Святая дорога

      Всего на Красной площади и вокруг нее в ХVII веке было около 120 специализированных торговых рядов; конечно, не все они попадают в перечисления иностранных путешественников. Но обязательно упоминаются, вероятно, не виданные ими на других базарах ряды с книгами и иконами.
      "Для продажи книг есть особый ряд, для икон - особый", - читаем в "Путешествии антиохийского патриарха Макария в Россию в 1655-1656 годах, описанном архидиаконом Павлом Алеппским". "Один ряд, протянувшийся на добрую милю, занят живописцами, торгующими образами", - сообщает Эрколе Зани (вторая половина XVII века). "Тут же, невдалеке от Кремля, - указывает Олеарий, - в улице направо, находится их Иконный рынок, где продаются исключительно писаные изображения старинных святых. Называют они торговлю иконами не куплею и продажею, а "меною на деньги", при этом долго не торгуются".
      Первоначально иконный ряд находился по левой стороне Никольской, между Казанским собором и Николой Старым, но царь Федор Иоаннович, найдя, что на бойком, проезжем месте торговать иконами непристойно, распорядился перевести его в более тихое место. В 1681 году он издал указ: "Иконному ряду впредь в том месте не быть, а вместо того ряду тем торговым людям для промену святых икон построить деревянные лавки на Печатном дворе, подле каменной ограды, чтобы промен святых икон и иконные ряды были в сокровенном месте". Но, возможно, иконные лавки у Печатного двора, находившиеся дальше от Красной площади, приблизительно на середине Никольской, были и раньше, до указа: на так называемом Сигизмундовом плане Москвы 1610 года на этом месте обозначены "лавки художников". В то же самое время некоторые торговцы иконами оставались на прежнем месте. Современная иконно-книжная палатка Казанского собора торгует нынче там же, где в ХVI-ХVII веках был первоначальный иконный ряд.
      Отмеченный Олеарием обычай не продавать иконы, а "менять на деньги" держался до самой революции. В воспоминаниях московского купца И.А.Слонова "Из жизни торговой Москвы", описывающих Москву конца XIX - начала XX века, рассказывается и об иконных лавках на Никольской.
      "Очень типичен был иконный ряд. Одну половину его занимали иконные лавки, а другую - бабы, торговавшие в маленьких шкафчиках ручными кружевами.
      В иконных лавках иконы не продавались, а "выменивались". Это делалось таким образом. Покупатель, входя в лавку, говорил:
      - Я бы желал выменять икону.
      Продавец в ответ на это быстро снимал с своей головы картуз и клал его тут же на прилавок.
      Покупатель следовал примеру продавца и стоял также с непокрытой головой.
      Икона выбрана. Покупатель спрашивает:
      - Сколько стоит выменять икону?
      Купец назначает за нее баснословную цену.
      Начинался торг. Для большей убедительности продавец говорил, что он назначил цену божескую, потому что за иконы торговаться грешно.
      Покупатель с ним соглашался и покупал икону за "божескую цену". Иконы "выменивали" большей частью рогожские и замоскворецкие купцы. Более интеллигентные покупатели не соглашались с "божескими ценами", назначаемыми купцом. Просили его покрыть голову картузом и взять за икону половину "божеской цены".
      Продавец быстро шел на уступки и продавал икону за предлагаемую цену...
      Как известно, во всех магазинах и лавках имеются свои особые метки, которыми размечают товар. Для этого купец выбирает какое-нибудь слово, имеющее десять разных букв, например "М е л ь н и к о в ъ"; с помощью этих (1 2 3 4 5 6 7 8 9 0) букв он пишет единицы, десятки, сотни и тысячи.
      Однажды я был очевидцем следующей интересной сценки.
