Подари мне рай

      – Теперь уж не жалуйся мне на то, что зря не поехала с ними, – сказал дядя Лоренс, услышав вздох племянницы. – Боюсь, слишком поздно. И надеюсь, ты не ждешь, что я стану тебя развлекать, моя девочка. У меня куча бумажной работы!
      – Поверь, у меня нет никаких возражений, – ответила на это Мора, целуя дядю в лысую маковку.
      Дядя Лоренс посмотрел на нее одобрительно:
      – Лелеешь собственные планы?
      – Да.
      – Не включают ли они некоего молодого человека, который проживает поблизости? – многозначительно спросил он, когда Мора направилась к двери.
      Мора резко повернулась к дяде, и юбки ее взметнулись шелестящим вихрем.
      – Кого ты имеешь в виду, дядя?
      – Разумеется, Бартона-Паскаля. – У дяди лукаво блеснули глаза. – Говорил с ним вчера вечером в клубе. Кажется, он был чертовски рад тому, что ты не укатила в Дели с Даффи и Лидией. Ну, как ты считаешь, с чего бы он заговорил об этом?
      Щеки у Моры так и вспыхнули. Ясно, дядя Лоренс уверен, что Чарльз Бартон-Паскаль примется за ней ухаживать. Ясно также, что он это одобряет. Мора нахмурилась. Неужели Чарльз и вправду ухаживал за ней? Если не считать нескольких случайных взглядов и кое-каких неуместных замечаний, поведение мистера Бартона-Паскаля по отношению к ней было безупречным. Мора находила его вполне терпимым, разве что чересчур самодовольным, но чтобы он собирался преследовать ее своими ухаживаниями...
      – Представить себе не могу, с какой стати мистеру Бартону-Паскалю пришло бы в голову остановить свой выбор на мне, – заявила она.
      – Господи! В таком случае я бы сказал, что, видимо, он чересчур робок. Видишь ли, когда я начал ухаживать за твоей тетей...
      – Я не хочу, чтобы за мной ухаживал мистер Бартон-Паскаль, – перебила Мора, на этот раз уже более решительно.
      Дядя Лоренс сдвинул брови.
      – Я бы на твоем месте отнесся к этому иначе. Бхунапур – небольшой городок. Ты не найдешь другого мужчину с подобными качествами. Даффи он тоже нравится, я это знаю.
      Мора отвела в сторону свой безмятежный взор.
      – Да, дядя, мне это известно.
      Лицо у дяди Лоренса сразу прояснилось – он не любил споров.
      – Ты разберись получше в своих чувствах, а там поживем – увидим.
      – Я надеюсь, что один из нас это сделает, дядя Лоренс.
 
      У себя в комнате Мора мрачно объявила Мире:
      – Я хочу поехать верхом. Принесла бы ты мой костюм.
      Она говорила на хинди, потому что они с Мирой были одни, при других обстоятельствах Мора была вынуждена пользоваться только английским языком. Тетя Дафна самым решительным образом довела до ее сведения, что считается совершенно неприличным беседовать со слугами на их родном языке. Употребление «кухонного хинди» допустимо лишь в тех случаях, когда британская мэм-сахиб отдает прислуге какое-то приказание.
      – Но ты не ела второго завтрака, – запротестовала Мира.
      – Я не голодна.
      Мира принесла из гардеробной костюм для верховой езды, и Мора занялась им. Ее не оставляло тяжелое и неприятное чувство. Дядя Лоренс, разумеется, ошибся насчет Бартона-Паскаля! Однако по всему поведению дяди видно, что он вскоре ожидает предложения, а как опекун Моры вправе говорить от ее имени и решать за нее.
      К тому времени как Мора выехала легким галопом из ворот резиденции, выражение ее лица сделалось угрожающим.
      Лоренс Карлайон сам редко ездил верхом, зато очень гордился чистокровными лошадьми своей конюшни. На этот раз Мора выбрала для себя молодого длинноногого жеребчика, которому за его золотисто-рыжую масть дали кличку Фокс . Конь был свежим, и Мора слегка ослабила поводья, когда они выбрались за пределы главной улицы военного городка. Здесь не видно было никаких живых существ, кроме стайки темно-рыжих птичек, перепархивающих между травянистыми кочками. Где-то в зарослях колючих кикар вскрикнула куропатка, вдали залаял шакал.
