Легенды о Тигре и Дел (№4) - Разрушитель меча

– Нет. Я задумался.

– А-а, – глубокомысленно кивнула Дел. – Твоя глубокая задумчивость сильно напоминает сон обычных людей. Ну прости меня.

Мы по-прежнему были на лошадях, по-прежнему ехали на Юг из Кууми. Солнце уже начало спускаться к горизонту. Около часа назад мы перекусили и и я смыл свою порцию еды в желудок несколькими глотками вина. Монотонный шаг уставшего жеребца в сочетании с едой, вином и теплом дня – не говоря уже о скуке – одолели меня.

Значит я действительно уснул, хотя и ненадолго; что-то вроде секундной дремоты, когда моргая, не сразу открываешь глаза. Если приходится проводить много времени не слезая с лошади, привыкаешь спать где угодно – и когда угодно – как только появляется такая возможность.

Но Дел этого не объяснить.

Я нахмурился.

– Так от чего у тебя кожа болит?

– От Юга. От Солнца. От Пенджи, – Дел пожала плечами, заодно проверяя вес яватмы за спиной. – Я помню нашу прошлую поездку. Тогда солнце было просто ужасным и я заболела, – Дел провела ладонью по рукаву бурнуса. – Я все очень хорошо помню.

И я ничего не забыл. Дел была на грани жизни и смерти. Я вообще-то тоже, но моей медной шкуре проще было вынести жестокость Южного солнца. Оно, конечно, пыталось меня сжечь, но я выжил. А вот Дел почти умерла.

– Ну, в этот раз такого не случится, – успокаивающе пообещал я.

Она выгнула одну бровь.

– Ты так уверен? Ты уверен, что мы снова не налетим на Ханджи? И что они не бросят нас снова в пустыне, без лошадей и воды?

Все мое спокойствие испарилось, но я привел последний аргумент:

– Теперь, если они захватят нас, мы точно попадем в котел.

– А-а, я и забыла, – Дел, прищурившись, оглядела пески. – Ничего не изменилось.

– Жарко. Сухо. Вокруг один песок, – я кивнул. – Ничего и не могло измениться.

– Изменились мы, – она покосилась на меня. – Теперь у нас обоих чуть больше опыта.

Я понял, о чем она.

– И мы постарели? – я показал ей зубы в неискренней ухмылке. – Поверь, баска, теперь, когда мы снова вернулись в тепло, я чувствую себя ГОРАЗДО моложе.

По выражению лица Дел я понял, что она мне не поверила. В душе я, конечно, помолодел, хотя на внешности это могло и не отразиться. Вот только себя со стороны я не видел, а верить ли Дел, я не знал: она могла говорить искренне, а могла и насмехаться.

– Тридцать шесть это еще не старость, – мрачно пробурчал я.

Улыбка Дел была слишком жизнерадостной, а потому подозрительной.

– А вдруг тебе уже тридцать семь?

– Может тебе этот возраст и кажется старостью – ты совсем недавно вышла из младенчества – но для меня…

– Для танцора меча это уже годы, – добродушно поддразнила Дел. – Люди, проводящие свои жизни в круге, редко доживают до такого возраста, – Дел уже не шутила, глаза у нее были совершенно серьезные. – Пора бы задуматься, не стать ли тебе ан-кайдином… – она замолчала и нахмурилась.

– Как это по-Южному?

– Шодо, – кисло сказал я. – По-моему, я к этому еще не готов.

– Ты был профессионалом многие годы. Ты учился у лучших. Даже в Стаал-Уста оценили твое мастерство…

– В Стаал-Уста мое мастерство никого не интересовало. Им просто нужно было еще одно тело, – я отвел жеребца подальше от кобылы. – Это не для меня, Дел. Чтобы быть шодо, нужно гораздо больше терпения, чем я думал.

– А я уверена, что если бы у тебя был ученик, терпения нашлось бы в избытке. Если бы ты знал, что каждым своим уроком ты спасаешь жизнь истойя или приговариваешь его к смерти, ты бы понял, сколько всего можешь ему предложить.

