Зона зла

За день до встречи Крюков пригласил всех, кого отобрал в свою команду, прибыть на дачу. Они, не зная один другого, приехали в Мамонтовку на электричке и без большого труда в поселке Сосновка нашли дом, окруженный забором и лесом.

Крюков сам встречал их у калитки, впускал внутрь усадьбы. Потом они прошли к даче и оказались на просторной застекленной веранде. Молча заняли места за столом, на котором стоял медный, начищенный до солнечного блеска самовар. Крюков с удовлетворением отметил, что все стремились устроиться так, чтобы свет падал в спины, позволяя лицам оставаться в тени. Уже в этом ощущалась школа, давшая людям привычку не бросаться в глаза.

Мужчины сразу обратили внимание на единственную женщину, которая прибыла вместе с ними, и теперь неназойливо старались ее разглядеть и угадать — кто она и зачем появилась на этой встрече.

— Господа, свои отношения мы уже оформили документально. — Крюков дал им возможность обдумать свои слова и продолжил: — Деньги, которые положены каждому из вас, внесены в банк. Его название и реквизиты я сообщу чуть позднее. Сейчас я познакомлю вас друг с другом и расскажу о задаче, которую нам предстоит решать. Итак, знакомьтесь. Госпожа Вера Васильевна Анисимова…

Верочка встала и дружески улыбнулась собравшимся. Мужики есть мужики, и она знала, что каждый сейчас ощупывает ее глазами, пытаясь представить, какие отношения можно с ней завязать.

— Там, где нам предстоит работать, Вере Васильевне придется изменить облик. Чтобы казалось — в команде одни мужчины. Далее, Лукин Алексей Сергеевич. Спецназ флота…

Лукин встал, позволив оглядеть себя.

— Юрий Петрович Демин. ОМОН. Сергей Денисович Мишин. Армейский спецназ. С вами я уже знакомился. Итак, нас пятеро. Вопросы есть? Вопросов нет. Тогда, если вы не против, пройдем в помещение.

В большой прохладной комнате на голых, оструганных до белизны досках просторного стола лежала карта. Мишин с первого взгляда определил — это так называемая «пятисотка», мелкомасштабная оперативно-тактическая карта, один сантиметр на которой равнялся пяти километрам на местности. Такой масштаб позволял топографам изобразить на бумаге особенности рельефа, нанести на нее сеть дорог, указать даже небольшие населенные пункты.

Подобные карты предназначаются для штабов, планирующих военные операции и передвижение войск. Кроме того, их используют в авиации в качестве полетных. Обилие коричневого цвета подсказывало, что район действий лежит в горно-лесистой местности.

Вошедшие расположились вокруг стола. Крюков положил на карту ладонь.

— Это территория Боснии. Думаю, вы уже поняли — работать нам придется именно там.

Слова прозвучали тревожно. В Боснии шла война. Судя по информации, которая звучала с экранов телевизоров, война жестокая, без правил и милосердия; война, не имевшая видимых целей и конца.

— Прежде чем рассказать о нашей задаче, обрисую в самых общих чертах военно-политическую обстановку…

Крюков взял большой плотницкий гвоздь, лежавший у карты, и, пользуясь им как указкой, обвел широкий овал.

— Немного помолчу, а вы вглядитесь в карту. Мне очень важно, чтобы она в какой-то мере запечатлелась у вас в памяти. Особенно эта ее часть…

Крюков обвел гвоздем овал размерами поменьше первого.