      Как и всегда, открывшаяся Море красота Индии принесла успокоение душе. Даже заболоченные зеленые луга Норфолка, полные всякой водяной живности, не доставляли ей такой радости. Какая жалость, что она зря потратила все эти годы в Англии! И какая жалость, что всех детей, родившихся в Индии, в семилетнем возрасте отправляли на родину в соответствии с предписаниями справочника Берча «Воспитание и лечение детей в Индии» – книги, которая стала прямо-таки британской Библией. Ее автор поддерживал тайный страх каждой матери, опасавшейся, что ее отпрыск не доживет до юности в этой ужасной восточной стране.
      Улыбнувшись, Мора пригнулась в седле и пустила жеребца в полный галоп. Она никогда не сомневалась, что ее отправили в Англию без всякой необходимости. В отличие от Лидии и тети Дафны она не страдала от множества чисто индийских болезней типа тропической сыпи, дизентерии или лихорадки. Сравнительно легко Мора переносила жару, хотя сегодня из предосторожности надела на голову топи – тропический полотняный шлем, неотъемлемую часть униформы британцев в Индии. Шлем этот надежно защищал голову его обладателя от беспощадного восточного солнца.
      – Я слишком выносливая, чтобы заболеть или получить солнечный удар, – произнесла Мора вслух, негромко рассмеялась и почувствовала себя как нельзя лучше.
      Фокс замедлил аллюр, пробираясь по каменистому пересохшему руслу среди скалистых стен узкой теснины, заваленной камнями, но вскоре копыта его застучали ровной рысью по дороге, ведущей в Бхунапур. Впереди Мора видела неровные ряды городских крыш. Она не была на местном базаре с тех самых пор, как вместе с теткой и кузиной ездила туда выбирать мебель для резиденции, и теперь радовалась возможности провести несколько беспечных часов в толпе на базарной площади.
      Торговцы вежливо приветствовали ее, когда она, спешившись, стала бродить по проходам между прилавками. Они открыто выражали восхищение тем, что она обращается к ним на их родном языке и относится с уважением к их касте, чего не делало большинство белых людей.
      Наиболее говорливым оказался продавец фруктов, вступивший с Морой в долгий разговор, когда она остановилась возле его прилавка купить и очистить апельсин. Мохаммед Хаджи был спокойным маленьким человечком, под ногами у которого вертелись его многочисленные жены и дети. Поскольку то была семья правоверных мусульман, женщины на людях носили чадру – по восточному обычаю, который требовал, чтобы женские лица не видел ни один посторонний мужчина, – видеть разрешалось только близким родственникам.
      Все четыре женушки Мохаммеда Хаджи были толстыми и веселыми, их темные глаза так и сверкали в прорезях укрывающих лица густых вуалей, когда женщины смеялись, болтая с Морой. Их застенчивость сразу улетучилась, едва английская девушка заговорила с ними на их родном языке.
      – А ведь тебя преследуют, – неожиданно сообщила Море одна из них, Хамада, самая молодая и зоркая из четырех. – Расскажи нам. У тебя есть обожатель-сахиб в военном городке?
      Мора была озадачена.
      – Обожатель?
      Другие жены закивали, показывая пальцами куда-то в сторону; Мора повернула голову. Сахиба было легко заметить. Не только потому, что на нем был такой же топи, как у нее, но и потому, что ростом он сильно выделялся в толпе, сквозь которую прокладывал себе путь определенно в их направлении. Когда он подобрался ближе, Мора тотчас узнала Чарльза Бартона-Паскаля.
      – Черт подери! – выругалась она.
      – Что такое? – хором вопросили любопытные жены.
      – Ты права, этот сахиб последовал сюда за мной, – быстро заговорила Мора. – Но я вовсе не хочу с ним встречаться. Скажите, как мне лучше вернуться к моей лошади, чтобы сахиб меня не заметил?
