыркиваясь под струями воды.

— И нарушители спокойствия так и не были пойманы? — осведомился Вилли. Он тщательно сложил брюки и, повесив их на спинку биде, остался лишь в свежеотглаженных синих боксерских шортах.

— Нет, — ответил преподобный Джимми Уэйн. — Они наводнили лес полицией, но так пока никого и не нашли. Как тебе удалось провернуть это дело, а, Вилли?

— Профессиональная тайна, — усмехнулся Вилли. — Послушай, Джеймс, если я скажу тебе, что не имею к этому никакого отношения, ты мне поверишь?

Саттер рассмеялся.

— А как же! Ровно настолько же, насколько поверишь мне ты, если я скажу тебе, что все пожертвования идут на приобретение новых Библий.

Вилли снял с запястья золотые часы.

— Это может как-то помешать нашим планам, Джеймс?

— Пока не вижу, каким образом, — ответил Саттер, ополаскивая от шампуня свои длинные седые волосы. — Думаю, брат Кристиан с еще большей готовностью будет ждать тебя на острове, — Саттер открыл створки раздвижной дверцы и посмотрел на обнаженного Вилли. У немца была мощная эрекция — головка члена почти багровая.

— Но ведь мы не дрогнем, не так ли, Джеймс? — промолвил Вилли, входя под душ и становясь рядом с проповедником.

— Нет, — откликнулся Джимми Уэйн Саттер.

— Чем же мы станем руководствоваться? — осведомился Вилли напевным голосом.

— Откровением Иоанна. — Саттер блаженно застонал, когда Вилли нежно взял в руки его мошонку.

— Какова же наша цель, mein Liebchen? — прошептал Вилли, поглаживая тяжелый пенис преподобного.

— Второе пришествие, — простонал Саттер, закрывая глаза.

— И чью волю мы исполняем? — Вилли провел губами по гладкой щеке Саттера.

— Волю Господню, — ответил преподобный Джимми Уэйн, двигая чреслами в унисон с движениями руки Вилли.

— И что является нашим божественным орудием? — прошептал Вилли в ухо Саттеру.

— Армагеддон, Армагеддон! — воскликнул Саттер.

— Да свершится воля Его! — возопил Вилли, быстрыми энергичными движениями растирая пенис проповедника.

— Аминь! — заорал Саттер. — Аминь! — Он разинул рот, впуская внутрь трепещущий язык Вилли, и кончил — белесые нити семени заструились на дно душевой, вращаясь в струях воды, пока навсегда не исчезли в отверстии канализации.

Глава 17

Мелани

Меня обуревали романтические мысли о Вилли. Возможно, это было следствием влияния мисс Сьюэлл. Это была живая и чувственная молодая женщина с совершенно определенными потребностями и способностью их удовлетворять. Время от времени, когда эти потребности начинали отвлекать ее от обязанностей — обслуживания меня, я позволяла ей на несколько минут уединиться с Калли. Иногда я подсматривала за этими краткими и зверскими вспышками плотских восторгов ее глазами. Порою взирала на это с точки зрения Калли, а однажды я испытала даже оргазм, пребывая одновременно в телах обоих. Но всякий раз, когда до меня доносились волны чужой страсти, я думала о Вилли.

Как он был красив в те тихие довоенные дни! Его аристократическое лицо с тонкими чертами и светлые волосы свидетельствовали о благородном арийском происхождении. Нам с Ниной нравилось находиться в его обществе. Думаю, и он гордился тем, что его видели с двумя привлекательными игривыми американками — ошеломляющей блондинкой с васильковыми глазами и более тихой и застенчивой, но тем не менее обворожительной юной красавицей с каштановыми кудрями и длинными ресницами.

Помню, как мы гуляли в Бад Ишле — еще перед тем как наступили плохие времена — Вилли над чем-то пошутил, и пока я смеялась, он взял меня за руку. Это было как удар электрическим током — мой смех тут же оборвался. Мы склонились друг к другу, взгляд его прекрасных синих глаз был полностью поглощен мною. Нас разделяло столь малое расстояние, что мы ощущали жар друг друга, но мы не поцеловались, по крайней мере тогда. Отказ был составной частью изощренного ритуала ухаживаний в те дни. Он являлся чем-то вроде поста, обостряющего аппетит перед наслаждением гурманской трапезой. Нынешние юные обжоры даже не подозревают о подобных тонкостях и воздержании, они стремятся тут же удовлетворить любую возникающую у них потребность, и нет ничего удивительного, что все удовольствия для них имеют привкус застоявшегося шампанского. Такие победы всегда чреваты бесплодной горечью разочарования.