      В иконную лавку пришли два купца, старый и молодой, и с ними три женщины - покупать для свадьбы три иконы. Они выбирали их довольно долго, затем спросили, сколько стоит выменять вот эти иконы. Продавец назначил за них 150 рублей. Купцы нашли эту цену слишком дорогой и начали объясняться между собой своей меткой следующим образом: молодой человек, очевидно жених, обращаясь к отцу, произнес: "Можно дать арцы, иже, покой" (названия букв старославянского алфавита. - В.М.). Старик на это ответил: "Нет, это дорого, довольно будет "твердо, он" и, обращаясь к продавцу, сказал: "Хочешь взять 90 рублей, больше гроша не дадим, а то купим в другом месте". Продавец быстро пошел на уступки, и иконы были проданы купцам за "твердо, он"..."
      С самой Никольской улицы иконные лавки практически пропали с постройкой Верхних торговых рядов, куда они и перешли, заняв помещения в общих рядах с торговлей самыми разными товарами. Иконная лавка потомственного торговца иконами Дмитрия Ивановича Силина занимала в Верхних торговых рядах во 2-м пассаже (позже "пассажи" стали называть "линиями") № 153.
      В 1906 году архитектор И.Е.Бондаренко строил по заказу фабриканта-старообрядца А.И.Морозова храм в Богородске (ныне Ногинск), и тот искал для храма старинный иконостас. Однажды, рассказывает Бондаренко, Морозов пришел к нему возмущенный и поведал о приобретении иконостаса целую историю:
      "- Какой жулик Силин Дмитрий?.. Понимаете, что он сделал. Я как-то у Большакова (известный московский антиквар. - В.М.) присмотрел царские врата, показались они мне очень хорошими, древними. Да и Большаков клялся, что они XVI века московских писем. Сторговались. Поехал я к Силину и прошу его как знатока: пойди, посмотри и оцени. Заезжаю потом к Силину.
      - Видел?
      - Видел, - говорит.
      - Ну и что же?
      - Да что, дрянь, подделка, и цена им рублей сто.
      - Как сто? С меня Большаков просит две тысячи рублей.
      - Ну и плюньте ему в глаза. Ведь подделка.
      - Так что, не стоит покупать?
      - Ну что вы, Арсений Иванович, для вас, для такого храма, какой вы строите, надо что-нибудь действительно хорошее.
      Разубедил. Поехал к Большакову и отказался.
      Через две недели заезжаю к Силину. Вижу: эти царские врата подчищены, прямо сияют красотой письма.
      - Ну, а ты зачем купил? - спрашиваю.
      - Да как же не купить? Ведь это подлинник XVI века, из Благовещенского собора, замечательная вещь.
      - Как же ты говорил, что подделка?
      - Думал, что подделка, да и другие так определяли, а оказались подлинные, да еще какие. Вторых нет и не будет.
      - Сколько же ты просишь?
      - Да меньше чем за 5000 рублей не отдам; их у меня уже подторговал Степан Павлович Рябушинский.
      Нечего делать, купил за 5000 рублей. Вот сукин сын, жулик! Славный парень Дмитрий, а жулик!"
      Наряду с иконной торговлей на Никольской улице большое место занимала также книжная. В первой четверти XIX века из 31 книжной лавки, существовавших в Москве, 26 находились на Никольской. В Адресной книге Москвы на 1826 год указаны следующие книжные лавки на Никольской: И.Глазунова, Синодальной типографии, Струкина, Душина, Телепнева, Свешникова, Логинова, Порывкина, Ферапонтова, Ильина, Базунова, Пономарева, Немцова, Андреева, Трухачева, Кривцова, нотный магазин Рейнздорфа. Кроме того, книгами торговали с многочисленных лотков "под воротами", эти торговцы, конечно, ни в какие адресные книги не попадали.
