История религии (Том 6)

      Здесь выявлялось еще одно расхождение школ. Тех самых язычников, которых Шаммай гнал от себя палкой, Гиллель встречал с любовью и охотно учил вере. Его последователи называли Тору небесным хлебом, который предназначен для всего мира (67).
      Гиллелиты организовывали особые миссии для обращения иноверцев. Чтобы исключить в неофите какой-либо расчет, ему рекомендовали хорошо обдумать свой шаг, памятуя о трудном положении народа Божия. Если, невзирая на это, он все же захочет стать исповедником религии Единого, то должен быть принят (68). Трактат "Санхедрин" указывает на необходимость щадить чувства прозелита и при нем не отзываться дурно о его прежних единоверцах (69). Возникло даже мнение, что прежде всего вера в Бога, а не обряды приобщают язычника к истине. "Кто отвергает идолопоклонство,-говорили раввины, - тот уже иудей" (70).
      Результаты миссии были настолько успешными, что вызвали тревогу в Риме. Преемник Августа Тиберий в 19 году н. э., опасаясь роста прозелитизма, издал указ о высылке всех иудеев из столицы. Четыреста человек из них было отправлено на Сардинию для несения воинской службы (71). Однако эти меры оказались бессильны приостановить поток обращений.
      Последователи Гиллеля не только заботились о прозелитах, но и старались привить иудеям терпимое отношение к язычникам. Они напоминали, что в Храме приносят семьдесят жертв по числу народов, за всех иноплеменников. Можно ли, говорили они, винить тех, кто от отцов получил ложные религиозные представления? Каждый человек, следующий велениям совести, угоден Богу. "Блаженства в ином мире,- учили раввины,сподобятся благочестивые люди всех народов". А рабби Акиба даже утверждал, что "Бог имеет среди всех народов земли Своих священников, которые просвещают тьму и учат добру своих соплеменников". Трактат "Берахот" советовал при встрече с языческим философом благодарить Бога за то, что Он уделил этому человеку от небесной Премудрости (72). Книжники-гиллелиты проповедовали гуманное отношение ко всем нуждающимся без различия веры. "Должно, - говорил один учитель, кормить бедных язычников наравне с бедными иудеями и должно иметь попечение об их больных и хоронить их умерших" (73).
      Сам факт сохранения в Талмуде подобных изречений означает, что победа шаммаитов не была полной. И все же перевес чаще был на их стороне. Этому способствовала предвоенная обстановка в Иудее, когда волна ненависти к Риму вынесла на поверхность крайних экстремистов. Фарисей Цадок, примкнувший к зелотам, был, по-видимому, членом "Бет-Шаммая" (74).Таким людям претило новое понятие о народе Божием, который будет объединен не кровными узами, а духовным братством. Пророчество Христа о многих, что придут с Востока и Запада "возлечь рядом с Авраамом, Исааком и Иаковом", звучало для них вызовом.
      Свой изоляционизм они распространяли и на всю культуру. Если Гиллель был причастен к светским наукам и кое-что заимствовал у греческих философов, то шаммаиты, по примеру хасидов и римлянина Катона, клеймили все иностранное. Они осуждали родителей, если те давали детям эллинское образование, и считали позорным учить греческий язык (75). Обволакивая иудейство непроницаемым коконом, шаммаиты перекрывали все каналы, которые связывали его с внешним миром. Гордыня, обрядоверие и шовинизм готовы были похоронить вселенское наследие пророков. Но, к счастью, иудеи не были целиком заражены узостью Шаммая. Оппозиция попыткам загнать Израиль в духовное гетто была особенно сильна среди, верующих диаспоры. В их лице мысль иудаизма по-прежнему искала контактов с Западом.
      ПРИМЕЧАНИЯ
      Глава тридцать первая
      ФАРИСЕИ И УСТНЫЙ ЗАКОН
      1. Втор 6, 4-9, 11, 13-21, Числ 15, 37-41, ср. Мк 12, 29-30.
