Невинные дела

Вы губите себя. А там перед вами неисчерпаемые возможности, широкая арена научной работы, мировая слава... Там вы... - ...жалкий поденщик какого-то ничтожества Докпуллера - не правда ли, профессор? - с горечью перебил Грехэм. Он встал из-за стола и теперь стоял перед Уайтхэчем. Лицо его горело, глаза сверкали. - Да, да, ведь это в угоду докпуллерам, чтобы уберечь и приумножить их миллиарды, моими лучами будут убивать миллионы людей. Широкая научная арена!.. Если бы вы сказали, что с помощью моих лучей будут втрое быстрее выращивать растения и животных, что мои лучи принесут изобилие... Но нет, вы же не скажете этого! Пример Чьюза нас научил!.. - Ах, Чарли, Чарли, какой вы неисправимый ребенок! Вы все еще носитесь с детскими мечтами! - Да, детские мечты, раньше это были детские мечты! Но не теперь, когда есть страна с двухсотмиллионным населением, которая работает, стремится к этому, осуществляет эти мечты... - Пропаганда! - презрительно буркнул Уайтхэч. - Э, профессор, довольно обманывать себя этим глупым словом! - горячо воскликнул Грехэм, но вдруг, заметив свою резкость, поспешил смягчить ее: - Простите, профессор, но я зол на это слово. Сколько раз я сам пугался его, пока не присмотрелся к фактам. Пропаганда, пропаганда! Выходит, что Коммунистическая держава вышла победительницей из войны с фашистами, построила новую промышленность, воздвигает электростанции - все только для пропаганды! Ну что ж, очень хорошая пропаганда, сознаюсь, она на меня действует! Когда Эрнест Чьюз обо всем этом мне рассказывал - вы знаете, он побывал там, - у меня руки чесались: ах, черт, вот так бы поработать! - Чарли, не слишком ли вы интересуетесь их делами? - Слишком? А как же ученый может не интересоваться этим! Однажды на собрании Эрнест Чьюз сказал, что мы, ученые, понимая, как важны наблюдения за тем, что происходит в пробирке, в то же время частенько забываем о стране с двухсотмиллионным населением, где строится новая жизнь. Так вот, я хочу наблюдать за этой огромной "пробиркой", не пугаясь слова "пропаганда". - Уж не собираетесь ли вы сбежать к ним? - с насмешкой сказал Уайтхэч. Такой энтузиазм!.. - Сбежать? Нет, зачем же... Не в этом выход... - А в чем? Договаривайте! - Не знаю, не знаю! В том-то и беда, что не знаю. Как, что? Не знаю! Но знаю одно крепко: если уж я понял, что так дальше нельзя, значит, узнаю, обязательно узнаю... Вот Эрнест Чьюз пригласил меня вступить в ассоциацию прогрессивных ученых. Может быть, это поможет понять... - И жалко и неприятно слушать вас, Чарли. Лучше подумали бы о том, что вам представляется последний шанс вернуться к научной работе. - Последний шанс? А думали ли вы, профессор, о том, что нам, ученым, представляется последний шанс занять подобающее нам место среди тех, кто борется за настоящую человеческую жизнь? За жизнь без войн, без бомб, за жизнь со счастьем и изобилием - разве мы, ученые, не можем принести изобилие? Я верю, слышите, всем своим существом верю, что этот день придет, даже и без нашей помощи придет, найдутся люди смелее и отважнее нас, но почему бы и нам не постараться приблизить этот радостный день? У нас остается еще шанс, последний шанс - вы этого не чувствуете, профессор? - Нет, не чувствую, - сухо сказал Уайтхэч, с неодобрением рассматривая стоявшего перед ним Грехэма: щеки его пылали, волосы растрепались и в беспорядке падали на лоб. - Я жду, Чарли: вы так и не дали вразумительного ответа на предложение президента. - Мы говорим на разных языках... - грустно сказал Грехэм. - Чарли, помните одно: не стесняйтесь обратиться ко мне, как только убедитесь, что были неправы. - Мы говорим на разных языках... - повторил Грехэм и безнадежно махнул рукой. Уайтхэч уже мчался в машине домой, а эта фраза, бесконечно повторяясь на все лады, звучала в его ушах: "Мы говорим на разных языках... Мы говорим на разных языках..."