      Книжные лавки на Никольской были известны по всей России, их посещала вся тогдашняя читающая публика: как москвичи, так и приезжие провинциалы. При лавках Глазунова и Базунова были библиотеки для чтения, они играли роль своеобразных клубов, где встречались литераторы. В.Г.Белинский в первый же день своего приезда из Пензы в Москву, в декабре 1829 года посетил книжную лавку Глазунова на Никольской и описал это посещение в письме к пензенским друзьям: "Потом мы пошли в книжные лавки... Иван Николаевич имел поручение от Алексея Михайловича купить книг рублей на 60. Комиссию эту он исполнил в одной из лавок Глазунова. Сидельцами оной мы увидели двух молодых людей, довольно образованных, как видно, начитанностию. Их вежливость, их разговоры о литературе пленили меня. Взявши одну книгу и разогнувши оную, я увидел, что это есть том сочинений пресловутого Хвостова. "Расходятся ли у вас толстотомные творения сего великого лирика?" - спросил я. "О, милостивый государь, - отвечал один из них с насмешливой улыбкой, - мы от них никогда внакладе не бываем, ибо имеем самого усерднейшего покупателя оных, и этот покупатель есть сам Хвостов!!!" С этого времени Белинский стал постоянным посетителем этой лавки. В 1837 году, рассказывая о своем времяпрепровождении в письме к одному из друзей, он пишет: "Я бросаю перо и иду - куда-нибудь, иногда в лавку Глазунова, где часов 6 сряду болтаю черт знает что".
      Книжную лавку Глазунова, бывая в Москве, посещал А.С.Пушкин.
      Книжная торговля Глазунова, Свешникова, Базунова и других владельцев больших книжных лавок была рассчитана на покупателя обеспеченного и в достаточной степени культурного. Но малограмотный и даже вовсе не грамотный любознательный простолюдин, а таких в Москве всегда бывало много, тоже мог на Никольской удовлетворить свою любознательность. С конца ХVII века в Москве было налажено производство лубков - примитивных гравюр, раскрашенных вручную. Рисунки сопровождались подписями, иногда весьма длинными и обстоятельными. Эти гравюры резались на досках мягких пород дерева, например липы, которая поддавалась ножу так же легко, как слой луба, находящегося под корой, поэтому оттиснутая с такой доски картинка называлась лубком.
      Лубки выпускались разные, на всякий вкус, продавались они по всей Никольской.
      Об их сюжетах рассказывает выросший в Китай-городе поэт и мемуарист, автор широко известной книги "Ушедшая Москва" И.А.Белоусов: "Картины были "божественные", то есть духовного содержания, как, например, "Хождение души человеческой по мукам", "Смерть грешника", "Страшный суд", "Чудеса Николая-угодника", "Вид Афонской горы" и пр. Светские картины изображали современные события или сцены тропических стран - охоту на львов, тигров, слонов; были картины с сюжетами на русские песни: "Не брани меня, родная", "Песня о камаринском мужике"... К старинным лубочным картинам относится и лист "Как мыши кота хоронили"". Этот сюжет принадлежит к еще одной, также очень популярной, разновидности лубочных картин - к сатирической. Полное первоначальное название этого лубка - "Мыши кота погребают, недруга своево провожают", он создан в начале XVIII века и является народной сатирой на Петра I; морде кота с торчащими усами прежде старались придать портретное сходство с царем-преобразователем, осуществлявшим свои преобразования на народных костях и крови. Много было сатирических сюжетов на бытовые темы: "О глупой жене", о пьянстве: "Аз есть хмель, высокая голова", "Жизнь грешника", "Урок мужьям-простакам и женам-щеголихам" и другие тому подобные. Одному из московских бытописателей второй половины XIX века актеру П.И.Богатыреву особенно нравился лубок "Как купец в трубу вылетел", на котором был изображен "вылетевший из трубы купец в длинном сюртуке, в сапогах с бураками и с цилиндром-шляпой в руках".
