Сначала я был маленьким

      21 сентября, вторник
      Звонили Просаловский, Анна. Иришеньке сделали операцию. Уже дежурит Танечка Воробьева - самая трогательная племянница. Жажда, больно ей, бедненькой. Попросил свету сделать ей лимонный сок. Звонил Петенька из Еревана. Я сказал ему: операцию сделали, ночью у нее дежурит Таня. Он обрадовался. Ефуни прислал мне врача - она поставила мне банки, сама займется бюллетенями.
      22 сентября, среда
      Звонила Сац (поделилась прошлым, настоящим). Звонил Каюрову. Позвонил мне Ефуни - пригласил лечь в его клинику. Пришел Юра Каюров - собрал меня и мои вещи. На такси заехали к Ирише с арбузом. Расцеловавшись с моей голубкой "беспомощной", пошел в барокамеру клиники Ефуни. Сергея Наумовича не было, но нас с Каюровым отвели в его кабинет, пока готовили палату. Наговорились с Юрой - парень творческий. Спал в непривычной обстановке неважно. Свистуны, кашель.
      23 сентября, четверг
      Ночью прилетел Петя из Еревана. Сосед по палате - директор совхоза Владимирской области - штат 750 чел. Заходил Сергей Наумович. Врачи меняются. Я - больной "не их прихода". В барокамере женщина с пороком сердца родила хорошего парня. Ирише уже не больно. Через марлю что-то видит. Петя с Андреем навестили маму. Звонила Анна - в институте хорошо. Звонила Савкова - с 27-го приступает к работе. Ночью у меня давление 195/100, задыхался. Уснул в 3 часа.
      24 сентября, пятница
      Проснулся в 10 час. Инсулин, капуста, яйца. Новый врач. Рентген. Петенька с колбасой и кефиром. Анна полчаса говорила по телефону с мамой. Просаловский растерян: не знает, подписан ли договор с Савковой. Не может поймать Горбачева. Поднял руки перед Музилем. Ефуни зашел, обещал в понедельник заняться мной.
      25 сентября, суббота
      Петя забежал. Мама хорошо. Просаловский в панике, что мы здесь. Была репетиция с Горбачевым и дали двух актеров. Высокое давление 200/110, масса уколов. Не откашливается.
      26 сентября, воскресенье
      160/80. Просили лежать. Вечером 190/70. Звонил Каюрову о Тамаре. С мамой говорил 4 раза. С Петей - один раз. Кислород не откашливается. Не знаю, от чего лечат? Отечность в ногах. Заменили одно лекарство на другое.
      27 сентября, понедельник
      Смотрел Иришу Краснов - хорошо! Предложил оперировать и второй глаз. Ириша сразу не ответила. К концу дня Тамара сказала ему, что И. В. согласна. После работы зашла Тамара. По телефону договорился с Каюровым и Тылевичем о шефстве над ней.
      29 сентября, среда
      Ирише сделали вторую операцию (правый глаз). На ночь наняли Наташу 10 руб. Завтра Вера, Надежда, Любовь - цветы вере Наумовне. Звонил Петушок - рад, что мамочке сделана операция. После нее она спит. Проснется попить и опять сон. Заходила Тамара, сказала, все хорошо. Отеки у меня не проходят. Опять рентген, кардиограмма.
      6 октября, среда
      Петушок навестил. Завтра обедаем у "матушки" - Шурочки Москалевой, и от нее на вокзал. 2 раза заходил С. Н. Ефуни - хорошо бы его пригласить консультантом. Был в глазной, проверил глаза, поднялся к Ирише. Простудилась, но бегает как зрячая. Завтра с Петей спланируем, как отблагодарить врачей, сестер. Тамара, Светлана - как родные.
      13 октября, среда
      Вандер звонил Гончарову - он ничего не знал о телефоне. Ириша с глазиком - хуже видит. Анализ крови на сахар: у Ириши 129, у меня - 142. О Кате с Шердаковым. К вечеру опять без внимания к старикам. Вместо шести, ужинали в семь. Как саранча. На бутылки. Ночевал зять. Дуся веселая.