– Ничего не могу, – мрачно сказал я. – Ну и каким шодо я был бы с Чоса Деи в своем мече?

– Когда ты его освободишь…

– Нет, баска. Я танцор меча. Я просто танцую, я не учу.

– Но ты учил меня, – настаивала она. – Ты очень многому меня научил.

– И чуть не убил. Этим я тебя тоже чему-то научил?

– Я узнала, что ты человек колоссальной силы воли.

Я изумленно уставился на нее.

– Ты всерьез!

– Конечно.

– Баска, я чуть не убил тебя. Первый раз в Стаал-Уста, второй раз в оазисе, после того, как я прикончил всех борджуни.

– Но каждый раз ты сдерживался, – она пожала плечами. – В Стаал-Уста ты победил пробужденную яватму, откликнувшуюся на первый призыв и дикую от вкуса первой крови и желания совершить убийство. В оазисе ты боролся с Чоса Деи. Человек слабее, с более слабой волей, сдался бы в обоих случаях. И я была бы уже мертва.

– Ну да… – я чувствовал себя неловко и пожал плечами. – Но это не делает меня шодо.

– Я не настаиваю, – спокойно сказала она. – Я только отмечаю, что у тебя есть такая возможность.

У меня в животе что-то дернулось.

– Слушай, а ты завела этот разговор не из-за того, что достигнув своей цели, убив Аджани, теперь просто хочешь поменять образ жизни?.. И в новой жизни забыть о старых знакомых?

Дел сжала губы.

– Мы это уже обсуждали. У меня ничего не осталось. Меня изгнали с Севера, а на Юге я никогда не смогу стать шодо. Кто придет учиться у женщины?

Я пожал плечами.

– Другие женщины.

Голубые глаза подернулись дымкой.

– А сколько Южных мужчин дадут своим женщинам такую свободу?

– Может это будут женщины, которых не интересует мнение мужчин?

В ответ я услышал смешок.

– На Юге не найдется ни одной женщины, которая согласилась бы рискнуть потерять мужчину или лишиться шанса завоевать его ради того, чтобы обучаться у меня.

Дел была права.

– И в итоге мы пришли к тому, с чего начали. Так что может согласимся оставаться такими, какие мы есть, и не будем беспокоиться о будущем?

Дел уставилась вдаль.

Я ждал.

– Согласна?

– Посмотри туда, – Дел показала. – Там что-то двигается.

Я проследил за ее пальцем и увидел. Черная точка на горизонте.

– Я не… подожди. Да, кажется ты права… – я привстал в стременах, разглядывая горизонт между ушами жеребца. – Похоже на человека.

– Без лошади, – объявила Дел. – Кто в здравом уме пойдет пешком через Пенджу?

– Мы шли, – напомнил я. – Конечно у тебя была песчаная болезнь и ты была далеко не в здравом уме…

– Брось, – сказала она. – Давай больше не будем тратить время на воспоминания. Его – или ее – каждая минута промедления может погубить.

Дел сжала колени и кобыла понеслась по пескам, поднимая в воздух облака пыли. Жеребец громко фыркнул и бросился за ней.

Мне выбирать не приходилось, и я не стал удерживать его.

Оказалось, что это он, а не она. И Дел была права: тут вопрос жизни и смерти решали минуты. Когда гнедой примчался к нему, Дел уже стояла около него на коленях и помогала держать одну из своих фляг.

Гнедой остановился, Дел обернулась и посмотрела на меня поверх плеча, покрытого пыльным бурнусом. Она ничего не сказала, но все ясно было и без слов. Дел хорошо умеет объясняться одними движениями, не говоря уже о выражении лица. Но на этот раз стыда под ее осуждающим взглядом я не почувствовал – я отстал от нее ненамного, хотя и не гнал жеребца – и сердито нахмурился, чтобы показать, что ее выговор не принят.

Как она к этому отнеслась, было ее делом.

