Прекрасная саксонка

В луче полуденного солнца что-то блеснуло. Жобер резко отпрянул. Проклятая чертовка! Он старается ублажить ее, а она тем временем только и ждет, чтобы вонзить в него нож!

Жобер попытался отнять у нее оружие, но порезал ладонь. Крепко выругавшись, он схватил ее за запястье и сжал его так, что она выронила нож.

Из раны на синее покрывало капала кровь. Сжав в кулак окровавленную руку, он поднял ее над головой.

Эдива замерла от страха. Ну, теперь он наверняка убьет ее.

Глава 5

Под взглядом зеленых, как мох, глаз норманна Эдива вжалась в постель. Она зажмурилась, ожидая удара.

Удара не последовало, только заскрипела кровать.

Когда она осмелилась и приоткрыла глаза, он стоял в дальнем углу комнаты и облизывал рану.

Эдива вздрогнула, осознав, что была на волоске от смерти. Она горестно вздохнула. Ее клятва отомстить казалась сейчас глупостью. Она рисковала жизнью, но ничего не добилась.

Эдива не хотела умирать. Ей хотелось жить, рожать детей, ощущать землю под босыми ногами, лучи солнца на своей коже. Или об этом слишком поздно мечтать?

Она видела, как он разорвал полотенце и перевязал им руку. Потом снова подошел к кровати и уставился на нее. Она чувствовала себя как беспомощный заяц под взглядом волка.

Здоровой рукой он отбросил с лица влажные пряди. Эдива никогда не видела таких красивых волос – цвета осенних кленовых листьев. Их необычный цвет делал особенно привлекательными его зеленоватые глаза.

Он был удивительно спокоен. А ведь только что кричал, готов был убить. Эдива подумала, что такой, как сейчас – холодный, властный, – он пугает ее еще больше.

Жобер долго смотрел па нее в упор, потом наклонился и поднял лежавший на полу нож. Эдива решила встретить смерть достойно и не закрыла глаза. В этот момент в душе у нее не было даже ненависти. А чужак прошел по комнате и, подняв с пола еще и кинжал, швырнул оружие в полуоткрытое окно. Взглянув на нее, он подошел к сундуку и начал рыться в нем.

Эдива испытала облегчение, словно смертник, получивший отсрочку приговора. Значит, он все-таки не собирается сейчас убивать ее?

Она медленно поднялась и села в постели, боясь привлечь его внимание, но он даже не посмотрел на нее. Он что-то искал. Эдива вспомнила, что там спрятан меч. Если норманн его не найдет, то она еще раз попытается убить злодея. Если сможет.

Он удовлетворенно хмыкнул, взяв простое льняное одеяние. Эдива узнала отцовскую, разорванную у ворота, старую тунику, которую мать почему-то сохранила.

Норманн натянул на себя тунику. Закатав короткие рукава, он оглядел себя. Туника едва прикрывала его бедра.

Он взял свои штаны и, хорошенько прополоскав их в лохани, выжал, а потом отнес к окну и повесил там на крюк ставни.

Когда он потянулся вверх, чтобы закрепить ставню, край туники приподнялся, обнажив его ягодицы. Вид сильного красивого тела норманна вызвал в душе Эдивы странное беспокойство. Она заставила себя отвернуться, но тут же решила, что глупо проявлять такую слабость, и снова взглянула на своего врага.

Он взял полотенце и, пропустив его у себя между ног, завязал концы на талии. Эдива с удивлением наблюдала за его действиями. Потом норманн уселся на скамейку и, взяв сапоги, постучал один о другой. Комки грязи разлетались по деревянному полу, вызывая раздражение у Эдивы. Что ты себе позволяешь? Кто интересно, будет убирать за ним? Может, он лорд и привык, что ему прислуживают?

Очистив сапоги от грязи, он надел и зашнуровал их. Странное зрелище! Рослый мужчина в короткой и тесноватой тунике, едва прикрывающей бедра, на правой руке – повязка с кровавым пятном, на голых ногах – только сапоги. Неужели он рискнет выйти из комнаты в таком виде? Чужак подошел к двери и, что-то сказав стоявшему снаружи стражнику, ушел.

