Семь цветов радуги

      - Ничего не поделаешь, Вадим Сергеевич, и у нас есть математики. Просим разъяснить звеньевому Копытину относительно времени наполнения водоема. Мы должны принимать решение, поэтому собранию все должно быть ясно.
      Вадим машинально взял мел. Здесь даже требуют, чтобы докладчик показал им свои познания в алгебре. Шут его знает, что получается!.. Это не комсомольское собрание, а экзамен на аттестат зрелости.
      "С чего же начать? - мучительно думал он, просматривая свои записки. Кажется, я принимал за исходное выражение... Нет, тут еще не хватает объема бассейна... И главное - отвертеться нельзя, этот щуплый светлоглазый математик сразу все заметит..."
      Все же заставил себя Багрецов вспомнить последовательность, с которой он делал математические выкладки. Он уже написал уравнение и готов был перейти к следующему... "Кажется, пронесло", - с радостью подумал он и уверенно застучал мелом по доске.
      - Простите, - вежливо заметил Копытин, - вы перед скобками не тот знак поставили.
      - Где?
      - В первом уравнении. - Копытин подошел к доске и, близоруко всматриваясь в числа, сказал: - Потом я абсолютно не могу вспомнить: откуда у вас появилось вот это подкоренное выражение? - Он ткнул пальцем в доску и не спеша прошел на свое место.
      Этого подкоренного выражения не помнил и Вадим. Он с досадой посмотрел на Бабкина. "Как это Тимка может спокойно сидеть, когда его друг безнадежно завяз у доски? Хоть бы подсказал незаметно. Свинство с его стороны! Чертит там что-то карандашом, и плевать ему на все..."
      Долго молчал Багрецов. Он чувствовал, что еще немного, и все будет кончено... Запутается и уйдет с позором от доски.
      Вадим слышал, что девушки уже стали перешептываться на задних партах. Кто-то из них хихикнул.
      Ольга повернулась лицом к доске, чтобы скрыть смущение. "Ну, как можно так неуважительно относиться к собранию? - думала она с досадой. - Неужели этот московский техник не понимал всей ответственности своего выступления? Или он думал, что колхозники всему поверят на слово?"
      Смотря на растерявшегося докладчика, Шульгина просто не знала, что делать. Тот перелистывал чистые страницы тетради, будто искал в них уравнения.
      Наверное, долго пришлось бы так стоять Багрецову, если бы не выручил друг.
      - Ты не там ищешь, Вадим, - небрежно сказал Бабкин. - Эти уравнения выписаны на отдельном листке.
      Он протянул ему бумажку. Докладчик улыбнулся, словно хотел этим сказать: бывает, мол, прошу извинения. Запамятовал.
      Быстро проглядев листок, Вадим чуть не рассмеялся. Бабкин сам решил все эти уравнения, подчеркнул выражение, о котором спрашивал дотошный математик, и в конце сделал приписку:
      "Будешь теперь учить алгебру, пижон несчастный!!!"
      * * * * * * * * * *
      В перерыве Багрецов сидел за столом президиума и вытирал вспотевший лоб. Он до сих пор не мог опомниться от "нервного потрясения" у доски. Действительно, из-за какого-то пустяка все могло лопнуть. Приехал бы Никифор Карпович, спросил бы, как приняли комсомольцы проект Багрецова. Что бы ему ответила Ольга? Засыпался, мол, московский изобретатель.
      К счастью, ничего этого не случилось. Предложение москвича приняли.
      Жарко. Казалось, что это не лампа висит над столом, а расплавленная капля, оторвавшаяся от солнца. Ее подоврали ребята из ОКБ - выдумщики, изобретатели, повесили на провод и любуются. Они все могут сделать, эти упрямые ребята! Они будут искать и найдут у себя в Девичьей поляне не только солнечные капли.
      Вадим уже немного успокоился. Что поделаешь! Бывают всякие истории. И чего это он так перепугался? Ведь здесь же свои ребята.
