Чудесная реликвия

Тэсс Мэллори
Чудесная реликвия

ПРОЛОГ

      Кмерон пригладил полы странного серого мундира и бросил вопросительный взгляд на собеседницу.
      – Ты уверена, что именно такую одежду носили тогда? – обеспокоенно поинтересовался он. – Очень не хочется рисковать. Необходимо, чтобы в этот раз все прошло без сучка без задоринки.
      Его собеседница, темноволосая девушка, кивнула:
      – Совет самым тщательным образом проверил все мелочи, вплоть до последней пуговицы. В то время носили только такие двубортные мундиры. Я завершила свою работу.
      – Послушай, Трия, – продолжил Кмерон, – ты ведь могла допустить мелкие неточности. Сама понимаешь, как такая оплошность может подмочить твою репутацию, если о ней станет известно.
      Уловив в его голосе язвительные нотки, Трия отвела восхищенный взгляд от мундира и пристально посмотрела на Кмерона:
      – Мы рассчитываем на тебя, Кмерон.
      Кмерон улыбнулся. Она говорила с той привычной резкостью, которая в прошлом не раз провоцировала между ними яростные ссоры.
      «В прошлом», – подумал он, и его улыбка стала холодной и саркастической.
      Трия не сводила с него теперь уже хмурого взгляда.
      – Ты уверен, что сумеешь сделать это? – с сомнением поинтересовалась она. – После всего…
      Его глаза сузились.
      – Я сам потребовал, чтобы мне поручили это задание. Ты что-то имеешь против этого, Трия?
      Девушка резко покачала головой. Короткие пряди темных волос хлестнули ее по щекам, и она отвернулась. Ее ресницы закрывали выражение глаз.
      «Она удивлена, – решил Кмерон, внимательно следивший за собеседницей. – Если бы я не знал ее так хорошо, то подумал бы, что она искренне заботится обо мне. Но это означало бы, что у нее доброе сердце, а я лучше других знаю, что она холодна как лед».
      – Нет, я ничего не имею против того, что задание поручили тебе. – Она высокомерно посмотрела на него. – Просто, прежде чем ты отправишься туда, хотела убедиться, что у тебя не возникло никаких сомнений относительно этого дела. Очень захотелось утвердиться в этом. Это твоя последняя возможность.
      Гримаса исказила его лицо, и он с вызовом спросил:
      – Это угроза, моя дорогая?
      – Да, мой дорогой, угроза, – подтвердила девушка.
      – Успокойся, Трия. Я знаю, на что иду. – Он слегка нагнулся, приподнял ее подбородок и ласково провел большим пальцем по щеке. – Кроме тебя, во мне никто не сомневается.
      – У тебя уже были неудачи.
      Кмерон резко опустил руку.
      – Ты прекрасно знаешь, почему у меня были неудачи. Я попадал не в то время. Один раз попытался попасть в 1863-й, а очутился в 1847-м. – Его глаза гневно сверкнули.
      – И все равно задание можно было выполнить. Ты уже дважды оправдывался тем, что попадал в другое время.
      – В первый раз жертве было всего пять лет, – с отвращением покачал головой Кмерон.
      – В нашей организации не место сентиментальным людям, Кмерон, – вкрадчиво произнесла темноволосая девушка. – Надеюсь, ты уже понял это?
      Он поднял бровь:
      – Сентиментальным? Давай сразу расставим все точки над «и», командир. Я не пинаю щенков, не мучаю котят и… – его губы скривились в усмешке, – не убиваю детей. Если в этот раз я окажусь слишком далеко от нужного времени и обнаружу, что человек, которого мне поручено убить, все еще ребенок, я поступлю как и раньше.
      Трия окинула его пристальным взглядом, словно решая, насколько серьезна угроза.
      – Я окажу тебе большую услугу, – наконец сказала она. – О твоих словах никто, кроме меня, не узнает. Не бойся, они останутся между нами.
      – Чертовски мило с твоей стороны! – хрипло рассмеялся Кмерон. – Что вы мне можете сделать, Трия? Убить? Вопрос довольно спорный, ты не находишь?
