Леди-шпионки - Скандальная история

Нет-нет, не следует об этом думать. Просто он ужасно устал. К тому же проголодался. Конечно, ему пора перекусить. А потом он сможет осилить еще один сундук.

Доминик направился к лестнице и поспешно спустился в жилые покои. Он уже чувствовал во рту вкус чая, который заваривала миссис Мэтьюз, и сдобы, которую она пекла. Эта женщина была не только женой дворецкого, но и прекрасной кухаркой, а также экономкой.

Услышав смех жены, Доминик насторожился. Ведь Кэтрин очень редко смеялась. А затем послышался ее голос.

– Ах, Мэтьюз, вот уж об этом-то не стоит беспокоиться! – воскликнула она. – И не важно, что сказал мистер Мэллори. Поверьте мне, все будет хорошо. Да-да, все уладится. Хочет он этого или не хочет, а я заставлю его переменить отношение к этому поместью. Я заставлю его гордиться этим домом.

– Будем надеяться, – ответил дворецкий. – Пойду распоряжусь, чтобы все сделали немедленно.

Было совершенно ясно, что Кэтрин и в дальнейшем намерена игнорировать его, Доминика, распоряжения. Но все же он почувствовал, что на душе у него потеплело. Ведь эта женщина думала о нем, она о нем заботилась. И ей хотелось, чтобы он гордился этим домом. А интересовался ли кто-нибудь прежде его мыслями и чувствами? До появления в его жизни этой женщины никто не интересовался…

Тут снова послышался ее голос:

– Я, пожалуй, выйду прогуляться. Я буду в садах, если я вам для чего-то понадоблюсь или если мистер Мэллори обо мне спросит.

Доминик невольно поежился – день был ужасно холодный. Неужели его жена действительно решила прогуляться? Впрочем, Кэтрин любила зиму – это он уже успел заметить. Но вообще он слишком мало о ней знал – почти ничего не знал.

Резко развернувшись, Доминик быстро прошел по коридору и вышел в ту гостиную, где они сегодня повздорили. Отсюда открывался прекрасный обзор. И вскоре он увидел свою Кэт; на ней был красный плащ с меховым воротничком, и она неспешно шагала по глубокому снегу.

Доминик улыбнулся; он решил, что купит жене еще несколько таких же нарядов – такого же ярко-красного оттенка. Этот цвет прекрасно оттенял нежный румянец на ее щеках и черные, как ночь, волосы. А может, купить красную ночную рубашку? Из красного шелка… Этот шелк соскальзывал бы с ее плеч…

Он вдруг почувствовал, как нахлынуло желание. Так уж на него действовала эта женщина. Такую бурю вызывала. Сейчас еще нет и трех часов, а он уже думает о тех мгновениях, когда можно будет затащить Кэтрин в постель.

Но почему, собственно, он должен ждать? Почему бы не сделать это сейчас? Они ведь новобрачные, в конце концов. Пиршество плоти в середине дня – это как раз то, что ему требовалось. А если повезет, то он, возможно, заставит ее немного раскрыться…

Тут он вдруг заметил, что Кэтрин наклонилась и слепила снежок. Улыбнувшись, она бросила его, и целая стая птиц взмыла в небо с криком возмущения.

Внезапно Доминик почувствовал, что его желание ослабевает и как бы отходит на второй план и на смену является более нежное и теплое чувство. Да, он по-прежнему желал Кэтрин. Но теперь ему гораздо больше хотелось просто побыть рядом с ней. Хотелось смеяться вместе с ней. Хотелось гулять вместе с ней по снегу и радоваться так же, как она.

– Мэтьюз! – крикнул он, отворачиваясь от окна. – Подай мой плащ и перчатки.

Кэтрин всегда любила лепить снежки и бросать их в какую-нибудь цель. А сейчас, после стычки с Домиником, она пыталась успокоиться таким образом.

