100 великих - 100 великих отечественных кинофильмов

В последнем кадре Машенька целует Алёшу на фронтовой дороге. К. Симонов написал в год выхода картины, в 1942-м: «Алексей и Машенька встретились. Она его поцеловала, он сказал, что любит её. Вот ушла машина с ним, вот Машенька стоит и провожает его взглядом. Кажется, картина кончилась, у нас перед глазами её счастливый конец, и вдруг мимо Машеньки во весь опор проносятся какие-то скачущие всадники, и у тебя возникает на секунду острое, щемящее чувство, что война ещё не окончилась, что героям предстоят ещё испытания, что все ещё впереди, что за счастье ещё придётся бороться. Когда смотришь этот кадр, то встаёт в душе особенно отчётливое ощущение настоящей режиссёрской работы. Грустное и счастливое лицо Машеньки не существует здесь без этих летящих всадников, в то время как эти летящие всадники не существуют без этого грустного и счастливого лица».

Картина не просто имела успех. Это была победа сторонников камерного изображения жизни в кино. «Машенька» оказалась не только современной, но и своевременной картиной. Она отвечала настроениям людей, разлучённых войной, мечтавших о встречах с близкими. «Машенька» явилась доказательством, что и камерность может быть гражданственной. А тут ещё и Сталинская премия — событие в те годы чрезвычайное.

Много добрых слов заслужила Валентина Караваева. Евгений Габрилович писал: «Она не играла Машеньку, а просто дышала её дыханием. Это была не отлично сыгранная Машенька, а просто — она».

…Вскоре по окончании «Машеньки» Караваева попала в автомобильную катастрофу. На лице появился шрам. Актрису перестали снимать.

Пройдут годы, а «Машенька» по-прежнему будет волновать зрителей своей удивительной чистотой и необыкновенным лиризмом.

«МЕЧТА»

«Мосфильм», 1943 г. Сценарий Е. Габриловича и М. Ромма. Режиссёр М. Ромм. Оператор Б. Волчек. Художник В. Каплуновский. Композитор Г. Варс. В ролях: Е. Кузьмина, Ф. Раневская, А. Кисляков, А. Войцик, М. Астангов, М. Болдуман, Р. Плятт, В. Соловьёв. В. Щеглов. П. Орлов.

«Мечта» — одна из любимых картин режиссёра Михаила Ильича Ромма. Снималась она перед самой войной. Осенью 1939 года в составе фронтовой киногруппы Ромм был послан в Западную Белоруссию, только что освобождённую советскими войсками от власти панской Польши. За два месяца режиссёр проехал от Бреста и Гродно до Белостока и Вильно. «Это было путешествие не столько в пространстве, сколько во времени. Я увидел людей с иным отношением к жизни, иными целями, иной психологией», — писал Михаил Ильич.

В Белостоке Ромм повстречал корреспондента «Известий» Евгения Габриловича. Они знакомы были и раньше, ещё с начала 1930-х годов, но именно с этой встречи в Белостоке завязалось творческое содружество между ними. Габрилович был автором книг новелл и двух сценариев — «Последняя ночь» и «Машенька».

Материал «Мечты» авторы взяли из самой жизни. Ромм вспоминал: «В первом же городишке, куда я попал, я увидел интеллигентного человека в очках, в потрёпанном белом плаще — тогда такие плащи были модны, — в сомнительно белоснежном воротничке и шляпе (у нас тогда мало кто носил шляпы — ходили в кепках). Этот человек продавал с лотка яблоки. Он так не был похож в своих очках и шляпе на лоточника, что я спросил, кто он. Продавец на ломаном русском языке ответил, что по образованию он врач, а по профессии детский врач, но что работы нет. Я купил у продавца яблок…»

Человек в очках и белом плаще, торгующий яблоками, в фильме стал инженером, но яблоки остались, так же как и название «Мечта», взятое с однажды увиденной вывески тесных и пыльных меблирашек.

