Лайла (Исследование морали)

      Должно быть совершенно новая рубашка, подумал он, раз уж она заколота булавками.
      Когда он стал примерять её, то пришлось выдохнуть, чтобы застегнуть пуговицы.
      Слишком мала. Она не может быть его рубашкой, наверное, её оставила Лайла. А с чего бы это у Лайлы были мужские рубахи? Теперь он припомнил, что она заворачивала куклу во что-то похожее на это. Так вот она откуда. Но зачем ей понадобилось покупать рубашку кукле? Вот куда может завести больное воображение.
      Ну раз уж она купила её для того, чтобы прикрыть куклу, то пусть она для этого и служит. Может так несколько приутихнет обида, которую излучает кукла.
      Он надел рубашку кукле на голову. Она была гораздо длиннее её ног, похоже на ночную рубашку. Ну так-то лучше. Застегнул ей воротник. Были в этой кукле какие-то признаки качества, которые производитель и не думал в неё вкладывать.
      Лайла возложила на неё целый набор структур ценностей, которые все ещё оставались с ней. Чуть ли не религиозный идол.
      Он посадил её на край штурманского рундука, сел назад и стал снова разглядывать её. В рубашке она смотрелась лучше.
      Идол, вот что такое эта кукла. Это настоящий религиозный идол заброшенной религии одного человека. В ней были все те ужасные признаки, которые присутствуют в идолах. Это его и конфузило. Как только над ними совершишь ритуал и начинаешь им поклоняться, идолы меняют свою ценность. Их больше нельзя просто так выбросить, как нельзя выбросить старую церковную статую на свалку.
      Интересно, а куда девают обветшалые церковные принадлежности? Совершают ли с ними обряд, обратный освящению? Ему вспомнилось, что он собирался устроить в некотором роде похороны этой кукле ради Лайлы. Может быть теперь следует устроить их ради себя самого. Просто закопать её где-либо, чтобы она не стала мусором.
      Странные чувства. Антропологи многое могут сделать с идолами. А возможно и сделали уже. Ему вспомнилось, что давно хотелось почитать книгу " Маски Бога".
      Многое можно узнать о культуре, изучая то, что в ней говорят об идолах. Идолы - это как бы объективизация самых сокровенных ценностей культуры, которые и являются её реальностью.
      Эта кукла и представляет самые сокровенные ценности Лайлы, настоящей Лайлы, она сообщает о ней то, что совершенно противоречит всему остальному. Это указывает, что имеются две противоборствующих структуры, со страшной силой воюющих друг с другом, и произошел в некотором роде тектонический сдвиг пластов, который вызвал сильнейшее землетрясение по шкале Рихтера. Одна структура, которую осуждает Райгел, движется в одну сторону. Кукла же представляет структуру, движущуюся в другом направлении, и этот идол позволил Лайле объективизировать другую структуру и ослабить давление, приводящее к катастрофе. А теперь она отказалась от неё свидетельство того, что она возвращается к чему-то худшему. А может и нет.
      Он подумал, чтобы не случилось с ним самим чего-нибудь похуже, ему следует похоронить её с почестями, просто ради своего собственного блага.
      
      * * *
      
      Что-то звякнуло, и он вспомнил о шлюпке. Продукты всё ещё там. Всё случилось так быстро, что он совсем забыл про них.
      Вышел на палубу, спустился в шлюпку и выложил сумки с продуктами на борт.
      Теперь, раз уж Лайла ушла, ему хватит их по крайней мере до Норфолка. Да пожалуй, еще и испортятся до тех опр.
      Он снова выбрался на борт, спустил по очереди холщевые сумки в каюту, положил их сначала на рундук, затем выложил содержимое в холодильник. Потом посмотрел на куклу-идола.