      2. Русский текст этой молитвы дан в приложении к переводу Мишны Н. Переферковича, т. I, с. 41 сл. О последовании синагогальной службы см. К. Гейки. Жизнь и учение Христа. М. , 1893, т. I, с. 224 сл.; А. Никитин. Ук. соч. , с. 215 сл.; И. Троицкий. Библейская археология. СПб., 1913, с. 430 сл. Молитвенная и богослужебная жизнь ветхозаветной Общины той эпохи всесторонне освещена в книгах еврейского писателя Робера Арона "Сокрытые годы Иисуса" (R.Aron. Les annees obscures de Jesus, 1960) и "Так говорил в детстве Иисус" (Ainsi parlait Jesus enfant, 1968). О синагогах евангельских времен см. Ф. Вигуру. Синагоги во времена Иисуса Христа и апостолов. - В кн. А. Лопухин. Библейская история... Новый Завет. СПб. , 1895, с. 866 сл. ; подборку статей в ВТS, 1971, Э 130.
      3. Происхождение "Шемоне-эсре", или 18 благословений, предание возводило к эпохе Эзры. См.: А. Никитин. Синагоги иудейские как место общественного богослужения. Киев, 1891, с. 226. Русский перевод текста дан в т. I Мишны, с. 43 сл.
      4. Тосефта Берахот, IV, 4. Эта молитва имела, по-видимому, мессианский оттенок. Ср. Лк 2, 14, 19, 38.
      5. Перевод пасхальных текстов см. в Мишне, пер. Н. Переферковича, т. 2, с. 260. О пасхальной иудейской трапезе как прообразе Евхаристии см. Л. Буйе. О Библии и Евангелии, с. 221 сл. , Н.Успенский. Анафора -БТ, Э 13, М. , 1975, с. 44 сл.
      6. Это нашло отклик в раннехристианских литургиях, в частности в той, которая описана в "Дидахе" (Учение 12 апостолов) и в "Апостольском предании" св. Ипполита Римского (4), ср. Мишна, т. I, с. 42.
      7. Авот, IV, 20, V, 21, см. R.Aron. Les annees obscures de Jesus. Paris, 1960, р. 144.
      8. Этот титул происходит от слова рав - большой, великий. Его прилагали также и ко Христу, иногда в арамейской форме "раввуни" (раббони) (Мф 23, 7, 8; Мк 9, 5; Ин 1, 38, 20, 16 и др. ). Нередко в евангелиях его заменяет греческое слово "учитель" (didascalos). Прежде некоторые историки утверждали, что это наименование не было известно в Иудее I в. , но раскопки обнаружили гробницу того времени с именем человека, который назван didascalos.
      См.: W.F. Аlbright. Тhe Archaeology of Palestine, р. 244.
      9. О влиянии раввинистической традиции на мысль ап. Павла см. Н. Глубоковский. Благовестие ап. Павла по его происхождению и существу, т. I СПб., 1905, с. 143 сл. ; Ф. Фаррар. Жизнь и труды св. ап. Павла. Пер. с англ. СПб., 1905, с. 45. сл. ; W.P. Davies. Paul and Rabbinic Judaism. London, 1948.
      10. Ин 4, 38, Мф 13, 52. В речи против фарисеев Господь ссылается на текст неизвестной иудейской книги, в которой сказано, что книжники, как и пророки, были посылаемы Израилю Богом (Мф 23, 34; ср. Лк 11, 49).
      11. Л. Буйе. О Библии и Евангелии, с. 218. Даже в Евангелии от Иоанна, которое считали прежде наиболее "эллинским", обнаружилось множество связей с раввинистической традицией. См. об этом: Сh .Dodd. Тhe interpretation of the Fourth Gospel. Cambridge, 1953, р. 74 ff.
      12. Общие очертания ветхозаветного канона были установлены еще в начале II в. до н. э. , в эпоху Бен-Сиры Александрийская Библия (Септуагинта) включала книги, которые были впоследствии признаны неканоническими. Однако, хотя Септуагинта была Библией первого поколения христиан из язычников, после того как Синагога в 90-100 годах н. э. не включила эти писания в канон, ее примеру последовала и христианская Церковь (см.: J. С. Тиrrо аnd R. Вrowп Canonicity. - JВС, II, р. 521 ff). Мы оставляем в стороне различия во взглядах на неканонические (или второканонические) книги у православных, католиков и протестантов. Важно, что все христиане признают боговдохновенность тех книг Писания, которые были приняты авторитетами иудаизма в Ямнии.
      13. Иерушалми. Хагига, I.
