Рынок тщеславия

– Ничего, – ответил Павел. – Просто стоял и читал книгу, детектив, кажется. Когда эта женщина прыгнула под поезд, он, по-моему, даже не шелохнулся.

– Он что, не собирался никуда ехать?

– Наверное, он ждал поезда в противоположную сторону, – предположил Павел. – Ведь он стоял ближе к тому краю платформы. Так обычно располагаются те, кому ехать в обратом направлении.

– А куда он девался после происшествия? – спросил капитан Панфилов.

– Уехал, наверное, – предположила Лариса. – Через несколько секунд после этого кошмара подъехал встречный поезд. Скорее всего, он на нем и уехал. Сами знаете, бывают такие люди, которых ничем не прошибешь, им на все и на всех наплевать.

– Да, бывают…

Панфилов выразительно посмотрел на Глушенкову. «Твой ход!» – говорил его взгляд.

Покинув место Елены Самохиной, Валентина подошла к молодоженам и спросила Павла:

– Вы сказали, что женщина прыгнула под поезд. Почему?

– А что же она сделала? – удивился Павел.

– Когда речь идет о несчастном случае, обычно говорят «упала под поезд», а вы сказали «прыгнула».

– Да, нам с Ларисой действительно показалось, что женщина нарочно прыгнула под поезд. Тогда, во время первой беседы со следователем, мы были в шоке от этой жуткой сцены и просто не могли толком назвать подробности. Придя домой, мы начали вспоминать все в деталях и поняли, что стали, скорее всего, свидетелями самоубийства.

– Расскажите об этих деталях, – попросила Глушенкова.

– Мы сразу обратили внимание на эту женщину, – продолжила Лариса. – У нее был такой потерянный вид. Она как-то странно ходила по платформе. Будто искала место поудобнее… чтобы умереть. Я понимаю, что это дико звучит, но именно такое у нас с мужем сложилось впечатление. Женщина сначала стояла почти в середине платформы, потом передвинулась поближе к нам, а когда показался поезд, быстро подошла к тому месту. – Девушка указала пальцем туда, где только что стояла Глушенкова. – Мы с Пашей сначала не понимали, зачем она бродила по перрону. В конце концов, не все ли равно, где умирать. А потом поняли: не все равно! В самом начале платформы, где мы сейчас стоим, это сделать гораздо проще – скорость поезда здесь намного выше, а быстро затормозить он не может.

– Совершенно справедливо, – подключился к разговору Роман Антонович Белиц. – Я тоже много думал об этой трагедии и пришел к выводу, что женщина сама покончила с жизнью. Потрясенный увиденным, я даже написал материал о прогулках. Ведущие психологи утверждают, что вовсе не в квартирах людям чаще всего приходит мысль свести счеты с жизнью, а на свежем воздухе. Именно на улице, где они видят множество, как им кажется, счастливых людей, которым нет до них никакого дела, потенциальные самоубийцы и решаются на последний шаг. Я с этим выводом полностью согласен! Мне в тот момент поведение покойной тоже показалось несколько странным. У нее была внешность очень больного человека. Кроме того, она выглядела какой-то отрешенной, словно ее загипнотизировали. Такое состояние характерно для самоубийц перед последним шагом. Но вот в чем я не схожусь с молодыми людьми, – он чуть поклонился в сторону молодоженов, – так это в их предположении, что женщина, находясь в явно депрессивном состоянии, способна была логически мыслить и выбирать место для смерти… Я, насколько вы помните, стоял сбоку и мог заметить то, чего, скорее всего, не видели другие. Она упала стремительно. Рывок – и она уже внизу! Как будто ее толкнули в спину. Но мы точно знаем, что толчка не было…

Обдумывая слова наблюдательного Романа Антоновича, Глушенкова ощущала смущение. Как ни странно, версию самоубийства ни она, ни Анатолий Панфилов не рассматривали в качестве рабочей. А почему, собственно? Потому, что оказались в плену штампов. Любящая мать не может покончить с собой и оставить родное чадо сиротой. А если Елене было уже невмоготу? Если болезнь и жизненные проблемы зажали ее так, что мысли о дочери ушли на второй план? Что, если так оно и было?..