Какой же он упрямый, ее муж. Этот человек ничего не желал понимать. Но все-таки сердце у нее щемило, и ей хотелось утешить и приласкать этого упрямца. Какие бы ужасные слова он ни произносил, в его глазах всегда была печаль. Сколько бы они оба ни притворялись, что этой печали нет, все равно она была. И чем дольше они жили в Лэнсинг-Сквере, тем глубже становилась эта печаль. Кроме того, она чувствовала: этот дом, от которого он якобы хотел избавиться, очень дорог ему. Но что за «дело» держало его здесь? Ясно одно: это как-то связано с нелепыми поисками на чердаке.

Что же он мог там искать?

Она вдруг заметила, что руки ее как бы сами собой слепили очередной снежок. Кэтрин прицелилась в ветку дерева, стоявшего в некотором отдалении. Она вообразила, что это вовсе не ветка, а голова ее мужа, и бросила снежок. Снежок попал точно в цель, и она не удержалась от улыбки.

– А ты метко их бросаешь. Не хочешь попрактиковаться на более достойном противнике?

Кэтрин вздрогнула от неожиданности. Обернувшись, она увидела мужа. Приближаясь к ней, Доминик раскинул в стороны руки, словно предлагая свою широкую грудь в качестве новой мишени. Она покраснела. Ее застали за детской игрой. Слава Богу, что – муж не мог прочесть ее мысли.

– Ты хочешь, чтобы я бросала снежки в тебя? – спросила она и снова улыбнулась.

Он рассмеялся:

– Стоит ли пугать птиц, миледи? И любой мог бы попасть в эту ветку. Я бросаю вам вызов.

Тут Доминик наклонился и сгреб пригоршню мокрого снега. Затем нарисовал снегом мишень на своем плотном темно-сером плаще и отступил на шаг.

– Вот, я облегчил вам задачу сколько возможно.

Кэтрин весело рассмеялась:

– Только не забывай, что ты сам напросился.

Она размахнулась – и с удовольствием увидела, что снежок угодил мужу в грудь, хотя он и сделал шаг в сторону в последний момент.

Доминик усмехнулся:

– Очень неплохо.

– Неплохо?! – воскликнула Кэтрин в притворном возмущении. – Да я попала прямо в центр! – Она слепила новый снежок и опять размахнулась…

Но тут выяснилось, что и Доминик времени не терял – он принялся обстреливать жену снежками. Причем обстреливал довольно метко, так что большинство его снежков не пролетели мимо цели. Однако ему не повезло: он наклонился за очередным «снарядом» в тот самый момент, когда жена запустила в него снежком, и снежок попал ему прямо в лицо.

Кэтрин даже взвизгнула от восторга, увидев, как муж стал отфыркиваться и протирать глаза.

– Ах, вот какие шутки тебе нравятся? – Доминик полез в карман за носовым платком.

Кэтрин снова засмеялась:

– Извини, пожалуйста.

– А по тону не скажешь, что ты сожалеешь о своем проступке. – Он ухмыльнулся. – Но ты еще пожалеешь.

И с этими словами он сделал шаг в ее сторону. Кэтрин взвизгнула и бросилась в сторону. Она со смехом бежала по снегу, а муж пытался догнать ее. Когда ей уже казалось, что она ускользнула от него, он прыгнул, и оба, заливаясь хохотом, повалились в рыхлый снег.

– Сейчас я с тобой рассчитаюсь, – заявил Доминик и навалился на нее всем телом. – Теперь ты моя!

Что-то изменилось в его голосе, и Кэтрин, перестав сопротивляться, посмотрела в его серые глаза. Взгляд этих глаз завораживал, и она тут же забыла про игру в снежки, забыла обо всем на свете… Сейчас она страстно желала этого мужчину, и еще ей казалось, что он начинает ей нравиться.

Тут его губы приблизились к ее губам, и все поплыло у нее перед глазами. Его поцелуй был нежным и в то же время страстным. Кэтрин чувствовала: такие поцелуи могли увлечь ее в бездну, могли вынудить к поступкам, которые ей никак нельзя было совершать.

