Иван выбрался в город. В метро обратился к милиционерам с вопросом: как, мол, сынки, до Кремля доехать? Ивану растолковали, не проявив к нему при этом никакого интереса: еще один приезжий провинциал. Их тут, в Москве, как собак нерезанных.
Первая "проба пера" прошла удачно - Таранов убедился, что на него не обращают внимания. Разумеется, это ничего не означало: салаги из патрульно-постовой службы - это совсем не то, что оперативники из группы розыска Управления конвойной охраны ВВ. Тем не менее Таранов был доволен: он - всего лишь один из миллионной армии людей, что идут по столичным улицам. Он не бросается в глаза и уж никак не похож на супермена, который раскатывает на "чероки" и балуется с огнестрельным оружием.
Таранов выпил бутылку "Клинского", закурил дешевенькую "Приму"… он чувствовал себя хорошо… почти хорошо. Настолько, насколько это было возможно в его положении. Чтобы чем-то занять себя, Иван поехал к дому генерала Гаврюшенко. Дом был огромный - тринадцать подъездов и в каждом без малого восемьдесят квартир. Адрес генерала - улицу и номер дома - Таранову сообщил телохранитель Козыря Руслан (он однажды по заданию Козыря отвозил генералу какой-то пакет, но в квартире, разумеется, не был, передал пакет во дворе)… Таранов устроился на скамеечке посреди двора. Вытянул вперед "больную" ногу и потягивал пивко. Собственно, ему был не особенно интересен продажный ментовский генерал. Просто деятельная натура требовала какого-то активного, наполненного смыслом занятия… а может, и проклюнется какой-нибудь интересный вариант с генералом. Патроны-то еще есть.
Иван просидел на скамейке около часа. В 19:43 во двор въехала сверкающая черная "Волга" с маячком на крыше… даже не видя номеров автомобиля, Таранов понял, что "Волга" ментовская, возит какого-то шишкаря. Блестели тонированные стекла, блестел хромированный радиатор.
Таранов встал со своей скамейки, прохромал поближе. Из "Волги" вылезли трое - генерал Гаврюшенко в форме и двое в штатском. Синхронно хлопнули три дверцы, и "Волга" укатила. До Гаврюшенко было всего метров двадцать. Иван вполне мог бы положить и генерала, и его спутников… он искренне ненавидел эту сволочь в генеральских погонах. Он вспомнил молодого таджика Махмадали, убитого на тайной героиновой войне. И вспомнил, как лениво пил виски генерал-майор Гаврюшенко в компании наркоторговцев. Жаль, что ты ушел в тот раз, генерал. Если бы ты задержался еще на десять минут, то попробовал бы виски с "витаминами".
Впрочем, это еще можно исправить.
Мягко закрылась дверь подъезда, щелкнул замок. Таранов сплюнул на землю и пошел прочь.
***
Вечером он как всегда выпивал с бабкой - квартирной хозяйкой, толковал с ней "за жизнь". Невзирая на многолетнее пьянство, память баба Вера не пропила - рассказывала о себе, о покойном муже, о двух непутевых, скитающихся по лагерям, сыновьях. Рассказывала о войне, послевоенной нищей, но счастливой жизни, о похоронах Сталина… тогда ее чуть не задавили в толпе. Таранова эти рассказы чем-то привлекали, и он слушал с интересом… Возможно, общение со старой алкоголичкой было своеобразной психотерапией. Ночью бабе Вере стало плохо. Таранов вызвал "скорую" и два часа ждал ее приезда. Бабу Веру увезли в больницу.
***
Время приближалось к полуночи, Председатель подводил итоги дня. Он проводил встречу с Крабом. Краб доложил о результатах… в общем-то, никакой новой информации не было.
Тупик, подумал Председатель, тупик. Надо сворачивать операцию.
- Но вы знаете, что интересно? - сказал Краб.
- Что? - рассеянно спросил Председатель.
- Когда Гаврюша со своими орлами приехал к себе домой… - Краб умолк на секунду-другую, потом продолжил: - Я, конечно, не уверен на сто процентов, но мне показалось, что его там встречали. Но на сто процентов не уверен.
- Кто? - насторожился Председатель.
- Какой-то хрен хромой.
