Это было в Коканде

      Пройдя квартал, он наткнулся на другую постройку. Здесь тоже успели возвести только стены. Здание делали по-восточному, глухо, с крошечными окнами и небольшими стрельчатыми арками. Рядом стоял глиняный временный сарай. Возле него какой-то старик рубил ножом ветки. Юсуп спросил у старика, для чего предназначается здание.
      Старик подозрительно взглянул на Юсупа и нехотя ответил:
      - Мечеть.
      - Мечеть? Кто же ее строит?
      - Хамдам, - сказал старик и ушел, согнувшись под вязанкой хвороста.
      "Начинаются беш-арыкские чудеса!" - подумал Юсуп и, пожав плечами, пошел дальше. Мимо него проехал в таратайке какой-то человек в полосатой кепке, в белой рубахе и в штанах из чертовой кожи.
      Большая чайхана на площади оказалась еще закрытой. Юсуп постучался в запертую дверь. Хозяин подошел к окошку и знаками показал Юсупу, что места нет, что вся чайхана заполнена ночующими гостями. Во дворе караван-сарая шумно кашляли и плевались верблюды.
      Юсуп свернул в сторону от площади. В переулке стоял дом Хамдама, окруженный большим садом. Юсуп остановился около ворот.
      Он почувствовал, как у него забилось сердце. Все сразу вспомнилось: и каждая трещинка в стенах, и зеленые ставни на окнах, и даже скрип ворот.
      Возле дома шагал рябой милиционер, обвешанный оружием. Юсуп спросил его:
      - Где исполком?
      Милиционер показал в противоположную сторону и поправил на плече винтовку. Юсуп уже тронулся дальше, когда милиционер, чем-то заинтересовавшись, вдруг остановил его.
      - Елдаш, товарищ... - окликнул он Юсупа, - ты откуда будешь?
      "Откуда? Ну что я ему буду говорить?" - подумал Юсуп. Он махнул рукой в сторону Коканда и сказал:
      - Оттуда.
      - А куда идешь?
      - Туда! - Юсуп опять махнул рукой, но уже в другом направлении.
      - Документы! - вдруг проговорил милиционер.
      Юсуп рассмеялся, однако показал ему свое удостоверение. Милиционер долго рассматривал бумажку, потом, вернув ее Юсупу, снова спросил:
      - Откуда ты все-таки?
      - Ты же читал! Там все ясно, - ответил Юсуп.
      - Тебе ясно, а мне не ясно. Я неграмотный, - сказал милиционер.
      - Ну, а мне какое дело? Каждый встретившийся милиционер будет меня допрашивать? Ты что, с ума сошел? Иди ты к черту! - по-русски выругался Юсуп.
      Милиционер засмеялся, как будто он был доволен тем, что на него накричали. Он бросился к воротам и, распахнув калитку, заголосил:
      - Сапар, Сапар, Сапар!
      Из ворот выскочил босой, но в форме милиционера, небритый человек. Юсуп не сразу узнал в нем Сапара. Сапар опух, его красивое лицо было обезображено лишаями. Сапар держал в руке железное ведерко и мочалу. Прищурившись, он поглядел на Юсупа, потом, ни слова не говоря, скрылся за воротами и закричал:
      - Юсуп, Юсуп приехал!
      А вслед за этим на улицу выскочил Хамдам, полуодетый, в одном белье. Он бросился навстречу Юсупу.
      - Я тебе рад, как сыну, - сказал он, протягивая к нему руки и кланяясь. - Мой дом - твой дом. Что ты так рано приехал? Я сам собрался встречать тебя. Вот Сапар моет коляску. Мы с почетом хотели встретить тебя. А ты мне весь парад испортил! Скорей, скорей! - крикнул он женщинам, показавшимся на галерее. - Приготовьте гостю теплую воду помыть ноги! Потом опять обратился к Юсупу: - Я ведь знал, что ты сегодня приедешь, богатырь, спасибо тебе! Спасибо! - сказал Хамдам, хлопнув Юсупа по плечу.
      Странное чувство охватило Юсупа. Хамдам действительно встретил его по-отцовски, торжественно и сердечно. Юсупу неудобно было повернуться и уйти.
      - Откуда ты узнал, что я приезжаю? - спросил он Хамдама.
