Сначала я был маленьким

      Постепенно наша программа дополнялась, расширялась. Но мы страдали от наших "ширпотребовских" инструментов и малого барабана, стоящего на декоративном табурете на гвоздях.
      Узнав о наших затруднениях, Вась Васич прямо при нас позвонил в Москву на базу министерства культуры СССР и попросил помочь. Ему ответили, что на складе площадью в триста квадратных метров "хоть шаром покати". Когда же на вопрос "кто говорит?" Меркурьев представился, то через пару недель институт получил контейнер, в котором были импортные электрогитары, ударная установка и импортная акустическая система с микрофонами. Сейчас этим никого не удивишь, но ведь мы тогда жили при советской власти, шел только еще 1970 год. Радости нашей не было конца! Теперь-то уж можно делать настоящий концерт!
      Не в ущерб институтской программе мы много концертировали - дали более ста концертов для зрителей самых разных профессий различных регионов Советского Союза. Естественно, во время учебного года наши выступления проходили только в Ленинграде и области, а летом мы, как правило, отправлялись в дальние поездки. И все эти поездки организовывал для нас Вась Васич.
      Сразу после экзамена, завершившего первый курс, вся наша мастерская вместе с В. В. Меркурьевым, И. В. Мей ерхольд и Л. В. Честноковой поехала в город Кириши Ленинградской области. Потом, уже без мастеров, улетели в Душанбе. В аэропорту нас провожали Василий Васильевич и Ирина Всеволодовна. Меркурьев познакомился с командиром самолета и получил заверения, что его ученики в целости и сохранности будут доставлены в Ташкент, а оттуда уже рукой подать до столицы Таджикистана. В Душанбе нас встретили на пяти автомобилях "ЗИМ", как самых дорогих и почетных гостей республики, отдавая тем самым, конечно же, должное нашему Мастеру.
      Лето после второго курса мы проводили на Дальнем Востоке, где обслуживали студенческие строительные отряды. Мы побывали во Владивостоке, Находке, в Пограничном, Пожарском, Партизанском, Хасанском, Хорольском, Ханкайском, Иманском, Кировском и других районах Приморского края. Побывали и у пограничников заставы Тарташевка, заставы Ивана Стрельникова и там тоже дали концерты. Причем на сцене комнаты отдыха было нас 15 человек - и в зале столько же. Но работали мы с такой отдачей и подъемом, будто выступали перед огромной аудиторией в лучшем зале Ленинграда.
      После третьего курса мы выступали перед воинами Мурманска, Архангельска, свозили свои спектакли в Эстонию. После всех наших поездок мы привозили массу грамот, дипломы.
      Мастера очень внимательно следили за нашим концертированием и, когда была возможность, ездили с нами. Однажды Василий Васильевич сам принял участие в нашей встрече с воинами одного из гарнизонов. Он прочитал "Аристократку" М. Зощенко. Это было неповторимо! Для нас его чтение было удивительным уроком того, как надо читать подобные вещи. Какие у него были оценки незадачливого героя "Аристократки"! Сколько было подтекстов! Какая озабоченная, несчастливая и убежденная фигура угадывалась за текстом, и как серьезно передавались события рассказа исполнителем! Гомерический хохот стоял чуть ли не после каждого слова, произнесенного Меркурьевым.
      С каждым семестром мастерам становилось все проще с нами работать - а в чем-то и сложнее. Проще, так как от урока к уроку мы становились грамотнее, а сложнее - по той же причине. Но в любом случае с каждой встречей было интереснее и нам, и нашим мастерам. Постепенно мы стали походить на снежную лавину, управляемую волей и талантом гениального человека. Каждый из нас был снежинкой, а все вместе - силой, способной не крушить, а созидать для других.
