Великосветский скандал

После смерти мужа Гай всегда сидел напротив нее в конце длинного стола, в этом году впервые Гая не было. Болезненно переживая этот факт, Сара изменила первоначальный план размещения гостей. В конец стола она посадила Генри Лэнгхэма. Франческа, решила Сара, может сидеть справа от него, а Марк Рейвен – напротив Франчески. Карлотта Линарес, разумеется, по правую руку от Марка Рейвена. Она никого не знает и может довольствоваться разговором с Марком. По другую руку от Франчески Сара решила посадить молодого промышленника Уильяма Пейтса. Не приходится сомневаться, что ее дочери будет приятно поговорить с ним, подумала она с иронией. По обе стороны от нее расположатся член конгресса и редактор еженедельника, который издает Уолл-стрит. Остальные двадцать два гостя должны быть размещены по степени важности, нужно лишь отделить мужей от жен, а также развести людей, которые могут показаться друг другу скучными.
      Сара всегда гордилась этими обедами. Гости входили в освещенный свечами зал, украшенный венками из ветвей остролиста и сотнями стеклянных игрушек, и тут их приглашали совершить увлекательное путешествие.
      В просторной гостиной на фоне кораллового цвета портьер возвышалась двенадцатифутовая елка, исключительно в серебряном и белом декоре. Под ней лежали упакованные в серебристого цвета бумагу пакеты, перевязанные алыми лентами, – подарки для гостей, на каждом из которых было написано имя гостя и лежала поздравительная карточка, собственноручно подписанная Сарой.
      Одетые во все белое официанты носились с подносами с розовым шампанским и бутербродами с черной икрой, а тем временем Сара персонально приветствовала каждого приглашенного. На ней были длинное платье, отделанное серебряным стеклярусом, великолепные рубиновые серьги и ожерелье, поскольку они смотрятся очень симпатично и по-рождественски. Она никогда не забывала о том факте, что служит отличной рекламой компании «Калински джуэлри», и носила эти украшения весьма естественно и непринужденно. То, что она надевала сегодня, каждая богатая женщина непременно пожелает надеть завтра. Можно сказать, что реклама ее продукции достигла уровня искусства.
      Спустя некоторое время дворецкий открывал двустворчатую дверь в обеденный зал, и у тех, кто никогда ранее не бывал на ее вечерах, вырывался вздох восхищения.
      В этом году в качестве доминирующих цветов Сара выбрала пурпурный и золотистый, и гостям предстало ослепительное зрелище. Пурпурная скатерть из тафты покрывала длинный стол, уставленный тридцатью золотыми приборами, золотыми подсвечниками в канделябрах и бокалами из красного стекла. В центре стола возвышалась миниатюрная рождественская елка с позолоченными украшениями.
      – Не пора ли нам приступить к обеду? – с торжествующей улыбкой обратилась Сара к гостям. – Франческа, покажи всем план размещения. – Наманикюренными пальцами она указала на диаграмму.
      – Хорошо, мама, – улыбнулась Франческа. Даже ее мать не собиралась ей сегодня докучать. На шее у Франчески висел подарок Марка – единственная блестящая жемчужина на тонкой золотой цепочке. Он подарил ей это в тот день, когда они в последний раз занимались любовью, и она считала это талисманом, который оградит ее от всего и вся. Конечно же, Сара страшно рассердилась, поняв, что Франческа собирается надеть подарок Марка на праздничный обед.
      – Не будь такой бестолковой, дорогая! – пыталась уговорить ее Сара. – Подумай только: люди могут решить, что это из «Калински джуэлри». Я не поленюсь принести тебе что-нибудь по-настоящему симпатичное для этого вечера. Ты будешь в темно-зеленом бархатном платье, насколько я понимаю? – И, не дожидаясь ответа, добавила: – Я принесла ожерелье из квадратных изумрудов, перемежающихся бриллиантами, и соответствующие серьги. Вот и надень их.
      – Это меня старит, мама! Я не стану надевать это. Нет, нет, я надену подарок Марка, и мне все равно, что ты станешь говорить. – Франческа решительно поджала губы.