      28 октября, четверг
      Укол инсулина - Лида. Мамаева жаждет встречи со мной у Горбачева. Приехала Дуся со снимком и направлением в больницу. Вызвал "скорую", Петенька отвез Дусю в больницу на Комсомола, 16 и дал телеграмму ее сыну Коле. Звонил Демину, Зайцеву. Горбачев забыл об обещании. Петенька в Москву "Стрелой" с подарками Краснову и Ефуни. Навестил Изотов.
      29 октября, пятница
      Укол инсулина - Лида. Иришеньке банки. Звонил на дачу Екатерине Кузьминичне - страшновато ей. Лег в урологическую клинику. Звонил Зинаиде Вас., Ефуни, Демину (обещал разобраться). Катя просила прощения.
      30 октября, пятница
      В больнице всюду сквозняки. Савкова была сегодня в дирекции - опять не подписали договор. Ириша переживает. Звонил ей, на дачу. Киселев травит, Горбачев помогает. У ребят концерт у медиков. С 5 утра не сплю. Звонил Ирише - она тоже не спит.
      1 ноября, понедельник
      Больница. Сестрички не точны с лекарствами - надо следить. Ириша начинает привыкать к интригам Ильи. Кроме швов (глазных) - плеврит. Лечится банками и рондомицином. Питается творогом. Кашель.
      2 ноября, вторник
      Илья мстит последовательно, издевательски. Кто держит этого подлеца? Горбачев - карьерист, ради пупа своего продаст искусство. Боятся дать ему самостоятельность. Ему стыдно прийти к Ирише и покаяться. Что я, физически слабый, могу сделать?.
      3 ноября, среда
      Заказал Ирише телефонный разговор с Деминым. На даче опять не работает телефон. Позвонил Гончарову о грейдере - обещал. Анна через маму нажимает. Опять у мамы последние 50 р. на дачу. Ириша с Просаловским активно работает. Орлова подписала, что Савкова произвела большую работу.
      5 ноября, пятница
      Анна на машине на дачу с Иришечкой и Леной. Машина застряла. Шофер ночевал на даче. Из Киева звонил Петенька.
      11 ноября, четверг
      Зарема с характеристикой Тхостова. Звонил в милицию - обещали уладить, учесть "чеченский темперамент". Врачи настаивают, чтобы после "Последней жертвы" вернулся в больницу. Гулял полтора часа - хорошо! Учу роль Бурцева - с трудом подвигается. Звонил Ефуни: "Жена написала пьесу". Спрашивал о Кате. Ириша угнетена Катей. При воспалении легких - столько переживаний!
      18 ноября, четверг
      Бюро к 2 часам. Беседа с комиссией. Местком забыл о "Рембрандте". Киселев оправдывался тем, что "режис сер и Меркурьев больны". Горбачев, напротив: благодарил за работу.
      19 ноября, пятница
      Киселев с утра начал проверку моих слов на Бюро. Репетировал хорошо, но текст еще заедает. Звонил Гале Карелиной и Горбачеву - просил встречу с комиссией, работающей в театре. Вечером - "Мертвые души". Тамара сказала, что я играл хорошо.
      20 ноября, суббота
      Смотрел "Мещан" в БДТ.
      22 ноября, понедельник
      С Савковой подписали договор. Наконец-то. Разродились. Репетиция прошла полезно. У Савчука нарыв - отвезли в больницу Эрисмана. Звонил ему, разговаривал с дежурным врачом. Температура 38, сбили на 37. Вечером играл "Чти отца своего".
      23 ноября, вторник
      Звонили Савчуку, переведен в 4-х местную палату. Его жена благодарила. И он позвонил. Ему лучше, но опасность заражения не миновала. Вывесили распределение и график "Аэропорта". Роли не согласованы с "Рембрандтом". Звонил Изотов - Дусю надо класть в больницу.
      24 ноября, среда
      11-30 - "Зеленая птичка", 2-й состав. Много пошлятины и плохой вкус. Актеры работали с увлечением. В 20 ч. репетиция "Рембрандта".
