Древнерусская Игра - Много шума из никогда

      Я холоп. Холопу и место на черном дворе, на кухне. У стола. В Москве едва отмахался от срочного призыва в Боснию, и тут не дают покоя: трам-тара-рам, труба зовет! Запевай!.. Ага, счасс! Вот вам кегли!
      Лито сделал непростое лицо и стал капать на мозги, что я не прав. Князь, говорит, не воевать собрался, а помирать. Ему, мол, орден надо дать за долголетие.
      Я заверил его, что сейчас расплачусь. Не рви, говорю, мою холопскую душу. Ты же знаешь, как я люблю хозяина... Избавь меня, дескать, от душераздирающей обязанности присутствовать при его последних содроганиях.
      Лито повел бровью и заметил, что суть проблемы залегает в глубине вопроса, а конкретнее говоря, в том, что перед отъездом на свалку старик непременно захочет высказаться. Нужно, стало быть, создать ему аудиторию. Местные называют этот предсмертный спич "законным словом" - якобы потому, что оно произносится уже за "коном", то есть за концом жизни. Крайне поучительно. Считается, что из законного слова можно почерпнуть море полезной информации насчет древних тетушкиных кладов, фамильных секретов и прочей беллетристики.
      Я поинтересовался, не обойдется ли босс без моего присутствия и не хочет ли Лито самостоятельно разузнать про клады. Но тут из конюшни вернулся Гнедан, и вдвоем они кинулись мне намекать, что я у князя по жизни любимый раб и что труба зовет именно Мстиславку, а не другого кого.
      Я вышел на двор, употребляя в неожиданных контекстах имя князя, а заодно и моих новых фрэндов. Ко мне подвели Гнеданового жеребца, драть его. Я сказал себе, что уже где-то видел это копытное чудовище, и тут же вспомнил, что, кажется, в гробу. Мерин злобно показал зуб, и я понял, что мы не сошлись характерами. Ехать ломало, но Гнедан уже подталкивал к седлу.
      - Коли путь позабыл до князя, чуй: держи шумным драгом, - объяснял он. - Дорожи им вплоть до старого млина [36, а послед того верни надесно. Там уже втретьпогоды [ 37 достигнешь наместо.
      Я потребовал компенсаций морального ущерба, и парни согласились к моему возвращению: а) нарубить дров, b) приготовить обед, с) истопить баньку, d) покрасить забор и е) поклеить обои в прихожей. Наконец, когда говорить стало уже не о чем, я сделал самоуверенное лицо, бодро подошел к лошади, взялся за луку - и тут мои конечности сами собой пришли в движение, и я очнулся в седле.
      В голове зазвенели веселые зуммеры, и я осознал, что почему-то умею кататься верхом. Наверное, в прошлой жизни я был Чапаевым (не таким, как у литератора Пелевина, а настоящим кавалеристом) - иного объяснения своим феноменальным способностям не нахожу. Мерин, еще не признавши во мне генетического наездника, стал неловко двигать задом, слегка забрасывая его в воздух. Я обиделся и вставил ему пятками в пах. Почувствовав себя униженным и оскорбленным, зверь заржал, выкрикивая какой-то тезис в защиту дикой природы, и шутя прислонил меня к стенке сарая. Ощутив боль в отбитом колене, я сказал себе, что я фашист и вообще царь природы. Не прошло и половины всемирной истории, как мятежное млекопитающее было подавлено - перемахнув через полуразрушенную Гнеданом изгородь, я дал гари [ 38 за черту города. Скакать было в оттяжку: мой мерин, видимо, решил, что его астральное имя - Харли Дэвидсон. Он живо оставил позади деревенских шавок, пытавшихся осуществлять преследование, и мы стремительно углубились в какой-то лес. Вокруг засвистели деревья, и меня ужаснуло мыслью, что я - нерусский. И ничего не могу с собой поделать. Ну не люблю я быстрой езды. Пытаясь разъяснить эту мысль своему зарвавшемуся Харли, я стал искать пяткой тормозную педаль. Но рыжий монстр был какой-то новой моделью - вместо того, чтобы тормозить, он переходил на повышенную передачу. Я пронесся мимо "mlina" как чумовой рокер, вздымая пыль и срывая с деревьев листья. Скоро я уже втянулся в темп скачки и понял, что, оказывается, всю жизнь мечтал быть казаком. Простым русским парнем в лампасах. Рука просилась рубить головы комиссарам и защищать Царя и Отечество. Гены бородатых предков, покорителей Сибирских ханств, запрыгали в крови, и я сказал себе, что рожден гусаром.