      – Ну, я тебе скажу! – возмутилась Сара. – Вот это как раз и показывает, насколько тебе дорога наша компания, несмотря на все твои заверения!
      Больше к этому вопросу не возвращались; и когда Франческа держала руку Марка, она испытывала радость оттого, что на ней его подарок – цепочка с единственной жемчужиной. Когда они вошли в обеденный зал, Марк сжал Франческе руку и, глядя ей в лицо, шепотом проговорил:
      – Я снова хочу отправиться с тобой в постель. Как долго продлится этот обед?
      Сверкнув глазами, Франческа в ответ также пожала ему руку.
      – Боюсь, довольно долго, дорогой. После обеда мама будет раздавать подарки, а потом появятся исполнители рождественских гимнов.
      – О Господи! – Он впился в нее взглядом. – Боюсь, что я не смогу выдержать так долго.
      – Давай проведем вместе завтрашний день, – шепотом предложила она. – Желательно в твоей постели.
      – Если невозможно в твоей, то пусть будет в моей. – Он криво улыбнулся – это же надо так праздновать Рождество!
      – Между прочим, пообщайся с Карлоттой. Мама посадила ее рядом с тобой. Она здесь никого не знает.
      – Ты имеешь в виду эту испанку? Я действительно должен с ней говорить? В прошлый раз, когда я впервые увидел ее здесь, она чуть не свела меня с ума своими энергичными манерами. Ты знаешь, как я не люблю невротичных женщин, душа моя!
      – Всего лишь один раз, дорогой. Я освобожу тебя сразу же после обеда. – Франческа еще раз сжала ему руку и направилась к своему месту между дядей Генри и занудным промышленным магнатом.
      – Так чем сейчас занимается Гай? Кажется, он впервые отсутствует на таком вечере, не так ли? – спросил Генри у Франчески, когда на стол подали в качестве первого блюда черепаховый суп.
      – Он говорит, что у него много дел в Англии, – неопределенно ответила Франческа.
      – Он скоро вернется? Сара ждет не дождется его возвращения.
      Франческа опустила глаза, избегая взгляда Генри.
      – Да, я знаю, – коротко сказала она.
      – Ты предпочла бы, чтобы он не возвращался?
      Франческа на мгновение подняла глаза и увидела, что Генри внимательно и весьма доброжелательно наблюдает за ней. Может ли она довериться ему? Генри находился бок о бок с матерью в течение многих лет, и Франческа не была уверена, что он не станет повторять то, что ей уже неоднократно говорила мать.
      – Если Гай намерен тянуть этот воз, то это очень хорошо, – осторожно проговорила она. – Но я не знаю, сможем ли мы работать вместе, а я стремлюсь как можно скорее приступить к работе в «Калински джуэлри».
      Генри решительно кивнул головой:
      – Да, ты непременно должна работать в компании. Ты будешь для нас настоящей находкой.
      – Однако маме эта идея не слишком по душе. Она хочет, чтобы я вышла замуж и зажила тихой и спокойной жизнью.
      – Оставь ее мне. – Генри по-доброму улыбнулся Франческе, вспомнив, как когда-то маленькая девочка с большими карими глазами и пышными каштановыми волосами любила навещать Сару в офисе.
      – Вы мне и в самом деле поможете, дядя Генри? Это единственное, что мне хотелось бы делать… если не считать того, что я хотела бы поддерживать отношения с Марком, – добавила она, бросив любовный взгляд через стол, где Марк разговаривал с Карлоттой.
      – Можешь не сомневаться в том, что я тебе помогу, – твердо сказал Генри.
      – Но мама вряд ли поддержит эту идею. Она видит в компании только Гая, я, разумеется, понимаю – он ее наследник, однако вижу, что кое в чем могу быть не хуже.
      – Ты должна понять Сару. Я ведь знаю ее с того времени, когда она была еще девочкой.
      Франческа невольно подняла брови. Трудно представить себе, что кто-то знал маму еще тогда, когда она была маленькой.