Всего несколько дней назад она установила границу между ними. И дала себе слово, что по утрам будет уходить от мужа, чтобы жить своей собственной жизнью. Но сейчас Кэтрин чувствовала, что вот-вот перейдет эту границу. И она с ужасом понимала, что хочет именно этого.

Сделав глубокий вдох, она прижала ладонь к груди Доминика и оттолкнула его. Он взглянул на нее с удивлением, но все же скатился с нее. Поднявшись на ноги, она отошла на несколько шагов и сделала еще несколько вдохов, чтобы успокоиться.

Он тоже поднялся на ноги и проговорил:

– Все еще сердишься на меня за тот разговор?

Она покачала головой:

– Нет, конечно. Ты высказался предельно ясно, и я тоже. Так что ситуация тупиковая. – Она очень надеялась, что голос ее не дрожал.

– Да, похоже, это и впрямь тупик. – Немного помедлив, он добавил: – Но я был не прав, я слишком резко говорил с тобой. Прости, пожалуйста.

Кэтрин заметила, что муж нервничает. Этот человек явно не привык извиняться, но все же попросил прощения.

– А почему ты был так резок со мной? – спросила она, рискнув сделать маленький шажок в его сторону. – Что бы ты ни говорил, а ведь совершенно очевидно: этот дом очень дорог тебе. Почему же ты не хочешь им заниматься?

Он отвел глаза, словно стыдясь чего-то:

– Этот дом и поместье мне передали не по доброй воле. Я его выиграл, и я хотел выиграть. Но к самому выигрышу равнодушен.

– У кого ты его выиграл?

– У моего брата. – Он снова поднял на нее глаза, но теперь во взгляде его был вызов.

Кэтрин тихонько вздохнула. Она уже жалела, что затронула эту тему.

– Вот уж не думала, что поместье досталось тебе от родственников. Я полагала, что это – недавнее приобретение.

Он принялся переминаться с ноги на ногу и стряхивать снег с плаща.

– Так оно и есть. Но Коул не хотел отдавать мне это поместье, хотя никаких законных оснований обделять меня у него не было.

Кэтрин внимательно посмотрела на мужа. Теперь он хмурился, и в глазах его уже не было смеха. Было совершенно очевидно, что он терпеть не мог своего старшего брата. Более того, Доминик его презирал – в этом Кэтрин почти не сомневалась. Но она по-прежнему относилась к Коулу с симпатией и не понимала, из-за чего братья враждовали. Кроме того, ей не давал покоя еще один вопрос… Если Доминик так ненавидит брата, то почему же он женился на ней?

– А ты и в самом деле его ненавидишь, – проговорила Кэтрин. – Да и к остальным членам семьи особо теплых чувств не испытываешь.

Муж поморщился, словно от боли. Очевидно, она задела незаживающую рану. Но он сразу же взял себя в руки и заявил:

– Ошибаешься, Кэт. Я очень люблю Джулию. И мне небезразлична судьба моей матери.

– Но это все равно не объясняет… – Она не договорила, потому что ей вдруг показалось, что не стоит заходить так далеко. Доминик и так был разгневан. Кроме того, раскапывать историю чужой семьи – не такая уж хорошая затея. Это противоречило ее решению держаться на расстоянии.

– Чего это не объясняет? – Он еще больше помрачнел, так что Кэтрин даже испугалась.

– Не важно. – Она взмахнула рукой, словно отметая тему. Она и так слишком далеко зашла.

Муж вдруг пристально посмотрел на нее и проговорил:

– Нет, это очень важно. Ты хотела что-то спросить или сделать какое-то замечание. Давай же, говори… Я весь внимание.

Столь гневная тирада должна была насторожить ее, послужить ей предостережением – с этой целью она, очевидно, и произносилась. Но Кэтрин нисколько не испугалась; более того, она вдруг поняла, что испытывает сочувствие к мужу.

Да, сочувствовала ему, потому что ясно видела: за гневом, сверкавшим в его глазах, скрывается одиночество – то самое одиночество, от которого она и сама не раз страдала после смерти родителей.