      Жены быстро-быстро защебетали, советуясь друг с другом, а потом и с мужем. В одну секунду Мору спрятали за большой корзиной, в которой стояли свернутые в рулоны ковры.
      Мора вздернула голову. Она ни за что не позволит Чарльзу поймать ее, да еще притом, что уехала одна, без саиса, как здесь называли грумов. Тетя Дафна бесчисленное количество раз твердила ей, какой может выйти скандал, если девушку увидят верхом без сопровождения слуги, в обществе молодого холостяка!
      – Если ты пройдешь вон в те ворота, – предложил Мохаммед Хаджи, показывая на богато украшенные резьбой створки в дальнем углу базарной площади, – ты окажешься вскоре возле храма, рядом с которым оставила лошадь.
      – Но ведь ворота, разумеется, заперты, – с сомнением в голосе сказала Мора. – Как же я войду?
      . – Хозяин дома Валид Али – мой двоюродный брат, – успокоил ее Мохаммед Хаджи. – Скажи привратнику, что я велел тебя пропустить.
      Мора сердечно поблагодарила его. Сопровождаемая хихикающими женщинами, чьи развевающиеся чадры скрывали ее от посторонних глаз, Мора поспешила через площадь к воротам. Выслушав ее объяснение, привратник-чоукидар немедленно отворил калитку, и Мора вошла во двор.
      – О! – невольно воскликнула она, едва оглядевшись. Величина и красота сада были совершенно не видны с улицы. Очевидно, Валид Али необычайно богатый купец: на разбивку подобного сада, ажурные павильоны и журчащие фонтаны должно было уйти целое состояние. Оштукатуренный дом представлял собой настоящий дворец, выкрашенный в белый и розовый цвета и возвышавшийся на три этажа, а в некоторых местах и больше. Многочисленные башенки и балконы дополняли общий ансамбль, причем все балконы были оплетены вьющимися растениями, душистые и яркие цветы наполняли воздух тонким ароматом.
      – По этой дорожке, – с поклоном произнес чоукидар.
      Мора приподняла подол амазонки и последовала за привратником по ухоженной тропе, выложенной белыми камешками. Казалось, что шумная базарная площадь осталась где-то в тысяче миль отсюда. Лишь плеск воды в фонтанах и жужжание пчел нарушали золотой покой этого утра.
      Они миновали занан, женскую часть дворца. Уютные террасы были ограждены от нескромного взора ширмами, обтянутыми слегка трепещущим от ветерка цветным шелком.
      Настойчивый перезвон колокольчика вынудил сторожа остановиться. Он извинился и куда-то ускользнул в проход между цветущими кустами. Очень скоро он вернулся, поклонился и объяснил, что бегума Кушна, жена Валида Али, выглянув из окна, заметила Мору, узнала в ней ангрези мэм-сахиб по ее платью и очень хотела бы с ней познакомиться. Не будет ли мэм-сахиб любезна пройти вот сюда?
      Понимая, что отказать было бы крайне невежливо, Мора двинулась за чоукидаром к высокой арке входа. Здесь чоукидар остановился, так как обычай запрещал ему идти дальше. Закутанная в чадру служанка ввела Мору в занан, и девушка молча пошла за ней по натертому полу к узкой лестнице.
      Комната, в которую они вошли, оказалась очень длинной, мебели тут стояло немного. Стены завешены цветным шелком, мягко шелестящим от ветра и создающим впечатление прохлады и умиротворяющей красоты. Воздух напоен запахом сандалового дерева, откуда-то из отдаленных внутренних покоев дворца доносились звуки ситара, и чей-то приятный голос сопровождал мелодию.
      Бегума Кушна восседала на подушке возле арочных окон, выходящих в сад. Она была окутана сверкающим бирюзовым шелком, но верхняя часть лица оставалась открытой. Прекрасные черные глаза и блестящие, тоже черные, волосы принадлежали совсем молодой женщине – разве чуть старше Моры.