— Это район Восточно-Сербских гор со сложной системой хребтов и ущелий. Здесь как раз и ведутся основные военные действия. С общечеловеческой точки зрения, этой войне нет оправданий, хотя ей можно дать объяснения. Одно из таких объяснений заключает в себе очень хитрую спекуляцию. Если ей верить, то борьба в Боснии ведется между хорватами, сербами и «мусульманами». Эта триада стала для европейского обывателя привычной, и мало кто пытается задать вопрос: почему две стороны конфликта — хорваты и сербы — определяется по этническим признакам, а третья — по религиозному. В этом заключена вся хитрость. Всякий, кто в силу незнания фактов принимает такое деление, теряет возможность разобраться в истине, понять глубинную суть проблемы. А она в том, что сербы, хорваты и некие «мусульмане» по этническим признакам в одинаковой степени южные славяне. У них общие исторические корни, родственные языки. В лингвистике ученые не делят язык сербов и хорватов, а объединяют его в один — сербско-хорвате кий или, чтобы не задевать хорватов, — в хорватско-сербский.

— Что же тогда их разделило? — Лукин задумчиво щелкал костяшками пальцев.

— Только религия. Долгое время территорию Балкан и берега Адриатики населяли племена южных славян. Именно на этих землях сталкивались три волны религиозной экспансии — католической, православной и мусульманской. Часть южных славянских земель оказалась под владычеством Турции. Западные территории — Словения, Хорватия — попали под руку Австрийской империи Габсбургов.

Владычество Византии на землях южных славян оставило после себя Православие. Оно сохранилось в северо-восточных частях Балкан, традиционно близких России по духу и ее поддержке в борьбе с турками. Разорванные и разделенные между собой, люди одной крови и языка невольно начинали испытывать отчуждение. Турки насаждали ислам не только силой, но и экономическими методами. В языке сербов до сих пор существуют два слова — «райа» и «райетин». Так называют христиан, которые были подданными Турции, но не принимали ислама, а потому платили за это специальную подать. Поскольку любовь людей к налогам хорошо известна, нетрудно представить, что для многих сделать обрезание оказывалось проще, нежели регулярно относить в казну деньги незнамо за что… Итак, южные славяне распались на три ветви, разделенные не по этническим, а по религиозным признакам. У сербов сохранилось православие. Говорят они на сербско-хорватском языке, пишут на кириллице. Как и мы с вами. Хорваты, имея тот же хорватско-сербский язык, исповедуют католицизм и пишут на латинице. Часть жителей юговосточной Боснии сохранила приверженность к исламу. Следовательно, конфликт и кровопролитие идут между людьми одной крови — южными славянами разных конфессий.

— Чудовищно! — Мишин стал сильно растирать затылок, словно старался избавиться от головной боли. — Я почему-то всегда считал, что церковь, религия должны смягчать жестокость, вселять в людей доброту и смирение.

— Если бы. Любое вероучение имеет две стороны. В исламе и христианстве есть догматы, поощряющие борьбу с неверием. А неверные — это все, кто исповедует иные вероучения. Этим умело пользуются силы, которые ведут борьбу за обладание политической властью в стране. Кстати, в официальных названиях государственных образований каждой из воюющих сторон религиозные мотивы не фигурируют. Мусульмане называют свое государство «Республика Босния и Герцеговина». Другая сторона именует себя «Сербской республикой».

— Ясно, что дело темное. — Мишин умел подводить итоги глубокомысленными, но ничего не значившими фразами.

— Теперь о военной обстановке, в которой нам придется действовать.

Мишин обратил внимание на то, что Крюков сказал «нам», а не «вам». Он подчеркнуто ставил себя в ряд со всеми, не выделял свое командирское положение, свои знания, которыми делился с остальными. Это сразу понравилось.

— Прежде всего, армии у боснийских сербов, какой она должна быть по нашим представлениям, не существует. В лучшем случае я бы назвал ее партизанским ополчением. Война ведется возле собственных домов. Это ослабляет дисциплину и без того к ней не приученных вояк. Они могут не выполнить приказ, могут уйти с поста домой. И чаще всего такое сходит с рук.

— А командиры? — Лукин пытался нащупать главное. — Они-то понимают, что к чему?