- А поконкретней? Приметы? Фото? Почему ты считаешь, что этот хромой ждал Гаврюху? Может быть, случайный человек?
Краб закурил и ответил:
- Может быть, случайный… Обосновать, почему мне так показалось, не могу. На голой интуиции, так сказать, сделал вывод. Фотографии тоже нет - у меня аккурат пленка кончилась.
- Худо, Борис… ну а приметы?
Краб быстро и точно описал Хромого. Председатель задумался. Что-то крутилось в голове, но что - он никак не мог сообразить сразу…
- Ладно, - сказал он устало. - Хорошо было бы этого хромца проверить, но уж раз упустили… в общем, завтра сворачиваем операцию, Борис.
- Почему же упустили? - сказал Краб. - Я его до самого дома проводил.
***
Председатель и Краб скучали в машине уже второй час, наблюдали за подъездом, где скрылся вчера Хромой. Краб Председателя не понимал: сначала, понимаешь, сказал, что сворачиваем, мол, операцию… а потом вдруг р-раз! - переменил решение: давай-ка, Борис, посмотрим с утра на твоего Хромого.
Хромой вышел из подъезда в половине десятого.
- Вот он, - сказал Краб.
- Вижу, - отозвался Председатель. До подъезда было метров сто. Хромой стоял в тени козырька, и разглядеть его подробно было невозможно. - Вижу. Дай-ка бинокль.
Борис протянул бинокль. Председатель поднес его к глазам. В отличие от Краба, он был несколько дальнозорок, и картинка в поле зрения оптики была размытой. Евгений Дмитриевич начал крутить барабанчик настройки… картинка стала приобретать четкость. Мутное пятно, каким выглядело лицо Хромого, приобретало форму, конкретные черты… Но еще до того, как картинка приобрела полную четкость, Кондратьев понял, кто стоит под козырьком подъезда.
- …твою мать! - сказал Председатель. Краб посмотрел на него удивленно: он ни разу еще не слышал от Председателя нецензурщины.
Хромой прикурил, взял трость из подмышки в руку и медленно пошел к автобусной остановке.
Глава 4
МОСКВА - МАЙАМИ
Иван прикурил, взял в руки палку и, прихрамывая, пошел к остановке. Ярко светило солнце, чирикали воробьи в кустах акации… Ивану представилась самодельная автоматическая кормушка для птиц, сконструированная Славкой Мордвиновым. Сейчас она стоит на балконе пустой квартиры - пыльная и пустая. И квартира пыльная и пустая. Тускло светятся корешки книг на русском и английском, стоит недопитая Светланой чашка кофе. Светлана никогда не войдет к себе домой, не крикнет с порога: Ванька, я вернулась! НИ-КОГ-ДА.
А Лидер жив… и Председатель жив… и стрелок, который нажал на спуск винтовки, убившей Светлану, тоже жив… и продажный ментовский генерал жив… пока. Все они живы пока.
Иван резко ускорил шаг. Краб, наблюдая, как шагает Таранов, сказал:
- Ого! Этот "хромой" чешет, как хороший десятиборец.
Председатель ничего не сказал.
Неожиданно Таранов остановился… В глазах было темно, и кололо в подреберье, как будто после долгого бега. Но остановился он по другой причине: он ощутил чей-то взгляд. Чей-то внимательный, пристальный взгляд.
- Возможно, - сказал полковник Кондратьев Крабу, - меня сейчас убьют. - Краб вскинул на него непонимающие глаза. - Возможно, Борис, меня сейчас застрелят, но ты не должен ни во что вмешиваться.
- Не понял, Евгений Дмитрич, - озадаченно произнес Краб.
- Это приказ, Краб, - сказал Кондратьев.
- Я не понял, Евгений Дмитрич.
- Если бы мне было столько лет, сколько тебе, то я бы, наверно, тоже не понял, - ответил Кондратьев и широко улыбнулся. Краб напрягся. Осознал, что полковник говорит совершенно серьезно и происходит нечто странное.
- Да в чем дело, Евгений Дмитрич? - очень серьезно спросил Краб. Председатель вылез из машины, снял пиджак и бросил его на переднее сиденье. Потом нагнулся и сказал:
- Дело в том, что нужно отвечать за ошибки… всегда приходится отвечать за ошибки, Боря.