      Они обменялись любезностями, и бегума Кушна всплеснула своими изящными ручками в восторге от того, как хорошо гостья, девушка из племени ангрези, говорит на ее родном языке. Новость о приходе Моры быстро разлетелась по занану, и вскоре комната была полным-полна любопытствующих девиц, глазеющих ребятишек и хихикающих седовласых тетушек. Море протягивали совсем малых детей, чтобы она их погладила по головке, ее одежду смело ощупывали и всячески хвалили, и все пришли в особенный восторг, узнав, что она попала к ним в дом, скрываясь от нежеланного внимания страстно влюбленного сахиба. Кушна заявила, что женщинам занана вполне понятно желание на время уклониться от чересчур страстных мужчин.
      Все они, включая Мору, весело смеялись над этим. Принесли освежающие напитки и фрукты, и Мору просили рассказать о далекой Англии и ее жизни в суровых стенах Карлайон-Холла, столь же непостижимой для женщин занана, сколь непостижима жизнь Востока для британских мэм, приезжающих в Индию.
      Едва Мора кончила свой рассказ, как в комнате послышался ропот недоверчивого удивления. Море подумалось, что мусульманским женщинам Англия с ее ханжескими обычаями должна казаться очень странной. Этих девушек с малых лет учат искусству обольщения, и в ту пору, когда англичанки еще играют в куклы и носят панталончики с оборками, юные мусульманки отдаются мужчинам в прохладных комнатах занана.
      Эта мысль ее смущала не на шутку.
      Повернув голову к окну, Мора с удивлением обнаружила, какими короткими стали тени в саду. Она неохотно встала и поправила широкую юбку.
      – Мне пора уходить.
      – Подожди, маленькая сестра, – запротестовала бегума. – Сначала мы должны решить, как избавить тебя от нежеланного поклонника. Мы должны защитить тебя. Не только сегодня, а навсегда.
      – Отравить его, – предложил кто-то.
      – Это не путь для ангрези, – рассмеялась Мора.
      – Выйди замуж за другого, – сказала почтенная тетушка бегумы Кушны.
      – Я вообще не хочу выходить замуж, – объявила Мора, чем потрясла всех до крайности.
      – Но ведь должен быть кто-то, предназначенный тебе судьбой? – упорствовала Сита, младшая сестра бегумы Кушны.
      На мгновение перед глазами Моры с полной четкостью возникло лицо Росса Гамильтона: черные как вороново крыло волосы, правильные черты лица и такая необыкновенная улыбка.
      – Нет, – упрямо ответила она. – Никого нет.
      Когда стихли недоверчивые восклицания, Кушна подняла руку. Глаза ее горели возбуждением.
      – Я знаю! Я дам тебе Исмаил-хана!
      – Кто такой Исмаил-хан? – спросила Мора под гул всеобщего одобрения.
      Вместо ответа бегума хлопнула в ладоши. Через мгновение босоногая служанка преклонила перед ней колени. Произошел обмен несколькими словами, и служанка поспешила прочь. Улыбаясь, Кушна отвела Мору на террасу.
      – Посмотри туда, – сказала она.
      Мора глянула вниз, в садик, где в неглубоком пруду цвели лотосы, – именно туда указывал изящный пальчик Кушны. Там стоял человек-гора в белом одеянии и, сложив руки на груди, смотрел снизу вверх на женщин. На голове у него был пагри – небольшой тюрбан, завязанный по-афгански. Человек носил длинную бороду и был вооружен до зубов. У Моры сам собой открылся рот от великого изумления.
      – Это и есть Исмаил-хан?
      – Он самый, и я отдаю его тебе, – благодушно ответила Кушна. – Он патан из пограничного района Усафзаи и человек, верный своей соли . Я приказала, чтобы он не спускал с тебя глаз. С ним ты будешь в безопасности.
      – Хай-май! Я уверена в этом! – выдохнула Мора. Господи, как она может принять эту громадину в свои телохранители! Но отказом она, вероятно, оскорбит гостеприимную хозяйку дома.
      – Не бойся, – убеждала ее бегума. – В Индии телохранители – самое обычное дело. Мне сказали, что ты сюда приехала без саиса. Теперь он есть у тебя, и очень преданный.