      25 ноября, четверг
      11-30 - спектакль "Зеленая птичка", 1-й состав. Актеры выложились, и многие - с потрохами. Режиссер Шейко, нахватавши чужого, тоже выложился. Чего там только нет! Пошлятины полно, а вкуса нет, значит и меры нет. На худсовете дружно раскритиковали. Отменили. Горбачев взялся помочь доделать.
      26 ноября, пятница
      Занимался Бурцевым. Укладывается. Звонил Петенька о возможности приезда с Г. А. Струве к нам на дачу. 19-30 - экстренное бюро - состав будущего месткома без Клейнера.
      27 ноября, суббота
      Горбачев звонил Ирише: "Включите телевизор - показывают "Рембрандта". Куцая передача. На даче отказал мотор. Ник. Тихомиров поехал, починил. Екатерина Кузьминична уже попросила замену. Нужен уголь. У меня экстрасистолы - принял панангин, наладилось.
      7 декабря, вторник
      Петушок в новом костюме. Сделал мне укол инсулина. Цицкиев вместо 9 позвонил в 11 - сделал ему внушение. Принес расписание на декабрь. Звонил Гончаренко - обещал сегодня заменить телефонный кабель. Клавдия Федоровна накормила нас.
      8 декабря, среда
      Инсулин Лида. Катя с милым проспали работу. Звонила Владиславу Николаевичу, тот назначил на завтра, обещал серьезно поговорить с нею. Тамарочка позвонила из Москвы, сказала, что Краснов ждет в пятницу. Встреча в макетной с Савчуком. Ириша многое не приняла. Звонил Кадочников о сыне в аспирантуру.
      9 декабря, четверг
      11-30 "Слуга двух господ", "Коварство" дома. Катя не ночевала. На работе не была. 3 билета на Москву обеспечил И. М. Лебедь. Вечером приехали ночевать молодожены. Я попросил Клавдию Федоровну пожить у нас в квартире, пока мы будем в Москве. "Стрелой" с Иришей и Петей в Москву.
      12 декабря, воскресенье
      К Ирише поехала Танечка Воробьева. Я весь день в гостинице. Режим безукоризненный. По телефону с Иришей - запросила очки, глазки не беспокоят. Смотрел фигурное катание, прощание с Пахомовой и Горшковым. Звонил Анне. Несколько раз звонил, замотанный издательством, Петушок.
      13 декабря, понедельник
      В 7 ч. утра звонил Ирише. 8 ч. трава, в 9 завтрак, в 10 у Зайцева. В 11-30 у Ириши: шустрая, похудела на 12 кг. После осмотра и благословения М. М. выписали ее. В 15-30 на такси в гостиницу. Опять вместе! Тут же появился Петушок. Он занят редактированием книги - весь в этом и телефонах. Побыл часик и уехал. Узнавали координаты вдовы Кедрина. Звонил Погореловой. Завтра встретимся.
      14 декабря, вторник
      "Стрелой" - "люкс". Утром процедуры. У Демина с "Рембрандтом", об аспиранте (Кадочников), о гастролях студентов летом. Розыск Кедриной. Погорелова с цветами, ужин с шампанским. На такси с Иришей на Ленинградский вокзал. Петушок - сопровождающий.
      15 декабря, среда
      8-30 - в Ленинграде. Катя опоздала на работу. В 10 с Виктором исчезли, в 16 появились. В обкоме до 19 ч. Пролил свет на Карелину, Горбачева и Киселева. Как будто бы поняли все. Благодарили. Звонили Карелина, Горбачев. Спать лег с горчичниками.
      16 декабря, четверг
      Утром гимнастика. Ириша с кряхтением готовится к репетиции. 11-30 "Коварство", "Слуга". Катя на работе появилась в 17 ч. Пришла с Виктором, но он не ночевал. Легла, чтоб мы не заметили: знает, что нехорошо. С бухгалтерией из-за Савковой поцапался.
      17 декабря, пятница
      Ириша после гимнастики сварганила хороший завтрак. Съездил с Горбачевым в медпункт за рецептами и в аптеку за глазными каплями, седуксеном. Купил к обеду курицу, масло, яйца. Поучил роль, уснул и к 19 ч.- на репетицию. Адашевский тоже текст знает.
      18 декабря, суббота
      Николай Иванович на дачу с новым насосом "Кама". Принял душ - словно я заново родился.
