Убить перевертыша

      - Предположим, - неопределенно ответил Сергей, чувствуя за этими словами какой-то подвох.
      - Если согласны, то почему вы, да, да, лично вы служите не общему, а частному?
      - Что вы имеете в виду?
      - Ваш визит в Штутгарт. Мне известно, зачем вы сюда приехали.
      Сергей почувствовал, как вдруг похолодели пальцы рук - первый признак чрезмерного волнения, от которого, как ему всегда казалось, вот-вот остановится сердце. Он потянулся к бокалу, жадно выпил его почти до дна. Взял орешки с вазочки, принялся старательно жевать, не ощущая никакого вкуса. И вообще он ничего не ощущал в эту минуту: все силы уходили на то, чтобы не выдать себя, оставаться спокойным. Он тянул время, собирая разбегавшиеся мысли, и ждал, ждал, что еще сболтнет "гостеприимный хозяин".
      - Итак, мы оба одинаково считаем, что человечество находится на переломном этапе своего развития. Я даже думаю: правы те, кто пугает нас смертельной болезнью цивилизации. Что ж, кризис есть кризис, кто-то должен пострадать, а кто-то взять на себя организующую роль.
      - Роль Господа Бога? - ехидно спросил Сергей.
      Он уже опомнился и размышлял над тем, что, как и подозревал, влип в очередную историю, да такую, из которой если удастся выбраться, то уж точно придется ставить свечку в храме.
      - Да, если угодно, - спокойно продолжал Бутнер. - Только в роли Господа Бога будет не один человек. Это будет тот самый "золотой миллиард", о котором вы упомянули, миллиард наиболее способных и умных. Вы же не будете возражать, что именно умные и способные должны быть тем самым огранизующим началом?
      - Не буду, - буркнул Сергей. И подумал о том, к каким бедам привело в Советском Союзе всевластие чужаков и дураков.
      - И вы не будете возражать, что умных и способных не так много. Во всяком случае, не больше одного миллиарда?
      Сергей открыто вызывающе усмехнулся.
      - Это похоже на социал-дарвинизм. Искусственный отбор...
      - Когда речь идет о такой громадной цифре, как миллиард, то, скорее, естественный...
      Сергею вдруг стало скучно. Ясно было, что этот благополучный господин уже примерил на себя Божьи одежды. Умный мужик, ничего не скажешь, но все у него не по-русски. По-русски - это как Бог даст, так и правильно. На авось? Но, может быть, это как раз и вернее, чем придуманное кем-то смертным организующее начало...
      - Вижу, что не убедил вас. Но я знаю: вы об этом будете думать. И рано или поздно вы согласитесь, что путь в будущее для неорганизованной толпы чреват куда большими жертвами. Да вы и сами об этом говорили. И мне кажется, что ваше место, при определенных, разумеется, условиях и действиях с вашей стороны, может оказаться не то что в золотом миллиарде, а, может быть, даже и в алмазном миллионе.
      - Есть и такой?
      - Нет, так будет. Людям некуда деться. И у вас для этого имеется все...
      - Кроме миллионов.
      - Каких миллионов?
      - Долларов, разумеется. По рублям-то я давно уж миллионер.
      - Способности не купишь, а деньги - дело наживное. Если пожелаете, будете их иметь.
      - Каким образом?
      - Об этом вам скажут. Прощайте.
      Он резко поднялся, отступил от стола и сразу исчез за черной портьерой, висевшей позади него.
      Плотный ворс паласа скрадывал шаги, и Бутнер совершенно бесшумно прошел в другую комнату, где его ждал Майк.
      - Забирайте, - холодно бросил Бутнер.
      Майк вскочил.
      - А что архив?
      - Архив надо взять. Любой ценой. Этот человек, несомненно, что-то знает о нем.
      - А если не скажет?
      - Любой ценой, - повторил Бутнер. В его голосе слышалось раздражение. - Что-то не ясно?
      - А потом? Куда его? Если отдаст архив...
      - Если отдаст, пусть уезжает. Мы за ним понаблюдаем. Экземпляр интересный, может быть, даже перспективный. Но нужен глаз да глаз.
