Семь цветов радуги

      ...Бабкин вместе с Кузьмой молча разматывал проволоку. Непослушные кольца вырывались из рук, катились по песку, словно детские обручи.
      "Если бы не Кузьма, то я никогда бы не согласился с девчоночьими выдумками, - ворчал про себя Тимофей. - Техника такое серьезное дело, а они лезут с ведрами." Однако Бабкин чувствовал, что зря противился. "Оказывается, начальником быть не так-то просто, - размышлял он. - Не усмотришь в чем-нибудь нового и полезного, - хлоп - ты уже и бюрократ!"
      Тимофей поднял голову и увидел, что по вырубленной в грунте лестнице спускался Васютин. Он пробовал каждую ступеньку палкой, прежде чем ставить на нее ногу. За ним, озабоченно следя за каждым его шагом, шла Ольга.
      - А мы сейчас спросим у наших механиков, - сказал Васютин, обращаясь к Кузьме и Бабкину. - Тут у нас с Ольгушкой спор зашел... - Он осторожно отодвинул палкой проволочное кольцо, попавшее ему под ноги, и продолжал: - Она не хочет снимать с земляных работ людей, чтобы начать рыть каналы. А я ей доказываю: теперь, когда тут, можно сказать, полная механизация происходит, многие ребята освободятся. Мне Антошечкина только сейчас говорила, что Тимофей Васильевич охотно поддержал предложение девчат насчет ведер.
      Бабкин от неожиданности крякнул, хотел возразить, но вовремя сдержался.
      - Так что же думают механики? - Васютин посмотрел на них исподлобья и скупо улыбнулся, - Пошлем завтра вечерком ребят в поле или нет?
      - Нет, - категорически отрезал Тетеркин. Его глаза - стальные шарики заблестели. Он бросил провод и подошел к Васютину.
      - Значит, думаете, не поможет ваша механизация?
      - Ого! - расплылось в улыбке лицо Кузьмы. - Еще как поможет! А на каналах ребятам делать нечего. Я один их все выкопаю.
      - Опять один! - не выдержав, гневно воскликнула Ольга и взмахнула, как крыльями, концами накинутого на плечи платка. - Мало мы тебя учили!
      - Зачем же так, Оля? - потупившись, сказал Кузьма. - Не думал я, что ты меня каждый раз будешь попрекать...
      - Мне кажется, товарищ Шульгина, - сухо обратился к ней Тимофей, - что об этом деле пора бы позабыть. Кузьма за последние дни сорок раз исправил свою ошибку. А если он хочет один, именно один, - подчеркнул он, - прорыть все каналы, то за это можно спасибо ему сказать. Не лопатами, а специальным плугом, который он приспособил к трактору, будет делать каналы Тетеркин.
      - Откуда же ты плуг достал? - спросил Никифор Карпович, и глаза его затеплились, как всегда при разговоре о затеях Ольгиных комсомольцев.
      - Откуда? - повторил обиженный Кузьма, не глядя на Ольгу. - Из старых лемехов сделал... Верхний нож отковал в кузне.
      Тяжело дыша, спустилась по ступенькам Анна Егоровна и молча остановилась у транспортера. Удивленным взглядом она провожала поднимающиеся ковши.
      - Вот, хозяйка, какие в МТС изобретатели есть. Наши, девичьеполянские, шутливо заметил Васютин. - Береги кадры, а то не успеешь оглянуться, как этот специалист упорхнет от нас прямо на завод.
      - Что же, путь ему добрый, коли талант у него настоящий. Где вы он ни работал, государству прибыль, а значит, и нам...
      - А если таланта не видно, значит не пускать? - хитро прищурившись, спросил инструктор.
      - Для его же пользы. Рожнова историю помнишь?
      - Ну как же!
      Анна Егоровна обратилась к подошедшему Багрецову:
      - Вот послушай, главный инженер. Права я была или нет? Парень у нас есть. Сейчас я его только что внизу встретила, трубу наверх тащит... Выучился он прошлый год на карандаше играть.
      - Это как же? - не понял Вадим.