— Командиры тоже разные. После развала югославской народной армии лучшие офицеры остались либо на стороне Белграда, либо Загреба. Высшее командование боснийцев — специалисты. Но чем ниже уровень подразделений, тем разношерстнее командный состав. На взводах есть сержанты, отслужившие действительную службу в армии рядовыми. Есть танки, артиллерия. А вот взаимодействовать с пехотой они не обучены. Оборона — очаговая. Окопы в полный профиль не отрываются. Атаки ведутся в лоб. Точность стрельбы артиллерии подменяют массированием огня.

— Вывод? — Мишин выглядел хмуро, сосредоточенно. — Нам же с этой публикой не воевать.

— Я о том же. — Крюков рассеянно постучал пальцами по карте. — Поскольку в случае чего надеяться на чью-то эффективную поддержку не приходится. Более того, при всех обстоятельствах от войск нам лучше держаться подальше.

— Подальше так подальше, — согласился Демин.

— Теперь о задаче. Нам будет заплачено за уничтожение базы подготовки спецподразделений мусульман «Зелена песница» — «Зеленый кулак».

— Ха-ха! — сказал Демин скептически. — Не хило. Это впятером?

— Командир, — Мишина осенило, — а почему на такое дело сербы не послали своих спецов? Местность им хорошо знакома…

— Верно, только спецподразделений у боснийцев как таковых нет. Точнее, они есть, но опытных бойцов мало. В югославской народной армии в спецназе белая кость — сербы — предпочитали не служить. Там обучались и работали крутые хорваты и сербы-мусульмане. Теперь это дает о себе знать. И еще. Наши задачи, планы, намерения знать никто не должен. У них все течет наружу, как из дырявого ведра. Слух о нашем появлении по горам пройдет быстрее звука…

— Ясно. — Лукин задумчиво покачал головой. — Это нам знакомо. Бывало, в штабе флота не выяснишь, когда и куда ушли лодка или корабль. А в гарнизонном магазине — запросто.

— Чтобы о нас не узнавали в магазинах, будем придерживаться единой легенды. О нашей истинной миссии знают только два высших сербских генерала. Для всех остальных, кем бы они ни были, будем говорить, что отряду поручено проведение диверсий на «Пути Аллаха». Это тыловая дорога мусульман между Сараевом и Горадже. Мы будем действовать на участке между Сьетлиной и Реновицей. Мы обычные российские добровольцы. Серьезных разговоров с вами в присутствии сербов, даже если это их начальство, я вести не буду. Все, что скажу в подобных условиях, во внимание не принимать.

— Круто. — Демин произнес так, что было непонятно — осуждает он или одобряет решение командира.

— Нормально. Нам предстоит работать в окружении. Потому лучше войти в состояние настороженности сразу и сохранять его до конца операции. Свои — только мы пятеро. Все остальные для нас — чужие. И еще. Важно, чтобы вы не оказались в плену идеологических мифов. Один из них в том, что у сербов якобы существует генетическое уважение к русским. Что достаточно сказать сербу: «Я из России», и тебя приветят под каждой крышей. Думать, что это правда — значит, обманывать себя. Люди там живут своими заботами, у них хватает бед и горя, большинству наплевать, кто вы и откуда. Если русские — занимайтесь своими делами и нам не мешайте…

— Но есть же… — Демин посмотрел на Крюкова и сделал неопределенное движение пальцами. — Все же кто-то и хорошо относится?

— Кто-то? Конечно. Я только против универсальных обобщений: сербы нас уважают, поляки — не любят. Такие подходы иначе как дурацкими не назовешь. А вы, Юрий Петрович, сербов любите? Если да, то скольких из них вы знаете? Впрочем, могу задать и такой вопрос: а как вы относитесь к русским? Или для вас один хорош, а другой — дерьмо?

— Вы не верите в дружбу народов? — Демин никак не мог совместить то, что услышал, с тем, что слышать привык.

Крюков пожал плечами.

— Дружба народов, Юрий Петрович, — это муть, которой мы забили себе головы. Иное дело — дружба людей. В волчьей профессии, которой мы зарабатываем на жизнь, можно положиться только на оружие и на себя. Это факт.