Кондратьев повернулся и пошел к Таранову. На ходу он расслабил узел галстука и подкатал рукава сорочки. Он шел легко и свободно… легко… и свободно.
Ощущение чужого взгляда было очень сильным. Обычно это ощущение предупреждало об опасности. Но сейчас опасности не было - Таранов понимал это шестым чувством. Иван оглянулся. И увидел Председателя. Председатель шел не спеша - руки в карманах. На лице - улыбка, но в глазах… в глазах нечто, что трудно объяснить. Рука Ивана сжала палку. Палка была грубоватой, увесистой, с массивной изогнутой рукоятью. Ударом такой "биты" можно без труда проломить череп.
Не дойдя метров пять, Председатель остановился, вытащил руки из карманов. Показал Ивану - пустые… Глаза смотрели в глаза… рука Таранова сжимала палку.
По газону бежала собачка. Она остановилась вдруг, оскалилась и зарычала на Таранова.
- Ну здравствуй, Иван Сергеич, - произнес Председатель. Несколько секунд каратель молчал, потом разлепил губы:
- Здравствуй… выследили все-таки?
- Я пришел один. Нужно поговорить, Иван.
- Пойдем, - сказал Таранов и указал на дверь подъезда.
***
Они сидели напротив друг друга в кухне бабы Вериной хрущобы. Разговор не клеился… разговор был почти невозможен! Кондратьев задал пару формальных вопросов, Иван дал пару формальных ответов… Председатель собрался еще что-то сказать, но каратель опередил:
- Зачем убили Светлану?
Председатель вскинул глаза - темные, глубокие.
- Ты что? - сказал он. - Ты что?
Таранов опустил руку в карман сорочки и вытащил пулю, поставил ее на стол. Очень высокая остроконечная пуля спецпатрона СП-5 стояла на грязноватой клеенке как монумент… как маленький памятник… пакостный, сволочной памятник убийству.
Полковник Кондратьев смотрел молча, долго, не мигая. Таранов сосредоточенно курил, сквозняк нес дым над клеенкой и над пулей, пробившей горло Светланы.
- Я не знал, - сказал Кондратьев.
- Да… ты не знал. Конечно, ты ничего не знал.
- Ты веришь мне, Иван?
- А что это меняет?
- Собственно… собственно, ничего.
- Вот видишь… Зачем ты искал меня, Председатель?
- Я хотел поговорить. Но теперь, пожалуй, не о чем, - сказал Председатель и замолчал. Через несколько секунд он спросил: - Где она похоронена?
Таранов затушил сигарету и посмотрел в глаза Председателю:
- Скорее всего, она до сих пор в морге.
- А что же ты… - вскинулся полковник, но осекся, сообразил, что спорол ерунду, что - попытайся Иван заняться похоронами Светланы - он тут же был бы арестован.
- Извини, - сказал полковник, - извини… хочешь, я займусь похоронами?
***
Прошло четыре дня… Председатель вернулся из Санкт-Петербурга и положил перед Иваном Свидетельство о смерти с отметкой о захоронении.
- Спасибо, - сказал Таранов.
- Брось, - ответил Кондратьев. - На кладбище тебе, Иван, нельзя сейчас, засада там…
- Я знаю.
Иван открыл дверцу холодильника, вытащил бутылку водки.
- Давай помянем, Председатель. Выпили, помолчали.
- Что собираешься делать, Иван Сергеич? - спросил Кондратьев.
- Ты разговаривал с Лидером?
- Да.
- И что?
- Ты был прав. Он темнит, но я приватно потолковал с людьми. В день убийства Светланы Лидер в Питере отсутствовал… и Ирина тоже.
- Амазонка? - удивился Таранов.
- Она самая, - кивнул Кондратьев.
- Это невозможно, - сказал Иван. Кондратьев пожал плечами, налил водки.
- Что ты собираешься делать дальше, Иван Сергеич?
- А ты не догадываешься, Евгений Дмитрич?
- Догадываюсь.
Бывший контрразведчик и бывший диверсант выпили.
- Может, передумаешь? - спросил Кондратьев. Таранов усмехнулся. Кондратьев повертел в руках стопку, сказал: - Ну что ж, уговаривать не буду. Поступай, как знаешь. Тем более что Лидер уже давно сошел с резьбы.