      - Обыкновенно. Щелкает себе карандашом по зубам, вот и музыка получается, Рожнову этому в городе голову вскружили, - продолжала Анна Егоровна. - На конкурсе самодеятельности даже премию дали. Ловко он "Яблочко" выстукивал на карандаше. Как-то приходит ко мне этот парень, наш звеньевой, и неплохой, работящий. "Хочу, - говорит, - Анна Егоровна, переехать в город и там в артисты записаться. Мне в одном клубе приличные деньги предлагали. "Уж больно талант у тебя, - сказывают, - большой открылся". Ну, конечно, пуганула я этот "талант" как следует. Матери сказала.
      Председательница дернула плечом и ворчливо спросила:
      - А что, неправильно?
      - Хозяйский глаз у тебя, Анна Егоровна, государственный, - не скрывая своего удовольствия, заметил Васютин, помахивая палкой. - Зорко бережешь колхозное добро. Мы, конечно, не против того, чтобы ребята играли, пусть даже на карандашах. Иной раз и любопытно послушать, но все же каждый из нас понимает, что такое... настоящий талант и настоящее искусство. Вот из Снегиревки приезжала в город свинарка Климкова. В этом году она звание Героя получила. Прослушали ее в консерватории специалисты и говорят: "Голос у Климковой такой, что стоит потратить на нее тысячи государственных денег, не жалко! Если она будет упорно работать над своим голосом, хорошо учиться, - а настойчивость ее нам известна, - то быть ей на сцене Большого театра. Никифор Карпович с улыбкой взглянул на окруживших его ребят. - Ну, а Рожнова, который наловчился выстукивать на карандаше и по глупости решил в городе зарабатывать легкий хлеб, правильно, что отговорила.
      - А может, этот Рожнов потом на скрипке станет играть? - робко вставил свое слово Вадим. - Как узнаешь?
      - Кто же ему мешает учиться? - возразил Никифор Карпович. - В колхозе и кружок есть, и оркестр свой. Пусть Рожнов покажет, чего он стоит.
      Неизвестно откуда донесся отдаленный гул. Он был похож на шум падающей лавины.
      Все насторожились. Девушки прислушивались, опершись на лопаты. Кто-то крикнул, чтобы прекратили музыку. Она оборвалась, и сразу же стал явственным оглушительный грохот.
      Он приближался. Казалось, что потерянная река с ревом вырвалась на поверхность и сейчас бежит в гору клокочущим водопадом. Еще немного, и она ринется в котлован.
      Грохот нарастал. Уже можно было определить направление, откуда он идет.
      Никифор Карпович предупреждающе поднял руку, и в этот момент вдруг все прекратилось. Лавина словно замерла на пути.
      По земляной лестнице кубарем скатился Сергей и, запыхавшись, подбежал к Ольге.
      - Товарищ бригадир, кому ведра сдавать? Сорок восемь штук!
      ГЛАВА 6
      ОБГОНИМ ВРЕМЯ!
      Народа - рота целая,
      сто или двести.
      Чего один не сделает
      сделаем вместе.
      В. Маяковский
      Четвертый вечер работали комсомольцы и вся колхозная молодежь на строительстве. Под утро ребята расходились, чтобы соснуть часок-другой до начала полевых работ.
      На полях комсомольцы торопились закончить задание: надо скорее начинать свои дела на холме. Пожилые колхозницы прогоняли девчат с поля: "Беги, торопыга! Вон Ксюшка уже пошла. Не желаете нас на бугор брать, так мы и здесь без вас управимся".
      Даже на опытном поле ветвистой пшеницы, где работали ребята из ОКБ, сейчас производили фосфорноазотную подкормку пожилые колхозники. Они с обидой пришли к Анне Егоровне: "Сами хотим этим делом заняться. Не хуже ребят, по научному".
      В деревне только и говорили о том, что комсомольцы скоро пустят воду на поля. Не верилось, уж больно сложным казалось это дело! Однако колхозники вспоминали, как молодежью еще прошлой весной в несколько дней были высажены тысячи саженцев, да и в этом году тоже в грязь лицом не ударили: машину приспособили для лесной посадки. Есть над чем призадуматься...
