Жена русского пирата

      - Хозяюшка, - оторвал их от выяснений голос Константина. - Не подскажете, где я могу умыться?
      Артельщики молча расступились, и Катерина, украдкой вытерев глаза, подошла к нему.
      - Долго спите, господин хороший, - крикнул гостю издали Батя.
      Привычным жестом коснувшись жилетного кармана, молодой дипломат вспомнил, что он одет в ситцевую рубашку и мягкие брюки наподобие шаровар эту одежонку подобрала ему Катерина. Перед сном он аккуратно сложил свой вечерний костюм на один из тюков в телеге. Пред светлые очи наркома надо предстать в приличном виде - он терпеть не может нерях! Константин достал наконец из глубокого кармана непривычных штанов свои швейцарские часы и щелкнул крышкой.
      - Отнюдь, товарищ, сейчас только семь часов утра, я всегда вовремя просыпаюсь!
      - Если хотите холодной воды умыться, за пригорком - чистый ручей, предложила Катерина, протягивая гостю рушник. - Нет - я вам теплой солью...
      Люди образованные, как полагала она, умываются теплой водой, потому что кожа у них нежная...
      Однако молодой дипломат лихо повел плечами.
      - Ручей, говорите? Я выбираю ручей!
      И добавил, обращаясь к Бате:
      - Большевики вычеркнули из обращения слово "господин". Новый мир, который мы выстроим на "обломках самовластья", не будет иметь ни слуг, ни господ. Потому нам всем надо привыкать к хорошему русскому слову - товарищ! Вы слышите, товарищ?
      - Слышу, - хмуро отозвался Батя; он не любил никаких новшеств, и всю жизнь положил именно на то, чтобы накопить достаточно денег и получить право именоваться господином; низведение его до одного уровня со всеми напоминало старому контрабандисту лихое время, когда он два года отсидел за бандитизм и был вынужден не только терпеть соседство всяких ничтожных людишек, но и считаться их товарищем!
      Константин, напевая, упругой походкой отправился к ручью.
      - И все-таки я не поняла, - Катерина остановила взгляд на Дмитрии. Почему вдруг зашла речь о Москве?
      - Разве Константин вчера не предложил нам ехать с ним в столицу?
      - Вроде говорил... Ну и что?
      - А то, что я решил: пора нам с тобой к берегу прибиваться. Негоже наследника в дороге рожать, не бродяги какие!.. Думал, Алька с нами поедет, а он уперся: хочу с Батей, и все!
      Черный Паша говорил с некоторым раздражением, потому что и сам не до конца был уверен в правильности принимаемого решения, и ждал от Катерины обычного, как он считал, бабьего взрыва: мол, не спросил, все сам решил... Он вообще после свадьбы ждал, что молодая жена, почувствовав свою власть над ним, начнет чего-то требовать, скандалить - уж он насмотрелся, какими сварливыми женами бывают кроткие и тихие невесты! Иную хоть смертным боем бей, все равно на своем стоять будет! Но ничего такого не произошло. Катерина по-прежнему собиралась в дорогу, мелькали сноровистые руки, и только в голове шла усиленная работа, но вовсе не такая, о которой подозревал её муж...
      Прежняя их цель - искать какое-то неслыханное богатство - казалась ей ненастоящей, как если бы взрослые люди вдруг стали играть в детскую игру. Поездка в столицу могла бы привести к тому, что у них появился свой дом и может, прав Константин - появилась бы возможность учиться! Впереди, точно заря, заалела полоска рассвета новой жизни. Теперь ей было лишь жаль Альку...
      Для Аполлона и Синбата новость тоже оказалась неожиданной. Они переглянулись и отошли посовещаться.
      - Трое нас остается, - подытожил Аполлон. - Трое и малец. Не маловата ли гвардия для такого большого дела?
      - Мне все одно податься некуда, - грустно заметил Синбат. - Флинт погиб. Кому я нужен? Что на месте стоять, что идти... Не найдем этих сектантов, так думаю, и не пропадем. Нам бы только к речке поближе, да чтоб рыба в ней ловилась! Лодку сделаем, дом поставим - чего не жить!