      Подумав, немного, Мора поблагодарила ее. Кушна задержала руку Моры в своей и сказала:
      – Взамен я попрошу тебя об одной вещи.
      – О какой же?
      – Приезжай снова. Часто, – сверкнув черными глазами, ответила индианка.
      Мора обещала так и сделать, не только потому, что чувствовала себя обязанной, но прежде всего потому, что сама этого хотела. Она едва не рассмеялась от радости: как чудесно обзавестись подругой!
      – Приезжай поскорее, – почти потребовала Кушна. – Мы жаждем узнать, как твой нежеланный сахиб обойдется с Исмаил-ханом.
      Мора со смехом дала слово и десять минут спустя уже скакала назад в военный городок в сопровождении огромного бородатого патана, следовавшего за ней на почтительном расстоянии.
      Тени у подножия холмов удлинились; по дороге шли крестьяне со своими волами. Многие из них не скрывали интереса к стройной мэм-сахиб, следом за которой ехал верхом грозного вида патан. Мора с неким трепетом душевным размышляла о том, что ей скажет дядюшка.
      Оглянувшись, она увидела, что могучий патан вытащил из-за пояса длинный нож и с самым деловым видом орудует им как зубочисткой. Она прикусила нижнюю губу при мысли о непредсказуемости его поведения. Мора ничего не знала об афганцах, кроме того, что они первобытны и неуправляемы. Боже, что она натворила!
      Солнце уже опускалось к горизонту в молочно-оранжевом ореоле, когда наконец показались крепкие стены военного городка. Приветливый ветерок проносился по густой траве, а высоко над головой стаи водоплавающих птиц тянулись к местам своего обитания на дальнем озере – джхиле.
      Исмаил-хан что-то произнес. Мора увидела двух всадников, приближающихся к ним со стороны Сунда-гунджа, процветающей деревни примерно в шести милях отсюда. У обоих всадников поперек седел лежали ружья. Вскоре она узнала Росса Гамильтона и его верного слугу Гходу Лала.
      Мора застонала от досады. Руки непроизвольно натянули поводья, хотя скрываться от Росса и его слуги не имело никакого смысла: в городке все скоро узнают об Исмаил-хане.
      Распрямив плечи, Мора принудила себя поприветствовать Росса как можно спокойнее, когда он подъехал к ней:
      – Добрый день, капитан Гамильтон.
      Дорога была неширокая, и Росс оказался совсем рядом с Морой – так близко, что задел ногу девушки своей, обутой в сапог.
      – Мисс Адамс, – слегка поклонившись, вежливо ответил он, переводя вопросительный взгляд с Моры на Исмаил-хана и обратно. – Это ваш новый саис, мисс Адамс? Что-то не помню, чтобы я его видел в резиденции.
      Мора откашлялась и начала:
      – Да, понимаете ли...
      И в это самое мгновение из груды камней позади нее выскользнул питон. Он пересек колею перед копытами Фокса. Конь шарахнулся вбок, а Мора, довольно слабо державшая в руке поводья, пошатнулась в седле и едва не свалилась на землю.
      К счастью, Росс находился к ней достаточно близко, чтобы уберечь от падения. С молниеносной быстротой он подхватил ее обеими руками и посадил на своего коня. Мора испытала головокружительный миг пребывания в невесомости и не сразу осознала, что ее некрупный задик вполне интимно угнездился между бедер Росса.
      – Вам не больно? – резко спросил тот. Она в ответ лишь помотала головой, так как дыхание у нее перехватило и слова не шли с языка. Украдкой взглянув на Росса, Мора увидела его лицо совсем рядом, так что губы их едва не соприкасались. Она к тому же обнаружила, что пальцы ее самым неприличным образом вцепились в его рубашку на груди. Под пальцами Мора чувствовала сильное биение его сердца и в панике поспешила убрать руки, но не знала, куда их теперь девать. Она и Росс находились в такой тесной близости, что скрести она руки на груди или спрячь за спину, все равно они касались бы его тела.