      Наконец, рыжий Харли сбавил скорость, приближаясь, должно быть, к посту ГАИ. И точно, прямо на нашем пути стоял гаишник, перегородив тропинку тучным корпусом. Он имел в качестве одежды мешковатую T-shirt [ 39 серого цвета, а в руке держал что-то вроде средневекового копья. На голове поблескивал шлем, наводнивший мое сознание фаллическими ассоциациями. Я полез было в карман за правами и техпаспортом, но мужик неверно интерпретировал этот жест и решил поиграть мышцами. Шарахнувшись в сторону, он выставил вперед острие копья и, наверное, повредил бы мне кожу, не вступи я в разговор вовремя.
      - А-а-а! - заорал я, ловко низвергаясь с лошади. - Дядя, прости сорванца! Не убивай. А не то я тебе еще пригожусь. "Дядя" убрал копье и стащил с головы шлем.
      - Здорово, Мстислав, - сказал он, отдуваясь. - Ты почто коня сгоняешь тако? Не признал тя, не гневай средца своего.
      - Вот я тебе вгоню промеж глаз - сразу признаешь, - пообещал я, сообразив, что мужик свой и бить не будет. - Ты чего на людей как на амбразуру? Вот князю скажу, он тебя уволит. Взяли моду с заточками ходить.
      Дядя был толстый, но удивительно энергичный. На его красном фэйсе читался холодный профессионализм сотрудника органов. Схватив Харли под уздцы, он жестом пригласил меня углубиться в заросли крапивы. Я вежливо пропустил его вперед: прокладывать дорогу.
      - Оттекает князь наш, уж и на ноги не вздается, - продолжал мужик по ходу дела. - Лежит себе и тихо молвит речи неведомы. Безумен стал, но личины людския признает. Тебя поминал увечера...
      - По матери?
      - Ан нет, по батьке. Отец твой. Лык Клыкодер, зело добрый ему дружинушка бывал. На пирах с богатыми да храбрыми купно сеживал. А потомствием, мол, не успел: ибо лук [40 возрос аки тать нощной, купчинку бьет по шумным драгам да по течениям...
      Я понял, что на меня наехали.
      - Ладно, - говорю, - у каждого свой хлеб. Твое дело легавое, а мы птицы вольные, санитары леса.
      Впереди самостоятельно наметилась небольшая полянка. Признаюсь, что ожидал увидеть по меньшей мере скромный такой замок в духе Уолта Диснея - с башнями и тупыми охранниками возле бюро пропусков. Реальность оказалась прозаичнее. Сбоку коптился костерок, а напротив, под старым дубом, темнела хижина размером с деревенский сортир для двоих. Толстый мужик подтолкнул меня к порогу. Рука дернулась поправить тугой узел галстука - не нащупав его, остановилась на полпути - стиснув зубы и краснея, я просочился в кабинет шефа.
      Внутри было душновато - кондиционер, по обыкновению, не работает, подумал я и сглотнул. Судя по мраку, босс приказал выключить свет и теперь работал с документами [41. Пылинки нервно прыгали в солнечных полосках, пробрызгивавших сквозь дырки в крыше.
      Тихо как в гробу. Похоже, старый хрен уже отключился, подумал я, и душа моя осеклась в пятках: прямо по курсу лежал старикашка. То, что я принял поначалу за изголовье кровати, оказалось огромным жестким плечом - еще выше, под самым потолком оформились очертания косматой головы... Этому человеку было тесно в хижине - упираясь затылком в потолок, он полулежал, согнув ноги в коленях и перекрестив на груди длинные костлявые руки. Я понял, что в молодости князю Всеволоду было несложно наводить шорох на соседей: его тело и теперь насчитывало метра три в длину. Старик был определенно крутой и симпатичный моему холопскому сердцу. Уважительно покосившись на мрачные хваталки, увесисто покоившиеся на груди поверх спутанной бороды, я деликатно кашлянул и доложил, что рядовой Лыков по их приказанию прибыл.