      19 декабря, воскресенье
      Адашевский потребовал первый репетировать "Пока бьется сердце" и показал свою несостоятельность. Ириша поехала в макетную. Спектакль ("Последняя жертва") прошел академически. У Ириши боль в глазу. Не спали до 2-х часов.
      20 декабря, понедельник
      В 11 ч. с Иришей у глазника Лукиной. Мешала распустившаяся нитка, удалили ее из глаза - стало легче. У Ириши опять разболелся глаз. Репетировала с ребятами. От Кедриной бандероль. Савкова подписала договор. У меня одышка, свистуны. Катя не была два дня. Пришла - сразу легла. Все сначала!
      21 декабря, вторник
      В 1 час ночи - "скорая". Через полчаса - кардиологическая бригада во главе с Колосовой. Массу уколов в вену - эуфиллин и для размачивания и т.п. Ириша так уснула, что не слышала как появились и исчезли бригады. Анна ежеминутные звонки. Волнуется.
      22 декабря, среда
      В ночь на 22-е Ириша сама вызвала неотложную из Свердловки. 8-30 Лида - инсулин. Завтрак - гречневая и кофе. Корреспондент "Известий" Юрий Александрович. Карелиной позвонил о больнице. Орлова интересовалась здоровьем. Баученкова - давление 190/90, направление во 2-е отделение. "Скорая" из Свердловки - безоговорочно в машину и увезла. Кислород, капельница на час. Позвонил Ирише, что в отдельной палате.
      23 декабря, четверг
      Давление 180/85. Из вены кровь. Завтрак: котлета с морковью, сыр, колбаса, чай с ксилитом. Обед: борщ, печенка с кашей, творог, два яблока. Ужин: свежая капуста, яичница, чай с лимоном и ксилитом. На ночь простокваша. Капельница, эуфиллин, панангин в вену. Попросил Ларису позвонить Ирише. Врач Римма Васильевна. Давление 190/95, пастозность. Образцов С. В. "Искусство, наука" по радио.
      24 декабря, пятница
      Давление 190/90. Капельница. Постельный режим. Проветрили палату. Позвонил Ирише. Екатерина Кузьминична приехала - уговорили поехать на дачу до моего выхода из больницы. Анна с Шишонком едут завтра на дачу на машине Продукты 130 р. Температура 37,2. Давление 170/70. Решил последние картины.
      25 декабря, суббота
      Душ, сменили белье. С Иришей разговор. Письмо Тхостова. Встреча с курсом. С Кравчуком - о директорах и руководителях, о дипломатии Юрия. Статья в "Известиях". Каждые 4 часа капельница.
      26 декабря, воскресенье
      Навестила Ириша с Зинаидой Васильевной. Ириша устает от меня, когда я дома.
      27 декабря, понедельник
      Пенициллин каждые 4 часа. Давление 165/85. Капельница. Римма Васильевна забежала, на ходу измерила давление: 155/85. Радостная убежала на вызов. Прибавила камфару и горчичник. На даче опять телефон не работает. Карелину в бюро выбрали, но сколько грязи было - совсем разбитая. Я не прошел (?). Ириша поняла, в чем дело, и считает, что так покойнее. Игорь, будто, вел себя пристойно.
      28 декабря, вторник
      "Музыкальная шкатулка" (Бетховен?) по радио - "Прощание с чудесной жизнью". Зинаида Васильевна приехала с Иришей - сверка текста "Рембрандта". Звонил Анне на дачу - тепло там. Трудятся. "Николай Иванович заболел",говорит Тоня. Много уколов пенициллина и камфары, от этого, мне кажется, зуд - так бы и почесал ниже колен. Смазали зеленкой ноги. Оказалось результат аллергии. Ночью димедрол.
      29 декабря, среда
      Давление 155/85. Восьмая капельница. Массаж. Укол против аллергии. Исследовали почку и мочевой пузырь - аппаратура из Америки, фиксирующая прохождение мочи. Звонил, 3 раза говорил с энергичной Иришей. Ириша говорила с зав. отделением Анатолием Андреевичем насчет Нового года ничего не вышло.