- В каком смысле? - спросил Иван.
- Ты Федора помнишь?
- Конечно… почему он застрелился?
- Он не застрелился, Иван Сергеич. Его ликвидировал Лидер.
- Почему?
- Долго рассказывать… в двух словах если, то так: Лидер заподозрил его в измене. И принял решение о ликвидации.
- А ты? - прищурился Таранов. - Ты что же?
- Я? Я ничего не знал, но… как ты сказал давеча: а что это меняет? Ты только не подумай, что я пытаюсь оправдаться: того не знал, этого не знал… Я не оправдываюсь. На пару с Игорем Палычем мы эту кашу заварили. С самыми благими намерениями, кстати, но… не нами придумано: благими намерениями вымощена дорога в ад! Я не пытаюсь оправдаться, Иван Сергеич. Я не ищу сочувствия… какое, к черту, у тебя ко мне может быть сочувствие? Я даже не пытаюсь попросить у тебя прощения. Я в равной степени с Лидером несу ответственность за все, что произошло… за гибель Федора, за смерть Светланы…
- Ладно, - грубо оборвал Иван. - Не ной, полковник. Не пристало. Давай-ка выпьем…
Выпили. За окном шевелили листвой тополя, на клеенке кухонного стола стояла пуля… июньский вечер над Москвой был тих. Два очень усталых и немолодых уже мужика сидели в кухне запущенной двухкомнатной хрущобы. Горел закат в полнеба, и старенькие ходики с кукушкой отстукивали тик-так… тик-так…
- Спасибо, что Светлану похоронил, - сказал Таранов.
- Пустое, - ответил Кондратьев. - Чем еще могу тебе помочь?
- Не надо мне от тебя помощи, Председатель.
- Ну… ну тогда я пойду - полковник встал, протянул руку.
- Погоди, - сказал Иван. - Сядь. Кондратьев опустился на табуретку, Таранов спросил:
- Какие у тебя результаты по "Каравану", Председатель?
- Хреновые. Напортачили мы сильно.
- Ишь ты: хреновые, - Иван налил водки в стопки. Выпил, сморщился. - Поконкретней можешь?
- Зачем тебе это, Иван?
- Затем, что я привык дела доводить до конца.
- Я тоже, - отозвался Кондратьев. Таранов встал, налил воды из-под крана в чайник с синей потрескавшейся эмалью и поставил его на газ… водку закрыл пробкой и отодвинул в сторону.
- Рассказывай, Председатель, - сказал он. Свой рассказ полковник Кондратьев закончил час спустя. Давно догорел закат, на Москву опустилась ночь.
- Ну вот, - подвел итог полковник. - Теперь ты знаешь все или почти все. Генерала мы, конечно, из МВД вышвырнем. Кончилась его карьерка… А вот господина советника-координатора ты, Иван Сергеич, фактически спас. Теперь его ужучить нечем. Вот если бы мы пропустили тот груз на Запад… тогда - да. Тогда Гаврюшенко ушел бы не просто в отставку, а на этап. И господин советник вылетел бы из правительства с громким скандалом. Невзирая на его "вес".
- Спас, говоришь? - спросил Иван.
- Не обессудь, Иван, но, фактически, ты их спас. И что теперь делать - я просто не знаю.
Кондратьев сделал глоток остывшего чаю.
- Я знаю, - сказал Таранов.
- Иван Сергеич!
- Мне будет нужна вся информация на этого советника. В первую очередь - маршруты перемещения, номера автомобилей и так далее.
- Не дури, Иван, - сказал Кондратьев. - Я допускаю, что ты достанешь генерала. Но покушение на члена правительства! Это совершенно нереально. Он ездит на бронированной тачке в сопровождении охраны. Настоящей охраны, а не каких-то быков.
Таранов молчал. Кондратьев вытащил из кармана упаковку таблеток, вылущил одну и проглотил, запил чаем.
- Не дури, не дури, Иван, - продолжил полковник. - Лучше забудь об этом. Даже если у тебя получится… что представляется совершенно нереальным делом… но даже если у тебя все-таки что-то получится, то не станет ли "злодейски" убитый Стрельцов героем? Он ведь у нас один из главных "борцов с наркомафией". Соответственно, его смерть будет объявлена местью наркомафии… об этом ты подумал?