      2. Секреты кухни
      Вот жизнь как она есть. Это не лучше кухни, точь-в-точь такая же вонь, и приходится марать руки, если хочешь пировать; умейте только вымыться - в этом вся мораль нашего времени.
      О.Бальзак. "Отец Горио"
      Разговор, который в тот же день вел Уайтхэч с Бурманом, проходил очень бурно и кончился чуть ли не разрывом. Прежде всего, господин Бурман никак не мог понять, что человек не пожелал даже говорить об условиях после того, как ему были предложены миллионы. - Да говорили ли вы Грехэму об этом, профессор? - с недоверием спрашивал Бурман. - Лучше бы не говорил! - сердито бросил Уайтхэч. Не сразу господин Бурман примирился с тем, что надежды на Грехэма надо оставить. - Вот еще второй Чьюз отыскался! - злобно сказал он. - Во всяком случае, теперь у нас выхода нет. Вам придется заняться экспертизой, профессор. Мы не можем уклониться от вызова Чьюза. Это значило бы признать свое поражение. - Я вижу, вы все более склоняетесь к мысли, что изобретение Ундрича авантюра. - Может быть. Но что бы там ни было, объявить об этом сейчас невозможно. - Значит, и мое участие в экспертизе невозможно... - Профессор, поймите же положение!.. Ну да, Реминдол допустил ошибку, но сейчас еще большей ошибкой было бы... - Я - ученый, господин президент, а вы предлагаете мне... предлагаете... Или это опять дипломатия? Уайтхэч был искренне возмущен: таких усилий стоило отмежеваться от Ундрича, а теперь в силу "высших" политических соображений его опять стараются запутать в грязное дело! Раньше или позже оно все равно вылезет наружу, и тогда его научный авторитет погублен! - Поищите, господин президент, тех, кто менее дорожит своей честью, сказал Уайтхэч, решительно вставая. - Найдутся и такие, раз нашелся Ундрич. - Как вы не хотите понять, профессор, что экспертизу можете возглавить только вы! Вам доверяет Чьюз. - Очевидно, не без оснований! - и, резко повернувшись, Уайтхэч вышел. Бурман был раздосадован. И не только отказом Уайтхэча, но и тем, что как-то само собой выходило, что хочешь не хочешь, а приходится плясать под дудку Чьюза. Почему какой-то старик, которого судили, держали в тюрьме, у которого ни силы, ни власти нет, почему он командует ими? Он требует экспертизы изобретения - и они вынуждены подчиниться... Он указывает на Уайтхэча - и вот изволь уламывать этого упрямца! Чьюз заявляет: Уайтхэч честен, Уайтхэч не обманет - и Уайтхэч, гордо выпятив грудь, повторяет за ним: "Чьюз мне верит, и не без оснований, я не обману, я оправдаю доверие Чьюза". Черт возьми, Чьюз уже значит больше президента! Впрочем, господин Бурман не сомневался, что Уайтхэч поломается, поломается, да и уступит: таков уж его стиль. Но прошли день, два, три Уайтхэч не уступал, и Бурман наконец понял, что на этот раз он не уступит. Значит, Чьюз был прав, выдвигая кандидатуру Уайтхэча. Опять выходило по его! А между тем, экспертиза была нужна до зарезу, дальше молчать было невозможно. Совершенно ясно определилось, что все объяснения Ундрича на пресс-конференции не произвели ни на публику, ни на биржу никакого впечатления. Не помогло и официальное сообщение следственных властей о том, что гибель майора Дауллоби явилась несчастным случаем в результате технической неисправности прожектора, за что изобретатель не может нести ответственности. А эти несколько дней принесли новые неприятности. В парламенте коммунистический депутат Рэдчелл, мало того, что потребовал научной экспертизы изобретения Ундрича, выступил с дополнительными разоблачениями. Он сообщил, что хотя Ундрич пользовался для своей работы государственной лабораторией, государственными средствами, секрета своего изобретения государству он не передал, более того, по существу, изобретение и не было проверено, однако Ундричу, или, точнее, организованной генералом Реминдолом "Корпорации Лучистой Энергии", были переданы крупные заказы. Генерал Реминдол при содействии Ундрича устроил "Небесную черепаху" и в результате общего психоза добился повышения курса "лучистых акций", благодаря чему они вместе с изобретателем дополнительно положили в карман не один миллион. Словом, своими "небесными" операциями генерал очень удачно помог себе во вполне земных операциях. Не довольствуясь этим, он воспользовался своим влиянием и связями и добился выдачи "Корпорации Лучистой Энергии" государственной десятимиллионной ссуды для организации производства. Самое любопытное, что генерал Реминдол, действуя через подставных лиц, фактически оказался одним из главных распорядителей корпорации. Ундричу для организации завода-лаборатории близ столицы перепало из субсидии свыше трех миллионов, такая же сумма попала в руки Прукстера, директора Медианского прожекторного завода. Не менее же трех миллионов положил в карман и сам генерал Реминдол. Такова прибыль от бизнеса в заливе Невинности и прочих "невинных" дел! А это только цветочки - ягодки еще впереди! Господин Бурман был взбешен: секреты кухни вылезали наружу...