      Лубки были сравнительно дешевы, покупали их много. "Торг малоценный, говорит о них А.Ф.Малиновский в "Обозрении Москвы", писавшемся в 1818-1820 годах, - но много значащий, потому дает удобство говорить с народом и давать общее направление умам. Сии картинки прежде выставлялись близ Спасского моста против книжных же лавок близ шатра, под которым стояли грозные московские пушки (на Красной площади. - В.М.), потом на Никольской улице; быв на виду развешены, они служили для народа вместо картинной галереи и привлекали любопытство мимоходящих. Более ста лет развозят их по всем ярмаркам: крестьяне по дешевизне охотно покупают их и налепливают в избах своих по стенам; духовного содержания листки помещаются близ образов в переднем углу, а забавные поодаль. Грамотные читают неграмотным написанное под изображениями объяснение и тем либо наставляют, либо забавляют слушающих. В городах у простолюдинов бывает то же. После неудачного под Нарвою при Петре Великом сражения со шведами оттиснули Мамаево побоище. Сие припамятование о славном подвиге Дмитрия Донского ободрило унывавших тогда жителей столицы. Победы над королем прусским Фридрихом II и над турками также передавались во известие низшему состоянию, чрез что открывалась оному возможность участвовать во славе отечества. Появившиеся в 1812 году листки с изображением мочного мужика Долбилы и ратника Гвоздилы немало способствовали воспламенению мужества поселян. Торжествующая справедливость и посрамленный порок были и будут отрадным занятием для русских, по свойству добрых и правдолюбивых. И так легко обратить лубочные картины в научение. Когда б занялись тем постоянно с благонамеренным планом, то б они далеко распространить могли пользу".
      Лубочные картины широко выпускали у нас в 1920-е годы и во время Великой Отечественной войны с агитационными и просветительскими целями. Сейчас, когда художники обращаются к лубку, они таких целей уже не преследуют, а используют лишь его стилистические особенности, его декоративность. Впрочем, на дальнейшем пути по Троицкой дороге мы еще встретимся с современным лубком и тогда поговорим о нем подробнее.
      В середине XIX века, вспоминает П.И.Богатырев, "Никольская улица была вся усеяна торговыми заведениями, торговавшими преимущественно церковными вещами и книгами; торговля здесь больше розничная, но довольно обширная. В то время, о котором я говорю, то есть лет сорок-пятьдесят тому назад, Никольская улица не представляла из себя такого великолепия, как сейчас; тогда не было таких прекрасных домов, рядов и гостиниц".
      На современной Никольской за Казанским собором по левой стороне идут три дома - 5, 7 и 9 - типичные для Китай-города торговые здания конца XIX начала XX века, те самые, которыми восхищался Богатырев. Первый из них Никольские ряды - построен в 1900 году по проекту известного московского архитектора Л.Н.Кекушева, одного из создателей стиля, получившего название московского модерна. Дома 7 и 9 относятся к тому же времени и принадлежали, как официально значилось, "Синодального ведомства Заиконоспасскому монастырю", москвичи называли их "Заиконоспасскими рядами". Среди многих магазинов, размещавшихся в доме, был и большой книжный магазин известного издателя Ивана Сытина.
      На доме 9 - мемориальная доска серого гранита с надписью: "На этом месте находилось здание Славяно-греко-латинской академии, в которой с 1731 по 1735 год учился великий русский ученый М.В.Ломоносов". Наверное, нет в России ни одного грамотного человека, который не знал бы имени М.В.Ломоносова и не читал бы о том, как он, крестьянский сын, пришел с рыбным обозом из своей далекой северной деревни в Москву и, скрыв свое крестьянское происхождение, потому что в академию крестьян не принимали, поступил учиться в нее, как он, двадцатилетний, сел за парту рядом с малыми ребятами и, терпя насмешки, постигал науки...
      Идут мимо прохожие, иные проходят и не заметив доски, другие скользнув по ней взглядом, но кое-кто остановится, прочтет и станет разглядывать дом с пытливым любопытством...