      30 декабря, четверг
      Анна приехала с дачи. Ириша навестила меня. Выступила сыпь. Дежурный врач прописала укол димедрола - не помогло.
      31 декабря, пятница
      Звонил Ирише. Ириша с Анной встречали Новый год у Жанны. Я - в больнице спал. Звонил на дачу, поздравил Екатерину Кузьминичну.
      * * *
      А здесь я хочу прервать повествование, поскольку свидетелем едва ли не самой великой страницы жизни моего отца я не был. Пусть о ней расскажут те, кто был в ту, последнюю ночь, когда Меркурьев в образе великого фламандца вышел на сцену, рядом с ним.
      Галина Тимофеевна Карелина
      ...Последняя в его жизни репетиция спектакля "Рем брандт" по пьесе Д. Кедрина. Репетиция началась ночью, сразу после очередного спектакля. Василий Васильевич был очень болен и премьеру сыграть не мог. Это было тем более обидно, что о роли Рембрандта Меркурьев мечтал, как только может мечтать человек, художник о самом заветном в своей жизни. Чем так привлекла его философская, бунтарская, исполненная суровой прозы и высокого пафоса драма Кедрина? Что соединяло их - короля живописцев и актера двадцатого столетия?
      Вот Рембрандта упрекают в пьесе:
      "Мне непонятно, что тебя влечет
      К ночлежке, к рынку, к улице, к таверне...
      Людей из общества наперечет
      В твоем кругу: все больше грязной черни".
      "Натуру в них ищу я, может быть,
      А может - совесть..."
      отвечает Рембрандт.
      Вот эта тяга к людям, к жизни, стремление проверить себя ее высшими критериями были близки Меркурьеву.
      Меркурьева влекло к этой роли еще и что-то глубоко личностное. И когда я сейчас в спектакле слышу слова:
      "Вы, мой Рембрандт, способный человек,
      Ваш ум остер и чувство ваше тонко,
      Но можно ль оставаться целый век
      Таким вот... мягко говоря, ребенком?"
      передо мной оживает, властно вторгаясь в условность сцены, именно Василий Васильевич Меркурьев - талант с детски ясным и добрым, каким-то удивительно целомудренным видением мира. С течением времени, которое каждого из нас делает более внимательным к миру, я понимаю, почему тогда, ночью, больной, он пришел на сцену и, собрав все свои силы, репетировал, чтобы хоть раз сыграть эту роль.
      Он вышел на сцену в костюме и гриме Рембрандта его последних дней. Здесь, перед нами - актерами, рабочими сцены,- а в общем-то, перед потомками, подводил итог своей жизни великий Мастер, стоящий на пороге небытия. На призыв пастора покаяться, он спокойно, с трагической простотой и мудростью отвечал:
      "Как будто не в чем. Я в труде ослеп.
      Не убивал, не предавал. Работал.
      Любил, страдал и честно ел свой хлеб,
      Обильно орошенный горьким потом".
      Эту сцену забыть невозможно. Пустой темный зал и освещенная сцена, тьма и свет, и большой прекрасный человек, при виде, при звуках неповторимого голоса которого сжималось сердце в предчувствии невозвратимой трагической потери. Нет, впечатление о предсмертном монологе Рембрандта в исполнении Меркурьева тщетно пытаться передать словами. Это надо было копить в себе всю жизнь, чтобы вот так выйти на сцену и, превратив своих товарищей в потрясенных слушателей, поведать им такие глубины, такие тайны души человеческой. Именно тогда все мы поняли, что это был за актер. И как несправедливо, как обидно, что он умер, так и не сыграв этой роли. Как многого лишились люди, я могу судить по нам, видевшим его тогда. Все мы были объединены одним чувством потрясения. Какое богатство он выплеснул нам из своей души - щедро, безоглядно, как бы предчувствуя, что делает это в последний раз. Какой великий актер! Совсем иной, чем Николай Симонов, Николай Черкасов, он, безусловно, был по-своему велик и в трагедийном плане. Наверное, Рембрандт стал бы вершиной его трагедийного таланта, итогом его жизненных наблюдений, поисков, прозрений, сомнений. То, что мы увидели, убеждало в этом.