      – Так в чем же дело, дядя Генри? – спросила Франческа.
      – Пожалуй, я могу говорить с тобой откровенно и доверительно. – Он сделал глоток охлажденного вина и аккуратно поставил бокал из венецианского стекла на красную скатерть. – Боюсь, она всегда ревниво относилась к тебе. Тем более сейчас, когда ты молода, здорова и по-настоящему красива.
      Франческа подняла руку в знак протеста, но он не дал ей высказаться, решительно замотав головой.
      – Есть и другие моменты, которые нужно учитывать, – продолжил Генри. – Мать сейчас переживает трудный для женщины возраст, часто чувствует себя усталой и раздраженной, хотя и не признается в этом. Самое интересное, что она сравнивает тебя с Гаем. Ты всегда вела себя разумнее, чем он, и она знает не хуже меня, что, если ты станешь работать в «Калински джуэлри», у Гая не будет никаких шансов.
      Франческа некоторое время молчала, пытаясь переварить услышанное от Генри. В общем, ничего удивительного и нового здесь не было, просто ей стали яснее проблемы, которые перед ней стояли.
      – Да, я понимаю, – медленно проговорила она.
      – Я сделаю все что смогу. И не только ради тебя, Франческа, но и ради процветания «Калински джуэлри». У твоей матери тридцать пять процентов акций, а у тебя и Гая – по двадцать пять. Так?
      Франческа кивнула:
      – Когда мать удалится от дел и передаст акции Гаю, а она говорит, что именно так и сделает, у Гая будет шестьдесят.
      – Я понимаю.
      – Шестьдесят процентов в руках некомпетентного человека – это слишком много.
      Франческа смотрела на Генри, удивляясь тому, что он настолько откровенен с ней.
      – А вы считаете Гая некомпетентным? – тихо спросила она.
      – Ты сама знаешь ответ на этот вопрос, золотце, – уверенно ответил Генри.
      Некоторое время они еще говорили о делах компании, затем Франческа из вежливости заговорила с Уильямом Пейтсом, который при всем своем внешнем обаянии был человеком весьма скучным. Наконец оповестили, что в гостиную будет подан кофе, и все поднялись из-за стола. Франческа тут же направилась к Марку.
      – Ты хорошо себя чувствуешь, дорогой? – спросила она с улыбкой, беря его под руку.
      – Хорошо, – лаконично ответил он, не глядя на Франческу.
      – О Господи, тебя так утомили? Я думала, ты получишь удовольствие от общения с Карлоттой, она очень интересуется видами искусства, которые тебе близки.
      – Похоже, это так.
      Франческа внимательно посмотрела на Марка. Что-то с ним произошло. У него играли желваки на скулах, лицо было пунцовым, а глаза опасно сверкали.
      – Что случилось, милый?
      – Ничего, Франческа. – Казалось, он хотел что-то сказать ей и пару секунд с каким-то отчаянием смотрел на нее. Затем легонько пожал ей руку и, не сказав более ни слова, повернулся и зашагал к выходу.
      Франческа залилась румянцем, увидев удивленный взгляд матери, которая сказала:
      – Пойдем, поможешь мне раздать подарки, Франческа.
      Они обе опустились на колени перед огромной серебряной елкой и стали по очереди называть имена гостей. Мать и дочь являли собой разительный контраст. Одна выглядела изящной и хрупкой, одетой с изысканной тщательностью и словно отлитой изо льда; другая была живой, энергичной, полной жизни, как летний день, карие глаза излучали свет, каштановые волосы ниспадали на спину и с трудом удерживались черепаховым гребнем.
      Через минуту комната наполнилась гомоном голосов. Гости шумно выражали свое восхищение, раскрывая подарки, тщательно подобранные Сарой. Здесь были бумажники из телячьей кожи, флаконы самых изысканных духов, специальные книги и золотые пудреницы, серебряные портсигары для курильщиков, золотые талисманы, прикрепляемые к ветровому стеклу автомобиля, различные спортивные аксессуары.