      Трия сделала несколько шагов и показала на длинный предмет, лежащий на гладких блестящих плитках пола.
      – Тогда бери свое оружие. Отправляйся в прошлое и докажи, что мои опасения напрасны и глупы.
      Кмерон наклонился и поднял оружие. Вынув из ножен саблю с медным эфесом, он восхищенно присвистнул:
      – Как тебе удалось достать эту штуку?
      – Никак. Не забывай, тебе нужно знать только самое необходимое. Мы ведь договорились, что чем меньше будем знать, тем…
      – Ладно, забудь, что я об этом спрашивал. – Кмерон повесил саблю на пояс. – У меня такое впечатление, Трия, будто ты считаешь, что я стараюсь выведать у тебя секретную информацию. Знаешь, как это называется? Паранойя.
      Девушка, не сводя с него внимательного взгляда, напряженно выпрямилась:
      – Ты готов?
      Кмерон сунул руку под ворот серого мундира и достал оттуда странной формы кулон, украшенный разноцветными драгоценными камнями.
      – До свидания, Трия, – мягко попрощался он.
      – Я постоянно спрашивала себя… – Девушка замолчала, и суровые морщинки вокруг ее рта предательски выдали ее волнение. – Почему ты потребовал, чтобы это задание поручили тебе?
      Кмерон долго и пристально смотрел на нее. На его щеках играли желваки. Наконец, пожав плечами, он ответил:
      – По крайней мере, я не буду сидеть сложа руки и ждать, когда это произойдет! А может, просто не хочется, чтобы мое убийство оказалось на чьей-либо совести… Даже на твоей, Трия.
      – Кмерон… – Девушка сделала к нему шаг и протянула руки, но тут же опустила их.
      Кмерон продолжал внимательно смотреть на нее.
      – Ты сама говорила, что сейчас не место сантиментам, верно? Помнишь древнюю крылатую фразу: «Идущие на смерть приветствуют тебя»?
      Теплота моментально исчезла из ярких голубых глаз Трии, и в них появилась привычная холодность. Она сделала шаг назад.
      – До свидания, Кмерон, – попрощалась девушка, высоко подняв подбородок. – Мы надеемся на тебя. Смотри, не подведи нас.
      Кмерон снова улыбнулся, бросил на темноволосую девушку прощальный взгляд и, положив аккуратно пальцы на два камня, сверкавшие на кулоне, исчез.

ГЛАВА 1

      – Это не простой кулон, – сказал старик, – это прибор, с помощью которого можно путешествовать во времени.
      Торри посмотрела на своего деда, его глаза лихорадочно блестели, и она быстро опустила голову, пытаясь скрыть страх, охвативший ее.
      «Выходит, Кристина и Гарри были правы, – грустно подумала она. – Дедушка сошел с ума». Ее пальцы сжали ожерелье, и ребро золотого кулона, который она держала, врезалось ей в ладонь.
      Нет! Они ошибались… она уверена, что они ошибались. Но тогда как объяснить его странные слова? Торри покачала головой, будто хотела прогнать предательские мысли.
      Она сидела у кровати старика, устроившись на краешке старинного кресла-качалки, и смотрела в большое открытое окно. За окном раскинулась весенняя Виргиния. Она любила виргинскую весну, любила сладкий аромат цветущих повсюду жимолости и жасмина, но эта весна была непохожа на другие. Торри смотрела на все эти давно знакомые виргинские красоты и словно не видела их.
      Ей хотелось высунуться в окно и попросить замолчать птичек, щебечущих в кустах азалии, а розы – перестать цвести. Торри не хотела, чтобы весенний аромат убаюкивал ее и убеждал, будто все в порядке. Она была уверена в обратном.
      Самое обидное, что она была не в силах что-нибудь предпринять и не могла остановить происходящее, точно так же как не могла запретить щебетать птицам или раскрываться цветам под лучами утреннего солнца. Натаниэля Гамильтона, ее любимого дедушку, увозили сегодня в санаторий «Саннисайд», и она не могла помешать этому ужасному событию.