      На бугре каждую ночь зажигалась звезда. Видно было се далеко. Возвращаясь из города, девичьеполянские колхозницы хвастались перед соседями: "Вон, глядите, бабоньки, это не в небе горит, это наша звезда. Комсомольская!"
      Многие старики приняли на себя основную тяжесть полевых работ. Пожалуй, никогда еще так дружно не работали бригады. На некоторых участках старики обогнали ребят. В другое бы время похвастались: "Ну как, мальцы? Кишка тонка против нас?" Сейчас - никакого шума!
      А как ухаживали дома за молодыми строителями! Ворчливые бабки будто переменились за эти дни. Девчонка прибежит с работы, а на столе уже все приготовлено. Ей, конечно, не до ужина. Кое-как похватает, и снова наутек. Что ей будешь говорить? Дело!
      ...Сергей Тетеркин как бы вырос на две головы Дома за ужином он хриповатым баском рассказывал матери о выкопанных им кубометрах, о механизации, в которой он принимал главное участие, и, конечно, о товарище Бабкине. Ему он старался подражать во всем, в каждой мелочи, и даже подстригся в парикмахерской под ежик. Он упорно предлагал матери отправиться ночью с ним на бугор, чтобы поглядеть на товарища Бабкина, как он там управляется с механизацией.
      О своем приключении с ведрами Сергей, мягко говоря, не очень любил распространяться.
      Впрочем, об этом следует рассказать.
      Поначалу все шло как будто довольно гладко. Останавливаясь около каждой избы, шофер слегка нажимал кнопку гудка на баранке, и Сергей бежал навстречу хозяйке.
      Ведра отдавали охотно. Да какой тут может быть разговор, если они потребовались на строительстве? Сергей был разборчив, брал ведра только крепкие, надежные. Постепенно заполнялся кузов грузовика. Разные ведра, оцинкованные, крашеные, белые, эмалированные и всякие другие, с полосками, с цветочками и без них, мягко звенели, ударяясь друг о друга.
      Выехали из деревни. Пока шла хорошая дорога, все было благополучно, но вот колеса машины запрыгали по ухабистому проселку. Звоном и грохотом огласились уснувшие поля. В соседних деревнях залаяли собаки.
      Сергей выскочил из кабины и забрался в кузов. Бедра катались по всему кузову, ударялись о борта, стукались друг о друга, подскакивая на неровностях дороги. Сергей лег всем телом на них, придерживая руками и ногами. Нет, ничего не помогало. Проклятые ведра грохотали так, что ломило в ушах. Он никак не мог подобраться к кабине, чтобы остановить машину. Ведра больно ударяли его по ногам и по рукам, били в бока. Дужки дребезжали и звенели, как будто дразнили Сережку, заливаясь смехом.
      Не хотел об этом вспоминать Сергей. Он мужественно вынес неожиданнее испытание. Только на другой день почувствовал пастушок, как здорово болят у него синяки на коленях. Ему приходилось ходить не спеша, вразвалочку, совсем так же. как товарищ Бабкин, и это обстоятельство хоть немного утешало Сергея.
      Сейчас он работал уже не лопатой. Проворно втаскивая наверх ведра, скользящие по проволоке, Сергей узнавал каждое из них. Вот это, синее, дала ему бабка Никаноровна, а вот это, совсем новенькое, покрытое цинком, точно изморозью, взял у Гудковых.
      * * * * * * * * * *
      Искусственное озеро на холме было уже почти готово. Специальная бригада "бетонщиков" месила жирную глину, прибавляя к ней соль. Этим составом будут обмазаны стенки бассейна, чтобы вода не просачивалась в грунт.
      Стеша спрашивала у "главного инженера", будет ли установлена новая турбина к тому воскресенью.
      - Почему именно к этому сроку? - удивился Вадим.
      - Хотим спектакль играть при надежном свете, - гордо отвечала Антошечкина и уже представляла себя на ярко освещенной сцене.