Его люди сидели на скамьях за столом в общем зале. Раздавались громкие голоса и смех. По раскрасневшимся лицам рыцарей и по аппетитным запахам, от которых у Жобера в душе волной колыхнулась радость, он догадался, что они наконец-то едят нормальную пищу.

Многие сразу заметили своего господина. Роб махнул ему рукой.

Он подошел и сел рядом с Робом, Аланом и Хеймо. Его оруженосец Уилл поставил перед ним кружку с элем. Женщина поднесла на блюде жареную свинину. Другая служанка принесла корзинку с хлебом.

Жобер начал с пива. Он мигом опрокинул в себя всю кружку и удовлетворенно крякнул. Наблюдавшие за ним рыцари весело зашумели.

– Ну как? – спросил Хеймо.

– Чертовски хороший эль! То, что надо! – воскликнул Жобер.

Его кружка была уже снова полна.

– Что произошло? – Роб кивнул на забинтованную руку.

Жобер покачал головой, запихивая в рот кусок мяса. К нему повернулся Алан:

– Неужели это сделала саксонка? Жобер отрезал еще мяса столовым ножом.

– Естественно, я не порезался, когда брился.

Алан и Роб вопросительно взглянули на него, а Хеймо спросил:

– Откуда у нее оружие?

– Я свалял дурака, оставив ее одну в комнате. Два кинжала отобрал, но, несомненно, там есть еще.

Алан присвистнул:

– Что за странные женщины у саксов!

– Не сказал бы, – усмехнулся Хеймо. – Остальные, кажется, вполне послушны. Эта – какая-то особенная.

– Как вы думаете, кто она такая? – спросил Роб. – Уж наверняка не хозяйка этого поместья. Посмотрите вокруг. – Он широким жестом обвел белые стены зала с роскошными гобеленами. – Хозяйкой этого поместья была дама, обладающая хорошим вкусом.

Жобер с наслаждением ел жареную свинину и размышлял. Действительно, откуда взялась эта чертовка? И что связывает ее с мятежниками?

– Хорошо еще, что она тебя не укусила, – усмехнувшись, сказал Хеймо. – А то отравила бы ядом, как гадюка.

Жобер даже жевать перестал, вспомнив, как эта чертовка пыталась вцепиться в него зубами, когда он тащил ее из подземелья. Зачем ему понадобилось освобождать такое злющее создание?

– Нам следовало бы привязать ее к столбу во дворе, чтобы каждый желающий мог воспользоваться ею, – сказал Хеймо. – Тогда она сразу стала бы кроткой.

Жобер нахмурился. Предложение Хеймо ему не понравилось.

Алан покачал головой:

– Ну нет, я не стал бы возиться с такой бешеной бабой, пусть даже связанной. Есть немало других женщин, которые мне больше по вкусу.

– Да уж, здесь есть девчонки покрасивее. Мне особенно нравится, что они белокурые. – Хеймо задумчиво посмотрел на женщину, которая обносила обедающих хлебом.

Она застенчиво опустила глаза, но не убежала. – Можешь возиться со своей дикой кошкой, Жобер. А я предпочитаю послушных и нежных.

Как ни странно, Жобера почему-то задело их пренебрежительное отношение к его пленнице.

– Вы не видели, какая она стала, когда отмылась, – сказал он. – Она такая же хорошенькая, как любая из них, только крупнее.

Он представил себе на мгновение полные груди саксонки и почувствовал шевеление у себя внизу, под полотенцем.

– Видно, ты слишком долго хранил верность своей нормандской возлюбленной, если эта дикарка горячит тебе кровь, – сказал Алан. – Боже милосердный! Она напала на тебя с ножом! Девушка не должна даже знать, как обращаться с оружием!

Жобер напрягся. Жаль, что Алану известно о его отношениях с Дамарис.