      3. Что же делать?
      Если бы я снова стал молодым и мне пришлось выбирать свой жизненный путь, я не стал бы ученым или учителем. Я, скорее, выбрал бы профессию водопроводчика или разносчика, в надежде обрести ту степень независимости, которая еще возможна при теперешних обстоятельствах.
      Альберт Эйнштейн
      Последний разговор с Уайтхэчем произвел на Грехэма тяжелое впечатление. Не то чтобы он надеялся Уайтхэча переубедить... Но оказалось, что с ним просто невозможно говорить: он уже ничего не понимал. А вместе с тем по своим личным качествам это не злодей, а простой, обычный человек. Неужели все-таки возможно такое поразительное равнодушие к цели своей работы? Если так, тогда действительно с помощью науки можно уничтожить человечество со всей его многовековой цивилизацией! И можно ли удивляться, что в среде таких "ученых" появился проходимец Ундрич, которого окружили ореолом "великого изобретателя"? Эрнест Чьюз обещал Грехэму рекомендацию для вступления в "Ассоциацию прогрессивных ученых". Но теперь он дней на десять выехал в провинцию, чтобы побывать на собраниях местных отделений Ассоциации. Грехэм чувствовал острую необходимость перейти от размышления к действиям. Первым таким действием и должно быть вступление в "Ассоциацию прогрессивных ученых". Грехэм не хотел больше тянуть и решился позвонить профессору Эдварду Чьюзу. - Приезжайте немедленно, сейчас же приезжайте! - услышал он в трубку голос Чьюза, едва тот разобрал, кто к нему звонит. - Очень кстати: завтра собрание Ассоциации. Если хотите, можете выступить... А рекомендацию дам вам я... Зачем вам ждать, пока Эрнест вернется?.. Через час Грехэм сидел в кабинете Чьюза и так непринужденно разговаривал со стариком, будто был давно знаком с ним. Он рассказал Чьюзу, как генерал Реминдол, возможно уже тогда свихнувшийся, отдал распоряжение о разделении их лабораторий на три самостоятельных отделения, и теперь ясно почему: подготавливалась афера Ундрича. - Посмотрите: они до сих пор не смеют согласиться на экспертизу! воскликнул Чьюз. - Мне кажется, что Уайтхэч тоже прикрывает Ундрича. Возможно, я ошибся, назвав его кандидатуру в эксперты. Как вы думаете? - Нет, он ненавидит Ундрича. Но он осторожен. Слишком осторожен... повторил Грехэм с усмешкой. - Именно теперь он не хочет лишиться руководства своей лабораторией. Ведь он должен открыть свои лучи. А от открытия он очень недалек. - Да, вы с ним работали... Но почему вы уверены, что он близок к успеху? - Потому что... - неожиданно для себя сказал Грехэм, на мгновение запнулся, но решительно кончил: - потому что я открыл лучи... И могу судить, что и ему немного осталось... - Вы открыли? - спросил Чьюз. Сказал он это очень спокойно, будто даже не удивляясь, лишь на мгновение поглядев на собеседника. - И вы проверили их действие? - Конечно. Не в том, понятно, масштабе, как вы, профессор, но все-таки... Насколько успел разобраться, свойства их в общем те же, что и у ваших лучей. - И что ж вы намерены делать? - Не знаю... - А все-таки? - Сделал то же, что и вы... Чьюз некоторое время молча смотрел на Грехэма. - Вы хотите сказать, что все уничтожили? - спросил он наконец. - Кроме записей. - И это опасно. Секрет никому не известен? - Нет. - И Уайтхэчу? - Нет. Он знает только, что