      "Еще хорошо бы Юлию опять встретить! - вдруг подумал Аполлон. - Да чтоб она в такой избе жить согласилась!" Белокурый образ, тщательно отмытый и отглаженный, тихо засиял ему из глубины души...
      Между тем Батя неуклюже - как с женщинами обращаться, кто их знает? пытался утешить Катерину:
      - Не беспокойся, не с чужим человеком пацан останется! Разве ж я его обижу, он же мне давно как сын родной!
      Алька понял, что не очень красиво поступил с названой сестрой, которая, возможно, спасла ему жизнь, и пытался, как мог, загладить свою вину.
      - Не обижайся, Катя, ладно? Подумай, у тебя муж есть, скоро и маленький появится, а у Бати? Кто о нем позаботится, кроме меня? Ты же знаешь этих взрослых - они как малые дети! Не из-за сокровищ я пойду - бог с ними! Может, и не найдем мы их вовсе, а держаться лучше вместе... Ну, улыбнись! Ты же знаешь, я не пропаду. А когда деньги кончатся - выступать сможем... Зря, что ли, я Батю тренировал! Видела бы ты, как он меня в стойке держит! А Аполлон ножи метает! Почти как Ольга стреляла...
      Он вздохнул.
      - Мне почему-то кажется, что мы ещё увидимся с нею... Я хотел тебя попросить, - Алька понизил голос, - если мальчишка родится, назови Василием в честь папы, а?
      - Хорошо, - Катерина потрепала его за вихры. - Береги себя! Помни, у тебя есть хоть и названая, а старшая сестра. А для меня ты - брат. Я тебя всегда ждать буду!
      Отдаленные раскаты грома вернули их к действительности. Черный Паша обеспокоенно глянул на небо, почти сплошь затянутое тучами; на юго-востоке его уже прочерчивали золотые зигзаги молний.
      - Мне кажется, скоро пойдет дождь, - тревожно проговорил подошедший к ним дипломат; впрочем, тревога звучала только в его голосе; умытое холодной водой лицо раскраснелось, глаза сияли, точно он с водой смыл с себя последние остатки пережитого страха.
      - Пойдет! - кивнул Батя, вместе с Алькой запрягавший лошадей. - И пойдет скорее, чем хотелось бы...
      Аполлон и Синбат поспешно складывали узлы на повозку, а Черный Паша помогал жене разлить кулеш в три котелка.
      - Придется есть в дороге! - пояснил он и махнул рукой. Сворачивайтесь, едем!
      Через несколько минут отдохнувшие сытые лошади бодро тащили телегу по дороге. Далеко на горизонте виднелись деревья: лес или роща, и там им можно было бы укрыться.
      - Я ваш костюм рядном прикрыла, - сказала Константину Катя, - чтобы дождем не забрызгало.
      - Спасибо, - благодарно улыбнулся тот и вздрогнул: ему на лицо упала одна капля, другая...
      Дождь, словно беря разгон, вначале попробовал их на промокаемость. Там несколько капель, тут... Резкий порыв ветра навел было на мысль, что тучу пронесет, но нет: вмиг словно разверзлись хляби небесные, полилось!
      - Батя, давай! - успел крикнуть Черный Паша, и повозка понеслась стрелой, погоняемая умелой рукой.
      - Эх, дорогу бы мощеную! - в сердцах бросил Аполлон. - Эта же в момент раскиснет, выбирайся потом. Поглядите, одна глина!
      - Скажи, что у меня неумная жена! - подтолкнул Константина локтем Черный Паша. - Не заставь она мужиков навес над телегой сделать, мокли бы сейчас, как курята!
      Действительно, седоки ехали в сухой повозке, но управлявший лошадьми Батя был снаружи... Катерина, цепляясь за товарищей и узлы, пробралась к нему и бросила на плечи резиновую рыбачью накидку Аполлона. Возница, не оборачиваясь, буркнул слова благодарности. Мимолетное чувство обиды за то, что он мокнет, а они там сидят сухие, сменилось теплым чувством к Катерине - все же неплохая она баба! Позаботилась. Да и товарищи, небось, переживают. А что ему какой-то там дождь! И не такое переживали! От избытка чувств он даже запел: "Из-за острова на стрежень".