Вернувшись в Москву, Ромм и Габрилович через месяц-другой сели за сценарий. На Михаила Ильича легла двойная нагрузка: министр назначил его своим заместителем по художественной кинематографии.

Евгений Габрилович вспоминал, что задача, поставленная ему и Ромму партийной установкой, формулировалась так: «Воссоединение западных белорусов с восточными братьями. Судьба белорусского крестьянства в панской Польше и чиновничий гнёт на фоне обнищания трудовых масс».

Руководствуясь этой аннотацией, сценаристы поначалу стали писать о польском помещике, аграрных волнениях и разорённой крестьянской семье. Даже думали показать в одной линии сюжета «тяжбу крестьянина с землевладельцем, обнажив этим механику действий классового суда и власти шляхтского государства».

Но потом появилась «Мечта». Ромм рассказывал: «В своих воспоминаниях он (Габрилович) пишет, что видел эти маленькие гостиничные номера, хозяев и жильцов, которые потом появились в „Мечте“. Я тоже видел их, и они произвели на меня сильное впечатление. Только назывались они не „Мечта“, а „Комнаты с пансионом“. Внизу находилась лавка, вверху огромная комната с длинным столом, за которым всегда сидело пять-шесть человек».

Перед зрителями возникал один из маленьких городов Западной Украины за десять лет до присоединения её к Советскому Союзу. В основе сюжета фильма — рассказ о судьбе простой неграмотной девушки Ганки, пришедшей, подобно тысячам других живых и литературных героев и героинь, из деревни в город в поисках счастья. Мечты Ганки были убогими и робкими мечтами крестьянки — скопить денег, чтобы купить отцу корову и выйти замуж. Ганке повезло — она устраивается в пансион под названием «Мечта».

У каждого из персонажей своя сломанная судьба, которая прослеживается довольно подробно, своя манера поведения, свой характер, свой образ мышления. Хозяйка пансиона и лавочки старая Роза Скороход (Ф. Раневская), её сын инженер Лазарь (А. Кисляков), вечная невеста (А. Войцик), бывший художник Домбек (М. Болдуман), извозчик Янек (Р. Плятт), старый ткач Стефан (П. Орлов).

В фильме участвует великолепный актёрский ансамбль. Ромм говорил: «Снимать фильмы с такими актёрами — наслаждение. Люди разных судеб, разных школ, они сумели объединиться в поразительно талантливый общий рисунок, подчиняя все генеральному замыслу».

Фаина Раневская создала сложный трагический образ мадам Скороход. На первый взгляд хозяйка меблирашек — отвратительная мешанка, не желающая знать ничего, кроме своих злотых, женщина наглая и циничная. Но, присмотревшись, мы видим в ней черты душевной теплоты, человечности. Она сознаёт, что жизнь её прошла зря, что мечта её видеть сына прославленным и обеспеченным человеком несбыточна.

В то время Раневская была довольно худощава, гибка и стремительна. Розу она видела массивной, отяжелевшей, со слоновьими ногами, едва носящими её по этой земле. Раневская нашла выход из положения: обмотала ноги от ступнёй до колен бинтами, стянула их жгутом.

Роль давалась трудно. Однажды Раневская заявила Ромму что монолог в тюрьме написан так, что его нельзя сыграть… Ромм возражал, потом начал сердиться, но, сдерживая себя, спросил: «Вы хотите, чтоб я весь монолог переписал? Сделал текст для начального класса театрального училища? Пожалуйста… Я могу…»

Раневская настаивала, что сцену сыграть невозможно. И вдруг Ромм у неё на глазах превратился в жалкую старческую фигуру и проиграл весь монолог Розы Скороход из «Мечты». С начала до конца, и сыграл его великолепно. Раневская вдруг заплакала: «Дорогой Михаил Ильич! Как вы так смогли… Но я-то так не смогу… Вы же великий артист…»

Ромм засмеялся: «Это у меня, Фаиночка, от злости…»

Раневская покачала головой: «Я не уверена, смогу ли я так сыграть, даже если очень разозлюсь! Но я теперь хоть понимаю, как это надо».