      - В Беш-Арыке всё знают, - рассмеялся в ответ Хамдам. - Здесь мы живем без секретов, Алимат вчера заходил ко мне.
      - Ну, как? Ты устроил его?
      - Конечно. Я взял его к себе в милицию. Дом дал.
      Женщины принесли теплую воду.
      - Я обещал Абиту прийти к нему, - проговорил Юсуп. - Отпусти меня!
      - Этого нельзя, - заявил Хамдам. - Зачем ты меня обижаешь? Я не могу отпустить тебя. Стыд мне, позор, если я это сделаю. Артыкматов знает, что ты у меня. Весь Беш-Арык знает, что ты у меня. У Артыкматова нет квартиры, семья большая. А в Беш-Арыке один я принимаю гостей. Все большие люди живут у меня. Неужели ты меня обидишь? Вечером у меня будет той. Все власти будут. Уполномоченный ГПУ будет. Мы будем праздновать твой приезд. Все хотят тебя видеть, - важно закончил Хамдам. - Ведь Беш-Арык все равно что твоя родина!
      За спиной Юсупа уже стояли милиционеры, готовые принять от него сумку, плащ, фуражку.
      - Раздевайся! Давай вещи! Ты у себя дома, - кричал Хамдам.
      35
      Когда Юсуп вышел к завтраку, Хамдам, показывая на расставленное по столу угощение, сказал, усмехнувшись:
      - Ну, ты видишь здесь все, кроме свинины. С нее меня тошнит.
      - Да и меня тоже, - ответил, смеясь, Юсуп.
      Они сели за стол.
      - Жить теперь хорошо, а дальше будет еще лучше, - говорил Хамдам.
      Занимая гостя, он вспомнил о голодных годах, о войне с басмачами и прославлял советскую власть. Он познакомил Юсупа с новой молодой женой, молчаливой стройной женщиной. У нее были красивые глаза, но косые, глядевшие в разные стороны, точно от стыда. Сквозь яркое шелковое платье, сшитое по старине, в широкую складку, выдавались ее узкие груди, острыми сосками впивавшиеся в шелк.
      - Хороша? - хвастался Хамдам. - Большой калым дал.
      - А где Рази? - спросил Юсуп.
      - В Андархане, - ответил Хамдам. - Сегодня Насыров ее туда повез. Она больна.
      И, не желая больше говорить о Рази-Биби, он быстро перевел разговор на другую тему. Он заговорил об Артыкматове.
      - Меня хочет съесть твой друг. Но меня знает высшее начальство. А кто знает Абита? Я вместе с ГПУ уничтожал басмачей. И теперь у меня есть враги. Но я не боюсь. Они хотят съесть мою голову, а выйдет так, что они сами останутся без головы.
      - Ты, видно, хорошо борешься за советскую власть?
      - ГПУ знает, как я борюсь. Меня завалили подарками. Золотые часы дарили несколько раз. Оружие... - гордо ответил Хамдам. - Когда после областного съезда мобилизовали здесь ответственных работников на борьбу с басмачами, начальство спросило: "А где Хамдам? Почему его нет?" Сам Карим это сказал. И я поехал первый.
      Хамдам поднял вверх указательный палец:
      - Меня все знают. Я тогда многое сделал.
      - А твой джигит Алимат стал басмачом? Нехорошо получилось.
      - Нехорошо. Это Насыров виноват. Он подвел. Я послал их в бухарскую милицию. А Насыров пошел в басмачи. Но ведь он помог тебе. Мне рассказали. - Хамдам помолчал. - Я доверчив, - продолжал он. - А ты подозревал меня... Я помню это. Правильно! Всех надо подозревать... Я тоже всех подозреваю.
      Сказав это, Хамдам покраснел и стукнул кулаком по столу:
      - Что человек? Что есть в мире хуже его? Только Тимур умел править людьми. Русские не понимают жизни.
      Хамдам откинулся на стуле, делая вид, что опьянел. Он обдумывал сказанное. Он десятки раз переворачивал в уме фразу, только что произнесенную, по-разному ее расшифровывая, стараясь представить себе, как она может прозвучать для Юсупа. Наконец он успокоился.
      - Трудные времена! Но чем трудней, тем веселей, - сказал он, засмеявшись, глядя Юсупу в глаза. - Я мало видал чистых людей, но когда вижу - верю, что они бывают. Это ты... Ты как стекло.