Я думаю, в то лето Вилли влюбился бы в меня, если бы Нина не предприняла вульгарную попытку соблазнить его. После этого страшного дня в Бад Ишле я больше года отказывалась играть в нашу венскую Игру, а когда возобновила общение с ними, то наши отношения приобрели уже новый, более официальный оттенок. Сейчас я понимаю, что к тому моменту у Вилли давно уже закончился его краткий роман с Ниной. Нинина страсть вспыхивала ярко, но быстро иссякала.

В течение последнего лета в Вене Вилли был полностью поглощен своими партийными обязанностями и долгом перед фюрером. Я помню его в коричневой рубашке, подпоясанной безобразным армейским ремнем, на премьере «Песни о Земле» в 1943 году, когда оркестром дирижировал Бруно Вальтер. То лето было невыносимо жарким, и мы жили в мрачном старом особняке, который Вилли арендовал в Гоге Варге, как раз неподалеку от того места, где проживала надменная гусыня Альма Малер. Эта претенциозная особа никогда не приглашала нас на свои вечеринки, и мы отвечали ей такой же холодностью. Я не раз испытывала искушение сосредоточиться на ней во время Игры, но в те дни мы очень мало играли из-за идиотской одержимости Вилли политикой.

Теперь, когда я лежу в своей постели в своем родном доме в Чарлстоне, я часто вспоминаю те дни, думаю о Вилли и гадаю, как иначе могла бы сложиться моя жизнь, если бы я опередила разрушительное кокетство Нины и вздохом, улыбкой или случайным взглядом вдохновила бы Вилли.

Возможно, эти размышления подсознательно готовили меня к тому, что должно было вскоре последовать. За время болезни представления о времени потеряли для меня всякий смысл, так что, возможно, я стала передвигаться вперед, предвидя события будущего с такой же легкостью, с какой моя память возвращала меня в прошлое. Трудно сказать наверняка.

К маю я настолько привыкла к уходу доктора Хартмана и сестры Олдсмит, заботливым процедурам мисс Сьюэлл, услугам Говарда, Нэнси, Калли и негра Марвина, непрерывной и нежной заботе маленького Джастина, что могла бы пребывать в этом удобном состоянии еще долго, если бы в один теплый весенний вечер в железные ворота моего дома не постучали.

Я уже встречалась с этой посланницей. Звали ее Натали.

И прислала ее, конечно же, Нина...

Глава 18

Чарлстон

Понедельник, 4 мая 1981 г.

Позднее Натали вспоминала о происшедшем, и оно казалось ей сплошным сном, который растянулся на три тысячи миль.

Все началось с чудесного появления грузовика. Всю ночь они колесили по Национальному Кливлендскому заповеднику, держась в стороне от главной дороги, после того как увидели с вершины холма горящие фары, и пробираясь к югу по дорожкам, ширина которых едва превосходила ширину троп. Затем кончились и тропы, перед ними расстилалось лишь открытое пространство долины, по которому они двинулись дальше — сначала на протяжении четырех миль по высохшему руслу ручья, так что фургон подскакивал и дребезжал, затем вверх через невысокий гребень. То и дело они натыкались в полной темноте на невидимые в высокой траве поваленные деревья и камни. Шли часы, приближая неизбежное. Сол пересел за руль, а Натали, несмотря на скрежет и тряску, погрузилась в усталую дремоту. Преодолевая крутой склон на второй скорости, они врезались в невидимый валун. Передний мост машины каким-то образом преодолел его, но дальше камень раскроил поддон картера, вырвал рулевую колодку и расплющил крестовину кардана.

Сол с фонариком залез под машину и вынырнул оттуда секунд через тридцать.

— Все, — промолвил он. — Дальше придется идти пешком.

Натали слишком устала, чтобы плакать.

— Что мы возьмем с собой? — только и спросила она.

Сол осветил фонариком содержимое фургона.

— Деньги, — ответил он. — Рюкзак. Карту, какую-нибудь пищу, наверное, револьверы. — Он посмотрел на две винтовки. — Есть смысл брать их?