      Старик тяжело качнул в мою сторону львиной головой и пошевелился. Огромный локоть, упиравшийся в стену, опустился с кровати вниз и коснулся пола. Хрустнули суставы - и до меня долетел шепот:
      - Верно ли... даждь иде?..
      Князь спрашивал про дождь. Я промолчал и вместо ответа почему то... даже странно писать это... опустился перед ложем на колени.
      - Чую, даждется вам к ночи... То-то ужин сытный будет оратаю - всякий день семенит с неба... Уродит земля-то...
      Старик говорил тяжело, но - как-то весело. И вдруг - веские и холодные, будто каменные, пальцы легли мне на плечо.
      - Дождал-таки тебя, Мстиславко.
      Подумалось, что если сейчас сдавит пальцы, то сломает мне шею. Но рука была покойная, безвольная - только долгая и тяжелая, как бремя. Странно: я вдруг почувствовал, что мог бы всю свою жизнь простоять вот так, на коленях, перед ним, и чтобы спрашивал меня про дождь, и чтоб рука...
      - Воля мне отведать про твое отбытие лесное. - Показалось, что он улыбнулся голосом. - Добрая воля, да не успеть уже. Стариковы речи пуще золота мерены... Ну, ведай ты княжье слово законное. Закон после меня таков: детей трое, два наследника и княжна. Сыновей звать Зверко и Поток, а дочь... Рута. Сыщи их опоследу смерти моей.
      О Господи, да как же-я ведь никогда не смогу...
      - Найдешь. Вот... опоясти [42 клок... Распусти уз... ну, поспешай! - Он слегка сдавил плечо, и я, охватив обеими руками холодное княжье запястье, нащупал что-то вроде плотного матерчатого ремешка. Рванул тесемку, и полоска ткани медленно, с треском сползла в мою ладонь. Почему-то теплая и шершавая - должно быть, вышивка.
      - Двадесет лет тому было, воевал я князя престольского Ярополка. Несправно воевал, допустил вражину до самого града моего великого, до Властова... Умыслил я осаду принимать в крепости... И перед боем... справил Ярополка, дабы жен и молодь всю нашу из крепости отпустить. Протягти их крозь станы вражьи прочь... Бабы и детишки-то... безвинные все.
      Тяжко говорит, а все пытается улыбнуться, чтобы вспоминать легче и чтобы слезы не мешали.
      - Ну, Ярополк это дело... сдобрил. Едино, рек, потомствие Всеволодово не выпускать, а быть княжьим детям мертвыми. Сыновам-то моим и Руте-младенице... Дабы, вестимо, семени-полымени моего не принялось боле на земли.
      Больно плечу. Вцепился и давит князь.
      - Тако-о вот... Ну, я отцу твоему. Лыку Клыкодеру, потайно повелел отлуков моих малолетних в рваное рублие облачити и лички им грязию измозгати... Послед того власы изорвати и на шкуре сцепины понаделати конским гребнем... Загнали их в толпу холопьих детей - и ты, Мстиславушко Лыков сын, тамо же был, со паробками-полетками. Вывели всю эву мелочь из гостинца крозь задние врата... Престольцы каждого оглянули-ощупали, но миром пустили всех. Знать, не признали моих-то... С тех пор не видал я деток...
      Сбился или задумался? Молчит... Я невольно пошевелил плечом, и рука князя стала тихо сползать, цепляя пальцами, к полу! Все - и голос падает неумолимо, и слова уже скорее дыхание, а не речь...
      - Опоясть я свою... няньке отдал, дабы... помету сделати. Разрезали пояс на три клока... повязали им княжих деток, для заметки. Сыщи теперь суть ли живы? По вышивке ищи... Когда найдешь - скажи им... княжеская у них кровь. Пусть ведают отца своего волю.
      Я ухватился за отвердевающую руку. Что мне теперь делать? Как различить законные слова в потоке бреда?
      - Все... Свещу, свешу держи - зажги ее, пожалуй меня... Како догорит, поджигайте хатку... Людям скажи, Всеволод-князь по Стожарову закону помер, сожгли его. Спе-ши-и, Мстиславко... Тебе теперь тожде немного сроку... Спеши.