Так родился монолог Раневской в фильме «Мечта». Она сыграла его по рисунку Ромма, но добавила много своего. Во всех странах, где шла эта картина, Фаину Георгиевну называли великой актрисой.

В «Мечте» нет второстепенных персонажей. Каждый герой — это точно написанный и сыгранный индивидуальный характер, но за каждым встаёт их судьба, прочитывается их грустная история жизни.

Ада Войцик с необыкновенной человеческой теплотой сыграла трудную роль Панны Ванды — несчастной, затравленной, никому не нужной вечной невесты, дающей объявления в «Брачную газету». А ведь в её душе всегда жила мечта о большой и настоящей любви, надежда на счастье.

Извозчик Янек, наивный и восторженный, решён едва ли не силуэтно, что подчёркнуто острым профилем Ростислава Плятта и повторяющейся фразой: «Конь у меня красивый, фаэтон в порядке, а седоков нет…»

Пан Лазарь (А. Кисляков) — человек, который утрачивает остатки иллюзий, опускается — полностью опустошён. Но ведь он талантливый инженер, он мечтал строить заводы и города, двигать человечество вперёд!

Михаил Астангов создал убедительный образ «коммерсанта» пана Комаровского, обнищавшего, но все ещё надменного пана, безуспешно пытающегося устроиться в жизни.

Сочетание смешного и драматического, иронии и лиризма, трагических нот и элементов гротеска рождает особую интонацию картины — правдивую и щемяще горькую.

Неудачливый художник, а ныне интеллигентный слесарь-лудильщик, умный и едкий, злой и добрый Домбек — единственный, кто не питает надежд; роль свидетеля при крахе чужих иллюзий доставляет ему удовольствие. Тщательно подобранный грим — хрящеватый нос с горбинкой и пышные усы — вносит дополнительные штрихи в меткий рисунок образа, выполненный М. Болдуманом.

Роль прислуги Ганки — одна из лучших экранных работ Елены Кузьминой, супруги Ромма. Она давно не снималась, работа над «Пиковой дамой» была прервана, маленькая ролька украинской дивчины в фильме «Всадники» не могла, конечно, удовлетворить жажды актёрского творчества. И вот наконец большая роль, тщательно выписанная, но вся из чужой, незнакомой жизни. Как понять, а главное, как сыграть её?

«Я думала о ней всё время, — пишет Кузьмина в своей книге воспоминаний. — Я придумывала её. Я видела её внешность. Как она одета. Как причёсана. Видела, как она ходит. А главное, точно придумала, какой она человек. К началу съёмок я была готова работе. И вдруг все мои задумки и мечтания были разбиты. Разбиты самой жизнью.

Наша съёмочная группа отправилась в экспедицию в Западную Украину, в город Львов, снимать натуру… Мир, о котором мы читали и могли только предполагать, какой он.

Оказалась, что Ганка вовсе не выдуманная девушка. Таких было много. Они приходили из нищих деревень в город на заработки. Я услышала, как складывается их жизнь, я видела, какие они, как они живут, чем дышат. И пришлось выдуманную мною Ганку отбросить. Забыть о своей, я бы сказала, романтической девушке. Их жизнь оказалась гораздо страшнее. Передо мной были Ганки, наполненные плотью и кровью. Не надо было только быть слепой. Мы видели их, бродящих по вечерним улицам. Очень бедно, но крикливо одетых. С молодыми лицами, как будто уже тронутыми тленом. С потухшими, но часто при этом нахально-вызывающими глазами».

Кузьмина создала живой, достоверный образ простой деревенской девушки. Из забитой девчонки она превращается в нового человека. И, уйдя из панской Польши пешком, по шпалам, она возвращается вместе с Советской армией — освободительницей, принёсшей в эти края новую жизнь.

«Мечта» в основном снималась в павильонах. Львовские кадры по метражу заняли в картине скромное место.

