Зона зла

Некоторое время спустя Медина и сама стала искать близости со своим повелителем, отдавалась ему с радостью и удовольствием. Тайна тайн открылась перед ней с самой прекрасной ее стороны. Единственное, что заставляло сдерживать страсть, сжигавшую девушку, и умерять желания, было повеление пророка: «О вы, которые уверовали! Пусть просят разрешения у вас те, которыми овладели ваши десницы, и те, которые достигли зрелости, три раза: до молитвы на заре, когда снимаете одежду, после полудня, и после вечерней молитвы — три наготы у вас. Нет ни на вас, ни на них греха после них: тогда ходите одни из вас к другим. Так разъясняет вам Аллах знамения!»

Три наготы в день Медине почти всегда оказывалось мало, но преступить поучение не могла ни она, ни сам мулла.

Нуратдин умер внезапно, когда Медине было шестнадцать. Его вдова госпожа Айша без раздумий и колебаний выставила девчонку из дома.

Начать жизнь на улице, без моральной и материальной поддержки, для неопытной девушки дело совсем не простое. Медине пришлось Ьспытать немало злоключений. Она занималась проституцией в Загребе и Белграде, была стриптизершей. В двадцать лет окончила курсы радиотелеграфистов. Тогда же сменила мусульманское имя Медина на Милену и поступила на службу в югославскую народную армию. Работая в армейском штабе, познакомилась с сержантом Зораном Вуковичем и сблизилась с ним.

Вукович происходил из семьи богатых сербов-мусульман, и родственные души объединились. Состоя на сербской службе, они начали работать на военную разведку боснийских мусульман. Милене Илич пришелся по душе с первого взгляда. С того времени, как Зоран ушел к своим, она томилась, не имея возможности предстать в наготе своей перед мужчиной хотя бы раз в день.

Илич все правильно понял. Он не боялся и не стеснялся женщин. В селе, где Илич родился и рос, несмотря на строгие нравы и православную церковную мораль, жизнь брала свое.

С наступлением вечера, когда Божий глаз терял остроту и способность подглядывать за греховными делишками прихожан местной церкви, благочестие уступало место неутоленным желаниям и похоти. Даже местный священник — душебрижник — отец Петр, подобрав рясу, отправлялся в гости к удовице — вдове Соколич, богатой телом и переполненной страстями. Отец Петр не считал грех телесный грехом смертным и любовные проступки сельчан — мужчин и женщин, исповедовавшихся ему, с легкой душой прощал от имени Бога-вседержителя, творца неба и земли.

В четырнадцать лет Звездан совершил первое грехопадение. Произошло это настолько неожиданно, что мальчишка буквально обалдел от свалившейся на него сладости и постыдности содеянного.

В один из дней лета Звездана пригласила зайти к ней во двор удовица Олга Божич. Ей нужно было выкопать яму для компоста. Звездан работы не боялся, лопатой орудовал споро. Он стоял на дне ямы, доходившей ему уже до плеч, когда на ее краю появилась Олга. Она встала над ним как монумент, одетая в легкое платье с рукавами до плеч. По случаю жары исподнего на удовице не оказалось.

Звездан случайно поднял голову и увидел то, о чем до того только слышал, когда мальчишки говорили между собой «про это».

Один взгляд, а Звездана будто током шибануло. До той поры мало знакомое ему волнение заставило задрожать руки и ноги. Низ живота потяжелел, мужское естество, не подчиняясь разуму, напряглось, напружинилось, закаменело.

Вдова стояла у ямы как капитан на палубе корабля в качку — широко расставив ноги, и Звездан не мог побороть любопытства. Едва копнув лопатой, он выбрасывал землю наружу и кидал взгляд вверх…

Позже, приобретя опыт общения с женщинами и разгадав некоторые их хитрости, Звездан понял, что Олга ничего случайно не делала. В ее поведении все было продумано так, чтобы паренек пал жертвой искушения и соблазна как бы само собой. Так и случилось, когда удовица пригласила мальчишку, который закончил работу, пообедать — поручати — с ней.