      24
      И опять Сергею вспомнилась сказка про Кота в сапогах. Великан в сказке тоже внезапно появлялся и исчезал. И превращался в кого хотел. А Бутнер? Попросить бы его превратиться, скажем, в муху. Вдруг получилось бы. А потом - хоп! - и прихлопнуть...
      Он засмеялся, допил вино и встал. Подумал, что великан-то в сказке был не просто добрый малый, а настоящий людоед. Про Бутнера такого не скажешь. Но вот посидели, выпили, поговорили вроде бы по-приятельски, а на душе муторно и тревожно.
      Сергей ходил по лоснящимся черно-белым геометрическим фигурам паркета и ждал, что будет дальше. Дошел до раскрытого настеж окна в конце зала, выглянул и отшатнулся: за окном был провал. Скала обрывалась метров на сто, и там, внизу, начинался другой склон, заросший лесом. Снова выглянул, уже спокойнее. Дождь перестал. Воздух, настоянный на ароматах горных лесов, казался густым.
      Кто-то вошел в залу, и, похоже, не один. Оглянувшись, Сергей увидел Пауля и Майка, усаживающихся за стол.
      - Вы тут пировали, а мы слюной изошли, - по-русски сказал Пауль.
      - Мы не пировали, мы беседовали, - по-немецки ответил Сергей.
      - Ах да, конечно. Коллеги же... И до чего добеседовались?
      Сергей пожал плечами.
      - Видал? - повернулся Пауль к Майку. - Вот что значит общение с великим человеком. У нашего гостя сразу изменился тон.
      - Если я вам больше не нужен, отвезите меня обратно, - сердито сказал Сергей.
      - Очень даже нужен. Только... вы позволите и нам немного выпить?
      Пауль паясничал, что было на него совсем не похоже.
      А Майк угрюмо молчал. А Сергей, внимательно наблюдавший за обоими, старался унять нервную дрожь. Ясно было: они от него чего-то хотят. Получить архив? Но он сам не знает, где его искать. У Фогеля? Но не блефует ли Фогель?
      Всего непонятней был Бутнер. Зачем ему понадобилась эта премудрая беседа? Кто он, Сергей, чтобы с ним цацкаться? Таких доморощенных мудрецов в России-матушке - пруд пруди...
      Он все думал об этом, и когда шли к машине, и когда ехали по чисто промытам дорожкам.
      День разгуливался. Небо теперь застилала лишь тонкая пелена, сквозь которую проглядывало солнце.
      Майк гнал машину так, что порой было по-настоящему страшно. Но Сергей ничего не говорил ему. Ясно было, что теперь сохранность его персоны не гарантировалась. Он все ждал подтверждения этого своего вывода. И дождался. Когда въехали в буковый лес, Майк остановил машину.
      - Садись за руль, - сказал он Паулю, - а я побеседую с нашим гостем. Бутнер целый час говорил, да, видать, не о том.
      Все было понятно Сергею. Чего там не понять! В десятке детективов описано подобное. Сначала вежливенький, доверительный разговор, потом намеки, угрозы, а потом... Один был выход - бежать. Не ясно как, не ясно когда. Но стратегическая задача поставлена, а там, даст Бог, случай представится.
      Решив этот главный для себя вопрос, Сергей начал вспоминать, что у него там, в дорожном кейсе, оставленном дома у Пауля. Бытовое барахлишко, подарки домой, всякая мелочевка. Писем, визиток, адресов вроде бы нет. Документы все с собой, даже бумаги Костика, запечатанные в отдельном конверте. Спасибо Мурзину, надоумил не расслабляться. И Клаусу спасибо напомнил о том же. Жалко, конечно, подарки, да и сам кейс недешев, но не ехать же за ним к Паулю...
      Документы!.. Он осторожно тронул карман, где был бумажник. Ночью, пока спал, все его бумаги могли пересмотреть. Но утром, когда доставал бумажник, вроде бы, ничего подозрительного не заметил. Скорей всего, они его бумаг не трогали, чтобы не насторожить. Или были уверены, что никуда он от них не денется?..