На мужчине был простой бурнус из легкой ткани разорванный в нескольких местах и такой же хитон. Без меча. Похоже, что ему было чуть больше двадцати, но я мог и ошибаться – пыль на его лице запеклась плотной коркой и трудно было что-то рассмотреть. Пот – и может слезы? – оставили на щеках темные, извилистые канавки.

Он припал к фляге и застыл с закрытыми глазами в чисто физическом блаженстве получив то, чего требовал весь его организм. Вода стекала по его подбородку, капала на грязный поношенный бурнус и тут же высыхала; прежде чем Дел успела сказать хоть слово, он протянул руку к подбородку, чтобы подхватить стекающие капли.

Рожденный и выросший на Юге, это видно и по внешности, и по привычкам.

Мучившая его жажда наконец-то ослабла, он впервые открыл глаза и уставился поверх фляги на Дел. Пока он разглядывал спасшего его человека, в том числе и определял его пол, карие глаза все больше расширялись.

Он резко выпрямился и тут же увидел меня. Несколько секунд он раздумывал, потом снова взглянул на Дел, и снова на меня. В конце концов, он выдавил одно слово:

– Африт?

Я фыркнул. Дел покосилась на меня, не понимая причины моего веселья, потом отвернулась. Если бы Дел поняла язык, ей было бы что сказать, но Южанин говорил на архаичном диалекте пустыни, известном только тем, кто жил в Пендже. Я не слышал его уже много лет.

Я прикинул, не стоит ли подыграть – было бы весело признать, что Дел действительно была Южным духом – но потом решил не рисковать. Парень и без того был сухим как кость и почти обезумел; чтобы окончательно сойти с ума ему не хватало только моего подтверждения встречи с духом. После этого никто не смог бы разубедить его, что он еще не мертв.

– Нет, – сказал я ему. – Она Северянка.

Он сидел застыв, не сводя с нее глаз, выпивая ее как будто она была слаще, чем вода во фляге.

Глядя на него, я повеселился, а потом подумал, что мое веселье можно было принять и за оскорбление. На Дел стоило посмотреть. О Дел стоило мечтать. А для него Дел была и спасением: она дала ему воды.

Я усмехнулся.

– Ты произвела на него впечатление.

Она привычно дернула плечом; мужские взгляды Дел никогда не радовали и она не любила говорить о повышенном внимании к себе. На Юге подобные взгляды чаще всего доставляли одни неприятности, потому что осмотром дело не ограничивалось: каждому хотелось более тесного контакта.

– Еще? – спросила она, снова предлагая ему флягу.

Он взял ее машинально и неторопливо сделал несколько глотков, по-прежнему не сводя глаз с Дел. Организм уже получил необходимую воду. Теперь он пил для удовольствия.

И, как я подозревал, потому что не смел отказать ей.

Жеребец вытянул шею, пытаясь дотянуться до кобылы, стоявшей в шаге или двух от нас. Он шумно фыркнул и утробно заурчал. Хвост поднялся. Из-под верхней губы показались огромные зубы. Всем видом жеребец демонстрировал свой интерес к кобыле и огромное желание познакомиться поближе.

Вот только этого мне и не хватало – да и не только мне, любому человеку – жеребца, твердо решившего свести более близкое знакомство с кобылой. А поскольку в физическом плане лошадь во многом превосходит человека, разубеждать жеребца нужно было быстро и решительно. Пока кто-то не пострадал.

И я врезал ему кулаком по носу.

Медяшки упряжи зазвенели когда его голова взлетела к небу. Я сильнее сжал поводья, стараясь не выпустить их – стараясь не выпустить ЕГО – и при этом по возможности не подставить свои сандалии ему под копыта.

Дел, конечно, снова обернулась и подарила мне укоризненный взгляд, но я не отреагировал. Это не она висела на другом конце повода беснующегося жеребца, возжелавшего кобылу; ЕЕ кобылу, должен я заметить. Если бы в Кууми она купила мерина, таких проблем у нас бы не было.

Тем временем кобыла оценила страсть гнедого и издала застенчивое ржание, показывая, что она тоже не против.