Она все обставила так, чтобы виновником происшедшего в собственных глазах остался Звездан. Он долго был уверен, что соблазнил и одолел удовицу против ее желания и воли, такую одинокую и беззащитную. А Олга, лаская и не отпуская от себя мальчишку, уговаривала его не губить ее и никому, даже самым верным друзьям, не рассказывать о случившемся. И Звездан дал страшную клетву — клятву — и перед распятием побожился, что никогда не станет кривоклетником — клятвоотступником.

Обещание Звездан сдержал. Он вообще не был трепачом.

Газдарка — хозяйка Олга — славно поработала над сексуальным развитием Илича. Ой, славно! Общаясь с ней, набираясь мужского опыта, парень постепенно пришел к выводу, что бабе в той же мере сладко с мужиком, как и мужику с бабой. Коли так, то нет нужды тратить силы и время, волочиться за каждой юбкой. Если возникло у тебя желание, ищи ту, которая его разделит. Задавай вопрос: «А вы, милая, со мной не желаете? Нет? Простите. Для меня священно ваше желание и нежелание. Адью, мадам!»

Практика подтвердила правильность избранного Иличем пути.

В своем селе, не порывая с газдаркой удовицей Олгой, он втайне шастал и по другим дворам. Стрелял во все, что попадало под прицел — в удовиц, в солдаток, проводивших мужей на службу в армию. Услаждался даже с монашкой, которая приехала в село к сестре на побывку. И убедился: умеют, черт подери, за монастырскими стенами выдерживать вина и страсти. Ох, умеют!

Прямо из госпиталя Илич переселился к Милене, и они стали жить вместе.

Группа мусульманской разведки начала свою работу в штабе армии боснийских сербов.

Азиз Омар

Офицер иракской внешней разведки Мухабарата. Инструктор спецназа. Диверсант.

— Ла иллаха илля ллаху ва Мухамаддун расулу-л-лахи. — Азиз Омар благочестив, праведен, и молитва часто срывается с его языка. — Нет божества, кроме Аллаха, и Мухаммад его пророк.

Кто может усомниться в истинности такого утверждения? Кто?

Азиз Омар мог родиться в славном городе Багдаде или в благословенной, овеянной легендами Басре в семье богатых шейхов, и что?

Дало бы это ему счастье и радость? А он родился в небогатой семье ремесленника в поселке Аль-Ауджа под Тикритом, который по большому счету и городом не назовешь. Но Аллах велик, и правоверные в его глазах равны.

Справедливость всемогущего — адль — в одинаковой мере распространяется на рожденных во дворцах, в чертогах владык и на тех, кто вышел из хижин.

Азиз Омар, выходец из племени аль-тикрити, оказался выделенным божественным провидением из тысяч и тысяч правоверных мусульман. Выделен бисмилляхи р-рахманир-рахим — именем Аллаха милостивого и милосердного.

Саддам Хусейн — правитель Ирака — тоже родом из Аль-Ауджи. Он из того же племени, что и Азиз Омар. Правда, лучше и дальновидней говорить, что Азиз Омар из того же племени, что и солнце Ирака — Саддам. Разве такого мало? И когда специальные службы подбирали тех, кто мог попасть в ряды телохранителей вождя, они в первую очередь искали их среди родственников и соплеменников отца Ирака.

Азиза Омара на верность и благонадежность долго и тщательно проверяла Амн-альАмм — иракская служба внутренней безопасности. И только после этого молодого человека зачислили в состав всемогущей Амн-аль-Хасс — службы охраны президента.

Охрана важных персон — особенно диктаторов и правителей, узурпировавших власть и попирающих демократию, — многочисленна и по той причине обезличена. Тысячи секретных агентов, окружающих патрона, не больше чем мешки с песком, которыми укрыто от террористов и злоумышленников сановное тело.