      - Мне думается, вы не такой глупый, каким прикидываетесь, - сказал Майк, усаживаясь рядом с Сергеем на заднем сиденье. - Потому обойдусь без предисловий. Мы знаем, зачем вы пожаловали в Штутгарт. Мы ищем то же самое. Поэтому предлагаю прямо сейчас сказать, что говорил вам господин Шнитке. К кому направил. Адреса, имена...
      Сергей молчал, соображая, не выброситься ли из машины? Они ведь не отступятся, будут вытягивать имя и адрес по слогам. Драться? Но едва ли у него есть хоть какой-нибудь шанс... Ах, Пауль, ах, мерзавец русскоязычный!..
      Больше всего он был зол именно на Пауля. Вернее на себя самого за то, что уши развесил, доверился. Хорошо еще догадался удрать от него вчера, не вывести на Фогеля.
      А Шнитке? Это же Клаус!.. Мысль о нем обожгла. Ведь если они знают Клауса и не знают о Фогеле, значит, Клаус ничего им не сказал. А уж они, наверное, спрашивали по всем правилам.
      Он повернулся на сиденье и в упор, глаза в глаза, посмотрел на Майка. Лицо как лицо, никаких признаков дебила-садиста.
      - С чего вы взяли, что Клаус меня к кому-то направлял?
      - Он сам сказал. Когда его по-настоящему спросили.
      - Если он сам сказал, о чем же вы меня спрашиваете?
      Удар в бок был неожиданным и почему-то очень болезненным. Он даже не представлял, что может быть так больно от какого-то тычка.
      - Я не люблю, когда на мои вопросы отвечают вопросами.
      - Пошел ты!.. - промычал Сергей. - Если будешь так спрашивать, вообще ничего не скажу.
      - Ну, гляди, тебе жить. Сделаешь все как надо, поедешь домой, и не с пустыми карманами. И дальнейшая твоя судьба будет под божьим благоволением. - Майк усмехнулся. - Босс ведь говорил тебе о золотом миллиарде?..
      - И об алмазном миллионе.
      - Ты слышишь? - Майк толкнул Пауля в плечо. - Мы не удостоены, а он... Высоко взлетит.
      - Никуда он не взлетит, - буркнул Пауль. - Пусть спасибо скажет, если живой уедет.
      - Не-ет, босс любимчиков не забывает. Слышишь ты? - Он повернулся к Сергею. - Впрочем, выбора у тебя нет. Или будешь пай-мальчиком, или сдохнешь. Слышишь? Я тебе говорю!..
      - Пошел ты!..
      Удар был сильней прежнего. Боль шампуром пронзила бок. Сергей резко отшатнулся, дернул ручку дверцы и неожиданно для самого себя вывалился из машины.
      Ему повезло: как раз был крутой поворот, и Пауль сбавил скорость. Иначе врезался бы в ближайший беломраморный ствол бука.
      Что произошло дальше, не сразу сообразил. Устланный прошлогодней листвой крутой склон был словно бы смазан маслом, и Сергей в один миг очутился далеко внизу, влетев в плотную кустарниковую поросль. Вскочил и побежал не вниз, а в сторону и вверх, куда вела полоса кустов. Увидел черный квадрат какого-то провала и, не задумываясь, нырнул в спасительную тьму.
      Прижавшись к холодной стене и ощупав ее, он понял, что это не просто яма. Вспомнил: именно здесь, на горе, видел руины замка - и решил, что попал в склеп или, может, в подземный ход. Стена уходила в темноту, и не чувствовалось, чтобы она вот тут и кончалась.
      Только теперь, отдышавшись, он удивился тому, как удачно все получилось: падая с горы, не поломал ни рук, ни ног, и убежище подвернулось - лучше не придумаешь...
      Сверху доносились громкие голоса. Пауль ругался матом по-русски, как последний пьянчуга. Майк что-то кричал. Сергей подвинулся к светлому пятну выхода, услышал:
      - Я пошутил. Выходи, поехали.
      Сергей засмеялся: нашел дурака! Хотя, если будут искать, это его убежище, конечно же, найдут. Но он все равно не выйдет, будет уходить в подземелье все глубже. Заблудится без света? Но лучше заблудиться, чем снова попасть в руки сволочам.
