Акула (№3) - Месть Акулы

— От кого?

— Что — от кого?

— Кто говорил об этом?

— Администраторы в «Ливне». В точности никто сказать не мог, но слухи ходили. Как и про то, что я с Мартыновой сплю. Я пытался её расспросить, намекал, что у меня есть точная информация и ей будет лучше признаться, но Анжелика только рассмеялась. Мне показалось, что она врёт, что подобные выступления имели место в действительности, но доказать этого я не мог.

— А что бы было, если бы удалось доказать?

— Сложный вопрос. С одной стороны, такие «халтуры» подрывают нашу репутацию. С другой — не выгонять же её! Попытался бы ещё раз поговорить, пристыдить, что ли, как-то… Не знаю! Иногда мне казалось, что лучше ничего не знать по этому поводу.

Волгину было заметно, что Андрею хочется спросить про сестру, про её отношение к приработкам на стороне, но по какой-то причине он сдерживается.

— Я не воспринял угрозу реально и не принял мер безопасности. Признаю свою вину. — Градский помолчал, склонив голову с чётким белым пробором.

— Когда возвращается Нина?

Феликс Платонович посмотрел на Акулова, задавшего этот вопрос, и усмехнулся:

— Будете проверять моё алиби?

— В первую очередь.

— Боюсь, что для этого вам придётся поехать в Грецию. Пятнадцатого декабря я лечу к Нине, перед Новым годом мы регистрируем брак. Я вернусь в феврале, она — не раньше будущего лета. В аэропорту мы были вдвоём, свою машину я ставил на обычную, неохраняемую стоянку. Документы у меня никто не проверял, я не ссорился с кассиршами и не падал в обморок, так что вряд ли кто-нибудь меня вспомнит. Но в связи с этим хочу сказать, что от смерти девушек мне никакой выгоды нет. Кажется, для раскрытия преступления надо понять мотив, которым руководствовался преступник? У меня не было никакой корысти их убивать. Сплошные убытки. В том числе похороны, которые, видимо, придётся оплачивать мне.

— Конкуренты? Кто-то ведь должен выиграть от того, что «Сюрприз» прекратил существование.

— Я думал об этом. Конечно, есть люди, которые желали нам зла, но до подобных методов никогда не доходило. Здесь не такие доходы, чтобы стоило нанимать киллера… Тем более, нет никаких гарантий, что я, например, стану приглашать на выступления в КВД или «Ливень» коллективы со стороны. Мне кажется, прежде чем стрелять в девчонок, должны были приехать ко мне, попытаться договориться. Но никто ко мне не приезжал, последнее время всё шло, как обычно.

— Проблемы с «крышей»?

Градский отрицательно покачал головой:

— Как таковой, её у нас просто нет. Безопасность клубов обеспечивает охранное предприятие «Шельф». Насколько мне известно, эта фирма существует давно и считается очень приличной. Все вопросы с бандитскими наездами разруливают они, но я даже не помню, когда в последний раз им приходилось этим заниматься. Кажется, года четыре назад было что-то такое, но проблему удалось решить мирно и быстро.

— Чего ж тогда Мартынову охраняли какие-то «Кентавры», а не профессионалы?

— Я же говорю, что мы восприняли ситуацию несколько легкомысленно.

— Феликс Платонович просто зажался, не захотел лишний раз тратиться, — пояснил Акулов напарнику так, словно Градский в кабинете отсутствовал. — Круглосуточный телохранитель для Анжелики встал бы ему в копеечку.

— Думаете, похороны обойдутся дешевле? — Фраза не содержала издёвки. Градский просто отмечал факт, возможно, ускользнувший от чужого внимания, и было видно, что мысль о предстоящих затратах пришла ему в голову не сейчас, что он давно всё обдумал и подсчитал. Может быть, в тот момент, когда ему сообщали о расстреле «Сюрприза».

Волгин подумал, что Акулов может не сдержаться, и поспешил изменить направление разговора:

— С конкурентами и «крышей» всё понятно. Потом, наверное, у нас возникнут новые вопросы, но для начала достаточно. Что вы можете сказать про Каролину?