Иногда агентов столько, что ликующая толпа, приветствующая вождя, сплошь состоит из агентов охранки. В любой системе, бдящей и денно и нощно над драгоценным телом, рядовому охраннику прорваться внутрь наружной изгороди дворца и оказаться приближенным к начальству не так-то просто.

Азизу Омару в этом в определенной мере повезло дважды.

Сперва удача предстала перед ним в виде толстомясой бабы Марджаны, с которой молодой охранник столкнулся лицом к лицу во дворцовых покоях.

Поначалу эта баба с отвислым задом, с необъятной полужидкой грудью, распиравшей платье, а при ходьбе подрагивавшей как холодец; с черной щетиной усов под мясистым носом, ко всему украшенным темной большой бородавкой, вызывала у Азиза Омара чувство необъяснимой робости. Было в Марджане нечто порочное и, как ему даже казалось, — сатанинское. Она ходила широким солдатским шагом, тяжело сопела и пахла едким потом.

Трудно сказать что — то ли естественная прожорливость сделала Марджану такой толстой, то ли толщина ее объяснялась работой, связанной с постоянным поглощением большого количества пищи, — но жирнее ее при дворе женщин не было.

Марджана пробовала на вкус все, что подавалось к столу семьи диктатора.

Обильная пища, огромное количество специй, добавляемых в каждое блюдо, заставляли кипеть и без того жаркую арабскую кровь госпожи Марджаны. Свои страсти она никак не могла сдерживать в рамках исламских принципов и без стеснения затаскивала на расправу в свою комнату солдат и даже офицеров внутренней охраны.

Впервые увидев Азиза Омара, который стоял на посту у дверей веранды, госпожа Марджана подошла к солдату вплотную. Ее толстое брюхо придавило его к стене. Как поступить с госпожой, допущенной в покои, Азиз Омар не знал.

Госпожа Марджана посмотрела ему в глаза.

— Ты давно здесь? Я тебя раньше не видела.

Азиз Омар, как любой новичок, на которого командиры нагнали страху, не знал, имеет ли он право говорить с кем-либо из обитателей дворца, и потому стоял закостенев, вытаращив глаза. Марджана, хорошо знакомая с порядками в службе охраны, понимающе улыбнулась.

— Скажи Салям бен-Джабару, чтобы он вечером отпустил тебя в гости к госпоже Марджане.

Салям бен-Джабар был начальником дежурной смены охраны, в которую входил Азиз Омар. Командир этот славился жесткостью в отношениях с подчиненными. От одной мысли, что придется докладывать ему о предложении госпожи Марджаны, Азиз Омар вспотел.

На удивление, Салям бен-Джабар к неожиданному сообщению отнесся благосклонно.

Выслушав подчиненного, он засмеялся.

— Это хорошо, что ты доложил мне, Азиз. Я так и думал, что толстуха захочет опрокинуть тебя на свое ложе. И ждал, когда до этого дойдет дело. Теперь скажу: войди к ней, пусть все сбудется.

— Не станет ли это грехом?

— Женщина — нива наша. Ходите на ниву, когда пожелаете, и уготовайте для самих себя.

Салям бен-Джабар ответил словами Корана, и с души Азиз Омара будто камень свалился.

— Я понял, командир. Слушаю и повинуюсь.

— Не торопись, еще не все сказано. От того, как ты сумеешь ублажить эту бабу, зависит твое и мое благополучие. Если она пожалуется на нас, быть большой беде. Во дворце она весит столько, сколько весит. Ты понял?

— Да, командир.

— Вот и постарайся.

Госпожа Марджана, говоря возвышенным языком поэтов Востока, окунула Азиза Омара в котел кипящих страстей. На ложе любви она оказалась такой же ненасытной, как и за столом.

Госпожа стонала и кусалась, и Азиз Омар постоянно боялся, как бы не остаться без ушей или носа. Она дико брыкалась, потела и изливалась клейкой жидкостью, которая остро пахла протухшей рыбой. Азиза Омара подташнивало.