      - Может, разбился? Спустись, посмотри, - сказал Майк.
      Послышался шорох кустов и опять матерная ругань.
      - Нет его. Где-то спрятался.
      - А и черт с ним.
      - Может собаку привезти да поискать?
      - Никуда он не денется. Поднимайся.
      Шорох листвы затих и скоро сверху донесся шум двигателя: машина уехала.
      Было странно, что они так быстро отступились, не стали искать. Или в самом деле поехали за собакой? Если так, то надо скорей уходить отсюда.
      Но он еще постоял в темноте, прислушиваясь. Вдруг это хитрость, и они ждут его неподалеку? Глухая тишина, какая бывает только в подземельях, закладывала уши. Доносился отдаленный глухой шорох леса. В глубине штольни ритмично что-то пощелкивало, должно быть, капала вода.
      Скоро он продрог и стал пробираться к выходу, вспоминая то, что видел, когда они ехали сюда. Руины замка висели над крутым склоном, заросшим мелколесьем. Внизу была дорога. Не автобан, но довольно оживленная. Значит, если выбраться на эту дорогу, то можно попроситься на какую-нибудь попутку.
      Чтобы не заплутать, Сергей полез по склону вверх, к замку. Только оттуда, сверху, он мог сориентироваться. На лесную дорогу не выходил: нехватало еще напороться на "Мерседес" Майка.
      Не меньше часа он, не останавливаясь, карабкался по неровному склону. Буковый лес был чистый, почти без подлеска, и ему то и дело приходилось обходить стороной совсем уж прозрачные участки. Сел на землю лишь когда увидел меж деревьев серый монолит стены, выложенной из громадных валунов.
      Зрительная память, на которую он никогда не жаловался, не подвела и на этот раз. Внизу, под обрывом, действительно была довольно оживленная дорога. И что его особенно обрадовало: прямо под горой, на обочине, стоял старенький "Фольксваген", и молодые парень и девушка сидели неподалеку на траве, закусывали. Видно было, что они не спешили, и Сергей надеялся спуститься с горы до того, как они уедут.
      Парочка уже целовалась, не обращая внимания на проходившие мимо машины, когда Сергей, нарочито прихрамывая, подошел к ним и кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание. Думал, испугает, и они, обозленные, не пожелают взять его с собой. Но ни парень, ни девушка не смутились. Оторвавшись друг от друга, посмотрели на него спокойно, даже обрадованно. Впрочем, парнем и девушкой он бы их не назвал: обоим было лет по тридцать. Сергей рассудил так: они не муж и жена, а просто знакомые, которые чуть не согрешили, поддавшись очарованию момента.
      - Извините, сказал он, я не хотел вам мешать. Но вы видите? Он оттянул полы пиджака, показал свои брюки, помятые, испачканные в земле. Пошел глядеть замок и свалился с горы. Ногу повредил.
      - Вас подвезти? догадался парень.
      - Буду очень признателен.
      - Садитесь в машину. Мы сейчас... А вам куда? запоздало спросил он.
      - Вообще-то в Штутгарт.
      - И мы в Штутгарт, садитесь.
      Через несколько минут "Фольксваген" мчался по шоссе, и Сергей, отвалившись на заднем сиденье, с облегчением ощущал, как стекает с него нервное напряжение, которого он до этого даже не замечал. Временами шевелилось смутное беспокойство: что-то уж больно гладко все получалось. Но эйфория захлестывала, гасила тревогу. И успокаивал парень, сидевший за рулем и рассуждавший о каких-то отвлеченных проблемах.
      - Человек уповает на всемогущество техники в наивной уверенности, что она избавит его от вечных угроз голода, холода, страха перед жизненными тяготами и опасностями. Человек отгородил себя от природы, создавшей и взрастившей его, баррикадами машин, механизмов, всяческих технологических устройств...
      - Однако мы едем на машине, а не идем пешком, - сказала девушка. Тихо сказала, но явно с подначкой. Должно быть, они давно уж спорили на эту тему и теперь возобновили спор.