По сюжету, характерам, по системе взаимоотношений героев можно сказать, что эта картина сделана в стиле итальянского неореализма, которого в 1939 году ещё не было в природе. Позже Ромм сожалел, что перенёс часть натуры в павильон, что придало изображению некоторую искусственность. Декорации талантливого художника В. Каплуновского для своего времени были необыкновенно интересны, но стиль этих декораций условен, в нём явно чувствуются элементы сложного изыска. На работе первоклассного оператора Б. Волчека тоже лежит печать усложнённости в избранной им системе освещения. В «Мечте» он хотел достичь особой экспрессивности изображения. В то время Ромм и его помощники сознательно проводили через все стороны режиссерско-изобразительного замысла это стилевое решение.

Режиссёрский замысел приобрёл конкретные очертания. Ирония и сострадание вылились в редчайший жанровый образец в киноискусстве того периода. Об этом написал С. Юткевич в газете «Литература и искусство» в статье, посвящённой фильму: «…может быть, впервые удалось нащупать зерно „трагикомедии“».

Кинематографическая судьба «Мечты» сложилась не совсем удачно. Фильм был завершён в день начала войны. Ромм писал: «21-го на воскресенье 22-го июня 1941 года. Мы закончили перезапись в восемь часов утра. Был ясный солнечный день. Мы поздравили друг друга с окончанием работы, а через три часа я узнал о нападении фашистской Германии на Советский Союз».

В день общественного просмотра, когда решается гражданская судьба фильма, раздалась первая воздушная тревога.

«Мечта» не смогла сразу выйти на экран. В финальных кадрах появлялась Красная армия, освобождавшая западные земли Украины и Белоруссии из-под власти панской Польши, тогда как в действительности эти земли были уже оккупированы немцами. Только после того как советские войска вышли к западным границам и пошли дальше, картину скромно выпустили на экраны. Появилось всего две рецензии на «Мечту» — Сергея Юткевича и Татьяны Тэсс. Но картина продолжала жить. Она выходила на экраны несколько раз, жизнь её оказалась долгой, и постепенно её узнали зрители.

«ДВА БОЙЦА»

Ташкентская киностудия, 1943 г. Сценарий Е. Габриловича. Режиссёр Л. Луков. Оператор А. Гинзбург. Художник В. Каплуновский. Композитор Н. Богословский. В ролях: М. Бернес, Б. Андреев, В. Шершнева, Я. Жеймо, М. Штраух, Л. Масоха.

В 1941 году известный писатель Лев Славин опубликовал повесть «Мои земляки». Пулемётчики Саша Свинцов и Аркадий Дзюбин — герои этой повести, высмотренные писателем на Ленинградском фронте, а в чём-то, наверное, и придуманные.

Славин создал запоминающиеся характеры. И очень привлекательные — храбростью, верностью, прямодушием, чистотой бескорыстной мужской дружбы.

Режиссёр Леонид Луков, прочитав повесть, решил, что она может стать основой интересного, а главное — нужного фильма. Луков настоял, чтобы сценарий поручили Евгению Габриловичу, опытному кинодраматургу, а в то время и военному корреспонденту.

«Сценарий картины „Два бойца“ по повести Л. Славина я писал в Москве в начале 1942 года, — вспоминал Габрилович. — Писал в пустой квартире (семья была эвакуирована в Ташкент). Была со мной только собака по кличке Ингул, чепрачного цвета, мужского пола. Я торопился вовсю: близился срок моего отъезда на фронт, надо было успеть отправить сценарий в Ташкент на студию. Писал и не перечитывал. И первый, кому я его прочитал в ту московскую военную пору, был мой Ингул. (…) Наверно, я начал бы писать все сначала, если бы у меня оставалась хоть капелька времени. Но утром надо было уезжать…»

В начале 1942 года Луков получил долгожданную бандероль, в конверте находился сценарий под названием «Два бойца» и адресованная режиссёру краткая записка: «Знаю, что плохо, простите…» Взыскательному к своей работе Габриловичу казалось, что сценарий написан им слишком конспективно, но на самом деле сценарий получился отличным! И прав был Бернес, когда говорил о завершённой драматургической форме. Характеры героев были выписаны прекрасно.