Однако, даже дав право своей деснице овладеть чёртовой бабой, он мысленно проклинал Марджану-Временами ему приходила мысль, что толстухе надо сказать все, что он думает о ее дряблых персях, о колючих усах, о перебродивших и скисших соках, но здравый смысл останавливал его от такого шага. Что-что, а возможные последствия разрыва с бабой, налитой янтарным жиром, он представлял достаточно ясно.

Капитан Салем бен-Джабар заранее предупредил подчиненного, что коли он попал в постель госпожи Марджаны, то резко вскочить с нее и убежать — крайне опасно. Баба эта злопамятная и обязательно постарается отомстить. Объяснять, как мстят неугодным в окружении диктатора, Азизу Омару не требовалось. Об этом в Ираке знали все, даже нищие, хотя говорить о таком вслух никто не рисковал.

Сблизившись с госпожой Марджаной до тесного соприкосновения животами, Азиз Омар в ее присутствии утрачивал решительность и волю.

Книга книг мусульман — Коран — отводит мужчине главенствующую роль в жизни общества-Женщине не позволено даже в мечети молиться рядом с мужчинами, дабы при коленопреклонении и поклонах их грешные и в то же время аппетитные попки не отвлекали внимания молящихся от благочестивых мыслей.

Но возвыситься над госпожой Марджаной, как то подобает мужчине, Азиз Омар позволить себе не мог. Это она была режиссером и продюсером их тайных встреч. Только она твердо держала в руках его пестик, которым они толкли в ее ступке зерна гвоздики удовольствий.

Именно она приказывала Азизу Омару, какую занять позицию, когда бросаться в атаку, когда бить отбой.

Отдыхая от утомительных утех, госпожа Марджана любила поболтать. Ей не с кем было делиться всем тем обилием новостей, которые она слышала и знала. И она избрала своим слушателем Азиза Омара.

В результате тот оказался в курсе множества дворцовых тайн и сплетен. Ему стало известно все, что говорили о первой жене диктатора Саджиде, и о том, как Саддам Хусейн выбрал и взял себе вторую жену — Сампроз аш — Шахбандар.

Многое из того, что происходило в придворных кругах, прояснилось для Азиза Омара, когда госпожа Марджана рассказала о тайном и явном соперничестве сыновей Саддама Хусейна — Кусея и Удея — в борьбе за влияние на отца и политику. Выигрывал чаще Кусей, возглавлявший Амн-аль-Хасс — службу личной президентской охраны.

Понимание того, что происходит в среде тех, кому он служил, помогло Азизу Омару не допускать ошибок и промахов в своем поведении.

Постепенно госпожа Марджана стала замечать, что молодой грузовой верблюд, которого она погоняла без устали, изможден и не может с прежней легкостью тащить на себе груз любви, котopую она взвалила на его спину. Госпожа сразу стала подыскивать себе другого носильщика тяжестей, на которого можно было бы переложить сладкие вьюки.

Во второй раз Азизу Омару повезло в том, что Марджана оказалась женщиной добросердечной. Трудно сказать, что, когда и кому она сумела шепнуть, но Азиза Омара вскоре перевели в состав ближнего круга телохранителей.

Его лично принял шеф Амн-аль-Хасс генерал Кусей и благословил на верную службу сайид раису — президенту Ирака.

Ровно через два месяца Азиз Омар сумел отличиться. Все произошло, когда Саддам Хусейн спешил в свою загородную резиденцию.

Кортеж машин — шесть бронированных «Мерседесов» — мчался по прекрасному шоссе на северо-запад от Багдада. Впереди колонны, опережая ее на три-четыре минуты, летела полицейская машина. Сверкали красные мигалки, завывала сирена. Встречные водители, завидев полицейский авангард, съезжали с магистрали на обочину и останавливались.

Смирение и покорность в равной мере угодны Аллаху и диктаторам.

Машина сопровождения, которую вел молодой офицер охраны Азиз Омар, шла по осевой линии. Она играла роль «чистильщика». В обязанности экипажа входило прикрытие кортежа слева. В любой миг охрана была готова пресечь возможные попытки покушения с машин, которые следовали по полосе встречного движения.