      Он смотрел на первые парты. Комсомольцы пробирались к выходу. "Ребята, как ребята, такие же, как и в институтской организации. Тимка прав, насчет математики придется побеспокоиться. А то раньше я и учил ее вроде как для своих учителей. Только бы сдать, только бы не схватить двойку. Теперь мне без алгебры - ни шагу. Хоть умри".
      Багрецов рассеянно пощипывал мягкий пушок над верхней губой. Он воображал, что и усы у него уже выросли и стал он говорить важно, с достоинством. Назначили его полянские комсомольцы "главным инженером" строительства "энергетического комбината". Хозяйство не маленькое: ветростанция на горе, водоем, гидротурбина, распределительные каналы... И вот каждый из начальников отдельных участков обязательно потребует от "главного инженера" расчеты и полное математическое обоснование по любому разделу его проекта. Обязательно потребует! Особенно такой въедливый парень, как Копытин. Кто знает, может быть, его и назначат комсомольцы из ОКБ начальником участка по монтажу гидротурбины. Он уж тут развернется!
      "А скажите, товарищ главный инженер, - так представлял себе Вадим, как начальник участка Копытин однажды обратится к нему. - Нельзя ли здесь уменьшить диаметр трубы? По моим расчетам получается следующее". И тут, конечно, Копытин выкладывает целый лист с формулами. Что должен делать "главный инженер"? Решать! Правда, можно глубокомысленно взглянуть на расчеты и сказать: "Зайдите через недельку. Посмотрим". - "Как через недельку? возмутится Копытин. - Мы обязательство взяли досрочно закончить монтаж..." "Нет, тут уж на Тимкиных шпаргалках не выедешь!" Багрецов вздохнул и записал в тетрадь:
      "Ввести в распорядок своего дня занятия математикой. Лучше всего с 6 до 10 часов утра".
      Чувствуя себя в новой роли "главного инженера", Вадим размечтался. Пусть в маленьком масштабе, но это все-таки строительство! Каждый должен отвечать за порученный ему участок. Нам нужен и начальник стройки, и главный инженер, затем начальники отдельных участков. Надо правильно расставить людей...
      Багрецов стал составлять "штатное расписание". "Первым идет начальник. Потом его заместитель. Одного мало, не справится, и, кроме того, на настоящих строительствах, наверное, их несколько. У нас в институте и то три. Затем, конечно, полагается главный инженер..."
      Вадим взял свою тетрадку с расчетами, дневниками, стихами и стал записывать.
      "Дальше надо назначить начальников участков по строительству бассейна, монтажу турбины, по рытью каналов, по монтажу насоса... Наверное, должен быть человек, кто все это дело планирует. Значит, еще плановик, потом диспетчер. А кто же будет доставать в городе трубы, провода? Инструмент кое-какой тоже понадобится. Нет, без начальника снабжения не обойтись, - решил Вадим. Правление колхоза выделяет средства на закупку этих вещей. Кто-нибудь деньгами должен ведать? Значит, запишем бухгалтера..."
      Уже был составлен довольно внушительный список начальников. Багрецов посмотрел в зал, словно выискивая среди комсомольцев подходящих людей на замещение этих должностей. Ему показалось, что дело это нетрудное, - пожалуй, каждый из членов ОКБ справится с любой работой. Еще бы! Новаторы, изобретатели, - можно сказать, цвет колхозной интеллигенции...
      "Ну, скажем, Буровлев, - думал Вадим. - Разве он не сможет быть хорошим организатором у себя на участке? Предположим, что Буровлев будет начальником участка по строительству водоема, - отметил у себя в тетради Багрецов. Копытин, может быть, подойдет как заместитель начальника всей стройки..."
      Так, увлеченный новым для него делом, техник расставлял кадры на строительстве. Конечно, он и не предполагал, что его предложения примут всерьез, ведь он почти никого здесь не знает, но все-таки надо заранее представить себе, с кем ему придется работать.
      Наконец все подсчитано. Математика очень простая, а результат неожиданный.
      Оказалось, что на строительстве работать некому. Всех Багрецов назначил начальниками. У начальника участка Буровлева не оказалось ни одного землекопа для рытья водоема.