      Когда с раздачей подарков было покончено, Франческа поднялась и стала оглядываться в поисках Марка. Она хотела вручить ему золотую авторучку, которую мать купила для него у Тиффани, однако Марка нигде не было видно. Внезапно обеспокоившись, что он, возможно, почувствовал себя плохо, Франческа бросилась в зал. Оглядевшись, она увидела, что Марк сидит на диване у входной двери. Он как-то странно согнулся и прижал руки к животу, как если бы он у него болел. Рядом с ним сидела Карлотта и держала его за руку.
      – Марк! Что случилось? – с тревогой спросила Франческа, бросившись к нему.
      Он вздрогнул, услышав ее голос, и поднял лицо, которое, как заметила Франческа, было очень бледным. На лбу и на верхней губе виднелись бисеринки пота.
      – Ты заболел, милый? – ахнула Франческа.
      С явным усилием, словно боясь, что ноги его подведут, Марк сделал попытку встать.
      – Дорогая, – как-то глухо, запинаясь, заговорил он. – Я должен с тобой поговорить… Кое-что произошло… О Господи, я чувствую себя кошмарно.
      – Марк, в чем дело? – Франческу охватила настоящая паника. В последнее время Марк работал очень много, и, похоже, это сказалось на его здоровье.
      – Не беспокойся, – негромко вмешалась в разговор Карлотта. – Я провожу его домой. С ним все будет в порядке.
      – У тебя что-то болит, любимый? – продолжала допытываться Франческа. – Может, тебе пойти и прилечь… я сейчас принесу воды…
      Марк обхватил ладонями голову, и Франческа заметила, что руки у него дрожат.
      – Франческа, ты не понимаешь… – Он в отчаянии уронил руки и посмотрел на нее. В глазах его была видна боль. Губы зашевелились, но, по всей видимости, он не в состоянии был больше ничего сказать.
      – Я провожу тебя домой, необходимо пригласить доктора.
      – Тебе нельзя оставить гостей, Франческа, – с неожиданной твердостью заявила Карлотта, загораживая собой Марка. – Передай наши извинения твоей маме, а мы уйдем не прощаясь. Вы идете, Марк? – Она пристально посмотрела своими черными глазами в его глаза.
      – Да, хорошо, ладно, прости меня, Франческа…
      – Да постой хоть минутку! – Не на шутку рассердившись на своеволие Карлотты, Франческа обняла Марка за плечи. – Ты можешь остаться здесь. Я приглашу доктора Херуа… у нас много комнат…
      Марк с каким-то отчаянием отпрянул от нее, и было такое впечатление, что ее слова подтолкнули его к действиям. Он решительно направился к двери.
      – Это не нужно, Франческа, – хрипло проговорил он. – Так вы идете, Карлотта?
      Едва заметно улыбнувшись, Карлотта взяла его под руку, помогла пройти в двери, и оба исчезли в темноте ночи.
 
      Исполнители вкладывали всю душу в этот гимн. Их голоса гармонично звенели, наполняя зал сладостной ностальгией. Сидящие большим полукругом гости с благоговением выпивших людей внимали божественному хоралу.
      Франческа незаметно проскользнула в зал и села на свободное место позади. Она пребывала в полном смятении. Проклятие, что, в конце концов, происходит? Что случилось с Марком? Может, он напился? Обругав себя за то, что столь неумно действовала в этой ситуации, – зачем она позволила Карлотте увести его? – Франческа решила выждать полчаса, а затем позвонить ему. Если Марк в самом деле заболел, она непременно отправится его навестить, что бы ни говорила ей мать.
      Исполнители начали новый гимн и запели его с таким глубоким чувством, что музыка проникла в глубину ее мозга одновременно с осознанием того факта, что она, возможно, потеряла Марка. Острая боль пронизала ее сердце. Как он мог столь необдуманно быстро бросить ее?
      Прошло не менее часа, прежде чем появились первые признаки завершения празднества. Сара с любезной улыбкой попрощалась с каждым уходящим. Франческа в полном отчаянии стояла в зале возле телефона. Она четырежды звонила Марку, и всякий раз линия оказывалась занятой.