      С самого начала нашей учебы Василий Васильевич мечтал о создании на базе нашего курса своего театра в Ленинграде. И с первого же курса мы стали работать над будущим репертуаром. Легких семестров у нас не было. На сцене Учебного театра ЛГИТМИК мы занимались только сборкой спектаклей, а вся черновая работа, репетиции проходили в аудитории. Но аудитория и сцена разные вещи, и, главным образом, по акустическим условиям. Выйдя на сцену, мы моментально обнаружили грешок, называвшийся в мастерской "подсобойчик" это когда нас просто плохо слышно. Чтобы преодолеть это, Меркурьев подсказал нам простой способ: "Репетируйте свои диалоги через Фонтанку". Способ простой для Меркурьева, а для нас? Ведь после подобной репетиции нас вместе с партнером могут прокатить в один из казенных домов... Это на первомайских и октябрьских демонстрациях мы позволяли себе останавливать колонну на Дворцовой площади, стоять до тех пор, пока на нас обратят внимание руководители города, и прозвучит с трибуны: "Да здравствуют студенты и преподаватели Театрального института!" - после чего гремело восторженное "ура!" и колонна двигалась дальше. Но в праздники такое простительно и понятно, а в будние дни? И мы, не выходя на Фонтанку, стали репетировать свои диалоги, стоя в разных углах зала.
      Однажды, когда мы репетировали начало спектакля "В поисках радости" на сцене, между Вась Васичем и Ириной Всеволодовной произошел "скандал", наблюдать который без улыбки было просто невозможно. Один из героев пьесы, Коля, возвращается домой со свидания в шесть часов утра через окно. Из громкоговорителя слышен бой курантов. Ирина Всеволодовна велела Коле появиться в окне на четвертом ударе часов. Вот тут начался своеобразный диалог между мастерами.
      Меркурьев: В котором часу появляется Коля?
      Мейерхольд: В шесть часов.
      Меркурьев: Тогда почему все происходит после четырех ударов? Значит, он появляется в четыре часа?
      Мейерхольд: Нет, в шесть.
      Меркурьев: Но часы бьют четыре?
      Мейерхольд: Они бьют шесть!
      Меркурьев: Как же в шесть, когда часы бьют четыре удара?
      Этот диалог продолжался довольно долго. Наконец Вась Васич сдался, и только потому, что постановщиком спектакля была Ирина Всеволодовна. Ну а Коля, как и в начале репетиции, появлялся во время боя курантов в шесть часов утра, но после четвертого удара, а часы продолжали свой бой.
      Потом был показ диалога Коли и Олега в исполнении Меркурьева и Мейерхольд. Ребята "подбрасывали" мастерам тексты ролей, а учителя играли. Нет, они не играли. Они показывали нам то, что должно происходить в этой сцене. Вообще конфликты между учителями возникали очень часто, и почти всегда "яблоком раздора" были мы - у Вась Васича к нам были весьма завышенные требования, а Ирина Всеволодовна считала нас все еще зелеными, и в этом, скорее всего, проявлялось материнское чувство. Василий Васильевич же проявлял более строгие, отцовские чувства. Когда же обиженная непониманием Ирина Всеволодовна уходила в преподавательскую, то, как правило, за ней приходилось идти нам и приносить свои извинения за нерадивость.
      У наших мастеров была своя терминология, помогавшая нам в работе. Так, Василий Васильевич часто поль зовался им самим придуманным термином "ШАЙБА". Василий Васильевич был страстным болельщиком хоккея. И всегда смотрел состязания по телевизору. А "ящик" у Меркурьевых был далеко не первоклассный, черно-белый, с не самым лучшим изображением. И во время хоккейного матча шайбу просто не разглядеть. Но во время игры за шайбой следят не только хоккеисты, но и зрители на трибунах и у телевизоров, и все безошибочно знают, где этот маленький кружочек находится. Так и во время спектакля: объект внимания, за которым следят исполнители, а вслед за ними и зрители, постоянно перемещается. Когда же во время репетиции наше внимание "разваливалось", терялась суть сцены, из зала звучал голос Меркурьева: "Где шайба?" Объяснять нам уже ничего было не надо, мы все моментально понимали и выполняли. Были и другие термины, например: "Смена ракурса при смене куска" (не мельтешить на сцене), "Не сидеть на двух стульях одновременно" (не раздваивать свое психофизическое действие), "Прямая - не есть самый короткий путь" (это о выразительности при перемещениях) и другие.