— А что! — Демин тряхнул головой — Я точно так же думал, но сформулировать для себя четко не мог.

— Это естественно. Уже давно замечено, что многие наши беды проистекают из стремления измерять явления жизни словесными примитивными формулами. В большинстве своем мы не умеем видеть и честно объяснять себе жизнь. Свои мысли о том, что мир нужен всем без исключения, мы приписываем тем, кто нам улыбается. Мы говорим убежденно: «Весь мир заинтересован в мире». А между тем далеко не весь мир думает так, как мы. Да и мы сами, между прочим, неодинаковы. Когда я слышу: «В мире заинтересованы все народы», я спрашиваю: «А в каком именно?» Потому что каждый рисует себе мир на собственный лад. Стражи исламской революции считают возможным все живое на Земле выжечь огнем священной войны и на оставшемся утвердить полумесяц. В США немало людей исповедуют идею, что лучше быть мертвым, чем русским…

— Есть вопрос, Александр Алексеевич. — Лукин старался зрить в корень. — Мне казалось, что армия сербов более боеспособная, чем у мусульман. Судя по тому, что вы сказали, это не так, верно?

— Не хуже и не лучше. Как говорят, два сапога… Более того, у боснийцев за спиной поддержка Запада и мусульманских стран. Специальной подготовкой некоторых подразделений успешно руководили иностранные инструктора. В их числе известные в мире «солдаты удачи» полковники Майкл Пек, Алекс Маккол, майоры Боб Маккензи, Джон Донован. Делается это за хорошую плату. Инструктора регулярно меняются…

— Ясненько… — Мишин произнес это с нескрываемой озабоченностью. — Можно услышать подробности о базе «Зелена песница»? Я так запомнил?

— Так точно. База расположена рядом с небольшим поселком Горни Точак. Вокруг лесистые горы. Удобный подъездной путь. один — с востока. Это дорога, проторенная гужевым транспортом. По ней может пройти машина, но далеко не каждая. Местные условия создают удобства для охраны и обороны объекта.

— На кой им было загонять базу в такую глушь? — Мишин по привычке искал рациональное объяснение явлениям, с которыми сталкивался.

— На мой взгляд, место выбрано идеально. В середине Европы спрятать такое гнездо не так-то просто.

— Какой там гарнизон? — Лукин брал быка за рога.

— Обучаемых, или лиц переменного состава, — сорок пять. Постоянный состав — обслуга вместе с начальством — двадцать два солдата и офицера. В их числе командир базы — майор. Три иностранных инструктора. Один англичанин, араб из Ирана и пакистанец.

— Круто. — Опять мнение высказал Демин. — Итого семьдесят против пятерых. Даже если их просто перекричать и то…

— Подсчет неверный. За день до начала акции на базе произойдет выпуск курсантов. Уедут все сорок пять. Переменный состав живет не в гарнизоне, в селе Огнярница. На ночь те, кто не находится на дежурстве, уезжают домой. Таким образом, мы будем иметь дело с караулом в семь человек и тремя инструкторами, которые постоянно обитают в гарнизоне.

— Я думаю, сдюжим. — Мишин уже понял, в чем дело, и считал, что во всем остальном они разберутся со временем.

— Я тоже так думаю. — Крюков энергично потер руки. — Теперь о подготовке к делу. Вот вы, Мишин, скажите, сколько раз вам пришлось стрелять за последний год?

Мишин пожал плечами. Вопрос требовал прямого ответа, но прямо на него отвечать не хотелось. В отрицании содержалось нечто, бросавшее тень на собственное умение стрелять.

— Уже год, как меня уволили. А что?

— Просто я не очень высокого мнения о стрелковой выучке армейских офицеров.

— Почему так? — Мишин спросил с обидой.

— Человек только тогда может отлично владеть оружием, когда оно постоянно при нем. Это как в бильярде: мастер должен брать в руки кий каждый день.