— Мы что, собираемся стрелять в невинных полицейских?

— Нет.

— Тогда незачем брать и револьверы. — Она посмотрела на усеянное звездами небо, на темную стену холмов и деревьев, возвышавшуюся над ними. — Сол, ты знаешь, где мы находимся?

— Мы двигались по направлению к Муриэтте. Но мы столько раз сворачивали в разные стороны, что теперь я совсем запутался.

— Нас могут выследить?

— Только не в темноте. — Сол посмотрел на часы. Стрелки на светящемся циферблате показывали четыре утра. — Когда рассветет, они отыщут тропу, с которой мы съехали. Прежде всего прочешут все лесные дороги, и рано или поздно вертолет установит местонахождение фургона.

— Может, имеет смысл закамуфлировать его? Сол посмотрел на вершину холма. До ближайших деревьев было по меньшей мере ярдов сто. Остаток ночи уйдет на то, чтобы наломать необходимое количество сосновых лап, перетащить их к машине и укрыть ее.

— Нет, — решительно сказал он, — давай просто возьмем то что нужно и пойдем.

Через двадцать минут они уже, пыхтя, преодолевали склон — Натали с рюкзаком, а Сол с тяжелым чемоданом, битком набитым деньгами и документами, которые он отказался оставить в фургоне.

— Постой, — промолвила Натали, когда они достигли деревьев.

— В чем дело?

— Мне нужно отойти на минутку. — Она вытащила пачку салфеток, взяла фонарик и двинулась за деревья.

Сол вздохнул и сел на чемодан. Каждый раз, закрывая глаза, он моментально погружался в сон, и тут же из глубины его сознания на поверхность всплывало одно и то же видение — побелевшее лицо Ричарда Хейнса, его изумленный взгляд, шевелящиеся губы и слова, идущие с небольшим запозданием, как в плохо дублированном фильме: «Помоги мне, пожалуйста».

— Сол!

Вздрогнув, он тут же очнулся, выхватил из кармана «кольт» и бегом бросился за деревья. Через тридцать футов он наткнулся на Натали — луч ее фонарика скользил по блестящей красной «Тойоте», модель которой напоминала британский «Лендровер».

— Я сплю, мне это снится? — спросила она.

— Если ты спишь, то нам снится одно и то же, — усмехнулся Сол.

Машина была такой новой, будто ее только что вывели из автосалона. Сол посветил фонариком на землю — дороги здесь не было, но он отчетливо различил следы, оставленные машиной под деревьями. Он потрогал дверцы и крышку багажника — все оказалось заперто.

— Смотри. — Натали показала на ветровое стекло. — Там под дворниками — записка. — Она прочла:

— "Дорогие Алан и Сюзанна! Добраться сюда несложно. Мы остановились в двух с половиной милях от «Маленькой Маргариты». Захватите пиво. С любовью Хетер и Карл". — Натали направила луч фонарика на заднее окно. На подставке для багажа высился целый ящик пива. — Здорово! — воскликнула она. — Ну что, заведем ее и будем выбираться отсюда?

— А ты умеешь заводить машины без ключа? — осведомился Сол, снова опускаясь на чемодан.

— Нет, но по телевизору это всегда выглядит так просто.

— По телевизору все просто. Прежде чем мы начнем возиться с системой зажигания, которая наверняка основана здесь на электронике, а следовательно, выше моего разумения, давай немножко подумаем. Каким образом Алану и Сюзанне предлагается доставить пиво, если дверцы заперты?

— Второй набор ключей? — предположила Натали.

— Возможно, — согласился Сол. — Но наверняка есть условленное место, где спрятаны единственные ключи.

Натали обнаружила их со второй попытки — в выхлопной трубе. Кольцо с ключами было таким же новеньким, как и сама машина, и на нем значилось имя фирмы по продаже «Тойот» в Сан-Диего. Когда они открыли дверцу, запах свежей обивки почему-то вызвал слезы у Натали.

— Надо посмотреть, смогу ли я съехать на ней по склону, — сказал Сол.

— Зачем?

— Я хочу перенести сюда из фургона все необходимое — взрывчатку, детонаторы, электронное оборудование.

— Ты думаешь, они нам снова понадобятся?

— Они будут нужны мне для установления обратной биосвязи. — Сол открыл дверцу для Натали, но она шагнула назад. — Что-нибудь не так? — спросил он.