Феликс Платонович кивнул, будто хотел дать понять: наконец-то занялись делом и бросили дурацкие вопросы.

— Мы обсуждали эту версию с вашим начальником.

— Какую версию?

— Сейчас объясню. Считаю, правда, своим долгом отметить, что лично мне она представляется довольно сомнительной, однако вам, конечно, виднее. Суть такова: немного закрепившись в нашем городе, Каролина «выписала» из родного посёлка своего парня. Некий Миша, фамилия мне неизвестна, её ровесник. Кажется, они учились в одном классе. Абсолютно пустой молодой человек! Приехал сюда и живёт за её счёт, как будто так и положено. Мало того, что Каролина оплачивала квартиру, которую они снимали, и покупала продукты, так он ещё заставлял одевать его и давать какие-то деньги на развлечения.

— Вам доводилось встречаться?

— Видел однажды. И очень много наслышан.

— Охарактеризуйте его поподробнее.

— Дело в том, что о нём совершенно нечего сказать. Довольно приятная внешность, и это его единственная положительная черта. Кропает какие-то вирши, бренчит на гитаре — как я понимаю, в ихнем посёлке многие этим грешили из-за отсутствия других развлечений.

— А конкурсы красоты?

— Его провели один раз и случайно. Кроме Каролины, принимали участие ещё восемь девушек. Победительнице в качестве приза выписали тысячу рублей, которую получить так и не удалось — там все давно живут натуральным хозяйством… Так вот, что касаемо этого Миши: непризнанный гений. На самом деле он, конечно, ничего не умеет, но сумел убедить и себя, и Каролину, что ему просто мешают пробиться. Дескать, истинный талант должен заниматься исключительно творчеством, а не продвижением своего товара на рынке; для такого рода толкотни у него слишком тонкая нервная организация, а потому он будет валяться на диване и ждать, пока появится добрый спонсор.

— Так ему «мешают пробиться», или он даже не пробовал этого сделать? — уточнил Волгин.

Градский развёл руки:

— Можете понимать это, как хотите, но его позиция именно такова. Однажды я поддался уговорам Каролины и согласился с ним побеседовать. Знаете, уже через десять минут я не знал, куда мне деваться, а пришлось терпеть больше часа. Абсолютно бесперспективная личность! Как в творческом, так и, боюсь, в широком жизненном плане. Я дал ему это понять предельно мягко, посоветовал больше работать над собой и учиться, но он, как мне кажется, затаил на меня злобу. Видимо, решил, что я один из тех, кто его затирает. Позже я слышал, что он делал попытки встретиться с другими продюсерами, но проку из этого не получилось. Кто-то из них даже обращался ко мне, спрашивал мнение, и я не стал кривить душой… В октябре Каролина пришла на репетицию с синяками на руках. Я поинтересовался, в чём дело, но она мне не ответила прямо. Тем не менее я догадался, что это сделал Миша. На моё предложение помочь она ответила категорическим отказом. Настаивать я, понятное дело, не стал. В конце концов, личная жизнь — это личная жизнь, лишь бы на работе не отражалось. Однако от Анжелики мне стало известно, что этот Миша на почве комплекса неполноценности стал выпивать, шляться по злачным местам, завёл знакомства среди подозрительных личностей и неоднократно распускал руки, поколачивая Каролину. Причина старая, как мир: работа. Ему, видите ли, стало неприятно, что она танцует в ночных заведениях. Он, видите ли, стал ревновать. Дело в том, что ни одного выступления «Сюрприза» Миша не видел, Каролина специально его, так сказать, отсекала. Была уверена, что ему не понравится. А кто-то из новых знакомых этого, так сказать, гения донёс, что во время выступлений иногда приходится раздеваться. Наплёл, наверное, и ещё каких-нибудь небылиц, вот Миша и взбеленился: ведь, насколько я понимаю, Каролина говорила ему, что у нас — нечто типа мюзик-холла, в котором фривольнее канкана ничего не бывает.