      Юсуп посмотрел на дрожащие губы Хамдама. Теперь Хамдам для него был понятнее, чем несколько лет тому назад. Тоном своего голоса, словечками, лестью Хамдам, сам того не замечая, выдавал себя.
      Он скользил в руках, как рыба, и Юсупу было противно смотреть на него.
      - Я дурной, - грустно сказал Хамдам, будто поймав мысли Юсупа. - Это верно. Я не скрываю своей души. Если бы ты знал мою жизнь! Нет, ты не добрый! Ты тоже злой. Да и нельзя быть добрым! Загрызут! Тут еще много черных людей. Я тебе обо всем расскажу, - пробормотал Хамдам и залпом выпил стакан водки. Потом наклонился к Юсупу, дыша ему в лицо: - Все против Артыкматова. Однажды басмачи напали на него. Чем у него поживишься? Нечем! Голо в доме. Никого не убили. Гостя ранили. Одному басмачу было заплачено шестьсот рублей, чтобы убить его. Это я знаю. Я расстрелял этого басмача. Артыкматов - дурак. Так ему от бога положено. Он думает, что я враг ему. Из-за чего? Из-за баранов. Да если бы не я, здесь и советской власти не было бы. Что мне бараны? Если хочешь, я сегодня тысячу достану. Я власть держу. Останься Беш-Арык без меня, тут муллы такое наговорят! При людях они - одно, а без людей - другое.
      - А сам мечеть им строишь?
      - А ты заметил? Кость надо кинуть, Юсуп. Выпьем!
      Он выпил еще водки, ничем не закусывая.
      - Все-то ты видишь, - сказал он, улыбаясь и покачивая головой. Зоркий ты человек. Большой будешь человек. За твою судьбу... - прибавил он и разлил водки еще по стакану. Сейчас он выпил, уже не дожидаясь Юсупа. На меня Артыкматов еще донос пишет.
      - Зачем?
      Хамдам, погладив себя по коленям, ответил неохотно:
      - Пойди к нему, спроси! Он уж обвинял меня. Он прав... Я признаю... Прав! Только одного дурак не понимает: в чем дело? Я мира хотел. А он говорит: "Ты деньги брал!" Да, брал... Не отказываюсь. Ничего без денег не сделаешь. - Хамдам плюнул. - Деньги! Я их всегда достану. - Он протер глаза. - Пойдем спать!
      Он устал, качался. Теперь он был пьян по-настоящему. Он позвал джигитов. Они стянули с него сапоги. Он лег во дворе под орехом и уложил Юсупа рядом с собой.
      - Сейчас жарко. В четыре пойдем к Абиту. Сейчас рано, Абит уехал. А в четыре он ждет тебя. Ждет не дождется! Хороший старик, глупый как муха. Надоел! - бормотал Хамдам, уже засыпая. - Освежи меня! - приказал он Сапару.
      Сапар принес кувшин с холодной водой и лил воду на голову Хамдама длинной, тонкой струйкой. Хамдам кряхтел от удовольствия и даже закрыл глаза. Подложив под щеку кулак, он скоро захрапел на весь двор.
      Сапар бросил кувшин и сел на корточки возле Юсупа.
      - Пьет наш начальник! - сказал он, подмигнув Юсупу. - Спит много. Иргаша ты зарезал?
      - Нет. Он сам зарезался, - ответил Юсуп.
      - Сам? - Сапар пожевал губы, удивился, не поверил. - А у нас говорили: ты!
      Посмотрев на солнце, Сапар сказал:
      - Дежурить пора!
      Потом встал, распрямился и пошел к воротам, выставляя ноги, как лошадь, коленками вперед. Пройдя шагов десять, он вдруг обернулся и хотел что-то сказать Юсупу, но, видимо, передумал и ушел в дом.
      Из сада слышались осторожные шаги. Юсуп по шагам определил, что где-то рядом бродит между деревьями женщина. Юсуп приподнялся, но никого не увидел. Потом донесся оттуда, из зеленой глубины, женский голос, тихо напевавший песню о бабочке, влюбившейся в огонь. Песня была знакомая, та самая, которую так часто напевала Садихон. Все джигиты знали эту песню.