      "Действительно, людей не хватает", - решил "главный инженер" и тут же начал сокращение штатов своего разбухшего управленческого аппарата.
      Когда осталось всего пять человек: начальник, главный инженер и руководители трех участков, Вадим аккуратно переписал эти должности и спрятал листок в карман. По данному вопросу он обязательно должен поговорить с Никифором Карповичем. Васютин не так давно был на Украине, в Черкасском районе. Он рассказывал, что видел там большие колхозные стройки. Двухэтажное каменное здание Дворца культуры строят чуть ли не за два месяца... Начальников нет, один десятник.
      "Идеальный аппарат управления! - подумал Багрецов. - Может быть, поэтому и скоро все получается?" - наивно, но не без оснований предположил он.
      ГЛАВА 4
      КОМСОМОЛЬЦЫ РЕШАЮТ
      А я
      раскрываю
      мое ремесло
      как радость,
      мастером кованную.
      В. Маяковский
      Перерыв еще не закончился, но все уже спешили в класс. Сейчас будет разговор о Тетеркине.
      Анна Егоровна задержалась у входа. Она ждала, когда закроют дверь, и тогда можно без свидетелей быстро выкурить в коридоре папиросу. Никто не знал об этой ее тайной слабости. Разве вот только механик? И как это она тогда не убереглась... (вспомнила Кудряшова случай в правлении). "Газета сгорит, Анна Егоровна".
      "Ему бы все насмешничать, - недовольно думала она, затягиваясь и сразу выпуская дым. - Побыл бы он в моей шкуре. Председатель колхоза, а цыгарку прячет в рукав, будто этому председателю, как какому-нибудь мальчонке, уши сейчас надерут".
      Она прислушалась к шуму, доносящемуся из класса, и подумала, что, собственно говоря, уши драть будут сейчас Тетеркину, и ей почему-то стало его жалко.
      "Проступок Тетеркина ребята, конечно, по справедливости разберут, мысленно как бы утешала она провинившегося механика. - Но, что и говорить, моргать глазами перед своими же товарищами - дело, не подходящее для комсомольца".
      Кудряшова вошла в класс уже после того, как Ольга доложила собранию о существе дела.
      - Пусть сам скажет, чего это с ним приключилось, - тонким голоском крикнула с места курчавая Фрося. Лицо ее стало красно-оранжевым, как мандарин.
      - Правильно, - поддержали ее ребята. - Пускай сам говорит.
      - Придется тебе сюда выйти, товарищ Тетеркин, - обратилась к механику Ольга. - Объясни собранию, как из примерного комсомольца ты стал нарушителем дисциплины.
      Механик еле освободил свои ноги из-под низкой парты и тяжело приподнялся. Повернувшись к товарищам, он, не глядя на них, упрямо проговорил:
      - Мне объяснять нечего. Шульгина правильно доложила.
      Послышался недовольный ропот.
      - Ты в прятки с нами не играй, Кузьма! - хрипло выкрикнул Буровлев. Рассказывай по-честному, как ты сам понимаешь свои художества.
      Тетеркин молчал и мял в руках кепку.
      - Так-то, Кузьма, - укоризненно проговорила Анна Егоровна и поджала тонкие властные губы. - Совестно народу в глаза смотреть. А нам, ты думаешь, за тебя не совестно? По всей округе славушка идет. Вчера ездили к дергачевцам соревнование проверять, они меня и спрашивают: "Расскажите, мол, Анна Егоровна, сколько трактористы у вас плетней покарежили? Говорят, что и пашут они у вас по новой моде, узоры выписывают. Любопытно поглядеть". Вот ты нам и объясни, Кузьма, почему мы из-за тебя должны эти насмешки терпеть?
      Кузьма молчал. Он не поднимал головы, упрямо выставив лоб.
      - Может быть, товарищ Тетеркин скажет, чем могла бы объяснить Анна Егоровна дергачевцам узоры на поле? - спросила Ольга.
      - Я уже сказал. Виноват... Признался... Ну, что еще? - Кузьма задумался, рассеянно застегивая пуговицы на пиджаке. - Готов к любому взысканию... Пусть собрание решает.