Феликс Платонович помолчал, готовясь, видимо, сообщить главное. Оперативники ждали, пауза слегка затянулась. Градский кивнул, выражая благодарность за то, что его не понукают, дают возможность собраться с мыслями и найти нужные выражения, и стал говорить, сперва не очень уверенно, словно пробуя ногой тонкий лёд. Постепенно темп речи убыстрился, приобрёл силу:

— Последние недели Миша вёл себя совершенно неадекватно. Каролина много раз плакала, однажды вдруг заявила, что хочет бросить выступления, подыскать себе другую работу. Насколько я понимаю, Михаил её банальным образом шантажировал, угрожал бросить, если она не сумеет подыскать себе пристойной работы. — Слово «пристойной» Градский произнёс так, словно ничего более благонравного и респектабельного, нежели танцы «Сюрприза», покойная Каролина найти б не смогла. — Она жаловалась Анжелике, с которой была довольна близка, что деньги не принесли счастья и, пока не слишком поздно, надо начать жизнь с чистого листа. Каролина боялась, что Михаил решится на что-то более страшное, чем скандал и, так сказать, развод. Когда я прямо спросил Каролину, почему она сама не хочет с ним расстаться, она мне ответила так: старая любовь не ржавеет.

— Что ты имел в виду под «более страшным»? — спросил Акулов.

— Я не удивлюсь, если у них дома хранится оружие…

Глава четвёртая

Обыск. — Поэт и жандармы. — Шурик погорячился. — Смертоносный «улов». — Денис Ермаков и супружеская неверность. — К делу подключаются частные детективы. — Волгин совершает мелкую кражу. — Акулов наезжает на Градского

На обыск отправились вчетвером. К «убойщикам» присоединились Катышев и оперуполномоченный Шура Сазонов, представлявший собой одну из самых ярких достопримечательностей Северного РУВД. Сазонов славился тем, что мог испакостить любое дело, которое ему поручали, — и не только мог, но и пакостил, совершенно не прилагая усилий для подобного результата. Нельзя сказать, что он был непроходимо глуп, ленив или необразован, нет. Всеми этими качествами он обладал, но в процентном выражении они не являлись в его характере доминирующими. Цитируя незабвенную фразу Виктора Черномырдина, Катышев однажды заметил про Шуру:

— Человек из народа! Каждый раз хочет сделать как лучше, а получается как всегда.

От неприятностей Шурика уберегали родственные связи — папа с мамой занимали высокие должности и не жалели усилий, чтобы оказать помощь отпрыску, когда он в очередной раз что-нибудь косорезил. Было несколько странно, что они, располагая возможностями, не пристроили сына на более спокойное и хлебное место, но прошло время, и к Шуре привыкли, относились к нему, как к деревенскому дурачку, который, в принципе, не сделает дурного, если ему не доверять спичек и не оставлять без присмотра. На место происшествия Шурик был вытащен стараниями дежурного Гунтерса, который полагал, что каши маслом не испортишь, и вызывал из дому всех, кто имел неосторожность лично ответить по телефону, вместо того, чтобы предупредить родных: если станут разыскивать со службы, я до понедельника уехал на дачу. Сазонов ответил не сам, подошла его мама, так что можно было безболезненно отвертеться от неурочного вызова, но Шурик добросовестно приехал и вертелся у всех под ногами, пока Катышев не взял его с собой. Бешеный Бык руководствовался принципом «Если нельзя пьянку предотвратить — её нужно возглавить» и посчитал за меньшее зло иметь Шурика под рукой и контролировать его действия, чем позволить проявить инициативу и потом расхлёбывать последствия, которые когда-нибудь окажутся таковы, что их запросто не расхлебаешь. Кроме того, кто-то ведь должен был заполнить протокол обыска, чего традиционно оперативники со стажем не очень-то любят и отбрыкиваются от такой писанины при первой возможности.