      Он взял её, положив на руку как ребёнка, вышел на палубу и аккуратно завернул её. Затем снова спустился в шлюпку, взял с собой куклу, положил её на сиденье на корме перед собой и погрёб к берегу. Хорошо, что у него с собой эта рубашка, в которую завернут идол. Ведь если бы кто-либо увидел его с ней, то трудно было бы что-либо объяснить.
      Тропа шла мимо низкого кустарника с толстыми листочками и мелкого голубовато-серого ягодника. Тропа вымощена желтоватыми камушками и песком, кое-где пробивались пучки засохшей травы - пустотелые обломки тростника длиной около шести дюймов и толщиной в четверть дюйма, тут и там разбросанные спиралью.
      Это, видимо, следы урагана. Впереди, рядом с увядающей золотой розгой, стоял триангуляционный знак геодезистов.
      Дальше возник красиво оформленный плакат, призывающий не ходить на болото, чтобы не тревожить дичь. Хорошо, что основная дорога в город сюда не доходит. Так здесь гораздо спокойнее.
      Сверху послышался клич гусей. Он поднял голову и увидел косяк из примерно тридцати-сорока птиц, летевших на северо-запад, в обратную сторону: Глупые гуси.
      Теплая погода видимо обманула их.
      Шагая с идолом в руках Федр почувствовал, что оба они испытывают одно и то же волнение. Как будто бы они снова очутились в детстве со своим воображаемым спутником. Маленькие дети разговаривают с куклами, а взрослые разговаривают с идолами. Вероятно кукла позволяет ребёнку изображать из себя родителя, а идол позволяет родителю воображать себя ребенком.
      Он поразмыслил над этим и затем у него сформировался вопрос: "Что скажешь, - спросил он идола, - если бы мы были сейчас в Индии? Что бы ты сказал на всё это?"
      Он долго прислушивался к ответу, но его не последовало. Затем в его мыслях послышался голос не похожий не его собственный.
      "Всё это счастливый конец".
      Счастливый конец? Федр поразмышлял над этим.
      Я бы не назвал это счастливым концом, - произнёс он. - Я бы назвал это неопределенным окончанием.
      Нет, это счастливый конец для всех, - проговорил другой голос.
      Почему?
      Потому что каждый получил то, что хочет, - сообщил голос. - Лайла получила своего драгоценного Ричарда Райгела, Райгел получил свою драгоценную правоту, ты обрел свою драгоценную Динамическую свободу, а я снова отправляюсь в плаванье.
      О, а ты знаешь что будет дальше?
      Да, конечно, -ответил идол.
      Тогда как ты можешь утверждать, что это счастливый конец, если тебе известно, что произойдёт с Лайлой?
      Ну это не проблема, - ответствовал голос идола.
      Не проблема? Он же упечет её на всю оставшуюся жизнь, и это не проблема?
      По крайней мере не для тебя.
      Тогда почему же я чувствую себя так погано? - спросил Федр.
      Потому что ты ждешь награды, - ответил идол. - Ты ещё надеешься, что они вернутся и воздадут тебе за заслуги.
      Но ведь он же уничтожит её.
      Нет, - ответил идол. - Она не позволит ему получить что-либо от неё.
      Не могу поверить.
      Она теперь владеет Райгелом, - продолжал идол. - Он получил своё. Отныне он просто глина в её руках.
      Нет, - возразил Федр. - Он ведь юрист. Он не потеряет из-за неё головы.
      И незачем. Он уже потерял её, - сообщил идол - Теперь она будет сражаться с ним его же собственной моралью.
      Как?
      Она станет кающейся грешницей. Она возможно даже станет ходить в церковь.
      Она теперь будет твердить ему какой высокоморальный он человек, как он спас её из твоих кровожадных лап, и что он сможет поделать? Как он сможет отрицать это? С этим у него возможности бороться нет. Это лишь будет раздувать его пузырь морального самолюбия. А как только он станет выдыхаться, то снова обратится к ней за добавкой.
      Вот так так. Вот так идол, подумал Федр. Саркастичный, циничный. Почти злобный.