«Но ведь и подруги Елены Самохиной ни разу, даже вскользь не упомянули о возможности самоубийства, – подумала Валентина. – Значит, такую возможность исключали не только мы с Анатолием. Да и какие, собственно, проблемы были в ее жизни? Кроме болезни, пожалуй, никаких. А может, мы просто чего-то не знаем?»

Она остановилась и поискала взглядом Настю. Та топталась возле небольшого заборчика, ограждавшего игровые аттракционы.

«Нужны мотивы! – продолжала рассуждать Глушенкова. – Серьезные мотивы. Как для того, чтобы покончить с собой, так и для убийства!»

В этот момент Настя призывно замахала ей руками. Валентина приблизилась к девочке:

– Что случилось?

Давайте вон того зайца выиграем! – предложила Настя, указывая на симпатичного зайчика, висевшего над дверью дощатого домика с надписью «Тир».

– Как это «выиграем»?

– Вы же в милиции работаете. Вас там стрелять учат, чтобы бандитов всяких ловить! Значит, вы сможете мне зайца выиграть. Он здесь уже давно висит. Мне его жалко – он такой мокрый!

– Значит, этот заяц – приз за меткую стрельбу! – догадалась Валентина.

– Да. – Настя бодрым шагом направилась в тир.

Поступь инспектора Глушенковой была не такой бодрой. Она-то знала, как учат стрелять в этой самой милиции! Последний раз Глушенкова стреляла почти год назад, выбив пятью выстрелами по неподвижной мишени всего тридцать очков. Но как объяснишь это маленькой девочке?

Внутри прилично отделанного помещения находился один-единственный пожилой мужчина, в обязанности которого, очевидно, входило заряжать клиентам оружие и следить за порядком.

– Желаете пострелять? – изумленным тоном поинтересовался мужчина, словно все посетители тира предпочитали сыграть в шахматы или покататься на коньках.

– Мы хотим выиграть зайца, который висит над дверью, – объяснила Настя.

– Чтобы выиграть этого зайца, нужно поразить двадцать мишеней подряд. А это нелегко.

– Ерунда, – отмахнулась девочка. – Тетя Валя хорошо стреляет, потому что работает в милиции страшным лейтенантом!

– Старшим лейтенантом, – поправила Валентина.

– Вот как? Ни за что бы не подумал! Из чего желаете вести огонь, товарищ старший лейтенант? Из винтовки или из пистолета?

– Из пистолета…

– Вам какую модель?

– Есть выбор?

– У нас здесь приличный тир, а не забегаловка какая-нибудь! – произнес мужчина, выкладывая один за другим три пистолета на длинных цепочках. – В наличии три модели пневматического оружия: наш российский «иж», немецкий браунинг и американский кольт.

Валентина выбрала кольт.

– Крутой выбор! Обычно женщины предпочитают браунинг, – произнес мужчина. – Давайте я дам вам три пробных патрона, а то ведь это оружие с норовом – довольно тяжелое и с приличной для пневматического пистолета отдачей. К нему нужно привыкнуть!

Он загнал в револьвер три свинцовых шарика.

– Целиться нужно «под обрез». Знаете, как это делается?

– Знаю, – ответила Валентина.

Она быстро прицелилась и выстрелила. В мишень, конечно же, не попала, но отметила для себя довольно интересную вещь: хотя рука ощутила приличную отдачу, шума от выстрела практически не было – так, едва слышный щелчок. И это в закрытом помещении, где эхо должно быть просто громоподобным. Два следующих выстрела она сделала, вообще не целясь. И на этот раз почти ничего не услышала.