      Однажды Ирина Всеволодовна спросила: "Для чего персонажу нужен текст?" И сама ответила: "Для того, чтобы скрыть свои цели и намерения. Правда, в современной драматургии, к сожалению, чаще всего все говорится впрямую".
      Как-то накануне одного из праздников наши парни, жившие в общежитии, сидели в глубочайшей тоске без денег. Стипендия не скоро, а перехватить было негде. Вдруг одному из нас пришла в голову спасительная идея: съездить к мастерам домой и одолжить пару десяток рублей "на ботиночки". Автор идеи умчался, а остальные набрались терпения и стали ждать. Часа через два гонец вернулся... с ботинками!
      Выяснилось, что когда "гонец" пояснил причину своего нежданного визита, Ирина Всеволодовна спросила (так, между прочим), какого размера ботинки он носит. И тут произошло то, что называется "переиграл". На голубом глазу наш герой заявил, что нога у него аж сорок пятого размера (а в самом деле он носил сорок третий). Мейерхольд обрадовалась и вынесла из соседней комнаты новенькие, красивые ботиночки, сорок пятый номер, купленные для сына Пети.
      Лет через пять, вспоминая эту историю, Ирина Всеволодовна, хитро улыбнувшись, сказала, что сразу догадалась, куда пошли бы деньги, взятые "на ботиночки".
      А сколько было взято у мастеров денег в долг! И на наши заверения о возврате с ближайшей стипендии Ирина Всеволодовна, как правило, отвечала: "Вернешь с первой пенсии". Но мы старались возвращать вовремя, "не дожидаясь пенсии". Свинтусами оставаться не хотелось.
      На втором курсе (в четвертом семестре) в жизни нашего курса произошло знаменательное событие: мы все вышли на сцену Ленинградского академического театра драмы имени А. С. Пушкина и играли рядом с нашим учителем. В это время Ирина Всеволодовна ставила там спектакль "Последняя жертва" А. Н. Островского. Василий Васильевич готовил роль Прибыткова, а мы играли гостей и танцующих в купеческом клубе. Сцены в клубе с массовкой были придуманы Ириной Всеволодовной специально для нас - учителя очень хотели, чтобы мы учились и рядом с мастерами знаменитой Александринки. А в спектакле были заняты замечательные актеры! Это народный артист СССР Константин Игнатьевич Адашевский, народные артисты РСФСР Георгий Константинович Колосов, Галина Тимофеевна Карелина, ученик наших мастеров, заслуженный артист РСФСР Семен Сытник, заслуженная артистка РСФСР Вера Николаевна Вельяминова (она играла небольшой эпизод, также специально для нее выдуманный Ириной Всеволодовной: Вера Николаевна превосходно пела салонные романсы, и в этом спектакле она создавала особую атмосферу в сцене купеческого клуба). Премьера состоялась 28 июня 1971 года.
      А 9 ноября 1971 года состоялся первый наш спектакль на сцене учебного театра "В поисках радости" В. С. Розова. Трудно говорить о своем спектакле, но уже один тот факт, что студенты в начале третьего года обучения играют целый спектакль, говорит о многом - ведь обычно спектакли играют только на четвертом курсе.
      Самым насыщенным и трудным был четвертый курс. Помимо плановой работы, мы, по разрешению мастеров, репетировали у студентов режиссерского факультета, учеников З. Я. Корогодского Йонаса Вайткуса (ныне известного во всем мире литовского режиссера) и Александра Азаревича. Эти наши опыты ("Рай и Ад" Мериме, "Любовь, джаз и дьявол" Грушаса) смотрели Ирина Всеволодовна и Василий Васильевич. К сожалению, из-за организационных трудностей талантливым ученикам Зиновия Яковлевича Корогодского эти спектакли не удалось показать на сцене учебного театра. По таким же причинам не осуществились задуманные нашими мастерами спектакли "Слуга двух господ" Гольдони и "Тристан и Изольда" А. Я. Бруштейн. А причины - самые прозаические: нехватка средств и загруженность сцены учебного театра.