— Где же есть такая возможность, чтобы брать пистолет и ежедневно стрелять?

— Вот именно, где. У нас в стране самое большее, что со времен Сталина власти разрешают офицеру носить повседневно, — это погоны. А вот пистолетики господам командирам приказано хранить на службе в большом железном сундуке под замком. Ключ от сундука, как водится, в другом ящике, под другим замком и пломбой…

— И стоит ящик на макушке дуба, — поддержал Лукин. — Если офицер сумел на дуб забраться — это уже ЧП.

— Не надо иронизировать. — Мишин хмурился, словно все, что бьыо сказано, относилось лично к нему.

— А почему не надо? — Крюков не согласился. — Лишая офицеров права на оружие, власть выражает им недоверие. Вы, конечно, не помните времена Брежнева. Но при нем был характерный случай. Военная контрразведка узнала, что офицер, служивший в Петрозаводске, взял пистолет и скрылся из части. Это случилось в канун встречи космонавтов в Москве. И что наши чекисты предприняли? Они первым делом выдернули из торжественной процессии машину партайгеноссе Брежнева. Боялись, что будет покушение на него. Теперь скажите, кому пришло бы в голову отобрать револьверы у офицеров царской армии, когда в полк приезжал император Николай. Без разницы — номер один или два?

— Ну накидали проблем, — Демин усмехнулся. — От неумения офицеров хорошо стрелять до покушения на Брежнева. А если разобраться, то все идет от разумных мер безопасности.

— Мышление жандарма, — угрюмо сказал Лукин.

Крюков оставил реплику без внимания.

— Разве не разумнее доверять тем, кто дал присягу? Недоверие всегда рождает протест.

Демин стоял на своем:

— Будто в других странах не так.

— Так, — перебил Лукин, — только далеко не везде и не всегда. Ты слыхал историю карьеры немецкого фельдмаршала Роммеля? Так вот, он командовал полком вермахта. Однажды в полк еще никому не известного полковника приехал с инспекцией фюрер — Адольф Гитлер. Как ты понимаешь, на полк загодя навалились эсэсовцы. Все окружили, оцепили, опутали. Ждут фюрера, время идет, а Роммель полк на плацу строить отказывается. К нему и так и сяк: Гитлер вот-вот появится, и будет большой скандал. А Роммель стоит на своем: уберите из части всех эсэсовцев. Всех до одного. Солдаты и офицеры полка присягали фюреру, и оскорблять их честь недоверием не имеет права никто — ни СС, ни гестапо.

— И что?

— Эсэсовцев из полка пришлось убрать.

Фюреру доложили, что меры безопасности сорваны полковником Роммелем. Эффект оказался обратный. Гитлер выделил Роммеля из других, и фактически с того момента полковник попер вверх по ступеням карьеры…

— Согласен, у немцев есть чему поучиться.

— Кое-чему можно учиться и у папуасов. У немцев учиться стоит многому. Особенно в воинской дисциплине, в офицерских взаимоотношениях. Возьмите того же Гиммлера. Что он сволочь — неоспоримо. Но были у него черты, которые нашему грузинскому палачу Берии даже не снились.

— Что имеете в виду? — Теперь уже предложенной темой заинтересовался Мишин.

— Отношение к подчиненным. Был случай, когда Гиммлер приехал с инспекцией в боевую часть СС. Ночью. Внезапно. Его встретил дежурный по полку. Доложил: «Командир полка спит. Приказал разбудить через два часа». «Будите сейчас», — приказал Гиммлер. «Нет, рейхсфюрер, — офицер воспротивился, — командир не спал двое суток. Я разбужу его, когда он приказал. Если вам что-то необходимо, я готов исполнить». — «Отлично, — сказал Гиммлер. — Полк, где приказы командира исполняются с такой точностью, в инспекции не нуждается». Что уж он там думал, трудно сказать, но головы ни у кого не полетели. Теперь поставим в такие обстоятельства любого из наших начальников. Вне зависимости от времени — Сталина, Жукова, Брежнева, Горбачева, Ельцина… Кого еще можем вспомнить?