      Как и несколько дней тому назад, чуть покачивалась лампа над котлованом. Свет ее дрожал на золотистом песке, но многим казалось, что видят они этот песок уже сквозь толщу прозрачной воды. Багрецову чудилось, что вот-вот загудит мотор, зачавкает насос и хлынет блестящая струя из широкой трубы. Как хочется Вадиму заглянуть в ее темное отверстие и первому подставить ладони! Пусть брызжет тяжелая струя, прохладой смывает усталость с натруженных рук.
      Немногие так уставали, как Сима Вороненкова. Маленькая, с острыми плечами, тонкая, как молодая березка, и ручки у нее тоненькие, как прутики. Ну, как ей поднять лопату с песком? Черноволосая, коротко подстриженная, с крохотным острым носиком, она напоминала выпавшего из гнезда птенца. Прозвали ее в деревне "Вороненок". Так и утвердилось за этой девушкой ласковое прозвище, тем более и фамилия у нее такая.
      Симу привезла из города Анна Егоровна. Всем Кудряшова говорила, что это ее племянница отыскалась. А в деревне редко кто не знал, что у Анны Егоровны никогда и никакой племянницы не было. Кудряшова ездила в городскую больницу к звеньевой Марье Гудковой и там в палате заметила чернявую девчонку. Она была сирота, ни с кем не разговаривала и обычно по ночам плакала. Кудряшова решила, как только девочка поправится, взять ее к себе.
      "Приехала Вороненкова в колхоз тощая, зеленая, ну чисто ей травой щеки кто натирал. Поглядели мы на Симочку, - рассказывала как-то Стеша москвичам, - и думаем меж собой: не отходит ее председательница. Ан нет, через недельку наш Вороненок очухался. Зелень вся спала, щеки покраснее да покруглее стали. Выходилась девка. Работы запросила. Анна Егоровна счетоводом Вороненка назначила. Ничего, колхозники не обижаются. Бригадир Шмаков души в Симе не чает. Она его всем счетным премудростям выучила. Вообще правильная девчонка!"
      Сима почувствовала, что только сейчас она начала жить настоящей, полной жизнью. Она нашла себя, окрепла, и теперь уже ей казалось бесконечно далеким то жалкое слезливое настроение, которое она испытывала раньше. Сима поняла, как много сделала для нее и Анна Егоровна и все товарищи. Они окружили ее настоящей трогательной заботой. Кто она была для них? Девчонка, не умеющая ничего делать, к тому же "дохлая" и с отвратительным плаксивым характером.
      Вороненок потребовала, чтобы ее тоже взяли на строительные работы. Чем она хуже других колхозных девчат? Ей было пытались, под всякими предлогами, всучить самую легонькую, мало значащую работу, вроде подшивания бумажек, чем она раньше занималась в городе. Говорили, что сейчас самое важное - это подсчитывать, сколько ведер песка поднимут из котлована. Кто-то, кажется Буровлев, доказывал это совершенно серьезно. Но Сима категорически запротестовала. Ей нужно получить настоящую полезную работу. "Дайте мне лопату", - наконец потребовала она. Ольга пожала плечами и приказала выдать ей это "орудие производства", только то, что поменьше и полегче.
      - Удивительное дело, - говорила она Никифору Карповичу. - Наш Вороненок научился требовать.
      - Радуйся, Ольгушка, - усмехнулся Васютин. - Это значит правильнее воспитание. Если человек умеет только просить, а не требовать всего того, на что он имеет право, толку от такого человека никогда не будет. Потому как в силах своих не уверен.
      Сейчас Сима наводила последний лоск. Она тщательно срезала лопатой бугорки и неровности на влажной стене котлована. Иногда даже отходила в сторону, чтобы издали полюбоваться своим искусством. Она смотрела на слоистый грунт с волнистыми прожилками синей глины, белыми полосами известняка и каких-то неизвестных ей темно-каштановых пород и представляла, что перед ней дорогая яшма, только нужно эту яшму отполировать.
      * * * * * * * * * *
      Сегодня Ольга необычно рано спустилась с холма. Приезжал секретарь райкома комсомола и просил ее сделать завтра доклад на собрании молодежи в колхозе "Победа". Нужно было подготовиться.