      - Собрание решит, - строго заметила Шульгина и приподняла свои брови. - Но ты сам понимаешь, Кузьма, насколько это нам все неприятно...
      Ольга почувствовала странное, доселе не испытанное ею беспокойство. Будто это не комсомолец Тетеркин стоит сейчас перед товарищами, а она, Ольга, - это она отвечает за него, мучится и стыдится. Глаз не может поднять от пола.
      "Да что же это такое? - старалась она овладеть собою. - Сама раскисла. Размазня ты. А еще секретарь!"
      С тайным смущением Ольга вспомнила, как совсем недавно, придя домой после первого заседания бюро комсомола, когда ребята единодушно избрали ее своим секретарем, она долго стояла перед зеркалом и почему-то решила сделать себе простую гладкую прическу. Ей казалось, что так она будет выглядеть старше и главное - серьезнее. Смотрела на себя, сдвигала брови. "А ну, еще построже". Затем смеялась. "Ну, кто ты, Ольга? Кто? - спрашивала она себя. Обыкновенная, как тысячи девчат. Спичка из одного коробка... Не очень умна. Немного тщеславна. Упряма, самолюбива и обидчива".
      Ей представлялось, что не таким должен быть секретарь комсомола... Вот и сейчас стоит она растерянно у рулевого колеса... Она штурман корабля, а куда повернуть, не знает. Ей неизвестно, какие встретятся на пути подводные скалы и мели. Воля собрания - это приказ капитана. Она ждет этого приказа.
      Молчат ее друзья, и страшно неопытному штурману вести корабль сквозь мглу и туман.
      Комсомольцы молчат. Стоит Тетеркин, понурив голову.
      - Можно мне сказать? - раздался низкий голос в тишине.
      С места поднялась Самохвалова - девушка с бусами. На ее круглых щеках пылал румянец. Казалось, поднеси к такой раскаленной щеке спичку, и спичка мгновенно вспыхнет.
      - Говори, Самохвалова, - облегченно вздохнув, разрешила Ольга.
      Девушка поправила на себе пышную белую кофточку и вышла в проход между партами. Смущенно перебирая концы кружевного платочка, который она держала в руках, Самохвалова негромко сказала:
      - Меня и подругу мою Лену Петушкову товарищ Тетеркин на трактористок выучил... Большое ему спасибо за это, и не только от нас, но и от МТС, колхоза и от всех наших комсомольцев...
      Сергей был доволен. Нашлось, кому заступиться за его брата. Однако, прислушиваясь к дальнейшим словам трактористки, пастушок понял, что его радость была преждевременной.
      - Но, думается мне, - продолжала Самохвалова, в волнении теребя платочек, будто пытаясь разорвать его на части, - не по-комсомольски поступает товарищ Тетеркин сейчас на нашем собрании. Почему он все скрывает от нас? Вместе с ним наши трактористки добились экономии горючего. Премии получили...
      - Я не стал получать, - перебил ее механик и снова уставился глазами в пол.
      - Потому что совестно. - Девушка освоилась, стала говорить ясно и спокойно. - А где оно, это горючее? Почему мы не могли вспахать опытное поле? Когда пошли на склад, глянули, а там пустые бочки... Обидно нам за свои труды или нет?.. Обидно! Спросили мы у своего начальника - Кузьмы: "Как же это так все получилось?" А он отвечает: "Не вашего ума дело!"
      - Погоди, Самохвалова, - перебила ее Анна Егоровна, вытянув вперед полную руку. - Кузьма говорит, что его трактор испортился. Вот потому он и пережег горючее.
      - Нам он такого не мог сказать.
      - Может, сейчас объяснишь про это дело, Кузьма? - мягко, как только могла, обратилась к нему Ольга. Ей показалось, будто Люд ее пальцами дрожит стол.
      Тетеркин молчал. Он уронил кепку и сейчас смотрел на нее удивленными глазами.
      Собрание загудело. Никогда еще в Девичьей поляне за все время существования комсомольской организации ни молодые, ни старые комсомольцы не встречались с фактами такого упорного запирательства. Кое-кто даже подумал, будто Тетеркин скрывает всю эту историю с горючим только потому, что куда-нибудь сплавил его, а сейчас боится признаться.