      Юсуп вспомнил свою мать, она тоже, кажется, знала ее. Юсуп уже забыл лицо матери. Вспомнилась опять Садихон, вышивающая сюзане под орехом. Потом вспомнились Грошик и бунт джигитов. Вспомнилась та ночь, когда он примчался сюда из Коканда, вспомнились объятия Садихон. Вспомнил все свои чувства, и желание отличиться, и Бухару, и жажду славы...
      Юсуп вскочил. Больше он уже не мог лежать. Все эти мысли взбудоражили его.
      Хамдам тоже проснулся, так как, вскакивая, Юсуп нечаянно толкнул его локтем.
      - Не спится? - спросил он Юсупа.
      - Да.
      Они замолчали, каждый думая о своем.
      - А где Грошик? - вдруг спросил Юсуп.
      - У Блинова, - ответил Хамдам. - Постарел конь! Василий Егорович отобрал его у меня.
      Юсуп засмеялся. Он был рад, что Грошик попал в хорошие, верные руки. Хамдам удивленно посмотрел на него, перевернулся и опять захрапел.
      Его приплюснутое лицо с вздернутым носом было спокойно, на висках бились багровые узлы.
      Юсупу казалось, что день тянется лениво и медленно. Неподалеку шумел базар. Кто-то яростно торговался за стеной:
      - Пять рублей... Четыре... Давай, хозяин, четыре! Три! Хочешь три? Даром! Три!
      Потом наступило молчание. Отдохнув, липкий и настойчивый голос начинал снова:
      - Два, хозяин? Рубль. Рубль - конец! Хочешь рубль?
      Под это взвизгивание и бормотание Юсуп наконец задремал.
      36
      В четвертом часу к воротам хамдамовского дома лихо подъехал на таратайке заместитель председателя исполкома Шипков - веселый, общительный человек, еще не так давно работавший слесарем в Самаре. Сюда он прибыл во время голода в Поволжье. Попросту говоря, забрав свою семью, он удрал тогда из Самары. Прожив полгода на кокандском маслобойном заводе, он вступил в партию. Коканд был небогат толковыми и грамотными людьми; вскоре его назначили на советскую работу. Таким образом он попал в Беш-Арык. Абит Артыкматов очень любил своего заместителя.
      В обращении с людьми, в привычках, в поведении Шипков остался прежним самарским слесарем. Он был прост и добросердечен. Хамдам, узнав про это, завел с ним дружбу и приучил его к себе.
      Артыкматов предупреждал Шипкова:
      - Матвей, водка - враг. Погубит тебя.
      - Водочка? У человека, друг, миллион врагов. Всех не осилишь, смеялся Шипков.
      - Пьешь ты с плохим человеком!
      - С хорошим много не выпьешь, - говорил Шипков. - С тобой, например.
      Сейчас Матвей Шипков заехал к Хамдаму, чтобы вместе с ним отправиться на заседание в милицию. Кроме того, Шипкову захотелось взглянуть на Юсупа. Еще вчера Хамдам расхвастался всему беш-арыкскому начальству, что у него остановится комиссар особой бригады Юсуп ("человек, поймавший Иргаша"). Шипков был любопытен. Он знал, что вечером состоится встреча с этим комиссаром. Он, конечно, тоже был приглашен на нее. Но ему не терпелось увидеть Юсупа раньше всех.
      Отпустив таратайку, он вошел во двор и наткнулся на Хамдама.
      Хамдам был уже одет. Рядом с ним стоял Сапар с кувшином в руке. Хамдам утирал полотенцем лицо.
      - А где твой гость? - громко спросил Шипков.
      - Спит, - ответил Хамдам.
      Сапар засмеялся и поставил кувшин на землю. Шипков увидел под орехом Юсупа. Юсуп крепко спал.
      - Утром я встретил его на площади. Значит, это он? Да ведь он молодой совсем! - точно удивляясь, проговорил Шипков.
      - Молодой, - ответил Хамдам и бросил полотенце Сапару. Потом, взглянув на часы, сказал Сапару: - Пора будить!
      Сапар подошел к Юсупу и крикнул:
      - Вставай, сейчас тебя резать будем!
      Юсуп вскочил. Хамдам расхохотался, вслед за ним засмеялся Шипков.