      Торри Гамильтон посмотрела вниз из окна второго этажа. Перед особняком Гамильтонов, на подъездной дороге, стояла машина скорой помощи, которая должна была увезти деда. Поначалу Торри была готова совершить какой-нибудь отчаянный поступок и не дать им забрать дедушку, но после этого странного утверждения о предназначении кулона у нее появились сомнения. А вдруг Кристина все-таки не ошибалась?
      Но даже если ее тетя была права… даже если у дедушки не все в порядке с головой… Торри все равно не хотела, чтобы его увозили. Она могла бы и сама ухаживать за ним, если бы ему разрешили остаться дома. Санаторий «Саннисайд»! Какое лицемерное и смешное название! На самом деле этот так называемый «санаторий» являлся не чем иным, как лечебницей для богатых умалишенных.
      – Дедушка, ты устал, – вздохнула Торри. Она взяла его руку и ласково погладила. – Слушание дела о твоей дееспособности было очень трудным и для тебя, и для меня. Я прекрасно понимаю, какое потрясение ты испытал, когда узнал, что тетя Кристина главная виновница этого кошмара.
      Натаниэль Гамильтон тяжело вздохнул.
      – Да, – согласился он – это было сильным потрясением. Жена моего сына упекает своего свекра в психбольницу! Если бы Джереми был жив… Знаешь, впервые я поблагодарил Бога за то, что он не дожил до этого позора. – Старик растерянно покачал головой. – Не понимаю, почему Кристина сделала это. Я всегда по-доброму относился к ней. – Натаниэль вопросительно посмотрел на внучку. – Почему, Торри? Почему она солгала? Почему сказала судье, будто я пытался задушить ее? Зачем эта ложь?
      Торри Гамильтон закрыла глаза и вспомнила весь ужас драмы, разыгравшейся в зале суда. Слушание, казалось, забрало все силы всегда полного энергии деда. Перед ее мысленным взором вновь возникли зал суда и свидетельское место. Дедушка отвечает на град вопросов адвоката Кристины. Адвокат забрасывал его вопросами до тех пор, пока у старика не задрожали руки. А кончилось все тем, что Натаниэль Гамильтон упал в обморок прямо на свидетельском месте. Торри с громким криком бросилась к нему… Даже если она проживет тысячу лет, то все равно никогда не простит Кристине те кошмарные минуты… Это был страшный момент: Торри показалось, что у деда не выдержало сердце.
      Она открыла глаза, и на ее ресницах задрожали слезы.
      – Не знаю, деда, – прошептала Торри – много лет назад она придумала ему это ласковое имя – «деда». – Конечно, Кристина подкупила свидетелей и врача, но, клянусь тебе, – она наклонилась к нему и изобразила уверенную улыбку, – тебе недолго придется быть в «Саннисайде». Вот увидишь, тебе даже обои в комнате не успеют надоесть!
      Легкая улыбка тронула уголки губ старика.
      – Чудесно, моя дорогая, – кивнул он и потрепал внучку по руке. – Уверен, что на обоях у них маргаритки или что-нибудь еще не менее противное.
      – Я серьезно, – заявила Торри и откинула волосы с плеч. – Они еще не победили нас. Я найду самого лучшего адвоката и устрою им настоящее сражение. Конечно, нужно было сделать это раньше, но мне и в голову не приходило, что мистер Беннингтон может проиграть дело.
      – Бедный Артур очень переживал поражение, он стареет, так же как и я. – Старик посмотрел на внучку снизу вверх. – Забудь о другом адвокате. Кристина стала твоей опекуншей. Она будет контролировать твое наследство, дорогая, до тех пор, пока тебе не исполнится двадцать один год.
      – Двадцать один мне исполнится через год, деда… но тебе не придется ждать так долго, обещаю! – многозначительно проговорила девушка. – Я обязательно вытащу тебя из «Саннисайда»… и мне все равно, что для этого придется сделать. Деньги я как-нибудь достану. Я смогу… смогу… – Торри отчаянно искала выход. – …Я смогу заложить этот кулон! Если камни настоящие…
      – Нет, нет! – неожиданно закричал Натаниэль Гамильтон и быстро накрыл рукой кулон. От громкого крика и резкого движения у него начался приступ кашля. Торри придерживала его, пока кашель не стих. Наконец старик устало откинулся на подушки. – Никогда, никогда не делай этого! – тихим голосом взмолился он. – Кулон никогда не должен попадать в чужие руки… Если он попадет в плохие руки, то произойдет катастрофа! Путешествиями во времени можно пользоваться как оружием, моя дорогая, поверь мне!
