Утеха падали

— Кузен? — переспросил Хэрод.

— Джерри Ли Льюис, — пояснил Саттер. — Ну, кто там еще? Конечно же, Пэт Робертсон. Я думаю, Пэт будет баллотироваться в 84 или 88. Он основательный человек. На фоне его организационной структуры мой проект выглядит консервной банкой с проволочками, идущими в никуда. Но у Пэта есть свои обязательства. Окружающие иногда забывают, что он священник, и Пэт поддается этому...

— Все это очень интересно, — заметил Хэрод, — но мы слишком далеко ушли от цели моего визита сюда...

Саттер снял очки, вынул изо рта сигару и недоуменно посмотрел на Хэрода.

— Энтони, ты приехал сюда, потому что влип в историю, и если тебе не удастся получить помощь, Клуб перестанет использовать тебя для своих послеобеденных развлечений на острове...

— Эй-эй, теперь я полноправный член выборного комитета, — заметил Хэрод.

— Да, — кивнул Саттер. — Но Траск мертв. Колоен мертв. Кеплер лег на дно, а брат К, расстроен из-за своего фиаско в Филадельфии.

— К которому я не имею никакого отношения, — добавил Хэрод.

— Из которого ты умудрился выпутаться, — поправил Саттер. — Боже милосердный, какая неразбериха! Убито пять агентов ФБР и шестеро из команды Колбена. Пожары, разрушение частной и общественной собственности...

— Средства массовой информации продолжают придерживаться версии столкновения между двумя бандами, — сказал Хэрод. — Считается, что агенты ФБР находились там из-за группы черных террористов...

— Да, отголоски событий звучат повсюду — от кабинета мэра до самого Вашингтона. Ты знаешь, что Ричард Хейнс теперь работает частным образом на брата К. ?

— А мне-то что? — Хэрод пожал плечами.

— Вот именно, — улыбнулся Саттер. — Но ты понимаешь, что твое вступление в выборный комитет происходит... в горячее время.

— Ты уверен, что они хотят использовать меня лишь в качестве средства, чтобы добраться до Вилли? — спросил Хэрод.

— Абсолютно.

— А потом меня уберут?

— Вот именно.

— Но зачем? — возмутился Хэрод. — Зачем им нужен старый психопат Вилли?

— У обитателей пустынь есть древняя поговорка — она никогда не включалась в Писание, но по времени своего создания вполне могла быть внесена в Ветхий Завет.

— Какая же?

— "Лучше держать верблюда в шатре, чтобы он писал на улицу, чем выставлять его из шатра, чтобы он писал внутрь", — пропел Саттер.

— Спасибо, преподобный, — невесело усмехнулся Хэрод.

— Всегда рад помочь, Энтони. — Саттер посмотрел на часы. — Надо поторапливаться, если вы хотите успеть в Атланту на свой рейс.

Хэрод быстро протрезвел.

— Ты не знаешь, почему Барент назначил собрание на субботу?

Саттер сделал неопределенный жест рукой.

— Я думаю, брат К, созывает всех в связи с событиями понедельника.

— Выстрелы в Рейгана...

— Да. — кивнул Саттер, — но знаешь, кто был с президентом... в трех шагах от него... когда раздались выстрелы ?

Хэрод поднял брови.

— Да, сам брат К., — подтвердил Саттер. — Думаю, нам будет о чем поговорить.

— О Господи, — выдохнул Хэрод. Джимми Уэйн Саттер нахмурился.

— Не смей здесь упоминать имя Господа всуе! — рявкнул он. — Не советую тебе делать это и в присутствии брата К.

Хэрод подошел к двери и остановился.

— Еще один вопрос, Джимми: почему ты называешь Барента братом К.?

— Потому что К. Арнольд ничего не имеет против христианского имени, — ответил Саттер.

— И ты его знаешь? — изумился Хэрод.

— Конечно. Я знаком с братом К, с тридцатых годов, когда мы оба были еще детьми.

— Как же его зовут?

— Христианское имя К. Арнольда — Кристиан, — многозначительно протянул Саттер.