Тростинкину посадили в директорском кабинете допрашивать Градского, а на обыск пошли пешком, благо квартира, которую снимали Каролина и Миша, находилась в сотне метров от школы.

Пока шли, Катышев достал из кармана пластмассовую баночку с марихуаной:

— Серёга, ты был прав. Марь Ванна отобрала её у одного десятиклассника.

— А чего нам не позвонила?

— Пожалела парня. Говорит, он из хорошей семьи, прежде наркотиками не баловался. Да и нельзя ему сейчас влетать, он «на подписке» за квартирную кражу.

— Действительно добрый мальчик.

Катышев подозвал к себе отставшего Шурика. В штате РУВД Сазонов занимал должность опера группы по борьбе с преступлениями несовершеннолетних, так что случай с марихуаной касался его в первую очередь, но он в разговор не вникал. Шёл последним, вертел головой вправо-влево, подмигивал девушкам и рассматривал иномарки, припаркованные вдоль домов. Со стороны могло показаться, что Шурик приценивается, как бы ему половчее «дёрнуть» оставленную в тачке магнитолу, на самом же деле он просто любил красивые автомашины и проявлял к ним интерес при каждом удобном случае.

— Гляди, какая фигня. — Сазонов толкнул локтем Андрея, предлагая разделить восторг по поводу кузова новенькой «итальянки», но был вынужден отвлечься на зов ББ:

— Шурик, ко мне!

Волгин поморщился: непосредственность Бешеного в общении с подчинёнными иногда здорово раздражала, но Сазонов не был обидчив, пропустил мимо ушей издевательский тон шефа и весело подбежал:

— Да, шеф! Вызывали?

— Держи, тебе пригодится.

— Что это?

— «Травка». Данные парня я тебе потом скажу, не забудь мне только напомнить. — Катышев имел в виду десятиклассника, у которого директриса отобрала порцию дури. Волгин это понял. Сазонов, видимо, нет. Он бережно опустил банку в боковой карман мехового «пилота», тщательно затянул «молнию» и придал лицу такое серьёзное выражение, что сразу стал походить не на мелкого воришку-«магнитольщика», а на крутого угонщика импортных тачек.

Пришли. Даже не прикладывая к двери ухо, было понятно, что в квартире кто-то есть.

— Шурик, организуй понятых, — велел Катышев, протягивая руку к звонку.

Открыли моментально, даже раньше, чем в квартире стихли раскаты электрического гонга.

На пороге стоял парень в широких брюках и свитере. Выше среднего роста, хорошего телосложения, с лицом смазливым и несколько нервным, словно его обладатель давно ждал от жизни подвоха, хотя и привык вечно пользоваться халявными благами.

— Миша? — спросил ББ.

Парень кивнул, разглядывая визитёров. Дверь оставалась широко распахнутой, он только положил на её торец правую руку, намереваясь, видимо, захлопнуть, как только решит, что не желает общаться с пришедшими. Волгин мысленно пожелал ему этого не делать, представив, чем закончится единоборство Миши, вооружённого дверью, и Катышева. Дверь, может, и устоит. Михаил — вряд ли.

— Милиция, — представился ББ, одновременно показав удостоверение и шагнув через порог.

Мишина правая рука чуть-чуть напряглась.

Катышев широко улыбнулся.

Рука бессильно повисла.

Вслед за начальником вошли опера.

— Уголовный розыск, — уточнил Катышев.

Михаил побледнел.

И Волгин, и Акулов не отрывали взглядов от его лица. В такие минуты, бывает, становится ясно, виноват человек или нет.

Акулов и Волгин смотрели, но понять не могли.

Бледность Михаила достигла крайней степени.

— Что-то случилось с Принцессой? — спросил он севшим голосом, неожиданно для ментов складывая обе руки на своём горле.

— С ней что-то должно было случиться? — мягко и далее участливо осведомился Катышев. — Ты ждал беду?

— Счастье не продолжается вечно… — Михаил начал отступать в глубь коридора, продолжая держать руки так, будто собрался себя задушить. — Она жива?