Луков тут же взялся за постановку. «Главная сила на войне — это люди, — писал он в 1943 году. — И цель моя… была показать эту главную силу войны — простых советских людей, не совершивших, на первый взгляд, никаких выдающихся подвигов, но чья повседневная жизнь и борьба сами по себе подвиг… И поэтому в картине „Два бойца“ главное — не сюжет и не внешние обстоятельства, а люди на войне. Здесь важно все: как они дерутся, как тоскуют по дому, как любят чудесную женщину, как мечтают о будущем… Хотелось в вое мин и взрывах снарядов услышать стук простого человеческого сердца, подслушать солдатские думы, хотелось говорить с экрана языком простых людей, петь их песни, показать то высокое и честное чувство советского патриота, которое ведёт нас к бессмертной победе над врагом».

Когда сценарий запустили в производство, Борис Андреев был сразу же приглашён и утверждён на роль Саши Свинцова.

На роль же одессита Аркадия Дзюбина претендовали сразу два сверхпопулярных актёра советского кино: Пётр Алейников и Николай Крючков. Но режиссёр побоялся, что фильм будет восприниматься зрителями как продолжение «Трактористов» и Алейникову с Крючковым отказал.

Не зная, на ком остановить свой выбор, режиссёр устроил конкурс претендентов, коих насчитывалось около двадцати.

Бернес получил пробу, как он сам рассказывал — вымолил её у режиссёра. А затем, к удивлению работников киностудии, благодаря настойчивым требованиям Лукова был утверждён на роль. Вряд ли обнадёживали Лукова результаты проб, скорее убеждала в правильности выбора творческая страсть Бернеса.

Действие фильма начинается на Ленинградском фронте, где отважно воевали два пулемётчика — корабельный сварщик из Одессы, остряк и непоседа Аркадий Дзюбин (М. Бернес) и уральский кузнец, огромный, сильный, малоразговорчивый Свинцов — «Саша с Уралмаша» (Б. Андреев). Совершенно разных по характеру бойцов связывала крепкая солдатская дружба. Под большим секретом Саша рассказал другу, что в Ленинграде есть у него любимая девушка Тася (В. Шершнева), и вскоре познакомил Аркадия со своей возлюбленной.

Но Дзюбин не сдержал слова, рассказал во всеуслышание всю историю Сашиной любви, к тому же в шутку нелестно отозвался о девушке, мол, «так себе», «ничего особенного», и этим окончательно обидел Свинцова. Они поссорились.

Саша ушёл в другой пулемётный расчёт. Аркадий грустил и пел бойцам про «Костю-моряка» и «Тёмную ночь».

Когда Свинцова тяжело ранило и он попал о госпиталь, Аркадий пытается помириться, посылает от его имени тёплые письма Тасе. Поправившийся от ран Свинцов, случайно встретив в городе Тасю, узнает о благородстве Аркадия. Вернувшись на фронт, в жарком бою, рискуя жизнью, он спасает от гибели своего верного друга…

Узбекские кинематографисты с энтузиазмом восприняли решение Госкино о включении фильма «Два бойца» в производственный план Ташкентской студии. Правда, были и скептики, считавшие, что в условиях Узбекистана невозможно воссоздать суровую атмосферу блокадного Ленинграда. Но режиссёра окружали единомышленники: главный оператор Александр Гинзбург — крупный мастер кинопортрета и световых эффектов; способный и трудолюбивый оператор Пулат Расулаев и опытный художник Владимир Каплуновский.

Они проявили чудеса изобретательности, чтобы воспроизвести на территории «загримированного» ташкентского парка эпизоды ленинградской обороны, осуществить комбинированные съёмки с декорационными дорисовками улиц и набережных Ленинграда. В массовке снимались курсанты Ташкентского пехотного училища.

Войти в образ — это задача актёра. Марк Бернес постоянно ходил в военной форме, но никак не мог почувствовать себя солдатом Дзюбиным. Месяца через полтора после начала съёмок на студии стали поговаривать: картину надо спасать, надо заменить актёра. Луков же не спешил с выводами.