      – Ты идешь спать, дорогая?
      Франческа вздрогнула, не соображая, что уже очень поздно и что все гости ушли.
      – Да, через минутку, мама… Я… Я просто пытаюсь дозвониться до Марка.
      – В такой поздний час?
      – Мне кажется, он заболел. Он совершенно неожиданно ушел с вечера, и я беспокоюсь за него. – Франческа стояла перед матерью, нервно ломая руки, на лице ее была тревога.
      – Дорогая моя девочка, он вполне способен позаботиться о себе. Ты не можешь бегать за ним среди ночи. К тому же он ушел, насколько я понимаю, с Карлоттой, не так ли? Скорее всего он нисколько не болен. Они отправились на танцы или еще куда-нибудь. Оставь его в покое. – Сара сделала нетерпеливый жест. Сейчас, когда гости ушли, все следы любезности слетели с нее. Повернувшись, она пошла прочь.
      Франческа смотрела ей вслед, чувствуя, как в ней поднимаются волны гнева. Она была глубоко уязвлена расчетливо произнесенными жестокими словами матери. Вероятно, дядя Генри был прав. Вероятно, Сара и в самом деле ревновала ее.
 
      Когда Франческа позвонила агенту Марка Мартине Гудзон, она испытала чувство, близкое к панике.
      – Вы хотите сказать, что тоже не знаете, где он?! – воскликнула Франческа. Марк поддерживал постоянный контакт с Мартиной и звонил ей по нескольку раз в неделю. А сейчас, накануне сдачи рукописи, он не сообщил ей, где находится и что делает.
      – Он последний раз звонил мне накануне Рождества. Я думала, что он уехал на несколько дней. Вы говорите, что не можете разыскать его начиная с сочельника? – переспросила Мартина. – Значит, уже три дня.
      – Да. – Франческа вдруг почувствовала слабость в ногах и опустилась на кровать. – Я стала звонить ему на квартиру через несколько часов после того, как он ушел с вечера, но телефон был занят и утром. Сейчас я просто в отчаянии. Что могло с ним случиться? Дома его нет. С Карлоттой, которая ушла вместе с ним, я также не могу связаться. Я бы сходила к ней, но у меня нет ее адреса. Не могли ли они попасть в аварию? Это совсем не похоже на Марка – исчезнуть ничего не сказав.
      – Ну… – Мартина поколебалась, но все-таки сказала: – Вы можете, конечно, обзвонить больницы, но я на вашем месте не стала бы этого делать. Вы же знаете, Франческа, что за народ эти писатели. У них вдруг появляется какая-то идея – и они бросаются за ней в погоню.
      – У вас нет адреса его родителей в Квинзе? Марк никогда не давал его мне, но, может быть, он ради Рождества отправился их навестить?
      – Нет, у меня нет адреса родителей, Франческа. – Мартине начинал надоедать этот разговор. Она уже много раз вела телефонные разговоры с женами или подругами писателей, которые били тревогу по поводу своих любимых, а затем обнаруживали их в каком-нибудь мотеле с машинисткой или какой-нибудь другой молодой дамой. – Знаете, оставьте мне ваш телефон, и я позвоню вам, если мне что-нибудь станет известно.