      Есть великая, магическая власть над человеком тех мест и тех зданий, где когда-то разыгрывался тот или иной памятный в истории отечества эпизод. Замечательно сказал об этом В.И.Суриков, рассказывая о создании своей знаменитой картины "Утро стрелецкой казни": "Я на памятники, как на живых людей смотрел, расспрашивал их: "Вы видели, вы слышали, вы - свидетели". Только они не словами говорят... А памятники все сами видели: и царей в одеждах, и царевен - живые свидетели. Стены я допрашивал, а не книги".
      Стены же зданий старинной Никольской были свидетелями многому.
      С 1900-х годов, с тех пор как среди москвичей, интересующихся историей города, вошли в обычай экскурсии по его улицам, одним из самых популярных маршрутов стала экскурсия по Никольской. В замечательном дореволюционном путеводителе "По Москве", вышедшем в издательстве "М. и С. Сабашниковых" в 1917 году под редакцией Н.А.Гейнике, в отдельный маршрут выделена единственная улица - Никольская.
      На Никольской - что ни дом, то памятное место, связанное с историческими событиями и именами, известными и чтимыми по всей России. В том числе известными и пробегающему по улице пешеходу, пробегающему только потому, что не знает, мимо чего он бежит. К сожалению, сейчас по Никольской экскурсий не водят.
      Однако продолжим рассказ о Славяно-греко-гатинской академии, называвшейся также Спасскими школами, поскольку помещалась в Спасском монастыре.
      Нынешнее здание Спасского монастыря, выходящее на Никольскую улицу, на котором укреплена мемориальная доска, - новое, оно построено в начале XX века, но если войти во двор, то можно увидеть уголок монастыря, каким он был, когда в нем помещалась Славяно-греко-латинская академия, и каким его видели ее знаменитые ученики - Ломоносов, Кантемир, Тредиаковский.
      Главный вход в монастырь - Святые ворота - находились там, где сейчас висит памятная доска, сейчас они заложены. Мы войдем через соседние ворота. Они называются Школьными и были пробиты, когда открылась Академия.
      Справа, у ворот, высокая двухэтажная церковь с гульбищем на уровне второго этажа - монастырский собор Спаса Нерукотворного Образа. Первый каменный собор в монастыре построил царь Алексей Михайлович в 1660 году. Ныне существующий стоит на его месте и построен уже в петровские времена, в 1710-е годы, архитектором И.П.Зарудным, который строил также хорошо известную в Москве церковь Михаила Архангела - Меншикову башню. Служба сейчас идет только в нижнем храме.
      За церковью проходит самое старинное сооружение этого двора Китайгородская стена, у нее стоит старинное здание - это Братский корпус Академии, в котором жили ее преподаватели.
      Спасский монастырь в Китай-городе возле Никольского монастыря был основан, по одним сведениям, около 1600 года, в царствование Бориса Годунова, по другим - гораздо раньше. Самый ранний известный документ, в котором он упоминается, относится к 1620 году, и в нем монастырь назван "Спас на Старом". Из других документов можно узнать, что когда-то он назывался более распространенно, с московской обстоятельностью: Спасский монастырь "на Никольском крестце, на Песках, на Старом месте". Это название позволяет предположить, что монастырь был здесь еще до возведения Китайгородской стены, стоял на высоком песчаном берегу Неглинной, был когда-то снесен и затем восстановлен на прежнем месте. Поэтому можно предположить, что основан он был в ХIV-ХV веках.
      Уже в первой половине ХVII века название Спасского монастыря сопровождалось определением "учительный", это означало, что при нем действовала школа. Адам Олеарий в своем "Описании путешествия в Московию" (1630-е годы) пишет: "В настоящее время они (русские)... уже устроили, рядом с дворцом патриарха, латинскую и греческую школу, находящуюся под наблюдением и управлением монаха грека Арсения. Если это предприятие увенчается счастливым успехом и они окажутся в состоянии читать и понимать в подлинниках писания святых отцов и других православных, то нужно надеяться, что с Божией помощью они придут к лучшим мыслям и в своей религии. У них нет недостатка в хороших головах для учения. Между ними встречаются люди весьма талантливые, одаренные хорошим разумом и памятью". В 1650-е годы ученый монах Арсений жил в Спасском монастыре.