      Он что, сам такой в душе? Возможно и так. Театральный поддельный идол. Идол для детского представления. Не удивительно, что кто-то выбросил его в реку.
      Ты знаешь, ты победил, - сообщил идол, - :без боя.
      То есть как это?
      Ты всё-таки совершил один моральный поступок в течение поездки, который и спас тебя.
      И что же это было?
      Ты сказал Райгелу, что у Лайлы есть качество.
      То-есть там, в Кингстоне.
      Да, и единственная причина этого была в том, что он застал тебя врасплох, ты не сумел придумать свой обычный интеллектуальный ответ, и ты повернул его задом наперёд. Он бы здесь больше не появился, если бы не это. До того он совсем не уважал её, но уважал тебя. После этого он перестал уважать тебя, но стал относиться с уважением к ней. Таким образом, ты дал ей нечто, это и спасло тебя. Если бы не этот единственный моральный акт, то уже завтра ты бы поплыл дальше, и Лайла была бы на твоей совести до конца жизни.
      Федру это не понравилось. Суждения такого рода о части его собственной личности очень сомнительны и в некотором роде зловещи. Ему больше не хочется слышать такого.
      Ну ладно, идол, может быть ты прав, а может и нет, но здесь мы подошли к концу пути.
      Они подошли к чему-то похожему на руины старой крепости. В какой-то мере они были похожи на старые руины в Индии, только тем было много веков. Они похожи на замок, но состоят из бетона, местами разбитого, с ржавой арматурой, торчащей в разломах. Часть из них походила на стену небольшого амфитеатра. Очевидно это парапет старого форта. В одном месте были остатки канатной системы, которая возможно использовалась для подачи снарядов. В стене были вделаны громадные кольца, наверное для компенсации отдачи громадной пушки, которой уже нет.
      Прекрасное дерево без листьев росло посредине парапета, похожее на громадный зонтик. Высотой оно было всего лишь футов десять, а в ширину гораздо больше.
      Пока он шёл дальше на северо-запад, ему становилось виднее, как старая бетонная структура развалилась на части, наклонилась на один бок и свалилась в воду. В бетонных плитах квадратные отверстия, в которые можно было провалиться.
      Казалось, что трещины в бетоне у него под ногами могут разойтись в любое время.
      Очевидно, разломы и эрозия вызваны усадкой, а может быть воздействием моря. Но он предположил, что настоящим разрушителем было не море, а величайший погромщик большинства военных сооружений - нехватка ассигнований. Как замечательно видеть этот старый форт, построенный для утверждения господства человека на земле, постепенно сползающим в Атлантический океан. Конечно же, это весьма знаменательное место, чтобы похоронить тут идола.
      Он нашел какой-то вход, который вел вниз в темный каземат, где было слышно, как где-то внизу громко журчит вода. Он вошел в ворота с вертикальными железными стойками и двутавровыми балками. Внутри было темно как в гроте. Свет проникал лишь откуда-то снизу.
      Он свернул вправо вдоль изрытой стены и спустился на пять ступеней вниз к небольшой площадке. Он спустился по лестнице, осторожно ощупывая бетон ногами, пошёл влево, вперёд, затем снова вправо и вошел в темный туннель. Там он увидел, что свет проникает сквозь пролом в бетоне, под которым плескались воды Атлантики.
      Было достаточно светло, чтобы рассмотреть высший уровень воды при приливе, отмеченный на стене. Он усадил куклу у стены лицом ко пролому на море и аккуратно поправил на ней рубашку. Через несколько часов здесь появится прилив и унесёт её с собой.
      В уме он сказал идолу: "Ну что ж, дружок, ты пожил довольно бурно".
      Отступил назад, слегка поклонился, сложив руки так, как когда-то его учили в Индии, и почувствовав, что всё теперь сделано верно, повернулся и вышел.