      Но наши мастера все время думали о том, чтобы мы имели максимально большое количество встреч со зрителями. Уже во время нашей учебы на третьем курсе Василий Васильевич договорился о том, что наш курс возьмет шефство над театральной самодеятельностью Выборгского района Ленинграда. Был подписан соответствующий договор между нашим институтом и руководством района. Основная нагрузка, естественно, лежала на нашей мастерской. Мы работали во Дворце культуры завода "Красный выборжец". В этом дворце нам были предоставлены зал, сцена для работы со студийцами. Для ребят студии мы были наставниками и репетиторами, а они в свою очередь были исполнителями массовых сцен в нашем новом спектакле "Два цвета", который мы и выпустили на сцене "Красного выборжца" 11 ноября 1972 года.
      Параллельно с "Двумя цветами", где был занят весь курс, мы работали над "Французскими водевилями" ("Пощечина", "Майор Кровашон", "Утка и стакан воды"). Премьера этого спектакля прошла в октябре 1972-го.
      Я специально отмечаю даты наших премьер, чтобы было ясно, какую огромную нагрузку навалили на нас мастера (естественно, эту нагрузку несли и они). Мы работали без продыха. Готовя спектакль "Французские водевили", мы "обкатывали" каждый водевиль по отдельности на разных площадках Ленинграда, еще и еще раз проверяя на зрителе нашу работу.
      Как-то Василий Васильевич с Ириной Всеволодовной улетели в Семипалатинск. (Василий Васильевич очень много ездил по стране, играя в провинциальных театрах. Причем делал это с огромной ответственностью; выезжал заранее, чтобы как следует отрепетировать спектакль; чтобы, не дай Бог, не унизить местных актеров, не подавить их своей глыбищей, своим феноменальным мастерством! Для него главным в искусстве было - АНСАМБЛЬ ИСПОЛНИТЕЛЕЙ). Естественно, эта поездка должна была быть не более чем на 10 дней: впереди у нашей мастерской был выпуск двух спектаклей. Но в Семипалатинске случилось непредвиденное: у Ирины Всеволодовны - инфаркт, у Василия Васильевича - гипертонический криз и обострение диабета. И возвращение мастеров в Ленинград задержалось аж на два долгих месяца. Наконец врачи разрешили лететь в Ленинград.
      Мы встречали наших дорогих учителей прямо у трапа самолета, затем вместе поехали в город, чтобы помочь подняться в квартиру (Меркурьевы жили на третьем этаже дома без лифта, а высота потолков в квартирах - около пяти метров. По современным меркам их третий этаж - как нынешний шестой). Но просто поднять Ирину Всеволодовну и Василия Васильевича и сразу уйти нам не удалось: Мейерхольд (а она была очень слаба! И другая бы на ее месте тут же легла и уснула) приказала девочкам тут же раскрыть один из чемоданов, вынуть на стол все привезенные подарки в виде консервов, колбас, конфет и прочего вкусного содержимого и организовать всем чай.
      В доме Меркурьева и Мейерхольд чай приготавливался по рецепту бабушки - мамы Ирины Всеволодовны, Ольги Михайловны Мейерхольд-Мунт. Происходило это так: свежая горячая заварка разливалась поровну во все чашки. Затем в заварочный чайник доливался кипяток и из него доливались чашки уже до верху. Чистый кипяток, не прошедший через заварочный чайник, в чашки не наливался! Чай был ароматным и вкусным.
      Но для чая нужны чашки, а такого количества (на весь наш курс) в доме не было! Василий Васильевич тут же позвонил в магазин, сказал, что сейчас придут от него студенты и купят 50 чашек.
      Последний спектакль, поставленный на нашем курсе, был "Тартюф" Мольера. Премьера - 17 декабря 1972 года. Здесь хочу добавить, что актеры "Комеди де Франсез", гастролировавшие в то время в Ленинграде, посмотрев наш спектакль, сказали, что мы открыли им глаза на "Тартюфа". А спектакль был удивительно хорош! Над ним под руководством Василия Васильевича работали все педагоги: И. В. Мейерхольд, Л. В. Честнокова, З. В. Савкова, З. С. Стасова (танец), А. П. Олеванов, Э. Н. Жучков, художники В. И. Коршикова и Н. П. Билибина.