– Что ты с ней сделал после того, как отобрал оружие? – спросил Хеймо.

Жобер смутился. Если бы на него напал пленный мужчина, он убил бы его на месте. Но женщина... он даже не подумал снова связать ее.

– А что я мог сделать? – сказал Жобер. – Вот Алан утверждает, что нельзя казнить женщину.

– Почему бы тогда ее не высечь в наказание за то, что подняла на тебя руку? – предложил Хеймо. – Можно сделать это за крепостной стеной. Пусть увидят крестьяне и те, кто скрывается в лесу. Возможно, это заставило бы мятежников обнаружить себя.

Жобер, представив безобразную картину порки, решительно сказал:

– Нет. Я поступлю с ней так, как считаю нужным.

Эдива, расчесывая волосы, думала о норманне. Как намерен он поступить с ней?

Вспомнив о коротком мече, она хотела было перепрятать его, но потом решила оставить на прежнем месте. Да и сможет ли она убить этого странного чужака?

Дверь со скрипом распахнулась. Эдива продолжала расчесывать волосы. Он приблизился к ней. Из-под завесы волос она видела лишь носки его изношенных сапог. Этот «норманн, хоть и командует немалым войском, одевается словно нищий.

– Я принес тебе еду, – сказал он, держа в руках деревянное блюдо с жареным мясом, хлебом и луком.

Эдива уловила аппетитный запах. Она сразу почувствовала, как сильно голодна. Но ее гордость! Принять пищу из рук врага?

Хотелось швырнуть блюдо с едой ему в лицо. Но... не умрет ли она потом голодной смертью, если он, разозлившись, прикажет не давать ей больше пищи?..

Он поднес блюдо к ее носу. Эдива стиснула зубы. Не такая уж она бесхарактерная!

– М-м-м, вкусно. Видишь? – Он откусил кусочек и громко причмокнул губами.

Она с такой силой сжала гребень, что зубцы впились в ладонь. Ей хотелось ударить этого самодовольного иноземца, чтобы его ухмылка исчезла, а лицо исказилось от боли.

Он поднес к ее губам кусочек мяса. Рот у нее наполнился слюной, и она ее проглотила. Нужно разглядывать его длинные сильные пальцы, нужно о чем-то думать, лишь бы не чувствовать запах сочного мяса, которым он ее соблазнял.

– Я тебя приручу, – сказал он. – Вот увидишь.

Эдива закрыла глаза. Она не ела два дня. Прежде ей рассказывали, что можно голодать и дольше. Все дело в силе воли.

Она внезапно открыла глаза и, выставив вперед руку, задела блюдо. Часть пищи оказалась на полу. Зачем она это сделала? Что теперь будет?

Эдива подняла голову и как-то виновато посмотрела чужаку в лицо. Взгляд его зеленых глаз был задумчивым и спокойным.

Почему бы ему и не быть спокойным? Ведь он уже поел. Насытился тем, что дает ее земля!

Руки у нее сжались в кулаки. В душе снова вспыхнула ярость.

– Ах, какая ты упрямая кошка, – сказал Жобер и мысленно добавил: «красивая моя кошечка».

Волны золотистых волос, матовая кожа – она была великолепна! Он даже засомневался, ее ли он принес из подземелья? Но взгляд васильковых глаз был все таким же холодным, и так же упрямо приподнят подбородок. Ему еще никогда не приходилось встречать такую волевую, такую сильную женщину. Неужели он и впрямь думал, что стоит предложить ей мяса, как она тут же станет послушной? Ее упрямства, наверное, не переломить, даже если морить ее голодом в течение нескольких дней.

Надо найти какой-то другой способ сломить ее волю. Вспомнилось предложение Хеймо высечь ее. Но Жобер отказался от этого еще поспешнее, чем в первый раз. Он хотел заставить эту женщину подчиниться ему, но не жестокостью.

Тогда как этого добиться? Как заставить эту злючку признать поражение? Ведь она всего-навсего женщина. Если она сдастся, никто ее за это не осудит. Женщину с малых лет учат подчиняться, уступать, знать свое место.