- Нет, - сказал Таранов.
- Ну вот! Физическое уничтожение Стрельцова - не эффективный ход. Тем более что не один он такой… В ельцинскую эпоху этих Стрельцовых развелось - тьма! Всех не перестреляешь.
- А я не про всех говорю. Я - про конкретного Илью Семеновича Стрельцова. Мне нужны его маршруты, распорядок дня, адреса.
- Забудь, - жестко ответил Кондратьев. Встал и, не прощаясь, ушел.
***
Евгений Дмитриевич ехал по ночной Москве. Столица за последние годы сильно изменилась. По ярко освещенным улицам катили стада иномарок. По количеству "мерседесов" на душу населения Москва уже давно переплюнула многие европейские столицы. Правда, сами-то "души", которые рассекали на этих самых "мерсах", "линкольнах" и "ролсах", были в основном гнилые - дрянь из чиновничье-бандитско-эстрадной тусни. "Души" взбадривали себя кокаинчиком, игрой азартной и сексом. Все для этого в столице было: кабаки, казино, массажные салоны, стриптиз-бары, тайные и явные бордели… Желаете девочку? На выбор, сэр! Малолеточка дороже, но вы можете делать с ней все что угодно… Мальчика, сэр?
Не вопрос. Есть чистый эксклюзив - белокурый ангелочек десяти лет.
Москва сияла огнями, витринами, хромированными радиаторами, эполетами швейцаров в дверях кабаков. Москва скупала краденое и презирала всех, кто не умеет украсть. Москва кидала и разводила, шуршала баксами, хороводила вокруг круглосуточных банкоматов. Глотала виагру и экстази, запивала шампанским… Зажигай! Шоу - без остановки. Шоу - он лайн. Горячее, горячее! Зазеркалье и зас-теколье. Подайте грязного, мерзкого, извращенного… выверните бельишко! Подайте орально-анального… садо-мазо… педо! Зоо! Некро! Подайте нам "звезд" без трусов. С сиськами наружу. И собачьи бои! И бои без правил! И мужской стриптиз! С белыми самцами… с черными… с мулатами! И отдельный кабинет, где самец будет лизать клитор холеной бизнес-леди… Лижи, самец, лижи!
Москва - звонят колокола! Город-притон, го-род-макдоналдс, город-чиновник, город-банкир, сутенер, сифилитик и наркоман. Город - Поле чудес… Кто хочет стать миллионером?… Город - Слабое звено, Русская рулетка и Последний герой. Город - Моя семья. Большой куш и Большая стирка… Окна… Дежурная часть… Дорожный патруль… Алла, Филя и Кристинка… Ваш Боря Моисеев!… Наша Хакама-Да! Бивис и Басхэд!… Ты целуй меня везде, я ведь взрослая уже… Солнцевские-Кунцевские… Свобода слова с Савиком… Газпром… Менатеп… Петросян… Ханга, Принцип Домино, Жириновский… Миткова-гамбургер-Парфенов… Иванушки!… Орел двуглавый, Kommersant-Dairy… коллекция "от котюр"… корм для котов… Голосуй, блядь, сердцем! Голосуй, а то проиграешь, блядь!…точка! ру!
Евгений Дмитриевич Кондратьев ехал по ночной столице Российской империи. Заботливо накрытая кепкой Лужкова, столица сияла огнями…
Господи, до чего же Кондратьев презирал этот псевдоамериканский понт, дешевую копию Лас-Вегаса. Полковник остановился на Новом Арбате, недалеко от казино "Черри", и вытащил из кармана трубу, несколько секунд он колебался, потом набрал "домашний" номер Таранова. Иван долго не брал трубку, и Евгений Дмитриевич подумал, что Африканец, возможно, лег спать… После седьмого гудка Таранов все-таки снял трубку, но ничего не говорил, молчал.
- Иван, - сказал Кондратьев. - Иван, это я. Ты меня слышишь?
- Да.
- Ты получишь все то, о чем просил.