      - Затмение умов! - горячо воскликнул шофер. - Всеобщий самообман. Высокая рентабельность современной промышленности, эксплуатирующей природные ресурсы, - это мираж. Подсчитано: каждая марка прибыли, получаемой химическими концернами, сопровождается ущербом только от загрязнения водных бассейнов на сумму свыше одной марки. Установлено, что способность человека к биологической адаптации никчемна. Мечта о превращении биосферы в техносферу - самообольщение. Люди - часть природы и всегда будут зависеть от нее. Это говорил еще великий Гёте. А что говорил Бэкон? Он говорил, что над природой нельзя властвовать, если ей не подчиняться. А Ламарк? Более полутора веков назад. Вот буквально: "Можно, пожалуй, сказать, что назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания"...
      И опять Сергей подумал, что ему повезло. Парень и девушка явно имели отношение к партии Зеленых. А зеленые, как он считал, - самые доброжелательные люди в Германии.
      - Куда вас доставить? - спросил парень, когда впереди, в распадке, замелькали красные крыши окраин Штутгарта.
      - Куда хотите. Я доберусь.
      - В таком виде? Вы уж говорите, мы довезем.
      Сергей глянул на часы: было без четверти шесть. До встречи с Кондратьевым времени почти не оставалось.
      - Если можно... к телебашне.
      Оглянувшись, парень удивленно посмотрел на него, но ничего не сказал.
      Машин возле телебашни было много: должно быть, после дождя город выглядел сверху особенно красиво.
      "Фольксваген" остановился, не доезжая до башни метров триста, высадил Сергея и тут же, развернувшись, уехал. Кондратьева нигде не было видно. Чтобы не шокировать людей своим помятым видом, Сергей отошел к опушке леса и остановился там, всматриваясь в праздно гуляющих прохожих.
      Было уже двадцать минут седьмого по московскому времени, а Кондратьев все не появлялся. Тогда Сергей решился пройтись, показаться. И он вышел на асфальтовую дорожку, неторопливо направился к телебашне. На него оглядывались, осуждающе морщились. А он, напряженный донельзя, все шел, посматривая по сторонам, вглядываясь в лица. И вдруг увидел то, чего никак не ожидал: на забитую машинами стоянку решительно втиснулся черный "Мерседес" и из него вылезли Майк и Пауль.
      Нет, это не было случайностью, поскольку они сразу увидели Сергея и так же неторопливо пошли по дорожке в его сторону. Надо было срочно что-то предпринимать, как-то предупредить Кондратьева об опасности. И он вспомнил договоренность, отшагнул за край дорожки, сломил с ближнего куста несколько веток, принялся обмахиваться ими. Промелькнули перед глазами возмущенные лица пожилой пары: обламывать кусты не полагается. И тут же возникло перед ним знакомое лицо гамбургского игрока.
      - Я знал, что найду вас здесь, - обрадованно заговорил парень, загораживая ему дорогу.
      Сергей округлил глаза: дескать, мотай отсюда. Попытался обойти игрока, сделать вид, что не знает его, но тот не отставал.
      - Богатые здесь копилки, я проверял...
      И вдруг застыл, насторожившись, метнул глазами по сторонам и резко отшагнул с дорожки в низко посаженную загородку кустов.
      Сергей увидел, что Майк, ускорив шаг, направился к нему, но игрок тоже заметил Майка и побежал к лесу.
      "Ну, дурак! - мысленно обругал его Сергей. - Нарвется на неприятности..." И вдруг понял, что это - шанс. Быть может, единственный. И тоже побежал к лесу, в другую сторону. Оглянувшись, увидел, что Пауль бежит следом.
      В той стороне, где были игрок и Майк, раскатисто треснул выстрел, донеслись крики. Еще раз оглянувшись на бегу, Сергей увидел в руке у Пауля черный предмет. Пистолет? Мысль, что Пауль, такой тихий и заботливый, будет стрелять, не столько испугала, сколько удивила. Не выбирая дороги, Сергей врезался в кусты и помчался изо всех сил, забирая вправо, туда, где была знакомая скамья, а за ней густо заросший склон, спадавший к городским улицам. Ветки хлестали по лицу, но не было боли, только ликование: ушел!