Презрительная гримаса на ее лице напомнила ему, какой «уступчивой» она была до сих пор.

Ну и женщина! А ведь ее полные розовые губки предназначены для поцелуев, стройная шея и мягкое тело созданы для ласк.

Она сменила одежду, но почему-то выбрала старое платье. Его удивило это. Неужели побоялась, что он рассердится? Могла бы надеть что-нибудь нарядное. Но простенькое платье было ей к лицу. Она была так хороша, что возбуждала его и без каких-либо украшений.

Жобер вздохнул и поставил блюдо с остатками пищи на столик рядом с кроватью. Пусть вдыхает аппетитный запах и мучается.

Взяв в руки прикрепленную к поясу флягу, он сделал большой глоток. Она наблюдала, глядя на него с вызовом. Рука ее все еще сжимала гребень.

Он поднес флягу к ее носу и позволил вдохнуть аромат вина, которое они привезли с собой из Нормандии.

Она судорожно втянула воздух. Несмотря на железную волю, тело может в конце концов ее предать. Плоть всегда оказывается слабее духа.

Жоберу хотелось погладить ее нежную кожу, проверить, мягки ли ее чистые волосы. И как хотелось ему ощутить своими губами вкус ее капризных губ!

Она, кажется, почувствовала, что у него изменилось настроение, и сосредоточила внимание не на фляге, а на его лице. Уж не догадалась ли она, что его мысли приняли совсем другое направление?

Жобер неторопливо заткнул пробкой флягу и поставил ее на стол рядом с блюдом. Когда он соблазнял ее пищей, она была такой упрямой и выглядела такой самоуверенной! Однако достаточно было окинуть ее похотливым взглядом, и ей становилось не по себе.

Как он мог забыть о мощном оружии, силу которого обнаружил чуть раньше? Ее пугало его вожделение. Его ласки были причиной недавнего нападения.

Было над чем задуматься. Желание – оружие обоюдоострое. Он мог запугать ее и заставить подчиняться. Но тогда она может стать действительно опасной.

Жобер осторожно протянул руку. Она испуганно отпрянула. Он взял у нее гребень. Ее тело напряглось, как у зверя, почувствовавшего опасность. Казалось, что, если он попытается прикоснуться к ней, она выцарапает ему глаза.

А Жобер именно это и собирался сделать. Однако на сей раз он сначала убедился в том, что она безоружна.

Он медленно приблизился. Тело ее напряглось еще сильнее, взгляд стал еще более настороженным. Подойдя вплотную, он схватил ее за плечи.

Она шагнула назад и упала на кровать, охнув, когда он навалился на нее всей тяжестью. Она заерзала под ним, пытаясь высвободить руки, но он крепко держал ее за запястья.

Они лежали какое-то время тяжело дыша, глядя в глаза друг другу. Не дав ей времени отдышаться, он прикоснулся губами к ее губам. Она сжала губы и резко отвернулась, уклоняясь от поцелуя. Он приподнялся над ней, подумав, что будет разумнее привязать ее к кровати. Но для этого придется отпустить ее, а потом снова бороться, чтобы уложить. Стоит ли начинать все сначала, когда ему почти удалось заставить ее подчиниться?..

Он сел на ее бедра и осторожно переложил в здоровую руку запястья ее обеих рук.

Теперь она была целиком в его власти: руки и ноги он прижал к кровати, кусаться она тоже не сможет.

Все оказалось труднее, чем он предполагал. Каждый мускул ее тела был напряжен, в глазах – ненависть и страх. Но он намеревался напомнить ей, что она всего лишь женщина и, следовательно, уязвима гораздо больше, чем мужчина.

У него участилось дыхание, когда он окинул взглядом соблазнительно распростертое под ним тело, раскрасневшееся лицо, встрепанные волосы и высоко вздымавшуюся от борьбы грудь. Он с большим удовольствием научит ее уму-разуму.