— Нет.

Прямолинейность начальника не понравилась Волгину, хотя с точки зрения дела она и была обоснована.

Визуальный контроль над поведением Михаила по-прежнему не вносил ясности. Так мог вести себя и убийца, имитирующий «переживания», и непричастный человек, искренне переживающий страшную весть. Если бы хоть немного удалось понаблюдать за ним раньше, в прежние, спокойные дни, увидеть, как он общается с друзьями, посмотреть, каков он пьяный, как общается с любимой и торгуется на рынке, — тогда бы можно было сделать вывод.

— О-о-о… — Михаил обмяк, прислонился спиной к хлипким дверям кладовой, занимавшей нишу в стене, между кухней и комнатой.

Появился Сазонов с супружеской парой из соседней квартиры. Женщина была заметно старше мужа и выглядела властной, самоуверенной дамой даже в халате, тапках и бигуди. Низкорослый супруг походил на типичного подкаблучника. Дама была возмущена тем, что рядом с ней творятся тёмные дела, и с порога устремила на Михаила испепеляющий взор. Мужичок елозил взглядом по стенкам и мебели, больше радуясь возможности посмотреть на чужое бельё, поучаствовать в чём-то, что прежде видел только по «ящику».

— Здравствуйте, — приветствовал их Михаил голосом чахоточного больного.

Женщина ему не ответила, а мужичок нейтрально передёрнул плечами, как бы и здороваясь, и манкируя приличиями одновременно.

— Ну, приступим к делу, — сказал решительно Бешеный Бык.

Сазонов выудил из-под куртки прозрачную папку с бланками и чистой бумагой, отыскал нужное постановление и протянул его Михаилу:

— Вот здесь распишитесь.

Пришлось оторвать руки от горла. Пальцы не слушались, Михаил долго читал, часто моргая, а прочитав, покорно вздохнул:

— Ручку дайте, у меня нет. И зачем это нужно?

— Перед началом обыска предлагаю вам добровольно выдать находящиеся в квартире вещи, добытые заведомо преступным путём либо запрещённые к гражданскому обороту: наркотики, оружие… — произнёс Волгин ритуальную фразу.

— Какое здесь оружие? — Михаил поставил закорючку на нужной строчке бланка.

— Значит, ничего запретного у вас нет?

— Ищите. Что найдёте — все ваше.

— В квартире имеются вещи, не принадлежащие вам или Каролине Шажковой?

— Навалом. — Михаил указал на дверь в конце коридора. — Там хозяйка, когда уезжала, заперла своё барахло. Ключа у нас нет. А всё остальное — моё и Принцессы.

— Кроме мебели, — строго уточнила женщина-понятая, и Михаил кивнул:

— Конечно, мебель тоже не наша.

Начали с коридора. Катышев участия не принимал, стоял, заложив руки за спину, разглядывал поочерёдно то гравюру на стене, то Михаила, который, было похоже, хотел задать много вопросов, но сдерживался. Может, стеснялся соседей или не рассчитывал на откровенность ментов. А может, сам знал все ответы и боялся проколоться, ляпнув что-то такое, чего ему как будто бы знать ещё рано, то, что пока знать может только убийца. Стоял молча, бледный до синевы, подпирая спиной дверь кладовки. Острый кадык на его шее дёргался, губы тряслись, а рукам он так и не смог найти достойного места. Скрещивал их на груди, совал в карманы брюк, складывал на затылке, понуро опустив при этом голову, или принимал позу футболиста перед пенальти. Тяжёлый взгляд соседки он выдерживал в неподвижности меньше минуты, после чего всякий раз шумно вздыхал и менял позу.