      Губы Торри задрожали и раздвинулись, будто ее ударили. Глаза девушки встретились с его вопросительным взглядом, и она поняла, что не сумела скрыть боль в своих глазах.
      – Ты мне не веришь, – печально покачал головой Натаниэль, и его густые седые брови нахмурились. В голосе старика послышалось удивление. – Ты думаешь, как Кристина и твой парень Гарри, будто я сошел с ума.
      – Он больше не мой парень, – взволнованно возразила Торри. – Неужели ты думаешь, что я продолжаю дружить с ним после того, как он пытался уговорить меня дать показания против тебя?
      Глаза старика гневно вспыхнули.
      – Внучка, – с грустным вздохом произнес он, – по крайней мере хоть с этим нам повезло. Я знал, что рано или поздно ты разглядишь, что прячется за его блестящим фасадом.
      – Деда, пожалуйста, давай не будем сейчас говорить о Гарри.
      – Ну хорошо, не будем. И не горюй, что пришлось расстаться с ним. Очень скоро ты обязательно встретишь настоящего парня… Сразу после того, как воспользуешься кулоном.
      Торри была уверена, что ничто уже не может усилить ее горе, но сейчас ее сердце пронзила резкая боль.
      – Да, конечно, – мягко согласилась девушка.
      Натаниэль Гамильтон грустно усмехнулся:
      – Пытаешься задобрить выжившего из ума старика, да? Ничего, все в порядке. Вот увидишь, скоро ты все поймешь. А сейчас, дорогая, внимательно посмотри на кулон. Ты не узнаешь его?
      Торри постаралась спокойно посмотреть на кулон, который лежал на ладони деда. Кулон имел форму ромба. Длина его равнялась примерно трем дюймам, а ширина – двум. Сделан он был из золота. По крайней мере, Торри показалось, что из золота, если судить по весу самого кулона и длинной цепочки. У нее промелькнула мысль, что она вряд ли стала бы носить такой кулон. Если быть честной, то он показался ей безобразным.
      В каждом углу кулона сверкал драгоценный камень: рубин, сапфир, изумруд и алмаз. Все камни были довольно большими. «Интересно, они настоящие?» – подумала Торри. Она никогда особенно не интересовалась драгоценностями и не могла отличить настоящие камни от фальшивых. У нее было мало драгоценностей: только алмазные сережки и кольцо с аметистом.
      Она поднесла кулон к свету и с любопытством внимательно всмотрелась в него. Она обратила внимание на то, что камни в кулоне сильно отличались от драгоценных камней, которые ей доводилось видеть раньше. Они были хорошо отшлифованы, но внутри, где-то в глубине, было заметно какое-то легкое движение, как будто под твердой кристаллической поверхностью камни были вовсе не такими уж и твердыми.
      В центре кулона располагался слегка выступающий маленький ромб, придающий украшению своеобразие. На нем был выгравирован какой-то знак, но гравировка была такой старой и так стерлась, что ничего нельзя было разобрать. Торри вынуждена была признать, что она никогда не видела такого странного украшения, разве что…
      Девушка быстро посмотрела на деда и радостно улыбнулась.
      – Вспомнила, – кивнула она. – Это кулон с портрета… тот самый, который носила первая Виктория Гамильтон, правильно?
      Натаниэль Гамильтон кивнул:
      – Твоя тезка. Когда ей было около двадцати лет, она исчезла на какое-то время, потом таинственным образом вернулась. Этот кулон принадлежал ей. Виктория вышла замуж, и кулон передавался по наследству среди Гамильтонов до тех пор, пока не попал к моему отцу, а от него – ко мне. Яже передаю его тебе.