      Хамдам познакомил Юсупа с Матвеем. Смеялись и Сапар и Юсуп. Вместе с Матвеем Шипковым направились в милицию, на базарную площадь. Базар кончался, площадь уже опустела. Разъезжались последние арбы. Встречные почтительно раскланивались с Хамдамом. Около управления Хамдам простился с Юсупом.
      - В шесть часов. Не забудь! - предупредил его Хамдам.
      - Если Абит захочет, - сказал Юсуп.
      - Как не захочет? Все ждут! Я не пить зову, не гулять, а праздник устраиваю в твою честь. Отсюда ты начал жить!
      - Абит обещал, - как бы упрашивая, проговорил Шипков и улыбнулся Юсупу.
      - Спасибо! - сказал Юсуп, тоже улыбаясь в ответ. Шипков ему понравился. "Славный человек", - подумал он.
      Хамдам поднялся по ступенькам в управление милиции и, оглянувшись на Юсупа, еще раз напомнил:
      - Смотри не обижай Беш-Арык!
      Юсуп кивнул в ответ и прошел мимо табиба-лекаря, сидевшего под дырявым навесом одного из ларьков и смотревшего вдаль на запад, где солнце уже начало терять свой блеск. Над головой туземного врача висела дощечка с надписью: "Лечит все". Рядом с ним, на табуретке, стояли банки с целебными мазями, затянутые тряпочками, и бутылка йода; здесь же лежали мешочки с какими-то порошками, щипцы и ланцет. Мухи ползали по лбу, он не замечал их. Казалось, что он спит с открытыми глазами.
      37
      В кабинете председателя беш-арыкского исполкома были открыты окна. На стене, расписанной трафаретом, висела Конституция. На шкафу виднелся детский школьный глобус. Зачем он здесь, никто не знал. Иногда лишь кто-нибудь снимал его со шкафа и крутил пальцем.
      Юсуп стоял у окна и смотрел на площадь. Артыкматов сидел за письменным столом. На Абите был белый короткий халат, белые холщовые шаровары, заправленные в мягкие сапоги. На голове была надета черная сатиновая тюбетейка, вышитая белой ниткой. Абит постукивал пальцем по столу, как бы придумывая: "Что же еще следует рассказать Юсупу?" Ему казалось, что он сообщил уже обо всем самом важном - о своей работе, о своих детях. Но Юсуп старался вытянуть из него еще что-нибудь. Он начал расспрашивать его о Хамдаме. Абит поморщился:
      - Ты жадный! Много будешь знать, скоро состаришься. Так русские говорят.
      Юсуп засмеялся:
      - Да ведь Беш-Арык - словно моя родина! Я должен все знать.
      - Все? - проговорил Абит и оглянулся, как будто кто-нибудь мог караулить у него за плечами. Потом достал ключ, отпер этим ключом один из ящиков письменного стола, пошарил в нем, вынул оттуда небольшую тетрадку в коленкоровом переплете и, таинственно помахав ею, передал Юсупу.
      Юсуп начал просматривать. Он увидел газетные вырезки, наклеенные на листы.
      Это была коллекция преступников и преступлений: баи, убившие своих батраков, басмачи, воры-кооператоры, взяточники, бюрократы; здесь же были отмечены потомки Худояр-хана, пробравшиеся обманным путем в Совет. Ненависть и злобу должны были вызвать эти строчки. Дела, запечатленные так неприхотливо и коротко, выглядели обнаженнее, чем в жизни. Это была война, более страшная, чем на фронте, и более опасная, чем бои с басмачами.
      Юсуп посмотрел на старика, на его занозистые, колючие глазки и подумал: "Зачем это ему?" Все заметки были помечены подписью: "М а х м у т о в".
      - Кто это? - спросил Юсуп.
      Абит, наклонившись к Юсупу, испуганно прошептал:
      - Я. Начал селькор Махмутов. Его сразу зарезали. Тогда я стал писать. А подпись мертвого. В кишлаках забеспокоились: "Опять Махмутов жив! Жив Голос Бедных!"
      Старик улыбнулся, точно торжествуя, и затем вытащил из-за пазухи платок, свернутый конвертом; среди всяких документов в этом платке он отыскал потертый листок бумаги. Мелким, почти микроскопическим почерком на этом листке было написано: "О несоветских делах в советском кишлаке".