      Неотъемлемой частью нашей практики было участие в творческих встречах Василия Васильевича Меркурьева со зрителем на разных площадках Ленинграда. Принимали мы участие и в творческом вечере нашего Мастера в Москве.
      В 1973 году мы институт закончили. К сожалению, не дали нашему учителю осуществить свою мечту и создать свой театр, хотя на спектаклях нашего курса, где бы они ни проходили, были сплошные аншлаги. Очень ревниво относились главные режиссеры ленинградских театров к возможности возникновения еще одного "конкурента" в городе. Партийное руководство Ленинграда, во главе с Романовым, также было настроено агрессивно-отрицательно. Когда мы показывали "Тартюфа" в Москве, на спектакль пришли многие выдающиеся мастера театра (я вспоминаю Наталию Сац, которая вышла на сцену и сказала: "Я обожаю Меркурьева как артиста, сегодня влюбилась в него как в режиссера, педагога, но больше всего преклоняюсь перед ним за то, что он так любит Ириночку Мейерхольд". Был Николай Крючков, который говорил такие вещи, что у всех на глазах навернулись слезы. А рассказал он всего лишь то, что все мы знали - о том, какие люди наши учителя. Но Крючков это говорил с таким чувством...). Был и министр культуры РСФСР Мелентьев. Василий Васильевич доказывал на всех уровнях, что необходим в Ленинграде реалистический, ансамблевый театр. С ним внешне соглашались, но тут же, очень поспешно, заставляли нас подписывать распределение в разные театры страны. Так я оказался в Омске.
      Во второй декаде мая 1978 года в Ленинграде стояла пасмурная, холодная, ветреная погода. Пасмурными были и лица горожан. И не только в Ленинграде. Когда по телевидению сообщили, что 12 мая скончался Василий Васильевич Меркурьев, во всей стране людьми это было воспринято как личное горе. Сразу, как только я услышал горестное сообщение, я отпросился у своего главного режиссера, занял деньги и вылетел из Омска в Ленинград.
      После смерти мужа Ирина Всеволодовна смогла чудом прожить только три с половиной года, да и то, наверное, потому, что не видела, как его хоронили. Может, секрет был в том, что каждый из них жил для другого; что не смотрели друг на друга, а вместе смотрели в одном направлении? Без всякой бумажки, что они муж и жена. Свидетельство о их браке было утеряно еще в годы войны, и только после смерти Василия Васильевича, когда понадобилось оформлять какие-то формальности, мне пришлось ехать в архив Ленинградского городского загса, чтобы выписать дубликат, подтверждающий законность их брака. А их самих все эти житейские мелочи нисколько не волновали.
      Однажды, когда Василию Васильевичу было уже около семидесяти лет, они с Ириной Всеволодовной, пережидая непогоду, случайно оказались в мебельном магазине. В их квартире мебель стояла, мягко скажем, очень далекая от удобства: простые грубые советские стулья образца 1947 года, да и все остальное - подобного рода. И вот старики увидели в мебельном магазине, какие продаются вещи. Ирина Всеволодовна присела в одно из кресел и, почувствовав всю прелесть этого изделия, вдруг заявила мужу: "Васенька, если ты не купишь мне эту "мебель", я умру". Благо у них в тот день были деньги от проданной машины, и Василий Васильевич оформил покупку. Так люди, всю жизнь свою отдававшие другим, дожив до пенсионного возраста, наконец купили в квартиру красивую и очень удобную декорацию. Правда, только в одну комнату. А в других...
      Об одном эпизоде из жизни Меркурьева рассказал нам К. И. Адашевский. Произошло это в Новосибирске, где театр был в эвакуации. Как-то вечером соседи по дому увидели, как Меркурьев притащил домой мешок муки. Утром в труппе пошел ропот по поводу этого "хапуги" в голодное время. Ничего не подозревавший Василий Васильевич притащился с этой мукой на репетицию и раздал всем своим коллегам...