      Сзади что-то громко хлопнуло и что-то большое зашумело, упало. Послышались ругательства, крепкие, русские. Не слыша за собой погони, Сергей метнулся к толстому стволу дерева, выглянул из-за него. И увидел Кондратьева. В вытянутой руке его чернел маленький игрушечный револьверчик. Он быстро подошел к лежавшему на земле Паулю, наклонился и резко выпрямился.
      - Маковецкий?! Вот ты где, перевертыш! Я зна-ал...
      Сергей подбежал к ним, и первое, что увидел, - большие, злые глаза Пауля. Раненный в левую ногу, он потерял свой пистолет и теперь торопливо шарил вокруг, надеясь найти его. Переваливался, пытаясь встать, нога подламывалась, он вскрикивал и все елозил по земле руками.
      Сергея била нервная дрожь, и он принялся дергать Кондратьева за рукав.
      - Бежим... Там Майк... Может, не один.
      - Погоди, мне нужно ему кое-что напомнить.
      Кондратьев вынул из внутреннего кармана черный стержень, похожий на авторучку, не спуская глаз с Пауля, начал навинчивать на стержень какой-то колпачок.
      - Узнаешь? - Кондратьев ткнул стержнем Паулю в лоб. - Узнаешь, сволочь!
      И он резко шевельнул большим пальцем, лежавшим поверх стержня. Выстрел прозвучал тихо, ни на что не похоже, но это был точно, выстрел. Сергей увидел, как на виске Пауля, который только и успел, что отвернуться вспучилось небольшое черное пятно.
      - Теперь бежим, - сказал Кондратьев и схватил Сергея за рукав. - Не туда. Бежим через лес, там машина...
      Бежали напрямик, не огибая мелкую поросль. А выходили из леса спокойно, как добропорядочные бюргеры, отдыхающие на природе. Кондратьев даже нагнулся, отбросил с дорожки упавший листок: вот, дескать, какие мы чистюли, настоящие немцы. И никуда не торопимся. Если кто-то увидит, то уж никак не запомнит: обыденное не запоминается.
      Машина, к которой они подошли, ничем не выделялась среди других, стоявших тут вдоль дороги, - чистенький темно-синий "БМВ", каких в Штутгарте множество.
      - Спокойно, не суетись. - Кондратьев открыл дверцу, но сел не сразу, а еще обошел машину, осмотрел ее со всех сторон.
      И с места тронул плавно, и ехал затем спокойно, тормозя на перекрестках, пропуская пешеходов.
      А Сергей никак не мог успокоиться. Перед глазами все стояло видение откинутой в ужасе головы, черного пятна на виске. Его распирали вопросы, но он молчал, не зная, как и говорить с человеком, способным так легко убивать.
      25
      - Ты вот что, - сказал Кондратьев, когда они отъехали довольно далеко. - Возьми-ка себя в руки. А то девицу испугаешь.
      - Какую девицу?
      - Твою Эмму.
      - Ах, да, - спохватился Сергей. - Вы нашли ее?
      - Ну и цаца, скажу тебе. Подавай ей Сережу, и все тут. Говорю: нет его, уехал. Знать ничего не хочет, сидит на чемодане и твердит: увижу Сережу, тогда отдам...
      - Я ничего не соображаю, - жалобно признался Сергей.
      Голова еще не прояснилась после пережитого в лесу, сердце еще не перестало колотиться, а тут новый сумбур. Да еще качка от частых поворотов на серпантине дороги, сползающей с горы к центральной части города.
      - Соображай быстро, у нас нет времени. Значит, так: сегодня твоя Эмка была у Фогеля, взяла чемодан...
      - И он отдал?!
      - Он отдал. А она не отдает. Говорит: только Сереже. Усекаешь? Сейчас мы подъедем к церкви...
      - К какой церкви?
      - В Штутгарте один православный храм. И у тебя будет одна минута, не больше. Только поздороваться и взять чемодан. Ну еще, разве, поцеловать на прощание. Я ей объяснил, что разговаривать нам будет некогда, надо уносить ноги. И она все поняла...
      - В отличие от меня. А если я возьму у нее чемодан, отдам вам, а сам останусь?