— Как?

— Кристиан, — повторил Саттер. — Кристиан Арнольд Барент. Даже если брат К, ни во что не верит, отец его был верующим человеком.

— Чтоб я провалился! — изрек Хэрод и поспешил вон, прежде чем Саттер успел что-либо ответить.

Глава 2

Кесария, Израиль

Вторник, 2 апреля 1981 г.

Самолет Натали Престон, совершавший рейс из Вены, приземлился в аэропорту Давид Бен-Гурион в половине одиннадцатого утра по местному времени. Израильские таможенники оказались деятельными и невозмутимыми людьми и даже несколько излишне обходительными.

— Добро пожаловать в Израиль, мисс Хэпшоу, — промолвил мужчина, осматривавший две ее сумки за парапетом. Она уже в третий раз приезжала сюда по фальшивому паспорту, но у нее по-прежнему колотилось сердце в эти минуты ожидания. Уверенности ей придавало лишь то, что документы были изготовлены Моссадом, собственной разведывательной организацией Израиля.

Пройдя таможню, Натали села в автобус до Тель-Авива, а дальше отправилась пешком по дороге Ияффе на улицу Гамасгер. Она внесла недельную плату и залог в четыреста долларов за зеленый «Опель» выпуска 1975 года — с такими тормозами, что его при каждой остановке заносило влево.

Натали оставила за спиной безобразные пригороды Тель-Авива и двинулась к северу вдоль побережья по дороге на Хайфу. День стоял солнечный, температура воздуха достигала около 25 градусов, и Натали надела темные очки, спасаясь от нестерпимого сияния, отражавшегося от покрытия шоссе и глади Средиземноморья. Проехав двадцать миль, она миновала Натанью, небольшой курортный городок, высившийся на скалах над пляжем. Еще через несколько миль она увидела поворот на Ор Акиву и свернула с четырехполосного шоссе на более узкую асфальтовую дорогу, которая, извиваясь между песчаными дюнами, вела к пляжу. Натали бросила взгляд на римский акведук и массивные крепостные стены города крестоносцев, а затем выехала на старую прибрежную дорогу, идущую мимо гостиницы «Дан Кесария», с ее огромной площадкой для гольфа, обнесенной по периметру высокой оградой и колючей проволокой.

Свернув к востоку по гравиевой дороге и следуя указателю на кибуц Ма'аган Микаэль, она наконец достигла перекрестка с другой, еще более узкой дорогой. Перед тем как остановиться перед запертыми воротами, «Опель» с полмили скачками продвигался вверх, объезжая рожковые деревья, фисташковые кусты и даже одну случайно выросшую здесь сосну. Натали вышла из машины, размяла ноги и помахала рукой в сторону белого дома, стоявшего на вершине холма.

Сол Ласки спустился по подъездной дорожке, чтобы открыть ей ворота. За это время он похудел, сбрил бороду. Его худые ноги, торчавшие из мешковатых шортов цвета хаки, и впалая грудь под белой футболкой делали его похожим на заключенного из фильма «Мост через реку Квай», но, в отличие от заключенного, он сильно загорел, мышцы окрепли. Сол еще больше облысел, но оставшиеся на затылке волосы отросли и благодаря работе на открытом воздухе стали виться, ниспадая на шею и на уши. Свои разбитые очки в роговой оправе Сол заменил на «хамелеоны» в серебряной оправе. Оставшийся от операции шрам на запястье все еще полыхал ярко-красным цветом.

Отперев ворота, Сол дружески обнял Натали.

— Все прошло хорошо? — спросил он.

— Очень хорошо, — кивнула девушка. — Саймон Визенталь просил передать тебе привет.

— Он здоров?

— Для его возраста он находится в прекрасной форме.

— Он смог указать тебе необходимые источники?

— Лучших было бы не придумать, — ответила Натали, — он сам провел поиски. То, чего не оказалось в его собственном офисе, он заставил своих служащих принести из различных венских библиотек и архивов.