      Меркурьев и Мейерхольд воспитали большое количество актеров и режиссеров. Их ученики служат не только в русских театрах, но и в национальных творческих коллективах. И все они, когда учились, были окружены такой же заботой, как и мы, выпускники 1973 года. Родительской заботой.
      Василий Васильевич был и остается глыбой во всем, а Ирина Всеволодовна - фундаментом этой глыбы, и отделить их невозможно!
      РЕМБРАНДТ
      Это было в середине 60-х годов. Однажды мама, папа и я заехали в Отрадное на дачу Игоря Олеговича Горбачева. Тогда он еще был просто актером Театра имени Пушкина, частым партнером папы по спектаклям (они очень много играли вместе: "Годы странствий" и "Потерянный сын" Арбузова, "Артем" А. Хазина, "На дне" М. Горького, "Платон Кречет" А. Корнейчука, "Доброта" Л. Обуховой, "Похождения Чичикова" по "Мертвым душам" Н. В. Гоголя, не говоря уже о последней совместной работе - "Пока бьется сердце" Д. Храбровицкого). Мы сидели, разговаривали и о театре, и о природе, папа даже что-то советовал Горбачеву в области земледелия, на что Горбачев посмеивался:
      - Василий Васильевич, родненький! Я никогда этим заниматься не буду! И электричество сюда проводить тоже не буду!
      И вдруг, практически без перехода, Игорь Олегович говорит:
      - Василий Васильевич! Вам надо сыграть Рембрандта. У Дмитрия Кедрина есть прекрасная пьеса в стихах. Я убежден, что эту роль можете сыграть только вы.
      Горбачев стал читать какие-то стихи Кедрина, рассказал об этом поэте, о том, что погиб он на охоте, а в конце прочитал какой-то кусочек из "Рембрандта" - тот, который, видимо, запомнил.
      У папы мысль эта засела в голове крепко. Сразу по возвращении в Ленинград он нашел пьесу, стал читать. Но надежды на то, что пьесу примут к постановке в театре, практически не было - и министерство культуры, и "коллегия", пришедшая к руководству театром после смерти Вивьена, старались делать больший акцент на современный репертуар и русскую классику. Да если еще учесть, что в те годы с немыслимой регулярностью шли пленумы ЦК КПСС, "в свете решений" которых театры обязаны были строить свою политику, то о каком Рембрандте могла идти речь? Если даже всемогущественный Георгий Александрович Товстоногов каждый раз с кровью доказывал свое право на творчество!
      А отец в театре в эти годы сыграл до обидного мало. Даже в журнале "Театр" крупнейший театровед профессор А. Я. Альтшуллер написал: "Меркурьев выступил с 1 января 1963 года до закрытия сезона в середине июля, то есть более чем за шесть месяцев, ровно 11 раз. От этого страдают обе стороны: зритель, который почти не видит на сцене популярного актера, и сам актер. Ведь Меркурьеву, блестящему мастеру с прочно сложившейся комедийной репутацией, совершенно необходимо развивать и другие грани своего таланта, в его возможностях - сильные драматические роли".
      А что играл Меркурьев? Вот его репертуар за последние 15 лет жизни. Посмотрите в конце книги список его ролей и сравните потенциал с реализацией.
      В записных книжках отца время от времени появляются пометки о "Рембрандте".
      "Говорил с Варпаховским о "Рембрандте". Он очень занят".
      И вот, наконец, решение в театре было принято. Но бывший тогда директором И. Н. Киселев все время оттягивал сроки. То надо было ставить какую-то современную пьесу (без Меркурьева), то вмешались гастроли в Львове - словом, все время оттяжки. В театре шла конфронтация между директором Киселевым и художественным руководителем Горбачевым. То, что хотел Горбачев, обязательно не хотел Киселев. А Горбачев хотел, чтобы Меркурьев сыграл Рембрандта. И хотел, чтобы ставила "Рембрандта" Ирина Мейерхольд.