      Один из жителей Гальчи, Баймуратов, убил свою жену. Милиция арестовала нескольких подозреваемых в убийстве. Хамдам за взятку освободил их, он же объявил себя посредником между родственниками убийцы и убитой. Он воскресил старый обычай - денежное возмещение в пользу родственников убитого человека. Все остались довольны: и убийца, и семья жертвы, и начальник милиции.
      - Я послал эту заметку. Не напечатали, - сказал Абит.
      Юсуп молча взял ее и спрятал в свою кожаную полевую сумку.
      - Товарищ комиссар! - вдруг закричали с улицы. Выглянув в окно, Юсуп увидел конного милиционера, гарцевавшего почти у самых окон. - Я за вами. Все гости собрались. Вас ждут. Вы идете?
      - Сейчас! - ответил Юсуп.
      Милиционер поскакал, взрывая облака пыли.
      Наступило молчание. Юсуп задумчиво глядел на пустынную площадь.
      - Идем, сынок! - сказал Абит, подходя к нему.
      38
      Сапар стоял за стеной, окружавшей площадь, неподалеку от большой чайханы. Шесть лет назад на этом самом месте, в центре беш-арыкского базара, Юсуп оскорбил его. "Бог видит все", - думал Сапар. Солнце на желтом небе стало лиловым, и желтые дома, сделанные из той же желтоватой земли, как и дорога, также стали лиловыми. Сапар проломал в стене маленькую бойницу и внимательно осмотрел затвор винтовки.
      Юсуп и Абит вышли из дверей исполкома на площадь. Зарывшись в горячую пыль, отсыпались на площадях уставшие за день собаки.
      - А кто же пишет тебе? - спросил Юсуп Абита.
      Абит засмеялся:
      - Сын. Никому не доверяю. А то, знаешь...
      Абит не успел договорить, как по площади раскатились два винтовочных выстрела подряд, один за другим. Старик упал. Юсуп выхватил маузер, но никого не увидел, кроме собак. Собаки, вскочив, завыли. Это все, что Юсуп запомнил. Он даже не слыхал третьего выстрела, которым его сразу сбило. Он только ощутил удар. Сапар попал Юсупу в голову, так, как целил.
      На площадь выскочили купцы, отдыхавшие в чайхане, зарыскали собаки, поднялся крик, прибежали вместе с Хамдамом его гости и конные милиционеры, среди них был и Сапар. Они оцепили место убийства, отгоняя любопытных, быстро сбежавшихся отовсюду.
      Из больницы пришли люди с носилками. Абит лежал на земле, раскрыв рот, в котором чернели огрызки зубов. Когда Абита укладывали на носилки, розовое пятно появилось у него на спине, окрасив белый холщовый халат. На Юсупе даже не было видно крови. Обоих понесли в больницу. Конные милиционеры окружили носилки, впереди ехал угрюмый и мрачный Хамдам.
      В больнице раздели и Юсупа и Абита. Хамдам составил протокол и забрал себе полевую сумку Юсупа. Абита снесли прямо в мертвецкую. Юсуп был еще жив. После составления протокола Хамдам приказал врачу отправить раненого в Коканд.
      - Лучше в Ташкент, - предложил врач. - Довезем - вдруг выживет, не довезем - все равно. Только в Ташкенте можно оперировать.
      - Далеко. Вынесет ли? - пробормотал Хамдам.
      - А в Коканде этой операции не сделать, - сказал врач.
      Хамдам согласился на отправку раненого в Ташкент.
      В Коканд послали телеграмму с просьбой выслать отдельный вагон. Врач поддерживал сердце раненого впрыскиваниями камфоры.
      Сапар быстро разогнал толпу. Кто-то из детей сообщил, что в минуту убийства на площади находился табиб. Хамдам немедленно арестовал табиба.
      Саид-Ахмет, мусульманин, на допросе показал, что он эмигрант из Индии, живет постоянно в Ташкенте, в Старом городе, в Беш-Арык приехал ненадолго, на лето, работает в Ташкенте четвертый год, выслан из Индии за революционные взгляды, не кончил медицинского факультета Делийского университета.
      Ночью врачи повезли Юсупа, но Юсуп все еще не приходил в сознание.
      Ночью же Хамдам собрал к себе на двор милиционеров и объявил им, что они должны дать клятву найти убийцу. Милиционеры поклялись.