      - Чего он так кричит? - спросил Черный Паша у Альки, сидевшего к вознице ближе других.
      - Песню поет, - хмыкнул мальчишка.
      - Ты что, выпить ему дала? - подозрительно покосился на жену Черный Паша.
      - Чи своей дури не хватает! - отмахнулась Катерина.
      Все засмеялись.
      Когда добрались наконец до первых деревьев, дождь лил уже сплошным потоком, но сюда, сквозь густую листву могучего дуба, долетали лишь редкие капли. Мокрый, несмотря на накидку, Батя залез, отдуваясь, внутрь повозки и был ещё раз приятно удивлен: Катерина приготовила ему сухую рубашку, Алька тщательно вытер старшего друга полотенцем, а Черный Паша украдкой протянул фляжку с самогоном:
      - Хлебни, а то заболеешь!
      Катерина раздала котелки с уже остывшим кулешом - каждый на двоих.
      - А мы уж Константина возьмем третьим.
      Они стали есть и как-то само собой получилось, что четверо артельщиков слушали байки Синбата а Черный Паша решил поговорить с дипломатом.
      - Может, ты, парень, вчера пошутил насчет нашего приезда в Москву? поинтересовался он как бы между прочим.
      - Что вы! - сразу оживился Первенцев, чувствующий стеснение оттого, что пристроился к чужим людям, которые не только одели его в свою одежду, но и кормят вот так, "за здорово живешь".
      - Мы-то недавно перебрались в Москву, но нашему наркомату выделили жилье для сотрудников. Главное, чтобы нашли себе работу по душе. Чем вы, к примеру, интересуетесь? - Он посмотрел на Дмитрия. - Хотя что я говорю? С таким голосом...
      - Нет-нет, - покачал головой тот, - я бы хотел работать с техникой... Мне только немного подучиться, и я разберусь!
      - Знаете что, а мне пришла в голову удачная мысль: пока немцы заказанные "оппели" изготовят, вы сможете выучиться на шофера. У нас один уже есть, опытный механик, вот он вам свои знания и передаст!.. Если вы, Дмитрий...
      - Просто - Дмитрий!
      - Если вы, Дмитрий, к технике талант имеете, освоите эту профессию! А там... Может, самого Георгия Васильевича возить придется - это великий человек!.. Ему после заключения Брестского мира тяжело приходится. Другие партии обвиняют большевиков в связях с немцами... Да ещё машины заказали в Германии! Зато Оппель уступает их нам куда дешевле, чем те же англичане...
      - Но ведь я - беспартийный, - подчеркнуто несмело начал Черный Паша: для выбранной им роли скромного трудового парня как раз подходил такой тон.
      - Вы сможете вступить в нашу партию!
      - А меня... примут? Я ведь всю жизнь на море - кочегаром, рыбаком. Если что спросят - толком и сказать не смогу!
      - О, я вам с удовольствием помогу! - воодушевился Первенцев. Международное положение расскажу, устав подучим. Партии нужны верные, надежные люди! А если товарищи узнают, что вы меня от белых спасли, приютили, это тоже произведет хорошее впечатление...
      Катерина с изумлением наблюдала превращение своего властного решительного мужа чуть ли не в робкого просителя. Зачем ему это нужно, Катерина могла только догадываться: от молодого дипломата в полной мере зависело их будущее. А значит, и будущее их ребенка! Дмитрий сказал, что родится мальчик, и Катерина уже не сомневалась - так и будет! Они по очереди ложками хлебали из котелка кулеш, а она вся превратилась в слух: жить в большом городе, в Москве, в столице! Ей, простой крестьянке, которая раньше вообще никуда не выезжала из своего села! Сердце в груди замирало от предчувствия великих событий.
      А их товарищи в это время на другом конце телеги говорили о чем-то своем, и это маленькое пространство между ними с каждой минутой расширялось, разводя их в разные стороны, чтобы уже не соединить никогда!