— Нет, захватишь меня на обратном пути.

— Ты что-то забыла? Натали поежилась.

— Вроде того. Я забыла сходить в ванную.

* * *

Они столкнулись лишь с одним дорожным заграждением. «Тойота» спокойно преодолевала даже пересеченную местность, которая через полторы мили сменилась чередой грубых рытвин, а затем постепенно перешла в лесную дорожку, выведшую их на гравиевую окружную дорогу.

Где-то перед самым наступлением рассвета они заметили, что едут вдоль высокой проволочной изгороди, и Натали, попросив Сола остановиться, прочитала на доске, закрепленной в шести футах над землей: "Собственность правительства Соединенных Штатов. Проход запрещен по распоряжению командующего, лагерь Пендлтон, ракетная база типа «земля — вода».

— Мы сбились с пути в гораздо большей мере, чем предполагали, — заметил Сол.

— Аминь, — весело сказала Натали. — Хочешь еще пива?

— Пока нет, — ответил Сол.

Как только они выбрались на мощеную дорогу, Натали свернулась между сиденьями и багажной частью, натянула на себя морское одеяло и попыталась поудобнее устроиться на возвышении с коробкой передач.

— Тебе не придется так долго мучаться, — сказал Сол, прикрывая ее сверху багажом и ящиком с пивом, оставив лишь место для дыхания. — Они ищут молодую негритянку и ее неизвестного сообщника в темном фургоне. Надеюсь, что добропорядочный старичок в новенькой «Тойоте» не обратит на себя их внимание. Как ты думаешь?

В ответ ему донеслось лишь сопение спящей. Сол разбудил Натали через пять минут, когда впереди, сразу за небольшой деревенькой под названием фолбрук, замаячило полицейское заграждение. Поперек дороги стояла единственная патрульная машина, два сонного вида полицейских, прислонясь к багажнику, пили кофе из металлического термоса. Сол подъехал к ним и остановился.

Один полицейский остался на месте, а другой переложил чашку из правой руки в левую и не спеша двинулся к Солу.

— Доброе утро.

— Доброе утро, — поздоровался Сол. — Что случилось?

Патрульный наклонился и заглянул внутрь машины, уставившись на целый склад вещей в задней ее части.

— Едете из Национального заповедника?

— Да, — кивнул Сол. Он знал, что человек, чувствующий себя виноватым, неосознанно начинает тараторить, пытаясь многословно дать всему объяснения. Когда Сол недолгое время работал в качестве консультанта в нью-йоркском отделении полиции, эксперт по ведению допросов объяснил ему, что он всегда устанавливает виновных по тому, как они слишком быстро предлагают связные и достоверные объяснения. Лейтенант утверждал, что невиновные скорее проявляют тенденцию к непоследовательности.

— Провели там одну ночь? — осведомился полицейский, чуть отодвинувшись и вглядываясь туда, где под одеялом, рюкзаком и ящиком с пивом лежала Натали.

— Две. — Сол посмотрел на второго полицейского, который подошел к своему коллеге. — А что такого?

— Отдыхали? — осведомился первый, глотнув кофе.

— Да, — ответил Сол, — и испытывал новую машину.

— Красавица, — заметил тот. — Совсем новенькая? Сол кивнул.

— Где вы ее купили?

Он назвал фирму, выбитую на кольце с ключами.

— Где вы живете? — спросил полицейский. Сол на мгновение замешкался — в фальшивом паспорте и водительском удостоверении, сделанных для него Джеком Коуэном, значился нью-йоркский адрес.

— В Сан-Диего, — ответил он. — Переехал туда два месяца назад.

— Где именно в Сан-Диего? — полицейский вел себя вполне дружелюбно, но Сол заметил, что его правая рука лежит на деревянной рукояти револьвера, а кожаный ремешок на кобуре расстегнут.

Сол был в Сан-Диего лишь однажды, а именно шесть дней назад, когда они проезжали этот город вместе с Джеком Коуэном. Однако его напряжение и усталость были настолько велики, что каждое впечатление того вечера неизгладимо отпечаталось в его сознании. Он вспомнил по меньшей мере три указателя.

— В Шервуде, — сказал он. — Еловая аллея 1990, рядом с дорогой Линда Виста.

— Да-да, — кивнул полицейский. — Дантист моего шурина жил на Линда Виста. Это рядом с университетом?