***
Мистер Н. Г. был ошеломлен. Он никак этого не показал и даже напротив - выглядел почти беспечным. А какже? Неожиданный визит старого сослуживца - приятный сюрприз… вот только что за этим кроется?
Линч позвонил накануне и сказал:
- Привет, старина… помнишь еще Длинного Линча?
- Ты еще жив, старый кобель? - отозвался Н. Г. С Длинным Линчем он работал еще в молодости. Однажды в Белграде они вдвоем сняли молоденькую проститутку. По пьянке пренебрегли презервативами и на пару подцепили триппер… веселое было времечко.
- Жив, жив. Я подохну только тогда, когда сбацаю степ на твоем гробу, Найджел.
- Хрен дождешься, Боб. Я сам сбацаю румбу в обнимку с жопастой мулаткой на твоей могилке.
- О'кей, старый… как твои дела?
- Пока не слышал твой голос - все было отлично.
- Ха-ха. Завтра будет еще хуже - я лечу в Майами и хочу на тебя посмотреть.
- Отлично, Боб, - притворно обрадовался Н. Г. - Скажи номер рейса, и я пришлю за тобой машину.
На другой день Длинный Линч прилетел. Н. Г. лично встретил его в аэропорту. Линч здорово полысел, а по комплекции остался такой же тощий и сутулый… с ним был еще один - светловолосый, с неподвижным взглядом ящерицы.
Н. Г. и Линч обнялись, долго хлопали друг друга по спине. Светловолосый стоял рядом, внимательно смотрел по сторонам своими странными глазами… а пиджак у него (пиджак - летом в Майами?!) слегка оттопыривался. "Фак ю, - подумал Н. Г, - если их пропустили в самолет с оружием - значит, это все-таки CIA[18] ". Вот так номер.
Светлоголового звали Грег. Он был молчалив и жевал резинку. Голос подал один раз - когда отъехали от аэропорта:
- За нами катит "исузу трупер".
- Это мои люди, - сказал Н. Г. А Длинный захохотал и спросил:
- Зачем тебе охрана, Найджел? От девок отбиваться?
- От голубых, - усмехнулся Н. Г. - Здесь, в Майами, половина мужиков - голубые. Моего соседа, мудачка Версаче, убил любовник.
- А девки-то еще остались во Флориде?
- Для тебя найдем парочку, Длинный. Длинный снова захохотал… АН. Г. думал: зачем он прилетел? Зачем, мать его, он прилетел?
"Бентли" и "исузу трупер" летели по Оушн-драйв.
Серьезный разговор произошел ночью, когда вышли в море на шикарном катамаране Н. Г. Сплошь залитый огнем берег остался позади, но и в море светились десятки огней яхт и катеров. Бриз дышал каким-то особенным ароматом. Форштевни катамарана разрезали волну, палуба чуть заметно вибрировала, передавая мощь трехсотпятидесятисильного дизеля. По правому борту проскользнуло плавучее казино "Принцесса". От "Принцессы" исходило сияние и доносились отзвуки латиноамериканской музыки.
- Давай-ка спустимся вниз, Найджел, - сказал Линч.
- Пора заняться девками? - ухмыльнулся Н. Г.
- Девки подождут, - серьезно сказал Линч. По тому, как он это сказал, Н. Г. понял: сейчас станет понятно, с какой целью прилетел Линч. Пару лет назад до Н. Г. дошли слухи, что Длинный Линч в большом фаворе у руководства…
Они спустились в холл. Следом спустился Грег. Длинный кивнул, Грег достал из кейса незнакомый Н. Г. приборчик и сноровисто "ощупал" им помещение…
- Чисто, - сказал он. Н. Г. только головой покачал - было совершенно очевидно, что Грег проверил помещение на наличие жучков. Веселенькое начало беседы старых сослуживцев.
- Не удивляйся, старина, - сказал Линч, - так будет лучше.
- Кому? - спросил Н. Г.
- Всем. Тебе, мне и тем людям, которые меня сюда прислали.
Грег убрал свой прибор и вышел. Длинный достал сигару, сигарную гильотинку и аккуратно обрезал кончики.
Хозяину не очень понравилось, что гость собирается дымить, но он промолчал… Линч прикурил от золотой зажигалки, выдохнул клуб дыма.
- Ну? - сказал Н. Г.