      В ХVII веке монастырь получил к своему названию уточняющее его местоположение указание: "Спасский за Иконными рядами", затем в живой речи это название преобразовалось в одно слово - "Заиконоспасский".
      Весной 1664 года по приглашению царя Алексея Михайловича в Москву переехал на жительство ученый монах полоцкого Богоявленского монастыря Симеон Петровский. Ему было указано жить в Заиконоспасском монастыре и обучать латыни молодых подьячих Приказа тайных дел - личной канцелярии царя, контролировавшей деятельность всех других приказов. Тогда в монастыре поставили "хорошее строение" для школы и флигель с кельями, в которых жили преподаватели и Симеон, за которым в Москве закрепилось прозвище Полоцкий.
      Симеон Полоцкий был энциклопедически образованным человеком, в круг его занятий и интересов, кроме богословских и гуманитарных наук, входили естественные, математические, а также алхимия и астрология.
      Вскоре царь Алексей Михайлович приближает его ко двору, и Симеон Полоцкий становится учителем царских детей - ему обязаны своим первоначальным образованием царевна Софья и ее братья Федор и Петр. Будучи одним из самых приближенных к царю людей, Симеон не домогался ни богатства, ни власти, предпочитая всему занятия наукой и словесностью. Грамотность, просвещение, издание книг по их пользе и значимости для страны он считал ничуть не меньшими, чем военная мощь: "Россия славу расширяет не мечом токмо; но и... через книги", - утверждал он. Россия того времени еще не знала такой профессии - поэт. Но Симеон Полоцкий был поэтом, он писал много, увлеченно. Его ученик и друг Сильвестр Медведев сообщает, что Симеон "на всякий же день име залог писати в полдесть (десть - единица измерения количества писчей бумаги: пачка в 24 листа. - В.М.) по полутетради, а писание его зело мелко и уписисто".
      В сочинениях Симеона Полоцкого не раз упоминается Москва. Он написал стихотворение, посвященное замечательному архитектурному сооружению тогдашней Москвы - царскому дворцу в Коломенском. Это первое в русской поэзии стихотворение о Москве, им открывается поэтическая летопись столицы России.
      В январе 1771 года царь Алексей Михайлович, овдовевший два года назад, вступил во второй брак. Он женился на Наталье Кирилловне Нарышкиной восемнадцатилетней красавице. Видя любовь царя к юной жене, Симеон полагал, что в скором времени должен явиться и зримый плод этой любви - царское дитя.
      В ночь на 11 августа 1671 года, наблюдая с гульбища Спасского монастыря звездное небо, Симеон Полоцкий увидел близ Марса "новоявившуюся звезду пресветлую". Эту звезду он посчитал небесным знаком того, что в это время в утробе царицы был зачат сын.
      Современник Петра I дворянин Петр Никифорович Крекшин, собравший обширные материалы по истории своей эпохи, написал сочинение "О зачатии и рождении великого государя императора Петра Первого, самодержца Всероссийского", основанное на бумагах личного императорского архива, к которому он имел доступ, и на устных сообщениях современников. В нем он сообщает, что Симеон на следующий же день после явления звезды (надо сказать, французский астроном Антельм и итальянский Кассини действительно в это время наблюдали так называемую новую звезду 3-й величины в созвездии Лебедя) сообщил Алексею Михайловичу о зачатии сына, назвал день его рождения - 30 мая 1672 года (предсказание оправдалось), сказал, что имя ему будет Петр, что он будет царем.