открытие сделано. - Только он один? - Он сообщил об этом президенту. - Скверно... - Они уже обращались ко мне с предложением... - Конечно, сулили миллионы? Грехэм улыбнулся: - Не без того... - Видите, Грехэм, если бы вам пришлось перенести хоть малую толику того, что пережил я, когда они охотились за моим изобретением, вы не были бы так спокойны... - Профессор, все записи зашифрованы. У нас был принят шифр, известный только руководителю лаборатории и нам, его двум помощникам. - Иначе говоря, кроме вас, шифр знают Уайтхэч и Ундрич? - Да. - Скверно... - повторил Чьюз. - Я свои записи уничтожил, хотя мог бы придумать шифр... И знал бы его только я один... - Но, профессор, зачем им... Уайтхэч и без того так близок к результатам. Они только и ждут его лучей. Еще Реминдол говорил, что такие лучи предпочтительней атомной бомбы и лучей Ундрича, потому что уничтожают только людей, а не материальные ценности. - Да, нашли достойное себя оружие! - с негодованием сказал Чьюз. - Оружие лавочников! Убивает только людей, а ценности можно прикарманить. - Что же делать, профессор? - с надрывом выкрикнул Грехэм мучивший его вопрос. - Позволить им торжествовать, а нам уничтожать свои изобретения? До каких же пор? - Да, уничтожать... - строго сказал Чьюз. - И записи не посоветовал бы хранить. Уничтожать, потому что наши изобретения они используют только для убийства. Уничтожить совершенно, даже хотя бы надолго скрыть открытие в наш век бурного развития науки нельзя - не будем обманывать себя иллюзией, Грехэм. Я открыл свои лучи год назад, теперь вы сделали то же самое, спустя некоторое время достигнут того же либо Уайтхэч, либо кто другой. Лишь невежественные генералы воображают, будто мы волшебники и наши открытия неожиданно выскакивают, как Афина из головы Зевса. Господам генералам кажется, что стоит лишь запрятать секрет в сейф и приставить к нему и изобретателю вооруженных часовых - и дело обеспечено: они навек монополисты секрета. - Да, - подтвердил Грехэм, - они были уверены, что атомной дубинкой будут навек держать в подчинении весь мир. - Что поделать: выше их разума понять, если что и надо уж засекретить, то не меньше, чем законы физики... - И они теперь сделали бы это, будь в их силах, - усмехнулся Грехэм. - Но с другой стороны, - возразил Чьюз, - мы же понимаем: одной идеи открытия мало. Сущность термоядерного синтеза на солнце была открыта давно, а водородная бомба создана лишь теперь. Мы знали, что для получения наших лучей нужно создать ливень гамма-лучей... Но технологические трудности... На преодоление их уходит много времени. И мы не должны раскрывать их преждевременно. Придет время, когда не нужно будет скрывать ничего... - Когда же, когда? - с тем же надрывом спросил Грехэм. - Не знаю. Но вспомните, Грехэм, всего три месяца назад вы рассуждали иначе, и Эрнест отчитывал вас на собрании ученых. Год назад я тоже не понимал. А теперь нас, понявших, все больше. Это как ледоход: будто все прочно, только лед слегка потемнел - и вдруг река, ломая его, вырывается на свободу. Не будем же спрашивать себя: когда? Будем бороться, чтоб скорее. В этом главное...
      4. Результат неожиданного приглашения
      - Поступок этих газетчиков меня изумляет... Ведь это подло с их стороны! - Такова их профессия!