В какой из пяти машин, мчавшихся плотным ядром, находился диктатор, Азиз Омар не знал. В пути «Мерседесы» по определенной схеме менялись местами, не позволяя стороннему наблюдателю вычислить машину, которая была главной.

На одном из участков трассы случилось непредвиденное. Когда полицейская машина авангарда заставила встречные машины остановиться, а сама промчалась мимо, черный джип «Черроки» тронулся с места и выскочил на шоссе.

Трудно сказать, что заставило водителя нарушить правила — личное богатство, дарившее ему уверенность в безнаказанности, или принадлежность к знатному роду, но повел он себя безрассудно. Азиз Омар вовремя заметил опасный маневр. Он резко крутанул руль влево, целясь в капот джипа на уровне переднего колеса. О себе в тот момент он нисколько не думал. В конце концов, рисковать жизнью ради жизни отца нации — его обязанность.

Две машины столкнулись. Джип летел со скоростью по меньшей мере в сто километров в час. «Мерседес» — «чистильщик» — делал сто двадцать. Удар оказался страшным. «Мерседесу» смяло крыло. Он протаранил джип. Тот два раза перевернулся через крышу и встал на колеса, смятый, с выбитыми стеклами.

Ремни безопасности удержали Азиза Омара, не позволили ему вмазаться грудью в руль и головой в стекло. Чему-чему, а технике подгонки ремней-безопасности молодого телохранителя обучили неплохо. Тем не менее удар был столь сильным, что на какое-то время сознание помутилось.

Когда «Мерседес» остановился, находившиеся в нем охранники выскочили наружу.

Три «Калашникова» рубанули очередями по тому, что недавно было шикарной машиной.

Ядро кортежа пронеслось мимо побоища, не снижая скорости. Только последняя машина резко притормозила и остановилась. Из салона выпрыгнули четыре спортивного склада охранника — в рубахах с короткими рукавами, в одинаковых темных очках, с укороченными автоматами «Хеклер и Кох». Они встали возле «Мерседеса», и каждый взял под прицел свою сторону. Они в любой миг могли открыть огонь.

Последним из машины вышел молодой щеголеватый мужчина в гражданском костюме с ниточкой черных усов над верхней губой. Он огляделся, не торопясь прошел к джипу. Заглянул внутрь. В салоне находились два трупа: мужчина, лежавший грудью на руле, и женщина, сползшая на пол с заднего сиденья.

Азиз Омар, полуоглушенный происшедшим, сидел на краю кювета. В голове шумело. Болело правое колено, которым он сильно ударился, но даже не запомнил обо что. Подняв голову, Азиз Омар узнал в щеголе сына диктатора — Кусея, шефа президентской личной охраны — Амн-аль-Хасс.

К шефу подлетел офицер, до того ехавший в машине, которую вел Азиз Омар. Он доложил о происшествии, то и дело кивая в сторону водителя. Потом показал Кусею автомат «узи», который извлекли из-под сиденья джипа.

Не подходя к Азизу Омару, шеф Амн-альХасс вернулся к своему «Мерседесу». Машина тут же сорвалась с места.

Позже Азиз Омар узнал, что в президентском кортеже Саддама Хусейна не было. Тот прилетел в нужное ему место вертолетом.

Тем не менее самоотверженного телохранителя заметили и обласкали. Некоторое время спустя он удостоился приглашения к доктору Исмаилу Убаиди, начальнику иракской внешней разведки.

Зная порядки, царившие в секретных службах, Азиз Омар догадался, что Кусей по неизвестной причине сплавлял его из службы охраны, но с почетом. Это подтвердила теплота, с которой суровый и властный Исмаил Убаиди общался с младшим офицером. Такое могло случиться лишь потому, что за спиной Азиза Омара маячила неясная тень сына диктатора.

— Для смелого офицера, — сказал Исмаил Убаиди, — у меня есть интересное предложение.