      Будущее царствование Петра ученый монах охарактеризовал в следующих словах: "Подобных ему в монарсех не будет; и всех бывших в России славою и делами превзойдет, вящими похвалами ублажен имать быти, и славу к славе пристяжати имать; чудный победоносец явится, многие от меча его соседи враждующие смирит, и толикия преславные победы содеет, елико никто от предков Ваших благочестивых государей мог содеять, и страх его будет на многих; дальние страны, яко близ сущие, посетит; но свои ему много в благоденствиях помешательства учинят; многие нестроения и мятежи прекратит, многие здания на море и на суше в лета его будут созданы; злых истребит, трудолюбивых же возлюбит; насадит благочестие, идеже не бысть и покою тамо приимет, и ина многая преславная деяния содеет".
      Все это Симеон Полоцкий представил царю и в письменном виде, "во уверение истинное подписася", сообщает Крекшин.
      Кроме обычного гороскопа, Симеон Полоцкий изложил свое предсказание в стихах:
      И ты, плането Аррис и Зевес, веселися,
      в ваше бо сияние царевич родися,
      четвероугольный аспекут произыде,
      царевич царствовати во вся прииде...
      В XVIII и первой половине XIX века астрологические предсказания Симеона Полоцкого вызывали большой интерес. А.С.Пушкин, собирая материал для задуманной им "Истории Петра", занимался специальными исследованиями этого эпизода и в подготовительных набросках записал, что Симеон Полоцкий "предрек за девять месяцев до рождения Петра славные его деяния и письменно утвердил".
      В конце 1670-х годов Симеон Полоцкий трудился над проектом преобразования Заиконоспасской школы для подьячих в высшее учебное заведение - Академию, необходимость которой для Москвы становилось всё острее и настоятельнее. Он разработал ее программы, имея в виду интересы церкви, но в еще большей степени интересы светские - развивающегося государства и всего общества.
      Уже после смерти царя Алексея Михайловича, в царствование Федора Алексеевича, им был составлен царский указ о создании Академии: "Божией милостью Великий Государь, Царь и Великий Князь Феодор Алексеевич... благоволим в царствующем нашем и богоспасаемом граде Москве при монастыре премудрости и смысла подателя Всемилостивого Спаса, иже в Китае... на взыскание юных свободных учений мудрости, и собрания общего ради от благочестивых и в писании божественном благоискусных дидаскалов (учителей. - В.М.), изощрения разумов, храмы чинов Академии устроити: и во оных хощем семена мудрости, то есть науки гражданския и духовныя, наченше от грамматики, пиитики, риторики, диалектики, философии разумительной, естественной и нравной, даже до богословия учащей вещей божественных, и совести очищения постановити".
      Симеону Полоцкому не довелось увидеть своими глазами Академию, его идею осуществляли его ученики и преемники, он скончался в 1680 году, а указ был издан в 1682-м.
      Этим указом определялось место для Академии - "монастырь Всемилостивого Спаса, иже во Китае граде близ Неглиненских ворот" и указывалось строить "каменные школьные палаты" и каменные же "хоромы для преподавателей и библиотеки".
      Симеон Полоцкий похоронен в нижней церкви Спасского монастыря. Над его могилой была установлена каменная плита со стихотворной эпитафией в сорок восемь строк, сочиненной его учеником и другом Сильвестром Медведевым, в которой он характеризует учителя как человека, монаха, ученого, поэта, пишет о его заслугах перед церковью и царем, перечисляет его сочинения как изданные, так и оставшиеся в рукописи. "Епитафион Симеону Полоцкому" - одна из первых русских стихотворных эпитафий, помещенных на надмогильном памятнике, а может быть, и самая первая. Вот начало этой эпитафии:
      Зряй, человече! сей гроб, сердцем умилися,
      О смерти учителя славна прослезися.
      Учитель бо зде токмо один таков бывый,
      Богослов правый, церкве догмата хранивый,
      Муж благоверный, церкви и царству потребный,
      Проповедию слова народу полезный,
      Симеон Петровский, от всех верных любимый...