Пока мужчина со скептической ухмылкой на лице перезаряжал револьвер, Валентина сделала для себя еще одно любопытное открытие. Последний раз из пневматического оружия ей довелось стрелять лет эдак пятнадцать назад, поэтому для нее лично стал откровением тот факт, что современные пневматические пистолеты заряжаются небольшими, в диаметре не более трех миллиметров, свинцовыми шариками, а не более громоздкими продолговатыми пульками, как это было во времена ее молодости.

– Скажите, – обратилась она к мужчине, который заряжал револьвер новыми шариками, – какова мощность этого оружия?

– Вы, наверное, хотели спросить, можно ли из такого пистолета убить?.. Что ж, оружие это достаточно мощное. Данная модель, например, с легкостью разбивает бутылку из-под шампанского с десяти метров. И это еще не самый сильный аппарат. Все зависит от напора воздуха в газовом баллоне, калибра и длины ствола. К примеру, длинноствольный аналог армейского «смит-вессона» мощнее вот этого кольта почти в два раза. А стреляет, как ни странно, еще тише! Так что в принципе убить из пневматического оружия можно. Но для этого нужно угодить человеку в какое-то уязвимое место; в глазное яблоко, например, или в ухо.

– А если выстрелить в спину? – спросила Глушенкова.

– Останется большой синяк – и все…

– А сбить человека с ног таким выстрелом можно?

– Это запросто.

Хозяин тира протянул ей заряженный револьвер:

– Вы зайца выигрывать будете или раздумали?

– Чуть позже, – ответила Глушенкова. – А сейчас мне нужен телефон…

Контракт о сексуальном партнерстве

Город медленно пронизывали сумерки, расстилая по земле вместо золотисто-зеленого покрова дня темно-пепельное, переливающееся огнями покрывало ночи. Поздним вечером, глядя в открытое настежь окно, Игорь ощущал лихорадочный пульс города, его нетерпеливую сутолоку и движение. Несчетные ручейки автомобильных огоньков, неоновые рекламы, подсветка магазинных витрин и разноцветные окна жилых домов завораживали взгляд.

Сейчас Игорь смотрел в сторону окна с особенным удовольствием – в стекле отражалась фигура обнаженной девушки. Чтобы понять, что это не мираж, достаточно было подойти и прикоснуться, что он и сделал.

– Ты не замерзла? – спросил Игорь, обняв девушку за плечи.

– Нет, – ответила Маша.

– А почему вся в мурашках?

– Это не от холода, а от твоего прикосновения…

Их близкие отношения с Машей длились всего шесть дней, а точнее – шесть ночей. Ему было хорошо с нею, даже очень. К тому же Игорь не мог не признаться себе, что ему безумно льстило, когда после очередного выступления в каком-нибудь шоу или ночном клубе, ускользая от назойливых поклонников на «мерсах» и «биммерах», Маша прибегала в его квартиру и падала на его кровать. Однако их отношениям чего-то не хватало: какой-то яркой искры, блаженной сумасшедшинки, свойственной влюбленным друг в друга людям. Их встречи как будто были освящены неким контрактом, текст которого мог выглядеть примерно так:

"Ввиду почти полного отсутствия свободного времени, а также в связи с взаимным половым влечением, мы, нижеподписавшиеся, Игорь Михайлович Опарин и Мария Григорьевна Подыняк, заключили договор о нижеследующем:

1. Встречаться каждую ночь в квартире номер семьдесят пять во временном промежутке от ноля до четырех часов утра;

2. Заниматься сексом не менее часа;

3. Разговаривать о чем угодно, не затрагивая тему любви, прошлого и совместных планов на будущее"…

Игорю никогда раньше не приходилось испытывать столь странных чувств к девушке, тем более к такой, которая наверняка была предметом эротических фантазий многих тысяч мужчин.

«Интересно было бы узнать, что об этом думает она?» – мелькнуло в голове у Игоря, и он покрепче прижал девушку к себе.

Но Маша думала о другом.

– Удивительно, ведь еще год тому назад я даже не мечтала, что когда-нибудь смогу любоваться таким дивным видом из окна…

– А что ты видела из окна год назад?