      – Спасибо. – Франческа медленно положила трубку на рычаг. Мартина не сказала ей ничего такого, что могло хотя бы уменьшить ее тревогу. В ее голове рисовались леденящие душу картины: Марк ограблен, убит, лежит мертвый в каком-либо морге неопознанным, потому что был в тот вечер в смокинге и, как шутя ей признался, в нем не было места даже для бумажника. При нем была лишь десятидолларовая купюра да еще имелся ключ от квартиры. А что, если убили и Карлотту? Франческе представилось, что они лежат на тротуаре, истекая кровью. Должно быть, случилось нечто ужасное, совершенно кошмарное, от чего кровь стынет в жилах. Франческа села на кровать и несколько минут смотрела в пустоту. Страх парализовал все ее члены, ее мозг. Она попыталась припомнить подробности рождественского обеда. Их отношения с Марком были счастливыми и благополучными. Франческа рассеянно дотронулась пальцем до жемчужины, висевшей у нее на груди. Марк подарил ей это ожерелье после того, как они кончили заниматься любовью. Она вспомнила, как он сказал ей при этом: «Я намерен дарить тебе жемчуга до конца твоей жизни, потому что они очень тебе идут». Тогда она счастливо улыбнулась, подавив в себе мысль, что «Калински джуэлри» не рекомендует обручальные кольца с жемчугом из-за суеверного представления, будто жемчуга приносят слезы. «Я люблю тебя», – сказала она и обняла Марка. Франческа нахмурилась. Что-то случилось во время обеда, но что именно? До этого Марк видел Карлотту всего один раз и за обедом даже не хотел сидеть с ней рядом. Франческа слишком доверяла Марку, чтобы заподозрить, что он отправился в постель с девушкой, которую едва знал.
      Франческа вдруг вскочила на ноги. Паника побудила ее действовать. Схватив телефон, она через оператора узнала номер телефона булочной Равенски в Квинзе.
      – Что надо? – произнес скрипучий женский голос на другом конце линии.
      – Марка Рейвена… Равенски, – запинаясь сказала Франческа. – Могу я поговорить с Марком? Он у вас?
      – Марка здесь нет, – сердито ответил голос.
      – А… когда он будет? Я имею в виду… он живет у вас? – Франческу прошиб пот, руки ее дрожали.
      – Марка здесь нет, – скрипуче повторил голос. – Марка здесь нет давно. Что надо?
      – Не имеет значения. Спасибо. – Франческа положила трубку. После этого она обзвонила все больницы и полицейские участки. Это было бурное Рождество, со множеством аварий. Поджоги, убийства, изнасилования, пьяные драки, пьяные водители, разбой, самоубийства, ограбления со взломами.
      Никто ничего не слышал ни о Марке Рейвене, ни о Карлотте Линарес и не интересовался ими. Такое впечатление, что они без следа растворились в морозной ночи.
      Она должна сделать еще один звонок. Если кто и мог помочь ей решить задачу, то только дядя Генри. Набрав его номер в «Калински джуэлри», Франческа облегченно вздохнула, сразу услышав его голос.
      – Чем могу быть полезен тебе, золотко? – любезно спросил Генри.
      – Можно мне к вам зайти? Выпить где-нибудь чашку кофе? Я не хочу идти в «Калински джуэлри», чтобы не столкнуться с мамой. – Голос Франчески звучал взволнованно.
      – Который сейчас час? – Возникла пауза – видимо, Генри смотрел на часы. – Как раз полдень. Что, если мы позавтракаем в «Каравелле» в пятнадцать минут первого?
      – Я буду там. Тысяча благодарностей.
      Милый, чудесный, всегда готовый выручить и спасти дядя Генри, думала Франческа, надевая зеленый шерстяной костюм и повязывая кремовый шелковый шарф. Он терпеть не мог, когда девушки одевались серо и монотонно, так что она облачалась в яркие наряды всякий раз, когда должна была увидеться с ним.
      Генри Лэнгхэм ожидал ее за столиком. Одного взгляда на лицо девушки было достаточно, чтобы сразу же заказать вино.
      – Ты так выглядишь, что, пожалуй, тебе это не помешает. В чем проблема?
      Франческа быстро рассказала, что произошло. Слушая девушку, Генри внимательно смотрел на нее. Обычно уравновешенная и спокойная, сегодня Франческа выглядела страшно расстроенной. Говорила она очень быстро, в глазах читались возбуждение и тревога.
      – Попробую кое-что узнать, – сказал наконец Генри. – Где-то он все же должен быть, так же как и эта девица Карлотта. Люди не растворяются бесследно в воздухе. Если ты навела справки в больницах и полицейских участках, то, стало быть, он не мог попасть в аварию или какую-то другую передрягу.