В это же время молодой человек на песке решил наконец-то от этого песка оторваться. По крайней мере частично: он встал на колени, потом прижал одну ладонь с разведенными пальцами к сердцу и низко поклонился. Поклон сопровождался речью на языке, которого даже я не знал.

Закончив бормотать, он поднялся.

– Караван, – объявил он, махнув рукой в глубины Пенджи.

Я прищурился.

– Далеко отсюда?

Он объяснил.

Я перевел для Дел, которая весь разговор растерянно хмурилась. Потом попросил его объяснить поподробнее.

Он объяснил. Когда рассказ был завершен, я пригладил каштановые волосы и вяло пробормотал проклятье.

– В чем дело? – спросила Дел.

– Они направлялись в Искандар, – сказал я. – Он и еще несколько человек. Они наняли пару проводников, чтобы перейти через Пенджу, но эти так называемые проводники завели их сюда и бросили.

– Бросили, – повторила она.

Я махнул рукой.

– Они никого не убили, не ранили. Просто привели их сюда, отобрали все деньги и воду и оставили, – я махнул рукой. – Зачем тратить время на убийство если Пенджа сделает это за тебя?

– У него не было лошади? – спросила Дел.

– Был осел. Но он сбросил его и убежал, – я ухмыльнулся. – Обычное ослиное поведение.

Дел взглянула на Южанина.

– Значит он пошел за помощью.

– Из его слов я понял, что их заставили помучиться. Увели подальше от путей, подальше от знаков… – я пожал плечами. – Он надеялся, что найдет людей, которые помогут – покажут дорогу к поселению или оазису. Он хотел достать лошадь и воду, – я снова пожал плечами. – Остальные в пустыне, в фургонах.

Дел, прищурившись, посмотрела на небо.

– Нет воды, – задумчиво пробормотала она. Потом повернулась к Южанину и долго изучала его.

Я знал, что за этим последует.

И, честно говоря, возражать не собирался; она была права. Я тяжело вздохнул и предупредил ее слова, подняв руку.

– Я знаю, знаю. Ты хочешь поехать туда. Ты хочешь отвезти его к каравану, а потом довести их всех до Кууми.

– Это ближайшее поселение.

– Точно, – я посмотрел на запад. – Ну ладно. Вообще-то Салсет тоже подобрали нас в пустыне и только поэтому мы сейчас живы.

– В твоем голосе я не слышу благодарности.

– Я им очень благодарен. Я просто думаю, сколько времени мы потеряем и кого встретим в Кууми, когда туда вернемся.

Дел нахмурилась.

– А кого?

– Танцоров мечей, – ответил я. – И кроме того, толпу верующих идиотов, таких же как этот.

– Какое право ты имеешь называть его верующим идиотом? – возмутилась Дел. – Только из-за того, что он верит в то, во что не веришь ты…

Я прервал ее не дожидаясь конца речи о достоинствах религии.

– Он дурак, – отрезал я. – И у меня есть полное право называть его так.

Она ощетинилась.

– Почему? ЧТО дает тебе право…

– Потом что каждый человек, который поклоняется мне, может быть только дураком.

Не ожидавшая такого ответа Дел откровенно растерялась.

– Что? – наконец выдавила она. – А причем тут ты?

– Я – тот, ради кого он и другие идут в Искандар.

– Зачем? – она хлопнула ресницами.

– Кажется они услышали истории Оракула о джихади, – я пожал плечами.

– Они подхватились и поехали на Север.

Дел хотела мне еще что-то высказать, но промолчала. Она долго смотрела на верующего идиота, обдумывая мои слова и оценивая Южанина, и, наконец, вздохнув, провела рукой по лбу.

– Теперь ты понимаешь, что я имею в виду? – спросил я. – Ты ведь тоже думаешь, что он дурак.

Она поморщилась.

– Я готова признать, что убеждения могут заставить совершать нелепости, но то, что он верит в человека, который должен прийти, чтобы помочь его родине, не делает его дураком.