То, что ему нужно было для его героя, Бернес искал в общении с фронтовиками. Приятелю-документалисту, вернувшемуся в Москву с фронта, писал письма, выспрашивая: правда ли, что солдатам велят пришивать к гимнастёркам белые воротнички? В Ташкенте на этом настаивают…

В мыслях Аркадия Дзюбина постоянно живёт Одесса. Но прямой выход это находит в единственной фразе, которую Бернес произносит без нажима, сдержанно и просто: «Одессу не трожь, там сейчас горе и кровь». Бернес же никогда не слышал колоритную речь одессита.

Узнав, что есть в Ташкенте госпиталь, где лежат раненые из Севастополя и Одессы, он отправился туда. В одной из палат увидел спящего моряка. Подошёл вплотную рассмотреть спящего, а тот проснулся и воскликнул: «Так это же ж мой артист, шёб я так жил! Приветствую вас, золотце моё!» Бернес стал наведываться к моряку, подолгу разговаривал с ним: усваивал жаргон.

Внешность своему герою Бернес нашёл в парикмахерской. Как говорится, помог случай. Шёл со студии, удручённый: роль не давалась ему. Почти машинально забрёл в парикмахерскую. Молоденькая неопытная парикмахерша подстригла его «под бокс»: коротенькие виски, голый затылок, небрежная чёлочка.

Бернес говорил об этом как про «счастливую находку»: «Стрижка закончилась, я взглянул в зеркало и… увидел Дзюбина, который всё-таки эти дни жил во мне, но носил чужую причёску, чужое лицо а сейчас, словно освободившись от грима, стал самим собой… Дома жена встретила меня испуганным возгласом: „Боже, что с тобой сделали?“ Вскрикнул и Луков, увидев меня на съёмке: „Наконец-то нашёл! Нашёл!..“»

Режиссёр оказался прав: случайность облегчила мучительный процесс вживания в роль. Аркадий Дзюбин ожил. И жить он будет вечно — на радость друзьям, назло врагам. «Эти жабы, — скажет он о фашистах, — не дождутся, шёб Аркадий Дзюбин умер».

В повести Славина герой пел под мандолину: «Надену шляпу я, взбегу по трапу я, махну в Анапу я — там жизнь легка…», а также знаменитую «Раскинулось море широко» и песню благородного вора: «…и слезы катятся, братишечка, в тумане по исхудалому моему лицу…» Но был у Аркадия свой коронный номер — песня о портовых грузчиках, из которых он сам происходил: «Грубое лицо у меня впереди, грубая спина у меня позади и нежное сердце в груди…»

По сценарию Дзюбин не пел. Знаменитая «Тёмная ночь» вошла в фильм совершенно случайно. То, как родилась эта песня, иначе как чудом назвать нельзя.

Композитор Н. Богословский вспоминает:

«В фильме никакие песни поначалу не планировались, должна была звучать только оркестровая музыка. Но как-то поздно вечером пришёл ко мне режиссёр картины Леонид Луков и сказал: „Понимаешь, никак у меня не получается сцена в землянке без песни“. И так поразительно поставил, точно, по-актерски сыграл эту несуществующую ещё песню, что произошло чудо. Я сел к роялю и сыграл без единой остановки всю мелодию „Тёмной ночи“. Это со мной было первый (и, очевидно, последний) раз в жизни… Поэт В. Агатов, приехавший мгновенно по просьбе Лукова, здесь же, очень быстро, почти без помарок написал стихи на уже готовую музыку.

Дальнейшее происходило как во сне. Разбудили Бернеса, отсыпавшегося после бесчисленных съёмочных смен, уже глубокой ночью (!) раздобыли гитариста, поехали на студию и, в нарушение правил, взломав замок в звуковом павильоне, записали песню. И Бернес, обычно долго и мучительно «впевавшийся», спел её так, как будто знал много лет. А наутро уже снимался в эпизоде «Землянка» под эту фонограмму.