«Похоже, парень не при делах, но о чём-то догадывается, — пришёл к выводу Волгин. — Может, и не знает, кто стрелял, но мысли о причинах убийства имеет»,

Вешалку заменяли оленьи рога, прибитые к стенке справа от входа. Акулов молча указал на короткое чёрное пальто, висевшее поверх женской шубки в чехле. На металлической полочке рядом с рогами лежали шапка-«формовка» из тёмного меха, вязаная шапочка и кепка. Присев на корточки, Акулов выбрал из ряда обуви мужские утеплённые ботинки, потрогал, перевернул. Кожа пятки и мыска была влажной, рисунок подошвы в общих чертах совпадал с тем, который остался на снегу возле дома Виктории.

— Ты сегодня куда-нибудь ходил? — спросил Андрей, выпрямляясь.

Михаил заметно промедлил с ответом:

— Час назад вернулся из магазина.

— Что покупал?

— Сигареты.

— Покажи.

— В кармане пальто. — Михаил скрестил руки на груди.

Акулов кивнул и достал пачку красного «Мальборо». Открыл, пересчитал:

— Одна, две, три… Восемь штук! Час назад, говоришь? Ты много куришь.

— А что, это запрещено?

— Врачи предупреждают…

— Минздрав докаркается.

Катышев усмехнулся:

— Готов поспорить, что и окурков мы не найдём. Может быть, пару штук, не больше.

— Меня раздражает их запах, и я стараюсь выбрасывать хабарики сразу.

— В окно?

— В унитаз. Топлю, как котят.

— Ну-ну… Зря ты, Миша, не хочешь с нами по-хорошему говорить.

— С какой стати я должен вам радоваться? Вломились в мой дом с плохими вестями, шарите по карманам…

— Зря, Миша. Потом пожалеешь.

В ванной комнате, туалете и кухне ничего интересного не нашлось. Акулов только отметил, что Каролина и Миша жили побогаче, чем Вика и… И неизвестно кто. А может, просто не считали своё жильё временным, вот и расходовали больше денег на обустройство быта. Проверяя догадку, он спросил:

— Надолго сняли квартиру?

— Заплатили за год вперёд. Хозяйка выехала в Германию на ПМЖ. — Показалось, что Михаил немного вздёрнул подбородок, словно хотел дать понять, что не одна Каролина платила, что и он вложил толику денег в семейное благополучие, — или же, догадываясь, что операм известно о его роли альфонса, пытался показать, что его такое положение дел не смущает, оправдываться он не собирается и насмешками на данную тему его не проймёшь, хоть ты тресни. Поэт выше толпы — следовательно, и альфонс выше ментов.

Сазонов заинтересовался кладовой, к дверям которой прилип Михаил.

— Разрешите…

— Пожалуйста, если вам так интересно. — Непризнанный гений освободил доступ в хранилище.

Кладовая имела размеры метр с четвертью на пятьдесят сантиметров и была жутко захламлена. На самодельных полках теснились коробки с тряпьём, плотно, как шпроты в банке, висела ношеная одежда всевозможных фасонов и размеров, от детской до взрослой, вышедшей из моды лет тридцать назад. Стояли три пары лыж, разломанные санки, радиола модели семидесятых годов, на полу — два фанерных чемодана и коробка с виниловыми пластинками.

— Здесь ничего нашего нет, — брезгливо заявил Михаил. — Кроме вот этого ватника. Я привёз его с родины.

Катышев потянул за рукав пятнистой куртки с нашивкой внутренних войск и лычками сержанта на погонах:

— Служил в армии?

— Делать мне больше нечего! Один приятель отдал.

— Никто в этом и не сомневался.

Михаил поджал губы, чувствуя в голосе Бешеного издёвку. Оставлять за ментом последнее слово поэт не хотел, подумал и не нашёл ничего лучшего, как снисходительно пояснить:

— От службы я отказался по моральным соображениям.

— Боишься брать в руки оружие?

— Я его ненавижу.

— Часом, военкомат не разыскивает? Может, ты в наш город для того и приехал, чтобы отсидеться?

Михаил сложил руки за спиной. Промолчал, не желая спорить с солдафоном.

— Значит, разыскивает. — Катышев удовлетворённо кивнул. — Теперь мы им поможем. Шурик, не сиди сиднем, работай!