– Из моего маленького окошка видна была помидорная грядка и полусгнивший дощатый сарайчик, который использовался под курятник…

– И где можно увидеть такой экзотический пейзаж?

– У себя дома, на улице Морской, в маленьком украинском городке Приморске.

– И где он находится?

– На Азовском море, километрах в тридцати от Бердянска.

– А ты у нас, оказывается, иностранка?

– Самая настоящая! – улыбнулась Маша. – И я не представляла себе, что могу оказаться в таком огромном городе, да еще в России. Пределом моих фантазий было выскочить замуж за кого-нибудь из отдыхающих и уехать с ним в Бердянск или Запорожье. Однако, кроме мимолетного курортного романа, ничего не получалось.

– Как же ты здесь оказалась?

– Его величество случай… В лечебнице «Глория», где я работала, каждый год проходил конкурс художественной самодеятельности. Я никогда в них не участвовала, а тут меня Анька подбила спеть дуэтом. Выступили мы так себе – заняли третье место. Зато нас заметил один из отдыхающих, известный тебе Вовчик. Год назад он числился помощником какого-то продюсера. Увидев нас, понял, что его время настало. Он решил, что пора отправляться в самостоятельное плаванье!..

– Это Вовчик придумал вам такое глупое название? – спросил Игорь.

– Оно не глупое! «Неваляшки» – звучит неплохо. Знал бы ты, какие еще названия предлагались: «Куколки», «Шалуньи», «Сахарные губки», «Девчонки без комплексов». Вспоминать смешно… Да что я все о себе!.. А что ты видел из своего окна год тому назад?

– Вместо сарайчика из сгнивших досок – добротный кирпичный гараж…

– У тебя есть машина?

– Нет. В гараже хранился товар, которым я торговал на пару со своей теткой Зинаидой в нашем поселке.

– Ты уже тогда занимался коммерцией?

– Я думал, что занимаюсь коммерцией, – улыбнулся Игорь. – Теперь-то я знаю: это была вовсе не коммерция, а мышиная возня!

– Странно… – вздохнула вдруг Маша, – мы знакомы уже почти неделю, но практически ничего друг о друге не знаем! Я, например, была уверена, что ты коренной горожанин.

– Жаль, что разочаровал тебя…

– Совсем наоборот. С этой географической поправкой ты мне нравишься еще больше.

– Неужели ничего во мне не выдает провинциала?

– Нет, – с уверенностью заявила Маша. – Зато на мне, наверное, провинциализм написан большими буквами!

– Мелкими, – утешил ее Игорь. – Легкий акцент – и все…

– Никак не могу от него избавиться. Анька со своим управилась, а у меня не получается!

– Но когда ты поешь, ничего незаметно!

– Потому что я долго репетирую! – пояснила девушка. – Приходится тренироваться часами, а то и сутками, чтобы избавиться от украинского говорка. Но еще больше времени уходит на то, чтобы добиться нужного звучания!

– А я думал, что вам, артистам, достаточно вдохновения!..

– Репетиции, репетиции и еще раз репетиции – вот что у нас называется вдохновением. Талантливым, правда, репетировать приходится меньше, но и они пашут, как лошади. Ведь эстрадный номер – не только голос, но и умение эффектно подать себя! Многое к тому же зависит от уровня и денег продюсера.

– Так ты, оказывается, не талант! – с деланным разочарованием в голосе протянул Игорь. – И как это меня угораздило…

Договорить он не успел – Маша больно царапнула его руку и добавила грозным шепотом:

– Поиздевайся еще… Знаешь, как меня в «желтой» прессе называют?

– Нет, – соврал Игорь, потирая руку и невольно косясь на столик, где лежали газеты, обильно напичканные сведениями о похождениях «Неваляшек».

– Ну и темнота-а, – вздохнула девушка. – Тигрицей меня прозвали, вот как!

– Это еще почему?