      Невольно напрашивались самые невероятные предположения. Ребята были окончательно расстроены.
      - Довольно тянуть! - крикнул кто-то из глубины класса. - Тетеркин не хочет с нами разговаривать.
      - Ему и сказать нечего.
      - Пора кончать!
      - Что решило бюро?
      Ольга подняла руку. Когда наступила тишина, она спросила:
      - Значит, будем считать, что Тетеркин отказывается отвечать на наши вопросы?
      - Ясно.
      Все еще медлила Ольга, она выжидательно смотрела на Кузьму в надежде, что тот изменит свое поведение. Он скажет...
      Упрямо сжав губы, Тетеркин старался не глядеть на товарищей.
      - Разрешите тогда мне ответить за него.
      Это сказал Бабкин. Он поднялся и, заложив руки за ремень гимнастерки, спокойно наблюдал за Ольгой.
      "Вам?" - чуть было не вырвалось у нее. Но она быстро овладела собой и спокойно проговорила:
      - Слово имеет товарищ Бабкин.
      Тетеркин хотел было что-то вымолвить, но не решился и с грохотом сел за парту.
      - Я не адвокатом здесь выступаю, - начал Тимофей, стараясь говорить возможно убедительнее. - И не собираюсь защищать товарища Тетеркина. Я думаю, что его основная ошибка заключается в том, что он не доверяет своим товарищам. Он готов принять на себя любую вину, получить любое взыскание, лишь бы сохранить в тайне свои опыты...
      В зале послышался шум.
      - Какие опыты?
      - Почему мы не знали?
      - Вот в том-то и дело, - продолжал Бабкин. - Никто об этом не знал, даже члены ОКБ, которые, к слову сказать, тоже не особенно распространялись о своих делах... Потайные двери в теплицу, ночная буровая разведка... Я совсем случайно узнал, что существует эта бригада.
      - Ну и правильно, - пробасил кто-то из угла. - Чего раньше времени мы будем зря болтать!
      - Вот и Тетеркин то же самое думал. Только к тому же он решил работать один, тайно, как изобретатели за границей. Тетеркин не понял, что одному работать гораздо труднее, в тысячу раз труднее, - убежденно сказал Тимофей и, взглянув на Кузьму, слегка замялся. - Я совсем не хотел этого, но...
      Тетеркин смотрел на московского техника злобно, недоверчиво.
      - Но... - повторил Бабкин, - мне пришлось подробно осмотреть конструкцию товарища Тетеркина...
      Механик привстал, точно собирался броситься на москвича, и снова опустился на скамью.
      - Не знаю, что скажут специалисты, - продолжал Бабкин, не заметив движения Кузьмы, - но я, хоть и не считаю себя таковым, думаю, что идея Тетеркина очень и очень стоящая. Представьте себе, ребята, - неожиданно для самого себя, с увлечением начал рассказывать Тимофей: - Кузьма придумал замечательную вещь! По примеру передовиков-стахановцев на заводах, он хочет один работать на трех машинах...
      - Вот то-то и дело, что опять один, - недовольно заметил Буровлев.
      - Нет, - горячо возразил Бабкин. - Такое дело надо поддерживать. Тетеркин работал один, это верно, но мечтал он сделать свои тракторы-автоматы для всех. И не только для вашего колхоза, а для всей нашей страны, для всего нашего хозяйства!
      - Ай да Кузьма!
      - Здорово! Ну и что же получилось?
      Москвич помолчал, посмотрел на Тетеркина, провел рукой по стриженой голове и снова продолжал:
      - Никаких схем я чертить не буду. Думаю, когда нужно будет, сам изобретатель все подробно расскажет. И пусть он на меня не обижается, только для его и нашей общей пользы мне пришлось сегодня выступить.
      Тимофей искоса взглянул на Багрецова. Лицо Вадима сияло, как только что вычищенный никелированный кофейник. Радость бурлила и хлестала через край. "Здорово! Продолжай дальше, Тимка", - казалось, говорили его восторженные глаза.