      В течение 70 лет, вплоть до открытия в 1755 году Московского университета, Славяно-греко-латинская академия была единственным высшим учебным заведением Москвы. Своим образованием ей обязаны многие известные русские деятели XVIII века.
      Курс обучения в Академии включал в себя широкий перечень гуманитарных и естественно-математических предметов: языки, словесность, риторику, философию, богословие, историю, логику, диалектику, арифметику, геометрию, физику, астрономию, практическое стихосложение и ряд других. В этих областях учащиеся Академии получали основные первоначальные знания, которые позволяли им затем выбрать область деятельности, соответствующую их личным интересам и склонностям. Выпускниками Академии были многие выдающиеся деятели XVIII века, избравшие как духовную карьеру, так и светскую.
      В Академии существовал свой театр, пьесы для которого писали преподаватели, а разыгрывали их учащиеся. Среди построек Академии в документах начала XVIII века значится "комедийный амбар". В репертуар театра входили пьесы на библейские темы, разные интермедии, театральные представления по тем или иным торжественным поводам. Например, большое представление состоялось на Никольской возле Академии в честь победы под Полтавой - говорились "орации", пелись канты.
      В Академии учились: Антиох Кантемир - дипломат, поэт-сатирик, один из зачинателей новой русской литературы; В.К.Тредиаковский - поэт, переводчик, теоретик стиха, им была введена в русскую поэзию силлаботоническая система стихосложения, действующая и поныне; М.В.Ломоносов - ученый-энциклопедист, выдающийся поэт; математик Л.Ф.Магницкий; философ-просветитель профессор Н.Н.Поповский; архитектор В.И.Баженов; известные поэты XVIII века В.П.Петров и Е.И.Костров; историк Н.Н.Бантыш-Каменский; выдающийся духовный деятель митрополит Евгений Болховитинов; географ-путешественник, исследователь Камчатки С.П.Крашенинников, автор первого путеводителя по Москве "Описание императорского столичного города Москвы", вышедшего в 1782 году, В.Г.Рубан и многие другие, оставившие заметный след в истории России деятели.
      В 1814 году Славяно-греко-латинская академия была преобразована в Духовную академию и переведена в Троице-Сергиеву лавру для удаления студентов, как писалось в решении, от "вредных развлечений", которые богато представляла Никольская улица. В монастыре остались лишь семинария и училище, находившиеся там до 1918 года.
      Спасский собор в 1920 году был отдан обновленцам, а в 1929-м - закрыт. С тех пор и до 1992 года в нем помещались различные учреждения и склады. В 1992 году храм возвращен верующим, сейчас в нем бывает ежедневная служба. За годы от закрытия и до возвращения верующим храм подвергался разрушениям, уничтожен интерьер, но в то же время в нем работали реставраторы, не давая выдающемуся памятнику архитектуры разрушиться окончательно.
      Учебные здания Славяно-греко-латинской академии XVII-XVIII веков были отданы под учреждения и общежития. Одно время на территории Академии находился спецгараж НКВД, затем - общежитие Метростроя и другие организации и учреждения. Их хозяйственная деятельность привела к тому, что возникло мнение, будто от Заиконоспасского монастыря не осталось никаких следов.
      Но в 1960-е годы, благодаря исследованиям археологов и реставраторов, выяснилось, что сохранились, хотя и в перестроенном виде, но представляющем возможность реставрации два главных здания Славяно-греко-латинской академии - учебный и жилой корпуса. В 1971 году Московским университетом им. М.В.Ломоносова и Историко-архивным институтом было принято решение создать в этих зданиях Музей истории русского просвещения. В газетах прошли сообщения о начатых работах по реставрации зданий, участии в них студентов, большой культурной перспективе. Поскольку такой музей очень нужен Москве, эту идею поддержали самые широкие круги общественности. Создание музея представлялось бесспорно обоснованным еще и потому, что Китай-город и Никольская были объявлены заповедной зоной.