Азиз Омар склонился перед доктором в преувеличенно низком поклоне.

— Шукран, сейиди. Умру, но ваше доверие оправдаю.

Всемогущий шеф внешней разведки недовольно поморщился. Его положение требовало умения балансировать на лезвии бритвы и не позволяло принимать подобные комплименты всерьез, даже если они исходили от бесхитростного офицера, которого обуревало желание выслужиться. Исмаил Убаиди хорошо знал, что его адъютант, полковник Хасан Хатиб, завербован контрразведкой и «стучит» на шефа, систематически информируя, что тот делает, о чем говорит.

— Здесь не мне служат. — Голос Исмаила Убаиди звучал скорбно, как если бы он сожалел, что младший офицер так плохо понимает реалии. — И ты и я только верные слуги того, чье имя благословляет Аллах. Да будет милосерден всевышний к Саддаму Хусейну!

Азиз Омар почтительно склонил голову, принимая упрек. Исмаил Убаиди, циничный и беспринципный политик, подумал: «Не будь вокруг таких дураков, народами стало бы невозможно править».

Получив напутствие шефа разведки, Азиз Омар с паспортом гражданина Иордании с группой исламских добровольцев уехал из Багдада в Пакистан.

В течение четырех месяцев его обучали в специальной школе ремеслу диверсанта. Тихое заведение размещалось в небольшом городке Атгоке в месте, где река Кабул сливается с Индом.

После окончания курсов Азиз Омар попал в Афганистан на базу Магара, прибыв туда в группе нового амера — Аманшаха. Пакистанское командование после разгрома советскими войсками своей военно-технической базы Джавары, которая располагалась в округе Хост, усиленно принимало меры безопасности во всех районах своего влияния.

По пути к месту назначения, часть которого пришлось преодолеть пешком, Азиз Омар сумел показать свою непримиримость к врагам ислама.

Обходя стороной расположение советской воинской части, группа разведки, которую вел Азиз Омар, наткнулась на русский секрет. Позиция, которую занимал пулеметчик Иван Рычалов, была выбрана командирами со знанием дела. Будь солдат поудачливей, в огневой схватке преимущество принадлежало бы ему. Но, на свою беду, он забыл о возможной опасности, расстегнул штаны и присел за обломком скалы облегчиться. Здесь его и прихватил Азиз Омар.

Солдатик — совсем мальчишка: детская округлость щек, тонкая шея, маленькие торчащие в стороны уши, мягкий пушок под носом — стоял перед душманами, держа обеими руками брюки, так и не успев застегнуть их. Ручной пулемет лежал у его ног, невостребованный и потому бесполезный.

Война — жестокое дело. Человеку нормальному, воспитанному в хорошей семье, где все добывается напряженным трудом, где царят нормальные отношения между детьми и родителями, бывает трудно, понять, как можно убивать просто так, едва заметив перед собой чужого. Уяснить эту жестокую истину войны не легко и просто. Иногда до человека во всей своей страшной наготе она доходит в момент, когда шредпринимать что-либо уже поздно.

Выигрывает на войне тот, кто безжалостен, кто стреляет и попадает в цель.

Трудно сказать, как бы обернулось дело, подхвати Рычалов в первую очередь не штаны, а пулемет.

До посылки в Афган Рычалов неплохо стрелял на стрельбище учебного полка. Но ни разу он не связал в воображении ростовую мишень с фигурой реального человека. Он попадал в бумагу, наклеенную на фанеру-Радовался, что умеет лупить по картинке не хуже других, но всерьез не задумывался над тем, что между рисунком, живым противником и его меткостью должна существовать прямая зависимость.

Азиз Омар подошел к солдатику вплотную, откинул его оружие ногой, потом резко толкнул и поставил Рычалова на колени.

Левой рукой, будто боясь замараться, уперся в чужой горячий лоб, запрокинул голову солдата назад. Правая рука быстрым движением полоснула по напрягшейся гортани ножом.