      @GLAVA = ГЛАВА 7
      - Тебе просто привиделся дурной сон! - успокаивал Ольгу Флинт. Накануне мы о твоем муже вспоминали, вот он и приснился!
      - Нет, его действительно убили, я чувствую... Наверное, я потому и боялась о нем думать, что предчувствовала самое страшное!.. Это ничего бы не изменило, но когда я только глянула на Ямщикова, то сразу поняла: встреча с ним - не к добру!
      - А кто такой Ямщиков?
      - Начальник белой контрразведки. Когда-то, видимо, между ними что-то произошло, в чем-то Вадим уличил его при всех - он был честнейший человек! А Ямщиков, будучи злопамятным, не мог не отомстить!
      - Наверное; ему это было нетрудно. В военное время заподозрить человека в шпионаже...
      - Или в дезертирстве!.. И вот я стала вдовой, не будучи женой! Можно подумать, что любовь, семейное счастье - не для женщин нашего рода!
      Фонарь "летучая мышь" раскачивался на мачте и бросал причудливые мрачные блики на маленький клочок их жизненного пространства. Со всех сторон фелюга была зажата непроницаемой тьмой, а рокот моря за бортом добавлял краску жути в скупую ночную палитру.
      Как-то само собой получилось, что, успокаивая Ольгу, Флинт присел на краешек её ложа, а она, вскочившая на колени и дрожащая, как в ознобе, прижалась лицом к его груди. Он замер, боясь пошевелиться.
      - Княжна и простой моряк - русская народная сказка, - сказал он в темноту.
      - Я об этом никогда не думала, - удивилась Ольга его горькому тону. Мне казалось, мы прежде всего - товарищи по несчастью...
      - Не думала, но чувствовала. И презирала, да?
      Ей показалось, глаза его сверкнули в темноте. Что это с ним? Отчего срывается его голос и так отяжелела лежащая на её плечах его рука?
      - И вовсе не простого моряка стала бы я презирать!.. Но работорговца... Или ты считаешь приличным такое занятие?
      Флинт нехотя отодвинулся от нее.
      - Наверное, в глазах порядочного человека это выглядит мерзко... Я вел себя как последний идиот!
      Подумать только, обиделся на судьбу: мол, не погибни отец-дворянин, и я мог бы не беспокоиться о своем будущем. Династия морских офицеров Романовых! Казалось, это решено раз и навсегда... И вдруг чистый горизонт затянуло мглой - я оказался за бортом жизни и даже не сделал попытки выплыть. Опускался все ниже и ниже, будто мстил своему ангелу-хранителю за чудовищный недосмотр! Притом ещё и хотел уважения от других!
      Флинт почувствовал, что она улыбается в темноте.
      - Ты смеешься надо мной?!
      - Подожди! - Ольга схватила за локоть вскочившего Флинта. - Просто наши судьбы схожи... Вряд ли кому-нибудь из моих родственников могло прийти в голову, что я стану цирковой артисткой. Только, в отличие от тебя, я никому не мстила, а просто зарабатывала на хлеб. Это были мои первые трудовые деньги, и они мне дороже всех фамильных сокровищ!
      Они молчали.
      - Ты изменил курс? - как бы между прочим, спросила Ольга и почувствовала, что он тоже улыбается.
      - Значит, заметила? Ну и выдержка! А сказала только сейчас!
      Действительно, ближе к вечеру Флинт вдруг засуетился, стал поворачивать парус, и Ольга отметила, что на компасе курс норд-ост сменился на норд.
      - Ждала, что ты сам объяснишь.
      - Пистолет-то тебе все равно долго доставать! Пока отвяжешь... Скажу, чего уж там! Я поначалу вовсе не собирался везти тебя на Азов. Во-первых, это было глупо и опасно: в одиночку такие дела заведомо обречены на провал. Думал, отвезу в Новороссийск, и с глаз долой! Там тебе легче будет устроиться. В крайнем случае, до Екатеринодара рукой подать. Я ведь не думал, что захочу... быть рядом с тобой!
      - А теперь?
      - А теперь - хочу! - он пододвинулся к Ольге и положил её голову себе на плечо. - Теперь пусть только кто посмеет к тебе притронуться - горло перегрызу!