      - Нет! - жестко сказал Кондратьев. - Себя погубишь и ее тоже.
      Скоро они действительно выехали к церкви. Храм с высоким крыльцом-папертью, с традиционной куполом-луковицей и большим крестом. На паперти, как и полагалось, сидели нищие. Двери храма были открыты, входили и выходили люди, - шла служба.
      - Вишневую "Ладу" у входа видишь? Девица там. Чемодан тоже. Подойдешь, сядешь. Одна минута у тебя, запомнил? Через минуту выйдешь с чемоданом. Эмка пусть не высовывается, я ее предупредил. Вообще-то надо бы мне самому это проделать, да тебя, дурака, жалеючи...
      - А чего вы мне на "ты"? - вдруг обиделся Сергей.
      - Хватился... - Кондратьев засмеялся. - Мне бы твои заботы. Высовываться тебе нельзя, ясно? Ни тебе, ни твоей Эмме. Черт их знает, какая у них агентура и где. Засекут, ни тебе, ни ей несдобровать. Ну, иди.
      И он пошел не чувствуя ног, мимо длинного ряда машин. Одна, вторая, третья... Вишневая "Лада" была восьмой. Рассердился было на Кондратьева, что остановился так далеко. И тут же обругал себя: ближе-то некуда, улица забита машинами. О чем угодно думал, пока шел, только не об Эмке. Боялся думать о ней, боялся вместо прежней восторженной девчонки увидеть холодную даму, засушенную монахиню. Что за дьявол вселился в него? Что за власть была у нее над ним, отнюдь не молодым и женатым?..
      Он и в машину садился почти зажмурившись. А когда посмотрел, увидел только глаза, большие, испуганные. В точности, как у той давней соседки-соплюшки, которая краснела, встречая его на лестничной площадке.
      - Сережа! - Она выдохнула так, будто пред этим целый час не дышала. И, неловко перегнувшись за рулем, ткнулась головой ему в плечо.
      От волос пахло волнующей парфюмерией, в которой он никогда не разбирался.
      - Сережа, я так боюсь!
      Он спохватился, что у него всего одна минута, скосив глаза, увидел на заднем сиденье черный чемодан с двумя цифровыми замками. Совсем небольшой чемодан, с каким бесплатно пустят даже в московское метро. Опять спохватился, что время идет, а у него в голове черт-те что, отстранился, увидел блестящие от слез глаза и полосы косметики на щеках.
      - Я боюсь!
      - Не бойся, - машинально сказал он. Помолчал и произнес неуверенно, как школьник, по складам: - Я тебя люблю... оказывается...
      - И я тебя... оказывается...
      Она радостно засмеялась, и эта резкая перемена ее состояния испугала.
      - Ты что?
      - Не уезжай, а?
      Сергей поцеловал ее в губы, и она, как изголодавшаяся, вдруг кинулась целовать его.
      Понадобилось почти физическое усилие над собой, чтобы отстраниться от Эмки.
      - Оставайся в машине, не выходи...
      Чемодан, несмотря на малые размеры, был довольно тяжелым. Это казалось странным. Что весит листок бумаги? И думалось, что непомерный вес - от тяжести улик, изложенных на этих листках. Чтобы не привлекать внимания, Сергей старался не сгибаться, делая вид, будто несет нечто пустяковое. Но когда укладывал его в багажник, невольно выдал себя - пришлось поднимать чемодан обеими руками.
      Отъехали сразу. Повернувшись на сиденье, Сергей успел поймать взглядом вишневую "Ладу", прежде чем она исчезла за поворотом. На душе было так скверно, что хотелось кричать. Но он молчал, ждал, когда Кондратьев заговорит сам, объяснит, что значит весь этот спектакль. Ушли ведь из леса никем не замеченные, утонули в автомобильных потоках Штутгарта. Зачем же эта гонка? Разве нельзя было проститься с Эмкой по-человечески? Хотя бы в благодарность за помощь. Фогель ведь наотрез отказался отдать архив. А она уговорила...
      - Если бы не она, не скрывая обиды в голосе, сказал Сергей, не видать бы нам этого чемодана.