      Бабкину было приятно от сознания выполненного долга и от того, что сейчас между ними, городскими техниками, и колхозными комсомольцами протянулись крепкие нити. Их теперь уже не разорвать.
      - Так вот, ребята, - говорил далее Тимофей. Он уже вышел из-за стола и с профессорской важностью расхаживал перед партами. - Насколько я понимаю, среди вас есть настоящий изобретатель. Пусть, конечно, он этим не гордится. Я могу и ошибаться, но мне кажется, что автоматическое переключающее устройство Тетеркин придумал очень остроумное. Такого, пожалуй, я и не видел в наших аппаратах, а мне много приходилось возиться с автоматикой.
      Подробно, со знанием дела, Бабкин рассказал о принципе устройства трактора-автомата, о возможностях применения этого изобретения в электротракторах, а также сказал о тех затруднениях, которые сейчас испытывает изобретатель.
      - Не знаю, - говорил Тимофей, - как удастся Тетеркину решить вопрос бокового смещения, но мне кажется, что тут могут быть два пути...
      - Какие? - нетерпеливо спросил Копытин. В зале одобрительно загудели.
      - Сейчас расскажу. - Бабкин поднял руку, как бы призывая этим к вниманию. - Может быть, кто-нибудь из вас подумает над этим. Я считаю, что будь Тетеркин даже знаменитым изобретателем, даже лауреатом, и тогда он не должен отказываться от помощи товарищей.
      Кузьма ничего не мог понять. Этот москвич, который по незнанию искал карбюратор в дизеле, сейчас свободно докладывает собранию о всех тонкостях трактора-автомата. Больше того, даже он - сам изобретатель - не увидел в своей конструкции многих особенностей, замеченных наблюдательным Бабкиным. Механик, как во сне, слушал доклад о своем изобретении... Сам бы он никогда не смог так точно и умело рассказать.
      - Я не хотел ничего чертить, - сказал Тимофей, подходя к доске. - Но если вы меня спрашиваете, то все-таки придется кое-что здесь изобразить.
      Когда он брал у Вадима мел, тот незаметно пожал ему руку и прошептал:
      - Посмотри на Стешу.
      Бабкин недовольно поморщился. "Нашел время приставать! Очень мне нужно смотреть на всяких девчонок! "
      Но он все-таки не удержался и краем глаза взглянул на девушку.
      Стеша прижала кулачки к подбородку и смотрела на Тимофея восторженными, признательными глазами. Сейчас он казался ей настоящим героем, как в пьесах, что ставились у них в драмкружке. Теперь ей верилось, что о" мог бы сыграть даже Платона Кречета, зря она тогда предлагала эту роль Тетеркину и Багрецову.
      Бабкин стоял перед ней мужественный, смелый и... прекрасный. Он даже стал выше ростом... "А как дельно рассказывает, - умилялась Стеша. - Как умно и благородно он выгораживает Кузьму... С каким знанием дела говорит он про всякие автоматы... Слушаешь - и не наслушаешься..."
      - Значит, так, - рассказывал между тем Бабкин, заканчивая чертить схему поворотного автомата Тетеркина. - Счетчик оборотов замыкает цепь вот этого реле... А дальше... - Тимофей потер себе лоб, что-то вспоминая. - Дальше от реле... Товарищ Тетеркин, - вдруг обратился Бабкин к механику, - ток идет в соленоид? Так, кажется?
      Этот вопрос застал изобретателя врасплох.
      - В соленоид, - машинально ответил он, приподнимаясь над партой, как школьник. - Только в правый, а не в левый...
      - Тогда я не понимаю, как же тут произойдет поворот?
      - А чего же тут не понимать? - удивился Тетеркин. - Дело простое. Когда счетчик замкнет реле...
      Бабкин указал мелом на чертеж:
      - Вот это?
      - Нет, тут еще одно должно быть, с выдержкой времени... Да вы не туда показываете, - недовольно заметил обиженный за свою схему изобретатель и, откинув крышку парты, вышел к доске.