      Дж. Олдридж. "Дипломат"
      Грехэм покидал Чьюза радостно возбужденный. Старик, накинув пальто, вышел проводить его на крыльцо. Тут он заметил, что Грехэма не ждет машина (такси Грехэм отпустил: приходилось экономить даже на мелких расходах). - Поедете на моей машине, - распорядился Чьюз. В городе Грехэм заехал в дешевый ресторанчик, где он обычно обедал. Машину он отпустил. Домой заходить не имело смысла: было около семи часов вечера, а в восемь было условлено начать ремонт и переделку одной из печей хлебозавода. Грехэм предложил свое усовершенствование, и хозяин решил испробовать его на одной печи. Работы хватит на всю ночь. Действительно, четверо рабочих под руководством Грехэма провозились до утра. Грехэм устал и решил домой не ездить: через три часа предстояло уже быть на собрании "Ассоциации прогрессивных ученых". Отыскав укромный уголок в кладовой и попросив разбудить себя, он моментально заснул. Два часа сна мало освежили его, чувствовал он себя разбитым, но пропустить собрание ни за что не хотел. Едва при входе он показал записку Чьюза, контролер сказал ему: - Профессор Чьюз просил вас зайти к нему. Он назвал номер комнаты и объяснил, как разыскать ее. Чьюз сидел в обществе трех ученых, которых Грехэм не знал. Старик поднялся ему навстречу, радушно пожал руку и, обращаясь к собеседникам, сказал: - Позвольте представить: инженер Грехэм, новый член нашей Ассоциации. Прошу любить и жаловать! Его есть за что любить! Тут же был закончен прием нового члена в Ассоциацию. - Ну что, решили сегодня выступать? - спросил Чьюз. - Да, выступлю, - ответил Грехэм. По правде говоря, он плохо себе представлял, что и как будет говорить: веки слипались, голова была как в тумане. Заседание было посвящено протесту против скандальных событий, разыгравшихся вокруг "лучей Ундрича". Грехэм с трудом заставлял себя слушать речи ораторов. Когда он поднялся на трибуну и увидел море голов, на мгновение у него зарябило в глазах. Но он пересилил себя. Мало-помалу нервное возбуждение побороло усталость. Он говорил о том, как они втроем, Уайтхэч, Ундрич и он, работали над проблемой лучей, как были разделены их лаборатории и как Ундрич добился успеха, и притом совершенно неожиданно: до тех пор вклад его в общие достижения был минимальный, это признавал и Уайтхэч. Вот почему не приходится сомневаться, что все это афера, организованная сумасшедшим министром, которую, однако, поддержали и теперь покрывают министры и президент, официально признаваемые нормальными. - Посмотрите, что происходит в нашей стране, - говорил Грехэм. - Открытие лучей, которые могли бы уничтожить болезни и принести изобилие, так и не удалось использовать. Мы вынуждены отказаться от открытий и изобретений полезных человечеству, вынуждены уничтожать их! - Горечь, с которой говорил Грехэм, усиливалась от сознания, что вот сейчас он говорит и о себе, о своем открытии, и никто этого даже не знает, думают, что он имеет в виду только Чьюза; и даже здесь, на собрании ученых, он не может сказать о своем открытии! - Зато посмотрите, что эти же люди сделали с "лучами Ундрича"! Из ничего сделали все! Афериста окружили славой великого изобретателя и великого патриота, он сам и многие сколотили на пустом месте капиталы. Собрание решило опубликовать обращение ко всем ученым с призывом отказываться от работы над созданием оружия массового уничтожения и требовало, чтобы полностью были раскрыты все обстоятельства скандальной аферы Ундрича. По окончании собрания Грехэм зашел в комнату правления проститься с Чьюзом. Старик был один. - А, Грехэм! Отлично сделали, что догадались зайти, - приветствовал его Чьюз. - Я приберег для вас сюрприз. - Он выдвинул ящик стола, вынул конверт и передал его Грехэму. - Вы теперь равноправный член нашей Ассоциации. Что вы об этом скажете? Грехэм вынул из конверта лист с напечатанным на машинке текстом. Это было приглашение