Свободной рукой Жобер отвел с ее лица пряди золотистых волос и провел по щеке кончиками пальцев. По выражению ее глаз он понял, что его нежного прикосновения она боится больше, чем жестокости. Жобер встретился с ней взглядом, потом опустил голову и прикусил сосок, обрисовывающийся под тонкой тканью.

Она судорожно глотнула воздух. Он втянул в рот сосок вместе с тканью. Тело ее напряглось еще больше. Он попытался свободной рукой задрать подол ее платья, потом дернул, и изношенная ткань разорвалась. Она вскрикнула и обругала его по-саксонски.

Тяжело дыша, Жобер медленно провел рукой по обнажившемуся бедру. Она сжала ноги, но он, поглаживая лобок, осторожно нащупывал пальцем между бедер вход туда, куда был намерен войти.

Она глухо застонала, потом неожиданно воскликнула на его родном языке:

– Боже мой! Да остановись же ты наконец!

Жобер замер от удивления.

– Что ты сказала? – прошептал он.

В течение нескольких секунд они пристально смотрели друг на друга. Наконец он проговорил:

– Ладно, я остановлюсь, но только в том случае, если ты скажешь, откуда знаешь мой язык.

Она помедлила, а потом рассказала:

– Я всего лишь служанка. Меня привезли... из Руана... чтобы прислуживать супруге лорда. Я вышивальщица... Хозяйка хотела, чтобы я научила ее своему искусству.

– Я не раз бывал в Руане. Служанки там говорят не так, как ты.

– Моя семья... они родом из Фландрии.

– Понятно. Но и во Фландрии я бывал.

Эдива задержала дыхание, молясь про себя, чтобы норманн поверил ей.

Его зеленые глаза недоверчиво прищурились.

– Ты все понимала? – спросил он. – И мои приказания? И угрозы?

Эдива кивнула. Возможно, ей удастся обмануть его. Если этот злодей узнает, кто она на самом деле, он, конечно, использует ее как приманку. Братья захотят освободить ее и окажутся в ловушке.

Норманн покачал головой:

– Я еще никогда не видел таких дерзких служанок. И вообще таких дерзких женщин никогда не встречал.

Эдива заерзала, ощущая неудобство от того, что его рука все еще лежала на самом интимном местечке ее тела.

– Ты обещал, что остановишься, если я скажу тебе, откуда знаю твой язык.

– Я не заключаю сделок с лгуньями, – заявил он, подняв рыжеватые брови. – Тем более с пленниками.

Эдива приуныла. Она выдала свою тайну, но ничего не добилась. Он все равно не отказался от намерения взять ее!

Он некоторое время наблюдал за ней, чуть улыбаясь, потом решительно убрал свою руку.

– Наконец-то я знаю, чего ты боишься больше всего, дорогуша. Давай договоримся: я не трону тебя, если ты будешь подчиняться мне. – Он усмехнулся, обводя взглядом ее тело. – Но если ты будешь по-прежнему бороться со мной, отказываться от пищи, не выполнять мои приказы, я привяжу тебя к кровати и сделаю то, чего хочу и чего не хочешь ты. – Он улыбнулся еще шире. – У меня давненько не было женщины. Боюсь, что мне потребуется не одна, а несколько ночей, чтобы утолить голод.

От его слов у нее мурашки по спине пробежали. Но его слова давали надежду. Надежду на то, что ей удастся сберечь свою девственность.

– Ну, что скажешь? – спросил он, глядя на нее сверху вниз и так похотливо облизывая губы, что ей стало страшно. Она помнила прикосновение этих губ к своей груди. – Договорились?

Эдива молча кивнула.

Он встал и взял блюдо со стола.

– А теперь ты поешь. И выпьешь чудесного вина. Потом, если ты действительно служанка, сшей мне кое-что из одежды.

Глава 6

Эдива раздраженно воткнула иглу в толстую шерстяную ткань.