– Потому что в постели я люблю царапать когтищами различные части тела своего партнера. Три дня назад, например, я исполосовала спину секс-символу нашей эстрады Андрею Шубину…

– Ты серьезно? – Игорь невольно отстранился от девушки. – Когда же это ты успела? Ведь мы всю ночь были вместе.

– Успокойся! – засмеялась Маша, возвращая Игоря в прежнее положение. – Это выдумка. А ты что, ревнуешь?

– Им за такие выдумки надо по тому самому месту настучать! – с возмущением заметил Игорь.

– Не надо им ни по чему стучать, – рассмеялась Маша. – Эту чепуху им нарочно подбросили продюсер Шубина и наш Вовчик. Они совершенно правы. Когда у артиста нет особых талантов, нужно продавать товар иного рода. А секс всегда в цене.

– Зачем ты говоришь мне об этом? – спросил Игорь.

– Хочу предупредить: не все правда, что пишут об артистах… и обо мне, в частности. Имидж имиджем, но мне не безразлично, что обо мне думает близкий человек.

– А разве твоя подруга Аня не встречается сейчас с каким то медиамагнатом?

– Значит, ты все-таки читаешь газеты! – отметила Маша. – Этот «медиамагнат» – наш Вовчик… Кстати, ты так и не ответил на мой вопрос. Ты меня ревнуешь?

– Ревную, – не стал скрывать Игорь. – Может, это и глупо, но на моем месте ревновал бы каждый.

– Здорово, что ты умеешь ревновать, – заключила Маша, перебравшись на подоконник. – Скажу честно: твое неизменное спокойствие немного меня настораживало. Прости, порой ты бывал похож на робота. На красивого, умного, совершенного и поэтому жестокого робота, который даже в постели решает какую-то задачу. Хотя, может быть, именно своей отрешенностью ты и сразил меня наповал…

– Так ты, оказывается, сражена наповал? Ловлю тебя на слове!..

Посмотрев в глаза девушки, он понял, что на эту тему шутить не стоило.

– Иди ко мне! – чуть слышно сказала Маша.

– Что?

– Я говорю, подойди ко мне ближе.

Он сделал полшага навстречу и сразу же попал в ее жаркие объятия. Маша сейчас и впрямь напоминала тигрицу, вцепившуюся в свою добычу. Жертва какое-то время сопротивлялась, считая, что неприлично устраивать эротический спектакль возле открытого настежь окна, но с каждым новым поцелуем, с каждым новым прикосновением сопротивление ослабевало. Жертва окончательно сдалась, когда грозная тигрица отпустила ее шею и распласталась на подоконнике. До этого момента Игорь не предполагал, что в его любимом ночном пейзаже может чего-то не хватать…

Убийство на перспективу

Трехмиллиметровый в диаметре металлический шарик на широкой ладони капитана Панфилова казался совсем крошечным. Что это за шарик, Валентине Глушенковой было ясно. Не вполне понятна была радость, с которой Анатолий его демонстрировал. Можно подумать, что с помощью этого кусочка свинца Панфилову удалось схватить убийцу или как минимум определить мотивы преступления.

– Вот в нем-то все и дело!

– Я почти не сомневалась, – сказала Валентина. – И где же ты его нашел?

– Под подкладкой пиджака Елены Самохиной! Правда, входное отверстие обнаружить не удалось – пиджак на спине в нескольких местах порван…

– Так, может, этот шарик вовсе и не пистолетный, – засомневалась Глушенкова. – Может, это деталь от какого-то развалившегося подшипника и за подкладку она залетела уже после падения Самохиной с платформы?

– Нет, нет, нет! – стоял на своем Анатолий. – Это свинцовый шарик для пневматического пистолета марки «Кольт» или «Смит-Вессон». Жаль, что баллистической экспертизы для пневматического оружия еще не изобретено и определить с точностью, из какого именно ствола стреляли, невозможно!..

– А насчет того, кто именно нажал на курок, у тебя есть какие-нибудь соображения? – поинтересовалась Валентина.