      Две лампы-молнии, подвешенные к потолку галерейки, освещали стол с вином и закусками, приготовленный для встречи. Гости, после отправки Юсупа опять собравшиеся у Хамдама, ни к чему не притрагивались: всем было не до того. Выпили только несколько бутылок пива. Все были подавлены случившимся.
      Шипков сказал:
      - Может быть, это месть людей Иргаша?
      Хамдам не принимал никакого участия в разговоре. Все видели, что он измучен и потрясен. Время от времени он проводил пальцами по глазам, как бы снимая с них паутину. Он удивлялся своей судьбе, точно помогавшей ему. Однако убийство Артыкматова его тревожило. Он боялся, как бы оно не навлекло на него подозрение. "Известно людям, что Абит - мой враг", думал он.
      Наконец все посторонние оставили дом, все в доме затихло, и дежурные милиционеры ушли к воротам. Хамдам сидел на галерейке, всматриваясь в темноту, и вздыхал. Даже жены не осмеливались к нему подойти.
      Он вздрогнул, когда Сапар неожиданно очутился возле него.
      - Отец, - умоляющим голосом проговорил джигит, - скажи мне что-нибудь!
      - Зачем убил Абита? - вяло, с брезгливостью спросил его Хамдам.
      - Ошибся, ствол оказался неисправен, - шепнул Сапар.
      Хамдам пихнул Сапара ногой в живот, Сапар присел на корточки от боли и, завизжав как собака, пополз в сторону.
      Хамдам до утра сидел на галерейке, потом пошел к молодой жене на женскую половину, чтобы унять свою тоску. Но ничто ему не помогало. Лаская жену, он не в силах был освободиться от своих мыслей. Он заснул поздно, перед зарей.
      Днем Хамдам поехал в Коканд, чтобы разузнать, не идут ли там какие-либо разговоры, нет ли чего подозрительного? Но в Коканде все было спокойно. Юсупом мало кто интересовался, состав кокандских властей изменился, и никто из них не знал Юсупа. Говорили больше об Абите. Некоторые даже сочувствовали Хамдаму и высказывали сожаление, что в его районе случилось такое дерзкое убийство, обещающее столько хлопот. Хамдам всех уверял, что преступники будут разысканы, хотя бы для этого пришлось ему арестовать половину района.
      Уезжая из Коканда, он зашел в буфет на вокзале выпить чего-нибудь. К столику, за которым он сидел, подошел какой-то русский, в летнем легком костюме, с портфелем. Он присел к Хамдаму и пролепетал, как бы пугаясь своего голоса:
      - Я от Замира. Вы угадали его желание.
      Хамдам нахмурился.
      - Он благодарит вас.
      - Я тебя сейчас отправлю в милицию, - медленно, почти не раскрывая губ, промолвил Хамдам.
      Посетитель быстро покинул буфет.
      39
      Следствие пошло вилкой, в две стороны. Одни утверждали, что Юсуп пал случайной жертвой, что террористический акт был направлен не на него, а на Артыкматова, что председатель Артыкматов имел много врагов, и поэтому убийц надо искать в той среде, которая была заинтересована в смерти этого человека. Другие думали иначе. "Конечно, - говорили они, - Артыкматов имел врагов, но ведь сейчас не восемнадцатый год! Враги стали хитрее. Решившись на такое дело, они обрекли бы себя на провал. Они не могли не предугадывать, что после убийства сразу начнут искать виновника в их среде. Неужели все эти взяточники, воры и мерзавцы настолько глупы, чтобы мстить столь наивно? Вернее всего, убийцы стреляли в Юсупа, а несчастный Артыкматов случайно попал под выстрел".
      И тот и другой варианты сходились в одном, что убийц было несколько.
      Возник еще и третий вариант. Сторонники этого варианта осмелились высказать предположение: "Не Хамдам ли пожелал разделаться с Абитом? Но подосланные убийцы, испугавшись, заодно расправились и с комиссаром Юсупом".
      Над этим, третьим вариантом смеялись сторонники первого и второго. Уж очень было смешно! Неужели для убийства Хамдам не мог выбрать другой, более подходящий день? Не говоря уж о том, что самая мысль о Хамдаме просто вздорная.