      14. Макот, 23в, в Иевамот (49в) говорится, что даже пророки созерцали Бога через тусклое стекло, ср. I Кор 13, 12.
      15. Ин 3, 13.
      16. И. Флавий. Против Апиона, II, 19.
      17. Берешит Рабба, 44, 81в, Шаббат, 1516, Нида, 616. См.: прот. А. Смирнов. Мессианские ожидания и верования иудеев, с. 243. С. Трубецкой. Учение о Логосе..., с. 276, С. Булгаков. Апокалиптика и социализм, с. 88. О "новой Торе", которую принесет Мессия, см.: G. Scholem. Тhe Messianic Idea in Judaism, 1974, р. 20.
      18. Эти различия можно видеть, сравнив два произведения, написанные в конце I в. н. э. , III Книгу Эзры (7, 29-33) и Апокалипсис Баруха (40, 1-3). В III в. н. э. рабби Доса говорил о "Мессии, сыне Иосифа", которому суждено погибнуть (Сукка, 52а), а впоследствии некоторые раввины (в частности Саадия) утверждали, что приход этого Мессии предварит явление "Мессии сына Давидова" (см.: G. Scholem. Тhe Messianic Idea in Judaism, р. 18). Не исключено, что идея "Помазанника сына Иосифа" есть отголосок мессианизма, сложившегося в Северном Царстве (не признававшем Дома Давидова), поскольку Иосиф был героем-эпонимом главенствующего северного колена. Впрочем, в мессиологии самарян следов веры в "сына Иосифа" не находят. Самаряне называли Мессию Тахебом (см.: В. Рыбинский. Самаряне, с. 370 сл.). О воззрениях раввинов, касающихся Мессии, см.: А. Эдершейм. Жизнь и время Иисуса Мессии, т. 1, с. 205-228, J. Klausner. Тhe Messianic Idea in Israel, 1956.
      19. Мф 5, 17. Слово плиросаи происходит от существительного плирома (полнота). Ср. св. Ириней Лионский. Против ересей, IV, 13, 4.
      20. I Кор 7, 31; Рим 3, 19-26; 7, 6-11; 8, 3-4; Гал 3, 21-25.
      21.Рим 7, 7-25.
      22. Деян 2, 47; 5, 34-39; 15, 5; 23, 9, И. Флавий. Арх. XX, 9, 1.
      23. Остатки "первой Мишны" сохранились в трактатах Санхедрин, III, 4, Эдуиот, VII, 2; Гиттин, V, 6; Назир, VI, I.
      24. Название "Мишна" (Повторение) связано, вероятно, с тем, что сентенции и правила раввинов повторялись для заучивания наизусть. Запись Мишны приписывают рабби Иуде Ханаси (ум. ок. 200 г.). К Мишне примыкает толкование ее Тосефта. Гемара (Окончание) есть также комментарий к Мишне. Иерусалимская Гемара (Иерушалми) составлена палестинскими таннаями ок. III-IV вв., а Вавилонская (Бавли)-в Месопотамии ок. V в. Мишна обычно цитируется с указанием названия трактата, главы (латинск. цифра) и параграфа (арабск. цифра). Так же цитируется и Гемара Иерушалми, а Гемара Бавли цитируется с указанием трактата, листа (арабск. цифра) и страницы (латинск. буква); например, Санхедрин, I, 1; 2а.
      25. "Живая мораль", с. 8 (см. прим. 40).
      26. См.: И. Флавий. Арх. XIV, 9, 2-5; ср. выше, гл. XXVIII, прим. 2.
      27. Песахим, 57а.
      28. Берахот, 8а; Кетубот, 5; Авот, I, 10. Словом "барство" переведено здесь слово раббанут, которое можно перевести и как "господство", "начальствование".
      29. Иома, 35в.
      30. Шаббат, 15а. Вероятно, кроме архиерейского Синедриона был и другой, состоящий только из раввинов, который ведал богословскими вопросами. В первом имели перевес саддукеи (он фигурирует в евангельской истории Страстей), а во втором фарисеи.
      31. Авот, I, 13.
      32. Соферим, XVI, 9.
      33. Шаббат, 31 а. Ср. Мф 7, 12.
      34. Ириней Лионский. Против ересей, IV, 12, 3.