— Отлично, — улыбнулся Сол. — А остальное? Натали указала рукой на большой чемодан, лежавший на заднем сиденье машины.

— Битком набит фотокопиями. Это страшные вещи, Сол. Ты по-прежнему дважды в неделю ходишь в Яд-Вашем?

— Нет. — Он покачал головой. — Неподалеку отсюда есть одно место, которое строили поляки, — Лохам-Хагетаот.

— Это то же, что и Яд-Вашем?

— Только более мелкого масштаба, — пояснил Сол. — Но этого достаточно — там есть имена и биографии людей. Проезжай, я закрою ворота и сяду к тебе.

Дом на вершине холма был очень большим. Натали миновала его, не съезжая с дороги, спустилась по южному склону и притормозила у небольшого бунгало у апельсиновой рощицы. Потрясающий вид открывался оттуда. К западу, за рощами и обработанными полями, раскинулись песчаные дюны, развалины древних зданий и зубчатые волнорезы синего Средиземного моря. К югу, мерцая в знойном мареве, вздымались покрытые лесом скалы Натаньи. На восток убегала целая череда холмов и благоухающая апельсинами долина Шарон. К северу, за крепостями, которые считались древними даже во времена Соломона, и зеленым гребнем горы Кармель лежала Хайфа с ее узкими улочками, вымощенными умытыми дождем булыжниками. Натали ощутила ни с чем не сравнимую радость от того, что вернулась сюда.

Сол придержал дверь, пока она вносила сумки. В маленьком коттедже ничего не изменилось с тех пор, как она покинула его восемь дней назад: маленькая кухня, объединенная со столовой, образовывала одну длинную комнату с камином, вокруг скромного деревянного стола стояли три стула, еще один был придвинут к камину. Беленые стены утопали в жарком солнечном свете, лившемся через два окна; кроме этой гостиной, в доме имелись две спальни. Натали отнесла сумки к себе в комнату, швырнула их на широкую кровать и обратила внимание, что Сол загодя поставил свежие цветы в белую вазу на ее ночном столике. Когда она вернулась на кухню, он варил кофе.

— Хорошо съездила? — спросил он. — Без проблем?

— Без всяких. — Натали положила одну из папок на грубо отесанную поверхность стола. — Похоже, Сара Хэпшоу увидит все те места, где никогда не бывала Натали Престон, — рассмеялась она.

Сол кивнул и поставил перед ней белую кружку с густым черным кофе.

— Здесь тоже ничего непредвиденного? — поинтересовалась девушка.

— Нет, — откликнулся Сол. — Ничего и не могло произойти.

Натали взяла сахар из синей сахарницы. Только теперь она поняла, как сильно устала. Сол ободряюще погладил ее руку. Несмотря на то что его худое лицо было изборождено морщинами, Натали подумала, что теперь он выглядит гораздо моложе, чем тогда, когда он носил бороду. Всего три месяца назад. А кажется, словно прошли столетия.

— Есть новые сведения от Джека, — промолвил он. — Не хочешь прогуляться?

Натали бросила взгляд на недопитый кофе.

— Да ты возьми кружку с собой, — предложил Сол. — Мы пойдем к ипподрому. — Он встал и на минуту удалился в свою спальню. Вернулся он в свободной рубашке хаки навыпуск, которая не смогла полностью скрыть выпирающую кобуру, засунутую за ремень, с револьвером сорок пятого калибра.

Они двинулись по склону на запад, мимо изгородей и апельсиновых рощ, туда, где песчаные дюны подползали к обработанным полям и зеленым лужайкам частных вилл. С вершины дюны Сол перешел на акведук, который вздымался на двадцать футов над песком и простирался на многие мили, по направлению к груде развалин и новым строениям, видневшимся на побережье. Юноша в белой рубашке, крича и размахивая руками, бросился к ним, но Сол что-то тихо сказал ему на иврите, тот кивнул и отвернулся. Сол и Натали двинулись дальше по грубому покрытию акведука.

— Что ты ему сказал? — поинтересовалась Натали.