Лезвие прошлось чуть выше кадыка, с хрустом рассекая хрящи и жилы. Из зияющей раны — от уха до уха — хлынула кровь и запузырился вырвавшийся из легких воздух.

Что поделаешь — пленный амеру Аманшаху не был нужен. Его пулемет — дело другое.

В ту ночь, когда «спецы» майора Духова вышли к Магаре, Азиз Омар нес службу на посту у пятого тылового бронеколпака. С наступлением темноты он выбрался из укрытия и сел на бетон, еще не остывший после жаркого дня. Было тихо. Светили звезды. Ничто не предвещало опасности.

И вдруг сильный удар в спину сбросил Азиза Омара на камни под бронеколпак. Правда, ему повезло и в этот раз. Пуля попала в лопатку, отразилась от кости и пошла по касательной. Она рассекла одежду и кожу.

Азиз Омар лежал на животе, притворяясь мертвым, хотя ему хотелось кричать от боли.

Мимо пробежал советский солдат. Автомат он держал на изготовку, то и дело поводя стволом из стороны в сторону.

Азиз Омар затаил дыхание. На его счастье, солдат не проверил, на самом ли деле мертв моджахед, и пожалел на дострел всего одну пулю.

Сам Азиз Омар никогда бы такой промашки не сделал: мертвые не должны оживать, и сделать для этого второй выстрел совсем не грех Азиз Омар так и не увидел лица русского и никогда при встрече не смог бы его узнать. Как и лейтенант Мишин не мог бы узнать Азиза Омара, хотя распростертое тело на камнях, белая с бурым пятном на спине рубаха запечатлелись в его памяти надолго.

Когда автоматные очереди, прошивавшие короткими и длинными стежками воздух, и звуки чужой речи смолкли, Азиз Омар не поднялся с земли. Он заметно ослабел, но смерти не боялся нисколько. Если что и бесило его, так собственная неспособность отомстить неверному, убить его, растерзать.

Азиз Омар видел, как русский, чуть пригибаясь, пробежал расстояние, отделявшее первое хранилище от бетонного колпака. Приподнять автомат и прицелиться сил не было: в нутро от плеча шилом ширяла боль. Кружилась от слабости голова.

Русский открыл дверцу и исчез за стальными воротами.

Азиз Омар тяжело ворохнулся. Поднял автомат с камней, приподнялся на коленях, встал и задом вполз в бетонный стакан.

Сжимая зубы, сдерживая стон, повернулся лицом к амбразуре. Положил автомат на бетон, сбросил предохранитель. Привстал на колени, стал ждать. Он знал: не могло быть, чтобы неверный не вышел из пещеры.

Дождался.

Русский выскочил наружу. Но прицелиться Азиз Омар не сумел: убегая из хранилища, русский оставил открытой железную калитку, и она закрыла фигуру противника. Лишь тень скользнула на фоне темной скалы и тут же исчезла в следующей пещере.

Короче, Азизу Омару не везло. Этот сукин сын русский, которого он хотел подстрелить, так и ушел от возмездия.

О, Аллах, почему ты не позволяешь покарать неверного?! Почему?

Потом землю до основания потряс мощный взрыв. Горячая удушающая волна прокатилась по ущелью. Больно ударило по ушам.

Даже сквозь закрытые глаза Азиз Омар увидел багровый.свет. Огромные куски базальта, булыжники и щебенка забарабанили по скалам, падая на них с неба.

Азиз Омар опустил голову, с тоской ожидая, когда его бетонное убежище накроет гремящий камнепад…

Без малого полгода Азиз Омар лечился в клинике в Исламабаде. Здесь он в благочестивом порыве веры выучил наизусть все сто четырнадцать сур Корана. Здесь же научился говорить на урду, стал сносно понимать по-английски, обогатил свой словарь достаточным количеством русских слов, которые позволяли ему не остаться голодным даже в самой России.

В Ирак Азиз Омар вернулся в ореоле славы бойца, пострадавшего за веру, и был назначен командиром особого диверсионного отряда «Меч свободы».