      35. Ср. Мф 8, 4; 17, 27; 23, 23; Мк 2, 27; Ин 7, 22; 42, 22. Из указанных текстов следует, что Христос не отвергал основ иудаизма и его обычаев. По словам ап. Павла, Сам Господь "подчинился Закону" (Гал 4, 4).
      36. Шаббат, 31 а.
      37. Авот, I, 12; II, 4-5.
      38. Шаббат, 31 а.
      39. По свидетельству Талмуда (Шаббат, 15а), Симеон стал преемником Гиллеля в Совете. Если принять предание, по которому Гиллель родился за 100 лет до н.э. (Сифре на Втор 34, 7), то тогда хронологически вполне возможно отождествить Симеона Богоприимца с сыном Гиллеля. См.: А. Сиtler. Does the Simeon of Luke 2 Refer to Simeon the Son of Hillel? "Journal of Bible and Religion", 1966, Э 34, р. 29-35.
      40. Хагига, I; 5а; Шаббат, 10; Менахот, 110; Бава Камма, 8; Авот II, 10; Сота, 48в; Дерех Эрец, II; Сота, 14а; Сукка, 49в; ср. Мф 6, 2-4, 7; 5, 41-42; 22, 6; 31, 5. Несколько сот талмудических изречений (с параллельным русским переводом) собраны в кн.: О. Гурович. Живая мораль, или Сокровищница талмудической этики. Вильна, 1901. Основные из этих максим по-русски можно найти также в статье Вл. Соловьева "Талмуд и новейшая полемическая литература о нем" (Собр. соч. СПб., 1914, т. VI, с. 11-15).
      41. Таанит, II, I.
      42. Авот, I, 17.
      43. Шемот Раба, 22; ср. Мф 5,43-44.
      44. Бава Камма, 93.
      45. Сота, 14а, Мф 5, 45, 48.
      46. Сукка, 52а; Шаббат, 105в; Санхедрин, 43в.
      47. Песикто Раба, 22; Иома, 72; Танхума, отд Матэс, Сота, 22в; И Флавий Арх XIII, 15,5,ср Мф 23, 23, 27 См также Г. Скарданицкий. Фарисеи и саддукеи, с. 65 ел
      48. Сифри, отд. Эйкев.
      49. Таанит, 22а; Шаббат, 52; ср. Мф 22, 11-12
      50. Бава Батра, IIа; ср. Мф 6, 15-20.
      51. Макот, 24а; ср. Рим 1, 17. Цифра 613 была результатом вычислений, которые делали таннаи, изучая Пятикнижие.
      52. Мк 12, 28-34.
      53. Мф 23, 23-24, 28.
      54. В трактате "Санхедрин" (XI, 3) сказано, что нарушивший слово книжника несет большую ответственность, чем тот, кто нарушил устав Торы. См. характерный эпизод в "Бава Мециа" (59в), подтверждающий авторитет учителя.
      55. Мф 27, 18 См.: Г. Скарданицкий. Фарисеи и саддукеи, с. 65 сл.
      56. Шаббат, 31 в.
      57. Иома, Тосефта, 4; Сукка, II, 9.
      58. Шаббат, 12, 1, 5 сл.
      59. Тосефта к Хагиге, II, 9.
      60. См. : Л. Каценелъсон. Бет-Шаммай и Бет-Гиллель-ЕЭ, т. IV, с. 421.
      61. Эрувин, 13в.
      62. Г. Грец. История еврейского народа, т. IV, с. 197.
      63. Сота, III, 2, Гемара Бавли, Берахот, IX, 2.
      64. Ин 7, 49. См.: Н. Пигулевская. Из истории социальных и религиозных движений в Палестине в римскую эпоху, с. 94 сл.
      65. Бава Батра, 1, 5.
      66. Песахим, III, 7.
      67. Песикта, 80в.
      68. Иевамот, 47а. Некоторые язычники желали стать прозелитами, надеясь получить освобождение от службы в римских войсках, которое распространялось на иудеев. См.: Тацит. Анналы, II, 35, Светоний. Тиберий, 36.
      69. Санхедрин, 94.
      70. Мегила, 13а.
      71. См.: И. Флавий. Арх. XVIII, 3, 5, Тацит. Анналы, II, 85, Рhilo. Lеgat., 154; Г. Грец. Цит. соч. , с. 201.