— Не совсем, — ответил Сол. — Я так понимаю, вы не хотите мне рассказывать, что случилось?

Полицейский еще раз заглянул в заднюю часть «Тойоты», словно пытаясь определить, что же находится в ящиках.

— Неприятности в районе озера Эльсинор, — пояснил он. — Где вы ночевали?

— На «Маленькой Маргарите», — ответил Сол. — И если я в ближайшее время не попаду домой, моя жена пропустит службу в церкви, и тогда крупные неприятности будут уже у меня.

Полицейский кивнул.

— Вы случайно не встречали по дороге синий или черный фургон?

— Нет.

— Я так и думал. Между этим местом и озером Лысухой нет никаких дорог. А каких-нибудь пеших путников? Негритянку? Лет двадцати с небольшим? Или парня постарше, палестинского вида?

— Палестинского вида? — переспросил Сол. — Нет, я никого не встречал, кроме молодой пары — белой девушки Хетер и ее приятеля Карла. Они там наверху проводят медовый месяц. Я старался не мешать. А что, какие-то террористы с Ближнего Востока?

— Похоже на то, — признал полицейский. — Разыскивается негритянка и палестинец, а при них целый арсенал боеприпасов. Ничего не могу поделать, но вы говорите с акцентом, мистер...

— Гроцман, — подсказал Сол. — Сол Гроцман.

— Венгр?

— Поляк. Но я стал американским гражданином сразу же после войны.

— Да, сэр. А эти цифры означают именно то, что я думаю?

Сол взглянул на свое запястье — рукава рубашки были закатаны.

— Татуировка нацистского концлагеря, — подтвердил он.

Патрульный медленно опустил голову.

— Никогда в жизни не видел этого. Мне очень не хотелось бы вас задерживать, мистер Гроцман, но я должен задать вам еще один важный вопрос.

— Да?

Патрульный сделал шаг назад, снова положил руку на кобуру и еще раз заглянул в салон «Тойоты».

— В какую сумму обходятся эти японские джипы? Сол рассмеялся.

— Моя жена считает, что в очень большую. Даже слишком. — Он кивнул и тронулся с места.

Они миновали Сан-Диего, свернули на восток к Юме, где припарковали «Тойоту» и перекусили в «Макдоналдсе».

— Пора добывать новую машину, — заметил Сол, потягивая молочный коктейль. Иногда ему приходила в голову мысль о том, что бы сказала его кошерная бабушка, если бы увидела его.

— Уже? — удивилась Натали. — И мы будем учиться включать зажигание без ключа?

— Можешь попробовать, если хочешь, — улыбнулся Сол. — Но я бы предпочел более простой способ. — И он кивком головы указал на автомобильную стоянку на противоположной стороне улицы. — Мы можем позволить себе потратить тысяч тридцать долларов, которые уже прожигают дыру в моем чемодане.

— Ладно, — согласилась Натали, — только давай раздобудем что-нибудь с кондиционером. В ближайшую пару дней нам придется пробираться через пустыню.

Они выехали из Юмы в фургоне «Шевроле», который был снабжен кондиционером, рулевым управлением с усилителем, механическим тормозом и пневматически открывающимися окнами. Сол дважды обескуражил продавца: сначала когда осведомился, пневматическим ли способом выдвигаются пепельницы, а во второй раз — когда без всякой торговли выложил наличными запрошенную цену. Хорошо, что они не стали торговаться. Когда они вернулись к тому месту, где оставили «Тойоту», группа смуглокожих ребятишек пыталась камнем разбить боковое стекло. Они со смехом кинулись врассыпную, показывая Солу и Натали непристойные жесты.

— Вот это было бы здорово, — заметил Сол. — Интересно, что бы они сделали с пластиковой взрывчаткой и М-16.

Натали укоризненно посмотрела на него.

— Ты не сказал мне, что захватил с собой М-16. Сол поправил очки и оглянулся.

— Мы нуждаемся в большей безопасности, чем нам может предоставить этот район. Пойдем.

На «Тойоте» они добрались до ближайшего торгового центра. Затем Сол вытащил из машины все имущество, ввернул ключи в приборную панель и опустил стекла окон.

— Я не хочу, чтобы ее изуродовали, — пояснил он. — Достаточно того, что мы ее украли.