      В зале одобрительно зашушукались. Кое-где раздался смех. Но Ольга посмотрела на нарушителей порядка, и все смолкло.
      - Вот я и говорю, - начал Тетеркин, поворачиваясь к Тимофею. - Не здесь должно быть это реле.
      Он взял у техника мел и стал исправлять схему.
      Бабкин бесшумно отошел от доски и сел за стол. Все, что нужно, было им сделано. Наверное, Никифор Карпович только этого от него и хотел. Ему, конечно, обо всем расскажут ребята!
      Часто дыша от пережитого волнения, Тимофей облизывал языком пересохшие губы. Стеша с немым восторгом глядела на него. Она бережно взяла у Ольги стакан, налила воды из графина и, зажмурив глаза, тихо пододвинула его Бабкину.
      - Тут у меня небольшая загвоздка получилась с этим соленоидом, - сказал Тетеркин, но вдруг, заметив, что Бабкина рядом нет, умолк.
      Он повернулся лицом к собранию и, перекладывая мел из одной руки в другую, не знал, что ему делать дальше.
      - Продолжай, Кузьма! - сказала Ольга. - Почему же все-таки не получается поворот? - Она умело выбирала правильный курс.
      - А вот почему...
      И механик начал подробно объяснять все свои неудачи. Ему было жарко, постепенно расстегивал он пуговицы одну за другой на влажной от пота рубашке. Казалось, что этим самым он хочет раскрыть до конца все свои секреты. Вот они, ребята! Видите - душа нараспашку!
      Тимофей уже с места пытался возражать механику, предлагая попробовать другой способ. Тетеркин с искренним азартом доказывал всю несостоятельность бабкинского предложения. Он считал, что этот вариант не учитывает переключения на движение задним ходом, а без него ничего не получится.
      Выступил Иван Буровлев. В своей солидной темной тройке он казался, по меньшей мере, директором завода, где должно осваиваться производство тракторов Тетеркина. Он доказывал, что можно обойтись одним плутом, если поворачивать лемеха. Самохвалова же считала, что поворачивать их нельзя: машина пойдет обратно по пахоте, гусеницы затопчут борозды.
      Ей тоже возражали. Например, Лена Петушкова, красивая тоненькая девушка, с прищуренными, всегда смеющимися глазками. Сергей не любил ее, так же как и Самохвалову, за насмешки. Сейчас, услышав доводы Петушковой в защиту брата, пастушок почти смирился с этой "языкастой красавицей".
      Сергей уже больше не выступал "к порядку ведения", несмотря на то, что комсомольское собрание превратилось в техническое совещание. Он подробно записывал все дельные предложения, которые можно будет потом использовать в работе над усовершенствованием трактора-автомата.
      Радовалась Ольга. Ей все стало ясным. Ничего, что вопрос о Тетеркине направился совсем по другому курсу, не обозначенному на картах. Она уверена, корабль идет правильно. Ничего, что некоторые из девчат, мало понимающие в механике, уже начинают позевывать и посылать председателю собрания записки: "Не пора ли закругляться? Время позднее".
      "Успеется! - решила Ольга. - Для такого дела можно и посидеть лишний часок".
      Теперь Ольга уже не сомневалась в Тетеркине: строптивый изобретатель будет работать вместе с ребятами из ОКБ.
      В порыве спора Кузьма сдернул с плеч мешающий ему пиджак и, не глядя на него, бросил на стул возле доски. Жарко! Тетеркин смущенно покосился на Ольгу и впервые за этот вечер робко улыбнулся.
      И, может быть, в эту минуту Ольга поняла, что за все это она должна благодарить нелюбимого ею московского техника. Вот это настоящая помощь! "Не забудь пригласить Бабкина", - вспомнила она о встрече с Никифором Карповичем. Он все предвидел!
      "А здорово этот маленький техник заставил Тетеркина вылезти к доске", думала Ольга, изредка поглядывая, как Бабкин, по-детски наморщив лоб, трудился над схемой. Она в этот момент готова была простить все его прегрешения. И любопытство, и некоторую болтливость, и главное, если так можно сказать, его "легкомысленное сердце".