– С точки зрения законов физики, – спрятав шарик в пакетик и в карман, рассудительно заметил Панфилов, – сделать это могли четыре человека: пенсионерка Капитолина Дмитриевна Звягинцева, кто-то из молодоженов Стариковых и тот неизвестный, который стоял в метре от них и невозмутимо читал детектив.

– В убийцу-пенсионерку мне что-то не верится. Молодожены, пожалуй, больше подходят, да и позиция для стрельбы у них была идеальная. Впрочем, как и у того неизвестного… Кто-нибудь из свидетелей успел его рассмотреть?

Лицо Анатолия расплылось в довольной ухмылке.

– Приметы этого человека тебе знакомы: черные джинсы, черная рубашка с длинными рукавами, кучерявые волосы, кавказский тип лица, мощное телосложение и огромный рост.

– «Человек-гора»?!

– Судя по всему, да!

– Вот так сюрпри-из… – протянула Глушенкова. – Но что-то уж больно все складно получается.

– Для того чтобы все так сложилось, мы неплохо потрудились, – назидательно изрек Анатолий и тут же поправился: – Точнее сказать, ты потрудилась.

– Не время еще пожинать лавры. Надо искать незнакомца. Мне кажется, что проще всего выйти на него через больницу. Наверняка там есть человек, который его знает. Собственно, я уже давно веду своего рода разведку. По моей просьбе Аркадий собирает все больничные слухи и сплетни, а вечерами подробно мне докладывает. На основе его рассказов я уже определила для себя круг подозреваемых. Их трое: две медсестры и один врач. Сегодня я намерена поговорить с ними. Посмотрим, что из этого выйдет.

– Есть еще один любопытный факт, над которым я все время думаю, – сказал Панфилов. – Машинист злополучного электропоезда говорил, что до того, как он увидел упавшую на рельсы женщину, ему показалось, что между рельсами лежал какой-то предмет, на который она и прыгнула. Нечто, похожее на большую тряпку ярко-лилового цвета. Но говорил он об этом безо всякой уверенности: то ли было, то ли не было…

– А среди вещдоков есть нечто подобное? – спросила Валентина.

– Нет. Ничего, кроме той тряпицы, которую я нашел во время следственного эксперимента. Она скорее фиолетовая, чем лиловая. Маленький лоскут, который и заметить-то с большого расстояния невозможно. А машинист говорил о крупном предмете… Как думаешь, ему померещилось?..

– Могло и померещиться, – неуверенно сказала Валентина. – Но вполне возможно, что он видел какой-то полиэтиленовый пакет, который унесло с рельс на большое расстояние приближающимся поездом.

– Это возможно.

Анатолий встал из-за своего рабочего стола и принялся расхаживать взад-вперед по кабинету, что, по его мнению, способствовало мыслительному процессу.

– Картина преступления вырисовывается довольно четко и выглядит следующим образом: некто, пока нам неизвестный, звонит Елене Самохиной на работу и сообщает что-то такое, из-за чего та, сославшись на недомогание, убегает с работы, ловит машину и мчится на платформу «Вознесенская». Там ей назначена встреча. И не где попало, а в каком-то определенном месте: скажем, возле последнего фонарного столба или напротив рекламного щита, которые висят на заборе.

– Поэтому она бродила по платформе, словно искала, где бы свести счеты с жизнью?

– Совершенно верно! Однако вовсе не она искала себе место для смерти. Его выбрал для нее убийца. Я очень долго думал, что именно может заставить, спокойную и уравновешенную женщину, каковой, со слов окружающих, была Елена Самохина, обмануть коллег, бросить работу и помчаться сломя голову к кому-то на свидание. Первой мыслью, конечно же, был мужчина! Бурный роман, сильные чувства и, соответственно, неадекватные действия! Неплохое объяснение для странного поступка, правда? Однако и подруги Елены Самохиной, и ее сослуживцы в один голос утверждали, что в последнее время Елена Васильевна ни с кем не встречалась. И вот тогда я понял: единственным поводом для неординарных действий могла быть ее дочь! А точнее, угроза Настиной жизни!