      – Я не столько боялась, сколько была удивлена его молчанием до того момента, пока не узнала, что его агент тоже ничего о нем не слышала, – сказала Франческа. – Что, если ему стало плохо на улице и кто-нибудь отвез его к себе домой? Или, может, он потерял сознание? – Говоря это, Франческа и сама понимала, что пытается ухватиться за соломинку.
      – И Карлотта тоже? – недоверчиво спросил Генри. – Двух человек одновременно поразила амнезия в рождественскую ночь? Скажи мне, золотко, что ты знаешь об этой девушке? Как давно ты ее знаешь?
      – Несколько месяцев. В общем, она мне нравилась. – Франческа вдруг осознала, что говорит о ней в прошедшем времени, и невольно содрогнулась. – Я даже жалела ее. У нее было так плохо с деньгами и жила она с тетей – настоящей ведьмой, типичной испанской дуэньей.
      – Ты говоришь, что не знаешь, где она живет? Не могла ли она отвезти Марка к себе домой, чтобы посидеть с ним, если он заболел? – Генри допил сухое мартини и заказал еще два бокала.
      – В таком случае почему она не дала мне знать об этом? – вопросом на вопрос ответила Франческа.
      – Она никогда не приглашала тебя к себе?
      – Никогда. Но я думаю, она просто не хотела, чтобы я видела, как она живет. Похоже, она и ее тетя действительно очень бедны и гордятся этим.
      Метрдотель принес меню. Франческа заказала салат, Генри – бифштекс.
      – Как я понял, – задумчиво проговорил Генри, пока они дожидались заказа, – пропали два человека, а не один. А если это мужчина и женщина, то боюсь, золотко, что причина может быть одна.
      – Я не верю в это! – горячо воскликнула Франческа. – Я знаю Марка! Он никогда не сделает ничего подобного! Это совершенно невозможно! Мы по-настоящему любили друг друга. – И опять сказано в прошедшем времени. Глаза Франчески метали искры.
      Генри положил руку поверх ее руки и сочувственно пожал ее.
      – Я верю, – искренне сказал он. – Марк и мне казался весьма порядочным парнем и к тому же весьма неглупым… А теперь, Франческа, расскажи мне все, что ты знаешь о нем! И о Карлотте тоже. Все, что можешь припомнить. После этого я наведу справки и, может, кое-что выясню, хотя не могу ничего обещать. Я попробую позвонить в Испанское посольство. Посмотрим, что они смогут сообщить о семье Карлотты.
      – Спасибо, дядя Генри. Я от души благодарна вам. Вы дадите мне знать, если что-нибудь станет известно?
      – Непременно, золотко, хотя, как ты понимаешь, для этого может понадобиться время.
      – Конечно, я понимаю.
      Франческа возвращалась домой, и холодный ветер пронизывал ее до костей, обжигая лицо. Мимо проносились многочисленные желтые такси, но у нее возникла сумасбродная идея, что если она будет идти по улице и вглядываться в лица прохожих, то сможет увидеть Марка, идущего, по своему обыкновению, с пачкой книг под мышкой. Она так напряженно вглядывалась в лица людей, что у нее даже заболели глаза. То и дело она оборачивалась назад, чтобы увидеть, кто идет позади нее по противоположной стороне улицы. От резкого порыва ветра Франческа задохнулась. Мелкие льдинки закружились в воздухе и ослепили ее. Она больше ничего не могла видеть и вдруг поняла, что мешают ей слезы, обильно стекающие по щекам.
      На следующий день в шесть часов вечера у Франчески зазвонил телефон. Она схватила трубку. А вдруг это Марк? Сердце ее отчаянно заколотилось.
      – Алло! – крикнула она.
      – Франческа, это ты?
      – Ой, дядя Генри! Что-нибудь удалось узнать?
      На другом конце линии возникла пауза, которая, похоже, слишком затягивалась. Наконец Генри заговорил:
      – Боюсь, золотко, что у меня плохие новости для тебя.