      - Помолчи, не отрывая взгляда от запруженной машинами улицы, буркнул Кондратьев. Я тебя понимаю, но помолчи. Вот выедем на автобан. И добавил сердито: - Малейшее внимание полиции - все пропало.
      На окраине города остановились возле небольшого магазинчика. Кондратьев вышел и купил чемодан, блекло-коричневый, невзрачный на вид, но тоже с цифровыми замками, открыл багажник, повозился там, перекладывая чемоданы.
      Когда снова поехали, Сергей спросил:
      - Этот чемодан понадобился для того, чтобы положить в него тот, черный?
      Кондратьев бросил на него быстрый укоризненный взгляд и ничего не ответил.
      Выскочили на серую широкую ленту автобана, прибавили скорости.
      - Теперь рассказывай, - потребовал Кондратьев.
      - Что рассказывать?
      - Все. Начиная со вчерашнего вечера, как мы расстались. Ничего не упускай.
      И Сергей начал рассказывать. О Пауле, оказавшемся вовсе не Паулем, о Майке, Бутнере, странной беседе в сказочном замке. И о том, конечно, как ловко ему удалось бежать.
      - Я все-таки везунчик, - похвастал он. - И машина на дороге подвернулась очень кстати.
      Кондратьев вздохнул.
      - Может, и подвернулась. Только я думаю, что они именно тебя-то и дожидались.
      - Как?!
      - А чем ты объяснишь, что тебя не стали искать в лесу?
      Сергей молчал.
      - Майк не дурак. Он понял, что на Фогеля ты его не выведешь. Значит, надо, чтобы ты сам туда отправился.
      - А если бы я сбежал?
      - Как? Пешком в Штутгарт? Нет, ты должен был выйти на дорогу ловить попутную машину. Вот он тебе ее и подсунул, попутку.
      Не хотелось соглашаться, как не хотелось соглашаться с таким простым объяснением!..
      - Они же зеленые, - возразил Сергей. - Только и говорили, что об охране природы.
      - А о чем они должны были говорить?.. Если я ошибаюсь, то объясни, как этот Майк с твоим Паулем оказались у телебашни?
      Что было объяснять? Все сходилось.
      - А вы-то как в лесу оказались? Когда Пауль, этот, как его... за мной гнался.
      - Мы же договорились встретиться.
      - Но я вас не видел.
      - Если бы тогда видел, то не видел бы сейчас.
      Сергей мысленно выругался. Ну их всех к черту!.. Чтобы я еще раз, когда-нибудь!.. И вспомнил Мурзина, сказавшего ему однажды: не зарекайся...
      Долго ехали молча, думая каждый о своем. Сергей первый не выдержал молчанки.
      - А вы мне почему-то ничего не рассказываете.
      - Все, что тебе надо знать, узнаешь. Ну, а чего не надо... Еще Екклесиаст говорил: лишние знания - лишние печали.
      - Все-таки, куда мы едем?
      - Пока прямо, потом разъедемся. Ты отправишься домой, а я в Росток.
      - Так и мне в Росток!
      - Ты - домой, - повторил Кондратьев. - Делами Костика займусь я.
      - Но документы у меня.
      Кондратьев достал из внутреннего кармана своей пухлой куртки белый конверт, протянул Сергею. Конверт был точно таким же, какой он получил в Москве с напутствием, что в нем нужные бумаги, уполномачивающие его принять в Ростоке груз и сопроводить его до Калининграда. Сергей вынул свой конверт, довольно плотный и потому лежавший в другом кармане, отдельно от бумажника, сравнил. Та же плотная бумага, тот же витиеватый вензель в левом верхнем углу, напоминающий букву "К".
      - К тому же я не вижу другой возможности вывезти архив из Германии.
      - Нет, я тоже поеду в Росток, - заупрямился Сергей. - Вы занимайтесь архивом, а я - делами Костика.
      - Давай-ка, братец, без фокусов, - резко оборвал его Кондратьев. - Мы не в игрушки играем, дело у нас опасное.
      - Это я уяснил. К сожалению, только это...
      Кондратьев засмеялся.
      - Все за свою Эмку обижаешься? Зря. Я и так слишком много допустил.