Этакий верзила! Ей пришлось использовать почти все оставшиеся запасы ткани в матушкином сундуке, чтобы скроить одежду, подходящую для внушительной фигуры норманна. А как потом пополнить запасы? Ленивые девки, которые должны были бы прясть в прядильне, вместо этого развлекались, забыв стыд и совесть, с изголодавшимися по женщинам солдатами.

Она отодвинула от себя огромную тунику и осмотрела свою работу. Уж не думают ли эти глупые норманны, что такое поместье, как Оксбери, может жить само по себе? И что слуги и крестьяне выполняют свои обязанности без чьих-либо указаний?

Норманн беспокоился только о том, чтобы набить свой желудок! Кухарки готовили пищу. Больше им ничего не было нужно. А ведь необходимо еще прясть и ткать, лить свечи, варить мыло и делать уборку.

Трудно даже представить себе, во что они превратили теперь, должно быть, нижний зал! Наверное, на грязных циновках полно мусора, а столы покрыты слоем жира и остатками пищи. Белые стены, конечно, закоптились от дыма. И все помещение пропахло элем и мужским потом!

Эдива стиснула зубы. Ее дом загажен норманнами, и она ничего не может сделать. Сидит под замком и шьет одежду для предводителя своих врагов!

Отложив тунику, она подошла к окну. Во дворе несколько солдат упражнялись в применении холодного оружия. Служанки с интересом наблюдали за ними. Эдиве хотелось как следует отчитать их и потребовать, чтобы они немедленно принялись за работу.

Но она не могла. Белошвейки не распоряжаются прислугой. Если бы норманн узнал, что она дочь Леовайна и хозяйка Оксбери, то мог бы воспользоваться этим, чтобы заманить ее братьев в ловушку.

Правда, она боялась, что норманн уже догадался, кто она такая. Разве не изменилось его отношение к ней, как только он узнал, что она владеет его языком? Он был готов изнасиловать ее, но, услышав родную речь, пообещал не трогать, если она будет его слушаться.

С тех пор он соблюдал условия их соглашения. Он не подошел к ней близко, когда принес свою разорванную тунику, чтобы она могла снять с нее мерку. Последние несколько ночей он спал где-то в другом месте. Еду и питье ей приносил какой-то миловидный молодой рыцарь. Он относился к ней очень уважительно, как относился бы к хозяйке.

Эдива принялась расхаживать по комнате. Несмотря на то что положение ее явно улучшилось, в душе росло беспокойство. Ей было горько видеть, как запустили норманны хозяйство. Мучили тревожные мысли о братьях. Наконец, она испытывала смутное разочарование, потому что норманн с такой легкостью забыл о ней.

Уж не намерен ли он всегда держать ее в этой комнате, чтобы она шила одежду для него и его людей?

Эдива так и не поняла, почему он вытащил ее из подземелья. И почему не изнасиловал, пока она была связана и беспомощна? И уж совсем непонятно было, почему он не избил ее или даже не убил, когда она набросилась на него с кинжалом. В его действиях проявилась странная сдержанность, и это ее озадачивало.

Возможно, он просто проявляет осторожность. Надо отдать ему должное – этот мерзавец умен и весьма сообразителен! Он быстро догадался, что она больше всего боится прикосновения его рук к своему телу.

Она закрыла глаза и судорожно вздохнула. Трудно поверить, как может предать тебя собственное тело! Она понимает, что к ней прикасается враг, однако тело – пропади оно пропадом! – возбуждается и млеет от желания...

Она попыталась выбросить из головы воспоминание о его прикосновении, но оно как будто отпечаталось на теле и не желало стираться.

Эдива тяжело вздохнула. Надо перестать об этом думать и сосредоточить все мысли на побеге. Норманн постепенно утрачивает бдительность. Он убрал стражника с лестницы, и теперь между ней и свободой остается единственный барьер – кинжал, которым была заперта дверь.

Она подошла к массивной дубовой двери и попробовала её открыть. Тяжелый металлический клинок, кажется, чуточку сдвинулся в сторону. Она надавила на дверь изо всех сил, потом отошла на шаг, чтобы повторить попытку. Шум во дворе привлек ее внимание. Вернулся норманн.