— Я упомянул, что знаком с троицей Фрова, Ави-Йона и Негев, — пояснил Сол. — Все трое занимались здесь раскопками начиная с пятидесятых годов.

— И все?

— Да. — Сол остановился и огляделся. Справа от них синело море, а впереди, на расстоянии мили, в солнечном свете купалось целое скопление белых новых домов.

— Когда ты рассказывал мне о своем доме, я представляла себе хижину в пустыне, — сказала Натали.

— Так оно и было, когда я приехал сюда сразу после войны. Сначала мы строили и расширяли кибуцы Гааш, Кфар Виткин и Ма'аган Микаэль. А после войны за независимость Давид и Ребекка обосновали здесь свою ферму...

— Это же настоящее поместье! — воскликнула Натали.

Сол улыбнулся и допил остатки кофе.

— Поместье — это место обитания барона Ротшильда. Теперь там расположен пятизвездочный отель «Дан Кесария».

— Мне нравятся эти развалины, — призналась Натали. — Акведук, театр, город крестоносцев — все это такое древнее.

Сол кивнул.

— Когда я жил в Америке, мне очень недоставало этих временных слоев разных эпох.

Натали сняла с плеча красную сумку и положила в нее пустые кофейные чашки, предварительно аккуратно завернув их в полотенце.

— Я скучаю по Америке, — вздохнула она и, обхватив руками колени, взглянула на море песка, расстилавшееся под желтыми камнями акведука. — Мне кажется, я скучаю по Америке, — поправилась она. — Эти последние дни были такими кошмарными...

Сол ничего не ответил, и в течение нескольких минут оба сидели молча.

Первой заговорила Натали:

— Интересно, кто был на похоронах Роба? Сол искоса взглянул на нее, и солнечный свет отразился от стекол его очков.

— Джек Коуэн написал, что шерифа Джентри похоронили на Чарлстонском кладбище в присутствии представителей местной полиции и нескольких местных агентств.

— Нет, я имела в виду людей, близких ему. Присутствовали ли там члены семьи? Его приятель Дерил Микс? Кто-нибудь из тех... кто любил его? — Натали умолкла.

Сол протянул ей свой носовой платок.

— Это было бы безумием, если бы ты отправилась туда, — тихо промолвил он. — Они бы тебя узнали. Кроме того, ты все равно не смогла бы этого сделать. Врачи в Иерусалимской больнице сказали, что у тебя был очень тяжелый перелом. — Сол с улыбкой взял у нее из рук носовой платок. — А сегодня я что-то не замечаю, чтобы ты хромала.

— Да. — Натали улыбнулась, — нога стала гораздо лучше. — И, переведя разговор на другую тему, тряхнула головой. — О'кей, так с чего начнем?

— Мне кажется, у Джека довольно интересные новости, но сначала я бы хотел все узнать о Вене.

Натали кивнула.

— Регистрационные книги гостиницы подтвердили, что они были там... мисс Мелани Фуллер и Нина Хокинс... это девичья фамилия Дрейтон... гостиница «Империал»... в 1925, 1926 и 1927 годах. Гостиница «Метрополь» — 1933, 1934 и 1935. Они могли бывать там и еще несколько раз, останавливаясь в других гостиницах, которые просто утратили свои архивы во время войны и вследствие разных причин. Мистер Визенталь продолжает искать.

— А фон Борхерт? — осведомился Сол.

— Записей в регистрационных книгах нет, но Визенталь подтвердил, что Вильгельм фон Борхерт с 1922 по 1929 год арендовал небольшую виллу в Перхтольдсдорфе, неподалеку от города. Она была разрушена после войны.

— А относительно... другого? — спросил Сол. — Преступлений ?

— Убийства, — поправила Натали. — Обычный набор уличной преступности, политические убийства... преступления на почве ревности и так далее. Потом, летом 1925 года, три странных необъяснимых случая. Два важных человека и женщина — известная венская социалистка — ни с того ни с сего убиты своими знакомыми. Во всех трех случаях у убийц не было ни мотивов, ни алиби, ни объясняющих причин. Газеты назвали это «летним помешательством», так как убийцы — все трое — клялись, что не помнят, как совершили свои преступления. Все трое были признаны вменяемыми и виновными. Один казнен, второй покончил жизнь самоубийством, а женщина, убившая свою подругу, была отправлена в сумасшедший дом, где через неделю она утопилась в пруду.