– Правильно, – согласился я. – Значит я должен хотя бы доставить его и его людей в Кууми. Думаю, что так полагалось бы поступить джихади, правильно?

– Ты скажешь ему? – спросила она.

Я усмехнулся.

– Что? Что я подделка?

– Может он сам догадается, – вздохнула Дел.

– Я был уверен, что ты меня поймешь, – я похлопал жеребца по шее. – Ну, старина, кажется тебе снова нести двоих.

Дел поправила ремень перевязи.

– А почему не посадить его со мной? Мы вместе будем весить меньше чем ты один.

Я посмотрел на верующего идиота, который не сводил с Дел восхищенных глаз.

– Да, – кисло согласился я. – Он, конечно, придет в восторг.

Дел нахмурилась и я заторопился.

– Ладно, все. Садись и поехали.

20

Его звали Мехмет. Мехмет был просто занозой в заднице. Хотя, конечно, не по своей вине. Он был тем, кем был: измученным парнем без воды который очень нуждался в помощи. Беда была в том, что мы ему эту помощь предложили, а он ее принял. Вообще-то я человек не грубый, но иногда могу и забыть о деликатности. Причина этого в том, что по доброте своей я сам себе устраиваю неприятности, как например в случае с Мехметом, жаждавшим побыстрее помочь своим спутникам.

Он очень хотел помочь им СЕЙЧАС.

И сейчас он воспринимал именно как сейчас, а мы с Дел считали это делом-по-утру, потому что солнце село, а искать караван в темноте было бессмысленно.

Вот только Мехмет этого не понимал.

Дел, деловито раскатывая одеяло, с хмурым видом выслушивала его речи. Я занимался своим одеялом и отвлекся только на ее вопрос:

– А что он говорит сейчас?

– То же что и минуту назад. Что мы не можем ждать до утра, поскольку его акетни в беде.

– Его кто?

– Акетни. Я не совсем уверен, что означает это слово, но думаю, что оно как-то объединяет людей с которыми он путешествует. Что-то вроде семьи, наверное… или просто группа людей, объединенных верой.

– Религиозная секта, – констатировала Дел. – Как те нелепые фанатики Кеми, которые избегают женщин.

– Они заходят слишком далеко. Мехмет, по-моему, не из них, – я посмотрел на Южанина, стоявшего между нами, нервно сжимая руки, и ожидавшего нашего решения. – Ему и в голову не приходит, что женщины могут нести зло – вот, он опять с тебя глаз не сводит.

Дел мрачно покосилась на меня.

Мы не стали разжигать костер, поскольку деревья в полных кристаллов песках не росли, а древесный уголь, который мы захватили с собой, нужно было экономить. На ужин мы решили поесть сухого мяса, и хотя ни Дел, ни я не были в восторге от этой обычной пищи путешественников, мы знали, что с ней можно дойти куда угодно. Мы устроили на ночь лошадей, разложили одеяла. Солнце опустилось, воздух остыл; нам хотелось только поесть и лечь спать.

Мехмет, обнаружив, что все его уговоры оказались безрезультатны, снова затянул свое: что мы не должны останавливаться, а ехать вперед, пока не найдем его акетни. Где, как он объявил, нас вознаградят за оказанную помощь.

– Как? – сухо спросил я. – Ты же говорил, что проводники забрали все ваши деньги.

Он упрямо поднял подбородок.

– Вам заплатят, – повторил он. – И эта плата будет дороже денег.

– Что-то похожее я и раньше слышал, – я расправил складки одеяла. – Слушай, Мехмет, я понимаю, что ты беспокоишься о своих друзьях, но сейчас лучше постарайся уснуть. Мы отправимся в путь при первых лучах солнца и найдем их к полудню. ЕСЛИ ты правильно запомнил расстояние, – я кинул на него мрачный взгляд. – Ты ведь его правильно запомнил, так, Мехмет?

– В той стороне, – он показал. – А если мы отправимся СЕЙЧАС, мы найдем их еще до рассвета.