      72. Санхедрин 94а; Хулин, 13в; Санхедрин, 113; Отиот рабби Акибы; Берахот, 58а.
      73. Гиттин, 61а.
      74. См.: Г. Грец. Цит. соч., с. 529.
      75. Санхедрин, XI, 1, 90а, Сота, 49в; Менахот, 64в. См.: Б. Плотников. Отношение иудейства к греческой образованности-ПС, 1884, Э 9, с. 34 сл.
      Глава тридцать вторая
      ФИЛОН АЛЕКСАНДРИЙСКИЙ
      Египет, 25 г. до н.э.-40-е гг. н.э.
      Бог Авраама, Исаака и Иакова и Бог философов и ученых - один и тот же Бог.
      П. Тиллих
      К концу I века до нашей эры робкие попытки диалога между эллинством и верой Библии сменились в Александрии зрелым философским синтезом. Необходимость его была очевидна всем мыслящим членам иудейской общины, кроме самых закоренелых сепаратистов. Ветхий Завет уже давно ждал человека, который принял бы на себя миссию выразить Откровение в умозрительной форме. Таким человеком стал Филон.
      Он родился в столице Египта лет за 25 до нашей эры, а умер в 40-х годах I столетия (1). Современник евангельских событий и апостола Павла, Овидия и Сенеки, Филон стоял на том перекрестке истории, где сходились иудаизм и христианство, культуры Европы, Азии и Африки. Вплоть до IX века, до Саадии Гаона, Израиль не знал мыслителя, равного Филону. Хотя катастрофа 70 года отодвинула в тень наследие философа и он как бы выпал из поля зрения единоверцев (его заново открыли лишь в эпоху Ренессанса), нельзя сказать, что труды Филона остались бесплодными. Несправедливо забытый мудрец, он являлся апостолом прозелитов; гностики, неоплатоники, христианское монашество так или иначе испытали на себе его влияние. Экзегеза и богословие Отцов Церкви-от св. Иустина до св. Григория Паламы-многим обязаны идеям Филона (2).
      До него Израиль был чужд философии, но успех прозелитизма послужил стимулом к овладению классической античной мыслью. Прежде чем говорить с язычниками о Боге, Филон прошел школу Платона и стоиков. Так впоследствии будут поступать Климент, Ориген и каппадокийские святители.
      Филон предпринял первый серьезный опыт решения той задачи, перед которой вскоре оказалось христианство: найти точки соприкосновения с греко-римским миром. Несмотря на свой вселенский характер, Библия все же оставалась книгой Востока. Поэтому евангельское благовестие остро нуждалось в универсальном языке эллинства. И тогда церковь обратилась к Филону.
      Он открывал язычникам путь к Писанию, излагая его так, что мог найти понимание почти во всех цивилизованных странах. И не только иудаизм и античность легли в основу Филоновой системы,-в ней отразились идеи Египта, Персии и даже Индии. Это было самое смелое из философских дерзаний века.
      К сожалению, не нашлось современника, который оставил бы нам биографию великого александрийца; не было у него и прямых последователей, способных развить идеи филонизма. Но зато сам писатель получил редкую возможность выразить свое миросозерцание во всей полноте.
      Его долгая жизнь протекала, по-видимому, ровно, без житейских испытаний и невзгод. Ничто не отрывало его от спокойных дум и литературной работы. Только однажды-уже стариком- он принял участие в общественных делах, возглавив посольство к императору Калигуле, чтобы защитить иудеев от травли (3).
      Филон принадлежал к одной из самых знатных и богатых фамилий города, которая гордилась своим происхождением от иерусалимского клира. Брат философа Александр, высокопоставленный имперский чиновник, владел огромным состоянием и, будучи набожным иудеем, часто отправлял в Храм щедрые дары. Племянник же Филона отказался от религии отцов. Позднее он стал префектом Александрии и сопровождал Тита в походе на Иерусалим (4).
      Родным языком Филона был греческий, и владел он им в совершенстве. Как все мальчики в аристократических домах, он изучал риторику и философию, естествознание и математику, историю и музыку. Любимым его поэтом с детства был Гомер.
      Естественно, что у Филона не найти и тени эллинофобии, свойственной многим законникам. Он преклонялся перед гением Греции. "Эллада,-писал он,-истинное дитя человеческое; она явила миру небесный росток и божественный побег, точную мысль, тесно связанную с наукой" (5).