      Торри подняла кулон, и длинная цепочка закачалась у нее на пальцах. Она лихорадочно пыталась найти какие-нибудь нейтральные, безопасные слова, чтобы не обидеть дедушку.
      – Понимаешь, дело в том, что он не очень подходит к моему наряду, – пошутила она и посмотрела на свои джинсы-варенки, темно-фиолетовую тенниску и яркую ситцевую куртку.
      – Знаю, это не твой стиль, – рассмеялся дед, но тут же посерьезнел. – К кулону прилагается еще один подарок.
      Он пошарил под одеялом и через несколько секунд достал маленькую книгу. Она была переплетена в потрескавшуюся от времени синюю кожу, и у нее был такой ветхий вид, что казалось, книга рассыплется, стоит до нее дотронуться. Старик протянул книгу, и Торри осторожно взяла ее.
      – Это дневник первой Виктории, – пояснил Натаниэль Гамильтон, – в котором она описала свое приключение. Ты все поймешь после того, как прочитаешь его. Он расскажет тебе, как путешествовать во времени. Обещай, что прочитаешь его ради меня, малышка Торри. Обещаешь?
      Ласкательное имя заставило Торри особенно остро почувствовать вину, и на глаза навернулись невольные слезы. Она закусила нижнюю губу и отвернулась, быстро мигая и стараясь смахнуть слезы. Ее сердце, казалось, громко вскрикнуло от боли, когда она получила это недвусмысленное доказательство помешательства дедушки.
      – Да, деда, – тихо ответила она, – но я…
      – Виктория, дорогая, ты наверху? – донесся с лестницы веселый женский голос.
      Торри Гамильтон решительно сказала:
      – Это Кристина. Если она посмеет сунуть сюда свой нос, я…
      – Спрячь кулон и дневник, – торопливо прервал ее дед. – Как бы ты ни поступила с ними, Торри, ни в коем случае не отдавай их Кристине. И смотри, ни слова Гарри… К тому же он тебе ни за что не поверит! – рассмеялся старик. – С какой бы радостью они ухватились за эту историю и использовали ее на слушании в качестве доказательства моего помешательства!
      – Я не скажу им, – пообещала девушка.
      Она порывисто нагнулась и прижалась к нему лицом. На старческой щеке Торри почувствовала слезы, и горло ей сдавило от горя. Черт бы тебя побрал, Кристина!
      – Послушай, – прошептала она. – Помнишь, как я приехала сюда? – Натаниэль Гамильтон кивнул. – Тогда мне было так одиноко и я была сильно напугана. Кристина встретила меня в аэропорту и сказала, что мой папа поступил глупо, когда забрал маму на Средний Восток. Она говорила это с таким видом, будто он виноват в том, что самолет разбился.
      Торри отодвинулась от деда, в глазах ее блестели слезы. Она с удивлением обнаружила, что, несмотря на прошедшие десять с лишним лет, эти воспоминания по-прежнему вызывают боль.
      – Прости, что встретить тебя я послал Кристину, – извинился Натаниэль. – Тогда я еще не знал, какой злой она может быть. В те дни я еще не пришел в себя после смерти сына. Он был прекрасным человеком… – В глазах старика появилась сильная усталость. – Хорошие люди уходят один за другим.
      Торри ласково похлопала старика по руке:
      – В тот день, когда я приехала жить к тебе, Кристина втащила меня за руку на крыльцо, помнишь? У меня был плюшевый мишка Джаспер, и я вцепилась в него, изо всех сил стараясь не расплакаться. И потом ты открыл дверь…
      На губах старика заиграла слабая улыбка.
      – И ты перепугалась до смерти, когда увидела мое старое морщинистое лицо.
      – Почти до смерти! – отшутилась Торри. – Нет, – задумчиво покачала она головой. – Ты взял меня на руки и сказал, что отныне наша с тобой жизнь сильно изменится, но, может, мы сумеем поладить. И в ту самую минуту я неожиданно поняла, что все действительно будет хорошо. – Торри смахнула слезы с лица тыльной стороной ладони и застенчиво улыбнулась. – И знаешь еще что, деда? Все получилось очень хорошо. И все это только благодаря тебе.