      С тайным весельем Росс наблюдал смену бурных эмоций на лице девушки. На секунду он ощутил желание взять в ладонь ее дерзкий подбородок, посмотреть ей прямо в глаза и заверить, что ей нечего стыдиться. Ведь не по своей воле она уселась у него между ног в самой интимной из всех возможных позиций, которая, впрочем, не волновала ни его, ни ее.
      Или волновала? На Море была, как и положено мэм-сахиб, плотная широкая юбка для верховой езды, но даже сквозь нее Росс ощутил соблазнительную мягкость бедер девушки. Он заметил также, что очаровательные округлости ее грудей так близки к его собственной груди, – стоит самую чуточку податься вперед и коснешься их.
      – Я думаю... – начал он, но не успел сказать больше ничего.
      Исмаил-хан, очевидно, решив, что его хозяйка уже слишком много времени провела на коленях у этого странного сахиба, послал своего коня вперед и, наклонившись к парочке, коснулся острием кинжала челюсти Росса.
      Несколько секунд все трое молчали. Потом Росс произнес беспечно:
      – Мисс Адамс, вы не могли бы отослать своего саиса?
      Мора посмотрела на него широко раскрытыми глазами.
      – Боюсь, что не могу.
      – Вот как? А почему?
      – Я не знаю как. Он не говорит ни по-английски, ни на хинди.
      – Великолепно! Известно ли вам, на каком языке он изъясняется? – с коротким и осторожным смешком спросил Росс.
      – Наверное, на пушту.
      К счастью, Росс освоил этот язык, пока служил на северо-западной границе. Вежливо объяснив Исмаил-хану, что он не намеревался причинить вред его хозяйке, Росс одновременно ослабил давление колен и слегка отпустил поводья. Конь отступил и таким образом избавил хозяина от соприкосновения с опасным афганским кинжалом.
      Немного погодя и с явной неохотой Исмаил-хан спрятал оружие в складках своей одежды.
      Спешившись, Росс протянул руки, и Мора грациозно соскользнула в них. Как ей казалось, оба были недалеки от того, чтобы им перерезали глотки! Она бросила тревожный взгляд на Росса и была поражена тем, что он улыбается. И вспыхнула от злости.
      – Может, объясните мне, что вы тут находите смешного?
      – Ни за что, пока вы мне не скажете, где ваш дядя откопал этого волосатого дьявола.
      Его смех был настолько заразителен, что Мора расхохоталась тоже. Они долго стояли друг против друга и смеялись, а эхо в ближайшей теснине возвращало им веселые звонкие звуки.
      Нечто очень похожее на бурную радость кипело у Моры в сердце. Она никогда еще не видела Росса таким раскованным, таким приятным и таким неотразимо красивым.
      При этой мысли смех Моры внезапно оборвался. Что все это может означать? Росс Гамильтон не нужен ей ни в какой из своих ипостасей! Он всего лишь подчиненный ее дяди, и не более того. Она вздернула подбородок и окинула Гамильтона взглядом, выражающим превосходство.
      – Мне, пожалуй, пора. Дядя станет беспокоиться, если я не вернусь к обеду.
      – Само собой, – согласился Росс, но Мора догадалась, что он не только заметил перемену в ее настроении, но и понял ее причину.
      Как это ни возмутительно, однако причина эта кажется ему смешной – судя по тому, как он усмехался, когда отдавал Гходе Лалу приказание привести коня.
      Сжав губы, Мора уселась в седло, держась как можно прямее в ожидании, пока Росс отойдет в сторону, и делая вид, что она тут вообще одна.
      Росс не отошел. Он стоял, держась за стремя и пристально глядя на Мору.
      – Как давно у вас этот малый?
      – С тех пор как вы уехали, – солгала Мора, ей казалось, что было бы ошибкой рассказать Россу правду.
      – Надеюсь, он не причинит вам особых хлопот.
      Мора тряхнула головой:
      – Честное слово, капитан Гамильтон! Кажется, вы знаете меня достаточно хорошо, чтобы понимать, что я не испугаюсь своего саиса.