Обыскивать тесную кладовую мог только один человек, другие бы только мешали, так что Акулов и Волгин отдали инициативу в руки Сазонова. Сергей хотел предложить одному из понятых пойти вместе с ним, чтобы не терять попусту времени и заняться комнатой, но отказался, рассудив, что шмон закутка займёт не так много времени. Лучше подождать, не рассредоточиваться по квартире и не распылять внимание гражданских лиц, чтобы потом, если удастся что-то найти, не давать адвокату лишнего козыря.

Сергей как в воду глядел.

— Интересно! — протянул Сазонов невинным голосом, извлекая из-под кучи старой одежды знакомую Волгину белую баночку. — Ну-ка, что там? Ага! Товарищи понятые, обратите внимание: сухое растительное вещество зелёного цвета с характерным пряным запахом.

Волгин обомлел. Впервые в жизни он оказался в такой ситуации и не знал, как поступить. Делать вид, что ничего не случилось? Дать Шурику в челюсть, отобрать банку и пинком прогнать за порог? Броситься с наручниками, скрутить и оформить изъятие марихуаны у своего заблудшего коллеги? Спокойным голосом, как ни в чём не бывало, объявить: «Александр, за неспортивное поведение твоё очко переходит зрительному залу. Убери „травку" обратно в карман и начинай искать честно»?

Волгин стоял молча, на лице переживания не отражались, оно оставалось профессионально бесстрастно, но рубашка к спине прилипла. Он посмотрел на Катышева, но начальник, казалось, впал в полный ступор и только через минуту, опомнившись, покачал головой и неуверенно произнёс:

— Может, это ещё и не марихуана.

— Экспертиза покажет, — согласился Сазонов, ловко обвязывая ниткой пакетик, в который он уже успел запаковать свою «находку». — Ну-с, посмотрим, что у нас дальше!

— Вы говорите, марихуана? — Странно, но Михаил не выглядел удивлённым. — Да, одно время Принцесса баловалась этой дрянью. Говорила, что в большом городе так положено. Но я отучил её от этого дела. Наверное, случайно завалялось…

Акулов, который не знал подоплёки происходящего, смотрел на поэта с таким презрением, что тот, почувствовав его взгляд, занервничал и шагнул в сторону. Правда, там спокойнее не стало, теперь он оказался слишком близко к соседке, которая, как и Андрей, своих чувств не скрывала.

ББ кашлянул, привлекая внимание Волгина. Выдержав паузу, чтобы их перемигивание не бросалось в глаза понятым, Сергей повернулся к начальнику. «Не торопись, потом разберёмся», — дал понять Катышев, и Волгин чуть заметно кивнул.

— Больше там ничего не должно быть, — заверил Михаил, когда Сазонов начал поднимать крышку одного из чемоданов, придавленного коробкой с дисками.

— Проверим! — весело отозвался Шурик, засовывая руку в образовавшуюся щель. — Оп-па! А ни хрена себе!

Сначала на свет появился обрез, завёрнутый в промасленную газету.

Мужчинка-понятой громко ойкнул и перекрестился, после чего зажал рот ладонью.

Вслед за обрезом Сазонов вытащил трёхгранный штык, завёрнутый в грязную десантную тельняшку.

Потом он достал картонно-жестяную банку от растворимого кофе советских времён.

Внутри банки перекатывалось что-то железное. Не требовалось сильно развитого воображения, чтобы понять — там патроны.

Волгин и Акулов с двух сторон придвинулись к Михаилу.

Он стоял, не дыша.

Сазонов, обломив ноготь, отковырнул крышку в верхней части банки, и на пол посыпалось её содержимое.

— Оружие, значитца, ненавидишь? — усмехнулся ББ, присаживаясь на корточки. — Так! Эти десять штук — для трёхлинейки, калибр 7,62 миллиметра. В аккурат к обрезу подойдут. А эти… Все, братец, ты приплыл! 6,35 миллиметра, типа «браунинг». Как раз для того ствола, из которого девчонок валили. Сергей Сергеич! Наденьте, пожалуйста, этому гон…ну наручники. По-моему, всё понятно.