- Как ты думаешь, Найджел, сколько земли засеяно маком в Афганистане?
- Что-что?
- Я спросил: сколько земли в Афганистане засеяно опиумным маком?
- Что за черт! Откуда же мне это знать, Боб?
- Действительно. Откуда тебе это знать, Найджел? А я знаю. И даже поделюсь с тобой. В Афганистане в прошлом году мак рос на площади восемьдесят две тысячи сто семьдесят два гектара.
- Какая точность, Боб, - усмехнулся Н. Г. На самом деле он не понимал, куда клонит Длинный. Линч кивнул:
- Высокая точность, Найджел. Информация получена от русских. Еще в 99-м году мы через нашего человека в ООН склонили русских к сотрудничеству в святом деле борьбы с наркомафией… Русский спутник фоторазведки типа "Кобальт" - для маскировки он зовется "Космос-2365" - так вот, русский спутник фотографировал маковые поля в период цветения. Их, вообще-то, трудно не заметить - из космоса они выглядят, как пожарища… а у этого "Кобальта" разрешающая способность оптики такова, что он четко различает на земле детали до сорока сантиметров.
- Впечатляет, - кивнул Н. Г. - Непонятно только, зачем ты мне это говоришь, Боб.
Будто бы не замечая реплики, Линч сказал:
- В принципе из афганского опиума можно получать сотню тонн героина, Найджел… ежегодно - сотню тонн! И даже больше.
- Мы в Майами, Боб. В Майами предпочитают кокаин. Грамм кокаина стоит в Майами сорок баксов. Но если ты берешь сразу A-bool, то получаешь скидку.
- A-bool? Что это такое?
- A-bool - это пакетик с кокаином весом три и семь десятых грамма.
- Нюхаешь? - быстро спросил Линч.
- Изредка, Боб, изредка… хотя здесь на каждом углу можно купить и acid[19] , и giggle smoke[20] , и Lady[21] .
- Мне нравится Майами, - ответил Линч. - Но сегодня мы будем говорить об афганском героине.
- Почему? При чем здесь героин? Какое я имею к этому отношение?
- Брось, Найджел. Мы ведь все про тебя знаем.
- Что - все? Что, черт побери, ты про меня знаешь? - резко спросил Н. Г. Самообладание определенно начало ему отказывать.
- Посмотри это, - Линч швырнул на столик пластиковую папку.
- Что это? - быстро спросил Н. Г.
- Ты посмотри, посмотри… там много интересного.
Н. Г. взял папку за уголок, вытряхнул на полированную столешницу полтора десятка фотографий и несколько листочков бумаги, покрытых цифирью… Он просмотрел документы быстро: номера счетов, распечатки телефонных разговоров… Сердце сжалось. Он даже подумал, что не худо было бы принять кокса… Он отшвырнул бумаги и сказал:
- Мне нужен адвокат. Длинный рассмеялся и произнес:
- Брось, Найджел. На кой хрен тебе beak?[22] Думаешь, я пришел надеть на тебя bracelets?[23] Не-ет, старый, нет. Эти бумаги я показал тебе, чтобы нам легче было перейти к делу.
- К делу? - переспросил Н. Г. Он был очень возбужден и соображал медленно. - К какому делу?
- Ты успокойся, Найджел. Нам с тобой еще работать и работать… как в старые добрые времена.
- Как в старые добрые времена?
- Э-э, друг мой, ты, я вижу, еще не пришел в себя. Пожалуй, нам стоит выпить.
- Да-да, - согласился Н. Г, встал и подошел к стойке. Он занялся коктейлем, и это простое, механическое занятие позволило ему трезво взглянуть на вещи.
- Твоя "отвертка", Боб, - сказал он с улыбкой, подавая Линчу бокал с коктейлем.
- О'кей, Найджел…
Линч сделал маленький глоток, поставил бокал на пол, на лист бумаги, где перечислялись тайные счета Н. Г. в европейских и азиатских банках, пыхнул сигарой.
- Так вот, - сказал он. - Не буду крутить вокруг да около. Там, - Длинный ткнул пальцем в потолок, - есть мнение, что ситуация в известном тебе регионе далека от оптимальной. Погоду там теперь делает УСБ. А он стал совсем диким… Мы пытались влиять на него через Мактаб-аль-хида-мат, но теперь этот номер не катит. Усама осознал себя едва ли не пророком. В общем, будем с ним кончать, Найджел. Он уже всех достал.