      При этом любовь к классике не отторгла Филона от библейской традиции. Он с благоговением относился к Закону и Иерусалиму. Отступники вызывали с его стороны решительное осуждение. Когда единственный раз ему довелось посетить святой город, он счел за честь, что ему-потомственному иерею-позволили принести жертву на алтаре.
      Филон изучал труды александрийских раввинов и, хотя плохо знал еврейский язык, был осведомлен в палестинской галахе (6). Эллин и иудей в одном лице, патриот и гражданин мира, человек веры, свободный от обскурантизма, Филон следовал заветам Торы, но не желал становиться фанатиком. Запад и Восток, которые то влеклись друг к другу, то отталкивались с ненавистью и презрением, обрели в его возвышенной душе полную гармонию. Он ценил все многообразие мира и призывал благодарить Бога не только за создание рода человеческого, но и "за мужчин и женщин, за эллинов и варваров, жителей материка и островитян" (7).
      Книги Филона запечатлели мысль, свободную от узости. Даже ведя полемику, писатель, как правило, был сдержан и терпим. Доброжелательный и великодушный, он завоевал уважение сограждан и любовь близких. Если его жену спрашивали, почему она, богатая женщина, одевается так скромно, она отвечала, что лучшим украшением для нее служат добродетели мужа. Не случайно александрийская община обратилась к Филону, когда нужно было ехать с ходатайством в Рим.
      Именно такой человек и такой характер более всего подходили для дела примирения и синтеза.
      Однако внутренний мир и просветленность достались Филону нелегко. В юности он вел рассеянную жизнь, мало отличаясь от других богатых молодых людей. Его манили пиры, театры, ристалища. Но уже в те ранние годы серьезные умственные интересы и тяга к нравственной чистоте помогли ему прийти к выводу: страсть-это рабство. "Поистине,-писал он потом,-свободен тот, у кого нет иного повелителя, кроме Бога" (8).
      Филон сам рассказывает о своей душевной борьбе и частых поражениях. Он метался между книгами и обществом легкомысленных друзей. Изыскивая средства одолеть искушения, молодой человек хотел последовать примеру ессейских отшельников, чью жизнь он наблюдал в уединенных рощах предместья. Но вскоре Фитон понял, что само по себе бегство от мира не поможет, если смута гнездится в сердце. "Нередко,-вспоминает философ, оставив друзей, родителей и родину и отправившись в пустыню, чтобы предаться чему-либо достойному размышления, я там не получал ничего; мой разум, разбросанный и ужаленный страстью, возвращался к иным предметам" (9).
      Постепенно духовные устремления стали брать верх, и Филон ощутил радость близкой победы. Он нашел свое призвание- быть независимым религиозным мыслителем. "Разум,-говорил он,- единственное во всем нашем существе, что неподвластно распаду и исчезновению. Ибо только разуму Бог, создавший его, повелел быть свободным, порывать оковы принуждения и свободно размышлять" (10).
      Выбрав себе дорогу, Филон, однако, не превратился в анахорета и нелюдима. Он продолжал жить в обществе, стремясь повсюду оставаться самим собой. "Истинная стойкость и незыблемый покой есть то, что мы испытываем в присутствии Бога, Который Сам всегда неизменен",- говорил Филон (11). "Иногда, находясь среди многотысячной толпы, я умиротворялся мыслью. Бог изгнал сумятицу из моей души и научил меня, что не от места зависит доброе или дурное расположение, а от Самого Бога, Который движет и влечет колесницу моей души, куда хочет" (12). Этот опыт помог Филону прийти к идее харис, благодати, и в чем-то предвосхитить апостола Павла и Августина. Человек, утверждал он, не в силах справиться с собственным несовершенством, только рука Господня поднимает его и ведет ввысь.
      Свои размышления о тайне Бога, о мирах и народах Филон не считал абстрактной игрой ума, он верил в их практическое значение, сознавая себя моралистом и проповедником. Он молился о ниспослании божественного вдохновения, и порой оно внезапно посещало его. Об этом свидетельствуют многие страницы Филоновых писаний, где под покровом философии чувствуется мистический жар сердца, навсегда плененного Небом.