В тишине, наступившей после слов Катышева, сухо щёлкнули железные «браслеты».

* * *

Денис Ермаков считал, что есть два вида супружеской неверности: пассивная и активная. С пассивной формой — знакомство, ужин и договорённость о более тесной встрече — было покончено неделю назад, и Денис намеревался приступить к активной стадии, когда ему позвонил Акулов.

Выслушав Андрея, Ермаков тут же спросил, чем он может помочь. Требовались люди для того, чтобы какое-то время присмотреть за квартирой Виктории.

— Скорее всего, никто туда больше не сунется, — высказал предположение Андрей, — но на всякий случай пусть поглядят, если несложно. Хорошо? А ночью мы поставим милицейскую засаду.

— Базара нет. Как Вика?

— Я только что звонил в больницу.

— И что?

— Пока идёт операция.

— Если понадобятся какие-то лекарства, сразу скажи. У меня есть выходы на серьёзных поставщиков. Получится дешевле, да и туфту голимую не впарят.

Выключив мобильник, Денис призадумался. Лучше всего было бы, взяв пару надёжных людей, отправиться к квартире самому. Из милицейского прошлого Ермаков вынес правило, которым постоянно руководствовался в своей новой работе: если нужно сделать что-то действительно важное, то надо это делать самостоятельно, а не перекладывать задачу на подчинённых. Тем более в воскресенье, когда люди настроились отдохнуть и меньше всего хотят менять свои планы.

Но делать как лучше не всегда хочется. Если бы Акулов попросил принять участие в задержании или хотя бы последить за убийцей, Ермаков стремглав помчался бы выручать друга. Активные действия всегда были его стихией. Но сидеть, ждать у моря погоды? К тому же нет гарантии, что кто-то в хату заявится, даже наоборот — практически наверняка ожидание не даст результата.

Семейная жизнь Ермакова вечно складывалась неудачно. В 13-м отделении, где он работал когда-то, это даже стало притчей во языцех. Два первых брака Дениса закончились скандальными разводами. Меньше года назад он сыграл третью свадьбу — и уже успел пожалеть о содеянном. Причины неудач, он был готов это признать, скрывались в нём самом. Ещё с отроческой поры он очень быстро загорался новыми чувствами — и столь же быстро охладевал к очередной пассии. Лицо, неделю назад казавшееся самым прекрасным, не вызывало теперь иных чувств, кроме скуки, а недостатки подруги, которые он в лучшую пору признавал милыми, до крайности раздражали. Казалось, что третий брак должен сложиться удачно, что порочный круг наконец разорвётся. Но сразу после медового месяца отношения стали неумолимо охлаждаться, никакие попытки Дениса исправить положения не могли, идиллия рухнула, пелена с глаз упала, и дело катилось к разводу. Посмотрев правде в лицо, Ермаков был вынужден констатировать, что дни совместной жизни сочтены, и если Новый год они ещё, может быть, встретят вместе, то День защитника Отечества ему придётся отмечать по-холостяцки.

Неделю назад он познакомился с новой девушкой, и коварное сердце в очередной раз шепнуло: «Вот оно, твоё счастье». Ермаков не сопротивлялся, по опыту зная, что это бесполезно. Отдался волнам, они его закрутили, укачали и вынесли к неизвестному берегу. Наступающий вечер должен был внести какую-то ясность, и Денис заблаговременно отправился на квартиру, снимаемую его детективным агентством для конспиративных встреч с осведомителями, чтобы навести там порядок к приезду потенциальной возлюбленной.

Если б задержание или хотя бы слежка! Тогда Ермаков, не раздумывая, сорвал бы перспективное свидание, даже не удосужившись оставить на двери записку для новой подруги. Но просто сидеть караулить запертое помещение? Выбор был сложен…

Чувствуя себя подлецом, Ермаков взялся за трубку.