И «Шаланды» тоже придумал Луков. Я долго доказывал ему, что не стоит использовать в фильме чисто одесский колорит: неприятностей потом не оберёшься. Напоминал о жёсткой критике Утесова, исполнявшего песенки своего родного города, ссылался на незнание этого фольклора, предлагал другие интонационные решения песни. Луков был неумолим.

В помощь мне студия дала объявление: «Граждан, знающих одесские песни, просьба явиться на студию в такой-то день к такому-то часу». Что тут началось!.. Толпой повалили одесситы, патриоты своего города, от седовласых профессоров до людей, вызывающих удивление — почему они до сих пор на свободе? И все наперебой, взахлёб напевали всевозможные одесские мотивы. Потом я, используя городские интонации и обороты этих бесхитростных мелодий, написал свои «Шаланды», за которые, как я и предполагал, хлебнул впоследствии немало горя. Ругавшие меня критики никак не могли понять, что этот персонаж должен был петь именно такую песню, так как салонные романсы или классические арии ему противопоказаны. А Луков, возможно, и предполагая, что «Шаланды» вызовут такую реакцию, всё же на исполнении песни в фильме настоял. Он понимал, что она придаст одесситу Аркадию Дзюбину достоверную музыкальную характеристику. И на всех обсуждениях и просмотрах горячо защищал свою позицию».

Бернес не поёт «Тёмную ночь» — скорее напевает. Как будто это его личное послание с фронта. В этом послании выверена каждая нота и каждая интонация.

Когда старый фильм реставрировали и кому-то пришло в голову под голос Бернеса подложить как музыкальное эхо мелодичное звучание женских голосов, ошибка была очевидна. Но её не заметили и не исправили. Этот фрагмент из «Двух бойцов» не раз был использован на телевидении.

В фильме есть и третья, патетическая песня, но её не запомнили. Она звучала в эпизоде боя. Яростно отстреливаются от наступающих фашистов пулемётчики Дзюбин и Окулита (Л. Масоха). Силы неравны, бойцы окружены врагами. Дзюбин начинает: «Споём, товарищ боевой, о славе Ленинграда. Слова о доблести его на целый мир гремят…» — и вот уже поют оба. Поют «Песню о Ленинграде». Но публика на сей раз лишила героев поддержки — не подхватила песню, хотя актёры петь умеют с душой. Бернес в этой сцене играет с открытой страстностью, присущей его герою.

Съёмки завершили в предельно короткий срок, в процессе монтажа окончательно выстроилась чёткая и строгая композиция «Двух бойцов». Луков тактично ввёл в ткань фильма хронику. Между документальными и игровыми кадрами нет грубых «швов», монтаж бережный. На опустевшем Невском неподвижно стоят трамваи: ужасы блокадной зимы ещё впереди. Сегодня эта хроника узнаваема. А в Ташкенте драгоценную плёнку, присланную из Ленинграда, держали в руках и просматривали с большим волнением.

Осенью 1943 года фильм «Два бойца» вышел на экраны и был тепло встречен зрителями. На фронте повсюду пели песни «Тёмная ночь» и «Шаланды» — в машинах, в блиндажах, в санбатах и на аэродромах.

В печати появились отзывы на фильм известных деятелей искусства, коллег-режиссёров. Пудовкин по справедливости отнёс фильм к числу картин поэтического склада. Он называл два обстоятельства, составляющие, по его выражению, «прекраснейшие удачи картины». Первое: сюжет фильма чрезвычайно прост. Массовой зрительской аудитории во всех деталях и поворотах доступна история глубокой и преданной дружбы двух бойцов. Второе: этот сюжет «осуществлён силами прекрасных актёров».

Евгений Габрилович впервые посмотрел «Двух бойцов» в Харькове. Его особо потрясла игра Андреева, тем более что роль Саши Свинцова, парня-уральца, написана была бегло, в спешке:

«Я принял Андреева сердцем, как только увидел, принял и эту неповоротливость жеста, и крепкость, и кротость улыбки, и эту массивность ног, не торопясь двигающихся по земле. Это был образ, точно и резко очерченный, без игровых завитушек, без актёрских безделиц и баловства, рождённый актёром сильным, предельно русским.