      Путь будущего мыслителя определился годам к двадцати, как раз в то самое время, когда звезда привела волхвов на родину его предков. Их приход означал, что Господь призывает к Себе и языческие народы. Об этом событии александриец не знал, но он стал первым учителем иудейства, который совершил настоящую переоценку внебиблейского мира. Он не закрывал глаза на светлые стороны иноверных религий. По его словам, персидские маги "получают и передают откровение божественных добродетелей". Взор Филона простирался еще дальше. "У индийцев, -писал он,-есть "нагие мудрецы", которые привержены изучению не только природы, но и нравственной философии, с тем чтобы всецело изменить свою жизнь и сделать ее образцом добродетели" (13). Филон имел в виду брахманских аскетов и йогов, сведения о которых приносили греческие купцы и путешественники.
      Если авторы Сивиллиных книг обрушивали на головы язычников обличения и угрозы, то Филон предпочитал относиться к ним с пониманием. По его словам, "люди, поклоняющиеся звездам и силам природы, сами того не ведая, чтут Владыку неба и земли" (14). Философ, конечно, не одобрял многобожия и идолопоклонства, но отказывался видеть во всех религиях, кроме библейской, одни суеверия. Оставаясь, в отличие от стоиков, строгим монотеистом, Филон уважал всякое неподдельное благочестие. Он не называл храмы богов жилищами злых духов, поскольку был уверен, что народ, который в них молится, может, пусть даже через грубые символы, приближаться к Богу. О гибели святотатцев, осквернивших Дельфы, философ писал: "Нужно обладать особой любовью к крючкотворству, чтобы видеть в этом игру случая" (15).
      Комментарии стоиков, которые отыскивали в мифах сокровенный смысл, помогли Филону подойти к религиозным символам язычества без предубеждения и вполне серьезно. В собственных трудах он, не смущаясь, прибегал к терминам, взятым из ми-стериальной области, давая понять, что и в ней есть зерно истины. Так, Моисея Филон называл "посвященным", который передал эсотерические знания своим преемникам.
      Моисей не случайно был излюбленным героем писателя. В их судьбах было нечто общее. Оба воспитывались в Египте, где усвоили языческую мудрость. Филон не сомневался, что и Моисей сохранил любовь к этим знаниям.
      Философия, которая приблизила эллинов к вере в Единого, вызвала наибольшие симпатии Филона. Он высоко ценил "Изречения семи греческих мудрецов", восхищался "дивной мудростью Сократа", называл Платона "величайшим", а орден пифагорейцев- "священным"(16). Все они, по мнению Филона, руководились разумом-этим драгоценнейшим даром Провидения. Александриец не мог себе представить, чтобы разум как таковой оказался враждебным вере.
      Последним достижением разума в эпоху Филона была греко-римская наука о познании и бытии. Ее анализу и посвятил философ свои первые сочинения. В них он менее всего оригинален, и поначалу они кажутся простыми компиляциями. Но это лишь поверхностное впечатление. В подобных случаях важны не отдельные части здания, а то целое, которое они составляют.
      Платонизму Филон был обязан больше всего. Он настолько вжился в идеи и слог прославленного эллина, что один современник говорил: "Либо Платон филонствует, либо Филон платонствует". По примеру Посидония, Филон хотел увязать "идеализм" Академии с учением Стои. Кроме того, у него немало заимствовано из пифагорейства, у Гераклита и Аристотеля. При этом Филон вовсе не считал себя заблудившимся в дебрях систем. Он искал у всех философов мысли, подтверждающие его собственные догадки; дорожа не школой, а истиной, он не стремился быть "чистым" стоиком или перепатетиком. Труды Филона-не беспорядочный эклектизм эрудита, это попытка привлечь арсенал античной философии для постройки нового миросозерцания.
      Однако, бороздя во всех направлениях холодные воды метафизики, Филон понял, что одно умозрение не служит надежным компасом. Слишком много спорного и противоречивого обнаружил он в выводах философии, слишком сильно расходились между собой жрецы разума. "Конечным актом знания, - писал Филон,-является уверенность в том, что мы ничего не знаем" (17). Разум имеет пределы своих возможностей. Следовательно, "мы должны примириться с тем, что собственными силами можем найти лишь отблеск истины среди хаоса вероятностей" (18). Если бы нашим орудием был только интеллект, горизонт наш остался бы навсегда суженным.