      - А насчет пистолета ты зря сомневался! - Ольга приставила браунинг к виску Флинта. - Не так уж много времени мне понадобилось!
      Она убрала пистолет.
      - Да, ощущение не из приятных. Смерть у виска. И глаза, бьюсь об заклад, - сейчас они у тебя вовсе не зеленые, а серые.
      - И тебе я больше нравлюсь безоружная, - пошутила Ольга, и слова эти пришлись прямо ему в ухо, потому что Флинт все крепче прижимал её к себе, так что их головы в конце концов соприкоснулись.
      - Мне двадцать два года, - шептал Флинт, как будто среди ночного безбрежного моря кто-то мог их подслушать, - у меня за душой - ни гроша, только эта лодка! Но я клянусь тебе, Ольга, слышишь, что костьми лягу, а сделаю все, чтобы ты жила, как и положено княжне, - кто бы ни победил в этой войне!.. Одно меня пугает: а вдруг, как и с Вадимом, твое чувство ко мне - только мираж, и ты внушила себе то, что вовсе не чувствуешь?
      Ольга растерялась. Неужели она производит впечатление человека легкомысленного, способного менять свои привязанности, как перчатки? Что делать? Никаких примеров из жизни или романов она вспомнить не могла. Одна Татьяна Ларина пришла на ум со своим письмом: "Другой! Нет, никому на свете не отдала бы сердце я... То воля неба - я твоя!" Флинт, пожалуй, ещё обидится насчет "воли неба".
      - Разве у нас нет времени обоим в этом убедиться? - спросила она.
      - Есть, - легко согласился он, - потому я, пожалуй, подожду, тем более что у нас начнутся великие события... Ты не передумала ехать к Черному Паше?
      - Нет. Там же Катя! Алька!
      - А если он и их переправил в Стамбул?
      - Давай сначала узнаем, где они, а потом будем думать, что дальше...
      - Тогда вот что: завтра мы будем на месте. Остановимся в одном закуточке - ты будешь сидеть тихо, как мышка, а я схожу на разведку.
      Он бережно укрыл её и нежно, без страсти, поцеловал.
      - Я подожду. Столько, сколько нужно...
      Утром Ольга проснулась оттого, что к привычному уже шуму волн стал примешиваться посторонний шорох, как если бы кто-то за бортом ломал стебли сухой травы. Она выглянула из-под парусины и увидела сосредоточенное лицо Флинта, а чуть пониже бортов целое море... зеленого, вперемешку с сухим, камыша! Парус был спущен, а моряк двигал лодку шестом.
      - Мы приплыли? - потянулась к нему Ольга. - Это уже земля?
      - Не совсем, - улыбнулся он. - Разве что под лодкой. Но до земли уже рукой подать...
      Наконец фелюга во что-то ткнулась и остановилась.
      - Вот теперь - земля! - Флинт повел перед собой рукой. - И потому первым делом надо узнать, не вражеский ли это берег?
      - Не скучай! - Он спустил вниз небольшой трап и поцеловал её. - Не бойся, тебя здесь никто не найдет. Я постараюсь управиться побыстрее.
      - А мне можно спуститься вниз? На земле постоять, - жалобно попросила Ольга.
      Флинт рассмеялся.
      - Постоять - постой, но по сторонам поглядывай... И пистолетик все-таки в руке держи, а не на ноге!
      Ольга покраснела, а почувствовав это, смутилась ещё больше: когда она отвыкнет от своей глупой привычки!
      Впрочем. Флинт был совсем другого мнения. Румянец так красиво подчеркивал искристую зелень её глаз! Он с сожалением отвел от неё взгляд и уже снизу, из камышей, приглушенным голосом предупредил:
      - Будь осторожна! - потом со смешком добавил: - Жизнь в гареме не так романтична, как ты думаешь.
      Свое возмущение высказать было уже некому, и Ольга не торопясь огляделась вокруг. Было настоящее летнее утро. Легкий ветерок шевелил камыш, будто кто-то невесомый прогуливался по его верхушкам. Впрочем, никаких романтических эмоций у Ольги это колыхание не вызвало - ей было тревожно и одиноко. Стоять на земле расхотелось. Теперь уже фелюга казалась ей если не крепостью, то домом, за стенами которого можно спрятаться. На всякий случай она втащила трап на борт, а браунинг взяла в руку. Потом, посмеявшись над своими страхами, решила заняться своим туалетом.