      И верно, в правой руке, что тягостно покоится на плоском животе поверх бороды, - незажженная свеча. Поджечь! - и руки стали натыкаться в темноте на стены, на потолок. Спешить! - яркий дневной свет ударил в лицо, я уже на улице - тут свежо, а я как из бани - мокрый: от жары ли, от ужаса? Сбоку выскакивает толстый дружинник с вопросительным лицом - мимо, к костру! Обжигая пальцы, зажигаю лучинку - по холодной траве босыми ногами, и опять хижина...
      А князь уж не дышит ли? То ли шепот, то ли это я сам... Спешу - и не найду фитиля, но воздух над свещью сам вспыхивает готовно: ага, занялось тихое нежадное пламя, голубое свечение. Я спешу, князь, видишь, спешу.
      И на улицу; дверь прихлопнулась. Потный дружинник навалился грудью и спрашивает... А ну, подвинься! Все, кончилась рельса. Мертвые с косами стоят, понял? Отстань, говорю, no comments! [ 43
      Сколько той свече гореть - пять минут, десять? Вон и костер - из него головню взять, хижину поджечь. Зачем же поджигать? Ведь князь-то со свечой, значит, верующий... Или - чтоб народу понятнее: они ведь язычники, у них трупосожжение. При пожаре звонить ноль-один. Один-ноль в пользу девочек: князь умирает, и я теперь без хозяина. Только поручение осталось - княжьих наследников отыскать! Вот она, в руке, тряпочка - драгоценная частица княжьего пояса, вышивка вручную, изображены пляшущие головастики с женскими грудями. Нет, я б за такую вещь удавился, честное слово. А князь ее какой-то няньке отдал, чтоб разрезала на составляющие. Дети княжеские: два пацана и дочка... Итого три лоскута, каждому ребенку по отличительному знаку. А детки-то небось по миру разлетелись, ищи их теперь! Братцы, и за что ж мне такая общественная нагрузка!.. Что-то руки трясутся. Если хозяйские отпрыски живы и здравствуют, то им повезло. У каждого из них будет по куску тесемки. У каждого - талисман на память о папаше-неудачнике... Кусок тесемки - вот и все наследство, землю-то у них Ярополк Престольский отобрал. Эх, морду бы ему настучать! Властов разорил! Детей княжьих выпускать не хотел - чтобы семени-полымени не осталось... Что свеча? Еще горит, верно. Кто-то сообщает моему плечу низкочастотные модуляции - это толстый дружинник; сдувает с усов капли пота и говорит, чтоб я не плакал. Ничуть не бывало: просто я жду, пока свеча там... уже пора, наверное.
      - Ступай-ка, отец, зацени противопожарную обстановку в помещении нет ли открытого пламени, - наконец сказал я мужику и отвел от лица волосы. Тот отбросил копье, шагнул, сутулясь, к лачуге и, рывком распахнув дверь, погрузил голову внутрь. Выдернул быстро и сказал почти поспешно:
      - Темень в хатке-то...
      - Свечка погасла?
      - Зримо.
      - Тогда поджигай, - сказал я и бросил махмудке зажигалку.
      Глава вторая.
      О том, как был найден розовый пояс,
      как в средиземье сгустилась тьма,
      как силы зла перешли в наступление,
      и о том, как вы умудрились дочитать
      эту фразу до конца
      Народ, который не парится в банях, не может создать империю.
      А. Миронов.
      "Древнерусская игра"
      Избушка сгорела моментально. Тряхнув головой, я вернулся к жизни. Взгляд попал на гипертрофического дружинника с копьем его звали ласкательным именем Гай. Я представился Мстиславом Лыковичем и попросил обращаться к себе просто и по-демократически: патрон.
      - Патрон, - сказал Гай, когда я приблизился к моему Харли, собираясь обратно в Стожарову Хату. - Чуешь ли гуляние лесное? Эво Травко шоршит - с рыбицею врачается. Погоди его - расповедай нам, како с князем слово было.