– СЕЙЧАС мы никуда не отправимся, – отрезал я. – СЕЙЧАС я собираюсь что-нибудь поесть, переварить это в спокойной обстановке, а потом уснуть.

Он просто оскорбился.

– Как ты можешь спать, зная, что мой акетни в беде?

Я вздохнул и почесал шрамы от когтей.

– Я могу спать, – терпеливо объяснил я, – потому что я не вхожу в твой акетни, чем бы он, в аиды, ни был.

Мехмет выпрямился. Он был стройным, сухопарым парнем, почти без жира под кожей, отчего его пустынные черты становились совсем острыми. Как и у многих рожденных в Пендже, у него был нос с горбинкой, заставляющий вспомнить о ястребе, но в карих глазах не чувствовалось пронзительности хищника.

Он стоял между Дел и мною, разглядывая нас обоих. Мехмет был молод и самоуверен, но отличался от большинства своих ровесников. В нем не было несносности нахального начинающего танцора меча, мечтающего прославиться, как Незбет, но его переполняло то великое упрямство молодости, которое заменяло мудрость жизненного опыта. Мы с Дел казались ему эгоистами – или только я: для него Дел была чудом совершенства, а чудеса нельзя обвинять в эгоизме.

Над головой Мехмета ночь раскатывала свое одеяло, расшитое сверкающими звездами. Серебро полумесяца роняло лучи на наши головы.

А Мехмет упрямо ждал, когда же я передумаю, только теперь, когда он переводил взгляд с Дел на меня, лицо у него становилось злобным. Дел-то может усмирять мужской гнев своей красотой.

– Это акетни! – зашипел он. – ЦЕЛЫЙ акетни!

Дел хорошо почувствовала интонацию, хотя и не поняла смысл.

– Чем он так расстроен?

– Ничего нового, – объяснил я. – Он поет ту же старую песню, – я сел на одеяло, уже привычно поудобнее устроив колено, и посмотрел вверх на Мехмета. – Я не знаю, что такое ЦЕЛЫЙ акетни и не представляю, что такое акетни вообще. Так что давай лучше раскладывай свободное одеяло, устраивайся на ночь, а беспокоиться об акетни будешь утром.

Он застыл в такой напряженной позе, что я испугался, как бы он не сломался. Но он только вздрогнул, потом упал на колени, склонил голову, прижал одну ладонь к сердцу и начал бормотать что-то на неизвестном мне диалекте.

– Снова за свое, – поморщился я.

Мехмет замолчал. Я чувствовал, что он на пределе самоконтроля.

– Тогда может быть вы позволите мне позаимствовать у вас лошадь? – тихо спросил он. – И воду? Я поеду сейчас, а вы догоните утром.

Мне пришло в голову, что если мы позволим ему взять лошадь и воду, самим нам ехать уже никуда не придется. Но в этом случае мы оставались в невыгодном положении: два человека на одной лошади и минимум воды.

– Нет, – я выкопал в суме буханки пресного хлеба и два куска сушеного мяса кумфы. – Придется подождать.

Мехмет резко повернулся к Дел, которая, застыв от страсти в его голосе, разглядывала Южанина. Он набрал побольше воздуха и снова начал свой рассказ, присоединив к нему просьбу дать ему кобылу и немного воды.

– Она не понимает, – сказал я ему. – Она не знает твоего языка.

Он подумал и с трудом подбирая слова повторил все на Пустынном.

Дел посмотрела на меня.

– Если я скажу нет, он ведь не попытается украсть ее, а? – ей, как и мне, совсем не хотелось ехать вдвоем на одной лошади и периодически идти, чтобы дать жеребцу отдохнуть.

С улыбкой я повторил вопрос Мехмету и тот просто пришел в ужас. Он вскочил на ноги, потом снова упал на колени, сжимая свой порванный бурнус, словно собирался разодрать его, и затараторил что-то вроде укоризненной речи, обращаясь к Дел, ко мне и к небесам.

– Я не знаю, – я опередил вопрос Дел. – Кажется мы его оскорбили.