      Возражения встречались разные! Кто говорил, что пьеса плохая, что Меркурьев должен играть характерные роли; кто говорил, что совершенно не актуально ставить пьесу о фламандском художнике, надо играть пьесы о наших, исконно русских - и так далее. Но больше всего сомнений вызывало именно амплуа. "Меркурьев - трагический актер? Да это бред!" Я не хочу сейчас называть имена тех, кто так говорил,- они совсем неплохо относились к Меркурьеву и очень любили его в фильмах "Небесный тихоход" и "Верные друзья".
      В последние годы жизни отец очень сблизился с Анной - старшей дочерью. В годы, предшествующие последней работе отца в театре (я имею в виду Рембрандта), когда моей старшей сестре было уже 40 лет, когда уже подросла ее дочка - любимая (и, увы, единственная, внучка моих родителей), Анна с трепетом и постоянной тревогой буквально не отходила от отца. На каждый спектакль она его сопровождала, стояла в кулисе, ждала окончания его сцен, отводила в его актерскую уборную - словом, проявляла такую заботу, какой может позавидовать любой родитель. Анна знала наизусть не только каждую из последних ролей отца (а это Флор Федулыч из "Последней жертвы", Бурцев из "Пока бьется сердце", Кичигин из "Чти отца своего", Курослепов из "Горячего сердца"), но и буквально каждое его движение, ощущала каждое его состояние, знала, когда у него сахар в норме, а когда есть какие-то изменения.
      Пожалуй, никто, как Анна, не смог бы рассказать о последних репетициях "Рембрандта", о последних - и о самом последнем - выходах Меркурьева на сцену. Только она и была на том спектакле "Пока бьется сердце", когда отец играл практически обессиленным, а публика была абсолютно потрясена искренностью последнего высказывания великого артиста. И только Анна может рассказать о последней репетиции так и не сыгранного Рембрандта.
      Свидетелями этой прощальной генеральной были еще и соратники Меркурьева - народная артистка Галина Карелина (любимая партнерша последних лет), профессор Зинаида Васильевна Савкова - человек, у которого отец многому учился и, несмотря на преклонный возраст, многому научился! А учился он до последнего дня своей жизни) и Игорь Олегович Горбачев партнер, режиссер, с которым отец любил работать. Взаимоотношения отца и Горбачева претерпевали многое: бывали отношения изумительной теплоты, бывали охлаждения, досадные взаимные раздражения. Но самый последний период жизни Меркурьева у него с Горбачевым было полное взаимопонимание.
      Как готовился отец к Рембрандту, что этому сопутствовало - об этом лучше всего свидетельствует он сам в своих дневниках.
      Итак...
      ГОД 1976-й
      1 января, четверг
      Прекрасный новогодний завтрак. Петя в аэропорт к 13 часам. Вернулся (в Москве снегопад). Пообедали, и вновь - на самолет к 16-30. Хоккей с канадцами - 3:3. Замечательная игра! 2-х серийный фильм - Скобцева, Яковлев и др.- интересно.
      3 января, суббота
      День в постели. 37,2. На спектакль ("Последняя жертва") с Иришей. Сыграли хорошо. Успех. И. Н.2 был в театре, но к нам не зашел.
      4 января, воскресенье
      Утренний спектакль "Последняя жертва". Утром едва поднялся. Спектакль прошел хорошо. Смотрел хоккей. "Крылья Советов" проиграли 6:12. Читал сценарий Зархи3.
      5 января, понедельник
      В 14 ч. с Иришей и Савковой4 прогон всего зачета. Курс подтянулся, особо - "Коварство и любовь", слабее - "12-я ночь". В институте сквозняки и холод. На ночь - горчичники. Сценарий Зархи - роль для меня.
      6 января, вторник
      От Пети из Кишинева открытка. Звонили из "Мосфильма" от Зархи. Ириша из театра в 20 ч. Весь день на растительной и молочной пище.
      7 января, среда
      Ириша в театре получила зарплату. Звонили из института - ребята моют пол в 15 аудитории. По телефону с Горбачевым - он освободил меня на завтра от совещания. Обещал завтра прислать пьесы: "Рембрандт" и еще какую-то. Ириша уснула с валокордином и эуфиллином.