На лице инспектора Глушенковой выразилось изумление.

– Этот вывод я сделал не на пустом месте. Еще во время первого разговора с заведующей детским садом «Ласточка» я обратил внимание на одну вещь. Заведующая пожаловалась мне, что примерно с обеда в детском саду не работал телефон. Как потом оказалось, какие-то хулиганы обрезали провод. Сейчас мне кажется, что это было отнюдь не хулиганство!

– Перед тем, как отправиться на встречу, Самохина несколько раз куда-то звонила, но без толку! – вспомнила Валентина. – Думаешь, она пыталась дозвониться до детского сада?

– Почти уверен!.. Представь себе ситуацию: Елена Самохина снимает трубку и слышит примерно следующее: «Ваша дочь похищена. Ждем вас там-то и там-то не позднее чем через двадцать минут, иначе…» Что сделает в такой ситуации любая женщина?

– Позвонит в детский сад, чтобы узнать, где сейчас ее дочь!..

– Но туда, как нам известно, дозвониться было невозможно, – продолжил Анатолий. – Поэтому Елене Самохиной оставалось только отправиться на встречу, которая так и не состоялась.

Панфилов умолк. Молчала и Глушенкова. Оба прекрасно понимали, что они подошли к самому главному, к ватерлинии, которая разделяла видимую и подводную часть корабля под названием «расследование». Ниже ватерлинии, где-то в темных глубинах слабо мерцал ключ преступления – его мотив. Теперь он немного прояснился…

Впрочем, хорошенько присмотревшись к Анатолию, Валентина поняла, что тайну мотив представлял лишь для нее. Какой-то едва уловимый блеск в глазах друга и тщательно подавляемая радость давали понять, что капитану Панфилову удалось опуститься ниже ватерлинии и увидеть, что творится под водой!

– Не томи душу, колись! – не выдержала Глушенкова. – У тебя же на лице написано, что удалось откопать что-то интересное!

– У тебя не взгляд, а рентгеновский аппарат! – усмехнулся Панфилов. – Я давно говорю: пора тебе перебираться к нам, в убойный отдел. Какой бы дознаватель или следователь из тебя получился!

– Поближе к теме, пожалуйста!

– Слушаюсь!.. Предположив, что Елену Самохину шантажировали, угрожая жизни ребенка, и в конце концов убили, я задался вопросом: зачем? Вымогали деньги? Но тогда зачем убивать, причем столь изощренно? Заставляли поставить подпись под каким-то проектом, против которого она выступала в своем департаменте по благоустройству и озеленению? Но никаких денежных проектов, которые бы она «зарубила» или собиралась «зарубить», не обнаружилось. Еще один вариант – месть. Но кто и за что мог мстить такой женщине, я просто не могу себе представить! Каких только версий и предположений я не строил. Пока не догадался, что Елену Самохину убили для того, чтобы ее место в комитете по благоустройству и озеленению занял другой человек.

– А чем так привлекательно ее место? – полюбопытствовала Глушенкова. – Высокой зарплатой? Возможностью брать большие взятки или утверждать важные решения?

Хозяин кабинета, очевидно, успел выжать все, что хотел, из затянувшейся преамбулы. С таинственным выражением лица он достал из стола аудиокассету и воткнул ее в магнитофон.

– Сейчас ты услышишь беседу Елены Самохиной и некоего мужчины, который, скорее всего, и есть наш «человек-гора».

После непродолжительного шипения из магнитофона донесся мужской голос с едва уловимым кавказским акцентом.

«Здравствуйте, Елена Васильевна, – произнес голос. – Это вам!»

«Спасибо, – ответил женский голос. – Какие красивые розы! Сейчас я найду для них подходящую вазу. А вы пока проходите, присаживайтесь. Может, чаю или кофе?»

«Нет-нет, спасибо!» – ответил гость.

Через несколько секунд разговор продолжился.

«Мне посоветовал обратиться к вам один наш общий знакомый», – сказал мужчина.