      Прежде всего, надо было наконец решить, что делать с длинными волосами? Ухаживать за ними в дороге, где о ванной приходилось только мечтать, становилось все труднее и труднее. В ящике с инструментами Флинта она нашла большие ножницы, наточенные достаточно остро. Ими моряк легко резал даже толстую паоусину. Ольга взялась за них поудобнее, перекрестилась на восток, за неимением иконы, и одним движением - чтобы не передумать отчекрыжила свои прекрасные вьющиеся волосы под самый корень. Господи! Она взглянула в маленькое кругленькое зеркальце и чуть не заплакала: мальчишка, да и только.
      Впрочем, в любом деле можно было найти свои преимущества: теперь ей понадобится совсем немного пресной воды и французского мыла, кусок которого так истончал с того времени, как она покинула крейсер.
      Ольга тщательно вымыла волосы холодной водой. Потом ведром вытащила морскую воду, которая оказалась намного теплее и преснее, чем черноморская. Разделась и с удовольствием, не спеша, искупалась. Ощущение удивительной легкости и здоровья пришло к ней: каждая клеточка тела пела и радовалась жизни. Она позволила себе даже немного понежиться под лучами теплого летнего солнца и переоделась в столь дорогое серое платьице. Голове было легко, шею приятно холодил ветерок и - ещё одно преимущество - волосы были почти сухими! Ольга уже привычно простирнула свое бельишко и тельняшку Флинта, которую он небрежно бросил на корме. Она даже украдкой понюхала тельняшку: Сашей пахнет!
      С чувством некоторой приятной усталости после домашних забот Ольга прилегла на свое деревянное ложе и задремала.
      Во сне она шла по дремучему темному лесу. Где-то вверху, за густым темным шатром ветвей, угадывалось солнце, но здесь было сыро, пахло прелыми листьями и грибами. Тропинка была узенькой и почти скрывалась в траве. Куда она шла, княжна не знала, но во сне чувствовала, что ей непременно нужно туда попасть.
      Тропинка привела её к домику на краю болота. Он открылся глазам как-то вдруг: блеснул солнечный свет, и мрак сырого леса остался позади. Домик не был какой-то избушкой на курьих ножках, а выглядел как веселый легкий теремок, будто страшная сказка именно здесь обретала свой счастливый конец.
      На невысокое резное крылечко вышла стройная красавица, одетая по старинной моде в платье на кринолине.
      - Раз пришла, заходи, - сказала она остановившейся в нерешительности Ольге. - Сказывай, что за нужда привела тебя ко мне?
      - Узнать хочу: тот мой избранник или не тот?
      - А зачем тебе?
      - Чтобы больше не ошибиться.
      Красавица звонко расхохоталась.
      - Хочешь, значит, жить без ошибок?.. Разве ты - святая?
      - Нет, я - обычная женщина.
      - Обычная женщина, дорогая внученька, свое сердце спрашивает, а не к гадалке идет.
      - Но вы же все знаете!
      - Знаю... А ты, выходит, судьбу обмануть хочешь? Увы, простым смертным это не дано... Я сама, слышала, ошибалась, но тем и прекрасна жизнь чувственная, что отличается она от холодного знания...
      - Эй, на судне, спустить трап капитану! - разбудил её голос Флинта. Спишь на вахте, разгильдяй!
      Ольга поспешно спустила трап. Флинт легко взбежал по нему, сбросил в лодку большой мешок и спрыгнул следом. И замер.
      - Тебе не нравится? - дрогнувшим голосом спросила Ольга.
      - "Во всех ты, душенька, нарядах хороша!" - успокоил её Флинт, но не сдержал вздоха: - А волосы все-таки жалко!
      Она стояла перед ним такая юная, со стрижеными волосами выглядевшая не больше, чем на шестнадцать лет, - у него даже сердце затрепетало от нежности и любви. Он подошел, обнял её за плечи, и она откликнулась на его порыв, подставив губы для поцелуя.