      В юности, в 1926 году, в период учебы у Леонида Сергеевича Вивьена и благополучного начала своей актерской карьеры Василий Васильевич получил ярлык "ста рика", блестяще сыграв Грознова в комедии А. Н. Остров ского "Правда - хорошо, а счастье лучше". И уже тогда, и потом, через тридцать лет, особенно его Грознов - неповоротливый, дряхлый, но грозный "ундер" из комедии, вызывая смех, вдруг пробуждал в сердцах зрителей какие-то совсем иные чувства. Это только по виду он был "оплотом", охранителем старого порядка, а на самом деле - одиноким, бесприютным стариком, ставшим его жертвой.
      К Островскому у Василия Васильевича было особое отношение. Я помню, как мы работали над "Последней жертвой". Он страстно любил этот спектакль, своего Флора Федуловича Прибыткова. И тогда тоже искал что-то очень сложное, неблагополучное, неудовлетворенное в судьбе своего богатого, устойчивого героя. В душе этого московского воротилы, каким его рисовал Меркурьев, шла напряженная внутренняя работа, борьба с самим собой, и за всем внешним блеском и лоском благополучия явственно проглядывало его одиночество, какая-то детская незащищенность, ранимость. И снова повторю: в этом был не только его герой, в этом был он сам, это тема не только еще одного образа - это тема его личности, судьбы. В самых трагических местах своей роли я видела его глаза, глаза человека, понимающего горе другого, чуткого, участливого. "Только бы помочь! Только бы не разрушить! Только бы спасти!" - говорили, молили эти глаза. Мне, актрисе, в этом спектакле казалось, что мой партнер существует только для меня. Он настолько ощущал каждое движение моей души, мою мысль, что как бы растворялся во мне.
      Критика не сумела или не захотела понять всю сложность задачи, которую Меркурьев поставил перед собой в образе Прибыткова и которую и решил так тонко, так по-своему, как это было присуще только ему одному. Писали об этом сухо, скупо, через запятую. Он не мог скрыть своего огорчения. Не потому, мне думается, что его не похвалили, а оттого, что не захотели, не сумели понять.
      Но как бы ни огорчался Меркурьев этим непониманием, как бы ни подсмеивались некоторые, что вот-де он и Отелло хочет сыграть, он упрямо стремился к тому, чтобы сказать людям свое очень откровенное слово о жизни, о смерти, об одиночестве, о том, как это нелегко - быть на земле человеком.
      Как хорошо, что все это понял, услышал этот немой крик души Игорь Олегович Горбачев. Он прямо-таки подарил Меркурьеву возможность такую мечту осуществить, поручив роль Бурцева, боевого медицинского генерала, руководителя института в спектакле Д. Храбровицкого "Пока бьется сердце".
      С появлением Меркурьева казалось, что на сцену вылетал гигант, снаряд бронебойной силы, вихрь - вся мощь, вся энергия этого человека были направлены на то, чтобы во имя дела, во имя науки, во имя справедливости ринуться в любое сражение, сокрушить всех и вся, кто мешает осуществлению его благородных идей.
      Финальную сцену разговора умирающего Бурцева со своим любимым учеником, другом, соратником - хирургом Крымовым - забыть невозможно. "Сколько же мы с тобой спасли! Дивизию можно собрать! Крымов! Дивизию целую! Не-ет. Хорошо..." - какие непередаваемые оттенки звучали в его голосе. Он говорил как человек, умудренный огромным опытом, прошедший страшное горнило. Он умирал спокойно, без страха, с сознанием того, что, подарив жизнь другим людям, он выполнил свой долг до конца. И перед этим отступало все: и одиночество, и неустроенность личной судьбы, и какие-то ошибки, сомнения, неудачи в той, уже ушедшей жизни.
      Это был один из последних шагов Меркурьева к его великому несыгранному Рембрандту.
      Он всегда радовался жизни и искусству, был оптимистичным, добрым и открытым, а потому и понятным и близким всем. Существовал только один человек на свете, к которому он был беспощаден - актер Меркурьев. "Человек любой профессии стремится к высокому качеству своей работы,- говорил он.Но признаюсь откровенно, я бываю доволен собственной работой только тогда, когда состав фильма или спектакля силен в целом, когда создается так называемый творческий ансамбль. Я радуюсь, если коллега, товарищ работает лучше меня".