      Шульгина не в первый раз рассказывала о работе своей бригады. Она вспомнила, как весной на заседание бюро колхозной комсомольской организации приезжал представитель из райкома комсомола - сухой заносчивый юноша, который мог говорить только цитатами. Опыты ребят из ОКБ он назвал "прожектерством", удивился попустительству председательницы колхоза и, самое главное, пригрозил Шульгиной, что о ней он доложит в райкоме как о секретаре, который подменяет комсомольскую организацию всякими "бригадами фантазеров".
      Ольгу вызвали на бюро райкома комсомола, разобрались во всех материалах и одобрили ее работу. Правда, в решении записали, что опыты Особой комсомольской бригады не следовало бы скрывать от широких масс колхозников, учитывая прогрессивную роль ОКБ в развитии мичуринской науки и механизации колхозного труда. Борьба за урожай должна стать основой всей деятельности комсомольцев-новаторов. Предложение московского комсомольца Багрецова тоже не так давно обсуждалось в райкоме. После заседания бюро Шульгина уехала с радостным чувством. Ей сказали, что ОКБ на правильном пути. Мобилизация комсомольцев и всей молодежи на народную стройку "водяного аккумулятора" и оросительной системы - очень важное дело, и его всячески надо поддерживать. Ольга не могла пожаловаться на невнимание к "ОКБ в Девичьей поляне. Местная парторганизация не раз слушала Шульгину на своих собраниях. Для помощи ребятам в разведочном бурении колхозные коммунисты выделили члена бюро Павлюкова. Во время войны он знакомился с этим делом. В нерабочее время кузница и мастерские были в распоряжении ОКБ. Старый кузнец - коммунист Тюхменев стал в ОКБ инструктором...
      Девичьеполянская партийная организация особенно отметила почин ОКБ в помощи "Партизану". Этот опыт перенесли на другие колхозы.
      Члены ОКБ мечтали о хлопке на полях колхоза, думали о рисовых полях, о том, как вывести незамерзающие лимоны.
      Ольга знала, что над этим работают целые исследовательские институты, ученые, академики. Но без колхозников-новаторов, опытников тоже нельзя обойтись в великой борьбе за сталинский план переделки природы.
      Как рассказать завтра на собрании о всех своих опытах, пока еще мало удачных, проведенных только в оранжерее или на крохотных участках? Как убедить людей, никогда не видевших дерева грецкого ореха, что это огромное богатство, что из орехов, снятых с шести деревьев, можно получить высококачественного масла больше, чем дает в год самая лучшая корова-рекордистка? Можно ли сейчас всерьез говорить о люминесцентных лампах над полями? Скольких растений мы еще не знаем! В нашей стране их растет больше двадцати тысяч видов. А в хозяйстве мы применяем только двести пятьдесят. Остальные ждут своей очереди, и кто знает, не скрыты ли в них какие-либо особенно ценные качества. Нашли же туристы-комсомольцы еще в тридцать первом году одуванчики кок-сагыза, тогда еще дикого растения.
      Сегодня Ольга просматривала свои записи в агролаборатории. Ей известны химические составы почв на каждом поле колхоза. Знает Ольга, сколько удобрений вносилось в почву за последние годы, сколько взяли из нее питательных веществ урожаи, сколько вымыло в нижние слои почвы и сколько осталось.
      Новый бригадир Шмаков часами просиживал в лаборатории вместе с Ольгой и смотрел, как она с математической точностью определяла дозы удобрений, которые нужно внести на каждое поле.
      Агробиология казалась Ольге всеобъемлющей наукой; для того чтобы ее постигнуть, нужно знать математику, химию, физику и много, много других наук
      Видно, нет на свете более увлекательного дела, чем у нее, Ольги.
      Она уже подошла к дому. Осторожными шагами поднялась на крыльцо и тихо приоткрыла дверь в сени. Тявкнул щенок. Ольга цыкнула на него.