      Случилось так, что уголовный розыск, еще не разобрав ничего, не приступив еще к выяснению дела, уже очутился в тупике. Следователи никак не могли придумать цели этого убийства.
      Кое-что из третьего варианта все-таки просочилось в допросы. Так, например, допрошенный Шипков сообщил следователю, что Хамдам - человек, несомненно, загадочный, но все его действия были продиктованы трезвым учетом обстановки; что же касается его взаимоотношений с покойным Артыкматовым, то здесь не было ничего странного. Хотя Хамдам ясно видел, что Артыкматов ненавидит его, он все-таки всегда стремился к миру с Артыкматовым. Хамдам всюду отзывался об Артыкматове очень хорошо. В день убийства, то есть в день приезда комиссара Юсупа, он, Шипков, слыхал от многих, что Хамдам ждет обоих на той, где должно было состояться чествование Юсупа. Об этом знали все в городе. Он, Шипков, также был приглашен Хамдамом.
      В протоколе допроса Шипков показывал: "Я спросил Хамдама: по какому случаю торжество? Хамдам сказал: "Сегодня самый радостный день в моей жизни. Я воспитал Юсупа. Я праздную смерть моего врага Иргаша". Хамдам рассказывал мне об Иргаше, за которым он будто бы гонялся всю жизнь и не мог его поймать, а Юсуп поймал его и ликвидировал. Он сказал, что теперь Юсуп для него дороже сына. В Беш-Арыке действительно все слыхали об Иргаше, и местные жители рассказывали мне, что действительно Хамдам враждовал с Иргашом и гонялся за ним".
      Вызванные в уголовный розыск милиционеры и старший надзиратель Сапар Рахимов подтвердили эти показания.
      Хамдам тоже был вызван к следователю.
      Когда Хамдама спросили, являлся ли Иргаш его врагом, Хамдам ответил утвердительно и сослался на Блинова.
      Блинову послали по этому поводу письменный запрос сперва в Москву, а потом в Минск (он находился там в командировке). Блинов ответил официальным отношением:
      Начальнику Фоур
      В период ликвидации Кокандской автономии и в связи с
      развернувшимся басмачеством с 1918 по 1924 год на территории
      Ферганской долины мною неоднократно использовался в
      оперативной работе Хамдам. Ему давались ответственные
      поручения, каковые он исполнял. Лично я не помню, в каких он
      был отношениях с главарем басмачей Иргашом, но он участвовал в
      операциях против него и добивался, как мне передавали
      сотрудники, его "головы". За время моей работы в Фергане Х. Х.
      использовался по целому ряду поручений, о чем прекрасно были
      осведомлены органы ГПУ.
      Справка представляется мною с запозданием, ввиду моего
      отсутствия в Минске.
      40
      В связи с допросами, с очными ставками, с установлением алиби, дело невероятно распухло. Было привлечено по нему около пятидесяти человек. Были арестованы все те, кто раньше служил у Иргаша, и те, кто считался врагом Артыкматова. Но чем более чинилось допросов, чем более записывалось показаний, тем все яснее было видно, что можно исписать несколько тысяч листов бумаги и увеличить дело еще на несколько томов, но от этого истина не приблизится, а действительные убийцы просто потонут в бумажном море...
      Старший следователь Гасанов, взявший на себя это дело, не спал ночами. Он увлекся делом, сразу почувствовав его необычность. Он отвергал все варианты обвинения, так как они казались ему чересчур логическими. Он говорил:
      - Жизнь полна беспорядка. У жизни есть своя логика, более железная, чем придуманная нами, но не столь видная невооруженным глазом. Биолог пользуется микроскопом. Свой микроскоп надо иметь и следователю. Надо видеть микроскопические мелочи жизни. В них - всё!
      Гасанов отважился на смелое решение. Он прекратил вызов свидетелей и попросил у начальства временно притушить все дело.
      - В этой каше сейчас трудно разобраться, и сейчас не надо мутить воду, - говорил он. - Пусть все отстоится!
      Дело было бы отобрано от Гасанова и передано другому следователю, если бы все остальные не отказывались от него под самыми благовидными предлогами. Начальник угрозыска скрепя сердце согласился ждать. Среди следователей дело окрестили провальным и посмеивались над беднягой Гасановым (сколько уже было таких выстрелов!). Гасанов терпеливо выносил все насмешки.