      Но есть и иные пути познания. Рациональная метафизика, по выражению Филона,-не более чем служанка, подобная библейской Агари, настоящая же госпожа мудрости обитает по ту сторону рассудочных спекуляций*. Слово мудрости содержится в Священном Писании, к которому и должен обратиться человек за решением центральных вопросов бытия.
      ----------------------------------------------------------------------
      * Этот взгляд нашел отражение в средневековом определении философии как ancilla theologiae (служанка богословия)
      Филону, вероятно, не раз приходилось слышать удивленный вопрос: как он, культурный, образованный человек, "эллин" по воспитанию, может совмещать в своей голове науку и "варварские суеверия" восточных книг? Отвечая на это, философ хотел показать, что в Библии заключено возвышенное божественное учение, хотя смысл его подчас и скрыт от греков. Если же они дадут себе труд проникнуть в Писание, то найдут в нем нечто большее, чем у философов, и много созвучного с их самыми глубокими идеями.
      В наши дни замысел Филона перевести Библию на язык отвлеченных понятий могли бы назвать "демифологизацией", превращением образов в идеи. В своем эксперименте он действовал как миссионер и апологет, и не его вина, что поставленную задачу ему не удалось осуществить полностью. Александрия не знала другого толкования Библии, кроме аллегорического (19). С богословской точки зрения тогда оно было самым плодотворным, ибо ни ессеи, которые выискивали в Писании намеки на свою секту, ни раввины-галахисты, которые извлекали из него в основном практические правила, ни теологи, понимавшие его дословно (Филон называл их "софистами буквоедства"), не в состоянии были дать никакого вразумительного комментария.
      В глазах Филона аллегорический метод был "мудрым архитектором", позволявшим возвести стройный храм библейской философии. Кое в чем экзегет опирался на раввинские мидраши и "предания старцев", но в основном следовал за Аристобулом и стоиками. Исследователи отмечали, что даже у апостола Павла обнаруживается большая зависимость от традиции законников, чем у правоверного иудея Филона.
      Полагают, что Филон проводил в александрийской синагоге своего рода катехизические беседы, которые и легли в основу цикла его книг, посвященных Пятикнижию (20). Он успел закончить лишь тома, изъясняющие Бытие и часть Исхода, но и в них взгляды философа представлены достаточно ясно.
      Рассматривая первую главу Бытия, Филон сосредоточивает внимание на религиозной доктрине, содержащейся в ней. Смысл сказания в том, что космос обязан своим существованием единому Творцу (21). Далее писатель отвергает буквальное понимание тех мест книги, где Бог изображен с атрибутами человека. Учение Библии о Боге, взятое целиком, исключает мысль, будто Творец может сожалеть о Своих поступках, что Он обладает очами или руками. Подобные выражения, поясняет Филон, Моисей допускал, приноравливаясь к уровню читателей (22). Всюду, где только возможно, толкователь старался снять покров со сказаний и картин, чтобы проникнуть в суть библейского провозвестия, уяснить нравственный и мистический смысл мифологем Писания. Так, два рассказа о создании человека (Быт 1; 2) Филон считал указанием на двух Адамов-идеально-небесного и облеченного плотью. Плотский, земной человек есть лишь несовершенная проекция духовного "первого Адама". Через него все люди связаны между собой и с Самим Божеством.
      Согласно Филону, Древо Жизни есть высшее богопочитание, а прочие райские деревья-разнообразие человеческих "мнений". Четыре реки суть аллегория важнейших добродетелей. Когда страсти (Змей) овладевают разумом, человек отдаляется от Бога.
      Эти концепции, которые Филон заимствовал из раввинских мидрашей, апостол Павел позднее использовал для разработки новозаветного богословия (23).
      Филон намеревался создать некую "алгебру" экзегезы, но цели своей не достиг, поскольку оставлял слишком большой простор произвольному и субъективному толкованию. Тем не менее в принципе он взял верный ориентир, желая не просто пересказывать Бытие, а уточнить, что же именно подразумевал священный автор под тем или иным образом. Сам дух символизма не был навязан Библии Филоном, а был органически присущ ей. Как и большинство религиозных книг Востока, Писание характеризуется многозначностью, полисемантизмом (24).