      Мать уже давно спала. Ольга поправила одеяло, постояла, прислушиваясь к ее спокойному дыханию, и вошла в свою комнату.
      Нечто вроде угрызения совести почувствовала она, закрывая за собой дверь. Вот и постоянно так. Придет Ольга либо ночью, либо под утро, и некогда с матерью перекинуться словом. Мать безропотно все делает за Ольгу по хозяйству, несмотря на то, что приходит усталая с поля тоже к вечеру. Кроме Ольгушки, у нее еще двое девчонок. Те маленькие, их надо накормить, постирать платьишки. Да мало ли найдется дел по дому!
      Ольга зажгла свет и увидела на своем столике приготовленный ужин, накрытый полотенцем. В термосе - горячий чай.
      Наскоро поужинав, она придвинула к себе стопку книг и свои записи. Мельком взглянула на приготовленную ко сну постель. Увидела на спинке стула свой аккуратно разглаженный костюм. Тут же на стуле лежала любимая блузка, она еще пахла горячим утюгом. На полу стояли новые туфли, вынутые матерью из сундука. Она знала, что завтра Ольгушке ехать на доклад, а потом в город.
      "Так вот всегда, - подумала растроганная Ольга. - Чем можно ей отплатить за всю заботу? Мне даже некогда сказать ей спасибо. На рассвете она уедет в поле... Дорогая моя!"
      Ольга на цыпочках подошла к матери и тихо поцеловала ее в пахнущие ромашкой волосы.
      Вернувшись к себе в комнату, долго сидела, закрыв глаза, и все думала о том, что так нельзя, надо заняться сестренками, которые остались без отца. Ольга очень мало бывает с ними, матери тоже нужен отдых. Она искала выхода, а его не было... Только зимой появится какой-то просвет в работе. Сейчас забота об урожае, строительство, опытные участки... Ни минуты покоя. И все это нужно, нужно... Ведь не для себя же, а для всех... Для страны!
      Открыв глаза, она не могла сразу приняться за работу. Веки слипались от усталости. Решительно подвинула к себе наспех набросанный конспект завтрашнего доклада и, задумавшись, потянулась к книжной полке. Достала из картонного футляра недавно полученный том Ленина, стала перелистывать страницы... Письма, декреты, статьи... Свежий октябрьский ветер первых дней великой революции дышал на каждом листке. Не отрываясь, читала Ольга ленинские слова, впитывая их всем своим существом, разумом, волей, сердцем. Она рассматривала фотографии документов и рукописей, долго вглядывалась в волнующие строки обращения "К гражданам России", написанного Лениным в день Октября, мысленно представляла себе это грозное время - годы великой борьбы за счастье народа и ее, Ольгино, счастье.
      Она листала страницы и будто видела перед собой Ленина и рядом Сталина, склонившихся над телеграфной лентой. По прямому проводу они говорили тогда с членами двинского совета. Измученные войной солдаты отступали. Это был страшный февраль восемнадцатого года.
      Том за томом брала Ольга с полки, задумчиво раскрывала страницы, где каждая из них рассказывала о том, как завоевывалось Ольгино счастье. Именно так воспринимала Ольга свою ночную беседу с книгами, которые и через тысячу лет будут лежать на столе у потомков. Затаив горячее дыхание, люди из будущих веков прочтут о борьбе за их счастье.
      С этой мыслью Ольга протянула руку к новой книге. Небольшой красный томик она раскрыла на первых страницах... "К вам обращаюсь я, друзья мои!.." Так говорил Сталин 3 июля, в год тяжелых испытаний. Ольга, маленькая, пугливая девочка, именно тогда впервые узнала, что война существует не только в рассказах ее отца, которого после этих дней она так и не увидела. Позже мать показала уже подросшей дочери орден Отечественной войны - память об отце.
      Сейчас на столе лежали газеты. Вновь почувствовала Ольга холодное дыхание - предгрозье войны. Будто ветер принес его из-за океана... А на первых страницах: снимки высотных строительств в Москве, торжественная закладка агрогорода, фруктовые сады в Заполярье... Вдохновенный труд, спокойствие и сила на самых близких подступах к коммунизму...