      - Оленька!
      Он погрустнел.
      - Удивительное совпадение: мою маму тоже звали Ольгой. А папа называл Лелькой... Они очень любили друг друга. Наверное, поэтому я всегда тосковал по чувству высокому, чистому, но ни до Агнии, ни после неё я не встречал женщины, которую мог бы полюбить и которой мог отдать свое пылающее сердце. К сожалению, прекрасные женщины любили отважных, честных героев только в книгах... Вот я и почитывал сказочки, как маленький мальчик!.. А сказка, оказывается, рядом была. Так бы и прошел мимо, если бы судьба не взяла за шиворот и не ткнула носом: "Смотри!"
      Он опять поцеловал её, но тут же легонько отодвинул от себя.
      - Не время расслабляться, моя дорогая!.. Жизнь торопит, требует принимать решение и потому вначале я вынужден спросить тебя: готова ли ты доверить мне свою честь, жизнь, идти за мной, куда бы я ни пошел, быть моим другом, соратником, женой в горе и радости?
      Ольга вздрогнула от торжественности его тона, но, не колеблясь более, ответила:
      - Согласна.
      - Тогда прочитай это, - Флинт протянул ей грязный, помятый конверт.
      Княжна осторожно открыла его и тут же протянула обратно.
      - Письмо адресовано тебе.
      - Читай!
      Она пробежала глазами письмо.
      - Подписано - твой дядя Всеволод Романов. Ты же говорил, что у тебя нет родственников!
      - Я и сам так думал: папа погиб в Новороссийске в 1905 году; дядя командовал кораблем, который не поддержал восставших. С тех пор мама его имени никогда не упоминала, и я решил, что дяди тоже нет в живых... Конечно, наша семейная история не такая романтичная, как у тебя, но тоже дошла до меня в искаженном виде. Романовы всегда были военными моряками. Из двух братьев дядя Всеволод считался самым разумным, и папе - горячей голове! - его всегда ставили в пример... Я только позже понял, что в тот вечер приезжал он...
      - О чем ты?
      - Однажды поздно вечером, спустя месяц со дня гибели папы, я услышал из гостиной громкие голоса. Моя тихая, спокойная мама в истерике кричала кому-то: "Убирайся прочь, мне от тебя ничего не нужно!" Незнакомый мужской голос пытался успокоить ее: "Оля, ты же не сможешь в одиночку прокормить себя и Сашку!" Но мама продолжала кричать, а когда я попытался выйти из детской, закрыла дверь своим телом и не выпустила меня. Утром я спросил её, кто это был. Она зло отмахнулась: "Так, один дрянной человечишка!"
      Флинт задумался, вспоминая.
      - Позже я не раз заговаривал с нею о дяде, но мама ничего не хотела слышать, одержимая мыслью, что отец погиб из-за своего брата, который предал его, не поддержал в трудную минуту. Мне моряки потом рассказали, что дядя оказался дальновиднее отца и знал, что Новороссийская республика<$FРеволюционно-демократическая диктатура в Новороссийске в 1905 году. Подавлена царскими войсками.> долго не продержится. Он пытался отговорить и отца, но это ему не удалось...
      - А что это за Костадинов, о котором пишет дядя?
      - Разбойник с большой дороги... только морской. Когда-то он начинал учиться в училище вместе с дядей, но его выгнали за неспособность к наукам.
      - И дядя с ним встречается?
      - Не встречается, а встретился... Случайно спросил, не видел ли он на своих путях-дорогах Сашку Романова? А Костадинов - приятель Черного Паши конечно, знал, где меня можно найти... Потом он погиб.
      - Как странно все получается! Дядя пишет, что он со всем экипажем эсминца перешел на сторону большевиков...
      - Вот и хорошо! Большевики в Москве удерживают власть, в Петербурге тоже, теснят белых в Сибири. Это власть народа! Дядя предлагал мне свою помощь: я смогу учиться на курсах морских офицеров!.. Подумать только, сколько раз я бывал в Новороссийске, а мысли не возникало, что дядя Сева может быть где-то рядом!