– Не сердись, Доминик. Я только хотела спросить, почему ты женился на мне. Ты утверждал, что поступил так ради того, чтобы избавить от позора свою семью, в том числе и брата. Но ведь совершенно очевидно: ты не очень-то склонен ограждать от скандала человека, которого ненавидишь. Так почему же ты все-таки согласился на этот брак? – Она приблизилась к нему и с трудом удержалась от того, чтобы взять его за руку. – Почему ты согласился спасать их от скандала? Почему решил спасти меня?

Доминик в изумлении уставился на жену. Этот вопрос он меньше всего ожидал услышать.

– Я… Видишь ли… Кэт, пойми, у всех бывают нелады с родственниками, разногласия. У тебя разве такого не бывало?

Кэтрин судорожно сглотнула. К горлу подкатила тошнота, и по всему телу разлилась слабость. Ее семья… Она так увлеклась разгадыванием волнующей загадки – что же за человек ее муж? – что совершенно забыла о причине, по которой ей следовало держаться от него на расстоянии.

Пожав плечами, она отвернулась.

– Мои родители умерли, когда я была слишком мала. И у меня никогда не было с ними «разногласий», как ты это назвал. А теперь мне пора домой. Я замерзла.

Но прежде чем она успела улизнуть, Доминик схватил ее за локоть. Развернув жену лицом к себе, он посмотрел ей в глаза, но теперь в его взгляде не было гнева, было совсем другое чувство.

– Прости, Кэт. Зря я сорвался. Я не хочу ссориться.

– А чего же ты хочешь? – спросила она, в душе проклиная себя за каждое произнесенное слово. Своим вопросом она как бы приоткрывала дверь, за которой ее поджидал очень нелегкий выбор…

Глаза его потемнели, но, к счастью, он предпочел не заметить приоткрывшуюся дверь.

– Несколько дней назад я уже говорил тебе, что пригласил моего друга, барона Мелвилла, погостить у нас недолго. Он сообщил, что приедет в конце недели, чтобы познакомиться с моей молодой женой и посмотреть мое новое поместье. Барон собирается погостить у нас десять дней, и мы с тобой вряд ли сможем много времени проводить вдвоем.

Услышав такую новость, Кэтрин почувствовала разочарование, хотя, казалось бы, должна была испытать облегчение.

– Я позабочусь о том, чтобы к приезду твоего друга комнату для гостей привели в порядок, – сказала она, осторожно высвобождая руку.

Доминик покачал головой и тут же пояснил:

– Спасибо, что берешь на себя хлопоты, но я имел в виду совсем не это. Я просто хотел спросить, нельзя ли нам сейчас побольше времени проводить вдвоем. Пока барон еще не приехал… Мне сказали, что озеро затянулось льдом и на нем вполне можно кататься на коньках. Если идти кататься, то надо сейчас. Потому что потом начнется оттепель, и лед будет ненадежным. Пойдешь завтра со мной кататься на коньках?

Она прикрыла глаза и тихонько вздохнула. Вот прекрасный шанс оттолкнуть мужа. Можно сказать ему, что ей вовсе не хочется проводить с ним больше времени.

Можно солгать.

– Э-э… Видишь ли, у меня нет коньков. – Это было единственное, что она сумела придумать.

Доминик не сдавался.

– Мэтьюз говорил, что в доме валяется несколько пар, – сказал он с улыбкой.

– Но я никогда не каталась на коньках!

Улыбка мужа стала еще шире.

– Я тебя научу.

– Что ж, хорошо. – Не было у нее больше в запасе отговорок. Да и сил сопротивляться тоже больше не было. К тому же ей очень хотелось покататься на коньках. – Тогда завтра во второй половине дня.

Доминик просиял и стал похож на большого ребенка.

– Дорогая, позволь мне вернуться с тобой в дом. Думаю, тебя влечет желание согреться у камина, а меня – мой долг.

Он предложил ей руку, но Кэтрин колебалась. Каждое прикосновение к мужу было игрой в «чет и нечет». Подогнутся у нее колени или нет?