союза научных работников Коммунистической державы посетить страну, ознакомиться со строительством, с условиями работы ученых. - Что же тут можно сказать? - заметил Грехэм. - Конечно, интересно. Можно только позавидовать тем, кто поедет... - А зачем завидовать? - улыбнулся Чьюз. - Правление решило послать делегацию из пяти человек, четверо намечены, согласием их мы заручились, пятая кандидатура вакантна. Я предложил вас - и со мной согласились... - Я? - изумился Грехэм. - Я слишком молодой член Ассоциации. - Чепуха! Вы достаточно интересуетесь их строительством. - А вы едете, профессор? - спросил Грехэм. - Могли бы об этом не спрашивать... - вдруг меняя тон, сердито ответил Чьюз. - По-вашему, я брошу все и укачу? Дело Ундрича в тупике... Того и гляди, мерзавцу откроют какую-нибудь лазейку... - А вы думаете, нам разрешат выезд? - Как бы там ни было, - заметил Чьюз, - им не так-то легко будет отказать. И признаюсь, теперь уж я чувствую к вам что-то вроде зависти... - Но вы же можете!.. - воскликнул Грехэм. - Оставим это! - отрезал Чьюз. - Допускаю, что вы не понимаете... Но если бы вы слышали голос майора Дауллоби, когда он мне исповедовался, видели бы, как он превратился в факел... - Чьюз отвернулся. - Я обязан довести дело до конца... Грехэм понял, что касаться этой темы более не следует. - А знаете что? - вдруг воскликнул Чьюз. - Надо сейчас позондировать почву. Он заглянул в лежавшую у аппарата телефонную книжку и набрал номер. Через минуту он уже говорил: - Да, да, приглашение официальное... Конечно, мы представим вам подлинное пригласительное письмо... Фамилии делегатов? Пожалуйста... - Чьюз назвал четыре фамилии. Две из них были Грехэму известны: один - химик, другой геолог. - Да, да, Чарльз Грехэм, - говорил между тем в трубку Чьюз. - Совершенно верно: прежде состоял директором лаборатории, но уже давно не на государственной службе... Работает механиком на небольшом частном хлебозаводе... Отлично, я буду благодарен, если вы наведете справки... Завтра к вам прибудет наш секретарь... Положив трубку, Чьюз, усмехнувшись, заметил Грехэму: - Кажется, ваша кандидатура их не обрадовала. Ну, посмотрим... Во всяком случае, уступать не будем!.. До крайности усталый, но и возбужденный, возвращался Грехэм домой. Он решил пройти пешком, рассчитывая, что прогулка на воздухе освежит его. У здания газеты "Свобода" он попал в водоворот толпы. Люди плотной массой приникли к витрине последних новостей. - Что там такое? - спросил он у одного из прохожих, который, пробиваясь сквозь ряды читающих, выбрался наконец на тротуар. - Опять с Ундричем, - отвечал тот. - Оказывается, оклеветали его коммунисты: лучи он изобрел самые настоящие... Грехэм стал протискиваться к витрине. Через минуту он уже читал. "Свобода" сообщала, что только что у президента состоялась пресс-конференция. Господин Бурман дал исчерпывающие ответы на все вопросы корреспондентов. В частности, корреспондентов интересовало положение с изобретением Ундрича. Почему до сих пор не отвечено на обвинения, предъявленные Чьюзом, и не начата экспертиза? Господин Бурман ответил, что кампания против "лучей Ундрича" инспирирована красными, которые выдвинули на авансцену престарелого Чьюза в качестве ширмы, использовав его сомнительную популярность. Какими методами пользуется этот якобы ученый, показывает разоблачение, сделанное Ундричем: записи магнитофона с несомненностью устанавливают, что Чьюз пытался купить у механика самолета ложные показания. Сейчас всей этой подрывной деятельности будет нанесен сокрушительный удар: инженер Ундрич заявил, что безвозмездно передает свое изобретение в полное распоряжение государства. В связи с этим назначена экспертная комиссия во главе с профессором Уайтхэчем, которая немедленно же начнет проверку и приемку изобретения. Грехэм был поражен. Неужели Уайтхэч согласился прикрыть "лучи Ундрича" своим именем? Но ведь