      Флинт в упоении говорил и говорил.
      - Наконец-то судьба решила мне улыбнуться! И я смогу рассчитывать на чью-то помощь! Сколько лет - все один!
      - Поздравляю, теперь ты сможешь быть вместе с дядей! - обидчиво проговорила Ольга.
      - Но я имею в виду нас с тобой, - опомнился Флинт, - ты же согласилась повсюду следовать за мной!
      - Ничего не получится! Разве ты не знаешь, я - недорезанная буржуйка!
      - Кто тебе это сказал?
      - Друзья-анархисты... Наверняка с княжной они не стали бы и разговаривать, а с бедной циркачкой, детдомовкой, они откровенничали вовсю: "Всех этих князей, графов, баронов, всех недорезанных буржуев, что пили кровь трудового народа, мы вырубим под самый корень! А понадобится, и корни выкорчуем!" Не понимаю, что во мне изменилось от того, что в моем документе стояло другое происхождение? Почему меня, но Соловьеву, могли все любить, а меня - Литовскую - только поставить к стенке?!
      Флинт обнял её.
      - Успокойся, родная! Видимо, все революции по своей сути кровавые. Вспомни французскую: Робеспьер, Сен-Жюст - народные герои, а у них руки по локоть в крови! Разве можно обижаться на народ? Хочешь, чтобы бедные любили богатых?.. Ничего, может, мы с тобой ещё доживем до того времени, когда будут смотреть на самого человека, а не на его происхождение. А пока... раз ты решила остаться на родине, придется приспосабливаться к новой жизни. Побудешь бедной детдомовкой, а потом опять поменяешь фамилию.... И не просто на аристократическую - на царскую!
      Ольга неуверенно улыбнулась и тут же спохватилась.
      - Ой, Саша, что же это мы все о себе? Ты не сказал, как там Катерина, Алька... Что ты узнал о них?
      - Увы, тут я тебя обрадоваться не смогу... Ушли они. Куда - никто не знает. Вроде какие-то сокровища искать. Катерину и мальчишку с собой взяли... Подруга твоя теперь все время при Черном Паше. Как жена. Он её от себя никуда не отпускает.
      - А ты говорил, будто Черный Паша...
      - Говорил! - досадливо кивнул Флинт и примиряюще поднял руки. - Я и о себе всякого наговорил. Каких обетов только не давал: ни за что! Никогда! А тебя увидел и все забыл. Видно, женщины - это такая сила, которая мужчинами по достоинству не оценена. И мы, думаю, ещё поплатимся за свое легкомыслие!
      Он хмыкнул и заговорил о другом.
      - Друзья-приятели меня уже похоронили. Кое-кого пришлось даже убеждать, что я не призрак... Вот и твоя Катя, видимо, не знает, что ты жива, и отыскать её вряд ли теперь возможно...
      - Все равно нужно попытаться! - заупрямилась Ольга. - Неужели она с твоим Черным Пашой по доброй воле пошла? Она Герасима любила.
      - Каждый из нас кого-то когда-то любил, - безжалостно напомнил Флинт. - Война!.. Давай начнем с того, что попытаемся проложить свой собственный курс.
      Ольга с трудом скрывала разочарование. Ей казалось, что Флинт, признавшись в любви, сразу станет другим человеком: нежным, ласковым, будет стоять перед нею на коленях, исполнять любое желание... Ей приходилось порой видеть, как глупели от любви и мужественные воины, и государственные люди... Флинт же так и остался собранным, жестким, сухим реалистом. Кажется, он способен прикрикнуть на неё и даже отвесить затрещину! Впрочем, последнее она домыслила явно сгоряча.
      Девушка и не подозревала, насколько она ошибается в отношении своего любимого. Он просто привык с самоограничению и дисциплине. В глубине души оставшись романтиком, он много лет старательно соскабливал с себя все внешние проявления идеализма и сентиментальности. Он с четырнадцати лет приучал себя рассчитывать только на собственные силы, а иначе бы пропал; его первая работа - юнгой на барже - чуть было не окончилась для мальчишки печально.