      Карие глаза Натаниэля Гамильтона засветились от удовольствия.
      – Последние четырнадцать лет были самыми счастливыми годами в моей жизни. Я могу сравнить их разве что с годами, прожитыми с моей дорогой Мартой.
      – Спасибо. – Торри посмотрела на кулон, который он ей дал, и слезы вновь затуманили ее взор. – И спасибо за кулон.
      – Он принадлежит тебе… по праву рождения. Только будь осторожна. Всегда помни, что ты должна пользоваться кулоном, но никогда не позволяй ему использовать тебя.
      Торри Гамильтон с трудом проглотила подступивший к горлу ком.
      – Не понимаю, что ты имеешь в виду, – тихо проговорила она.
      Морщинистое лицо старика медленно расплылось в улыбке, и на какое-то мгновение Натаниэль Гамильтон вновь стал похож на самого себя, энергичного и живого.
      – Поймешь, малышка Торри. Обещаю тебе, скоро обязательно поймешь.
      Торри сжала его руку, а сама печально подумала, что он поедет в санаторий с мыслью, будто она не поверила ему.
      – Ладно, значит, я стала счастливой обладательницей старинного кулона, с помощью которого можно путешествовать во времени. В нашей семье им воспользовалась только одна маленькая старушка, чтобы узнать, был ли Марк Антоний самым красивым парнем в истории человечества?
      Шутка была вознаграждена веселым смехом, и Натаниэль пожал ей руку.
      И неожиданно Торри поняла, как ей страшно. Она слышала о болезни Альцгеймера. Может, это было началом старческого слабоумия? Может, дед скоро перестанет узнавать ее и забудет, что она его внучка? Ей защемило сердце.
      – Торри, – сказал ей Натаниэль Гамильтон, – не расстраивайся и не бойся. Обещаю, все будет в порядке. Прочитай дневник Виктории. Из него ты узнаешь больше, чем смогу рассказать я. И не беспокойся за меня. Со мной все будет в порядке. Честное слово! А ты постарайся, чтобы все получилось, как решил Господь Бог.
      В коридоре послышались быстрые решительные шаги, на лице старика мгновенно появилось выражение раздражения. Перед дверью шаги на секунду замерли, потом дверь распахнулась.
      – Ах, ах, ах, какая трогательная картина!
      Уперев руки в бока, в дверях стояла Кристина Гамильтон. Она улыбалась, но ее голубые глаза оставались холодными. Платье замысловатого фасона из какой-то цветастой ткани с кружевным гофрированным воротником было похоже на те, что носили на американском Юге красавицы предыдущего поколения. Плечи платья были приспущены. Как обычно, все, начиная с верха широкополой шляпы и до туфелек на высокой шпильке, все в Кристине было безупречно. Она перешагнула пятидесятилетний рубеж, но, как это ни странно, на ее лице не было ни одной морщины. Правда, Торри сильно подозревала, что гладкой и упругой кожей тетка обязана не каким-то сверхъестественным особенностям ее организма, а ножу хирурга.
      Легкий южный выговор Натаниэля Гамильтона всегда казался Торри естественным и приятным. Но медлительная речь Кристины, по мнению девушки, была такой же фальшивой, как она сама, и вызывала только раздражение.
      – Виктория, дорогая, – обратилась тетя Кристина к племяннице, поправляя аккуратно уложенные белокурые волосы и широко улыбаясь фальшивой улыбкой, – что это у тебя там? – Она направилась к Виктории, чтобы посмотреть на дневник.
      – Всего лишь старинная книга, – ответила Торри и протянула дневник. Воспользовавшись тем, что на долю секунды внимание тетки переключилось на дневник, она получше спрятала в кулаке цепочку с кулоном.
      Кристина весело посмотрела на Натаниэля Гамильтона.
      – О Господи, это что, подарок? – снисходительно рассмеялась она. – Как мило!
      Не дождавшись ответа ни от свекра, ни от племянницы, Кристина нахмурилась. Она слегка выпятила пухлую нижнюю губу, показывая свое раздражение.
      – Нам пора, Виктория. Пойдемте.