Наконец она прикоснулась к Доминику, и колени ее стали как теплый мармелад. Но она ведь сама виновата… Да, она сама напрашивалась на неприятности. Впрочем, с появлением в доме гостя ей, возможно, станет легче. Наверное, ей даже стоит принять меры к тому, чтобы гостей в доме стало еще больше. Да, конечно, ей надо тоже пригласить кого-нибудь. Это поможет разрядить атмосферу. А то все так странно, так запутано…

Глава 9

Доминик Мэллори был довольно крупным и рослым мужчиной – более чем на голову выше Кэтрин, но даже если бы он был не так высок, то все равно его присутствие подавляло бы. Куда бы Доминик ни вошел, он сразу же становился хозяином положения. Кэтрин нисколько не сомневалась, что точно так же он держался и в лондонском обществе. Он привлекал всеобщее внимание и вместе с тем… внушал некоторый страх.

Но сейчас, когда она увидела его на полу среди целой горы разнообразных коробок и ящиков, он больше походил на растерянного мальчика, чем на мужчину, способного повергать в ужас своих врагов. Доминик сидел неподвижно, просто сидел и смотрел на лежавшую перед ним кипу бумаг.

Когда муж рассказывал ей о том, что давно ушел из семьи, он делал вид, что разрыв с близкими нисколько его не огорчил. Но, наверное, остаться в столь юном возрасте совсем одному было нелегко даже такому человеку, как Доминик. И как же он обходился без семьи, без близких людей, на которых можно было бы опереться? Как обходился без дома, куда можно вернуться? Кэтрин даже вздрогнула при мысли о том, как одиноко тогда было Доминику.

И тотчас же на нее нахлынуло знакомое уже сочувствие. Слезы подступили к глазам, а сердце болезненно сжалось. Она нерешительно приблизилась к мужу и спросила:

– Ты забыл про меня?

Он тут же вскочил на ноги и, уставившись на Кэтрин, проворчал:

– Что ты здесь делаешь? – Теперь Доминик снова был самим собой, то есть походил не на мальчика, а на взрослого и очень сердитого мужчину.

– Мы, кажется, должны были пойти кататься на коньках сегодня. Или нет?

Ну зачем она ляпнула про коньки? Ведь эта затея принадлежала ее мужу, а ей по целому ряду причин грозила ужасными последствиями. Хотя бы потому, что она столько времени проведет с ним наедине. И разве не она все утро пыталась измыслить предлог, чтобы увильнуть от катания на коньках? А сейчас сама же напомнила об этой злосчастной затее. Загнала себя в угол, так что теперь не выкрутишься.

Доминик, казалось, искренне удивился.

– Ах, прости… Я потерял счет времени. – Он протянул ей руку и кивнул в сторону лестницы: – Что ж, пошли. Отправимся прямо сейчас.

Она шагнула в сторону, уклоняясь от его руки, и окинула взглядом чердак. Здесь было множество самых разнообразных предметов, которые сносили сюда годами, а может, и веками. Настоящий склад старой одежды, книг и документов.

– Наверное, многие Мэллори жили в этом доме, – предположила Кэтрин, потрогав побитое молью платье, красовавшееся на портновском манекене.

Доминик пристально посмотрел на нее, и она, не выдержав его взгляд, отвела глаза.

– Ни одного, – ответил он наконец. – Мэллори никогда здесь не жили. – Тут Кэтрин осмелилась взглянуть на него, и он добавил: – Это поместье принадлежало семье моей матери, а не отца.

– А как ее девичья фамилия?

– Эмсон.

– Значит, многие поколения Эмсонов жили в этом доме, не так ли? – Кэтрин попыталась улыбнуться.

– Да, наверное. Но это поместье никогда не было их семейным гнездом. – Доминик склонил голову к плечу, и ей показалось, что на губах его на мгновение появилась усмешка.

– Так какую же великую и ужасную тайну ты пытаешься раскрыть, производя эти раскопки? – спросила она и засмеялась.