* * *

После первого дневного переезда они стали путешествовать по ночам, и Натали, всегда мечтавшая увидеть юго-запад Соединенных Штатов, могла любоваться лишь усеянным звездами небом над монотонными и одинаковыми шоссе, немыслимыми пустынными рассветами, окрашивавшими серый мир в розовые, оранжевые и пронзительно синие тона, да слушать гудение кондиционеров, перегонявших воздух в номерах крошечных мотелей, пропахших застоявшимся сигарным дымом и дезинфекцией.

Сол погрузился в себя, предоставив Натали вести машину. С каждым днем они останавливались все раньше, чтобы у него оставалось время на изучение досье и работу с аппаратурой. Ночь, предшествовавшую въезду в Восточный Техас, Сол провел в глубине фургона — он сидел, скрестив ноги, перед монитором компьютера и энцефалографом, подсоединенным к электроаккумулятору, который они приобрели в магазине радиотоваров в форте Ворте. Натали не решилась даже включить радио, чтобы не помешать ему.

— Видишь, самое главное — это Тета-ритм, — временами замечал Сол. — Это — неопровержимый индикатор, точный указатель. Я не могу его генерировать в себе, но могу воспроизвести по петле обратной биологической связи, потому что мне известны его признаки. Приучив свой организм реагировать на этот первоначальный Альфа-пик, я смогу запускать в себе механизм постгипнотической суггестии.

— И таким образом мы можем противодействовать их... Способности? — спросила Натали. Сол поправил очки и насупился.

— Нет, не совсем. Вряд ли это вообще возможно, если человек не обладает такими же способностями.

Интересно было бы исследовать группу разных индивидуумов в контролируемом...

— Тогда какой в этом смысл? — в отчаянии воскликнула Натали, перебив его измышления.

— Это дает возможность... возможность, — повторил Сол, — создать своеобразную оповестительную систему в коре головного мозга. При соответствующей обработке и наличии обратной биосвязи, думаю, я смогу использовать феномен Тета-ритма для запуска постгипнотической суггестии, чтобы воспроизвести все заученные мною сведения.

— Сведения? — переспросила Натали. — Ты имеешь в виду все это время, проведенное тобой в Яд-Вашеме и Доме сопротивления узников гетто?..

— Лохаме-Хагетаоте, — поправил Сол. — Да. Досье, переданные тебе Визенталем, фотографии, биографии, записи, которые я заучивал самопроизвольно в легком трансе...

— Но какой смысл разделять страдания всех этих людей, если против мозговых вампиров не существует никакой защиты? — вновь и вновь спрашивала Натали.

— Представь себе проектор, действующий по принципу карусели. Оберет и остальные обладают способностью произвольно запускать эту нервную карусель, вставляя в нее собственные слайды, накладывая на смесь воспоминаний, страхов и предрасположенностей, которую мы называем личностью, собственно и организующую волю и суперэго. Я просто пытаюсь вставить в обойму большее количество слайдов.

— Но ты не уверен, окажется ли это действенным?

— Нет.

— И ты не думаешь, что это сработает в моем случае?

— Нечто подобное может произойти и с тобой, Натали, но эти сведения должны быть идеально подогнаны к твоей биографии, травматическому опыту, механизмам сочувствия. Я не могу с помощью гипноза генерировать в тебе необходимые... э-э... слайды.

— Но если это действует на тебя, тогда это сможет воздействовать только на твоего оберста и больше ни на кого.

— Вероятно, да. Только он может иметь общий опыт с личностью, которую я создаю... пытаюсь создать... во время этих сеансов сочувствия.

— И по-настоящему это его не остановит, разве что смутит на несколько секунд, если вообще этот многомесячный труд и игры с энцефалографом что-либо значат?

— Верно.

Натали печально вздохнула и уставилась на два пучка света от фар, которые освещали бесконечную полосу дороги.

— Зачем же ты потратил на это столько времени, Сол?

Сол открыл досье. На снимке молодая девушка с бледным лицом, испуганными глазами, в темном пальто и платке. В верхнем левом углу фотографии едва виднелись черные брюки и высокие сапоги солдата СС. Девушка резко обернулась в сторону камеры, поэтому изображение получилось смазанным. В правой руке она держала маленький чемоданчик, левой она прижимала к груди потрепанную куклу домашнего изготовления. К снимку было приложено полстраницы печатного текста на немецком языке.