- Ты сказал: наверху есть мнение. Ачье это мнение? - поинтересовался Н. Г. Линч посмотрел на бывшего коллегу с прищуром, сделал глоток и ответил:
- Я разговаривал с Абрамсом. Ты его знаешь.
- Еще бы! Он сейчас мальчик Кондолизы?
- Да, он помощник Конди.
- Это серьезно, - кивнул Н. Г. - Но при чем здесь я и афганский героин?
Длинный легко поднялся из кресла и сел к роялю. Он открыл крышку "бернстайна" и забренчал что-то джазовое… Н. Г. ждал ответа на вопрос. Линч оборвал игру на середине длинного пассажа, крутанулся на рояльном сиденье и ответил:
- Афганский опиум - это большие деньги. Не все статьи расходов, Найджел, можно провести легально… а бабки от продажи героина мы можем направлять куда угодно, ни перед кем не отчитываясь. Понял?
- Понял.
- Не пройдет и года, как мы возьмем Афганистан под полный контроль. Вот тогда настанет время афганского героина… не той мелочевки, которой занимаешься ты (Н. Г. поморщился)… Да, да, не той мелочевки, которой занимаешься ты, Найджел, а настоящих поставок и настоящих денег. Для организации этой работы нам нужны люди с опытом… ты нам подходишь.
- Вам - это кому? - спросил Н. Г. Он уже начал кое-что понимать, но до сих пор не мог в это поверить.
- Патриотам нашей страны, Найджел… мы не стремимся афишировать себя, но нас не так уж мало. Наши люди работают в военной разведке, Генеральном штабе, в управлении спецопераций. Мы трезво смотрим на вещи и пользуемся поддержкой высшего политического руководства.
Линч снова крутанулся к инструменту и сыграл начало гимна. Н. Г. трижды хлопнул в ладоши: браво, браво…
- Браво, - сказал он. - Патриотизм - ходовой товар?
Линч, повернувшись ответил:
- Ты циничен, Найджел. Но если ты так ставишь вопрос, то я отвечу: не думай, что все средства от продажи афганского порошка уйдут черт-те куда… не волнуйся, тебе тоже хватит. Так что можешь быть спокоен: патриотизм - ходовой товар, старина.
- Допустим, - сказал Н. Г, - допустим, я тебе верю.
- Без "допустим", Найджел, без "допустим". Ты либо принимаешь то, что я тебе сказал, и говоришь: да. Либо…
- Либо?
- FNO[24] , Найджел.
- Здорово, Боб, здорово.
- Да брось ты, старик. Если ты с нами - тебе некого бояться… Это ведь я тебя рекомендовал. А к моим рекомендациям там (палец показал на потолок) прислушиваются.
Там, куда указал палец Линча, была палуба, а на палубе охрана и две девки… Н. Г. улыбнулся и сказал:
- О'кей. О'кей, Длинный… раз уж ты меня рекомендовал, то ответь мне на пару вопросов.
- Твоя доля?
- Это мы обсудим позже… Это мы обязательно обсудим, но чуть позже. Для начала я хотел бы понять механизм.
- Спрашивай, - кивнул Линч.
- Что значит: мы возьмем Афганистан под полный контроль?
- Под полный - значит под полный. Мы введем войска.
- Ого! Для этого нужен очень серьезный повод.
- Повод будет.
- Какой?
- Не знаю. Это не моя линия. Но повод будет очень серьезный. Вопрос прорабатывают специалисты. В сентябре, в самом крайнем случае в октябре, повод будет… После этого мы введем войска в Афганистан. Мы поставим раком "Талибан", посадим дикого УСБ в клетку. У нас будут развязаны руки… Под плантации мака можно пустить дополнительно не меньше сотни тысяч гектаров отличной земли севернее Гиндукуша… в долинах Амударьи, в долинах Кабула, Логар, Сароби… в провинции Герируд…в нагорье Хазараджат… Это десятки тонн героина, Найджел! Чистейшего - "три девятки". Ну, впечатляет?