      Назад, к дневному свету и старому доброму здравому смыслу. Где-то скрипели сверчки. Услышав в небе рёв, он поднял голову и увидел, как "Конкорд" медленно сделал круг на юг, затем поднялся и прибавил скорости.
      Добрая старая технология. Все здравомыслие двадцатого века гораздо менее интересно в сравнении с днями, проведёнными взаперти, но он всё-таки добился гораздо большего, по крайней мере на социальном уровне. Другие культуры могут толковать с идолами, духами животных, трещинами в скалах и духами прошлого, но это не для него. У него совсем другие дела.
      Шагая обратно к судну, он ощутил чувство свежести. Какой сегодня удивительный день. Скольким людям посчастливится, чтобы стереть доску вот так вот? Ведь все они так заняты своими бесконечными проблемами.
      Он остановился на песчаном холме рядом с можжевеловыми кустами и произнёс: "А а хххх!" Вскинул руки вверх. Свободен! Никаких идолов, никаких Лайл, Райгелов, Нью-Йорков, даже Америки! Просто свободен!
      Посмотрел вверх на небо и закружился. Ах, как хорошо! Он годами уже так не кружился. С четырёх лет. Покружился ещё! Небо, океан, коса, залив вертелись вокруг него снова и снова. Он ощутил себя Кружащим дервишем.
      Назад к яхте он шел совсем расслабившись: ничего больше не надо делать, думать не о чем. Затем вспомнилось, как он шел по такой же проселочной дороге неподалеку от Лейм-Диэ в штате Монтана в северной резервации чейенн. С ним были Дусенберри, Джон - Деревянная Нога, вождь племени и женщина Ла-Верн Мэдигэн из Ассоциации американских индейцев.
      Как давно это было. Столько всего произошло с тех пор. Надо будет как-нибудь собраться снова к индейцам. С них он начинал и к ним надо будет вернуться.
      Помнится, дело было весной, прекрасное время года в Монтане, и ветерок, дувший от сосновой рощи, нес в себе запах талого снега и оттаивающей земли. Они шли по дороге все четверо в ряд, и тогда какая-то невзрачная собачонка, считавшая резервацию своим домом, вышла на дорогу и с удовольствием пошла впереди них.
      Некоторое время они шли за ней молча.
      Затем Ла-Верн спросила Джона: "Что это за собака?"
      Подумав, Джон ответил: "Хорошая собака."
      Ла-Верн с интересом глянула на него и снова перевела взгляд на дорогу. Затем уголки глаз у неё дернулись, и пока они шли дальше, Федр заметил, что она как бы про себя улыбается и посмеивается.
      Позднее, когда Джон ушел, она спросила Дусенберри: "Что он хотел сказать, когда заметил, что это хорошая собака? Это что, просто такая манера разговора у индейцев?"
      Дусенберри подумал и сказал, что, пожалуй, да. Федр также не мог дать толкового ответа, но почему-то это его удивило и озадачило так же, как и её.
      Несколько месяцев спустя она погибла в авиационной катастрофе, через несколько лет ушел и Дусенберри, сам Федр долго лежал в больнице и в памяти все как будто затуманилось и забылось, а теперь, вдруг, из ниоткуда всплыло вновь.
      Вот уже некоторое время он размышлял о том, что если бы надо было доказать, что "сущность" - культурное наследие Древней Греции, а не абсолютная реальность, то надо просто обратиться к негреческим культурам. Если "реальность" сущности отсутствует в этих культурах, то это докажет, что он прав.
      Теперь же образ захудалой индейской собаки снова всплыл, и он понял, что за смысл в этом.
      Ла-Верн задавала вопрос в рамках мышления Аристотеля. Ей хотелось узнать, к какому генетическому, существенному классу собачей породы можно отнести тот объект, который шел впереди них. А Джон - Деревянная Нога так и не понял её вопроса. В этом и было недоразумение. Он вовсе не шутил, сказав, что это хорошая собака. Он возможно думал, что она беспокоится, как бы собака не укусила её. А сама мысль о собаке, как члене иерархической структуры интеллектуальных категорий, известных под названием "объекты", вообще была вне его традиционных культурных понятий.