В полной мере проявить свои знания, умение и способности диверсанта Азизу Омару удалось в дни вторжения иракской армии в Кувейт в августе девяностого года.

Саддам Хусейн решил в то время показать всему миру свою силу и решительность. Это помогло бы ему утвердиться в положении лидера арабских стран. Диктатор перестал скрывать агрессивные намерения в отношении своих соседей. Первой его жертвой должен был стать Кувейт.

Подготовка к операции вторжения ни для кого не являлась тайной. Более того, свои действия Саддам Хусейн сопровождал крикливой пропагандистской кампанией. Психологическая обработка общественного мнения имела две цели. С одной стороны, она должна была запугать противника, с другой — поднять боевой дух иракской армии и народа.

В результате обе цели бьши достигнуты, хотя и с несколько иными, чем планировалось, результатами.

Да, мировое сообщество Саддаму Хусейну напугать удалось. Однако страх далеко не всегда и не у всех парализует волю к сопротивлению. Чаще случается наоборот. Понимание безысходности положения пробуждает инстинкт самосохранения. Ирак еще не начал агрессии, а в мире быстро консолидировалась антииракская оппозиция.

Более успешным итогом пропагандистской кампании стало возрождение воинствующего национализма и патриотизма в самом Ираке.

Правящие круги, армейский офицерский корпус с нетерпением ждали войны и заранее подсчитывали возможные барыши, которые им принесет оккупация Кувейта — страны «черного золота». Иракские политики считали, что с карты исчезнет маленький, но очень опасный в экономическом плане конкурент и радовались этому. Чужие богатства победители сумеют распределить между собой.

Простые иракцы верили, что если их жизнь все еще недостаточно хороша, то только из-за того, что Кувейт пьет жизненные соки Ирака, незаконно присваивает львиную долю доходов от нефти, добываемой с месторождения Румайялах, которое должно полностью принадлежать Ираку. Разве допустимо, чтобы крупное и сильное государство позволяло обкрадывать себя карлику — Кувейту?

Разделял такую точку зрения и Азиз Омар. Ко всему, он гордился тем, что отряду «Меч свободы» в планах высшего командования отведена особая роль проходной пешки, которая шагнет в ферзи.

По мере приближения срока операции напряжение в войсках, развернутых на исходных позициях, нарастало. Азиз Омар, находившийся в пустыне на границе с Кувейтом, не чувствовал усталости. Близился его звездный час.

Наконец-то перед ним открывалась возможность показать всем, что он умеет и чего стоит.

В немалой степени уверенность командира диверсантов питало понимание особой роли человека, посвященного в планы, которые известны только узкому кругу лиц.

Войска ожидали приказа. Его должен был отдать верховный главнокомандующий — сейид-раис Саддам Хусейн.

Решающей минуты ждали все — генерал Саади Тумах Аббас, командующий войсками республиканской гвардии, генерал Абдуллах Кадири, командующий железным кулаком Ирака — его бронетанковыми войсками; ждали командиры дивизий, полков, батальонов. В полевом штабе царило плохо скрываемое нервное напряжение. Высокие чины то и дело подходили к оперативным картам, на которых острые стрелы обозначали направления предстоявших войскам ударов. Внимательно разглядывали, отходили. И снова терпеливо ждали.

Азиз Омар допускал, что высокие генералы и без приказа свыше знали время начала операции. Возможно, такое было. Но это касалось самых высших, самых доверенных, самых заслуженных из них. А вот он, майор Азиз Омар, был полностью посвящен в тайну.

Еще два дня назад его вызвал доктор Исмаил Убаиди и поставил боевую задачу. Отряду «Меч свободы» за два часа до начала общей атаки в полосе наступления танковой дивизии «Медина» поручалось пересечь границу Кувейта, добраться до центрального узла связи кувейтской армии и подавить его. Этим самым противник лишался слуха и голоса.

Азиз Омар со своими сорвиголовами начинал действия великой армии, опережая танковые дивизии раиса Саддама Хусейна на два часа.