Тут муж вдруг помрачнел и отвернулся от нее, словно отгораживаясь глухой стеной. Ей стало не по себе, и она в смущении пробормотала:

– Так мы пойдем?..

– Да, пойдем. Если идти кататься, то надо идти сейчас. Через несколько часов погода изменится, а завтра приезжает Адриан.

С этими словами Доминик стал спускаться по лестнице, оставив ее одну. Немного помедлив, Кэтрин последовала за мужем. Ей вдруг пришло в голову, что она только что сделала важное открытие.

Судя по всему, дело, которое удерживало Доминика в стенах этого дома, было сугубо личным. И он не хотел, чтобы она узнала об этом деле хоть что-нибудь.

Но почему же он не сумел ответить на шутливый вопрос жены, когда она спросила его о семейных тайнах? Ведь мог бы отделаться какой-нибудь шуткой…

Доминик поднял глаза от конька, который он привязывал к ботинку Кэтрин. Она что-то очень уж притихла после стычки на чердаке. Нет, она не сердилась на него, просто думала о чем-то своем.

И у него было сильнейшее подозрение, что задумчивость жены имеет самое непосредственное отношение к его нелепой реакции – он едва не обмолвился, что у него и в самом деле есть тайны…

– Что ты разглядываешь так пристально? – спросила Кэтрин.

Доминик вздрогнул и снова принялся привязывать конек.

– Давно я этим не занимался, – соврал он. – А коньки нужно привязывать очень тщательно. Иначе можно упасть.

Он опять поднял на жену глаза и увидел, что она смотрит на него с нежностью и затаенной болью.

Привязав конек, Доминик поднялся на ноги и протянул жене руку.

– Готова? – спросил он с наигранной бодростью.

Она нахмурилась:

– Не думаю, что я вообще способна к такому подготовиться.

Тем не менее, она взяла мужа под руку. Ему очень неприятно было признаваться в этом даже самому себе, но он ощутил ее прикосновение всем своим существом. И это было совершенно незнакомое для него ощущение.

– Ты сначала одну ногу двигай вперед, потом другую… и так далее, – посоветовал он, когда Кэтрин неуверенно шагнула на лед.

Она кивнула и, не отводя глаз от своих ног, неуверенно заскользила к середине озера.

– Не так уж это и ужа-а-асно! – воскликнула она, уже падая на лед.

Но она не упала, потому что муж вовремя поддержал ее.

– Ты не спеши, – сказал он, цепко держа ее за локоть. – Понимаешь, требуется время, чтобы почувствовать лед.

Она взглянула на него недоверчиво, но он с радостью отметил, что в глазах ее вспыхнули огоньки. У него тотчас же полегчало на душе, и он с увлечением стал учить жену кататься.

– Тебе легко говорить. Ты-то уже уме-е-ешь!

Кэтрин снова чуть не упала, но муж и на сей раз ее поддержал. Сделав несколько шагов, она со смехом воскликнула:

– Вот уж не думала, что я на такое способна!

– Я бы тоже не подумал, – сказал он, склонившись к ее уху и вдыхая исходивший от нее аромат. – По-моему, у тебя замечательно получается. Хотя все-таки похуже, чем в постели.

Она снова захохотала, и щеки ее залились румянцем самого прелестного розового цвета.

– Если бы я не боялась удариться о лед… э-э… местом пониже спины, я бы влепила тебе пощечину за столь дерзкое замечание, Доминик Мэллори.

Он пожал плечами, и они заскользили вдоль берега озера, описывая большой круг.

– Дорогая, я просто хочу отвлечь тебя от мыслей про лед и про коньки. Если не думать об этом, научишься быстрее.

Она вскинула подбородок, но тут же крепко вцепилась в мужа, чтобы сохранить равновесие.

– Поверь мне, Доминик, дискуссия вроде той, что ты хотел мне навязать, вряд ли поможет мне лучше удерживать равновесие. О чем бы еще поговорить, а?

Он ухмыльнулся:

– Что ж, расскажи мне о себе.

Она нахмурилась и покачала головой:

– Это не так уж интересно.