      Травко вышел из лесу молодчиком плоского и коренастого вида. Он был украшен крупными голубыми глазами юного пионера, широким рябым лицом уличного бандита и прической под gor shock. В плечах пионер раздался так, что напоминал уже белорусского партизана. На поясе парниши болтался широкий заржавленный меч, а рядом подрагивала на веревке огромная скользкая рыбина. Она, видимо, с большим трудом научилась дышать и теперь радостно и удивленно вращала глазами, будто спрашивая: "Ой, братки, а что это я тут делаю?"
      - Здрав бы ты, Мстя! - невнятно приветствовал партизан, расплываясь в моем направлении тихой солдатской радостью. - Гли, что я те принес, добавил он смущенно, протягивая рыбину, - но тут же увидел избушкино пепелище и заморгал, бледнея.
      - Княжий век уже в законе, - загудел Гай, объясняя обстановку. Ушел на згу [44 наш волен, згинул восвояси... Эву пору и мы, Травень, не холопи, ано люди самовольные.
      Кто-то вольный, а у меня, например, княжьи дети на руках, подумал я, изучая Травеня. Гопник мне понравился: интеллектом не испорчен и умеет ловить рыбу - такие люди нужны партии. В ходе непродолжительной беседы я выяснил, что оба головореза - профессиональные дружинники, биороботы-терминаторы, служившие князю Всеволоду Властовскому и его бессмертному делу с раннего детства. Не один десяток черепных коробок сокрушили они, ищучи, как говорится, себе чести, а князю славы. И вот - о радость! - готовясь к отъезду на небеса, мудрый старик запрограммировал их на выполнение любых приказов нового хозяина. "Мстиславка за старшого остается", - сказал князь, засовывая ребятам в мозговой отсек дискету с измененной программой послушания, - и вот ребята стоят передо мной, все пуговицы в ряд, играют мышцами на честных лицах и ожидают инструкций. Я прикинул шансы: кроме вашего покорного холопа, объединенным силам космического зла противостояли: слепой Лито, рыжий Гнедан, борец сумо по кличке Гай и люберецкий партизан Травень. Пятеро негодяев, с оружием в руках отстаивающих дело властовской революции... Звенят цикады, и багровая луна встает над Флорес-пара-лес-Муэртес, выползая из джунглей, глухо закипающих тропической ночью... Помнишь, Фернандо, как мы форсировали Рио-Гранде? Помнишь, камарадо, легкий блеск взлетающих мачете, сахарный хруст автоматных очередей и сияющий путь смерти, гордый хвост твоей ракеты SA-7, нацеленной во вражеский вертолет? Ах, амиго, юная черноглазая свобода выросла в хижинах наших матерей, она уже выучилась петь со своим народом пьяные песни независимости! Но пасаран, амиго! Венсеремос! Кристина Онассис! Впрочем, я отвлекся.
      Покойный князь был прав насчет погоды. Мелкие осадки снова закапались с неба, и возвращение в деревню проистекало под теплым дождиком. Так и не дождавшись автобуса, мы решили пойти пешком. Местность медленно проползала мимо: рыжий Харли расслабленно плелся сзади, ведомый Гаем под уздцы. Он был обижен тем, что на него нагрузили личный мусор дружинников - два заляпанных грязью щита, мешок белья, чьи-то сапоги и небрежно свернутый дорожный плащ...
      В промежутке между бизнесом я расспросил ребят об их детских впечатлениях. Осаду города Властова отчетливо помнил только Гай: Травень в те годы еще пешком на горшок ходил. С третьей попытки память Гая прояснилась настолько, что он вспомнил имя няньки, присматривавшей за ныне искомыми княжьими детьми. Ударницу педагогического труда звали Матохою (Ma'toha), и знаменита она была прежде всего умением профессионально драть задницы. Поймает, бывало, какую-нибудь задницу, и давай ее драть. Такие дела. Жестокая дама дожила до глубокого маразма и повергла окружающих в траур еще в эпоху командно-административных методов управления, то есть лет пять назад. Про секретную миссию Матохи касательно распределения обрезков княжьего кушака между наследниками никто, кажется, не знал - согласно официальной версии, все потомство Всеволода было вырезано престольцами. Некоторые частушки, ходившие в народе в качестве фольклора, намекали, впрочем, что кое-кто из детей выжил, благодаря вмешательству местного сердобольного божка Стожара - но трезвые скептики и хронические атеисты (а таковыми были мои новые подчиненные) давно примирились с мыслью о генеалогической кастрации рода князей Властовских.