      Торри почувствовала, как дедушка крепко сжал ее пальцы, помогая спрятать кулон.
      – Дай нам еще одну минуту, Кристина, – спокойным голосом попросил он.
      – О Боже! – Кристина сердито пересекла всю комнату. Исчезла слащавость, она язвительно заметила: – Вы ведете себя так, будто никогда не увидите друг друга. – Она театральным жестом отдернула с окна штору и показала вниз на подъездную дорогу. – Водители «скорой помощи» получают почасовую плату, и я не намерена платить им свои деньги, пока вы будете тут сюсюкать. – И она решительно двинулась к двери, но на пороге остановилась и бросила через плечо: – Я пришлю санитаров с носилками.
      Как только Кристина вышла, Торри с дедом посмотрели друг на друга. Натаниэль обнял внучку на прощание и прижал к себе:
      – До свидания, малышка Торри.
      Девушка крепко прижалась к нему и уткнулась лицом в плечо.
      – О, деда, я не вынесу этого. Я не переживу твоего отъезда, того, что ты хотя бы день проведешь в этом ужасном санатории.
      – Все в порядке, – сказал Натаниэль, пытаясь принять бравый вид. – Ты будешь приезжать навещать меня…
      – Каждый день!
      – … И мы по-прежнему будем играть в шахматы. Ничего не изменится.
      – Готов, отец?
      Торри резко повернулась к двери и гневно посмотрела на двух мужчин в белых халатах, вошедших в комнату. Они принесли длинные носилки. Вслед за ними в комнату вошла Кристина, на ходу надевая короткие белые перчатки. Она сердито посмотрела на племянницу и сказала:
      – Пора, Виктория. Перестань вести себя как глупая девчонка. Ты взрослая двадцатилетняя девушка, а не шестилетний ребенок. – Она посмотрела на ждущих санитаров и слегка смягчилась, словно поняла, что разговаривает вовсе не как любящая тетушка. – Поверь мне, милая, твоему дедушке будет намного лучше в «Саннисайде». – Она повернулась к ближайшему санитару: – Мистер Дженкинс?
      Дженкинс решительно двинулся к Натаниэлю Гамильтону. С поразительным для своих преклонных лет проворством Натаниэль вскочил с кровати и с вызовом посмотрел на санитара.
      – Я вполне в состоянии покинуть свой дом сам, Кристина, – сказал Натаниэль и стал натягивать стеганый халат, лежавший в изножье, не сводя взгляда со стоящего перед ним мистера Дженкинса, будто провоцируя его на решительные действия. Как только старик завязал на халате пояс, он показал на два чемодана, стоявшие перед дверцей гардероба.
      – Эти джентльмены, – слово «джентльмены» он произнес так, что оно звучало как оскорбление, – могут спустить мои чемоданы. Пойдем, моя дорогая. – Он поманил Торри, и она торопливо подошла к нему, спрятав наконец кулон в карман куртки. Старческая рука обняла внучку за плечи, придавая ей уверенности.
      Торри Гамильтон надменно подняла подбородок, когда они проходили мимо тетки. Она была рада, что последнее слово осталось за дедушкой. Это должно было показать Кристине, что он по-прежнему остается Натаниэлем Гамильтоном, а не ребенком, находящимся под ее контролем.
      Но чувство победы быстро испарилось, когда они пошли по коридору. Шаги раздавались гулким эхом, напоминающим Торри, что размеренная привычная жизнь закончилась навсегда. То же самое произошло с ней и четырнадцать лет назад, когда веселая безмятежная жизнь внезапно оборвалась со смертью родителей. Сейчас в ее жизни вновь происходила такая же решительная перемена. Только в этот раз рядом не будет доброго и сострадательного деды, который помог бы ей наладить новую жизнь. Сейчас в доме Торри будет жить тетя Кристина и будет пытаться командовать ею.
      И тут в голове Торри промелькнула удивившая ее мысль. Ведь с отъездом дедушки в санаторий она остается совсем одна. С Гарри она порвала всякие отношения и навсегда вычеркнула его из своей жизни. У нее никогда не было особенно много близких друзей. Самым лучшим ее другом полтора последних десятка лет был дедушка. Глаза Торри защипало от слез, и из ее груди вырвалось рыдание, прежде чем она успела взять себя в руки.