– По-моему, очень даже интересно. Что за люди были твои родители? Я ведь не знаю о тебе совсем ничего. Знаю только, что ты лишилась в детстве родителей.

Он внимательно посмотрел на жену, но она тотчас же отвела глаза – словно боялась взглянуть на него. Потом вдруг выпустила его руку, оттолкнулась и покатилась по льду самостоятельно. Но тут же упала и поморщилась от боли.

– По-моему, мы накатались достаточно для первого раза.

Доминик подъехал к жене и протянул ей руку. Подняв ее на ноги, привлек к себе и прошептал ей на ухо:

– Почему ты так испугалась?

Она внезапно побледнела, но на сей раз не стала отталкивать его.

– Я… я вовсе не испугалась. Просто все это совсем не интересно и…

– Ложь. – Он покачал головой, и она снова отвела глаза. – Что ты скрываешь, Кэт?

Она судорожно сглотнула и уставилась на свои ботинки. Наконец подняла глаза и проговорила:

– Это очень тяжелая для меня тема.

Никто лучше его не смог бы понять такой ответ. Разговоры о родственниках – они причиняют ужасную боль. И все же ему очень хотелось услышать ее историю. Возможно, он даже расскажет ей кое-что о себе. И может быть, они смогут найти утешение друг у друга.

Но он тотчас же запретил себе думать об этом. Да и как такое могло прийти ему в голову? Ведь он почти не знал эту женщину. Попытаться сблизиться с ней? Какая нелепая идея! Он уже давно усвоил: доверчивость и чувствительность делают мужчину слабым.

– Думаю, ты сможешь проехать несколько кругов одна, – сказал Доминик, отъезжая от жены на несколько шагов.

Она широко раскрыла глаза:

– Но я… я думала, что ты поможешь мне.

Он покачал головой, подавив чувство вины, кольнувшее его в сердце.

– Нет, Кэтрин. Думаю, ты сама прекрасно справишься.

Какое-то мгновение она просто смотрела на него, и на лице ее было до странности бесстрастное выражение. Затем кивнула – как если бы вдруг что-то поняла – и заскользила по направлению к берегу. Прочь от него.

Ему следовало бы почувствовать удовлетворение, однако никакого удовлетворения он не испытал.

Кэтрин расправила пальцами старинное украшение – букет искусственных шелковых цветов – и тихонько вздохнула. Она очень беспокоилась из-за того, что их гостю, возможно, не понравится дом Доминика. И еще ее огорчало, что муж не дал ей достаточно денег на обустройство Лэнсинг-Сквера. Что ж, если их жилище покажется барону Мелвиллу жалким, то виноват в этом будет сам Доминик.

Снова вздохнув, Кэтрин отвернулась от своего букета. Ее муж совершенно не интересовался поместьем. И почему-то ее это очень угнетало. Хотя, казалось бы, ей следовало радоваться… Ведь она давно уже решила: ей надо устроить все так, чтобы муж перестал интересоваться ею. А совместное проживание в таком поместье, как Лэнсинг-Сквер, мало способствовало осуществлению этого плана.

Если бы они поехали после свадьбы в Лондон, Доминик, вероятно, очень скоро вошел бы в прежнюю колею и зажил точно так же, как жил до женитьбы. А она бы смогла вернуться к своему прежнему образу жизни. И никаких жарких споров. Никаких неприятных разговоров и неловкости, когда приходится обходить молчанием свое прошлое. Если бы муж нашел себе новую любовницу – а она нисколько не сомневалась, что нашел бы, невзирая на все его уверения в обратном, – не было бы больше и страстных ласк по ночам.

Последняя мысль исторгла у нее громкий стон.

– Должен признаться, ты меня удивила.

Кэтрин подняла глаза и увидела предмет своих раздумий – муж стоял, облокотясь о перила лестницы, ведущей в холл. Одного взгляда на Доминика было довольно, чтобы сразу стало так хорошо, как бывает, когда не спеша, с наслаждением принимаешь горячую ванну после дня, проведенного на холоде. Он был в белом крахмальном галстуке и в новом сюртуке – такой красивый, что она почти забыла, что это дьявол, а не человек. Он был даже гладко выбрит – обычно его подбородок и щеки украшала щетина, – и от него исходил запах дорогого мыла и восхитительно вкусный запах мужского тела.