Она услышала, как он властно отдавал какие-то приказания солдатам. Эдива подошла к окну и увидела его, одетого в новые рейтузы и старую тунику. Он ходил по двору и сердито размахивал руками. Ему не нравилось, что слуги оставили работу. И он отчитывал своих людей, что те не могут заставить «проклятых саксов» работать, плохо следят за ними.

Норманн говорил о скоте и об охране поместья, но, похоже, забыл о многом другом, что следовало сделать до наступления зимы.

Она не станет напоминать ему об этом. Пусть, когда придет время, он сам обнаружит, что не осталось свечей или не хватает масла для ламп. Посидят рыцари в темном зале долгими зимними вечерами. Пусть они поживут на хлебе и капусте, потому что их хозяин не позаботился о других продовольственных припасах. Пусть они ходят босиком, потому что не удосужились выделать кожи для новых сапог.

Она почувствовала угрызения совести. Больше всего пострадают от этого крестьяне из деревни и их семьи. Они зависели от того, что производилось в мастерских поместья, потому что многого не могли производить или выращивать сами. Если она допустит, чтобы норманн полностью развалил хозяйство, если он будет по-прежнему посылать опытных ремесленников пасти скот, а прядильщиц превратит в проституток, то хуже будет в первую очередь ее соплеменникам.

Эдива вздохнула и снова принялась за шитье. Ей хотелось надеяться, что братьям удастся вернуть поместье до того, как на него обрушатся все эти несчастья. Но было бы чудом, если бы такая надежда оправдалась. Оксбери можно захватить только в том случае, если часть норманнов уйдет отсюда. Но пока ничто не свидетельствовало о том, что кто-то из рыцарей собирается покинуть крепость.

– Жобер, ты сегодня в каком-то отвратительном настроении, – сказал Алан, когда они вошли в зал. – С самого утра только и делаешь что кричишь на всех.

Жобер уселся на скамью, но сразу вскочил, почувствовав, что штаны промокли: скамья была залита пивом.

– Превратили зал в настоящий свинарник! – возмущенно воскликнул он. – Неужели здесь нет женщин, чтобы сделать уборку?

Алан щелкнул пальцами, и к ним подошла толстощекая девица. Он рукой показал на грязную скамью. Девица взяла засаленную тряпку и вытерла скамью.

– От этого она едва ли станет чище, – саркастически заметил Жобер. – Когда в последний раз устраивали стирку? Сомневаюсь, что в доме найдется хотя бы одна смена чистого белья.

Алан пожал плечами:

– Женщинами должен командовать Хеймо.

– Так позаботься о том, чтобы он выполнял свои обязанности! – сердито произнес Жобер, потом вдруг добавил: – Нет, лучше я сам с ним поговорю. Он, видимо, не понимает, что от него требуется. Он считает, что получил право спать с каждой девицей, на которую положит глаз!

– Я передам ему твои указания. По правде говоря, мне кажется, что он и сам не знает как следует, чем должны заниматься женщины. У него нет опыта управления хозяйством. Как и у каждого из нас.

Жобер уловил в голосе Алана недовольство и почувствовал раздражение. Виноваты не только его люди. Им никогда не приходилось выполнять такого рода задания. В обозе всегда были женщины, которые обстирывали рыцарей и готовили еду.

– Может, вместо Хеймо назначить Роба? – сказал Жобер. – Он не станет поощрять пьянство и распутство.

– Как прикажешь. – Алан снова пожал плечами и глотнул эля, который только что принесла служанка. – На твоем месте я не стал бы это пить, – сказал он, отодвигая от Жобера его кружку. – От него заболит живот.

– Черт бы их всех побрал! – рявкнул Жобер, стукнув кулаком по столу. – Где пивовар?

– Я послал его пасти скот.

– Что ты сказал?!

Обычно невозмутимый Алан поежился под бешеным взглядом Жобера.