— Это точно, — вздохнул Мишин, — советское начальство самое начальственное в мире.

— Хорошо, — прервал их беседу Крюков, — вернемся к нашим баранам. Мне не очень приятен ваш экскурс в гитлеровские времена, но вывод один: наши офицеры стреляют плохо…

Странно устроены люди. Любой профессионал считает себя вправе критиковать свое дело и своих коллег. Но выскажи такую критику посторонний — ее встречают в штыки.

— Не так уж плохо. — Мишин сразу вступился за честь мундира. — Наш батальон на всех проверках меньше отличной оценки не получал.

— Разве в оценке дело? — Крюков стоял на своем. — Оно в принципах. Все вы служили в армии и не по одному году. Тогда скажите, кто из вас имел возможность в неурочное время взять свой пистолет, получить патроны, в конце концов, купить их за свои деньги и вволю пострелять в тире? Готов спорить — никто.

— Да, но… — Мишин не хотел уступать.

Однако Лукин поднял руку, обращенную открытой ладонью к нему.

— Давай не спорь. Полковник прав. Самое полезное для нас пострелять. Поболтать успеем потом.

Крюков улыбнулся.

— Я к этому и вел разговор. Два дня мы проведем в Мытищах на стрельбище. Патронов хватит. Программы — никакой. Важно, чтобы к вам вернулось чувство оружия. Всем следует подумать об одежде. Прошу обратить внимание: я не говорю о форме. Никаких намеков на однообразие. Вы — мелкие коммерсанты из новых русских. Без особого опыта и особо больших денег. Ни единого предмета военного образца. Ничего нового. Разве что галстуки и шляпы. Все остальное — секонд хэнд. Если по-русски — бэу. Полетим все одним самолетом, но каждый сам по себе. Знакомства между собой не обнаруживать. Я объясняю понятно? Вопросы?

— Куда летим?

— Авиабилеты у всех до Белграда. Там нас встретят. И еще, это касается вас, Вера Васильевна. До Белграда вы у нас — женщина. Подумайте, как лучше обставить свое преображение. Да, пока не забыл. Никаких темных очков. Не следует привлекать к себе внимание. Оружие и форму приобретем уже в Боснии. Теперь снова вернемся к карте. Желательно, чтобы все вы ясно представляли район наших действий. Главным стержнем, вокруг которого будем ходить, — река Кривудав. В переводе на русский — река Кривуля. Течет по узкой долине с юга на северо-запад. С востока долину реки подпирают три хребта. Северный — Голетан. То есть Голый, не поросший лесом. Высшая точка — Дебела Глава — Дурья Башка. Высота 1128 метров. Далее на юг через узкую долину лежит хребет Литице. По названию близок к Голетану и звучит как «Голые скалы». Господствующая точка — Троглав. Высота — 1200 метров. Между кряжами Голетана и Литице пробила русло река Бистар…

— Быстрая? — Демин вдруг ощутил желание угадывать смысл слов чужого языка, но так похожего на родной.

Крюков с самым серьезным видом подтвердил:

— Почти что так. Но понимать надо иначе. Бистар — значит прозрачный, чистый. Бистрина — прозрачность, чистота. А то, что имеет в виду Юрий Петрович, звучит как «брз».

— Ясно.

Демин отвел глаза, стараясь скрыть смущение. Он не учел, что в близких языках одинаково звучащие слова часто имеют противоположный смысл. Баня по-сербски — курорт. Гусар — пират. Губица — рыло, морда. Короче, угадывать никому не возбранено, но лучше все же предварительно спрашивать об истинном смысле слов.