      В трагедии Юлии Тугиной мне казалось самым главным не то, что у нее отняли деньги. Не призрак нищеты повергает ее в душевные страдания, а потеря веры в человека. С этим для нее уходило все. И это мое соображение нравилось Василию Васильевичу, было близко ему и понятно, и мы очень часто думали и с волнением говорили об этом друг с другом не только в процессе работы над спектаклем, а просто так, в жизни. Потому что по нашему с ним убеждению истина заключалась в том, что на вере в высокое, на верности ему держится весь мир, все человеческие отношения и в жизни и в искусстве.
      Вопрос "во имя чего?" всегда был с ним и в искусстве, и в жизни. Во имя чего приходит в мир человек? Во имя чего призван он жить, трудиться, терпеть лишения и невзгоды, терять и обретать, познавая счастье, дружбу, предательство, бороться и погибать? Во имя чего выбирает себе человек предназначение на земле и служит ему? Что важнее, что нужнее в наш бурный нейтронный век - великая гармония добра и красоты или всесильная алгебра рассудочности и комфорта? Ответы на эти мучительные вопросы он искал в каждой из своих работ, он утверждал его своим подвижничеством в искусстве. Он был глубоко убежден, что театр нужен, необходим всем, что настоящее искусство способно пробудить "душу живу" всегда и везде.
      Есть актеры, которые, как и большие поэты, "не гибнут, а гаснут, как звезды", а свет еще долго-долго видят их потомки и по нему определяют свой курс. Есть что-то пророческое в том, что о Рембрандте, в последний раз прожитом Меркурьевым на той незабвенной полночной сцене, говорится в финале спектакля:
      "Не верьте, люди. Рембрандт не умер.
      Не умирает истинный талант
      Пусть надорвался он, но злу не внемля,
      Он на плечах широких, как Атлант,
      Намного выше поднял нашу землю!"
      * * *
      И еще один свидетель последних лет жизни и творчества моих родителей:
      Зинаида Васильевна Савкова
      Много лет я знала Василия Васильевича Меркурьева не только как зритель, плененный его искусством, но и как сотоварищ по совместной работе в Театральном институте, где он, профессор, обучал будущих актеров, а я на его курсах преподавала сценическую речь.
      Еще свежи в памяти встречи с артистом, особенно в дни, когда Академический театр драмы имени А. С. Пуш кина готовил к постановке пьесу Д. Кедрина "Рем брандт". В ней Меркурьев должен был играть заглавную роль, а я осуществляла режиссерскую работу над словесным действием в стихотворной пьесе, была редактором ее сценического варианта.
      Сыграв много ролей в основном в пьесах, написанных прозой, Василий Васильевич вдумчиво, трепетно приступил к созданию сложного образа Рембрандта в пьесе, написанной стихами. Он изучал литературу о жизни и творчестве великого художника, постигал тайны его живописи, проникал в его сложный внутренний мир, характер взаимоотношений с окружающими людьми и т.д.
      С предельной тщательностью работал над словом. Его волновала проблема: как, не теряя естественности звучания речи, сохранять форму стиха, как овладеть особым видом словесного взаимодействия стиходействием, когда слово, вплетенное в ткань стиха, вызывает иное самочувствие, иную взволнованность, особый характер событий, мироощущения, сверхзадачи. И, как старательный ученик, Меркурьев вновь изучал законы звучащего слова в стихотворной пьесе, овладевал искусством паузировки, наполняя стиховые паузы глубоким подтекстом, вырабатывал в себе "внутренний метроном", позволяющий органично жить в ритме стиха, не теряя ритмического чувства ни в процессе речевого взаимодействия, ни в зонах молчания.
      Уверовав в полезность рекомендованного приема, артист настойчиво учился говорить в заданном стихотворном размере пьесы Д. Кедрина, написанной пятистопным ямбом. В дни репетиций он пытался вообще разговаривать ямбичной стопой. Однажды он так обратился к нам:
      Пора уже идти в театр, друзья,
      Лишь час до репетиции остался.