      "Таковы люди, - умиротворенно вздохнула Ольга. - У каждого есть свои недостатки".
      Бабкин получил амнистию.
      Шульгина взглянула на часы. "Ого, пожалуй, уже пора кончать техническую дискуссию. Ишь, разошлись, готовы всю ночь проспорить".
      - Ну, ведь понятно, понятно же, - доказывал Тетеркин, с ожесточением стуча мелом по доске. - Сбоку нельзя закреплять плуг.
      - А если с двух сторон? - подсказал Копытин, щуря близорукие глаза. Ширина захвата будет больше.
      - Нельзя, - горячился механик, - посредине прогал, но не в этом дело... Чего зря говорить, идемте, я вам покажу...
      Он было ринулся от доски, но вдруг - остановился и, покраснев, взглянул на Ольгу.
      Тут только он вспомнил, что еще не все кончено. Не для технических споров он пришел сюда", на собрание. Если москвич похвалил его машину, то это не значит, что комсомольцы уже позабыли о вине ее изобретателя.
      Ольга поняла причину смущения механика и сразу же пришла ему на помощь:
      - Правильно, товарищ Тетеркин, мы так не договоримся. Пусть все на месте посмотрят машину. Я уверена, что возникнут новые вопросы... А вы пока садитесь. Будем продолжать собрание.
      - Можно мне сказать?
      - Говори, Копытин. Только теперь уже по существу вопроса. Довольно о переключателях.
      Чуть сутулясь, Копытин протиснулся между партами.
      - У меня такое мнение, - начал он, поворачиваясь к классу: - Тетеркин подходящую машину придумал. Может, и есть где-нибудь в Москве такой трактор, не знаю... Но мы своего изобретателя должны абсолютно поддержать. Надо его предложение послать в какой-нибудь институт, пусть там скажут - настоящее это дело или нет... А пока... - Копытин помедлил и виновато посмотрел на ребят. Это я так думаю, - предупредил он. - Тетеркин должен дальше работать. Мы ему абсолютно поможем и попросим товарища Бабкина тоже заняться этим делом...
      - Обязательно!
      - Только плетни не ломать, - заметил кто-то со смехом.
      - Шульгина, дай мне слово! - крикнул Буровлев и, не дожидаясь, пока сядет на место Копытин, грузно затопал, пробираясь к столу.
      - Все это правильно. И машина нужная, и помогать мы будем, и, если потребуется, найдем в городе самого знающего профессора. Пускай он по научному разберет, чего Кузьма к трактору приспособил. Но почему никто не спросит у механика, как он думает насчет горючего? - продолжал он. - Опыты - это, конечно, хорошо, а вот из-за них наш комсомольский участок остался невспаханным.
      - Отдам целую бочку, - хмуро проговорил Кузьма.
      - Что? Разве не все сжег? - спросил Буровлев. - Припрятал?
      - Чего припрятал? - обиделся механик. - В город поеду, там обещали продать... за свои деньги.
      - Очень нам твои деньги нужны, - рассердилась Анна Егоровна. Она вышла к столу и резким движением спустив на плечи платок, заговорила:
      - Видать, Кузьма, ты ничего не понял. Неужели тебе невдомек, что ребята за тебя стараются? Образумить хотят, по настоящему пути направить... Ты же не коляску с музыкой смастерил, чтоб по деревне кататься... За большое дело взялся, так и понимай о нем, как полагается... Тебе что здесь комсомольцы говорили? Поддержим, мол, машина твоя может потребоваться государству. Так или нет?
      Анна Егоровна повернулась к пристыженному Тетеркину и ждала ответа. Кузьма смущенно молчал, смотря, как в зеркало, на полированную поверхность парты. На черном лаке смутно белело его лицо.
      - Может, и не выйдет у тебя ничего, - продолжала Анна Егоровна, - но думается мне, что комсомольцы правильно говорят. Москвичи тоже, - кивнула она в сторону Бабкина. - А коли так, обойдемся и без твоих денег. На хорошие дела нам колхозникам, да и МТС, конечно, денег не жалко. Если нужно, не одну бочку горючего достанем, а десять!