он отлично знает, что это афера. Неужели можно так низко пасть? Грехэм не выдержал, зашел в ближайшую будку телефона-автомата и набрал номер Уайтхэча. Он услышал скрипучий голос Уайтхэча и назвал себя. - А, Чарли! Я ждал вашего звонка... - Почему ждали? - удивился Грехэм и вдруг понял: - Если вы, профессор, насчет нашего последнего разговора, то вы ошиблись: ничего нового сказать я не могу. - Да? - разочарованно протянул Уайтхэч. - Я о другом. Действительно вы дали свое согласие на экспертизу? - А, вы об этом. Ну, дал. А что? - Но ведь это же афера. Вы сами говорили... - Экспертиза покажет, - сухо сказал Уайтхэч. - А если покажет, что афера? - Не понимаю, почему вы волнуетесь, Чарли? Что покажет, то и сообщу. Или вы уже и меня подозреваете? - Нет, но... А все-таки что вы думаете обо всем этом? Почему же они согласились? - Я не расположен говорить об этом по телефону, Чарли. Могу только сказать, что я думаю то же, что и раньше, и не беспокойтесь, не побоюсь заявить об этом открыто. Удовлетворены? - Вполне... - А я был бы удовлетворен, если бы вы внимательно обдумали мое предложение. - Ах, профессор, как мне вам объяснить, что тут и обдумывать нечего! Грехэм в самом деле был удовлетворен. Странное чувство он испытывал к Уайтхэчу. Он проработал со стариком более десяти лет. Вначале это было только уважение; по мере того как он сам рос, он понял, что, в сущности, уже догнал и кое в чем перегнал своего учителя, - и прежнее чувство превратилось в какую-то смесь жалости, привычки и, кажется, даже немного любви. Он жалел старика и за его одиночество, и за то, что всю жизнь он трудился и, в сущности, так ничего не добился, и вот теперь приходится ему, ученику, свои открытия деликатно выдавать за общие достижения. За эти месяцы разрыва с Уайтхэчем и эта странная любовь-жалость, понятно, ушла, но все же Грехэм чувствовал, что ему было бы очень неприятно, если бы Уайтхэч оказался таким же подлецом и обманщиком, как Ундрич. Вот почему телефонный разговор несколько успокоил его в отношении Уайтхэча. Но совершенно непонятно было, на что же надеялся Ундрич. Неужели опять сплетен какой-то план? Было всего около семи часов вечера, когда Грехэм вернулся домой. Предыдущая бессонная ночь, волнения этого дня так истомили его, что он сразу же улегся и заснул. Утром он проснулся в прекрасном настроении: свежим, отдохнувшим. Потянувшись к часам, с удивлением обнаружил, что стрелка подбиралась к десяти. Ого! Он проспал не менее четырнадцати часов! Времени достаточно, чтобы отоспаться и отдохнуть. Не спеша он принялся одеваться. Торопиться было некуда: своей ночной работой на заводе он заслужил себе свободный день. Решил поработать в библиотеке. Но проходя мимо газетного киоска, он увидел на утренних выпусках газет напечатанную крупным шрифтом свою фамилию. Он купил несколько экземпляров. Ну, конечно, история с приглашением ужа стала достоянием газетчиков. С возмущением они писали о том, что коммунисты стараются заполучить в свою страну, якобы для обычного "культурного визита", ученого, который был директором секретной оборонной лаборатории. Вот она, деятельность так называемых "прогрессивных ученых", которыми руководят оба Чьюза! Благородное негодование переполняло благородные сердца журналистов. Ведь это Чьюз оклеветал важнейшее изобретение Ундрича, оклеветал самого изобретателя, а теперь готовится послать за границу того самого Грехэма, который работал вместе с Ундричем. Какая же гарантия, что этот Грехэм, подписавший недавно коммунистическое воззвание против атомной бомбы, не раскроет коммунистам секрет изобретения Ундрича?! Надо надеяться, что правительство не совершит ужасной ошибки и не даст красному ученому визы на выезд. Грехэм зашел в телефонную будку и позвонил Чьюзу. Слуга ответил, что профессор уехал в "Ассоциацию прогрессивных ученых". Грехэм тотчас решил отправиться туда же. Он застал Чьюза в комнате