      Уже давно погас свет, а Ольга все еще не ложилась. Розовой стала занавеска на окне. Наступало утро. Ольга опять взяла с полки том Ленина.
      Она читала о молодом поколении, которое увидит коммунистическое общество и само будет строить это общество. "И оно должно знать, что вся задача его жизни есть строительство этого общества". Так писал Владимир Ильич.
      Ольга приподняла голову и долго смотрела на его портрет. Это к ней обращается Ленин. Задача жизни... ее, Ольгиной, жизни...
      С каким волнением она сейчас думала об этих ленинских словах! Она была уверена, что все ее дела, опыты, работа в комсомоле, каждый колосок на полях... - все это хоть и маленькие, но камешки в строительстве великого светлого здания - коммунистического общества.
      Молодое поколение его увидит. Об этом знала Ольга и часто представляла себе это ни с чем не сравнимое человеческое счастье.
      Она осторожно отодвинулась от стола, сняла туфли и, неслышно ступая босыми ногами, прошлась по комнате.
      Опять увидела Ольга приготовленную матерью одежду. Каждую мелочь, вновь пришитую пуговичку на блузке, тонкий платочек, сложенный вчетверо...
      Больно сжалось сердце... Ну, а она, мать, тысячи и миллионы матерей, что прожили хлопотную, далеко не всегда счастливую жизнь, - неужели они не увидят этого будущего? У них больше заслуг, чем у нас, молодежи. И у них больше права на счастье.
      Ольга остановилась у окна. Вдали темнел холм. Скоро там, наверху, заплещется озеро, побегут ручьи на поля. Через два года высоко поднимут свои ветви ее, Ольгины, тополя, высаженные у полевых дорог. Вырастут новые хорошие дома в колхозе. Будут лимоны цвести под окном. Придут на поля тысячи машин, люди разогнут усталую спину. По великому сталинскому плану они переделают природу. И подумала Ольга, что не только молодое поколение увидит коммунизм, должны увидеть мать и старики. Пусть сейчас это не яркий светлый день, но уже встает перед их глазами утро нового, счастливого общества.
      Вся страна работает на коммунизм. Рабочие-новаторы вырвались на десяток лет вперед. Они обгоняют время...
      Горячее и смелое желание неожиданно возникло у Ольги в душе: "Мы, молодежь, должны приблизить эти светлые годы в благодарность за все, что сделали для "ас матери и отцы".
      Оля решительно села к столу и стала записывать это в тетрадь. Она знала, о чем будет говорить на собрании.
      * * * * * * * * * *
      Светит яркая звезда над холмом. Если встать посреди главной улицы Девичьей поляны, той улицы, что называется "Комсомольская", то можно увидеть не только эту звезду, а еще и золотую полоску под ней. Это виден песчаный вал, окружающий будущее озеро.
      Макарихе не спалось. Она стояла посреди улицы, смотрела на фонарь и ворчала: "Чего они зря огонь жгут? По всей деревне выключили. В хату не войдешь, - лоб разобьешь, а над бугром пузырь повесили. Вот они куда идут, колхозные денежки".
      Никто в Девичьей поляне не мог как следует понять эту озлобленную бабу. Все ей нехорошо, все не так. Ее визгливый голос слышался с утра и до вечера. Даже иной раз ночью соседи просыпались от неистового, злобного крика. Это Макариха отчитывала мяукающую кошку под окном.
      Когда комсомольцы поставили на площадь репродуктор, ока кричала, что обрежет все провода, потому что от этого радио у нее разболелась поясница.
      Колхозники разводили руками. И как только такую бабу земля носит! Кое-кто предлагал исключить ее из колхоза, но особых причин к этому не находилось, с грехом пополам норму свою она выполняла. А за характер разве можно исключать? Мужики подсмеивались: "Ежели всех злых баб из колхоза повыкидать, кто же в нем останется?"
      На Макаркину старались как можно меньше обращать внимания. Ее редко звали на лекции, никогда ни о чем не просили, даже не предлагали подписаться на газету. Это ее бесило. Она бежала в правление колхоза и требовала, чтобы ее подписали на все газеты и даже на разные журналы. Чем она хуже других?