– А-а, – она вздохнула и полезла в сумку за своим ужином. – Мне очень жаль, что он так на это отреагировал, но теперь, надеюсь, он будет держаться подальше от кобылы.

– Пусть лучше уводит кобылу, чем жеребца, – я жевал хлеб и краем уха слушал молитвы Мехмета. – Как ты думаешь, он так всю ночь проведет?

Во взгляде Дел появилась растерянность.

– Послушай, ну если он так беспокоится…

– Нет.

– Если они в опасности…

– Нет. Может им очень хочется пить, но ночь они переживут. Это люди Пенджи, баска… день или два без воды не убьют их. Они умеют приспосабливаться. Поверь мне, если знаешь…

– Мехмет боится…

– Мехмет боится, что у него будут неприятности из-за того, что он так задерживается, – я запихнул слишком большой кусок сухой кумфы в рот и старательно начал жевать его.

Дел прищелкнула языком от отвращения.

С полным ртом, я оскалился.

– Джамайл любил так делать, – сказала она. – Конечно он был гораздо моложе и просто не мог придумать ничего поумнее.

– Видишь? – я посмотрел на Мехмета, с мрачным видом взявшегося за одеяло. – Типично по-женски, пользоваться любым случаем, чтобы переделать мужчину. Я только одного не могу понять, почему даже мужчина сразу понравился женщине, она все равно хочет его изменить?

– Ты мне сразу не понравился, – прохладно сообщила Дел, а Мехмет смотрел на меня с нескрываемым недоумением; неужели он действительно был ТАКИМ молодым? Или просто запаздывал в развитии и ничего не знал об отношениях мужчины и женщины?

Я задумчиво прикусил губу.

– Ты уже достаточно пыталась изменить меня, баска.

– И кое в чем преуспела, – Дел элегантно откусила небольшой кусочек кумфы и воспитанно прожевала его.

Я показал в ее сторону клоками своего куска.

– Видишь? – снова обратился я к Мехмету. – А какие женщины у вас в акетни?

Мехмет посмотрел на Дел.

– Старые, – сказал он. – И моя мать, – дополнение многое о нем говорило.

Я поднял флягу.

– И они, конечно, тоже стараются изменить тебя.

Он пожал плечами.

– В акетни нужно делать то, что говорят. Что бы мы ни узнавали от песка… – он замолчал. – Я уже сказал слишком много.

– Священная чепуха, да? – я кивнул. – Вот это тоже по-женски. Они вечно все перекручивают, придумывают какие-то ритуалы, лишь бы заставить людей подчиняться. Старые, молодые, все они такие, – я покосился на Дел. – Даже Северянки.

Дел спокойно жевала кумфу.

Я снова повернулся к Мехмету.

– А эта плата…. это что-то ценное?

Мехмет вытащил из сумы кусок кумфы.

– Очень ценное…

Я скептически выгнул брови.

– Если оно такое ценное, почему эти «проводники» его не взяли?

– Потому что они были слепы. – Мехмет пожал плечами. – Их души затворены.

– А моя нет? Если, конечно, она у меня есть.

Мехмет сосредоточенно жевал мясо.

– Но ты же здесь, – сообщил он. И это тоже о многом говорило.

Я раздраженно поерзал на одеяле, стараясь поудобнее устроить колено, и выпил еще вина.

– Ну ладно, с платой разберемся, когда приедем в Кууми. Много времени это не займет – вы не так далеко от дороги. Может ваши проводники и не хотели, чтобы вы погибли.

Мехмет пожал плечами.

– Теперь это не имеет значения. Они сами выбрали свое будущее.

Я наморщил лоб.

– Да?

Но Мехмет уже закончил разговор. Он молча доел свою кумфу, смыл ее в желудок водой, лег на одеяло и уставился в небо. Снова бормотание. Словно звезды – или боги – могли его услышать. Я повернул голову и долго лежал, глядя в темноту. Думая: а вдруг могли.