Она заставила себя не думать о физической близости и изобразила жизнерадостную улыбку.

– Я тебя удивила?

– Ты многого сумела добиться. – Доминик выпрямился и приблизился к ней. Она же с трудом подавила желание припасть к его груди. – А холл выглядит просто изумительно, – продолжал он. – И я заметил, что ты переставила мебель в гостиной.

Она нахмурилась. И он еще имеет дерзость делать комплименты, хотя отказался дать ей денег на обустройство дома?

Скрестив на груди руки, Кэтрин проговорила:

– Что ж, тут есть чему удивляться, если учесть, какими средствами мне пришлось обходиться.

Он взглянул на нее и улыбнулся примирительно, от чего ее раздражение только усилилось.

– Кэт, я сейчас не в настроении ссориться.

Кэт. Он называл ее Кэт только тогда, когда хотел добиться от нее чего-нибудь. Или довести ее до исступления. Или в постели. По спине у нее пробежали мурашки.

– Ну так не ссорься, – ответила она, стараясь не отвлекаться от темы и не думать о том, какие у него сумрачные глаза. Или о том, как пристально эти глаза смотрят на нее. – Дай мне необходимую сумму на реставрацию и обновление дома. Обещаю тебе, ты не пожалеешь о потраченных деньгах.

Доминик тотчас же нахмурился, и она затаила дыхание в ожидании его ответа.

– Мы уже поговорили об этом. Хватит! Я не имею ни малейшего желания…

Кэтрин шагнула к мужу и протянула к нему руку. На мгновение ей показалось, что он уже готов сдаться и осталось лишь чуть-чуть подтолкнуть его. Но едва она прикоснулась к нему, как все мысли ее начали путаться.

– Дорогой, ну, пожалуйста… Считай это капиталовложением, если хочешь. Достаточно вложить в это поместье небольшую сумму, и его потом можно будет продать гораздо дороже, – добавила она, стараясь не смотреть на их переплетенные пальцы.

Он осторожно высвободил свою руку.

– Черт возьми, и почему ты так заинтересовалась этим поместьем? Почему это для тебя так важно?

Она даже отступила на шаг – такой гнев прозвучал в его голосе.

– Я не знаю… Мне просто нравится… Ну, нравится устраивать все.

И тотчас же в глазах его появилась боль. Но это выражение мгновенно исчезло, и он еще больше помрачнел.

– Есть вещи, которые… устроить нельзя, – заявил Доминик, покачав головой. Тут со двора послышался звон бубенчиков, и он добавил: – О, это карета Адриана. Пойду встречу его.

Сбежав по лестнице, Доминик миновал холл и, распахнув дверь, вышел на крыльцо. Проводив мужа взглядом, Кэтрин тяжело вздохнула. Сколько раз она твердила себе, что нельзя вникать в причины, по которым Доминик порой становился таким грубым, а вот опять она поймала себя на том, что ей ужасно хочется понять, в чем дело. Пусть даже она из-за этого привяжется к Доминику и будет страдать потом всю жизнь. Пусть даже ее сердце будет отдано ему навсегда.

Кэтрин проявила себя идеальной хозяйкой. Доминик откинулся в кресле, наблюдая, как она смеется очередной шутке Адриана и в то же время наливает ему чай. Она даже запомнила, с чем его лучший друг любит пить чай. Она уже успела завоевать симпатию еще одного мужчины.

Что ж, такой женой можно гордиться. На свете не так уж много людей, на которых ему, Доминику, хотелось бы произвести хорошее впечатление, и Адриан был одним из этих немногих. Доминик знал барона пятнадцать лет, и все эти годы тот был ему кем-то вроде отца. Во всяком случае, он видел от барона больше любви, чем от Харрисона Мэллори.