      И никто не удивился, когда почтальон однажды принес Макаркиной медицинский журнал с мудреным названием, вроде "Вестника стоматологии" или "эндокринологии".
      К медицине Макаркина не имела никакого отношения, если не считать ее стремления как можно чаще сказываться больной. Фельдшерица в колхозной амбулатории, тихая, малоразговорчивая девушка, хмурилась и вздыхала, когда видела, что ее постоянная пациентка прошла уже мимо окон амбулатории и сейчас снова будет донимать ее жалобами на несуществующие болезни.
      Макаркина при своей довольно щуплой комплекции была и здорова и вынослива. Кто не знает, как сна ловко вскидывала себе на плечо мешок, когда выгружала из телеги заработанное ею зерно? Не охнув, она таскала мешки в свой амбар. Может, к старости эта баба стала такой вредной? Нет, она была совсем не старая, средних лет, ровесница Анне Егоровне.
      Как-то после лекции молодой фельдшерицы о микробах Антошечкина спросила, намекая на Макариху: "Может, бывают такие особенные микробы, которые злость у человека вызывают?" Послать бы Макаркину в Москву на исследование, у нее бы обязательно нашли где-нибудь в печенке такие микробы. Потому что больше нечем объяснить ее вредный характер.
      Стеша доказывала, что микроб этот очень заразительный, потому как сразу при появлении Макаркиной в любом месте все люди вокруг нее становятся тоже злыми. Начинается крик, уже никто не может говорить обыкновенным голосом. Макариха этим пользуется, стараясь всех перекричать. А уж если начнет она, то до ночи не накричится. Страшный микроб!
      Анна Егоровна несколько проще объясняла поведение этой колхозницы. За невыход на работу Макаркину не раз штрафовали. Она любила торговать на рынке, и своим добром и чужим. "Заработаешь там не меньше, чем в поле... Чего спину-то гнуть!" Не жаловали ее за это колхозники. А насчет микробов зря комсомольцы выдумали.
      Когда Макаркина услышала гудок машины у соседней хаты и узнала, что Сережка ведра собирает, она бросилась домой и со злорадным трепетом ожидала стука в дверь. Сейчас придет этот малец, тут уж она ему все выскажет... Она ему покажет ведро! Она всех на ноги поднимет!
      Но машина проехала дальше и остановилась у других соседей. Макаркина подождала еще немного: может быть, вернется? Нет, Тетеркин и не собирался заезжать к Макарихе, помня инструкцию бригадира ОКБ.
      Этой обиды баба не могла простить. Ее опять обошли. К ней даже не хотят обращаться. Ну, погодите же!
      Прошло несколько дней. Кое-кто из колхозников уже побывал на строительстве, даже старая бабка Кузьминична решила подивиться на затею комсомольцев. Макаркина уговорила ее послать девчонку за ведром, потому что уж очень ей понадобилось эмалированное ведро Кузьминичны - сметану собрать. "Чего его там зря по песку ребята будут возить? - уговаривала Макаркина. - Мое простое железное ведерко девчонка отнесет и обменяет его на ваше. Уважьте, Марья Кузьминична!"
      Почему не услужить соседке? Ведь как просит! Макариха отдала девчонке ржавое ведро, причем с тайным умыслом нацарапала на донышке свою фамилию. Теперь у нее есть предлог для того, чтобы заявиться на бугор. Она им покажет, этим мальцам, как ведра собирать! Она по всем деревням расскажет, до чего тут в Девичьей поляне докатились.
      Макариха шла по проселку и торжествовала. Сияющая лампа над холмом служила ей путеводной звездой, и эту звезду она сейчас ненавидела всем своим существом.
      Ночь выдалась темная, черно вокруг, и так же черно было на душе Макаркиной. Ей рассказывали, что комсомольцы роют на бугре яму, в которую будут собирать электричество, потому что его сейчас не хватает для всяких штук.
      "На скотном дворе коровам понадобились лампы, - со злобой думала Макариха.