      – Уж поверьте, я в этом вполне убежден, – съязвил он с усмешкой.
      Мора вспыхнула, развернула коня и понеслась прочь. Но даже после того, как она въехала в ворота военного городка и увидела здание резиденции, ей казалось, что она слышит громкий смех Росса.
      Ей очень хотелось повернуть назад, догнать его и влепить ему пощечину.

Глава 6

      Как и опасалась Мора, появление Исмаил-хана вызвало в резиденции настоящий переполох. Дядя Лоренс не только возражал самым категорическим образом против присутствия в доме афганца, но при этом еще настойчиво спрашивал племянницу, на кой черт им надо нанимать за деньги проклятого дикаря.
      Далее, он не одобрял тот факт, что Мора подыскала саиса сама, не спрашивая разрешения и неизвестно где, – Мора мудро отказалась открыть, где именно она договорилась с ним. Дядя твердил, что надо было предоставить ему выбрать подходящего слугу для Моры из тех, кто уже работал в резиденции. Зачем приглашать какого-то там афганца?
      – Он должен немедленно убраться отсюда! – заявил дядя Лоренс, но в этом вопросе Мора и могучий патан проявили непоколебимую твердость.
      Мора не собиралась отсылать Исмаил-хана, а тот, в свою очередь, получил строгий приказ от бегумы Кушны и был намерен выполнять его неукоснительно.
      – Ну что ж, хорошо, – раздраженно произнес дядя Лоренс, смиряясь с непреложными фактами. – Но не смей держать его в доме. У нас тут слуг хватает с избытком. Я просто не представляю, что скажет твоя тетя, когда вернется.
      – Но где он будет жить? – спросила Мора, отгоняя от себя мысль о грядущих страданиях тети Дафны.
      – В конюшне.
      – Дядя Лоренс, ни в коем случае! – Мора была по-настоящему потрясена: патаны необыкновенно горды, и она даже вообразить не могла, что Исмаил-хану придется жить рядом с животными. Внезапно ее осенило: – Нельзя ли отвести ему биби-гурх?
      Это маленькое, всего из двух комнат, бунгало стояло в некотором отдалении от резиденции; в былые времена там обитали индийские любовницы бхунапурских резидентов.
      – Очень хорошо, – уступил дядя Лоренс. – Но тебе придется сказать слугам, чтобы они там убрали.
      Это распоряжение было встречено с неудовольствием, поскольку слугам-индусам пришлась не по душе новость о том, что среди них поселится правоверный мусульманин, да к тому же чужестранец. Каждому известно, полагали они, что земли за Гиндукушем населены безбожниками и что афганцы – народ невежественный и некультурный. Но слуги не смели выражать такие суждения вслух и даже боялись глянуть волосатому великану прямо в лицо. Хай-май, как это мисс-сахиб пришло в голову такое?
      Исмаил-хан знал об этих разговорах, но держался с полной невозмутимостью. Биби-гурх пришелся ему вполне по вкусу, а конь, подаренный бегумой Кушной, и того более. Охранять мисс-сахиб, чьи волосы были необыкновенного цвета, дело самое простое, не работа – игра, всего-то и нужно сопровождать хозяйку в ее верховых прогулках по равнине.
      Он не говорил по-английски, Мора не знала пушту, но они могли с грехом пополам объясняться на базарном хинди, который Исмаил-хан понимал. И так как Мора не смогла вразумительно разъяснить ему его обязанности, он сопровождал ее повсюду, в том числе, к ее вящему изумлению и смущению, вечером пошел вслед за ней в ванную комнату.
      Мора собиралась вымыть перед ужином руки и лицо и не знала, как повести себя в нелепой ситуации – то ли закричать, то ли расхохотаться. Исмаил-хан, ничуть не смущенный, опустил крышку сиденья того довольно примитивного устройства, которое заменяло в бхунапурском военном городке британский унитаз, и сел на эту крышку. Вытащив из ножен свой неизменный кинжал, он принялся чистить ногти, тихонько напевая какую-то афганскую песню.