      Существенно то, понял Федр, что Джон провел различие по критерию Качества, а не по сущности. Это значит, что он считал качество более важным.
      Затем Федр припомнил, что когда приехал в резервацию после смерти Дусенберри и сообщил им, что он его друг, то они ответили: "Ну да, Дусенберри. Хороший был человек." Они всегда выделяли хорошее, так же как это сделал Джон с собакой.
      Белый человек сказал бы, что он хороший человек, либо выделил бы оба слова.
      Индейцы же не рассматривают человека как объект, к которому можно добавить (или не добавлять) прилагательное "хороший". Когда индейцы употребляют это слово, они имеют в виду что хорошее - самый центр опыта, и что Дусенберри, по своей природе, был воплощением этого центра жизни.
      Может быть, когда Федр составит целиком эту метафизику, люди поймут, что действительность с центром в ценности - не просто одна из буйных гипотез в каком-то новом направлении, а соединительное звено к той части в самих себе, которая всегда подавлялась культурными нормами, и которую надо раскрыть. Он надеялся на это.
      Опыт Уильяма Джеймса Сидиса доказывает, что нельзя просто рассказывать людям об индейцах и ожидать, что они будут слушать. Им уже известно об индейцах. И чаша полна. Культурная иммунная система не даст им больше слушать ничего другого.
      Федр надеялся, что Метафизика Качества даст возможность преодолеть эту иммунную систему и показать, что мистицизм американских индейцев вовсе не чужд американской культуре. В ней глубоко сокрыт её корень.
      Американцам совсем не обязательно ездить на восток, чтобы узнать, что значит этот мистицизм. Он всегда существовал прямо здесь, в Америке. На востоке они облачают его в ритуалы, фимиам, пагоды и песнопения и, разумеется, пышные мероприятия, на которые ежегодно расходуются миллионы долларов. Американские индейцы этого не делают. Они совсем не требуют организации. Они ничего не меняют, не суетятся по этому поводу, и поэтому их недооценивают.
      Федр вспомнил, как он сказал Дусенберри по окончании того собрания с пейотом:
      "Понимание индусов - всего лишь низкопробная имитация вот этого! Вот так оно и должно было быть ещё до того, как началась вся эта кутерьма."
      И ещё вспомнил, как Франц Боас говорил, что в примитивных культурах люди говорят только о действительном опыте. Они не рассуждают о ценности, добре, зле, красоте. Потребности их повседневной жизни, как и у нас в необразованных слоях общества, не выходят за пределы ценностей, проявляемых в конкретных ситуациях конкретными людьми, добрых или дурных поступков соплеменников и красоты конкретного мужчины, женщины или предмета. Они не толкуют об абстрактных идеях.
      Но Боас также сказал: "Индейцы дакота считают хорошее существительным, а не прилагательным." Они скорее скажут: "Позаботься о хорошем в себе", чем "Будь хорошим".
      Это верно, подумал Федр, и это очень объективно. Но это также похоже на то, как исследователь, заметив огромную жилу чистого желтого металла в стене утеса, лишь отметит это в своём дневнике и больше не будет распространяться по этому поводу, ибо его интересуют только факты и ему незачем вдаваться в оценки и толкования.
      Хорошее - это существительное. Вот что это такое. Именно это и искал Федр. Это прямое попадание через забор, и на этом игра в мяч закончена. Вся Метафизика Качества состоит в том, что хорошее - это существительное, а не прилагательное.
      Естественно, конечное Качество - это и не существительное, и не прилагательное и ничто другое, поддающееся определению, но если свести всю Метафизику Качества к одному единственному предложению, то именно этим она и будет.