      Расстояние до Стожаровой Хаты (так звучно называлась, оказывается, моя родная деревня) уже заметно сократилось, когда из-за поворота лесной дороги вырулил четырехколесный унитаз, увлекаемый вперед низкорослой крестьянской лошаденкой. На телеге, помимо бочек и старого улья, виднелись двое путешественников. Первый - плешивый старичок скинхэд в темной бороде управлял лошадью. А второй, незнакомый молодчик в дорогих сапогах и стильном дорожном костюме, едва заметив нашу веселую команду, бодро спустился с телеги на землю и... судорожно бросился с дороги к лесу!
      Травень присвистнул и зачем-то побежал вослед. Гай свистеть не стал, но устремился туда же - через миг все трое едва мелькали в просветах деревьев. Мы с Харли остались вдвоем встречать мужичью телегу. Все произошло так неожиданно, что я присел на краешек измены [ 45. Почему мои ребята так заинтересовались путешественником?
      Бородатый мужиченыш на тачке между тем улыбчиво поздоровался и стал объяснять:
      - Уж не ведаю, что и за попутчик такой у меня был. Тать нощной или пословный человек, не инако, - закричал он мне, подмигивая. - Пристал ко мне у млина: подвози да подвози! Тьху! (Старик сплюнул и снова подмигнул).
      - Не ори, папаша, - не в лесу, - сказал я, переводя взгляд на верхушки дерев.
      - И все-то он от людей хранился, за бочки кутался, - шепотом продолжал подмигивающий старикан. - Вота: ногату [ 46 мне подсунул, да быть мне нему и за его попутствие ни единому лешему не речи... А мне что? Я молчу себе...
      - Во-во, папаша, это ты здорово придумал. Помолчи еще разок. Уж больно у тебя это ловко получается, - посоветовал я, наметанным глазом оценивая конфигурацию бочек на телеге. - Это чего? - спросилось вдруг, глядя на бочки.
      - Где? - Старик страшно заинтересовался и круто обернулся через плечо. - А-а-а, это телега, - сказал он несколько разочарованно.
      - Ясно. - Я удовлетворенно кивнул. Из лесу послышался отдаленный крик и глухие высказывания: мои мальчики беседовали с незнакомцем. Старик тоже прислушался, но вдруг вздрогнул, будто вспомнив о судьбоносном:
      - Да! А меня ведь Порхеем зовут! Из Калинцева починка, бортника Гонялы дед!
      Я просто ушам своим не поверил. Встретить деда Порхея - это подарок судьбы, я считаю. Захотелось вдруг сердечно обнять старика! Радостно улыбаясь, я представился и протянул ему визитку. Между тем лесные голоса приближались - вынырнув из-за кучи бурелома, в поле зрения возник Гай, а за ним и Травень, тащивший кого-то за ноги по земле. Жертва была всячески обвязана веревками и покрыта в отдельных местах отпечатками босых, но грязных ног.
      - Эво: самого Берубоя споймали! - выдохнул Травень, гордо улыбаясь и прислоняя тело к колесу телеги. Втайне наслаждаясь абсурдом ситуации (имя Берубоя я слышал впервые), я властно приподнял брови. Потом (не менее властно) опустил веки и приказал немедленно развязать свежепойманного гражданина Берубойского, усадить, если это еще возможно, на стул и предложить чаю.
      - Видите ли, гражданин Берубоев, - обратился я к подозреваемому, в глубине души недоумевая, что мне от него нужно. - Вы должны понимать, что попали в серьезную организацию. У нас крайне много дел, потому что ползает еще по нашей многострадальной земле недобитая контрреволюционная гадина. И мы, сотрудники органов, в своей нелегкой работе рассчитываем, гражданин Берубоев, на вашу деятельную помощь. Чем скорее вы признаетесь в содеянном, назовете соучастников и организаторов известных вам противозаконных действий, тем скорее окажетесь снова в кругу семьи.