– Нам не хватает людей, чтобы охранять стадо. А пивовар как раз здоровый, крепкий парень. Я подумал, что он справится с двумя обязанностями сразу. Но он, должно быть, недостаточно выдержал эль.

Жобер покачал головой. Его мечта стать хозяином процветающего поместья разбивается вдребезги из-за этих придурков! Хуже всего было то, что он не мог прогнать их, потому что это были его рыцари, его вассалы.

– Я знаю, кого здесь не хватает – домоправительницы! – сказал Алан. – Здесь требуется женская рука. Жаль, что не осталось никого из женщин, принадлежащих к семье старого лорда.

Жобер бросил быстрый взгляд на лестницу, ведущую в верхние покои.

Алан проследил за его взглядом и покачал головой:

– Уж не подумал ли ты об этой дикой кошке? Что может она понимать в управлении хозяйством?

– Она умеет шить не хуже любой из женщин, которых я знал. У меня еще никогда не было таких удобных, ладно скроенных штанов, – сказал Жобер, прикоснувшись к мягкой шерсти, обтягивающей его ноги.

– Но ты говорил, что она белошвейка из Фландрии. Жобер фыркнул:

. – Никакая она не белошвейка!

Жобер медленно поднялся по лестнице. То, что он намеревался сделать, его смущало, но у него не было выбора. Алан сказал чистую правду. В Оксбери требовалась хозяйка – знающая, волевая женщина, которая сумеет расставить все по своим местам.

Жобер знал, сколько важной работы не делают саксы. Если так и дальше будет продолжаться, как они переживут зиму? Все поместье придет в запустение.

Он был уверен в том, что саксонка является членом семьи Леовайна. Его дочерью или младшей сестрой. Только представительница знатной и богатой семьи могла с такой дерзостью сопротивляться, отказываясь подчиниться завоевателям. Никакая служанка, никакая белошвейка и не подумала бы так вести себя.

Ему не хотелось признавать очевидное. При ней он начинал нервничать. И не только потому, что она такая умная и сообразительная. Просто он ее хотел. Он не мог избавиться от воспоминания о ее соблазнительном теле. О ее округлых грудях, гладкой матовой коже и о чудесном треугольнике золотистых волос между бедер.

Боже милосердный, он должен как-то заставить себя не думать об этом! О том, что она его бесправная пленница. И о том, что он мог бы сделать с ней все, что захочет. Если он не выбросит из головы эти соблазнительные мысли, то может напрочь забыть об условиях их соглашения и изнасиловать ее, словно дикий зверь!

Последние несколько дней он избегал ее. Спал он на скамье в общем зале, как и все остальные его люди. Носить ей пищу поручил Робу. Но ведь если он предложит ей быть хозяйкой и помогать ему в управлении поместьем, он больше не сможет держаться от нее на расстоянии. Ему придется часто разговаривать с ней, смотреть на нее. И при этом он будет мучительно думать о том, какие волшебные сокровища спрятаны под ее одеждой.

Жобер остановился перед дверью в спальню и сделал глубокий вдох. У него нет выбора. Если он хочет, чтобы его мечты сбылись и он превратился в настоящего феодала, ему придется обратиться к этой женщине за помощью.

Он вытащил кинжал из дверного косяка и, открыв дверь, шагнул в комнату. Его пленница шила возле окна. Остановившись перед ней, он сказал:

– Мне нужна твоя помощь.

Его слова озадачили Эдиву. Неужели этот жестокий человек, ставший хозяином ее поместья, просит о помощи?

– Я знаю, что ты знатная леди, и ты, конечно, имеешь представление о том, как надо вести хозяйство. Я хочу, чтобы ты взяла в свои руки управление этим поместьем, пока все здесь не пришло в упадок.

– Почему ты решил, что я знатная леди? – спросила Эдива, с трудом произнося слова, потому что у нее пересохло в горле.

Норманн на мгновение задумался, потом ответил:

– Потому что если бы ты не считала, что это поместье, принадлежит тебе по праву, ты не осмелилась бы так бороться со мной.