      8 января, четверг
      В 12 ч.- на зачет. Начали в 13 до 14-15, перерыв, 14-35 - 16-30. Кафедра. Вел Музиль5. От тренинга в восторге, а сцены из пьес "натасканы", хотя многое органично. Объективно говоря, дуракам полработы не показывают. Мне понравилось, как собрались ребята. Ириша выиграла зачет. Сегодня уснула с лимонадиком. Горбачев пьесы не прислал.
      9 января, пятница
      Люда прислала "6 тополей". Прочел с интересом, но сразу обнаруживает, как кончится. Баученкова6 привезла анализы. Давление 140/80. Хрипов нет. От Петеньки из Одессы письмо. Горбачеву - о вводе Можаевой7. Он - о "Рембрандте".
      10 января, суббота
      С Людмилой Владимировной8 о плане постановок, показ их кафедре: "Соловьиной ночи" в мае, "Коварство" в июне. С Горбачевым о "Рембрандте".
      11 января, воскресенье
      Горбачев дико занят. "Рембрандта" нет. 15 ч. партбюро. Опоздал на 40 мин. Из-за машины. Две игры с американцами. "Крылья" выиграли, ЦСКА проиграл. Врач Арьева9 успокоила, прописала рецепт. На ходу с Киселевым при Горбачеве - трепотня.
      12 января, понедельник
      Приехал Петушок на 2 дня. Был на гастролях в Кишиневе и Одессе - в восторге10. Обедали всей семьей, кроме Анны. Майербек11 - 45 бутылок "боржоми". Лекарство. Беседа на курсе. Ириша простыла: насморк, кашель. Аспирин, кодеин, димедрол. По телефону с Карелиной, Честноковой. Легли в 2-30. "Мертвые души" по моей просьбе играл Рэм Лебедев12.
      13 января, вторник
      Ириша всю ночь горела. Аспирин, димедрол. Завтракали в 11 час. Взял "Рембрандта"!!! В 15 час. Партсобрание. В 18 час. Дома за чаем беседа с курсом. Не явились 8 человек. Петя одобрил "Рембрандта" и сценарий. Уехал в Москву "Стрелой".
      14 января, среда
      Еще раз прочел вслух для Ириши "Рембрандта" Кедрина - замечательная пьеса. Сказали об этом Карелиной и Горбачеву. Активно разделяют нашу точку зрения. "Действуем категорически",- сказали они. Дал Ане прочесть сценарий Зархи. Звонил Гончарову13 - попросил спустить на даче воду, прислать водопроводчика.
      15 января, четверг
      Звонил Дусе14 3 раза. Гончарову - вода. Ник. Ив.15 Встревожен: без него никто не наладит. Водопроводчик Гончарова спустил воду. Читаю Кедрина - самобытный поэт! Язык сочный, русский, образный. Как мало знаем! А как, когда все это познать? Телефоны, дача, быт заедают... Газеты, журналы, письма, поздравления, болезни и пр. А уже подкрадывается старость.
      16 января, пятница
      Владимир Александрович приехал домой, сделал примерку костюма. По телефону с Карелиной. Звонил из Москвы Петя, приедет позднее. Готовим план 6-го, 7-го, 8-го семестров, выпуска четырех премьер. Похороны Кости Калиниса16. Врачи запретили выходить из дому - мороз. Ириша поставила банки - легче.
      17 января, суббота
      10 пачек "геркулеса", сахар, чай, масло - 68 р. Ник. Ив. На такси на дачу. Все дни мороз до 30 град. Звонил Горбачев - наметки на распределение ролей в "Рембрандте".
      18 января, воскресенье
      Игорь [Горбачев] весь день не звонил. Николай Ив. Привез налима. Отогрел водопровод, поставил в колодце на берегу электронасос. Горбачев - в Москву.
      19 января, понедельник
      На рынке чеснок, клюква. Ириша сварила уху, а на второе - налим "по-польски". Честнокова была два раза: распределение по четырем пьесам, сроки выпуска. Звонил по этому вопросу Агамирзяну17, Муравьеву18, Музилю. Отказался от участия в пьесе Шукшина.