— Похоже, наши молодые мозговые вампиры именно тогда и начинали свою Игру, — заметил Сол, — обретали вкус к убийствам.

— Мистер Визенталь не смог установить связи, — продолжала Натали, — но он будет заниматься расследованиями для нас. Семь необъяснимых убийств летом 1926 года. Одиннадцать — между июнем и августом 1927-го... но это было лето неудавшегося путча, когда на вышедшей из-под контроля демонстрации погибло восемьдесят рабочих, и венские власти были гораздо больше обеспокоены другими проблемами, чем смертью каких-то граждан из низшего сословия.

— Значит, наша троица сменила свои мишени, — задумчиво произнес Сол. — Возможно, убийство представителей их собственного круга стало для них небезопасным.

— За лето и зиму 1928 года нам не удалось обнаружить никаких отчетов о преступности, — сказала Натали, — зато в 1929 в австрийском курортном городке Бад-Ишль произошло семь таинственных исчезновений. Венская пресса писала о Заунерском оборотне, потому что всех исчезнувших — а среди них были очень влиятельные лица как в Вене, так и в Берлине — в последний раз видели на эспланаде шикарного кафе «Заунер».

— Однако подтверждений того, что в это время там находился наш молодой немец со своими двумя американскими подружками, нет? — спросил Сол.

— Пока нет, — ответила Натали. — Но мистер Визенталь сказал, что в округе имелось множество частных вилл и гостиниц, которых уже давно не существует.

Сол удовлетворенно кивнул. Одновременно, как по команде оба подняли головы и проводили взглядом эскадру из пяти израильских Ф-16, которые с ревом низко летели над морем, направляясь к югу.

— Это только начало, — сказал Сол. — Конечно, нам нужны подробности, гораздо больше подробностей, но начало положено.

Несколько минут они сидели в тишине. Солнце спускалось к юго-западу, отбрасывая изощренные тени от акведука на песок дюн. Весь мир купался в красновато-золотистом сиянии.

— Этот город в двадцать втором году до нашей эры начал строить Ирод Великий — доносчик и прихлебатель — в честь Цезаря Августа. К VI веку нашей эры он стал административным центром с сияющими белизной театром, ипподромом и акведуком, — наконец промолвил Сол. — В течение десяти лет здесь был прокуратором Понтий Пилат.

— Ты уже рассказывал мне все это, когда мы приехали сюда в феврале, — хмурясь, напомнила Натали.

— Да, — кивнул Сол. — Смотри. — Он указал на дюны, наползающие на каменные арки. — Большая часть всего этого была скрыта на протяжении последних пятнадцати столетий. Акведук, на котором мы сидим, раскопали лишь в начале шестидесятых годов.

— Ну так что же? — Натали о чем-то напряженно думала, и ей было, видимо, не до исторических экскурсов.

— Так что же осталось от власти Цезаря? Чем кончились политические замыслы Ирода? Что осталось от страхов и предчувствий апостола Павла, сидевшего здесь в заключении? — Сол помолчал несколько секунд. — Все погибло, — ответил он сам себе. — Погибло и занесено прахом времен. Погибла власть, исчезли и погребены ее символы. Ничего не осталось, кроме камней и воспоминаний.

— О чем ты, Сол?

— Оберсту и этой Фуллер, должно быть, сейчас по меньшей мере семьдесят. На фотографии, которую мне показывал Арон, изображен мужчина лет шестидесяти. Как однажды сказал Роб Джентри, все они смертны. И со следующим полнолунием уже не восстанут из мертвых.

— Значит, ты предлагаешь, чтобы мы просто оставались здесь? Сидеть у моря и ждать погоды? — голос Натали задрожал от гнева. — Мы будем прятаться, пока эти... эти монстры не перемрут от старости или не угробят друг друга?