      – Полегче, – прошептал Натаниэль Гамильтон. – Не показывай ей, как тебе больно. Кристина – словно акула. Стоит ей увидеть кровь, и она тут же бросается в атаку.
      Торри сильно задрожала и обняла деда за талию, чтобы помочь спуститься по лестнице. Она шла с опущенными глазами до тех пор, пока они не оказались на первом этаже.
      «Но почему, почему Кристина сделала это? – панически подумала Торри. – Что еще она успеет сделать за один-единственный год, в течение которого будет опекуншей? Она не сможет взять ни одного доллара из шестимиллионного наследства. Единственное, чем она сможет распоряжаться, так это моим месячным довольствием, но оно ненамного больше ее собственного довольствия, которое ей платил деда». Торри бросила взгляд на дедушку, который пристально смотрел куда-то вперед.
      Лестница располагалась на одной из сторон просторного холла. На стене напротив лестницы находилась картинная галерея, состоящая из портретов Гамильтонов. Дедушка медленно подошел к старинным картинам в рамах, и его взгляд принялся жадно блуждать по портретам, запечатлевшим сотни лет истории рода Гамильтонов.
      Взгляд Торри следовал за его взглядом. Она видела, как он неторопливо прощается со знакомыми лицами. Самые большие портреты располагались большим кругом, внутри которого висели портреты поменьше. Она всегда смотрела на них в том же порядке. На самом верху – огромный яркий портрет Марты Гамильтон, любимой жены деда. Марта умерла еще до рождения Торри. Торри много, очень много раз всматривалась в добрые карие глаза бабушки и жалела, что так и не встретилась с этой ласковой на вид женщиной, которую так любил дедушка. Рядом с Мартой висел портрет Нелли Стефенсон Гамильтон, прабабки Торри. В этом портрете было совсем мало сходства с дедом, разве что спокойные карие глаза.
      Под портретом Нелли – портрет Рандольфа Гамильтона. Натаниэль рассказал ей, что Рандольф жил во время Гражданской войны. Эта картина всегда нравилась Торри, потому что Рандольф и Натаниэль Гамильтоны были похожи, как близнецы.
      На стене висело еще несколько портретов, но люди, изображенные на них, не очень сильно интересовали Торри. И наконец, в самом центре небольшой галереи находился портрет таинственной предшественницы Торри, о которой ей совсем недавно рассказывал дед. На этом портрете была изображена Виктория Гамильтон, путешественница во времени. Торри непроизвольно улыбнулась, но тут же посерьезнела. Сейчас было не до улыбок.
      В роду Гамильтонов было заметно сильное семейное сходство. Не только Рандольф и Натаниэль Гамильтоны были похожи друг на друга, словно близнецы. То же самое относилось и к обеим Викториям.
      Розовые губы, такие же, как у Торри, слегка кривились в загадочной улыбке. Может, Виктория Гамильтон так таинственно улыбалась потому, что только одна знала какие-то секреты? Мысль показалась девушке интересной, но она тут же раздраженно прогнала ее. Волосы Виктории, такие же черные и волнистые, как и волосы Торри, обрамляли красивое лицо. Они были собраны в высокий узел с помощью костяного, украшенного жемчугом гребня и колечками спадали на плечи. Глаза, правда, были голубыми, а у Торри – зелеными. Но они были такими же красивыми и так же слегка приподняты их уголки. На шее висел кулон, который сейчас лежал в кармане куртки Торри, спрятанный от Кристины. С помощью этого кулона, по словам деда, простой смертный мог превратиться в путешественника во времени.
      Пальцы девушки сжали маленькую синюю книгу, которую ей дал Натаниэль Гамильтон. «О, деда, – с печальным вздохом подумала она, – как это случилось? Когда у тебя начали сдавать мозги?» Она отвернулась от портретов и осторожно повела деда к большим двустворчатым дверям. Двери были открыты, и яркое веселое апрельское солнце осветило мрачных деда и внучку, вышедших из дома.