      Направив мощный луч настольной лампы в лицо подозреваемого, я прищурился и заставил себя вглядеться в эти запыленные и поцарапанные, черты. Арестованный сидел, прислонившись к колесу, и медленно растирал свои конечности в тех местах, где они давеча соприкасались с веревками. Глаза его были серьезными - нет, это не панк. И отнюдь не хиппи. Скорее всего, такой же вольный испанский летчик, как и я сам: узкое наглое лицо мальчика-мажора. Волосы собраны сзади в понитэйл [47: наверное, фанат "БГ". В левом ухе серьга... Среднего роста и легок телом - тонкие руки биоробота в оплетке вздувшихся жил, жесткие пальцы с аккуратными ногтями. Известный сорт молодых негодяев: в детстве они катаются верхом, играют в поло и в жаркий майский полдень проезжают мимо тебя в черном джипе с открытым верхом и кучей загорелых девушек в белых теннисных юбочках.
      - Гляни-ка, патрон, что я при нем сыскал. - Отирая со лба влагу, Гай приблизился и протянул крохотный лоскуток бересты. Я аккуратно принял документ двумя пальцами и подумал, что местной азбуке придется все-таки научиться.
      - Как я его узрел, враз помнилось: Берубойка, сукин кот, с тайным поспешным посланием течет во град, - продолжал мой подчиненный немного возбужденно. - Ну, перехватить его - а бегает, поганец, что твой мерин: без Травка и не споймался бы!
      Я встал и, покусывая мундштук, прошелся к окну. Снаружи молодое солнце республики согревало северный город, но я знал, что гадина ползает, и заговоры в силе, и Юденич идет на Петроград. В этих условиях партия требовала от сотрудника органов нордической ненависти к врагам и евразийской беспощадности. Подойдя к Берубоеву, я неловко пнул его босой подошвой в плечо.
      - Колись, контра, где спрятал валюту?
      - Не накормил, не напоил, баньки не истопил, а с вопросами подступаешься, - внезапно сказал Берубойцев и тут же улыбнулся - мгновенно и нагло: - Слышь, Мстиславко, не за свой ухват взялся - не обожгись... Отпусти меня, добро тебе советую!
      - Ща я те устрою баньку, - заверил я и мрачно добавил: - Кровавую. Я те вспомню и Чапаева, и Баумана, и бакинских комиссаров. Прохладно не покажется.
      Травень, почувствовав, что нужна его помощь, усилием воли сделал злобное лицо и ткнул арестованного кончиком кнута.
      - Гни-ида... - протянул он подземным голосом и тут же вопросительно глянул на меня, ожидая оценки начальства. Я поощрительно кивнул и поспешно перевел взгляд на портрет Ильича, висевший на белой стене кабинета. Вождь требовательно смотрел на меня, словно приговаривая: "Гляди в оба, товарищ! Добивай гадину!"
      - Короче, гражданин Берубойский! - начал я твердым голосом. - Или ты мне сейчас говоришь, где у вас тут штаб дивизии, или я тебе быстро и профессионально отрываю задницу.
      Мажор нахмурился.
      - Эге, какой стрелый! Не садил, не поливал, не окучивал - а рвать приспел! - не спеша произнес он. Всего-то секунду я смотрел в сторону, обдумывая, как отреагировать на услышанную дерзость, - а Берубой уже вскочил на ноги! И тут же рядом со мной, - серый взгляд блеснул недобро, а пальцы цепко легли мне на запястье:
      - Отпущай меня, Мстиславе, подобру-поздорову! А не то наместнику Катоме про твою нападку скажу!
      Я напрягся, соображая, каким коленом действовать, - но тут металлическое выражение Берубоева лица резко потеплело. Слегка, словно играючи, запрокинув голову и прогибаясь в спине, противник повалился на газон. Позади него стоял Травень (обратите также внимание на дубину в его руке).
      - Напрасно ты его убил, - сказал я, вглядываясь в остывающее тело Берубойского. - Теперь экологическое равновесие нарушится.
      - Ага, его убьешь! - скептически скривился Травень. - Погодь, еще очнется.
      Я нагнулся над телом. Наметанный глаз чекиста различил на указательном пальце берубоевской конечности небольшой золотистый взблеск - симпатичное колечко, подумал я, разглядывая перстень в ладони. На нем было что-то вроде печатки - не то крылатая собака, не то улыбающийся Бэтман.
      - М-да, - рассеянно обратился я к подчиненным, - устал, видать, паренек: набегался за день. Спортом, конечно, не занимается - вот организм и ослабел вконец.