 
      Сара методично и аккуратно складывала бумаги на письменном столе, в душе благодаря Бога за то, что день, кажется, заканчивался. Такого с ней не бывало с того времени, когда она семнадцать лет назад пришла в «Калински джуэлри». Какая-то усталость. Усталость во всем теле. Тогда она была энергичной молодой женщиной двадцати шести лет, и ей ничего не стоило отработать двенадцать, а то и четырнадцать часов в сутки. Господи, она тогда работала не покладая рук, чтобы превратить перспективную нью-йоркскую компанию в международный концерн с фирменными магазинами в разных странах мира. Сейчас она иногда задумывалась, что будет дальше. Ее возраст отнюдь не благоприятствовал успешной работе. По ночам Сару нередко бросало в пот, наступали приливы, иногда возникало безумное желание безо всякой причины убить первого встречного. Порой ей казалось, что все ее нервы обнажены и кто-то невидимый все сильнее и сильнее ударяет по ним. Оставалось надеяться, что не будет слишком громкого хлопка, когда один из нервов не выдержит и лопнет.
      Возле нее лежал образец ожерелья, который Сара в этот день одобрила. Она взяла его и снова внимательно осмотрела. Гибкое, словно лента, платиновое ожерелье, концы его пересекались, образуя внизу петлю. С острых концов свисали большие каплеобразные жемчужины – одна белая, вторая черная, наполовину закрытые платиновой филигранью. Ожерелье смотрелось великолепно, и Сара предложила изготовить под стать ему жемчужные серьги – одну белую, вторую черную. Жемчуг, разумеется, должен быть японский.
      Чувство глубокого одиночества овладело Сарой в эту минуту, когда она сидела в своем роскошно обставленном офисе. Скоро она вызовет машину, которая отвезет ее домой. Затем ей придется заказать легкий ужин, который принесут в комнату на подносе, поскольку Франчески наверняка опять не будет дома. А что потом? Смотреть телевизор? Читать? Сара тяжело вздохнула. Одинокие средних лет женщины в Нью-Йорке не ко двору. Хозяйки с большой неохотой приглашают их к обеду. Сама она слишком устала, чтобы часто устраивать приемы. Беда в том, что у всех женщин ее круга кто-то был. За исключением ее. У всех был человек, с кем можно сходить в театр или ресторан. Человек, который сопровождал их на светские рауты или в поездках. Такую цену она заплатила, размышляла Сара, за то, что отдала свою жизнь «Калински джуэлри». Ничего не изменилось бы и в том случае, если бы Роберт был жив, хотя тогда было бы с кем поговорить. Конечно, всегда рядом старый добрый Генри, верный друг и замечательный коллега, но ему не изольешь душу. И еще Франческа. Ее рот плотно сжался. В дочери было что-то такое, что постоянно раздражало Сару. Франческа чертовски напориста, и ее не так-то просто обуздать. Она слишком независима и амбициозна, раздраженно подумала Сара. Временами Саре даже казалось, что со стороны дочери исходит угроза. Это было весьма неприятное ощущение. Гай всегда был ее любимым ребенком, покладистым и ласковым, и сейчас она страшно скучала по нему. Он должен вернуться домой и занять свое законное место в компании, пока его не узурпировала Франческа, к чему она явно стремится. И он должен вернуться незамедлительно. Сара нуждалась в том, чтобы он был рядом, ведь все эти годы она трудилась в компании ради него.
      Почувствовав прилив, исходящий откуда-то изнутри, от чего ее бросило в пот, Сара раздраженно раскрыла блокнот. Она напишет Гаю. Это лучше, чем разговаривать по телефону. Сара принялась набрасывать план письма. Очень важно сказать, что его будущее, которое он свяжет с «Калински джуэлри», будет блестящим. Она даже готова купить ему отдельные апартаменты. Да все что угодно, лишь бы он пожелал вернуться. Сара вынуждена была прервать поток своих мыслей, поскольку зазвонил один из стоящих на столе телефонов. Черт возьми, кому это она вдруг понадобилась в такое время? Ведь уже почти шесть часов.
      – Да! – резко бросила она в трубку.
      – Привет, мам!
      – Гай! Дорогой! Вот так совпадение! Я как раз думала о тебе!
      – Значит, телепатия, мам. Как ты поживаешь?