— Здесь или в каком-нибудь другом безопасном месте, — ответил Сол. — Тебе же известна альтернатива — нам тоже придется лишать кого-то жизни.

Натали вскочила и прошлась взад-вперед по узкой каменной стене.

— Ты забываешь, Сол, что я уже убила одного человека. Я застрелила этого ужасного парня — Винсента, которого использовала старуха.

— К тому времени он уже не был одушевленным существом, — возразил Сол. — Вовсе не ты, а Мелани Фуллер лишила его жизни. Ты просто высвободила его тело из-под ее контроля.

— Тогда, насколько я понимаю, они все неодушевленные, — вздохнула Натали. — И все-таки мы должны вернуться.

— Да, но... — начал Сол.

— Я не могу поверить, что ты всерьез готов отказаться от преследования, — перебила Натали. — Подумай о том риске, на который ради нас пошел Джек Коуэн в Вашингтоне, используя свои компьютеры, чтобы получить все необходимые сведения? А долгие недели моих поисков в Торонто, Франции, в Вене? А сотни часов, проведенных тобой в Яд-Вашеме?..

— Это было просто предложение. — Сол поднялся. — По крайней мере совершенно не обязательно, чтобы мы оба...

— Ах, вот оно в чем дело! — воскликнула Натали. — Ну так забудь об этом, Сол. Они убили моего отца, убили Роба, один из них посмел прикоснуться ко мне своими грязными мыслями, и пусть нас только двое и я все еще не знаю, что мы можем сделать, но лично я возвращаюсь в Америку. С тобой или без тебя, Сол, я возвращаюсь.

— Ладно. — Сол протянул Натали ее сумку, и их руки соприкоснулись. — Мне просто нужно было убедиться.

— Лично я ни в чем не сомневалась, — сказала Натали. — Расскажи мне о той информации, которую ты получил от Коуэна.

— Потом, после обеда. — Он взял ее под руку, и они двинулись обратно по акведуку. Их тени сливались и изгибались в высоких волнах набегающего песка.

Сол приготовил восхитительный обед: салат из свежих фруктов, домашний хлеб, который он называл багеле, запеченная в восточном стиле баранина и на десерт сладкий турецкий кофе. Когда они вернулись в его комнату, чтобы поработать, уже стемнело, и они включили шипящий и посвистывающий фонарь.

Длинный стол был завален папками, кипами переснятых документов, грудами фотографий — на верхних были изображены жертвы концлагерей, с безучастным видом взиравшие в объектив, — повсюду валялись сотни желтоватых листков, исписанных убористым почерком Сола. На беленых стенах комнаты были пришпилены списки имен, дат и карты расположения концлагерей. Натали заметила старую фотокопию, на которой был изображен молодой полковник с несколькими офицерами СС, — все они улыбались со старой газетной вырезки. Рядом — цветной снимок Мелани Фуллер, на котором та стояла рядом с Торном во дворе своего чарлстонского дома.

Они уселись в большие удобные кресла, и Сол достал толстую папку.

— Джек считает, что они обнаружили местонахождение Мелани Фуллер... — начал он. Натали резко выпрямилась.

— Где она?

— В Чарлстоне. Снова там, в своем старом доме. Натали медленно покачала головой.

— Это невозможно. Она не настолько глупа, чтобы вернуться туда.

Сол открыл папку и взглянул на текст, отпечатанный на бланках израильского посольства.

— Дом Фуллер был закрыт в ожидании окончательного правого постановления о статусе владелицы. Суд не мог сразу объявить ее мертвой, а чтобы продать ее дом, потребовалось бы еще больше времени. Похоже, живых родственников у нее не было. Тем временем появился некий Говард Варден, заявивший, что является внучатым племянником Мелани Фуллер. Он предоставил письма и документы, включая последнее завещание, датированное 8 января 1978 года, по которому дом и все его владения перешли к нему именно с этого числа... а не в случае ее смерти. Варден пояснил, что пожилую даму тревожило ее ухудшающееся здоровье и наступление старческого маразма. Он, мол, не сомневается в том, что его двоюродная бабушка доживет свою жизнь в этом доме, но в связи с ее исчезновением и предполагаемой смертью считает необходимым поддерживать дом и хозяйство. В настоящий момент он поселился там со своей семьей.