Я проснулся, услышав возмущенное ржание жеребца и шелест песка под его ногами. Я вскочил и помчался к нему еще до того, как успел вспомнить о больном колене, так что все мои усилия по излечению пошли прахом. Изобретательно ругаясь, я похромал дальше.

Мехмет обернулся, почувствовав мое приближение. В руках он держал потник. Увидев выражение моего лица – и обнаженный меч – он сделал шаг назад.

– Я только хотел помочь, – запротестовал он. – Не украсть, помочь. Я хотел оседлать его за тебя, – он положил руку на сердце. – Ты же сам говорил: с первыми лучами.

Я бы это первыми лучами не назвал, но рассвет был уже близок. Мне пришлось поверить Мехмету: если бы он действительно собирался украсть лошадь и тихо уехать, он взял бы кобылу. Характер жеребца он успел оценить за день путешествия с нами.

Дел тоже приподнялась и откинула одеяло. Растрепанная светлая коса свисала с плеча.

– Мы можем поесть по дороге.

Я стер песок с глаз и лица, повернувшись спиной к нашему лагерю. Клинок тускло сверкнул черным в слабом свете нового рассвета. Еще несколько минут сна пошли бы мне на пользу; всю ночь я просыпался от кошмаров.

– Отойди от него, – посоветовал я Мехмету. – Он по утрам не в настроении.

Дел тихо хихикнула, но воздержалась от комментария. Мехмет с готовностью отошел, оглядываясь через плечо на проснувшегося жеребца, и решил заняться своим одеялом. Я наклонился, подобрал перевязь, убрал меч в ножны. И выругался, когда ноготь зацепился за кожаный ремень и оторвался.

К моему удивлению боли почти не было. Почерневший ноготь отвалился полностью.

Я пошатнулся.

Дел подошла, изучила «рану» и взглянула на мое окаменевшее лицо.

– Это только ноготь.

– Это безобразно.

– Безобразно? – она посмотрела, потом недоверчиво хохотнула. – После всех ран, которые ты получал, не говоря уже о Стаал-Уста, где я чуть не вырезала тебе кишки – ЭТО тебя волнует?

– Это безобразно, – повторил я, понимая, что говорю глупость.

Дел поймала мое запястье и поднесла руку к моим глазам.

– Ноготь, – повторила она. – Порезы после бритья у тебя были страшнее.

– А тебя это развлекает, – обвинил я.

Дел отпустила руку.

– Да, развлекает. По-моему это очень весело, – но улыбка смягчила слова.

Я провел большим пальцем по тому месту, где еще несколько минут назад был ноготь, и пожал плечами. Не знаю почему, но я сразу почувствовал себя больным.

– Поехали, – резко сказал я. – Акетни Мехмета ждет.

Дел снова хихикнула за моей спиной.

– А теперь он решил поторопиться.

– Ну хватит, – поморщился я и наклонился, чтобы свернуть свое одеяло.

Дел, тихонько посмеиваясь, взялась за свое.

Вот это я в женщинах ненавижу. Чтобы отомстить, они выбирают самые неподходящие способы.

21

К полудню я потерял ноготь на правом большом пальце, потом еще два. Вид пальцев без ногтей был настолько отвратителен, что мне постоянно хотелось вывалить на песок весь свой завтрак. Но акетни Мехмета мы нашли. Пять маленьких фургонов стояли рядом. Грубая холстина, когда-то ярко-голубая, а теперь выгоревшая, плотно обтягивала остовы. Стреноженные ослы, сбившиеся в маленькое грязное стадо, дружно заорали при нашем приближении. Я подумал, не здесь ли отдыхает и спутник Мехмета, сбросивший его и удравший. Как и ожидалось, все с радостью выбежали встречать Мехмета, но еще светлее стали их лица, когда они узнали, что мы привезли воду. Мы с Дел отстегнули от седел фляги, а Мехмет спрыгнул с кобылы и торопливо начал раздавать их, одновременно отвечая на множество вопросов на диалекте Пенджи, которого я так и не мог расшифровать. Темные глаза Южан сияли от радости и облегчения, коричневые руки сжимали фляги.