«Да, он звонил мне недавно и предупредил, что вы придете, – ответила Елена Васильевна. – Сказал, что у вас очень выгодное коммерческое предложение. Я внимательно слушаю».

«Он рекомендовал вас как большого специалиста в области ботаники, – продолжил гость. – Дело в том, что я собираюсь заняться разведением и выращиванием редких цветов, кустарников и деревьев. Этот товар, как вы знаете, пользуется сейчас огромным спросом. Деньги и желание для того, чтобы удовлетворить этот спрос, у меня есть, а вот хорошего специалиста нет».

«Но у меня сейчас есть работа, – ответила Елена Васильевна. – И она мне очень нравится!»

«А сколько вам платят на этой работе, можно полюбопытствовать?»

«Три тысячи рублей».

«Это около ста долларов, если не ошибаюсь, – пренебрежительно сказал гость. – А я вам собираюсь предложить для начала пятьсот долларов в месяц! По мере развития бизнеса зарплата будет повышаться».

Возникла пауза. Видимо, названная цифра дала Елене Васильевне серьезную пищу для размышлений.

«Вы знаете, – произнесла она наконец, – ваше предложение очень заманчиво. Однако в моей нынешней работе есть один большой плюс – стабильность. А я слишком долго была безработной, чтобы пренебрегать таким плюсом. Так что извините, но вынуждена отказаться…»

«Это ваш окончательный ответ?» – В голосе гостя сквозило раздражение.

«Да, пожалуй».

«А если я предложу вам восемьсот долларов?»

«Извините, но я уже приняла решение!»

«А тысячу?» – не успокаивался мужчина.

«Неужели я вам так нужна? – удивилась Елена Самохина. – Ведь и кроме меня есть множество специалистов, которые с радостью пойдут к вам даже на меньшие деньги. А я, простите, так уж устроена: по мне, лучше синица в руке…»

Новая пауза длилась минуты две. Первым заговорил мужчина:

«Вы странная женщина. Вам представилась возможность сменить полунищенское существование на высокооплачиваемую работу, а вы отказываетесь! Но ведь у вас еще и дочь есть».

«А при чем здесь моя дочь?» – несколько испуганным голосом спросила Самохина.

«Она, насколько мне известно, серьезно больна, – продолжал мужчина. – Эта болезнь досталась ей от вас по наследству. Еще я знаю, что существует способ избавить ее от такого наследства. С помощью операции пересадки участка тонкого кишечника, не так ли?»

«Вы очень хорошо информированы», – сухо и настороженно произнесла Самохина.

«Да, неплохо. А еще я точно знаю, что вы мечтаете сделать ей такую операцию, но не можете. А не можете по самой банальной причине: нет денег. Я же предлагаю вам выход. Работая на меня, вы сможете оплатить операцию уже через три-четыре месяца!»

«Вы словно дьявол-искуситель! – усмехнулась Елена Васильевна. – Но, похоже, не подозреваете, что существует тип людей, для которых деньги – это еще не все, хоть они и очень мне нужны. Когда тебе предлагают большие деньги – это очень опасно, смахивает на взятку, за которой прячется криминал. А у меня, как вы справедливо заметили, дочь на руках…»

Снова воцарилось молчание.

«Так вы скажете, зачем пришли на самом деле, или так и будете пудрить мне мозги сказками насчет высокооплачиваемой работы?» – не скрывая раздражения, спросила хозяйка.

«Мое предложение – вовсе не сказки, – ответил собеседник. – Я действительно хочу создать фирму по разведению редких растений. Но вы правы: на вашем месте мог оказаться и другой ботаник. Я мог бы нанять любого из тысяч голодных и безработных, но мне нужны именно вы».

«Это еще почему?»

«Потому что очень и очень серьезным людям нужно, чтобы вы как можно быстрее оставили должность, которую занимаете сейчас! Им нужно, чтобы вы уволились из комитета по озеленению и благоустройству. Ферштеен?»