— Продолжаю. — Крюков сделал вид, что смущения Демина не заметил. — Самый южный кряж — Шушняв. То есть покрытый листьями. Тянется с юго-запада на северо-восток. В ущелье между хребтами Литице и Шушняв протекает река Тузлав — Грязная. В ливни вода ее буреет от глины. Впадает в Кривудав. Долина этой реки для нас закрыта. Вдоль дороги по левому берегу несколько населенных пунктовУ подножия Голетана — село Лозница. Возле устья Бистара село Табакана. Интересующий нас объект находится в верховьях долины Тузлава. Объект включает в себя Турский градец — старую турецкую крепость и хутор Огнярницу на северо-восточном склоне Шушнява. Вход в долину Тузлава прикрывает хутор Стражница. Здесь все приспособлено к обороне — огневые бетонированные точки, пристрелянные рубежи. Вполне возможно, что есть минные заграждения…

Два дня поряд, возвращаясь со стрельбища, они продолжали работать с картой, стараясь запечатлеть в памяти особенности рельефа, систему дорог, расположение населенных пунктов.

У военных и географов нередко одни интересы, но разные цели…

Акт второй

Милена встретила Илича у полевой кухни штаба во время обеда. С алюминиевой миской чорбы она подсела к нему.

— Есть интересные новости.

— Что опять?

— Прибыла группа русских.

— Русские сюда приезжают часто. Добровольцы. «Царские волки» или как их там…

— Это не «волки». Что-то другое.

— Почему так решила?

— Группа небольшая. Пять человек. С ними общаются только сам командующий и полковник Циринарич из разведки.

— Хорошо, успокойся. У меня с Циринаричем так, — Илич согнул указательные пальцы обеих рук крючками, сцепил их и потянул в разные стороны. — Попрошу его, он подключит меня к делу. Все и узнаем.

План Иличу удался. Пришлось лишь напомнить шефу, что он, Звездан, свободно говорит по-русски, и вопрос решился как бы сам собой.

Большим своим успехом Илич счел то, что ему довелось присутствовать на совещании русских, которые уточняли последние детали выхода на «Путь Аллаха» для проведения там диверсий. Проводил совещание полковник Черный. Так командира русских представили Иличу в штабе армии. Истиную фамилию его вряд ли знал кто-то, кроме начальника штаба. Да разве в фамилии главное?

Русские собрались у подробной карты района действий. Ее из разведотдела принес сам Илич и, старательно разгладив, расстелил на столе в домике, где поселили диверсантов.

— Я избрал кружной, но безопасный путь. Попрошу запомнить маршрут. — Крюков посмотрел на товарищей. — Война. На ней может всякое случиться…

Капитан Илич кивнул понимающе: он явно одобрял предусмотрительность русского командира.

— Так, — Крюков двинул карандаш по предполагаемому маршруту. — От Циглана двинемся на северо-запад до Брезова. Затем круто берем на юго-запад. Хотелось бы добраться на машине до Ниски Воды, но сумеем ли — это вопрос.

Илич с деланным безразличием следил за движениями карандаша по карте. Окончив прорисовку маршрута, Крюков спросил серба:

— Как считаете, капитан, такой план осуществим?

Илич изобразил глубокую задумчивость. Потрогал лоб, помял подбородок, провел пальцем по усам. Потом высокомудро изрек:

— Разумный план. От Циглана до Брезова вы проедете без труда. До Ниски Воды дорога хуже. Хотя там расстояние небольшое, лучше пешачити. И само будите будни!

Мишин насчет «пешачите» понял. Что такое «будите будни», тут же пояснил Крюков, подсказав Иличу русский вариант выражения — «Будьте бдительны».

Лукин обратил внимание на несоответствие привязки маршрута к тем точкам, которые они намечали еще в Москве. Но тут же вспомнил предупреждение командира, что в присутствии посторонних разговоров о подлинных задачах группы идти не будет. Вспомнил и сразу утратил интерес ко всему, что объяснял Крюков.

— Нам выделена машина — джип-вездеход. Стоит у штаба на охраняемой стоянке. Уходим завтра в шесть утра. Демин берет машину и подгоняет ее сюда. Здесь грузимся, и вперед!