      Попробовать хочу сегодня я,
      Как в первом акте мне финал удался.
      А в другой раз, возвращаясь после удачно прошедшей репетиции, мы услышали опять рифмованные строчки:
      Заговорил стихами я во сне,
      Чтоб форма не мешала мне творить.
      Прием понятен стал и дорог мне:
      Он позволяет органично жить.
      Когда я в ритме двигаюсь, молчу,
      Тогда живу свободно, как хочу.
      И всю дорогу мы втроем (Ирина Всеволодовна, Василий Васильевич и я) весело занимались стихоплетством, погружая себя в знакомые уже и ставшие близкими "волны ритма" кедринской пьесы.
      Однажды, включив магнитофон, Василий Васильевич попросил меня прочесть вслух всю пьесу. Я это сделала. По записи, к прослушиванию которой он не раз возвращался, Меркурьев проверял себя, полностью ли он владел законами стиходействия.
      Большая потеря для нашего искусства, что на пленку не запечатлена последняя подготовленная им роль Рембрандта. Это был бы образец органичной жизни актера в стихотворной пьесе. Романтически приподнятая речь Рембрандта - Меркурьева звучала просто, правдиво. Не было никакой декламации. В стихотворной форме сохранялись все особенности живого действенного слова: разнообъемно звучали главные и второстепенные по значению слова, наблюдалось темпо-ритмическое разнообразие в звучании целых периодов мысли, естественно включался в действие звуковысотный и динамический диапазоны голоса, постоянно менялся тон, тембр голоса в зависимости от смены отношений, чувств, оценок, которыми сопровождалась речь Рембрандта. Особенно искусно оправдывались паузы в конце стихотворных строк в моменты "зашагивания" мысли на другую строку.
      Артисты знают, как нелегко овладеть одним из главных законов словесного действия - перспективой речи. Меркурьев владел ею блестяще. Его речь всегда стремилась к логическим центрам мысли, к главному.
      Вспоминается роль Флора Федулыча Прибыткова в спектакле "Последняя жертва" по пьесе А. Н. Островского: сцена, когда Флор Федулович отказывается дать взаймы деньги молодой вдове, судьба которой ему далеко не безразлична.
      Произнося текст длинной диалогической реплики, Меркурьев не только обращался к Юлии, но, скорее, убеждал себя в том, чтобы не проявить слабости и не бросить деньги на погибель самой же Юлии, горячо полюбившей ветреного, несамостоятельного человека, тоже жертву века. Желая скорее прекратить тягостный разговор, Флор Федулыч - Меркурьев проговаривал слова в быстром темпе. И если в его страстном речевом потоке зрители иногда могли не расслышать какое-то слово, то они всегда понимали главное - мысль и действие героя: в их сознании запечатлевалась последняя фраза, звучавшая с интонацией категорического отказа: "...А на мотовство да на пьянство разным аферистам у меня такой статьи расхода в моих книгах нет-с".
      И сегодня, как живой, стоит перед глазами Флор Федулыч, и снова волнуют его слова, звучащие с неповторимой меркурьевской интонацией, которыми он заканчивает встречу с Юлией. Когда не в силах больше видеть унижение женщины, он уступает ее просьбе и дает деньги, а она в порыве благодарности целует его, Флор Федулыч - Меркурьев застывает на минуту, как бы желая продлить, запечатлеть это счастливое мгновение и неторопливо, осознавая, оценивая то, что произошло, говорит: "Этот поцелуй дорогого стоит! Это от души-с!" И вдруг он еще раз, с глубоким подтекстом, в котором слышится и тоска по искренней, бескорыстной любви, и готовность отдать жизнь за истинное чувство, повторяет на более высоком тоне, восклицая слова: "Дорогого стоит!"
      И здесь были соблюдены законы перспективы: эти три короткие фразы звучали по-разному. В них была ярко, впечатляюще отражена динамика внутренней жизни "человека-роли".
      Меркурьев - актер, соединивший в себе лучшие традиции русского театрального искусства и самый современный стиль игры, в совершенстве владел искусством перевоплощения.