Роль одессита Аркадия, боевого друга Свинцова, выписана получше. Но есть в ней опасность эстрадной чувствительности, опасность излишеств по части южной манеры жеста и разговора. Бернеса, игравшего эту роль, я знал больше, чем Андреева, но знал его ближе как актёра с гитарой. Однако и он обернулся в картине неожиданной стороной. Я увидел эстрадность, услышал одесский говор, но тут же рядом, как бы в одной линии, в одном бегущем потоке, видел другое — обширное и значительное, человеческое и солдатское, что (опять же без танков и взрывов) говорило о силе народа и верной победе».

После выхода на экран фильма «Два бойца» остроты Дзюбина повторяли все. Многие молодые солдаты подражали его манере. Зрители ценили в герое фильма жизненную стойкость, смеялись его шуткам и розыгрышам.

Борис Андреев и Марк Бернес были награждены боевыми орденами Красной Звезды — как участники работы над фильмом, как участники Великой Отечественной войны. Их герои шли с бойцами рука об руку по фронтовым дорогам.

Одесситы присвоили Бернесу звание «Почётный житель города». И когда он говорил, что никогда не жил в Одессе, обижались. «Вот так и бывает, — корил его собеседник-одессит, — когда человек выходит в люди, он уже стесняется родного гнезда. Между прочим, Одесса не такой плохой город, чтоб его стесняться».

Любопытно, что при переиздании своей повести Лев Славин изменил название повести — дал то же, что и у фильма: «Два бойца».

«РАДУГА»

Киевская киностудия, 1944 г. Сценарий В. Василевской. Режиссёр М. Донской. Оператор Б. Монастырский. Художник В. Шмелёва. Композитор Л. Шварц. В ролях: Н. Ужвий, Н. Алисова, Е. Тяпкина, В. Иванова, А. Дунайский, А. Лисянская, Г. Клеринг, В. Гобур, Н. Братерский.

«Радуга» — отклик кинематографа на события, ещё не успевшие стать историей. В фильме, как и в одноимённой повести фронтового корреспондента Ванды Василевской, написанной в первые месяцы войны, ощущается потрясенность народным горем. В одной из газет Василевская прочитала короткую заметку о героической и мученической смерти колхозницы-партизанки Александры Дрейман… Колхозница-партизанка, рассказы женщин о всём том, что им пришлось пережить, и радуга, предвещавшая победу. Так рождалась повесть, воспламенявшая ненависть к врагу.

А потом на экран вышел фильм Марка Донского. Режиссёр подошёл к партизанской теме иначе, чем его предшественники. Глубже и одновременно острее. Донской говорил, что очень много дали ему беседы с людьми, которые были на оккупированной территории.

В первых кадрах «Радуги» показано заснеженное украинское село, захваченное фашистскими оккупантами. Безлюдно. Только у вражеской комендатуры стоит часовой. А дальше — глухие избы. За околицей села качаются на виселице тела убитых советских солдат и партизан. Устрашающие надписи и угрозы на дощечках: «Такая же смерть ждёт партизан и ослушников».

Героиня «Радуги» партизанка Олена Костюк (Н. Ужвий) — простая крестьянка. Она возвращается в свою деревню, чтобы в родной хате родить ребёнка. Фашисты не брезгуют никакими средствами, чтобы добыть сведения о партизанах. Комендант Вернер (Г. Клеринг), издеваясь, допрашивает Олену Костюк, убивает её новорождённого младенца. С одной стороны, несгибаемая сила духа простой украинки, с другой — дикость, жестокость садиста. Столкновение двух этих крайностей и составляет драматургию фильма. Женщина идёт на смерть, убеждённая в том, что выбранная ею дорога — единственно верная.

«Для меня работа в „Радуге“ началась с телефонного звонка, — говорила народная артистка СССР Наталья Ужвий.