Крюков посмотрел на Илича.

— Скажите, капитан, с кем у нас больше всего вероятности встретиться в рейде? Я имею в виду душманов.

Крюков задал вопрос Иличу, но первым на него среагировал Мишин. Слово «душман» для него все еще оставалось отголоском афганской войны, и он воспринял его с удивлением, как оговорку.

— Душманов?!

— Такое. — Илич понял удивление Мишина правильно. — По-русски «враг», по-сербски — «душман».

— Ясно. — Мишин тряхнул головой, продолжая удивляться странным капризам языка людей. — Вот уж не думал…

Илич мгновение помедлил, думая, как поточнее сформулировать мысль. Врать он не собирался. Это не вызывалось необходимостью.

Русские могли получить консультацию у других специалистов разведки, и сопоставление сведений бросило бы на него если не подозрение, то тень некомпетентности.

— Встречи могут быть самые разные. С разведкой мусульман и хорватов. С боевыми армейскими подразделениями. С группами мусульманской милиции. С добровольцами…

— Кого имеете в виду? — Демин попросил уточнения.

— На той стороне есть формирования моджахедов из Ирана, Афганистана. Есть бойцы из Ливана. Одно время были даже фашисты из Норвегии. Но наиболее опасны — усташи. Хорватские фашисты.

— Идейные? — Демина интересовали детали.

— Не думаю. Среди усташей много уголовников. Им выгодно носить военную форму. И оружие.

— Спасибо, капитан. — Крюков произнес это так, что все поняли — разговор окончен. — Теперь, если вы позволите, мы отдохнем.

Все встали.

— Симпатичный человек, — сказала Верочка, когда Илич вышел.

— Командир, — Мишин задал вопрос словно бы между прочим, — как я понял, наши планы не меняются? Это в отношении движения на Кривудав?

— Конечно, мы же давно обо всем договорились.

— Но вы докладывали так убедительно…

— А как можно иначе?

— Это было необходимо? — Демин любил уточнять детали. — Весь спектакль для одного человека?

— Конечно, Юрий Петрович. Умолчание — худшая ошибка в подобных делах. Вы никогда не обращали внимание на российские заборы? В них обычно ни дырочки, ни щелки. А народ любопытен. За забор только слепому взглянуть не хочется. На Западе на стройках в таких ограждениях специально оставляют дыры. Тебе интересно? Загляни. Вы думаете, наше появление здесь не будет замечено? Еще как! И сразу появятся любопытные. Удовлетворить их интерес к себе мы должны сами.

— Думаете, этот Илич организует утечку?

— Не знаю, тем не менее укладывать свой парашют каждый десантник должен сам. Разве не так?

— Вам не понравился Илич?

— Почему? Нормальный мужик.

Крюков не лицемерил. Серб-капитан вызывал у него симпатию. Легкий, подвижный и в то же время крайне сосредоточенный, он оставлял приятное впечатление. От него исходили явственно ощутимые волны энергии. По отзывам начальников, с которыми общался Крюков, Ийич был «храбар войник». Уже с первых дней войны лейтенант выделился среди других офицеров удачливостью и получил под команду взвод разведки. В делах, как говорили, ему сопутствовал успех. Он без страха совершал глубокие рейды в тыл противника, приводил с собой пленных, приносил ценные сведения об обороне и планах чужой стороны.

После тяжелого ранения Илича оставили при штабе, и он занимался оперативной работой в разведотделе. К группе Черного — так был представлен Крюков всем, кто с ним общался, — Илича приставили с учетом, что он свободно говорил по-русски. Никто, в том числе непосредственный начальник Илича, не знал, сколько ловкости потребовалось капитану, чтобы получить это назначение.

Вечером, ближе к полуночи, к Иличу пришла Милена. Устало швырнула на стол дамскую сумочку, сняла пояс с пистолетом. Села на край постели, где лежал, вытянувшись в рост, Звездан.