      - Ох и верно! - опять возник старичок Порхей. - Нонче молодь больно мелковата родится. Един-то разок палицею по крепи, а уж оземь. В наши-то годы хошть наковальней лупи по темени, а с ног не свалишь.
      Мысленно сожалея, что под рукой нет наковальни, я с трудом оторвал наметанный глаз от лысого темени Порхея.
      - Хоша, впрочем, на Берубойку внапраслину пенять, - тут же поправился старик, покачивая головой. - По слухам, он парубок крепкий: чудом вы его споймали! Говорят, недавним делом одиночкою от мохлютского разбоя отбился на Вервятиной дороге, за озером. Народ брешет, буди Берубойка - богатырь...
      - Да брехать-то не топором махать, любой умеет, - оборвал его Гай. Сыскали себе богатыря: давеча в лесу я твоего Берубойку с первого щипка на лежку отправил. Нонче воров-то - как в печке дров, а богатырь придет и огонь разведет...
      Я прервал размышления Гая, протянув ему конфискованную у Берубойцева грамотку.
      - Зачитай-ка содержание перехваченного документа. Причем вслух, добавилось на всякий случай .
      Дружинник взялся за бересту всеми десятью пальцами и старательно зачел:
      Болярину Катоме Дубовыя Шапка купца Алыберскаго саула слово.
      Аз купец алыберский Саул Сутра прошел тремя лодьями Жиробрег-Град ныне входяй в воды твоея реки прозванием Керженец. Везу товар заморский знаемый. В три дни буду у тебя во Властов-Граде торговлею. Пропуска прошу и милости Саул Леванидов сын Алыберски купец. Ведая про разбои многие на реках, прошу бы мне встречу охранную выслать, помня драгоценные мои товары.
      Писано в Жиробрег-Граде толмачем Ноздрятою.
      Вестовому человеку плачено в полдороги три кун.
      Оглашение депеши произвело в толпе соратников волну оживления: Травень стал зачем-то потирать крестьянские ладони, а Гай выразительно побагровел.
      - Ну, патрон, деньги плывут! - прогудел Гай, закатывая рукава своей хэбэ. Травень возбужденно соскочил с телеги, подошел к телу Берубоя и слегка поддел его ногой.
      - Бывает и от вора польза! - радостно забормотал он. - Не будь Берубойки с его посланием, пропустили бы мы алыбера [ 48 мимо западни! Ну и добро, на том Берубою и славу споем, - добавил он деловито, кратким движением руки извлекая из ножен свой тесак. - Отмаялся, Берубоюшка...
      Меня посетила абсурдная идея, что он его сейчас зарежет. Во всяком случае, Травень зачем-то занес лезвие над грудью распростертого вора.
      - Отбой! - заорал я. Острие застыло на полпути - Травень недоуменно распахнул глаза в моем направлении. - Убери кинжал, дорогой, да? Этого джигита мы будем судить по нашим, советским законам,
      - Но... патрон! - вступился за напарника Гай. - Ведь эдак он, ненарок, выживет! Покончить вражину - и дело в закон... А инако он заисто посаднику Катоме все доложит про наше бесчинство с перехватом послания... Он Катоме заветный дружинушка. Возьмут нас посадниковы вой, и спать тебе свечера на дыбе.
      Я что-то задумался. Глупо, конечно, посетить средневековье и не побывать на дыбе. Имя посадника Катомы мелькало в перехваченной депеше так назывался властовский шериф, представлявший столичное, престольское начальство и командовавший оккупационным корпусом. Этот парень не пожалеет десятка дружинников, чтобы привлечь нас всех к поголовной ответственности. Перехват письма - чудесный повод отомстить банде Мстислава за все хорошее. Мораль: чем позже Берубой доберется до Властова, тем краше. Можно бы, конечно, и ножиком его проткнуть - да только за нервы свои я не поручусь. Зачем мне потом все эти кровавые берубойчики в глазах? Сегодня я его ножиком, а завтра ночью он ко мне в гости - в черном плаще, бледном сиянии и с укоризной в безжалостном взоре... Не люблю я призраков, нерусские они какие-то. Да, непростая ситуация сложилась.