правления за газетами. - Ну, что вы скажете? - закричал старик, едва увидел его. - Подлецы, настоящие подлецы! А каковы чиновники из министерства? Сделать еще ничего не сделали, но журналистам моментально сообщили. Те, понятно, сразу учуяли, что от них требуется. - Этого и следовало ожидать... - мрачно сказал Грехэм. - Вы что: капитулировать? - Чьюз внимательно посмотрел на Грехэма. - Нет, не думайте, так просто я вам этого не позволю. Мы еще повоюем! Разговор перешел на последние газетные сообщения по поводу изобретения Ундрича и пресс-конференции у Бурмана. - Уверен, что придумали новый трюк! - воскликнул Чьюз. - Интересно будет услышать заключение Уайтхэча. До сих пор я не считал его способным на прямое мошенничество. Странное дело: Грехэм почувствовал себя задетым. Он поспешил рассказать о своих вчерашних телефонных переговорах с Уайтхэчем. - В личной честности Уайтхэча я не сомневаюсь. Вы увидите: он не будет их покрывать, - это Грехэм сказал с тем большим жаром, что сам уже начинал сомневаться в том, в чем теперь хотел убедить Чьюза. - Ну, что же, тем лучше, - только и ответил Чьюз. Внимание его снова обратилось к проектируемой поездке. - Мы еще повоюем! - снова повторил он. - А по-моему, бесполезно, - возразил Грехэм. - Мое участие будет только задерживать поездку. Из всех делегатов только одна моя фамилия раздразнила газетчиков... - Э, да я вижу, вы и впрямь на попятный? - нахмурился Чьюз. - Не на попятный, а просто в интересах общего дела считаю нужным снять свою кандидатуру. - Позвольте об интересах общего дела судить и мне, - резко сказал Чьюз. Вижу, у вас нервы уже сдали... Рановато... Конечно, неприятно, когда видишь, как треплют в газетах твое имя клеветники... Но знаете: волков бояться - в лес не ходить! Я считал вас храбрее... Грехэм вдруг вспыхнул. - Я не давал повода... - начал он и, сделав усилие, чтобы не ответить резкостью, круто повернувшись, вышел. Через мгновение оба жалели о внезапной вспышке, но Грехэм уже ехал в такси домой - не возвращаться же с извинением: ведь он не давал повода подозревать себя в трусости! - а Чьюз сидел за письменным столом, морщась от досады и все же не делая ни одного движения, - не бежать же ему, как мальчишке, за этим гордецом!.. Что поделать: даже умным людям не всегда удается умно поступать! К чести неожиданных "противников" все-таки нужно сказать, что через пять минут каждый винил уже не другого, а себя. Впрочем, Грехэм продолжал ехать домой, а Чьюз - сидеть за столом.
      5. Инженер Грехэм меняет маршрут
      Одно из пленительных и зловещих свойств жизни - невозможность предвидеть, какой ветер - попутный или губительный - наполнит паруса нашей ладьи.
      Т.Драйзер. "Титан"
      И все-таки Грехэм домой не поехал. Чем ближе он подъезжал, тем бессмысленней казалась ему только что разыгравшаяся сцена. Хорошо, что он сумел удержаться от резкого ответа Чьюзу, но плохо, отвратительно, что он, как обиженный мальчик, выбежал из комнаты. Может быть, и дверью хлопнул? В горячности он ничего не помнил. Фу, как глупо! Пожалуй, Грехэм все-таки повернул бы назад, если бы не этот острый стыд за свою мальчишескую выходку. Нет, показаться сейчас на глаза Чьюзу просто немыслимо!.. Он вдруг вспомнил, что сегодня должен приехать Эрнест Чьюз. Поговорить бы с ним, объяснить, как произошло это непонятное недоразумение, просить поговорить с отцом... Грехэм остановил машину у станции телефонных автоматов и позвонил Эрнесту Чьюзу. Едва успел Грехэм назвать себя, как услышал голос Эрнеста: - Это вы, Грехэм? Как удачно, что вы позвонили! Вот что: немедленно приезжайте ко мне. Слышите: немедленно, где бы вы ни были, сейчас же, не теряя ни минуты... Можете? - Могу... Но почему такая срочность? - Грехэм, вы теряете время... Я жду... Эрнест Чьюз говорил возбужденно, и его волнение невольно передалось и Грехэму. Он вернулся в машину и дал адрес Эрнеста Чьюза.