      – Ва! – громко воскликнула Мира, минутой позже зайдя в ванную с чистым полотенцем для своей хозяйки.
      Изумленный взор служанки обратился на Мору.
      – Я не могу выдворить его отсюда, – смеясь объяснила та. – Он плохо понимает хинди.
      – Что за глупости! – фыркнула Мира и, повернувшись к патану, выпустила такой заряд быстрых слов, что Мора убедилась в способности Исмаил-хана понимать хинди куда лучше, чем он желал показать своей госпоже.
      В час ужина Мора направилась к своему месту за столом, но вдруг на мгновение замерла. Улыбка ее погасла. Росс Гамильтон расположился на соседнем стуле, и отблеск свечей подчеркивал угольно-черный цвет его волос. Он был еще в форменной одежде, но позволил себе снять жилет и расстегнуть воротник рубашки. Довольно большая часть загорелой груди, покрытой курчавыми черными волосами, была открыта. Мора покраснела и поскорее отвела глаза.
      Дядя Лоренс жестом предложил ей сесть.
      – Добрый вечер, дорогая. Надеюсь, ты не возражаешь против присутствия Росса. У нас еще есть дела, с которыми я предпочитаю разобраться до утра.
      Мора заверила его, что не возражает, хотя вряд ли явилась бы в столовую в старом платье и с растрепанными волосами, если бы знала, что увидит за столом Росса.
      Однако Росс не обратил внимания на беспорядок в ее наружности. Заметил ли он ее вообще, поскольку удостоил всего лишь коротким рассеянным кивком и снова повернулся к резиденту. Мора проглотила суп в полном молчании, в то время как мужчины вели разговор о местном талукдаре, богатом индийском землевладельце, которого жестоко оскорбили во время жаркого спора о продаже коня марионеточному правителю Бхунапура Насиру аль-Мирза-шаху.
      Слушая, Мора не могла не признать убедительными спокойные и веские доводы Росса в пользу того, чтобы британский резидент позволил обеим сторонам разобраться в их разногласиях без его вмешательства. Подход Росса к проблеме был настолько далек от европейского, что Мора начала понимать, как хорошо он изучил индийский образ мышления. Неудивительно, что он любит эту бурную, непостижимую страну так же, как она.
      Кхидматгары убрали тарелки из-под супа и внесли жаркое. Мора жадно втянула носом запах. Повар в резиденции был замечательный. Огромное серебряное блюдо поставили перед ее дядей и сняли крышку.
      – Боже милостивый! – воскликнул британский резидент.
      Мора вслед за дядей взглянула на блюдо. Она ахнула, увидев, что огромный кусок ростбифа возлежит на ложе из картофельного пюре невероятно яркого синего цвета.
      – Лала Дин! – воззвал Лоренс Карлайон, переходя на хинди. – Что это значит?
      – Это в честь королевы Виктории, – поспешил объяснить кхидматгар, раболепно кланяясь. – Новости из Белаит, из Англии. Говорят, что небо благословило королеву еще одним сыном.
      Дядя Лоренс выглядел совершенно сконфуженным, в то время как Мора и Росс разразились неудержимым смехом. Точно так, как смеялись недавно на дороге. Видимо, они оба вспомнили об этом, потому что одновременно взглянули друг на друга. Мора при этом почувствовала странное волнение.
      «Как это глупо, – подумала она. – Будто выпила слишком много вина, хотя на самом деле не пила ни капли». Смутилась и опустила глаза.
      Не успели разрезать мясо, как поведение Росса полностью переменилось. Не обращая на Мору никакого внимания, он продолжал спорить с ее дядей все о том же злополучном талукдаре, и тема эта не была оставлена даже после того, как были поданы пудинг и портвейн, а Мора, зевая от скуки, заявила, что хочет удалиться.
      Мужчины вежливо встали, хотя было ясно, что им по-прежнему не до нее. Росс хмуро пожелал Море доброй ночи, всем своим видом показывая, как ему досадно, что его перебили.
      Она могла бы вообще поужинать в одиночестве. Ох уж эти мужчины! Высоко подняв голову, Мора гордо выплыла из комнаты.