— Может, это действительно давно не появлявшийся родственник? — спросила Натали.

— Не похоже. Джеку удалось собрать кое-какую информацию о Вардене. Он вырос в штате Огайо, четырнадцать лет назад переехал в Филадельфию. Последние четыре года работал помощником старшего лесничего в городском парке, и три из них жил в парке фейермаунт...

— Парк Фейермаунт!.. — вскрикнула Натали. — Это как раз неподалеку от того места, где исчезла Мелани Фуллер.

— Вот именно, — подтвердил Сол. — Согласно филадельфийским источникам, Варден — сейчас ему тридцать семь лет — женат, у него трое детей: две девочки и мальчуган. Согласно сведениям из Чарлстона, его жена полностью соответствует полученному описанию, но ребенок при них почему-то всего один... пятилетний мальчик по имени Джастин.

— Но... — начала было Натали.

— Постой, это еще не все, — перебил Сол. — Дом Ходжесов по соседству был продан в марте. Его приобрел некий врач по имени Стивен Хартман, с ним живут его жена и двадцатитрехлетняя дочь.

— Ну и что тут странного? Я вполне могу понять, почему миссис Ходжес не захотела возвращало! в этот дом.

— Да, — согласился Сол, поправив очки, — но похоже, что доктор Хартман тоже из Филадельфии... преуспевающий нейрохирург, который внезапно прекращает свою практику, женится и в марте покидает город. И именно тогда же, когда Говард Варден со своим семейством ощутили потребность перебраться на юг. Новая жена доктора Хартмана, третья по счету (и его друзья были крайне изумлены этим браком), некая Сюзанна Олдсмит — бывшая старшая сестра отделения интенсивной терапии Филадельфийской больницы общего профиля...

— А что необычного в том, что врач женится на медицинской сестре? — удивилась Натали.

— Ничего, конечно. Но согласно справкам, которые навел Джек Коуэн, до того момента, как доктор Хартман и сестра Олдсмит уволились и вступили в брак, все считали их отношения отчужденно-профессиональными. И более того, ни у одного из счастливых новобрачных не было двадцатитрехлетней дочери.

— Тогда кто же?..

— Юная особа, известная в Чарлстоне под именем Констанции Хартман, очень сильно напоминает некую Конни Сьюэлл — медсестру из отделения интенсивной терапии, которая уволилась на той же неделе, что и сестра Олдсмит. Джеку не удалось получить более определенных сведений, но мисс Сьюэлл бросила свою квартиру и друзей, не поставив их в известность — куда направляется.

Натали мерила нервными шагами маленькую комнату, не обращая внимания на шипение лампы и мечущиеся по стенам тени.

— Значит, мы предполагаем, что во время этого безумия в Филадельфии Мелани Фуллер была ранена или получила травму. Газеты писали о том, что в реке Шилькил была найдена машина с трупом возле того места, где потерпел крушение фэбээровский вертолет. Но тело принадлежало не Мелани. Я знала, что она жива. Я чувствовала это. Стало быть, она была лишь ранена и заставила этого лесничего препроводить ее в местную больницу. А Коуэн проверил больничные записи?

— Конечно. — Сол кивнул. — Он выяснил, что перед ним там побывал кто-то из ФБР или под видом ФБР. Никаких упоминаний о Мелани Фуллер нет. Масса старух, но ни одна из них не подходит под ее описание.

— Это не имеет значения, — возразила Натали. — Старое чудище каким-то образом замело следы. Нам, ведь известно, что она умеет это делать. — Натали вздрогнула и потерла руки. — Значит, когда наступило время выздоровления, у Мелани Фуллер уже была готова группа обработанных зомби, которые и отвезли ее обратно домой в Чарлстон. Постой-ка, я догадываюсь... мистер и миссис Варден привезли с собой больную бабушку...

— Да, вроде бы матушку миссис Варден, — с легкой улыбкой ответил Сол. — Соседи ни разу ее не видели, но кто-то рассказал Джеку о том, как вносили в дом больничное оборудование. Это тем более странно, ибо, по сведениям, полученным из Филадельфии, мать Нэнси Варден скончалась еще в 1969 году.

Натали снова заметалась по комнате.

— А доктор, как его там?..

— Хартман.

— Да... а он с сестрой Олдсмит находится в доме Ходжесов, чтобы оказывать Фуллер первоклассную медицинскую помощь. — Натали замерла с широко раскрытыми глазами. — Но, Господи, Сол, это же очень рискованно! Что, если власти... — она замолчала.

— Какие власти? — усмехнулся Сол. — Чарлстонская полиция никогда не заподозрит, что больная мать миссис Варден и исчезнувшая Мелани Фуллер — одно и то же лицо. Это мог заподозрить шериф Джентри... у Роба была потрясающая интуиция... но он мертв.

Натали бросила на него горестный взгляд и глубоко вздохнула.

— А что насчет группы Барента? — поинтересовалась она. — Этих... из ФБР и всех остальных?

— Возможно, они объявили перемирие. — Сол пожал плечами. — Вероятно, мистер Барент и его дружки, оставшиеся в живых, не хотят больше подвергаться такому же пристальному вниманию общественности, как в декабре. Натали, ну представь: если бы ты была Мелани Фуллер и бежала от таких же порождений мрака, не желающих афишировать свои кровавые деяния, куда бы ты направилась?

Натали с секунду подумала, затем произнесла:

— В дом, который и без того уже стал центром внимания всей страны из-за целой череды необъяснимых убийств. Невероятно!

— Да, — согласился Сол. — Невероятно, но именно эта невероятность и стала для нас удачей. Джек Коуэн сделал все, что мог, при этом не навлекая на себя гнев своего начальства. Я отправил ему закодированное послание с благодарностью и с просьбой продолжать расследования. Он будет ждать известий от нас.

— О, если бы только остальные могли нам поверить! — воскликнула Натали. Сол покачал головой.

— Даже Джек Коуэн верит лишь в часть этой истории. Единственное, в чем он не сомневается, так это в том, что кто-то убил Арона Эшколя и всю его семью и что я говорил правду, когда утверждал, что в гибели моего племянника, его жены и детей каким-то непонятным ему образом замешаны оберет и агенты ФБР...

Натали как подкошенная рухнула на стул. Она вдруг побледнела.

— О Господи, Сол, а что же случилось с дочерьми Вардена? С теми двумя девочками, о которых сообщал Джек Коуэн?

— Этого Джеку выяснить не удалось, — Сол захлопнул папку. — Никаких признаков траура, никаких сообщений о смерти ни в Филадельфии, ни в Чарлстоне. Возможно, их отослали к близким родственникам, но у Джека нет способа выяснить это, не засвечиваясь. Если они все обслуживают Мелани Фуллер, то вполне возможно, что старуха устала от такого количества детей и устранила двоих из них...

У Натали даже губы побелели от ярости.

— Эта сука должна умереть, — прошептала она.

— Да, — согласился Сол. — Я уверен, что мы выяснили ее местонахождение.

— Наверняка, хотя сама мысль о том, что у нее до сих пор развязаны руки...

— Мы их остановим, — перебил ее Сол, — всех. Но для этого мы должны действовать по плану. Роб Джентри погиб по моей вине. По моей вине погиб Арон и его семья. Я считал, что если мы незаметно приблизимся к этим людям, это не будет грозить нам никакой опасностью. Но Джентри был прав, называя это ловлей ядовитых змей с закрытыми глазами. — Он придвинул к себе другую папку и провел по ней пальцами. — Если мы возвращаемся в эту трясину, Натали, мы должны стать охотниками и не дожидаться безучастно, когда эти страшные чудовища первыми нанесут удар.